Текст книги "Наследник Синей Бороды (СИ)"
Автор книги: Александра Дракула
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
Септ обернулся и побледнел – синие глаза Ферди от слёз ещё больше напоминали два озера, щёки покраснели от рыданий. За плечо младшего сына держал сам Синяя Борода.
«Что, даже не попрощаешься?» – усмехнулся Жиль. По его словам Септ вдруг понял, что отец надеется, что сын одумается и останется.
«Прощайте, – процедил Септимиу, а затем перевёл взгляд на брата. – Прости меня, Фердинанд».
«Септи, о, Септи, – Фердинанд так расчувствовался, что ничего не мог внятно произнести, – зачем ты бросаешь меня, Септи?»
«С тобой мы ещё увидимся, я обещаю, – сказал Септимиу, и вновь обратившись к отцу, крикнул. – А вот тебя я не хочу видеть больше никогда!»
«Ты думаешь, что проклятье останется здесь, если ты уйдёшь? Оно будет следовать за тобой по пятам, куда бы ты не бежал!» – крик Жиля гнался за Септом, когда тот сбегал по ступеням вниз, не желая оборачиваться назад.
Септ проснулся на смятых и мокрых от собственного пота простынях. Было почти утро. Мэделин дремала рядом. Кровать в спальне, некогда принадлежавшей Септимиу, была достаточно большой, чтобы сон супруги не был потревожен. Мужчина осторожно вылез из кровати и подошёл к окну. Сквозь пыльное стекло виднелся заросший бурьяном сад.
Септ задумался – а ведь и правда, что с Фердинандом они ещё встретились, на похоронах отца. А вот живого Жиля в тот год он видел в последний раз. Кто бы мог подумать, что те слова окажутся пророческими. Сейчас Септимиу даже жалел об этом – герцог всё же любил своего строптивого сына, но был слишком горд, чтобы сказать это вслух.
Комментарий к Дом, в котором родилось зло
*Септимиу – от римского родового имени Septimius, происх. от личного имени Septimus – “седьмой”
========== Безумие ==========
С первого дня приезда Септ больше не спускался в подземелье, дабы избежать искушения. Тогда он едва сдержался, чтобы не открыть красную каморку. Мужчина не знал, осталось ли в этой комнате какое-то напоминание о зверствах отца или нет, но если осталось – это могло приблизить безумие. Проснувшись рано утром на второй день отпуска, он решительно снял золотой ключ с общей связки и зашвырнул его в одну из китайских ваз, стоящих в кабинете его отца. Там Мэделин не смогла бы его найти, а Септимиу не стал бы искать. Сперва он хотел выкинуть проклятый ключик из окна в сад, но демон не дал ему этого сделать. Демон был голоден, и чувствовал себя сильнее в Лью Тиро.
И хотя Септ не избавился от ключа на совсем, не видя его каждый день, он почувствовал себя свободнее, и это освобождение сделало отпуск гораздо лучше. Септимиу и Мэделин прибрались в большей части комнат особняка. На такси съездили в город за новыми лампочками и питьевой водой и запаслись провизией. Когда в доме де Рэ снова появилась жизнь, он перестал быть таким зловещим, и тени прошлого, если не исчезли совсем, то затаились в тёмных углах, боясь даже высунуться.
После того, как с уборкой было покончено, Мэд начала строить планы по поводу сада, что располагался за особняком. Она не была особой фанаткой цветоводства, но пару симпатичных клумб вполне могла благоустроить. Септимиу оставил её наедине с грандиозными планами, а сам отправился в гараж, проверять работоспособность отцовских машин.
В небольшом ангаре оказалось ровно шесть автомобилей. Два из них были созданы в самом конце XIX века – это были одни из первых автомобилей на бензиновом двигателе внутреннего сгорания, произведённых во Франции. Их Септ решил выставить на аукцион в будущем. Ещё две машины – Ситроен и Мерседес-Бенц были довоенного времени. Через несколько лет они будут стоить гораздо дороже, продавать их сейчас было бы бессмысленно. Скинув чехлы с последних двух автомобилей, Септимиу обомлел. Они были выпущены меньше сорока лет назад и стояли совершенно нетронутыми, как новые. Правда, они не заводились. Септ решил исправить проблему и принялся с воодушевлением копаться в Порше 911, выпущенного в восьмидесятых годах, предпочтя его Форду Мустангу. Но когда он открыл багажник, в поисках нужных инструментов, то отшатнулся от машины, как от прокажённого.
Суровый взгляд отца так поразил его. Септимиу, неожиданно для себя, обнаружил портреты, пропавшие со стен. Вытерев руки, испачканные в машинном масле и пыли об рубашку, мужчина осторожно вынул бесценные полотна из багажника. Составив их все возле Порше, Септ открыл одну из дверей, сел на сидение и начал рассматривать знакомые лица, снова погружаясь в воспоминания…
Отец – статный, хоть и полный мужчина. Художник хорошо передал властный взгляд тёмно-карих глаз, суровую улыбку, блеск смоляно-чёрных волос и аристократичную бледность кожи. Ну и конечно, Жиль был изображён с изящно подстриженной синей бородой, прикрывающей массивную шею. На нём расшитая золотом и мехом одежда эпохи Возрождения глубокого синего цвета. Жиль был красив для любого времени – с бородой или без неё, с короткой стрижкой или длинными волосами, бледный или румяный – он как магнит притягивал женщин. Притом чаще всего женщин домашних и покорных, готовых терпеть его прихоти и зверский характер.
На втором портрете был изображён старший сын Жиля – Тобиас. Картина была создана в день совершеннолетия в 1534 году*, а к тому моменту его мать уже была мертва. Септ ничего не знал об этой женщине, а сам Тоби говорил, что «она была невоспитанной деревенщиной и часто злила отца». Тобиас запечатлён на полотне один, в холле поместья. На фоне можно было разглядеть старую обстановку, более скудную и тёмную, чем сейчас. Тоби очень напоминал отца – его фигура была такой же мощной, и хотя он был шатеном, но таким же бледным и кареглазым. И конечно, на лице Тобиаса была синяя борода, длинная, заплетённая в косу, в подражание викингам. На портрете Тоби был в красном бархатном костюме и чулках. На его ногах были чёрные туфли с серебряными пряжками, а на голове красный бархатный берет с большим пером – распространённый предмет одежды того времени. В отличие от всех остальных братьев Тобиас умер насильственной смертью – его закололи ножом.
На следующем полотне был изображён второй брат Николе, рядом с матерью Ифижени. Ифижени – яркая блондинка с зелёными глазами и родинкой над губой справа, очаровательная в свои тридцать с лишним лет. Николе весь в неё – непорочный ангел во плоти, утончённый юноша с припухлыми губами, большими глазами и той же самой родинкой, что и у матери. По этой родинке его потом и опознали – Ник утонул в реке и его тело пробыло в воде больше недели, пока распухший и потемневший труп не прибило к берегу. Но на картине он и его мать, оба в зелёных пышных праздничных одеждах, так подчёркивающих их глаза, изображены в залитой светом бальном зале. Это был 1616 год, через несколько часов должен был начаться бал в честь совершеннолетия Николе. Тем же вечером, чуть только гости разошлись у второго брата начала отрастать синяя борода. Ник убил одну из служанок, пока Жиль пытал в подвале его мать.
Третий портрет оказался в руках Септа и с полотна на него взирал Редмунд – третий по старшинству сын Жиля де Рэ. В свои восемнадцать Ред был строг и серьёзен. Он изображён на коне, в чёрном костюме, высоких ботфортах и расшитом серебром фраке, цвета запёкшейся крови. Его рыжие волосы собраны в хвост чёрной лентой, а в светло-карих глазах лукавая искра. У Редмунда всегда был такой взгляд, будто он знает все твои тайны. Матери Реда на портрете нет, как говорил он сам: «я не хотел, чтобы эта порочная женщина мешалась у моего коня под ногами». Септимиу не понимал, почему Ред так относился к ней, пока однажды не узнал, что брат сам убил её в том же 1657 году. На лице Редмунда тут же отрасла синяя борода, когда мать в пьяном бреду призналась, что видит в нём мужчину, а не сына. Бороду средний брат не отращивал и сбривал часто, потому что безумие настигало его едва ли не каждый месяц. Он умер от удара током, когда его электрическая бритва упала в полную ванну во время мытья.
Взяв в руки четвёртый портрет, Септимиу вздрогнул. Портрет был написан в 1765 году, а Септ, нынешний Синяя Борода, сейчас был таким же, как и в восемнадцать лет, но более печальным. Кисть художника запечатлела жаркий летний вечер. На скамейке под яблоней Септимиу сидел, держа в руках изящную ладонь своей матери Жаклин. Свободной рукой женщина держала кружевной белый зонт и прикрывала их обоих от солнца. Они сами тоже были в светлом – Септ в рубашке, бежевых брюках и белых ботинках. Жаклин – в белоснежном платье и туфлях, словно невеста. Белый платок прикрывает её иссиня-чёрные волосы. Сын и мать смеются, щуря свои голубые, как небо, глаза. Позднее Жиль назвал своего сына заторможенным и отсталым, ведь Септимиу ещё год был счастлив, не зная о проклятье семьи. Первой его жертвой стала дочь людей, случайно попавших в Лью Тиро. За три дня Септ полюбил её, а убил за три минуты. Родителей несчастной больше никто никогда не видел, ровно как и Жаклин де Рэ, которая прожила немного дольше их.
С трудом отложив в сторону свой портрет, Септ достал следующую картину. Младший брат Жеан и его мать Филлипин на софе в гостиной. Жеан был уменьшенной копией отца и внешне и по характеру, даже костюм на портрете был синим и чем-то похожим на отцовский. Филлипин казалась ему совсем не родной. Фифи, как её все называли, была мягкохарактерной нежной женщиной, почти святой. Светлые длинные волосы, бледно-розовая кожа и серые глаза только подчёркивали её сходство с монашкой. И платье у неё соответствующее – серое, простое, отнюдь не герцогское. Хотя во время создания портрета шёл уже 1878 год, и титул герцога не много значил для Жиля де Рэ. Он так же владел землями, но на особые привилегии претендовать уже не мог. Лью Тиро вымер, и даже Синей Бороде приходилось его покидать в поисках новых жён. Фифи не стало через полмесяца после появления портрета. Родной сын, у которого внезапно появилась синяя борода, помогал отцу её пытать, после того, как сам расправился с одной из немногих оставшихся служанок. Свою смерть Жеан тоже «унаследовал» от отца – разрыв сердца свёл его в могилу.
С дрожью в руках Септимиу потянулся за предпоследним портретом. На него было сложно смотреть без слёз. Его любимый Фердинанд, который с обожанием и сыновьей преданностью смотрит на свою мать Теофиль, держа её под руку. Фердинанд и Теофиль, как Николе с матерью, тоже были изображены в бальной зале. Но свет, что лился на них, был электрическим. На дворе 1929 год – Фердинанд в современном фраке тёмно-синего цвета и лаковых ботинках, каштановые волосы зачёсаны с пробором и собраны в небольшой хвост. Молодая красавица Тео, родившая от Жиля в двадцать лет, в кокетливом платье из коричневого струящегося шёлка, юбка которого едва прикрывает колени. Ферди так похож на свою нежную и добрую мать. Тео была убита через полгода. Септ помнил это хорошо, потому что в ту же ночь у брата случился первый приступ безумия. В холодную зимнюю ночь, брат прибежал к Септимиу в слезах, рухнул на постель и сбивчиво начал рассказывать, как убил девушку, которая была проездом в Лью Тиро, и вдруг почувствовал себя сильным. Он показывал на свою синюю бороду, уродующую его прелестное лицо, и рыдал навзрыд. Септимиу начал его утешать, как мог. Но когда Фердинанд понял, что вся их семья совершает подобные ужасные вещи, то отпрянул от брата и убежал. Наутро, отойдя от шока и сбрив синие волосы, Фердинанд пришёл сообщить о смерти своей матери и попросить прощения у Септа. Братья помирились, найдя утешение друг в друге. А меньше, чем через сто лет с того момента, простой инфаркт прекратил вечные мучения Ферди…
Перестав вспоминать, Септ удивлённо посмотрел на последнюю картину. Портрет был обвёрнут холщовым полотном. Септ осторожно развернул его. Конечно, это было изображение великой Корентайн, которое некогда висело в спальне отца. Раньше людей низкого происхождения никогда не рисовали, потому что работы художников стоили больших денег, но Жиль постарался и раскошелился. В чёрном бархатном платье и тугом корсете, с высокой модной по тем временам причёской, она сидела за маленьким круглым столом в кабинете Синей Бороды. Корентайн была истинной ведьмой, обладающей дьявольской красотой, с чёрными волосами и тёмными глазами. Кожа её была белая, а руки, хоть и грубыми от работы, но весьма утончёнными. Родись она на пару веков пораньше, и гореть ей на костре. Но любовь Жиля сожгла её быстрее огня. Септ положил этот портрет на заднее сидение автомобиля к остальным.
Рассмотрев портреты, Септимиу не смог сдержаться и разрыдался. А ведь отец умер двадцать восемь лет назад. Какой безумно короткий срок. И ведь Септ даже не узнал бы о гибели Жиля, если бы Николе не нашёл его через Фердинанда. Септимиу, вопреки здравому смыслу явился на похороны, состоявшиеся в Шербуре-Октевиле. В гробу Жиль уже не казался прежним демоном. Он выглядел старым, даже поседел. И на подбородке не следа синих волос. Николе утверждал, что, приехав погостить в Лью Тиро, именно таким его обнаружил, лежавшим под часами у лестницы. Отца убил разрыв сердца, который ранее обходил его стороной, как и все остальные травмы и болезни. И вот тогда, у гроба отца, началась гонка потомков де Рэ со смертью. Кто-то из братьев пытался убежать от неё, кто-то догнать… Но обстоятельства, при которых они все покинули этот мир, так и не удалось узнать – могилы надёжно хранили свои тайны.
Взяв себя в руки, Септ забрал портреты, решив спрятать их в покоях отца. После этого он собирался выйти в сад и напомнить супруге об обеде.
***
Спустя пару дней Септ почувствовал себя нехорошо. На часах было уже за полночь. После роскошного секса с Мэд, Септимиу направился в душ, где и был застигнут врасплох приступом адской головной боли. Это было словно тысячи сирен гудели в его мозгу и кто-то сжал черепную коробку в тиски. Безуспешно хватаясь за мокрые стены, мужчина рухнул на эмалированное дно ванны, разбив нос в кровь. К прозрачной воде, что лилась из душа и сбегала в слив, примешались алые подтёки.
«Кровь к крови», – промелькнуло в голове Септа.
Он с большим трудом поднял руку, чтобы пощупать подбородок. Так и есть – щетина, и Септимиу знал, какого она цвета. Что ж, от рока бежать бесполезно. Надо только пережить этот приступ – демон ненавязчиво намекал, что достаточно терпел. А что будет потом, Септ и думать не хотел.
Минут через десять боль отступила, оставив после себя ощущение слабости, и Септимиу смог вымыться и привести себя в порядок. Кровь из носа уже перестала идти, синюю щетину он всё же сбрил, чтобы не пугать Мэделин раньше времени. Выйдя из ванной, мужчина обнаружил, что его жена крепко спит. Что ж, оно и к лучшему.
Септимиу вышел из комнаты, захватив с собой связку ключей. Он направлялся в отцовские покои, чтобы достать из стоящей там вазы один мелкий, но очень необходимый ключик.
***
Предпоследний день отпуска был таким же бытовым, как и все остальные. Мэд с утра заказала билеты на самолёт до Лондона. Она приготовила вкусный завтрак, чтобы отметить изменения, которые пережил особняк с их приездом. Супруга радовалась, что ей удалось так чудесно отдохнуть вдали от суеты больших городов. Септимиу поддерживал её. Когда он вдруг почувствовал себя хозяином Лью Тиро, то оценил старания Мэделин.
– Я бы осталась тут навсегда, – мечтательно повторяла она в сотый раз за чаем, который они пили после завтрака. – Жаль, что моя должность не предусматривает возможности отдалённой работы.
Септимиу молчал, но едва сдерживал себя, чтобы не ответить: «Навсегда в Лью Тиро? Ну, это я могу устроить тебе, дорогая».
Супруги ещё раз были в городе, где раздобыли бензин и масло для автомобиля. Септ починил Порше, и несколько часов катал свою жену по окрестностям Шербура-Октевиля. После поездки, они устроили пикник на озерном берегу. С виду они казались идеальной парой. Септимиу так заботился о своей возлюбленной, был так нежен с ней. Мэделин и догадаться не могла, что её любимый способен на такое. Вот только не Септ управлял своим телом, а демон, который хотел, чтобы жертва накопила побольше сил. А для этого надо было сперва сделать её счастливой.
Супруги вернулись в особняк только вечером. Мэд парила на крыльях любви, и то и дело повторяла, что Лью Тиро сделал из её педанта-мужа настоящего романтика. После ужина, Мэд легла в кровать, немного почитать перед сном, пока Септимиу вернулся в подземелье, якобы собрать вещи, которые хотел увезти в Лондон.
Но прошёл час, затем второй, а Септ всё не торопился разделить супружеское ложе, хотя Мэд знала, как он ценит крепкий ночной сон. Отложив книгу на тумбу, Мэделин встала с кровати, надела халат, тапочки и решила напомнить мужу о времени. Чтобы идти по особняку в столь поздний час было не страшно, женщина благоразумно взяла большой светодиодный фонарь, который купила в городе. Ночами особняк приобретал таинственные и зловещие очертания, и Мэд чувствовала себя маленькой девочкой, которая боится монстров в шкафу и под кроватью. Из каждой тени на неё смотрели демоны, но они растворялись, стоило только навести на них луч фонаря.
Женщина быстро спустилась на первый этаж и подошла к приоткрытой двери, за которой была лестница в подземелье. Её сердце билось быстро, как у мышонка – каждый шорох заставлял вздрагивать и покрываться гусиной кожей.
– Септимиу, ты здесь? – поинтересовалась Мэделин, освещая фонариком ступени.
– Да, любовь моя, спускайся, я покажу тебе кое-что интересное, – из глубины цокольного этажа раздался голос Септа, но Мэд, услышав его, невольно напряглась. Голос мужа был каким-то странным, словно он был пьян.
– А до утра с этим нельзя было подождать? – спросила женщина, всё же решив спуститься. – Ты невыносим.
Мэделин осторожно спустилась по каменным ступеням, держась за стену, и прошла в глубину подземелья. Септа не было в комнате-хранилище, не было в пустых комнатушках-чуланах. Впереди оставалась только одна комната с железной дверью, ржавой от сырости. Перед ней и стоял Септимиу, подбрасывая в руке что-то блестящее.
– Я так рад, что ты пришла, – Септ улыбнулся. И в этом лёгком жесте Мэделин почудилось нечто зловещее. Ещё одна волна дрожи пробрала её с головы до ног.
– Септ, ты ведёшь себя как ребёнок, – Мэделин направила на него луч фонаря. Странно, она впервые видела его с такой густой щетиной, и в полумраке она казалась какой-то слишком синей.
– Лови, – мужчина кинул супруге предмет, который подбрасывал в руке. – Открой эту дверь.
Мэд выставила вперёд руки, едва не выронив фонарь. На ладонь ей упал маленький ключик. Он был очень тяжёлым и холодным, словно сделанным из чистого золота.
– Я сделаю что ты просишь, но после этого мы пойдём спать, – Мэделин редко приказывала своему мужу, но сейчас старалась вложить в свои слова побольше уверенности. – Не нравятся мне твои сюрпризы. Да и рейс у нас в полдень – ты не выспишься.
– Как скажешь, любимая, – Септимиу пропустил женщину к двери.
Мэделин подошла ближе и осветила потёртую замочную скважину. Дрожащей рукой она вставила ключик в щель и с трудом повернула трижды. Дверь старчески скрипнула, когда женщина потянула за ручку.
– Ну, и что тут такого особенного?.. – спросила Мэд, запуская свет в помещение.
Изнутри комната оказалась полностью красной, но что-то насторожило Мэделин. Краска была свежей, а в воздухе витал затхлый металлический запах. Возле каждой из трёх стен стояло по два силуэта, напоминающих вешалки для одежды, а по центру стоял стол, на котором лежало нечто, накрытое простынёй.
На свой риск, женщина шагнула внутрь, освещая себе дорогу. Её тапочек увяз в чём-то липком. Замирая от страха, Мэд подняла фонарь и осветила комнату полностью…
Если бы Септимиу не схватил её за плечи, она бы упала в обморок. Но он ловко подхватил её одной рукой, а другой – падающий фонарь. Мэделин даже не заметила, как быстро закрылась за ними дверь.
– Здорово, правда, – прошептал мужчина в самое ухо запуганной жертвы. Он медленно вёл фонариком по стенам и полу. – Мой отец был столь сентиментален, что сохранил на память свою первую любовь и всех женщин, что подарили ему сыновей.
Мэделин не могла даже плакать – она лишь испуганно стонала. То были не вешалки, а забальзамированные трупы шестерых женщин, прикованные кандалами к стенам. Над каждой висел небольшой портрет, чтобы было понятно, как они выглядели ранее. На столе в центре, укрытый саваном, тоже лежал труп, но уже ставший скелетом. И краска на самом деле была кровью. Кровь капала с потолка, текла по стенам и густо заливала пол.
– Я не хочу умирать, – это были последние слова, сорвавшиеся с губ Мэд.
– Я тоже, – усмехнулся Септимиу, осветив своё лицо. На его подбородке росла густая синяя борода.
Герцог швырнул фонарь об пол, и в темноте раздался женский крик. Но в считанные секунды он смолк, превратившись в жалкие хрипы. А когда демон насытился дыханием жертвы и её страхом, Лью Тиро погрузился в мёртвую тишину…
Комментарий к Безумие
*под днём совершеннолетия подразумевается 18 лет
========== Не хочешь стать моей женой? ==========
В воскресенье, вместо того, чтобы вылететь в Лондон, Септимиу отменил билеты, и позвонил своему коллеге с просьбой заменить его ещё на неделю. Он холодно сообщил о скоропостижной кончине своей супруги и обещал привезти товарищу раритетные настольные часы, в качестве извинения за предоставленные неудобства. Для оценщика антиквариата не было более заманчивой сделки.
У Септа была веская причина не вернуться домой. Расследование смерти Мэделин затянулось. Ночью скорая быстро забрала тело на вскрытие, Септ позвонил им как только демон успокоился, а пока медики добирались до герцогства, мужчина успел побриться. Но уже на следующее утро Лью Тиро заметно оживился – судмедэксперты и полицейские буквально оккупировали особняк Синей Бороды. Они не могли поверить, что молодая женщина вот так просто умерла от разрыва лёгких и остановки сердца, хотя смерть была более чем естественной. Давая показания, Септимиу рассказал, что его покойная супруга часто ходила во сне, и это было правдой, и очнувшись в пустом подземелье, она вполне могла испугаться до смерти. Из библиотеки на втором этаже, где Септ якобы находился в это время, криков женщины он бы не услышал.
Только когда родители Мэделин прилетели из Уэльса, чтобы забрать тело и похоронить его на родине, Септ был свободен. Родственники подтвердили сомнабулизм дочери, таким образом оправдав Септимиу. Полицейские записали все данные, адреса и телефоны герцога де Рэ, после чего разрешили ему покинуть страну. Всё это разбирательство отняло у Септа три дня, но теперь он был чист перед законом. Герцог стал ещё счастливее, когда родители Мэд запретили ему появляться на похоронах. Он мог возвращаться в свой Лондонский дом, который не был осквернён демоном.
***
Спустя день после возвращения домой, Септимиу избавился от всего, что напоминало ему о Мэделин. Часть вещей отправил её родителям с курьером, часть – безжалостно выбросил на помойку. Дом его опустел, и вместе с чувством одиночества пришло умиротворение. Сытый демон затих, а новый чистый паспорт был уже заказан у доверенных лиц.
Всё это обновление стало для Септа привычной процедурой. Он уже не помнил, как звали его самую первую супругу. Он нарочно выбирал себе женщин, которые ничем ему не запоминались. Характер у Мэд отсутствовал, сила воли тоже. Пока брак не отдалил её от родителей, она потакала им во всём. У неё не было никаких увлечений, кроме велосипедных прогулок по городу, готовки и чтения детективов. Она работала секретаршей в маленькой фирме за маленькую зарплату. Конечно, чувствуя привязанность супруга Мэделин расслабилась и мало-помалу расцвела, но всё равно оставалась синим чулком.
Но всё же, каждый раз вспоминая их знакомство и свадьбу, их совместные путешествия и секс по утрам перед работой, Септимиу сожалел. Он и Мэд познакомились в Лондонской национальной галерее. Мэделин сидела на скамье в центре одного из залов и изучала гид по живописи. Она приехала в музей после сильной ссоры с матерью и боялась возвращаться назад. И демон внутри Септа уловил этот страх. Септимиу подошёл к ней и задал ничего не значащий вопрос о картине, что висела прямо напротив них. Мэд оторвала взгляд от книги и удивлённо посмотрела на статного мужчину, что стоял подле неё. Септ разбирался в искусстве, и у них быстро завязался разговор, в конце которого Мэделин согласилась пойти с ним на свидание.
И каждый раз, когда перед мысленным взором Септа вставал момент их первой встречи, он тут же вспоминал наполненные ужасом глаза Мэделин, которые видел в последние минуты её жизни. И каждый раз, дрожа от злости на самого себя, Септимиу выкуривал сигарету, пока последняя и единственная пачка в доме не кончилась.
***
Получив новый чистый паспорт на руки и заплатив за него немалые деньги, Септ решил прогуляться до любимого бара и отметить начало нового цикла своей жизни. Можно было позволить себе выпить бутылку-другую хорошего крепкого пива, ведь у него оставался ещё один день до выхода на работу. Дождь, который шёл весь день, закончился к вечеру, и теперь на улице было сыро и туманно, как раз так, как любил Синяя Борода. Накинув кожаную старую куртку поверх траурного костюма, который он носил, дабы не вызывать подозрения у соседей, мужчина покинул дом.
Месяц и уличные фонари указывали ему дорогу. Септимиу вышел к берегу Темзы и брёл вдоль неё по мокрой каменной дороге, минуя дома, мосты, других пешеходов. Только сейчас до него наконец дошло, что он остался один. Семь демонов ходило земле, и шестеро теперь покоились в ней. Они покоряли разные города, постоянно путешествуя, и никогда не появляясь дважды в одной и той же стране в одно и то же столетие. Братья редко сталкивались друг с другом, возвращаясь в Лью Тиро, но когда они собирались вместе, в компании отца, то чувствовали единство. Они могли сколько угодно презирать друг друга, обмениваться взаимными оскорблениями и даже драться, но никто не понимал демона лучше, чем другие демоны.
На Септа накатили воспоминания с их последней встречи. Все братья собрались в Лью Тиро после отцовских похорон. Это был вечер того дня, когда они обнаружили завещание Жиля.
В гостиной особняка Синей Бороды, при свете камина и сотен свечей, братья де Рэ собрались, чтобы помянуть своего почившего отца. Они пили элитный виски, старое вино и зелёный абсент из отцовского погреба.
Тобиас стоял у камина и глотал горькую зелёную настойку. Он был расстроен смертью отца больше всех остальных, и более того, ему не нравилось, какую шутку сыграл Жиль с наследством. Хорошенько напившись, Николе кружил подле старшего брата, постоянно спотыкаясь о собственные длинные ноги, и потешался как мог над его суровой физиономией. Септимиу и Фердинанд сидели на софе со стаканами, распивали виски и обменивались новостями, шепотом сочувствуя невзгодам друг друга. Они уже начали обсуждать внезапную гибель отца и собственное желание отправиться в могилу, когда между ними шлёпнулся Жеан с открытой бутылкой вина, забрызгав софу и собственную одежду. Отхлёбывая вино прямо из горла и вытирая губы рукавом, Жеан сказал, что не может смотреть на их «кислые рожи», и начал травить анекдоты своим басовитым голосом, заглушая все остальные разговоры. Редмунд, сидящий рядом на кресле, который изящно попивал вино из бокала с высокой ножкой, услышав речи Жеана, поморщился от притворного омерзения. Ред постоянно перебивал его, вставляя свои едкие комментарии и называя Жеана неотёсанным болваном. Когда над оскорблениями стали смеяться громче, чем над рассказами Жеана, пятый брат пообещал выбить Реду оба глаза. Септ и Ферди тут же кинулись разнимать братьев, а удержать на месте Жеана, даже пьяного, было очень трудно.
Весёлый был вечерок. Септ тогда вдоволь насмеялся, не смотря на всю трагичность ситуации. Он даже хорошо спал, впервые, с тех пор, как покинул родовое гнездо. Как говорил отец, Лью Тиро – это место, где родилось зло, и только там оно чувствовало себя хорошо.
И после того вечера все вместе они уже не собирались. У могилы Тобиаса оставшиеся братья горевали куда больше, чем над гробом отца. Помнится, Ред обещал найти того, кто прирезал Тоби, и даже поехал в Венгрию, где это случилось. К Реду, который как прежде оставался категоричен и язвителен, смерть пришла на два года позже, всё в той же Венгрии. Потом в могилу сошёл весельчак Жеан, почти сразу за ним дошло известие, что утонул повеса Николе. И через много лет Септимиу в одиночку проводил Фердинанда на тот свет.
Теперь Септ понял, почему Жиль так хотел заиметь детей – ему было страшно одиноко осознавать, что он один на этой планете. Мужчина даже подумал, что если он не разгадает тайну смерти, то может и ему придётся завести семью, чтобы не погубить демоническое семя. Септимиу едва не рассмеялся – он представил, как и у него появится шестеро сыновей, и как он завещает богатства Лью Тиро и титул Синей Бороды последнему выжившему.
Дорога, которой шёл Септимиу, привела его к знакомым местам. Стоило ему перейти на другую сторону реки и пройти под аркой, он сможет найти свой любимый паб. Местечко для отчаявшихся душ, прячущихся в полумраке. Провальные музыканты, авторы неизданных книг, владельцы бизнес-идей, которые не выдержали натиска конкурентов – все они тусовались там. Демону нравилось ощущать себя в своей стихии, и Септ с удовольствием наблюдал за посетителями этого места. И раз уж ноги сами привели его туда, мужчина решил заглянуть на огонёк.
Этим вечером в пабе было многолюдно. Гомон посетителей заглушал звуки музыкального автомата. Обычно Септ сидел у стойки, но сегодня все места там были заняты. Заказав у бармена тёмного пива в бутылке, Септимиу принялся искать места в зале. Пустых столов тоже не нашлось, но в глубине зала, у окна был один столик, который занимала миловидная девушка лет двадцати, в джинсах и свитере. Место напротив неё было свободно. Решив, что это отличный способ познакомиться, мужчина направился к ней. Красотка сидела и смотрела в окно, попивая какой-то цветной коктейль, только для этого отнимая от лица руку, на которую положила подбородок. Видок у неё был скучающий, а каштановые кудри закрывали почти всё лицо.
– Добрый вечер, – вежливо приветствовал Септ, подойдя к столику. – Могу я тут сесть?
– Я не возражаю, – ответила незнакомка, даже не удосужившись убрать ладонь от губ, но мужчина всё равно её услышал.
– Чудесная ночь, не правда ли? – Септимиу тут же решил ненавязчиво завязать разговор.
– Такая же, как и все остальные, – тихо прозвучало в ответ. Незнакомка бросила на Септа косой взгляд, и тот с увидел, что её глаза были того же глубокого синего цвета, что и у Фердинанда.
