Текст книги "Бродячий пес (СИ)"
Автор книги: Александра Гром
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
ГЛАВА 4
Ночь поглотила липовую аллею. Лишь изредка проезжающие автомобили рвали светом фар тёмное нутро. Улица спала. Ярга выглядела неуместно в этом сонном царстве трепещущих теней и неясных силуэтов. Она бежала впереди, высоко подпрыгивая, хватала падающие листья на лету. Такая беспечная и беззаботная. Совсем ещё щенок… Щенок, который прекрасно видит во тьме. Лучше, чем какое-либо животное из существующих или когда-либо существовавших.
Свет, горящий в лавке, я заметил издали. Он путеводной звездой освещал путь домой, в не зависимости от того, где находился дом, и как он выглядел.
Ярга, наигравшись, шла рядом, тычась холодным, мокрым носом в ладонь, выпрашивала ласку. Теперь ламассу (1) могла быть ласковой. Теперь, когда служба оставлена, можно не думать о фатальных последствиях, к которым приводит проявление чувств. Ярга – не первая моя защитница, но последняя. У меня были и шеду (2). В совокупности я потерял шестерых.
Если бы не умерли они, погиб бы я. Однажды я понял, что больше не могу принимать, как должное гибель, своих хранителей. Это стало одной из причин, заставивших меня уйти. Одной, но не главной! Главная заключалась в том, что я не хотел потерять самого себя окончательно.
Каждый хранитель погибая, в обмен за свою жизнь уносил частицу моей души. Таким, каким я был, поступая на службу, мне не стать никогда, и не потому, что люди меняются со временем, а потому, что из меня извлечены чувства и эмоции. Первый хранитель забрал страх. Второй – гнев. Третий – жалость. Четвёртый – предвкушение. Пятый – надежду.
Ещё год назад в моей жизни было то, о чём я всегда втайне мечтал, – моя возлюбленная, Зуэн. Я не встречал девушки прекрасней, чем она. Мы познакомились в Лараке (3), в ювелирной лавке, принадлежащей её отцу. Уже пару месяцев спустя всё было готово к свадьбе, но внезапно город атаковали сотни лаббу (4) и мушхуш (5). Ларак перестал существовать.
Очнувшись, я долго не мог понять, где нахожусь. Глаза были открыты, но ничего не видели. Меня окружала абсолютная тьма. Единственное, что мне было доступно это чувства. Нет, не так! Мне было доступно чувство. Одно единственное. Казалось, моё сердце вырвали, а вместо него вложили кусок льда. Шестая лимассу забрала с собой любовь.
Когда уходит хранитель, мы, Воины, в каком бы из миров и времён не находились, всегда возвращаемся в родной. В моём случае – на Землю, а в тот момент – в Россию. И я вернулся. И снова тётя Лиза выходила меня, и снова попыталась привести в чувство. Надо ли говорить, что с последней задачей ей справиться не удалось?
Я потерял глаз и сердце, в определенном смысле, конечно. Когда-то мой отец сказал: «Сердце требует одной женщины, чувства – многих, тщеславие – всех» (6). Моей возлюбленной не стало. Не стало сердца, не стало и любви.
Пропустив Яргу вперед, я вошёл в лавку. В помещении оказалось темно. Фонарь над дверью освещал лишь небольшой клочок пространства. Я снял пальто и бросил на вешалку у входа. Естественно, пальто бухнулось мимо, пришлось подходить и вешать аккуратно. Потянувшись к плечикам, на причудливо изогнутых крючках, я заметил смутно знакомую голубую куртку.
До плечиков дело не дошло. Я повесил пальто на первый попавшийся под руку крючок и обернулся, чтобы осмотреть комнату. Мне катастрофически не хватало боевого транса: без него я не мог видеть в темноте, как Ярга. Зато Ярга уже нашла нашу гостью. Это я понял, приметив серый силуэт у кушетки рядом с камином. Собака еле слышно поскуливала, а её хвост глухо и ритмично стучал по ковру, выбивая дружественный мотив.
Я подошел к столу и зажёг настольную лампу. Да, на кушетке, свернувшись калачиком, лежала Рада. Её бледное лицо ярко контрастировало с тёмными волосами и одеждой неопределённого, но тоже тёмного цвета.
Ярге надоело ждать. Она сунула свой нос к лицу девушки и, видимо, задела её, потому что та открыла глаза и часто-часто заморгала. Не иначе как, приняв спросонья мою ламассу за чудовище, Рада подтянула к себе ноги, сгруппировалась и забилась в угол между подлокотником и спинкой. Схватив бархатную подушку, на которой спала, она закрылась ей, как щитом.
Ярга обидевшись на такое приветствие, повернула свою голову ко мне, ожидая участия.
– Доброй ночи, – сказал я и с изрядной долей иронии поставил в известность пугливую гостью: – Собака уже ужинала.
– Доброй, – отозвалась Рада чуть сиплым голосом, в котором не было слышно ни намёка на облегчение или улыбку. – Елизавете Петровне стало нехорошо. Я отвела её наверх. Я подумала: неправильно оставлять женщину одну, да и лавка открыта…
Сам не знаю почему, но мне было неприятно слышать эти слова, да ещё произнесённые так быстро и сбивчиво. Я не видел нужды в её оправданиях.
Зато стало ясно, почему моя шутка, – к ним я, кстати, прибегаю, нечасто, – оказалась без ответа.
– Спасибо за заботу, – ответил я, стараясь, чтобы собеседница не почувствовала недовольство в интонации. – Я вызову вам такси.
А ещё завтра отправлю букет и коробку конфет. В знак благодарности – ничего больше!
Рада перевела взгляд на Яргу, потом снова обратилась ко мне.
– Вы серьезно? – мне показалась, будто она ошеломлена моим предложением. – Собираетесь отправить меня домой ночью?
– Вы желаете остаться здесь? – теперь мой голос звучал надменно. – Могу предложить вам только эту кушетку. Свободных спален нет.
– До вашего прихода я вполне уютно себя чувствовала на кушетке.
Мне показалось, или в её голосе прозвучал упрек? В этом стоило разобраться.
Я занял кресло напротив кушетки. На кофейном столике, в пределах досягаемости нашёлся штоф с коньяком и пара стаканов. Плеснув себе немного, я сделал глоток.
Наблюдая за моими действиями, Рада пыталась расплавить меня взглядом своих зелёных глаз. Ярга, как всегда, приняла сторону хозяина, растянувшись у моих ног и громко засопев.
Хотите посоревноваться в язвительности, барышня? Пожалуйста:
– Намекаете, что я своим присутствием разрушаю уют?
Вместо ответа, Рада одним гибким движением, какого я от неё совершенно не ожидал, поднялась с места и подошла к столику. Я ещё находился под впечатлением от увиденного, потому позволил ей хозяйничать: налить себе коньяка без спроса.
Забравшись на кушетку с ногами, она отгородилась от меня подушкой, совсем как от Ярги недавно, и принялась мелкими глотками цедить алкоголь.
Какая вызывающая поза, абсолютно неуместная… Хотя… если бы на девушке отсутствовала одежда… Хм! Попробуем ещё раз. Какая неприятная девица! Видно позабыла, что она тут гостья!
Пока я старался придумать, в каких грехах её ещё обвинить, Рада потянулась к пуговицам кардигана и принялась их расстегивать. Методично. Одну за другой. Расправившись с последней, она стянула его с себя, продемонстрировав белую футболку, ткань которой оказалась до того тонкой, что я отчётливо, безо всякого транса видел каждый плетёный завиток кружевного бюстгальтера.
Я не сразу вспомнил о том, что так пялиться на дам неприлично. К тому же моя визави разоблачалась не для моего удовольствия, а для того, чтобы дать понять свои намерения: она не собиралась уходить.
Меня раздирало надвое. С одной стороны, желание выставить нахалку было велико. С другой стороны, хотелось подольше полюбоваться неожиданно приятным зрелищем. Конец метаниям положила сама девушка. Она нашла мой интерес неприличный и подтянула подушку выше. Пришлось посмотреть в горящие возмущением зелёные глазищи этой обворожительной – местами – ведьмы.
– Не пора ли вам удалиться в свою спальню, Герман? – рассерженной кошкой прошипела она.
Её гнев подлил масла в огонь. Во мне взметнулось новое желание: погладить эту кошу против шерсти и посмотреть, что из этого получится.
– Здесь более приятные виды, Рада – бросил я и намеренно уставился на подушку.
– При первом знакомстве вы мне показались более воспитанным и сдержанным человеком, – срывающимся от негодования голосом прошептала она.
– Что ж… в одном вы оказались правы: я воспитан весьма достойно, – якобы в подтверждение своих слов я отсалютовал её своим бокалом, но улыбка моя и в жест целом никого не смогли бы обмануть.
Рада не стала исключением. Яркий румянец начал свой танец на её щеках. Хотя можно было предположить, что дело не только в эмоциях, но и в алкоголе, который она выпила и, скорее всего, на голодный желудок.
Я неспешно разглядывал лицо девушки. Нежный овал будто тонул в обрамлении мягких волн тёмно-русых волос, падающих на плечи. Взгляд зелёных глаз, подчёркнутый длинными ресницами, был весьма выразителен. Красивой формы густые брови, – на которые наконец-то пришла мода! – лишь усиливали ощущение проникновенности взгляда.
На высокий лоб упала тонкая прядка – лёгкий небрежный штрих, заставил задумать о беззащитности Рады. Ещё один локон упал на щёку. Девушка изящным движением хрупких пальцев заправила его за ухо. Я обратил внимание на скромный гвоздик с маленьким зелёным камнем, поблёскивавший в маленькой мочке. Ушко было небольшое красивой формы, и его цвет вторил щекам.
… Мой язык медленно обводит завиток снизу вверх. Самым кончиком я щекочу козелок…
Чёрт! Я мотнул головой, прогоняя наваждение. Во рту скопилась слюна, а язык свело от невозможности прикоснуться.
Сглотнув, я посмотрел на Раду в упор. Она почувствовала мой взгляд и подняла голову. Глаза в глаза…
Меня охватил озноб, когда я увидел, как зрачок девушки расширился, затопляя радужку. Вишнёвые губы приоткрылись, между ними влажно сверкнул кончик языка.
Ещё один полный зрительный контакт, после которого Рада смущенно опустила голову, а мне опять пришлось сглатывать. Тело гудело от напряжения, и казалось, что молния на ширинке вот-вот треснет.
– Рада, хотите провести ночь в комфортных условиях? – я старался придать голосу хоть немного соблазна, но понял, что потерпел неудачу, потому продолжил прежним сухим тоном: – С пользой и в нормальной постели?
«Я же получу приятную компанию, в которой, к нашему общему удовольствию, сниму накопившийся стресс», – подумал я. Вернее, мне показалось, что я подумал.
Рада вскинула голову и посмотрела на меня дикими глазами
– Что?! Не вы ли только что говорили о своём достойном воспитании?!
– Причём здесь воспитание? Какие нормы я нарушил? – я сам не знал что несу, единственное, о чём я мог думать, о её губах.
– Так, с меня хватит! – Рада соскочила с кушетки, обулась, на ходу натягивая кардиган, она бросилась к вешалке за курткой. – Всего доброго! – рявкнула она, выбежав на улицу.
Напряжение разом покинуло меня, словно я сбросил многотонные оковы.
Чёрт! Что это было?
(1) Ламассу – дух-хранитель женского пола в шумерской мифологии.
(2) Шеду – дух-хранитель мужского пола в шумерской мифологии.
(3) Ларак – один из древнейших шумерских городов в Южной Месопотамии, точное местонахождение не установлено.
(4) Лаббу – чудовищный лев в аккадской мифологии.
(5) Мушхуш – чудовище в шумерской мифологии, имеет рогатую змеиную голову и чешуйчатое тело змеи, львиные передние и орлиные задние ноги.
(6) «Сердце требует одной женщины; чувства – многих; тщеславие – всех». Изречение принадлежит Жану Ростану.
ГЛАВА 5
Я выскочила на улицу, словно прыгнула в холодную воду: такие же смешанные чувства овладели мной! Тело быстро остывало после выпитого коньяка, взглядов и слов Германа, но я всё никак не могла надышаться терпким бодрящим осенним воздухом. А возмущённый разум продолжал кипеть! На поверку воспитанный джентльмен оказался беспринципным нахалом, прячущим за вежливыми фразами мораль кобеля!
Наконец я совладала собственным телом и натянула парку. Накинув капюшон, быстрым шагом направилась домой. Вот только найти управу на мысли было не просто. Они метались, растревоженным роем, перескакивали с одного на другое, оставляя после себя ощущение полнейшей растерянности.
Пятнадцать минут спустя я была дома. Часы показывали три ночи. Стоило мне увидеть расположение стрелок, как тут же навалилась сонливость и я, толком не раздевшись, забралась в кровать.
Утром меня разбудил звонок домашнего телефона, надоедливо тренькавшего в прихожей.
Звонившему досталось возмущенное восклицание:
– Да!
– Рада, здравствуйте! Извините, что беспокою вас ранним утром, – торопливая речь Елизаветы Петровны подействовала на меня как вылитый на голову ушат ледяной воды. Сразу стало не по себе от тона, с которого я начала разговор. – Дорогая, как вы добрались до дома вчера? Герман сказал, что вы дождались его возвращения.
– Доброе утро, Елизавета Петровна! – я постаралась отвечать как можно любезнее. – Со мной все в порядке. Лучше скажите, как вы себя чувствуете?
– О! – женщина растроганно выдохнула в трубку. – Благодарю за участие! Я прекрасно себя чувствую и приглашаю вас на ужин.
Хозяйка антикварной лавки замолчала, давая мне возможность ответить. Я растерялась от неожиданности. Пауза затягивалась.
– Отказа я не приму! – быстро произнесла она, поняв, что ничего толкового от меня не услышит. – Сегодня в семь мы с Германом вас ждём!
На этом женщина поспешила завершить разговор.
Некоторое время я пялилась на трубку Теслы цвета слоновой кости, спрашивая у себя второй за сутки: «Что это было?».
После, когда я сидела на кухне и запивала гренки крепким кофе, до меня дошла ошеломляющая мысль. Откуда Елизавета Петровна знает мой телефонный номер? Если бы она знала адрес, то по нему могла бы найти в телефонном справочнике номер. А если она его знает? Или не она, а Герман?! Неужели он следил за мной?
Я в панике бросилась к входной двери и дернула ручку. Она не поддалась. Выдохнув, я сползла на пол и зарылась пальцами в волосы.
Видеть Германа не хотелось, но расстраивать Елизавету Петровну не хотелось еще больше. В конце концов, рассудила я, Герман не станет вести себя неподобающе при тётке.
Весь день прошёл в подготовке к вечеру. Каждые пять минут приходилось уговаривать себя, что прихорашиваюсь я не для кого-то, а просто давно не делала маникюр и депиляцию. Когда восковая полоска прилепилась к пальцам и отказалась отставать, пустые мысли сами вылетели из головы!
Без пяти семь я вошла в антикварную лавку, дрожа всем телом то ли от волнения, – очень хотелось, чтобы мой наряд оказался уместным! – то ли от страха перед фокусами, которые может выкинуть Герман. Меня встретила сияющая, как её экспонаты, хозяйка. Сегодня женщина выглядела элегантно, но нарядно. Лёгкая нежно-розовая блуза с пышным кружевным жабо была заправлена в прямую тёмно-серую юбку средней длины. Каждый локон причёски лежал идеально, неброский макияж освежал лицо.
Внутренняя дрожь усилилась, поскольку моё платье в стиле шестидесятых годов насыщенного изумрудного цвета контрастировало с обстановкой лавки и с её хозяйкой.
Елизавета Петровна, подхватив мена под локоток, повела по узкому коридору, застланному бордовой дорожкой с золотыми бортами. Изящные бра в виде старинных подсвечников на три свечи давали мягкий свет.
Мы повернули налево и оказались в хорошо освещенной столовой, интерьер которой был выдержан в кремовых тонах. Посреди комнаты стоял круглый стол, накрытый белоснежной скатертью. Её длинная шелковая бахрома скатерти едва не касалась светлого ковра. Три венских стула светлого дерева уже стояли наизготовку.
Герман в сером костюме, так удачно сочетавшимся с нарядом тётки, выглядел угрюмым пятном, диссонирующим с обстановкой помещения.
К счастью, он потрудился вспомнить о правилах хорошего тона и соизволил подняться, как только мы вошли.
– Добрый вечер, Рада, – мужчина поприветствовал меня в своей отстранённо-вежливой манере.
В его лице не обнаружилось ни намёка на раскаяние за вчерашнее поведение.
– Здравствуйте, Герман, – как можно холоднее ответила я.
Елизавета Петровна подвела меня к стулу, а Герман усадил на него с потрясающей сноровкой. Глядя, как он помогает своей тётке, я невольно вспомнила уверения Елизаветы Петровны о том, что на фотокарточке вековой давности изображён её племянник. Теперь они не казались мне таким бредовыми!
– Сегодня Герман приготовил для вас своё коронное блюдо, – женщина принялась рекламировать таланты родственника, – каре ягненка с редкими специями. Вы оцените его по достоинству! Герман, ухаживай за гостьей.
Мне показалось, этой фразой она вырвала своего племянника из задумчивости. Однако я не могла привести в доказательство ничего кроме мимолётного ощущения.
Герман ловко открыл бутылку и с привычно-невозмутимым видом разливал красное вино по бокалам, а я не сводила с него глаз. За мной не водилось привычки долгое время поддаваться самообману, поэтому очень быстро я выбросила из головы успокоительную мысль о том, что мой интерес продиктован желанием увидеть хотя бы тень вчерашнего негодника.
На самом деле всё было куда проще. Герман выглядел вызывающе восхитительно! Две верхние пуговицы приталенной сорочки стального цвета он небрежно оставил расстегнутыми. Классические брюки сидели на нём не хуже, чем джинсы. Даже чёрная повязка на глазу нисколько не портила облик. Наоборот, она придавала образу налёт романтики и опасности.
Я готова была часами рассматривать это гладко выбритое лицо с прямой спинкой носа, упрямо сжатыми губами, на вид твёрдыми, как мрамор.
– За вас, Рада! – я очнулась от голоса Елизаветы Петровны, в котором мне послышалась улыбка. – Спасибо, что не оставили меня одну!
– И за вас! – отозвалась я смущённо.
С тихим звоном, наши бокалы соприкоснулись.
Пришел черед Германа. Он исполнил обряд молча.
* * *
Вино оказалось восхитительным, каре ягненка – великолепным, а вечер – чудесным. Мы с Елизаветой Петровной прекрасно провели время за приятной беседой, не забывая отдавать должное еде. Я даже позволила себе выразить восхищение поварским талантам Германа. Он отнёсся к комплименту равнодушно, но меня это ничуть не смутило. Глядя, на улыбку, озарившую лицо Елизаветы Петровны в тот момент, я вообще думать забыла о её племяннике.
На десерт подали изящные корзиночки с ореховой начинкой, и мне в кои-то веки довелось попить чай из самовара! После наша маленькая компания переместилась в торговый зал, но он уже не казался таковым, а представлялся уютной гостиной. Созданию атмосферы любимого дома способствовал пылающий камин, спящая возле него собака и тёплый свет нескольких светильников. Первый выхватил из мягких лап сумрака картину в золочёной раме, второй – изящную фарфоровую статуэтку, третий – вычурные старинные часы.
Поначалу мы устроились на местах, ставших за две встречи привычными, и продолжили беседу, но какое-то время спустя зазвонил телефон. Елизавета Петровна взяла трубку, выслушала собеседника и коротко его поблагодарила. Пока я терялась в догадках, кто же мог позвонить в столь поздний час, она подошла к Герману и что-то шепнула ему на ухо. Затем женщина обратилась ко мне:
– Рада, спасибо, что не отказали и пришли к нам. Приношу свои извинения, но я спешу на самолет, такси уже ждёт у дверей, – она сделала неопределённый жест рукой в сторону выхода, а я сообразила, кто и зачем звонил в такой час. – Останьтесь на дижестив! Герман угостит вас столетним «Лабердолив». Ваши вкусовые рецепторы испытают экстаз!
Я не нашлась с ответом, потому молча наблюдала за тем, как Герман помогал тётке надеть длинное кашемировое пальто. Неожиданно женщина вздрогнула, будто вспомнила о чём-то. Она подошла ко мне, застывшей в кресле, приобняла и поцеловала в щёку. Ну и как я могла сказать ей после такого, что опасаюсь оставаться с её племянником наедине!
Натянуто улыбаясь я смотрела, как Герман подал тётке зонт. От помощи с небольшой дорожной сумкой Елизавета Петровна отказалась.
Хлопнула дверь. Улыбка всё ещё держалась на моих губах, а глаза смотрели сквозь стёкла на удаляющуюся женскую фигуру, силуэт которой обрисовывал уличный фонарь, до тех пор пока она не растворилась в темноте.
ГЛАВА 6
Рада стояла посреди зала, ошарашенная и растерянная. Как только увидел её такой, оковы возбуждения вновь обрели вес. Изящное скромное платье подчеркивало пленительные изгибы фигуры гостьи. Из высокой причёски выбилось несколько прядей, они привлекали внимание к длинной тонкой шее. Вот девушка отвела взгляд от давно захлопнувшейся двери и посмотрела на меня своими колдовскими очами. Бездна! Нежный румянец окрасил её щёки, и кончики моих пальцев закололо: я буквально наяву представил, как касаюсь бархатной кожи женского лица.
Будучи в таком состоянии, я предпочёл бы закончить вечер, но тётя попросила поухаживать за гостьей, и мне ничего не оставалось, как выполнить эту просьбу. Привычка уважительно относиться к желаниям родственницы, какими бы они ни были, стала второй натурой. Медленно выдохнув, я жестом предложил Раде вернуться на своё излюбленное место. Она тут же расположилась в отцовском кресле, скромно скрестив ноги, как подобает благовоспитанной особе.
Я разлил крепкий напиток в бокалы с мундштуком и подал один из них девушке. Она разглядывала посуду с откровенным любопытством, но не спешила задавать вопросы. Дотянувшись до хьюмидора, достал сигару и раскурил её. Чуть сладковатый мшистый дым вырывался из носа, размывая образ гостьи, сидящей напротив, но я продолжал упорно смотреть на неё.
– Для чего у бокала носик? – наконец Рада решилась задать мучавший её вопрос.
– Арманьяк довольно крепкий напиток, – объяснил я, – через мундштук вы можете делать лишь небольшие глотки, которые сначала помогут подготовить рецепторы к большому содержанию спирта, а затем – полностью раскрыть букет и ощутить нюансы.
Колеблясь, она поднесла мундштук к губам, чуть сдавила стеклянный загубник и потянула жидкость. Её щеки чуть запали, подчеркивая скулы. Реакция моего тела была бурной и… твёрдой.
Девушка подержала напиток во рту. Я видел, как двигался язык, скрытый за жемчужными зубами и раскрасневшимися губами. Она раскатывала благородный алкоголь по нёбу. Я отпил из бокала, сделал затяжку и выдохнул дым. Мне не хотелось, чтобы Рада заметила напряжение, сковавшее меня. Ещё свежи были воспоминания о её вчерашней реакции на вполне невинное замечание, которое я позволил себе.
Слегка прикрыв веки, Рада наслаждалась арманьяком. С каждым глотком, её поза обретала всё большую расслабленность. В конце концов, девушка непринуждённо откинулась на спинку кресла. Я вполне отдавал себе отчёт в том, что положение женского тела вполне обычно, но какая-то часть сознания увидела в нём несуществующий эротический подтекст, и моё собственное тело поспешило отреагировать на него.
Осушив бокал в несколько глотков, я налил себе вторую порцию. Увидев, что на добавку можно рассчитывать, Рада молча протянула свой. Когда полный бокал оказался у неё в руках она спросила тихим голосом:
– Где вы научились готовить?
– Да как-то само собой получилось, – я небрежно пожал плечами. – Было достаточно времени, чтобы постичь многие искусства.
– Например? – она чуть склонила голову набок и сделала глоток.
– Не люблю говорить о себе, – я постарался, чтобы фраза прозвучала как можно твёрже, дабы у гостьи не возникло желания продолжить расспросы.
Рада кивнула с сосредоточенным видом, будто не моим словам, а собственным мыслям. Новый вопрос она так и не задала.
Я не отрывал взгляда от её губ, и с непривычной для себя жадностью следил за тем, как они время от времени обхватывают мундштук. Возможно, Рада из-за дыма действительно не замечала моего интереса, а возможно, алкоголь притупил природную осторожность. Хищник во мне почувствовал свою Жертву.
– Предпочитаю проявлять себя в действии, – неожиданно услышал я собственные слова.
Рада приподняла брови, словно не понимала, к чему это было сказано. Я сделал затяжку и положил сигару в пепельницу. Дым развеялся быстро, позволив насладиться завораживающим зрелищем: капля арманьяка скользнула с кончика мундштука на нижнюю, пухлую губу гостьи. Язык девушки тут же слизнул её, не дав стечь на подбородок. Мышцы спины мгновенно окаменели, а мошонка подтянулась к основанию члена. Волоски на теле встали дыбом, словно рядом находился источник статического электричества. Я еле сдерживался, чтобы не наброситься на Раду.
«Вспомни, что было вчера!» – повторял про себя без остановки, – «Продолжишь в том же духе – она и сегодня сбежит без оглядки!»
– Расскажете, как вы потеряли глаз? – неожиданно девушка подалась вперед.
Вопрос казался верхом бестактности, но мне было наплевать. Она была слишком близко! Все мысли вылетели из головы.
– Не сейчас, – быстро ответил я и потянулся навстречу Раде.
Кровавые истории из длинной жизни Воина не способствовали бы нашему сближению, а я, наконец, заметил явные признаки того, что Рада этого сближения хотела! Зрачок затопил зелёную радужку, кровь прилила к губам, натягивая тонкую кожу, что мерцала в тот момент сухим блеском.
Хищник поднял голову и облизнулся. Рада смотрела на мои губы, не отрываясь. Мало того, она повторила мой жест. Я встал со стула и подал ей руку. Дрожащие влажные пальцы коснулись моей ладони. Я потянул Раду вверх и на себя.
Неотрывно мы смотрели друг другу в глаза. Девичьи ресницы трепетали, в увлажнившихся глазах мерцали отблески огня. Уже целый год я не чувствовал так явно биение своего сердца. Я почти забыл, что оно у меня есть!
Словно прочтя мои мысли, Рада положила свободную руку мне на грудь. Её губы приоткрылись и сокращения мышцы под тонкими пальцами участились. Казалось, сердце хотело покинуть положенной природой место и попасть в нежную ладонь.
Рада запрокинула подбородок чуть выше. В изумрудном взгляде мелькнул какой-то огонёк. Я принял его за знак. Склонив голову, прикоснулся к горячим и сухим губам, ожидая её реакции и наслаждаясь своей. Появилось ощущение, будто я целую шёлк.
Через мгновенье влажный язычок скользнул по моей нижней губе, намекая на продолжение. Я ослабил самоконтроль. Зажав нижнюю губу девушки своими, начал медленно посасывать её, наслаждаясь полнотой и мягкостью. Верхняя губа Рады чуть касалась моей, и было в этом что-то трепетное и трогательное, словно она пыталась обратить на себя внимание. Я с удовольствием приласкал и её.
Эти игры длились до первого стона Рады. Едва он достиг сознания, мой рот мгновенно наполнился слюной. Я углубил поцелуй. Девичий язык со вкусом Лабердолив двигался медленно, оглаживая мой. Наши зубы чуть сталкивались, добавляя остроты ощущениям. Обхватив ладонями тонкую талию, я начал движение верх. Тихие стоны срывались с губ Рады всё чаще, усиливая моё возбуждение.
Пальцы натолкнулись молнию платья, но я отнял их, будто металл обжёг их. Это было бы слишком быстро. Хотелось сполна насладиться предвкушением. Я переместил ладони на девичью грудь, достаточно большую и упругую. Я подавил безотчётное желание сжать пальцы. Вместо этого огладил её, едва касаясь ткани. Но даже этой малости хватило, чтобы ощутить напрягшийся сосок.
Дабы не потерять голову окончательно, я скользнул ладонью выше, к шее. Огладив костяшками скулу, погрузил пальцы в волосы на затылке, массируя кожу. Причёска не выдержала, и надушенные пряди рассыпались, окутав ароматным облаком духов.
Поцелуй достиг предельной глубины, а страсть максимального накала на этом этапе. Неожиданно девичьи руки оказались на моих ягодицах. Они поглаживали ткань брюк, но не решались на более смелую ласку.
Глухой чих заставил нас с Радой оторваться друг от друга. Не сговариваясь, мы уставились на Яргу. Лимассу смотрела на нас с неодобрением: о ней ведь забыли!
– Ярга, alik (7)! – рыкнул я, и собака сорвалась с места.
Моё внимание вновь сосредоточилось на губах Рады. Мне не хватило тех минут, что я потратил на первый поцелуй. Хочу еще, много, дальше!
(7) Аlik – гуляй (шумерский язык).
Когда неожиданная помеха самоустранилась, внимание вновь сосредоточилось на губах Рады. Одного поцелуя казалось отчаянно мало. Хотелось ещё и гораздо больше. Вот только короткая пауза немного отрезвила Раду. Девушка вернулась в кресло и тихонько сидела в нём, обхватив ладонями пылающие щёки. Такая, она манила ещё сильнее.
Одежда давно стала тесной и вызывала дискомфорт, даже расстегнутый ворот рубашки не спасал. Я не намеревался отступать, но следовало проверить, окончательно ли гостья рассталась с желанием продолжать прерванное. Не сводя с неё глаз, я взялся за пуговицы. Брови Рады поднялись вверх, но она тут же придала лицу серьезное выражение, однако взгляд выдавал её с головой.
Когда полы рубашки распахнулись, дыхание Рады сбилось, а рот приоткрылся. Большими пальцами я зацепил шлевки брюк, ожидая реакции. Девушка чуть запрокинув голову уставилась на меня, глядя прямо в глаза. Взгляд был пристальным и сосредоточенным. Не знай я в чём дело, подумал бы, что она в трансе. Опустившись перед ней на колени, я подался вперёд, и наши губы слились в очередном поцелуе. Из головы вылетели все мысли кроме одной.
Я нащупал молнию на платье и потянул язычок вниз, открывая доступ к желанному телу. Спина девушки была напряжённой, а кожа – горячей и влажной. Кончики моих пальцев скользили по впадине позвоночника настолько далеко, насколько позволял раскрывшийся замок.
Наши языки то ускорялись, то замедляли свой чувственный танец. В какой-то момент я ощутил прикосновение ладоней Рады на своих плечах. Она пытались стянуть с меня рубашку. Не разрывая поцелуя, я вытащил её из брюк и скинул с себя. Дав больше простора для исследований девушке, я и сам приступил к покорению новых территорий. Мои руки заскользили по бёдрам под подол платья. Нащупав резинку чулок, я остановился, не решаясь пока пересечь эту грань и дотронуться до кожи.
– Хочу освободить тебя от платья…, – шепнул Раде в губы.
Моё желание нашло отклик. Когда я поднялся на ноги, девушка тут же встала. Взявшись за край платья, я медленно потянул ткань вверх. Сняв его, отступил назад, чтобы полюбоваться фигурой Рады. Округлые формы, плавные изгибы – пир для глаз того, кто предпочитает неизнурённые диетами женские тела. Рада смутилась от столь пристального внимания и обхватила себя руками, но при этом неожиданно сделала шаг навстречу. Подняв её на руки, я понес девушку наверх, в спальню.
Я не горел желанием споткнуться через какой-нибудь сюрприз, оставленный Яргой, и уронить драгоценную ношу, поэтому, войдя в комнату, изловчился нащупать на стене диммер и чуть крутанул, включая свет на четверть. До постели я добрался без приключений. Уложив девушку на покрывало, я выпрямился за тем, чтобы избавиться от обуви и оставшейся одежды. Рада успела подняться к изголовью кровати и, лёжа на подушках, наблюдала за мной. Она вздрогнула, когда я шагнул к кровати.
Первым делом я избавил от чулок стройные ноги, в процессе покрывая поцелуями колени, которые девушка так и норовила сжать. Добравшись до кружевного бюстгальтера, освободил грудь, удивившись тому, что Рада вообще его носит. Даже потеряв поддержку, нежные полушария, что сжимали мои ладони, сохранили идеальную форму.
