Текст книги "Изоморф. Вор"

Автор книги: Александра Лисина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Не знаю, правда, почему они раньше ничего подобного не делали, но, возможно, дело заключалось в том, что улишши были еще маленькими. И лишь когда немного окрепли, стали способны на такие невероятные вещи.

«Отлично, – довольно оскалился я и, распахнув объятия, сгреб малышню, для которой, наверное, стал чем-то вроде большой и теплой мамки. – Идите ко мне, мои хор-рошие. Никому вас не отдам. Ни за что. Даже Шэду».

* * *

Еще одно открытие мне довелось сделать всего через пару недель.

Той ночью я сидел на крыше одного из домов, следя за троицей мужиков, собравшихся у входа в очередной трактир. Ну, правильнее сказать, мне показалось, что это был трактир. Туда частенько приходили и уходили весьма неплохо одетые для данного района люди. Порой приезжали верховые. Туда-сюда сновали проворные мальчишки в аккуратно повязанных передниках а-ля средневековый официант. При этом никакой вывески на здании не было. Сам дом располагался довольно далеко от порта и оживленных улиц, а также от других питейных заведений, оккупируемых моряками и людьми попроще. Снаружи двор был обнесен крепким забором. А у ворот постоянно дежурило несколько амбалов.

Так вот, наблюдал я за ними уже не первый день. Прислушивался к чужой речи. Пытался идентифицировать слова, соотнести их с жестами, выражениями лиц аборигенов и прочими вещами, по которым можно было понять, о чем речь. К тому времени я успел запомнить, как звучат на местном наречии наиболее часто употребляемые слова, в том числе «бутылка», «рука», «лошадь», «баба» и «нож». Наслушался всевозможных ругательств, к сожалению, без расшифровки. Кое-что начал соображать в происходящем. И даже частенько поминаемую «бабу» идентифицировал – ею была скромно одетая, худая как палка и неизменно растрепанная женщина лет тридцати, регулярно выносившая из дома помойное ведро.

Трактир, кстати, пользовался популярностью. Но далеко не всякого гостя амбалы пропускали внутрь. Оказывается, присутствовал некий дресс-код, под который подвыпившие моряки, случайные прохожие и обычные забулдыги не попадали. Но что самое интересное, максимальная активность здесь начиналась ближе к полуночи. Так что, исходя из этого и некоторых других признаков, я сделал вывод, что собирались тут неблагонадежные граждане, которые были не только неплохо одеты, но и хорошо вооружены.

В тот вечер я как раз собирался познакомиться с ними поближе. А за одним из клиентов даже надумал проследить, однако мои планы были нарушены появлением неожиданного гостя.

То, что кто-то идет к воротам, я, естественно, видел, но, к сожалению, сумеречное зрение давало лишь общие характеристики объекта вроде роста и телосложения. Поэтому как следует гостя я рассмотрел лишь после того, как он вплотную приблизился к воротам. И только тогда увидел татуированную морду, распахнутое кожаное пальто, а под ним – матово поблескивающие, похожие на драконью чешую пластинки нагрудника.

Каратель…

Так вроде обзывал этих уродов Шэд?

Все это время я жил достаточно спокойно и почти о них не вспоминал. После первой облавы меня никто не тревожил, обыски в канализации и в окрестностях логова ни разу не проводились. По крайней мере, я не видел следов подозрительной активности, пока исследовал прилегающие территории. Такое впечатление, что обо мне забыли. И это было непонятно. Более того, приятно. Так что спустя несколько месяцев я успокоился.

А теперь выходит зря?

«Тише, тише, – проворчал я, когда взвившийся над головой хвост аж затрепетал от желания поскорее вонзиться чужаку в горло. – Нам ни к чему привлекать к себе внимание».

Хвост недовольно плюхнулся мне на плечо, и я искренне порадовался, что с такого расстояния до трактира ему при всем желании было не доплюнуть.

Каратель тем временем зашел во двор. Проигнорировав резко напрягшихся амбалов, огляделся. Зачем-то бросил взгляд на покатую крышу. Ненадолго зашел в дом. После чего так же молча вышел и, поддернув полу длинного пальто, направился к выходу, так никому и ничего не объяснив.

Я, разумеется, последовал за ним, стараясь ни на миг не выпускать мужика из виду. Крался поверху, бесшумно перепрыгивая с одной крыши на другую и недоумевая, на кой черт каратель нацепил на себя это дурацкое, откровенно мешающееся и наверняка тяжелое пальто. На улице было тепло. Даже слишком тепло для такой формы одежды. А у него еще и штаны были кожаными. И сапоги с высокими голенищами. Что за маскарад? К нему для полного комплекта не хватало только длиннющего, мешающегося при ходьбе меча или шпаги. Но вместо них на поясе у мужика имелись только короткие парные ножны для ножей. Ну и «бластер», при виде которого у меня аж зубы свело от злости.

Но что самое странное, этого товарища зачем-то потянуло прогуляться в трущобы. И я преследовал его до тех пор, пока нормальные дома не закончились, а вместо них по обе стороны улицы не потянулись замызганного вида халупы.

Любимого мной мягкого пружинящего материала на их крышах не было, поэтому, чуть поотстав, я спрыгнул на землю и продолжил преследование, стараясь держаться вблизи стен. Как я уже говорил, центрального освещения в этой части города не имелось, а лучины и лампы бедняки старались лишний раз не зажигать. Мне это было только на руку. А вот тот факт, что и каратель прекрасно ориентировался в темноте, несколько напрягал.

Самое же непонятное произошло, когда мужик прямо на ходу поднял правую руку и как-то по-особому крутанул кистью. При этом кожаный рукав задрался, показав краешек туго обхватывающего запястье металлического браслета с полукруглыми «шишками» на нем. А мгновением позже из одной такой «шишки» параллельно земле ударил ярко-синий луч, который всего через миг развернулся в полупрозрачный квадрат размерами примерно шесть на шесть метров и с приличной скоростью ринулся прочь, как утюгом пройдясь по пустынной улице.

Мне понадобилось целых три секунды, чтобы осознать несколько любопытных вещей.

Во-первых, квадрат передвигался в одном направлении – вперед, никуда не сворачивая. По отношению к дороге он находился строго вертикально. К карателю – анфас, а к домам, соответственно, в профиль.

Во-вторых, сквозь материальные предметы вроде стен, валяющегося там и сям мусора и даже сквозь одинокого прохожего эта полупрозрачная фигня прошла так, будто их не было. Этакая средневековая голограмма с мелкоячеистой структурой, подозрительно похожая на виртуальную сеть.

В-третьих, видел я эту штуку исключительно сумеречным зрением. И с учетом того, насколько она была похожа на алые нити в моем подвале и резко выбивалась из серо-зеленой гаммы всего остального мира, стало понятно, что и то и другое с высокой степенью вероятности являлось теми самими проявлениями магии, о которой говорил Шэд.

При этом, судя по тому, как внимательно смотрел по сторонам мужик, можно было предположить, что он что-то искал. И «сеть» ему в этом каким-то образом помогала. Но тогда, получается, он и ее видел? То есть сумеречное зрение доступно не мне одному?

Так. А это еще что такое?

«Сеть» неожиданно застопорилась возле одной из халуп и, засветившись гораздо ярче обычного, неожиданно схлопнулась, тесно облепив невесть откуда взявшееся препятствие. Халупа, к слову, оказалась нежилой – выбитые окна, отсутствующие крыша и дверь наглядно это подтверждали. Однако именно там сумеречное зрение подсветило бесформенный комок невесть откуда взявшейся в углу кляксы. И именно вокруг нее сгустилось сияние от «сети».

Видимо, я все-таки ошибся, предположив, что твари не выбираются на поверхность. Выбираются. Только, наверное, не всегда, а, скажем, в случаях, если популяция крыс в подземелье сокращалась до неприличных значений. Вот и эта вылезла. К счастью, одна, без подружек. И затаилась в полуразвалившейся сараюхе в надежде, что найдет чем поживиться.

Кляксе не повезло – рядом оказался каратель. Более того, «сеть» безошибочно отыскала голодную мерзость и ловко ее спеленала. И вот когда стало ясно, что синяя и зеленая метки совпали, я сообразил, что «сеть» – это не что иное, как поисковое заклинание, с помощью которого каратель мог видеть подобные кляксам сущности. И мужик немедленно это подтвердил, безошибочно направившись к нужному дому и прямо на ходу вынимая из кожаной петли на поясе «бластер».

Меня настолько заинтересовал процесс, что я даже рискнул подобраться поближе и высунул нос из-за угла, рассматривая штуку, которая едва не сделала меня инвалидом. Оружие карателя представляло собой короткую серебристую трубку сантиметра четыре в диаметре и примерно с полторы моих ладони в длину. На одном конце у нее имелось утолщение, которое вполне естественно легло в ладонь мужика. Затем до моего слуха донесся тихий щелчок. После чего с другого конца трубки тонким лучом выстрелила все та же белая хрень, которая с легкостью прошла сквозь дощатую стену и самым распрекрасным образом поджарила затаившуюся в углу кляксу!

Глядя на то, как извивается и бешено дергает щупальцами странная тварь, я как-то слишком уж живо представил, как она должна сейчас орать от боли, и почувствовал мерзкий холодок между лопатками.

Клякса тем временем обмякла и перестала трепыхаться. Бледно-зеленые прожилки в ее теле угасли. А когда это произошло, каратель выключил трубку, убрал ее обратно в петлю, после чего оглядел притихшую улицу, точнее, ту ее часть, откуда только что пришел, и, подняв правую руку, вновь активировал браслет.

Твою ж тещу!

При виде несущейся прямо на меня «сети» у меня аж живот свело от мысли, что вот сейчас все и закончится. Белая дрянь была опасна. От нее не только кляксы подыхали – мое тело, как выяснилось, тоже было к ней восприимчиво. Поэтому первым моим порывом было вскочить и со всех лап драпать отсюда, благо поисковое заклинание двигалось хоть и быстро, но не настолько, чтобы я не успел увернуться. Однако узкий проулок между двумя дряхлыми сараюшками, откуда я следил за карателем, заканчивался тупиком. Выскакивать на середину улицы, демонстрируя себя во всей красе, было глупо, а при попытке вскарабкаться на крышу и уйти по верху мужик точно меня заметил бы.

Поэтому я доверился инстинктам и вжался в землю, перестав не только двигаться, но и дышать. Неизменно сопровождающие меня улишши юркнули куда-то под пузо. И время ненадолго застыло.

Секунда…

Другая…

Третья…

Прикосновение заклинания оказалось похоже на щекотку, словно по спине и бокам прошлись гусиным перышком. Затем по чешуе пробежал такой же легкий холодок. Кожа мгновенно зазудела. Зубы зачесались. И в довершение всего, мне отчаянно захотелось чихнуть. Пришлось зажать нос обеими лапами, зажмуриться и с силой прикусить губу в надежде, что это поможет. И оно действительно помогло – чихать вскоре расхотелось. Но глаза я осмелился открыть лишь после того, как услышал медленно удаляющиеся шаги и понял, что поисковое заклинание облажалось.

Осторожно высунувшись из проулка и убедившись, что каратель действительно уходит, я перевел дух и решил больше судьбу не испытывать. Информация по-прежнему была нужна до зарезу, но не ценой собственной шкуры. Поэтому я дождался, пока мужик скроется из виду, только после этого выбрался наружу и рискнул посмотреть, во что же он превратил бедную кляксу.

Тварь и впрямь оказалась мертва – в доступном мне диапазоне она стала похожа на нещадно поеденную, жутковато обгоревшую подошву от ботинка. Однако когда я попытался коснуться ее лапой, то оказалось, что на том месте, где я совершенно четко видел обугленный трупик, в реальном мире ничего не определялось.

Я не шучу – угол оказался совершенно пуст, и моя лапа раз за разом проскакивала мимо тела. Тварь я при этом по-прежнему видел, совершенно точно знал, что она там есть, но ее оказалось невозможно ни поднять, ни подтащить поближе. Как если бы клякса на самом деле была нематериальной и вместо обычного трупа передо мной находился всего лишь призрак.

Это открытие настолько меня озадачило, что я даже когти в ход пустил, пытаясь добраться до дохлой твари. Повредил доски, на которых она лежала, разрыл землю, испортил стену, но так ничего и не добился.

Быть может, на этом все и закончилось бы, но в тот момент, когда я с досадой рыкнул, растревоженные моим поведением улишши буквально нырнули под подушечки моих лап и что-то сделали. Не знаю, что именно. Прилипли к ним. Присосались. Пришкварились. После этого я почувствовал, как куда-то проваливаюсь. Недоуменно уставился на собственные лапы, которые будто влипли в смолу. Хотел было дернуться, отпрыгнуть, но вместо этого действительно провалился. В ту самую серо-зеленую хмарь, которую раньше мог только видеть.

Глава 5

Ощущения после переноса остались более чем странные. Я был жив, неплохо себя чувствовал. Насколько мог видеть, никак не изменился внешне. И был вынужден признать, что в новой обстановке смотрюсь намного уместнее, чем раньше.

Что же касается окружающей действительности, то город остался все тем же, только приглушил краски и сменил цветовую гамму с обычной на серо-зеленую. Однако детали я по-прежнему хорошо различал, как если бы второе зрение теперь работало на постоянной основе и лишилось ограничений по расстоянию. К примеру, видел, что нахожусь в том же месте, посреди все той же жалкой лачуги, которая почему-то стала полупрозрачной и какой-то… ненастоящей, что ли? Если не сказать, что призрачной. Все запахи и звуки внезапно исчезли. Зато застывшая в углу клякса смотрелась гораздо реалистичнее, чем мгновение назад.

Потрогав ее лапой и увидев, как сдохшая мерзость безжизненно перекатилась по полу, я прошелся по халупе, ткнулся носом в дощатую стену и задумчиво отпрянул. М-да. Доски подо мной и впрямь стали нематериальными: мой нос прошел сквозь них без труда. Пол тоже пропал – мои лапы теперь утопали в нем, как в тумане, и упирались уже не в доски, а в землю под ними.

Чудеса.

Я озадаченно кашлянул и едва не подпрыгнул, услышав позади насмешливое:

– Ну наконец-то. Я уж думал, тебе опять придется подсказывать.

Стремительно обернувшись, я с подозрением воззрился на невесть откуда взявшегося Шэда.

– Это – изнанка, – как и прежде, считал мои мысли Шэд и демонстративным жестом обвел окруживший нас серо-зеленый, почти как в «Матрице», мир. Только пиктограмм, пожалуй, не хватало. – Это не самостоятельное образование. А всего лишь та часть реальности, которая не видна простым взором. Термин «подкладка» тебе о чем-нибудь говорит?

Я пренебрежительно фыркнул.

– Ну вот считай, что здесь то же самое: дома, дороги, камни на обочине… за исключением того, что живых в полном понимании слова ты здесь не встретишь, – невозмутимо кивнул собиратель и, выудив из воздуха подозрительно знакомую трость, демонстративно на нее оперся. – И вообще никакой органики не найдешь, потому что в этом мире она не приживается.

Кстати, сам он выглядел так же, как и раньше: тщательно отутюженные брюки, дорогой камзол, белоснежные кружавчики на манжетах… На контрасте с уныло-болотной действительностью смотрелось это, мягко говоря, странновато. Но особенно настораживал тот факт, что стопы собирателя абсолютно спокойно стояли на призрачном полу, тогда как для меня он оставался нематериальным.

– Так вот, изнанка, – как ни в чем не бывало продолжил Шэд, видя, что я не тороплюсь задавать вопросы. – Она действительно чем-то напоминает подкладку на пальто. Под нее можно забраться, если знать как и уметь это делать. Из нее можно так же незаметно выбраться на поверхность. Ее можно смять в кулаке. Порвать. Отпороть или, наоборот, крепко пришить. Но в общем и целом это свой маленький мир со своими законами. Ты меня слушаешь?

Я неохотно оторвался от изучения досок у него под ногами и кивнул: «Про изнанку понятно. Но раньше я ее только видел. А теперь мы стоим тут и спокойно разговариваем. Как это стало возможным?»

– Ты сам этого захотел, – едва заметно улыбнулся Шэд. – Попасть сюда можно несколькими способами, но ты, пожалуй, выбрал самый экстравагантный.

Он кивнул на выбравшихся у меня из-под лап улишшей, однако они, как ни странно, не торопились вернуться к… вероятно, хозяину? Вместо этого они снова превратились в черные «бурунчики», довольно-таки быстро сменили форму и, скопировав мой чешуйчато-хвостатый облик, демонстративно загородили меня собой.

– Очень мило, – фыркнул сборщик душ, ничуть этим не обеспокоившись. – Но глупо. Стоило так долго ждать, пока ваш приятель сумеет сюда забраться, лишь для того, чтобы делать какие-то гадости? Брысь, мелкие. Не то развею.

Я тихо заворчал: «Я тебе развею… а вы, малышня, место!»

Улишши, словно услышав, послушно юркнули мне под пузо. Однако форму не сменили, клычки не спрятали, так и продолжая скалиться на бывшего хозяина, будто и впрямь считали, что обязаны меня защищать.

Шэд от них только отмахнулся:

– Мелкие еще. Корми лучше, тогда, может, на что-нибудь и сгодятся. Кстати, имей в виду – прикармливать энергетических паразитов небезопасно. На твоем месте я бы больше никого не приручал.

«Тебе еще есть что сказать?»

Он усмехнулся:

– Ишь, смелый какой… пообвык, обжился, обнаглел, но в чем-то ты прав. В этом мире у меня есть немного больше времени, чтобы ответить на твои вопросы. Собственно, кроме таких, как ты, шайенов, попасть сюда не может ни одно живое существо. Меня к живым можно причислить лишь условно. А вот из нурров шайены получаются легче всего, поэтому отступники прямо-таки жаждут их заполучить, чтобы добывать с изнанки всякие вкусности. К примеру, улишшей, коренных обитателей этой части реальности. Или еще чего похуже… – Шэд выразительно покосился на мертвую кляксу. – Знаешь, что это такое?

«Какой-нибудь очередной паразит?»

– Хуже. Это то, что осталось от человеческой души. Которую сперва выкинули из тела, затем заставили пару десятилетий потомиться здесь, позволив превратиться в тупую, вечно голодную тварь.

С этими словами он ткнул кончиком трости в кляксу, и та с короткой вспышкой исчезла, оставив после себя четкий след, словно кто-то обвел место гибели твари жирной черной линией.

Я вопросительно уставился на Шэда.

«Если мне не изменяет память, забирать отлетевшие души – как раз твоя работа?»

– Само собой, – брезгливо отерев трость о землю, подтвердил собиратель. – А вырождение душ – тот неприятный процесс, которого я не должен был допускать ни при каких условиях.

«Но все же допустил?»

– Так получилось, – тяжело вздохнул Шэд. – Изнанка – моя, можно сказать, вотчина. Здесь я могу гораздо больше, чем в реальном мире. И это обусловлено тем, что только сборщики должны находить, забирать и провожать отлетевшие души к месту их последующего возрождения. Собственно, до определенного момента так и было. А потом кое-кто решил, что может вмешаться в процесс. Ставить нам условия. Торговаться за сроки своей и чужой жизни или смерти. Итогом этого вмешательства стало то, что ты сейчас видишь.

Я непонимающе нахмурился: «Что произошло?»

– В обычное время изнанка является естественным продолжением известной тебе реальности. Действительно, как подкладка у верхней одежды. При должном уходе она согревает, оберегает хозяина, а заодно прикрывает прилегающую реальность от разрывов. Но если целостность подкладки нарушить, скажем, слишком долго таскать в карманах острые предметы или умышленно их отдирать, то в разрывы начинает лезть наполнитель, который вскоре начнет мешать и оставаться клочьями на одежде.

Я окинул изнанку еще одним задумчивым взглядом.

Условно мертвый, как бы вывернутый наизнанку мир: ни деревьев, ни кустов, ни людей – вместо них его населяли души. Зато здесь в неизменном виде было сохранено то материальное, что имелось в обычном мире: камни, железки и то, что из них построено. Тогда как о дереве, животных и птичках я мог благополучно забыть.

– Верно, – подтвердил мою догадку сборщик душ. – Неживое служит связующей нитью между двумя мирами. Как стежки или швы, пронизывающие слои мироздания. Именно на них фиксируется барьер между мирами. И в том числе поэтому их сложнее разрушить.

«Какой был смысл нарушать связь реального мира с изнанкой?»

– Чтобы его поменьше навещали такие, как я, – невесело хмыкнул Шэд. – Несколько столетий назад группа магов решила, что собиратели этому миру не нужны. Что количество душ, которое в нем находится, должно оставаться неизменным. И что такие, как мы, незаконно вмешиваются в естественный ход вещей, по собственному усмотрению забирая тех, чей срок еще не пришел.

«А вы это делаете?»

– В исключительно редких случаях нам позволено распоряжаться чужим временем. Но это довольно хлопотно и крайне затратно.

«Хм, – озадаченно крякнул я, с недоверием рассматривая брюнета. – Вероятно, кто-то поверил, что вы забираете в рабство особо отличившихся… как ты тогда сказал? Сроком на целую вечность?»

Тот кивнул.

– Пока маги не знали о существовании изнанки, у нас не было проблем. Мы выполняли свою работу, не оповещая об этом верхний мир. Ведь внутри «подкладки» можно перемещаться, оставаясь незримым для обитателей другого слоя реальности…

«Ага. Так вот как ты оказываешься в нужном месте и так же быстро, а главное, незаметно умудряешься оттуда сваливать!»

Шэд покосился на меня с укором:

– Пребывание в реальном мире связано с большими затратами, поэтому я могу находиться там всего несколько минут. Чтобы забрать душу, этого хватает. Но после того, как связь изнанки с реальным миром начала разрушаться, нам стало сложнее туда проникнуть. Со временем разрывов стало так много, что на Ирнелле осталось всего несколько мест, откуда мы способны сюда проникнуть. Одно из них расположено здесь, в Гоаре – это столица королевства Архад. Второе – на другом краю света, в пустыне. А третье – в горах, неподалеку от гнездовий нурров.

«Так это твоими усилиями один из них оказался в столице?»

Сборщик душ едва заметно улыбнулся:

– Это был самый простой способ добыть нужное тело. Твой сосед был слаб, поэтому сородичи изгнали его из стаи. Оказавшись на поверхности, он не смог оказать сопротивления охотникам, которые занимаются отловом детенышей. Обычно стоимость такого зверя достигает нескольких сотен, а то и тысячу золотых. Однако твоего продали в столицу за бесценок: больной нурр почти непригоден к экспериментам. Его можно пустить только на органы, что в общем-то и собирались сделать.

«Тебе-то откуда знать? – снова прищурился я. – Хотя погоди… что-то мне подсказывает, что зверь мог быть не таким уж и слабым. А скажем, просто истощенным. К примеру, из-за того, что кто-то слегка не вовремя попытался изъять у него душу. Так?»

Шэд не отвел взгляда, когда я посмотрел на него прямо.

– Да.

Клац!

«Да хватит уже, – шикнул я на гневно взвившийся хвост. – Тебя, само собой, не спросили, желаешь ли ты стать жертвой эксперимента. Но я тоже не знал, что так получится. Поэтому давай без истерик, лады?»

Сосед все-таки не удержался – плюнул. Но не в Шэда, а в землю у него под ногами, после чего, успокоившись, улегся мне на плечо и больше в разговор не вмешивался.

«Шэд, так кто же на самом деле впихнул в это тело мою душу? – снова обратился я к сборщику. – Это твоя работа или же результат эксперимента убитого карателями мага?»

– Скажем так, благодаря моему вмешательству нурр был благополучно выловлен и доставлен в столицу. А тот маг просто ошибся с заклинанием, поэтому вместо того, чтобы убить зверя, открыл для меня его душу. Остальное было уже делом техники.

«А как же пожар? И откуда вообще об отступнике стало известно карателям?»

– Процесс создания шайена – дело хлопотное, – пожал плечами Шэд. – Во время подселения души изнанка реагирует очень бурно. Ведь, по сути, чтобы привести душу в верхний мир, нужно сделать новый разрыв в «подкладке».

Я нахмурился: «То есть карателей в лабораторию привело именно твое вмешательство?»

– Боюсь, что так.

«А почему вы не можете подлатать изнанку сами? Вы ведь достаточно могущественны, чтобы решать, кому жить, а кому умереть. Да вы, блин, по всем параметрам почти боги! Так почему было не починить то, что маги пытались испортить? Почему, в конце концов, вы не забрали души у них?»

Шэд помолчал, а затем произнес:

– Когда люди узнали, что в процессе перерождения душ участвуют посредники, это вызвало шок. Ведь раньше смерть и жизнь считались неприкосновенными, а возможность перерождения – неотъемлемым правом каждого человека. Когда же выяснилось, что это не так, то шок сменился страхом. А затем появилось и вполне естественное стремление защититься.

«Ты считаешь, для этого не было повода?»

– Каждый судит по себе, – криво улыбнулся сборщик душ. – Вот и люди решили, что мы не собиратели, а торговцы и имеем с этого какую-то выгоду. Ведь душа человека бесценна. И получается, что тот, кто властвует над ней, в действительности повелевает и всем остальным миром… даже больше, чем миром. К примеру, посмертием. Шансом на возрождение. Ведь одно дело – надеяться, что у тебя после смерти есть какое-то будущее, и совсем другое – знать, что твою душу заберет непонятный тип. А потом… кто знает, позволит ли он тебе жить или же навечно припрячет в пыльную кладовку?

Я медленно кивнул.

Да, звучало логично. Меня бы такое известие тоже, наверное, напугало, если бы я не был уверен, что в любом случае обречен.

– Это случилось давно, – продолжил Шэд. – В то время маги на Ирнелле были еще не слишком опытными. На изучение изнанки им потребовалось несколько столетий. И мы, возможно, упустили миг, когда знаний у людей появилось достаточно, а вот мудрости принять существующий порядок вещей – нет. Нам тогда казалось, что люди не способны вмешаться в то, что происходит с начала времен. И отчасти наша уверенность была оправданна – по законам этого мира ни одному смертному не дано преодолеть барьер в живом виде. Но они придумали другой способ от нас избавиться – начали разрушать саму основу… барьер… то, что делало два слоя реальности единым целым. И это лишило нас возможности приходить сюда так часто, как это было необходимо. На долгое время мы упустили контроль над ситуацией, – признался Шэд, отведя глаза. – Люди по-прежнему умирали, но теперь их души оставались на Ирнелле в неизменном виде. Перерождение – это своеобразный конвейер, у которого есть определенная производительность. Как турникет в метро. Души, которые успели попасть к нему первыми, быстрее всего возвращались обратно. Остальным же приходилось томиться в ожидании, когда откроется заветная дверка. Само собой, с годами очередь становилась все больше. Внутри ее начались волнения, споры и драки за место поближе к проходу. Кого-то в этих драках окончательно развоплощали. А кто-то, как эта самая клякса, решил, что жить можно даже здесь. Пусть за чужой счет, но все-таки жить. Можешь себе представить, во что превратилась изнанка всего за пару-тройку столетий?

Я невольно вспомнил кишащий кляксами подвал и поежился.

– Это ничтожная доля того, что тут расплодилось, – сообщил Шэд. – Самые слабые, молодые, уязвимые твари… а есть создания и пострашнее. Причем они еще не забыли, куда так стремились вернуться. И при любой возможности рвутся обратно, к свету, не понимая, что света их души больше не переживут.

«Гадость какая…»

– Но и это еще не все. После того как целостность барьера была нарушена, взамен между реальностью и изнанкой стали образовываться совершенно новые связи. Чаще всего это замкнутые карманы вроде того, где мы сейчас находимся. Но иногда появляются и полноценные перемычки. Неучтенные переходы. Преобразованные магией остатки старых швов, по которым, как по кротовьим норам, ползут с изнанки отчаявшиеся души. Светлых среди них, как ты понимаешь, немного. А темные за годы, проведенные здесь, научились лишь одному – убивать. И в реальном мире для них всегда найдется добыча.

Угу. Я хорошо помню убитую кляксой крысу.

– Плохо другое, – озабоченно нахмурился Шэд. – Каждая такая перемычка – это дополнительный надрыв в ткани реальности. Поняв, что создания изнанки опасны, люди нашли способ борьбы с ними. Научились не только видеть, но и воздействовать на наш мир. Они, безусловно, делают это в целях самозащиты, но делают неумело, коряво, даже не видя, не подозревая, что своими же руками разрушают оба слоя реальности. Усугубляя и без того серьезную проблему и доведя дело до того, что мы с некоторых пор вообще потеряли возможность сюда пробиться.

Я озадаченно поскреб когтем чешую на горле: «Так вы, получается, привратники? И одновременно ремонтники?»

– Санитары, – с невеселой усмешкой отозвался Шэд. – Но не те, что вяжут неугодных в смирительные рубашки. По роду занятий мы все-таки ближе к уборщикам. Чистим изнанку от грязных душ, стараемся побыстрее отпустить светлые. Следим за порядком. Сортируем народ в очереди. Предупреждаем перенаселение. И да, ремонтируем турникет, если он забарахлит.

«Ты сказал, что собиратели в какой-то момент потеряли возможность возвращаться… как же тогда смог ты?»

– Я, скажем так, контролер. У меня больше возможностей. Как и везде, когда обычные ремонтники не справляются, приходит пора вмешиваться начальству.

«Так вот почему ты спокойно гуляешь между мирами… – допетрил я. – Остальные, похоже, на это неспособны».

– Именно. Но в сложившихся обстоятельствах даже я не могу долго находиться на Ирнелле. Поврежденная изнанка выталкивает меня прочь. Отторгает как нечто чужеродное.

«И зачем тебе понадобился я?»

– Ты можешь восстановить старые связи, – спокойно сказал Шэд. – Шайены легко преодолевают барьер между мирами, не нарушая при этом его целостность. А любой мир – это в первую очередь живая система, которая всеми силами стремится себя сохранить. Когда ее пытаются разрушить, она вспоминает свое первоначальное состояние и все силы бросает на то, чтобы к нему вернуться. Применительно к тебе это означает, что, переходя с одного слоя реальности на другой, ты являешься этаким эталонным элементом, способным напомнить миру, как это должно происходить. Ты для него словно нитка с иголкой, которая с каждым стежком потихоньку латает разрывы. Конечно, на то, чтобы стал заметен результат, понадобится не один месяц и даже не один год. Но чем чаще ты будешь это делать, тем больше шансов, что этот мир уцелеет.

Я ненадолго завис, переваривая новую информацию, а потом вспомнил кое-что важное и кивнул на толкущуюся у меня под брюхом малышню: «А их ты тоже привел ко мне специально?»

– Они немного облегчат твою жизнь, – спокойно признал Шэд. – Это не так много для человека, который вынужден выживать в чужом мире в одиночку. Но это именно то, чем я могу тебе помочь.

«Что ж, и на том спасибо, – проворчал я, лапой отгребая улишшей в сторону. – Как мне отсюда выбраться?»