Текст книги "Влюбиться в своего мужа (СИ)"
Автор книги: Александра Ибис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
– Но её же приговорят к казни, если она заявится туда! – воскликнул Дирлих, выступив вперёд и затолкав меня себе за спину. – Разве можно доверить Червонной Королеве судить её? Линаина жестока и безумна!
Г усеница, совсем как леди Арсения, чей облик и приняла, лениво скользнула взглядом по моему мужу, всем своим видом давая понять, как её раздражают его возмущения и крики.
– Ты привёл свою люди ко мне за советом, Шляпник. И смеешь повышать на меня голос?
Она выдохнула ему в лицо чёрное дымное кольцо. Мой муж закашлялся, а мама слегка приподняла в улыбке уголки губ: в реальности широкую улыбку она позволяла себе лишь в том случае, когда шла чаровать и производить впечатление на глупых мужчин Адского двора. Взгляд Гусеницы обратился ко мне, и я зажмурила глаза и щипнула себя, что было силы, чуть ниже плеча: я так давно хотела увидеть маму и поговорить с ней, и вот я беседовала с той, кто имела её облик, но, как и в реальности, не считала меня своей дочерью. Больно, обидно, неприятно, но никаких больше слёз.
– Путь в Варкальню ваш лежит,
Туда, где вострый меч зарыт,
Туда, где правит Бармаглот,
И где народ спасенья ждёт.
Её голос, как колыбельная, мазнул по ушам. Он стал менее равнодушным и строгим, более мягким и ласковым, таким, каким леди Арсения общалась со мной в далёком детстве, тогда, когда я ещё даже не ходила, а лишь лежала на её руках и внимала сладкой речи.
– Это подсказка? – спросила я, поморгав. Внутри меня что – то подрагивало, словно я была клеткой, в которой заперли бабочек, которые отчаянно рвались на волю.
– Разумеется, – от ласкового напева в её голосе не осталось ни следа, он вновь был холоден, как снежный сугроб, в который случилось упасть в середине зимы. Она вдруг замерла, облачко дыма медленно выплыло из её приоткрытых губ. Сощурив змеиные глаза, Гусеница прогнулась назад и достала из-за спины колоду карт, которая подёргивалась в её руках, норовя полететь стайкой птиц.
– Протяни руку, – грубо попросила она.
Я послушно вытянула руку, в которую леди Арсения вложила колоду, сжала мои пальцы.
– Всякий раз, когда поблизости будут солдаты Червонной Королевы, из колоды будут вылетать карты нужной масти, – ровно объяснила Г усеница, глядя поверх моего плеча.
Я обернулась: белый кролик грыз пирожок, лесные заросли были зловеще темны и спокойны. Когда кролик начал стремительно увеличиваться в размерах, я вскрикнула, но Гусеница ухватила меня за подбородок и развернула к себе.
– Когда же вся колода придёт в буйство, как сейчас, это значит, что Время вас нагоняет, – чётко проговорила мама, глядя мне в глаза. – Оно уже близко, потому ешьте убольшинку, что оставил Белый Кролик, взбирайтесь на него и убегайте прочь. Вам всё равно необходимо прибыть в Варкальню быстро и будучи нормального роста. Найдите вострый меч, одолейте Бармаглота, потом снова выпейте уменьшинку, у Кролика она есть, и мчите в Червонный Замок. Предстаньте перед судом, и всё решится, Изира.
Она толкнула меня Дирлиху.
– Ешьте убольшинку, седлайте Кролика и неситесь в Варкальню! Быстрее! Время нагоняет!
Глава 6. Есть чудище такое – Бармаглот
Стремительный кроличий бег не предполагает времени для размышлений: остаётся лишь держаться за шерсть да надеяться, что не упадёшь. В переднике моего платья лежит карточная колода, которая часто вылетает наружу и, как песок, гонимый ветром, метит в мои глаза, вынуждая отцеплять руки от белой шерсти и прикрывать ими лицо. Это опасно, ведь разумный Белый Кролик, а не просто какое-то там животное, как выяснилось, в такие моменты ускоряется, ведь наша гонка – наперегонки со Временем, а колода – показатель его близости. Я же кое-как удерживаю равновесие, карты возвращаются в мой передник, и опять приходится держаться, пока всё не повторяется сначала.
Когда Кролик резко затормозил, я спрыгнула на землю и каждой мышцей своего тела ощутила усталость.
– Вот она, – выдохнул Дирлих. – Варкальня.
Под несуществующим словом, послужившим названием месту, скрывалась широкая и длинная, идеально овальная поляна, окружённая высокими деревьями почти без веток и листьев внизу, с большими, похожими на шляпки грибов кронами так далеко наверху, что добраться до них можно только на крыльях. Над поляной нависала луна, слишком много места занимавшая на небе для обычной и заливавшая весь травянистый овал молочным светом.
Мне в спину ткнулся огромный Кролик, и я обернулась к нему, зовя рукой за собой. Но он покачал головой и подтолкнул меня вперёд.
– Ты не пойдёшь? – беспокойно спросила я. Если где-то тут поблизости бродит чудовище, которое мне необходимо одолеть, то этот большой комок разумного меха мог бы быть очень полезен! А он бросает меня!
– Ты… будешь ждать здесь? – голос мой слегка надломился от нервов.
Кролик кивнул.
– Я пойду с вами, Пиковая Дама, – Дирлих взял меня за руку и прижал мою ладонь к тому месту на груди, за которым билось его сердце. – Я больше не дам вам остаться одной.
Единственное утешение в безумной магической нереальности – это Дир, который любит меня. И я смотрю на него и всё же допускаю в голову надежду, что я могу научить его любить себя так и в реальности. И сама научиться любить так, чтобы он видел меня, а не Лину. Но эти мысли так наивны и неуместны сейчас! Вместо них мне бы сосредоточиться на делах, которые нуждаются в выполнении, прежде чем я проснусь.
– Путь в Варкальню ваш лежит,
Туда, где вострый меч зарыт,
Туда, где правит Бармаглот,
И где народ спасенья ждёт.
Я повторила стихотворение-подсказку Гусеницы, не двигаясь с места.
– С Варкальней всё понятно, вот она перед нами, – начала рассуждать я, для быстроты мысли ходя туда-сюда, – с мечом, который зарыт, тоже, здесь поле, в поле может быть что-то зарыто, хотя не ясно, как, почти не имея времени, можно здесь всё перекопать. Но последние строчки мне не ясны! Предположим, Бармаглот удалился, но какой народ может быть в чистом поле, тем более, чего-то ждущий?
– Ходят легенды о Варкальне, – прокашлявшись, вступил со мной в диалог Дирлих. – Всяк ступивший – навеки сгнивший. Никто не возвращался из Варкальни, потому узнать о народе, Бармаглоте и востром мече мы сможем, лишь просто рискнув и войдя туда. Гусеница бы не направила нас по ложному следу, какой бы грубой ни была.
Мне бы этого мужского: просто пойдёмте и сдохнем! Если уж что я и понимала в этой жизни, так это то, что не стоит идти туда, куда народная молва говорит не идти, если ты не идиот. Но подсказка Гусеницы, её же слова, Чеширский Кот, к Гусенице направившись, Белый Кролик и Дирлих велели мне именно поступить, как идиотке. Пожалуй, у меня возникает всё больше вопросов к собственной голове.
Дирлих протянул мне руку, и я вложила свою побледневшую руку в его вспотевшую, выдававшую волнение ладонь. Мы в одну ногу шагнули в молочный лунный свет, под которым каждая травинка была чёткой и яркой.
Здесь было холоднее, чем в лесной половине, оставленной нами за спинами. Прохладный ветер пробирался под одежду, делал мои оголённые руки мертвенно бледными. Было тихо, лишь трава да высокие ножки полевых растений шуршали под подошвами и били по голеням. Мы уже почти дошли до середины поля, когда Дирлих споткнулся.
– Моя леди, не смотрите, – попытался прикрыть мне глаза муж, когда я к нему обернулась, но я была тоньше и изворотливее и сумела уклониться и посмотреть вниз. Там, среди травы и цветов спала обнажённая демоница, если по острым ушкам судить, и очень-очень походила на Соранну.
В моей голове как на рычаг кто нажал, и я отклонилась в противоположную от Дира сторону, раздвигая руками высокие тонкие стебли и глядя вниз, пока не наступила на руку нагого парня, так же спящего и даже не пошевелившегося, хотя подошва моего ботинка на его запястье должна была бы почувствоваться. Приглядевшись к его бледному, красивому, словно фарфоровому лицу, я отшатнулась, узнав Томара.
– Там, где народ спасенья ждёт! Вот они, Дир! – воскликнула я, поворачиваясь к мужу. – Народ…
Мужчина вдруг покачнулся, его каре-красные глаза помутнели, и я поспешила вперёд, надеясь успеть поймать, но он рухнул в траву прямо у моих ног. Я наклонилась к нему, и тут вокруг меня закружила бабочка со снежно-белыми крыльями, присаживаясь на указательный палец моей инстинктивно вытянутой правой руки. Деревья на противоположном тому, откуда мы пришли, конце поляны зашевелились, и из тьмы вдруг показалась крылатая и рогатая фигура, похожая на демона в боевой ипостаси. Она взлетела, чтобы быстрее сократить между нами расстояние, и тогда я увидела: у неё моё лицо.
«Одолейте Бармаглота», – велела нам с Дирлихом Гусеница. «Туда, где правит Бармаглот», – поведала стихотворная подсказка. «Всяк ступивший – навеки сгнивший», – передал мне чужие слова Дирлих. Из всего этого, как и из звучащего чудовищно имени, как и из того, что мне понадобится меч, носящий, как в старой доброй легенде, собственное имя, я сделала вывод, что, как и в легендах, я встречу монстра. А в итоге я повстречала…
– Это ты Бармаглот? – спросила я саму себя в боевом обличье, когда та приземлилась на травы предо мной. За чудовище такую меня принял бы только тот, кому ранее демона видеть не доводилось.
Я мельком глянула, не наступила ли она на Дирлиха, потерявшего сознание. Он был жив, я слышала его дыхание, едва ли не чувствовала его тепло, и это немного меня успокаивало, позволяя смотреть себе в лицо.
– Я – та, кем ты меня видишь, луноликая девочка, – ответила другая я. – Слышишь, вдалеке хрустнула веточка?
Даже прислушиваться не стала. Вместо этого постаралась призвать свою магию – и только для того, чтобы убедиться, что в магической нереальности привычные силы мне неподвластны.
– Ответь на вопрос, – как можно увереннее и жёстче попросила я, зная, что сама бы сразу накинулась на слабую и пугливую противницу. Если она – это я, то повременит нападать, чувствуя силу.
– Я – та, кого сладкий народ,
Решился прозвать Бармаглот.
Какие наглецы!
Не принимают помощь, глупцы!
Другая я, она же Бармаглот, злилась, сжимала руки в кулаки и снова разжимала. Бабочка, всё это время просидевшая на моём указательном пальце, слетела и приземлилась Бармаглоту на плечо. Она мигом успокоилась.
А я вспомнила, что у меня нет вострого меча или магии, чтобы её одолеть. И даже Дирлиха… нет. Только я сама. Наедине с собой…
– Какую помощь они не принимают?
– Ты хочешь узнать? – глядя на меня глазами невинного ребёнка, спросила другая я. Давно утерянный мной взгляд, потому внутри меня сделалась как-то холодно и тоскливо. – Хочешь мою помощь принять?
Она всегда говорит стихами? Что-то не замечала за реальной собой такой тяги. Впрочем, это хорошее напоминание, что все здесь – не те, кого я знаю, хотя и выглядят, как они. Но это… вероятно, должно что-то значить. Я подумаю об этом, если выживу. Обязательно подумаю.
– Расскажи мне, – попросила я, шаря глазами по земле. Если уж Бармаглот сама меня нашла, может, и меч, по справедливости, сам прыгнет в руки, блеснёт где-то рядом в траве?
Внезапно мои ноги подогнулись.
– Спасибо, что разрешила,
Чтобы твою волю сгубила, – улыбнулась возвышающая надо мной демоница с моим лицом моей привычной, ежедневной светской улыбкой.
В воздухе запахло грозой, и я успела уловить звуки грома, прежде чем их заглушил приятный, убаюкивающий, сладкий голос. Мой голос. Тот самый, которым я когда-то обольщала. Тот, коим надеялась завлечь Ансора. Тот, которым бросала ядовитые фраза в сторону Соранны и Дирлиха. Разве можно не доверять своему голосу?
– Спи, беспощадная бабочка,
Покажу тебе сладкие сны.
Я упала на траву, оказавшуюся мягче перин в супружеской спальне. Руки сами потянулись под голову, но я воспротивилась их движению. Но и Бармаглот не закончила свою песнь.
– Спи, моя злобная девочка,
Забудь про заботы земли.
Руки поддались её прихоти, и я уютно устроилась и прикрыла глаза. Под моими веками рисовалась чудная картина, и я зажмурилась, стараясь сосредоточиться на неприятных ощущениях.
– Спи, голубка бездушная,
В спокойный сон погрузись.
Её песня забирала всякую боль, даже столь малую, как боль от слишком плотно, с усилием закрытых глаз. Передо мной рисовался прекрасный летний сад, в котором цвели красные розы, в отдалении стоял столик для чаепития, за которым сидела моя мама, выглядящая как Гусеница, курила кальян и звала меня: «Изира, моя девочка».
– Спи же, моя непослушная,
Зачем проживать эту жизнь?
Зачем проживать эту жизнь? Во сне всегда тепло, а мама снова разговаривает со мной и любит, как, наверное, никогда не любила.
Заберу я всю боль и отчаяние,
Слезами омою вас всех,
Спокойно усни, окаянная,
И тогда я прощу тебе грех.
Простит грех? Но разве может кто – то простить мне мой грех, пусть и носит моё лицо?
– Какой грех? – сонно спросила я.
И вдруг увидела, что на чайном столике из белого мрамора блестит тонкий меч с рубином на серебряном эфесе. Нужно лишь перебежать лужайку и схватить его со стола. Меч. Меч. Меч!
Я рванула вперёд, к леди Арсении, но со всех сторон на меня вдруг налетели белые бабочки. Они облепили моё тело, скрыли под своими крыльями мои глаза, но… но то, что я вижу – лишь сон. Значит, я могу убрать бабочек прочь!
Когда я разогнала бабочек, то налетела на маму и упала, споткнувшись. Она разлетелась стайкой всё тех же белых бабочек, а я поспешила встать и схватить со стола меч. Мои пальцы покрылись землёй. И тогда я очнулась ото сна.
Моя рука впивалась в землю, где что – то блестело. Я уцепилась за это что-то покрепче и выдернула из грунта меч, словно он и не был зарыт, словно был иголкой, воткнутой в швейную подушечку. Прежде чем я успела увидеть, в какой части поля оказалась, и заметить Бармаглота, меня толкнули в спину.
– Спи, жестокое дитя,
Не нужна тебе игра.
Тебя одолею шутя,
Что с мечом, что без меча.
Её рифмы стали хуже: Бармаглот нервничала, и если, опять же, она хоть сколько-нибудь похожа на меня чем-то, кроме лица, то это показатель её страха.
Я встала, направив на неё меч.
– Не боюсь я Бармаглота,
Мне её прибить охота! – насмешливо протянула я.
Бармаглот совершила ошибку, растерявшись и угодив в мою ловушку. Вострый меч вонзился ей точно в сердце, и чудовище, как мама во сне, закричало и разлетелось стайкой белых бабочек. И тогда громыхавшие небеса порвались, выпуская вниз лавину дождя.
Глава 7. О беседе под дождём
Я сидела перед Дирлихом на коленях и ласково гладила его влажную от дождя щёку. Сон его был крепок и сладок, он чему-то улыбался и не просыпался ни от капель воды, ни от моих криков, ни от ударов по щекам. То же касалось спящих Соранны и Томара и, возможно, кого-то ещё, всё же народ – это обычно побольше, чем два-три демона.
Я не знала, что делать дальше. Бармаглот исчезла, вострый меч был найден и сейчас лежал рядом на траве, омываемый от грязи и белёсой крови дождевой водой, но народ не пробудился ото сна, в который другая я пыталась загнать и меня, но почему-то сразу не сумела, а после я дала отпор. Если вспомнить, то в словах Гусеницы не было наказа спасти тех, кого обнаружу в Варкальне, однако она велела нам, то есть двоим, мчать в Червонный Замок. Не могу же я отправиться одна… и не могу оставить мужа…
– Почему же не можете? – поинтересовался кто-то совсем рядом, а потом из воздуха, с другой стороны от Дирлиха и напротив меня, возник Денис в тёмно-синем костюме и чёрной рубашке. Я дёрнулась от неожиданности, но не более.
– Хорошо сочетаешься с пейзажем, – невесело заметила я, чувствуя себя слишком усталой, чтобы удивляться. В конце концов, это нереальность, даже если с неба вдруг посыплется рыба, я просто приму уже это как данность.
– Не могу того же сказать о вас, – усмехнулся сидевший на мокрой траве Чеширский Кот и протянул руку, чтобы коснуться кожи под моим правым глазом. Там, где он нарисовал красную бабочку. – Краска совсем потекла, волосы намокли, передник и ручки перепачканы в земле. Разве может дама так предстать перед двором?
Я подняла на него мрачный вопросительный взгляд.
– Вы теряете время, и Время вас нагоняет, моя прекрасная леди. Я успел побеседовать с Гусеницей. Не следует ли вам мчаться в Червонный Замок?
– Я не оставлю свой народ.
– Это ведь всего лишь сон, разве нет? – развёл руками Денис.
– Это мой сон, – подчеркнула я. – И здесь больно и страшно, как в реальности, – добавила уже тише. – Тебе известно, что у Бармаглота было моё лицо?
– Правда? – он удивился, но, как мне ясно виделось, деланно.
– Те, кого я знаю, предстают передо мной в таких странных образах, – я хмыкнула. – Но тот, в котором предстала я сама… Когда я поняла, что никто не просыпается, как бы ни старалась их разбудить, я села и задумалась, почему.
– Опасное это дело – думать, Пиковая Дама, – несмываемая даже дождём улыбка Чеширского Кота расширилась. – Так ведь можно до чего-то додуматься.
– Уже додумалась, – не глядя на Дениса, сказала я, проводя пальцами по щеке мужа, той их частью, что была относительно чистой. Печальная улыбка тронула губы: выводы, к которым я пришла, нельзя было назвать радующими меня. – В реальности Томар и Соранна настороженно ко мне относятся, по-прежнему считают едва ли не врагом. Меня это так злило и обижало, ведь я больше не давала повода в себе сомневаться, хотя и могу понять их, всё же покушение на жизнь той, кто всегда на глазах, трудно забыть. Но здесь я действительно предстала их врагом. И мне подумалось: раз уж здесь всё не просто так. разве я пыталась быть им другом? Как можно увидеть во мне друга, если почти все свои мысли я держу при себе? Быть может. мне следовало меньше думать о том, что все всё должны понимать сами, и больше о том, что слова нужны не только для красивых придворных колких реплик или демонстрации характера?
Моя слезинка смешалась с дождём и капнула на лицо Диру. И вода окрасилась в золотую пыльцу, и зажила своей жизнью, и заскользила Диру к губам.
– Вы на шаг ближе к спасению Карточного Королевства, – шёпот Чеширского Кота раздался прямо у меня над левым ухом. – Теперь вам действительно следует поспешить, моя сообразительная леди.
Когда я обернулась, Дениса за спиной уже не было. Не было его и напротив.
– Изи? – хриплым спросонья голосом спросил Дирлих. С улыбкой глядя на него я чувствовала, как пылает поцелованное Денисом ухо, и не могла сказать, что мне неприятно.
Глава 8. Наперегонки со Временем
Когда я протянула руку за стеклянной бутылочкой с уменьшинкой, лежащей у лапок снова маленького Белого Кролика, он прокусил мне руку. Я закричала и несколько капель рубиновой крови стекли с пальцев, пятная кроличью шёрстку, как краска холст.
– За что?! – воскликнула я, вытирая прокушенные пальцы об уже испачканный передник.
Волшебное нереальное чудо, умудрившееся прокусить два пальца одновременно, злобно зыркнуло на меня розовыми глазками.
– Намекаешь на то, что я задержалась? – спросила я, одарив его мрачным взглядом. – Кусать-то зачем?! Если мы так спешим, лучше бы помог, а не здесь дожидался, – пробурчала и оглянулась назад, выискивая Дирлиха. Мой муж выводил из Варкальни пробудившихся демонов и людей, которые спали слишком долго и теперь с трудом управлялись с собственными телами. Не у каждого получалось идти самостоятельно, а Дирлих, что здесь, что в реальности – истинный рыцарь.
– Только вот почему-то не тогда, когда нужен мне, – тихо заключила я, вновь потянувшись за лежащими на траве зельями для меня и мужа и прибирая их в карман передника.
– Извините, – ничуть не стыдясь своей наготы, босыми ногами приминала полевую траву Соранна. Её светло-каштановые волосы были распущены и прикрывали грудь. – Пиковая Дама, как я слышала, именно вас следует благодарить за наше спасение. От лица себя и своего друга Томара, – она кивнула себе за спину, где тот, кто в реальности является гвардейцем наследного принца, помогал девушкам в поле подняться и вёл их к противоположной нам части леса, – я благодарю вас за победу над Бармаглотом.
Она улыбнулась, той своей мальчишеской, приятной и заводной улыбкой, какую я нередко замечала, наблюдая за Ансором и его странной компанией со стороны. Демоны – мечтатели, которых я никогда не могла полностью понять, но, как бабочка, летела к самым красивым и ярким цветам.
– Это было… всё равно, что победить саму себя, – смущённая непривычной по отношению к себе улыбкой и благодарностью, криво усмехнулась я.
– Тогда я восхищена вами, – демоница одобрительно кивнула, лицо её казалось по – настоящему серьёзным. – Победить себя бывает очень трудно.
Соранна ни с того, ни с сего охнула и схватила меня за правую кисть.
– У вас кровь! – неодобрительно цокнула демоница. – Позволите мне излечить вас в знак благодарности?
Мне было неуютно находиться с ней, несмотря на умные мысли в моей голове, я подсознательно чувствовала или искала какой-то подвох в её словах. К примеру, тот факт, что мне недоступна моя магия в этой нереальности! Так почему же она вдруг должна оказаться целительницей в этом искривляющей действительность месте?
Однако, прежде чем я успела возразить, Соранна уже заживила прокушенные пальцы.
Мне оставалось только стыдливо покраснеть и поблагодарить её за помощь.
– Теперь мне следует пойти помочь остальным. Буду рада ещё свидеться с вами, Пиковая Дама, – девушка слегка поклонилась и развернулась, возвращаясь назад в поле. Дождь успокоился, тучи рассеялись, и лунный свет сделал её кожу почти прозрачной.
– И я тоже, – шепнула я для самой себя, но острое ушко Соранны как будто бы дёрнулось, уловив мои слова.
А потом грибообразные деревья вдруг зашатались, из чащи пахнуло могильной сыростью и розами. Кролик вспрыгнул мне на носки ботинок, напоминая, что необходимо спешить, а колода в кармане передника подпрыгнула, вот-вот намереваясь вылететь и тем самым обозначить, что наш преследователь близко, ужасно близко.
Почувствовав опасность и осознав не случайность резкой перемены в погоде, Дирлих покинул территорию поля столь же быстро, сколь вылетела бы пробка из бутылки с шампанским.
Я швырнула ему бутылёк, после одним глотком осушила свой сосуд, вновь становясь совсем крошкой. Белый Кролик наклонил голову позволяя взобраться на себя. Я как раз успела кое-как устроиться, когда Дирлих взобрался следом, и наш необычный «конь» рванул вдоль поля, которое теперь, наверное, перестанут называть странным страшноватым словом «Варкальня».
* * *
Колыбельная зазвучала где-то на третьем часу нашего стремительно бега. У меня затекли ноги, практически онемели пальцы рук, а лицо оказалось исцарапано в кровь игральными картами. Время уверенно гналось за нами по-нашему следу, наступая на пятки. В конечном итоге, Дирлиху пришлось изрезать колоду своим мечом, иначе от моего лица осталось бы лишь кровавое слепое месиво. Бумажные лоскутки осыпались дождём на наши головы, слились с шёрсткой Белого Кролика и стали бесполезны. Впрочем, мы и так знали, что Время рядом.
Мелодию колыбельной исполняли на скрипке. Мне лично никогда ни играли, ни пели эту песенку, но я слышала её в доме лорда и леди, к которым отец и мать однажды взяли меня на ужин, когда мне было десять. Это произошло вскоре после получения мною смертоносных заколок.
Дождь за окном непрерывно стучит.
Где-то малышка в кроватке не спит.
Бабочка на раме взмахнёт крылом -
Мы с тобою вдвоём здесь уснём.
Ветер деревья к земле наклонил.
Тучный враг луну заслонил.
Видит малышка сладкие сны:
Светом и радостью озарены.
Утром проснёшься – дождя уже нет.
Встретят луна тебя и звёздный свет,
Не бойся, малышка, головку склонить,
Чтобы поспать и мир осветить.
Тогда, шестнадцать лет назад, её пела лично леди Арсин их с лордом маленькой дочери. Голос у демоницы, возможно, был не самый лучший, но тогда я заслушалась. А потом, когда леди Арсин и моя мать вместе смеялись в гостиной, я пробралась в комнату пятилетней малышки и смотрела на неё непрерывно, испытывая зависть: моя мать перестала мне петь, едва я начала говорить.
Я достала из причёски заколку, сжала рубиновые камушки и почти занесла над спящей девочкой острую иглу. Но, прежде чем я успела это сделать, девчушка заплакала, и я стала неумело, по памяти, повторять колыбельную леди Арсин, чтобы её успокоить. Едва девочка успокоилась, я выскочила из спальни и спряталась в шкафу, смутно понимая, что чуть не совершила. Детская ревность и зависть бывают невероятно страшны.
Если тогда я испугалась саму себя, то сейчас, слыша, как ветер под мелодию скрипки доносит до меня то голос леди Арсин, то мой девчоночий, то голос моей матери, леди Арсении, то мой собственный, нынешний взрослый, меня пробрала дрожь животного страха. Будто вместе со смертельно опасным для нас с Дирлихом Временем меня решило преследовать собственное прошлое.
– Ты это слышишь? – мертвенно белыми пальцами держась за шерсть Кролика спросила я, повернувшись к Диру.
– Что слышу, моя леди? Вы о ветре? Не переживайте, мы почти на месте. И у вас вострый меч. Даже если оно нас нагонит, мы справимся.
Я грустно улыбнулась, предварительно отвернувшись от мужа. Ясно. Очередное испытание, которое я должна претерпевать одна. У меня уже зубы сводило от этих выходок кривого зеркала. Правда, в реальности я тоже всё делала почти всегда одна, за спиной других, и не строила из себя даму в беде. И не была ей на самом деле, как Линаина.
Кролик вдруг заверещал как резаный, и мы с Дирлихом слетели с его спинки, влетев в дерево. Наши маленькие тельца сползли по коре. Я поморщилась и застонала из-за ушиба.
– Моя леди, держите меч! – в отличие от меня, муж нашёл в себе силы вскочить на ноги быстро, словно его и не разорвало внутри на части от боли. – Быстрее, моя леди, прошу вас! Изира!
Но я… все те голоса, которые я слышала, вдруг запели колыбельную хором, скрипка как взбесилась. Проблема пятилетней давности всплыла наружу в самый неподходящий момент, оглушив меня, оставив тупо сидеть на земли у дерева, что для меня высотой с гору, и хвататься за голову. Громадный густой лес, уже обычный, без грибообразных деревьев, посерел, в ушах звенело.
По тропинке к нам целенаправленно двигался смерч. Полуслепую, оглушённую меня оторвало от земли и потащило в ветровую воронку. Вполне вероятно, что я оглушительно кричала, так как открывала рот, но собственного крика я не слышала.
* * *
Будь этот мир нормальным, я была бы уже мертва, причём, по выводам из слов Чеширского Кота, как здесь, так и в реальности, из-за того, что яблоня свихнулась. Но мир, порождённый золотым плодом и моей головой, являлся одним сплошным безумием. Следовательно, попав в ветреную воронку, я не налетела на деревья и камни, что забили бы меня до смерти на большой скорости, не оказалась на высоте, путь с которой был бы только вниз, чтобы шмякнуться о землю, будто обычный мешок с кровью и костями, не получила множество ударов электричеством. Вместо этого я очутилась в серой комнате, оглушённая и обессиленная.
Запоздало, но я всё же вытащила из-за пояса повязанного поверх платья передника вострый меч. В тот же миг, будто добытый в Варкальне клинок был не просто опасным оружием, но и обладателем целебных свойств, слух вернулся ко мне с неприятной кратковременной болью в ушах. Однако зрение не прояснилось. Моё окружение действительно было серым.
За спиной раздался какой-то звук, вроде лёгкого звона при столкновении донышка хрустального графина с хрустальной же поверхностью столика. Я резко обернулась, держа наготове вострый меч, но встретила лишь серую мебель, стены, пол и прочее. Никого живого я не увидела и шумно втянула носом воздух. В наступившей тишине звук оказался едва ли не колокольным звоном.
Я присмотрелась к окружению, и, хоть и думала, что меня уже ничто не удивит, с удивлением узнала в серой комнате отцовский кабинет в семейном поместье. Тот же огромный мраморный стол, а на нём те же обожаемые им масляные лампы, к которым я приблизила свободную от меча руку и ощутила тепло, те же стопки бумаг и то же кресло с высокой спинкой, как будто бы придающее роста тому, кто в нём сидит.
Стоило мне об этом подумать, как воздух у кресла стал более осязаемым, как загустел, превратился в тёмную, почти чёрную дымку, которая образовала очередную знакомую, но на этот раз самую опасную в моей жизни фигуру. В кресле сидел тот, кого я умела бояться. Тот, кто был умнее меня. Тот, кому я всегда проигрывала и из-за кого оказалась здесь.
– Отец, – кивнула я сидящему в кресле мужчине, наведя на него меч. Хотя у высокой фигуры из моего видения в ванной в доме Чеширского Кота оказалось папино лицо, а не циферблат, я всё равно узнала эти длинные руки, пальцы, которые, как кажется, вот-вот сомкнутся на шее, топор, который теперь отчётливо виднелся, прислонённый к креслу. Светлые волосы чуть выше плеч здешнего палача были распущены, тёмные глаза смотрели на меня в упор. С чисто отцовскими презрением и насмешкой.
– Будьте осторожнее со своей игрушкой, Пиковая Дама, – усмехнулось… усмехнулся Время, взяв со стола непонятно откуда взявшийся стакан с виски(я предположила, что виски, точно сказать было невозможно, ведь мир серый). – Так ведь можно и пораниться.
– Или поранить, – парировала я, нацепив на лицо самоуверенную улыбку. Я достаточно проявляла слабость перед отцом в реальности, здесь мне больше не следует позволять себе сию глупую роскошь. Если с кем-то проявлять слабость и можно, то не с ним.
– Считаете, что сможете убить существо с лицом вашего папочки? – Время залпом осушил свой стакан с виски и наполнил его из образовавшегося на мраморном столе хрустального графина.
– Вы осознаёте, что носите папино лицо? – сухо спросила я, хотя его осведомлённость мне совсем не нравилась. В отличие от всезнающего Дениса, Время играл не на моей стороне и не являлся относительно безобидным.
– Разумеется, глупая, я же Время, – отец одарил меня уничижительным взглядом. – Глядя на вас, всё больше понимаю, что правильно поступил, став палачом Червонной Королевы Линаины и покинув вас. И хотя моя бывшая жена Гусеница предпочла помочь вам, вы всё же оказались здесь, со мной. Обречены.
Хотя мне и было страшно, в то же время мне вдруг стало невыносимо смешно. До того смешно, что я не стала утруждаться и сдерживать смешки, один за другим срывающиеся с моих губ. Я опустила голову, чтобы демонстративно посмеяться в кулак, а когда подняла, на моих губах царила широкая улыбка, способная посоперничать с улыбкой Чеширского Кота.
– Это истерика? – важно уточнил Время.
– Это ирония, – насмешливо улыбаясь, сказала я.
Встретившись взглядом с тёмными глазами Времени, я вдруг отчётливо поняла, что хоть ему и известны мои воспоминания, ему неизвестно, каких действий и мыслей от меня можно ждать. От той меня, которую порождает это безумное Карточное Королевство. Соизволив пояснить существу с лицом отца свои слова, я отчётливо осознавала, что, наконец, одержу над отцом верх. Потому что он больше не знал, кто я есть на самом деле. А, значит, мне не следовало его страшиться.
