Текст книги "Уличный фонарь"
Автор книги: Александра Мороз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Уличный фонарь
Предисловие.
Помнишь ли ты как твое сердце первый раз разбилось ? Как не смог однажды вдохнуть воздух полной грудью, как боль сжала твои легкие и слезы выступили на глазах. Вспомнишь ли ты сейчас его лицо?
Первый удар всегда самый болезненный, самый непредсказуемый. Сердце не ожидает, не готово, не может подготовиться к такой боли. и тебе кажется, что следующего вдоха просто не будет, что сейчас твои легкие разорвутся, воздух больше не сможет проникать в твою кровь.
Твоего мира нет, всего о чем ты мечтал – нет.
Но сердце упрямая мышца, она делает рывок, и еще один, и еще. И ты понимаешь что несмотря ни на что ты живешь. Мир не рухнул вокруг тебя, не погрузился в руины. Твоя кровь также пульсирует по венам, с той же скоростью пронося яд боли под кожей. Ты вдыхаешь все тот же воздух, с примесью дыма и легким ароматом его волос. Ты даже можешь смотреть на него, не моргая, не роняя слез.
Но ты знаешь, что твое сердце разбито, и оно кровоточит, там, внутри. И единственное твое желание это вырвать его и оставить тут, в этот момент, в эту секунду, этому человеку, чтобы он остался первым и последним, кто смог сделать тебе настолько больно.
Глава 1. Июнь...
Если от нас ничего не осталось,
Тогда откуда эта страсть, что сжигает душу ночами?
Из-за кого?
Машина набирала скорость.
Ветер врывался в открытое окно и развивал мои волосы, они струились волнами по лицу, щекотали щеки, задевали солнечные очки.
Ветер уносил меня от всех проблем, от прошлого, от будущего, от того, что ждало меня сейчас. Впереди была только дорога освещенная бликами редких фонарных столбов и света фар.
Меня окружали запахи ночи, легкая прохлада с ароматом трав, листвы и гравия прорывалась в салон сквозь открытое окно. Ночь таила в себе то, что не хотел отдавать день. Она готова была раскрыть все секреты, все рассказать, успокоить мои чувства, но укромно ждала своего момента.
В пол оборота я видела его сосредоточенное лицо. Легкую щетину на подбородке, плотно сжатые губы. Красивый. Его злость уже не была такой горяч как раньше, но все еще ощущалась всполохами тепла в прохладном воздухе салона.
Он давил на газ приближая нас с каждым километром к выбранному пути.
От нашего будущего нас отделял путь в сотни миль молчания, миль наполненных ветрами и холодом и воспоминаниями.
Как я не старалась потерять свои мысли в этом ветре, больше всего на свете мне хотелось отвернувшись от окна, прильнуть к его плечу, к его щеке, стереть все следы нашего прошлого. Сказать, что я всегда буду любить лишь его, никогда, никто, не будет для меня значить так много, что я просто не могу больше оставаться без него.
Но “нас” не исправить, нельзя починить что-то настолько сломанное просто сказав, что хочешь этого. Наверное есть вещи которые и чинить даже не стоит.
Каждая минута этой ночи лишала меня последнего шанса начать этот разговор. Машина мчалась вперед по ночной автостраде, унося нас туда где мы были бы свободны от прошлого, свободны друг от друга.
Я попыталась изменить положение и несколько согнуть ногу, боль пронзала от самой ступни до колена. Я терпела насколько могла, нельзя показать слабость, не сейчас, не с ним. Вдох, выдох, еще вдох, еще примерно миль 100, это ведь не так много. Не так много как ты хотела с ним прожить. Это расстояние ты должна осилить.
Я чувствовала что он смотрит, видимо заметил, услышал мой тихий стон, но не подал виду.
Для него сейчас я существую просто как пассажир которого нужно доставить из пункта А в пункт Б. Как же мы дошли до этого. Как так может быть, что любовь всей твоей жизни становиться просто твоим конвоем в новую жизнь.
Без чувств, без сожалений, без намека на прощение.
За несколько лет до этого
Глава 2. Февраль
Кажется это был февраль, да, пожалуй февраль. Все перестали уже меланхолить после долгих праздников, но ощущения весны еще не было – зима не отпускала город, каждую ночь роняя температуру все ниже. Мне казалось что эта зима не закончиться никогда. Почему-то именно сейчас все переносилось особенно сложно – родители с их ожиданиями, университет с ненавистными предметами, парень, который последний год и не парень вроде.
Более выстудившей душу зимы у меня совершенно не оставалось сил даже на малейшие попытки борьбы, хотелось просто выйти на балкон и закричать, ото всего и на всех. Но мне предстояло осилить еще несколько глав ненавистных предметов, поэтому крик души откладывался на неопределенное время.
Не понимаю, как я вообще выбрала эту специальность, о чем думала в этот момент. Хотя кого я обманываю, в моей сознательной жизни, не было решений которые я принимала самостоятельно. Делать “как лучше”, “выбирать правильное направление”, не говорить лишнего, быть хорошей дочерью – стало своеобразной миссией, жертвой на благо. Быть «хорошей дочерью» скоро меня убьет, не иначе. Как я дошла до этого? Когда тебе 20 ты должен жить на всю катушку – гулять с парнями, творить безумства, радоваться каждому прожитому дню, а не проводить все вечера за книгами, стремясь получить высший балл по предметам которые тебе даже не нравятся.
Когда же я окончательно сдалась, уступила свою жизнь их плану?
После ее ухода из семьи, родители сделали меня своим – “Планом номер один”. Как будто и не было никогда еще одного, второго ребенка. Вся их жизнь сосредоточилась на мне и на цели сделать меня достойной быть звание – самой “лучшей дочери”. Дорогой вуз, лучшие репетиторы, самые престижные программы стажировок. Деньги – не важно, люди не важно, мое мнение, тем более, – не важно. Да и откуда оно у 18 летней девочки. Два года в режиме – "не огорчаем родителей”. Поэтому очередной субботний вечер дома, поэтому большая часть друзей даже не звонит – а зачем, если я все равно найду повод не прийти на встречу, в кино, в бар. К своему стыду, где-то глубоко в душе, я так отчаянно хотела быть тем самым “номером один”, что зачастую безропотно шла на все жертвы которые следовали за этим “титулом”.
Я не знаю чем эта ночь отличалась от других, что в ней было такого, что я в полночь сползла с дивана, и ушла в ванну и начала собираться.
Куда?
Не знаю, не думаю, что знала. Просто быстрый душ, пудра чтобы скрыть излишнюю бледность, румяна, тушь, любимые джинсы, рюкзак, главное не успеть передумать.
Мамин голос из спальни застал в тот момент когда я шнуровала кросовки.
– Лис, ты куда это ночью собралась?
– Женька заехала, я спущусь ненадолго, давно не виделись, не волнуйся.
– Но там ночь уже! Вы не можете завтра увидитесь?
– Не можем мам, я скоро.
Вышла. Дверь, замок, лестница, двор. Ночной воздух окутал и ворвался в голову как наркотик. Вдох, еще вдох, что же я творю, я же даже не позвонила никому, все друзья наверное где-то в клубах, барах, куда я пойду? Ночь, я стою одна в пустом дворе, в наспех надетой куртке и весенних кроссовках. Нужно вернуться домой, это глупо, я просто устала сидеть в четырех стенах, погулять действительно можно завтра. Сходим с Женей в кафе, как раз забегу купить себе новую часть любимой книги.
Нужно вернуться.
Мама наверное еще не спит, услышит что я пришла. Нет, не войду. Буду значит ходить одна вокруг дома, но не вернусь сейчас.
Нужно позвонить, если никто не сможет меня забрать, просто пойду в ближайший кинотеатр, ну не убьют же меня в собственном районе, надеюсь.
– Да не может быть, первый час ночи и мне звонит наша тихонечка, не спиться?? – услышать голос лучшей подруги после третьего гудка было невероятным облегчением.
– Жень, можно хоть иногда общаться и без сарказма, ты где?
– Вопрос на миллион, я допустим не дома за книжечкй, а что?
– Я слышу , что ты не дома, где ты? Можешь меня забрать?
– Что-то случилось? Лис, у тебя все хорошо? – Женя как никто могла переключать режим из беззаботной блондинки в заботливую наседку.
Да что ж такое, я не могу позвонить в выходной, чтоб не вызвать панику у друзей. Со мной явно что-то не так.
– Ничего, просто хочу выбраться отсюда, сейчас. Я на улице у подъезда. Если можешь, забери.
– Буду через минут 20, смотри не передумай рыжая.
Не передумаю, примерзну к этой лавочке, но не передумаю.
****
Я никогда не пыталась соревноваться с сестрой, никогда не чувствовала этого нашего соперничества. Сейчас, оглядываясь назад я понимаю что оно было и во многом в этом была не наша вина.
Лерка была старшей, как говорили – орошая разница, 4 года” ,все думали, что именно благодаря этой разницы мы станем очень близки, но мы не стали. Я всегда оставалось той, второй, девочкой.
Помню как мама когда то сказала, что красивыми могут быть только брюнетки, есть в них какая-то невероятная притягательность, то что делает человека именно “красивым”, а все остальные могут быть пожалуй симпотичными, “милыми”.
Я была “милой”, Лера была красавицей – зеленоглазая брюнетка, с кожей как алебастр, уверенная, смелая. Она была очень похоже на маму, те же глаза, та же уверенность, тот же взбалмошный взгляд зеленых глаз. Вокруг Леры еще с первых классов, крутилась толпа обожателей. Ей прощались любые капризы, а капризов у сестренки было немало и чем старше мы становились, тем более причудливые формы они обретали.
Не могу сказать что я чувствовала себе гадким утенком, нет, я всегда знала что я хорошенькая, что я любима. Просто я всегда была другой. Непонятного цвета волосы – золотисто-рыжие, с какими-то сумбурными пепельными прядям, непонятные глаза – иногда голубые, иногда зеленые.
Помню как примерно в классе пятом родителей вызвали к директору, потому что их малолетняя дочь покрасила волосы. К нам пришел новый завуч, и на первом же уроке выгнал меня из класса, отправив за родителями. Я проревела всю дорогу, но пожалуй это был один из немногих случаев когда я действительно чувствовала себя не такой как все, неправильной. Папа читал мне на ночь “Маленького принца” и называл своим полосатым лисенком. Он всегда знал что сказать, чтобы я засыпала счастливой.
***
Ты что рыжая, решила умереть молодой? Шапка где?
Голос подруги выдернул меня из воспоминаний и я поняла что действительно замерзла.
Забыла, не думала что твои 20 минут растянуться почти на час. Ты где застряла то?
Забирала важную часть вечера, вон сзади, полюбуйся – Женька махнула в сторону своей старой тойоты и я заметила, что из заднего окна торчат лакированные сапоги с вызывающими красными молниями. Самойлова, она же Танька, она же просто Тат – ну теперь понятно из-за кого я мерзла на лавочке лишние полчаса.
Где ты ее подобрала?
Вообще-то, она решила составить мне компанию на сегодняшний вечер еще до твоего звонка, поэтому пришлось сделать крюк на север и вытаскивать ее из какого-то хипстерского бара. Жуткий гадюшник, по моему она рассталась с этим своим новым мачо.
Максим?
Да кто ж успевает их запомнить. Давай в машину, выясним по дороге, что за кризис у нашей сумасбродной “Земфиры” и почему это ты наконец решила уделить внимание своим любимым подругам в субботнюю ночь.
Запах сандала и кожи, из динамиков до меня отчаянно пытался докричаться какой-то восточный парень со своей сердечной балладой, на улице начал падать снег, и в этот момент я понимала что улыбаюсь как дура. Как мало оказывается нужно, чтобы почувствовать себя счастливой. Любимые друзья, которые сорвуться ради тебя куда угодно и во сколько угодно. Не знаю чем я их заслужила.
Рыжая, ты что пила, и без меня? Ты же знаешь, тебе нельзя пить без меня, ты становиться сентиментальной и буйной!
Офф, прекрати нести чушь, я просто наслаждаюсь отсутствием стен вокруг меня, что, нельзя и порадоваться.
Да радуйся конечно, но меня пугает твоя улыбка, как у серийного убийцы, ну серьезно?
Поехали уже. Серийный убийца? Какой из меня убийца, кто мне постоянно повторяет, что я “просто очаровательно беспомощна”?
Вот, вот, все серийники такие. Я вчера как раз статью о таких читала.
О рыжих серийных убийцах. ростом 1.60?
Ага. которые сбегают ночью из дома, отрывают друзей от очаровательных парней в хороших барах и просят их возить по ночному городу. Лис, ты хоть обрисуй горизонты – бар, клуб, кофеек с мороженым? – Женька явно была в хорошем настроении, что к сожалению для окружающий выражалось в нескончаемом сарказме в их адрес.
Клуб.
Клуб? – ее светлая бровь взлетела вверх, как будто испытывая меня. – Уверена?
Уверена, клуб.
Как скажешь, незнакомая мне девица вселившаяся в мою невинную подругу. Есть у меня на примете одно местечко. Не говори потом, что я тебя не спрашивала.
Да, да, я уже все поняла. Я как затворница сижу дома, вас игнорирую, вы обижены. Но не нужно делать вид, что я в клубе ни разу не была, чем там можно меня удивить?
Ну этот уверена удивит. Не совсем типичное местечко, главное чтобы пустили туда с вами.
А что это с нами не так? – Тат протиснула свою кудрявую головку между нашими сиденьями и умилением ребенка уставилась на Женю.
Женщина, ты либо спи, либо молчи, мне сегодня с тобой приключений достаточно! Скажи спасибо что не выгрузила тебя на ближайшей остановке как ты и просила после своего бара увидев очередного красавчика.
А ты чего улыбаешься, рыжая? Навязала мне эту сумасшедшую в подруги, теперь мучаюсь!
Я действительно не могла перестать улыбаться видя смеющиеся глаза своих любимых друзей, слушая их глупые перепалки по которым так сильно скучала. Ночь уже полностью захватила город и предвкушение чего-то волшебного разливалось по коже мурашками адреналина.
***
Музыка врезалась в кровь, каждый бит как удар, как укол адреналина. В воздухе царил запах соли и дорогих духов, запах ожидания любви и дорогого алкоголя. Я понимала, что мне действительно хотелось забыться, отпустить все свои проблемы и потеряться в этом безумстве тел и звуков.
Я была пьяна, этим вечером, этим светом, этими звуками. Ноги гудели, около часа я не чувствовала мизинец на левой ноге, страшно представить что будет когда я доберусь до дома и сниму сапоги. Хотя мне больше стоило беспокоиться о том, что время давно перевалило за отметку в 4 утра, а мы еще находились за много километров до наших уютных кроватей. От предстоящего разговора с матерью по спине предательски побежал холодок.
Трусиха.
“Можно мне повторить, и побольше льда пожалуйста” – скользящие между диванами официантки смотрели на нас с уже нескрываемой ненавистью, как будто именно наша троица задерживала их на работе. Плевать. Сегодня я отдыхаю, и если протащиться 20 метров с очередным коктейлем для нее такой труд – пусть работу меняет.
Какой-то парень крутился рядом с Женькой весь вечер, даже симпатичный, жаль его, максимум что он получит за все свои комплименты, улыбочки и коктейли – это ее настоящий номер. Хотя я и в этом сомневаюсь.
Мне наконец принесли мою очередную “Отвертку”, в которой водки и льда становилось все больше а сока все меньше. Вкус был на редкость отвратительный. Было у меня подозрение, что бармен давно нас покинул, и коктейли мешали все те же недовольные жизнью официантки. Это многое бы объяснило.
Перекатывая кубик льда в бокале и откровенно засыпая под грохот какого-то супер-модного трека я подумала о том, как я буду вспоминать этот вечер через пару лет. Останется ли он каким-то важным событием как казался мне сейчас, или сотрется под грудом более значимых воспоминаний. Как наша память фильтрует события которые с нами на протяжении многих лет, и стирает то, что казалось нам самым важным буквально вчера?
Как по прошествии пары лет, отделить реальные воспоминания в своей голове, от того что память нам услужливо преподносить собирая вместе все рассказы которыми наполняют нашу голову окружающие люди?
Вот, когда тебе рассказывают, что лет в пять, например, ты в одиночку съел целую банку бабушкиного варенья и потом пол ночи мучался от боли в животе. Как понять, действительно ты помнишь вкус этой засахаренной клубники на своих губах, или же ты столько раз слышал эту историю, что твой мозг просто воссоздал эту ситуацию в мельчайших деталях.
Мне кажется, что я помню, как мы с сестрой в детстве ходили на каток. Хотя катком это назвать было слишком громко, это был обычный замерзший пруд в лесу, недалеко от бабушкиного дома. У меня были красные полусапожки, которые я так раскатала на льду, что в обычно жизни в них ходить было просто невозможно. Зато на льду они мне с лихвой заменяли коньки. Взрослые мальчишки утром играли на этом пруду в хоккей и разгребали нам пространство для вечерних маневров.
Примерно после пяти вечера к пруду стягивалась малышня, кто с мамами, а кто как и я со старшими братьями и сестрами. И мы катались, валялись в снегу у бортиков, делали невероятные па и плие, и падали, падали и падали. Почему-то в 4 года даже бесконечные падения в снег казались невероятно веселым развлечением.
Однажды, мы катались так до поздней ночи, часов до восьми как я сейчас думаю, и Лере стало со мной скучно. Она пыталась утащить меня домой, но я упиралась со всей своей детской упрямостью.
Помню красные сапожки и немного подтаявший лед под ногами, мои уже замерзшие пальцы и как мне хотелось там остаться. Этот лес и заснеженный пруд казались такими сказочными, и я казалась себе невероятно сказочной вместе с ними. Помню как Лерка злилась, как пару раз окликнула меня, а потом просто ушла.
Видимо все таки мои воспоминания об этом моменте, по большей части, были рассказами моих близких, из которых в итоге мой мозг собрал картинку того вечера. Ведь откуда я могла знать, что когда сестра вернулась домой одна, папа в панике допрашивал ее где Лиса, как она спокойно отвечала, что “сестра хотела покататься еще, вот и катаеться”. Наврятли я догадывалась как испугались родители, когда их четырехлетняя дочь не вернулась домой, и осталась совершенно одна, в лесу, на тающем льду.
Я помню только как папа забрал меня, я была мокрая, замерзшая и совершенно счастливая. Для меня эти два часа в одиночестве в запорошенном снегом пруду пронеслись как пару минут. Я не успела ни испугаться, ни толком понять что я совершенно одна. Всю дорогу до дома я болтала о том что когда я вырасту я буду невероятной фигуристкой.
Только спустя пару лет, слушая эту невероятно “смешную” историю раз за разом, я наконец поняла, что она оставила меня там, оставила совершенно осознанно, и ни разу не пожалела об этом.
***
