Текст книги "Тайные учения Тибета (сборник)"
Автор книги: Александра Давид-Ниэль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Глава V
Ученики древности и их современные конкуренты
Все перипетии, связанные с согласием учителя мистики принять ученика, первые годы послушничества, уготованные ученику испытания и обстоятельства, сопровождающие его духовное прозрение, обычно представляют прекрасный материал для увлекательного романа.
По всему Тибету ходит множество историй об удивительных приключениях наших дней или времен давно минувших. Они записаны в биографиях знаменитых лам, закреплены преданием, рассказываются очевидцами. При переводе на чужой язык, при чтении в странах, где мысли, нравы, внешность – все совсем другое, совсем чуждо Тибету, – очарование этой причудливой ламаистской золотой легенды рассеивается. Но когда хватающие за сердце интонации рассказчика звучат в полумраке монашеской кельи или под каменными сводами пещеры отшельника, в ней снова трепещет душа Тибета, во всей своей самобытности – примитивная и могучая, томящаяся по неведомому совершенству.
Прежде всего я расскажу легендарную и символическую историю приобщения Тилопа Бенгальца к доктрине «Прямого пути». После его смерти это учение было занесено из Индии в Тибет и передавалось от учителя к ученику в секте «Кагьюд-па». Тилопа считается духовным предком этой секты.
Отмечу мимоходом: лама Йонгден – мой коллега и приемный сын – начал в возрасте восьми лет испытательный срок своего ученичества в одном из монастырей именно секты «Кагьюд-па».
Тилопа сидит, погруженный в изучение какого-то философского трактата. За его спиной появляется старая нищенка, читает у него через плечо – или делает вид, что читает, – несколько строк и резко спрашивает: «Ты понимаешь, что читаешь?» – Тилопа приходит в негодование – как смеет ничтожная попрошайка задавать ему такой наглый вопрос. Он не успевает выразить обуревающие его чувства – женщина плюет прямо в раскрытую книгу. Монах вскакивает. О чем думает эта чертовка? Она осмеливается плевать на Священное писание!
В ответ на его яростные упреки старуха плюет еще раз, произносит какое-то непонятное слово и исчезает.
Как ни странно, но, услышав это слово, показавшееся ему нечленораздельным звуком, Тилопа сразу забывает о своем гневе. Его охватывает тягостное чувство, в душе пробуждается сомнение в своей учености. В конце концов, может быть, он действительно не понимает ни доктрины, изложенной в оплеванном трактате, ни… вообще ничего не понимает – и он просто-напросто тупоумный невежда?
Что такое сказала эта странная женщина? Что за непонятное слово она произнесла? Он хочет его знать. Он обязательно должен его знать.
Тилопа отправляется на розыски неведомой старухи. После долгих утомительных скитаний он встречает ее как-то ночью в пустынном лесу (некоторые утверждают – на кладбище). «Ее красные глаза горели во мраке, как раскаленные угли».
Следует понимать, что злая старуха была Дакини. Эти волшебницы играют в тибетском ламаизме очень важную роль: они приобщают к своему учению своих почитателей или колдунов, принуждают их к этому своими чарами. Их часто именуют словом «мать». Обычно Дакини являются в образе пожилой женщины, и их узнают по зеленым или красным глазам.
Во время состоявшегося разговора в лесу старуха дала Тилопа совет отправиться в страну Дакини и повидаться с королевой. Фея предупредила монаха – на пути туда его подстерегает множество опасностей: пропасти, бурные потоки, свирепые звери, коварные миражи, страшные привидения, голодные демоны. Если только он поддастся страху и свернет с узкой, как нить, тропки, петляющей по этой ужасной стране, – его сожрут чудовища. Если, мучимый голодом и жаждой, он напьется из прохладного источника или отведает плодов с ветвей окаймляющих дорогу деревьев или же не устоит перед чарами красавиц, манящих его порезвиться в цветущих рощах, – он потеряет рассудок и память и заблудится.
В качестве пропуска старуха снабдила его магической формулой. Он должен был повторять ее беспрерывно, сосредоточив на ней все помыслы, глухой и слепой ко всему окружающему, и не произносить ни слова.
Некоторые люди совершенно уверены в реальности фантастического путешествия Тилопа. Другие, лучше знакомые с капризами восприятия и ощущения, сопровождающими определенные экстатические состояния, полагают, что речь здесь идет о психических явлениях. Третьи считают описание приключений Тилопа простой аллегорией.
Во всяком случае, как повествует легенда, в соответствии с предсказаниями старой феи, Тилопа атаковали на пути устрашающие или соблазнительные видения. Он взбирался на головокружительную крутизну, преодолевал бурлящие стремнины, замерзал среди снегов, в знойных песчаных пустынях его палило солнце, – но ни на мгновение не отвлекался он мыслью от спасительной магической формулы.
Наконец он добрел до подступов к замку Дакини. Его раскаленные добела бронзовые стены дышали жаром и разливали ослепительный свет. Исполинские чудовища-самки широко раскрывали, готовые его проглотить, огромные пасти. Ему преграждали дорогу деревья с острыми ножами и саблями на концах ветвей. Несмотря на все препятствия, Тилопа все-таки вошел в зачарованный дворец. Многочисленные роскошные покои переплетались в непроходимый лабиринт. Тилопа прошел через него и очутился у двери в апартаменты королевы.
Там на троне восседала королева божественной красоты, вся увешанная чудесными драгоценностями. Когда доблестный путник перешагнул порог ее покоя, королева милостиво ему улыбнулась.
Но, равнодушный к ее прелестям, Тилопа, все время повторяя магическое заклинание, взошел по ступеням трона, сорвал сверкающие украшения феи, растоптал гирлянды цветов, разодрал золотую парчу одежд и изнасиловал ее, обнаженную, на разгромленном троне.
Покорение феи Дакини насилием или средствами магии – постоянная тема в мистической литературе ламаистов. Это аллегория, означающая овладение истиной и определенный метод духовного развития.
Тилопа передал свое учение Нарота (тибетцы переделали его имя в Наропа), а ученик последнего, Марпа, распространил его по всему Тибету. Выдающийся последователь святого Марпа, знаменитый пустынник-поэт Миларепа, в свою очередь посвятил в тайны этого учения своего ученика Тагпо Лхаджи. Линия преемственности не прерывалась и продолжается еще и в наши дни.
В биографии философа Нарота, духовного наследника Тилопа, мы находим занимательное (и гораздо больше соответствующее действительности, чем можно было бы думать) описание искусов, придуманных наставником «Прямого пути» для тренировки своего подопечного.
История двенадцати больших и двенадцати малых испытаний ученого Нарота слывет среди тибетских мистиков классической, и наставники-ламы любят пересказывать ее в назидание молодым налджорпа.
Привожу эту историю в общих чертах, чтобы дать о ней представление читателю.
Нарота родился во втором столетии в Кашмире. Он был сыном брамина, слыл очень ученым вообще и знатоком магии в частности. Нарота исполнял обязанности жреца дворцового храма у одного раджи. Однажды раджа оскорбил его, и Нарота решил отомстить за обиду оккультными средствами.
Он заперся в нежилом уединенном строении и, желая вызвать смерть князя, построил магический круг. Как только он приступил к надлежащим заклинаниям, перед ним явилась фея Дакини и спросила, сумеет ли он направить «дух» умершего в благоприятную сферу или же вернуть этот дух в покинутую оболочку и оживить это мертвое тело. Магу пришлось признать – для этого его знаний недостаточно. Тогда фея стала ему грозно выговаривать: никто не смеет разрушать того, что не в силах восстановить, и объявила – следствием его злобного неразумного поступка будет возрождение в одном из чистилищ. Перепуганный Нарота осведомился, нет ли средств избежать такой ужасной участи. Он получил совет отправиться к Тилопа и упросить мудреца приобщить его к доктрине «Прямого пути», уничтожающей последствия всех поступков, каковы бы они ни были, и обеспечивающей достижение нирваны за одну земную жизнь. Если ему удастся постигнуть смысл тайного учения и усвоить его плоды, он избежит следующего перевоплощения и, следовательно, мучений в чистилище.
Нарота бросил свой киилкхор (магический круг) и поспешил в Бенгалию, где жил Тилопа.
Когда Нарота отправился на поиски Тилопа, этот последний уже пользовался большой популярностью. После своего посвящения (удивительные перипетии которого я рассказала) он сделался одним из отшельников авадхута. Это о них сказано: «Они ничего не любят, ничего не ненавидят, ничего не стыдятся. Им чуждо тщеславие. Они отрешились от всего мирского, разорвав узы семьи, общества, религии». Нарота представлял полную противоположность этому идеалу. Он был правоверным индусом, преисполненным сознания своей исключительности как ученый и как брамин. Встреча таких разных по характеру людей должна была разрешиться ситуацией, на наш взгляд, забавной, но для Нарота она вылилась в мучительную драму.
В первый раз он увидел своего будущего духовного наставника во дворе одного буддийского монастыря. Тилопа, почти совершенно голый, сидел на земле и ел жареную рыбу, складывая возле себя в кучку обглоданные кости. Нарота с брезгливостью чистой касты собрался было обойти его подальше, как вдруг из кухни вышел монах и набросился на старика с упреками за отсутствие жалости к живым созданиям. К тому же старик демонстрировал свое жестокосердие в ограде буддийского монастыря, поедая блюдо, стоившее жизни бедным животным. Монах приказал ему убраться. Тилопа не удостоил его ответом. Он махнул рукой, произнес какую-то мантру – и рыбьи кости снова покрылись мясом и превратились в рыб. Рыбы какое-то мгновение парили в воздухе, а затем исчезли. От «безжалостной» трапезы не осталось и следа, и Тилопа удалился.
Нарота остолбенел от удивления, но вдруг его осенила яркая, как молния, мысль: этот удивительный чудотворец, должно быть, и есть тот, кого он ищет. Он кинулся всех расспрашивать и, когда его предположение подтвердилось, попытался догнать йога. Но Тилопа не так-то просто было найти.
Тут настала для Нарота пора бесконечных дальних странствий. Этот период его жизни биографы, несомненно, постарались продлить и приукрасить, но в основном предания, вероятно, соответствуют истине. Из одного селения к другому, из города в город гонится незадачливый кандидат в ученики за неуловимым учителем. Он спешит в те места, где, по слухам, может застать Тилопа. Но неизменно, как только он туда приходит, оказывается: Тилопа был здесь, но уже ушел. На пути у Нарота бывают встречи и приключения. Он считает их случайными, но на самом деле они – создания воли мага, все умножающего число окружающих Нарота иллюзорных явлений.
Однажды усталый Нарота постучал в двери стоящего на краю дороги дома, собираясь попросить пищи. Дверь открыл человек и предложил ему вина. Нарота отказался (пить настоянные на закваске напитки для брамина осквернение). Мираж мгновенно рассеялся, дом исчез. Он снова очутился на дороге один и услышал злорадствующий голос незримого Тилопа: «Это был я!»
Дальше ему попался на пути крестьянин и попросил Нарота помочь содрать шкуру с дохлого осла. Такая работа выполняется только «неприкасаемыми» (париями); контакт с ними, даже только близость к ним оскверняет индуса чистой касты. Брамин Нарота, полный гнева и отвращения, спасся бегством, а голос невидимого Тилопа опять издевался над ним: «Это был я!»
В другой раз он увидел человека, волочившего за волосы рыдающую женщину. Женщина взывала о помощи. Свирепый человек сказал Нарота: «Это моя жена, помоги мне ее убить, а не хочешь, так, по крайней мере, ступай себе мимо». Но Нарота пришел в негодование, бросился на негодяя, избил его до полусмерти, освободил его жертву, и… снова все исчезло, и тот же голос презрительно хохотал: «Это был я!»
Все дальнейшие приключения Нарота развиваются аналогичным образом.
Искусный волшебник Нарота и представить себе не мог подобной фантасмагории. Он чувствует, что сходит с ума. Но его желание разыскать Тилопа и стать его учеником только возрастает. Он бредет по стране наугад, громко взывая к чародею и, зная теперь, что тот может явиться под какой угодно личиной, простирается у ног каждого встречного.
Как-то вечером Нарота забрел на кладбище. В одном углу алел развалившийся костер. Из него еще время от времени вырывались языки мрачного пламени, освещая среди головешек покоробленные почерневшие человеческие останки. Нарота смутно различил у костра лежащую на земле фигурку. Он подошел с намерением лучше рассмотреть… – в ответ раздался ехидный смешок. Он понял и пал ниц, хватая ноги учителя и ставя их себе на голову. На этот раз Тилопа не исчез.
В течение многих лет бывший жрец раджи следовал повсюду за учителем, не проявлявшим ни малейшего намерения обучать его чему бы то ни было. Наоборот, Тилопа, всеми способами испытывая его покорность, его доверие, подвергал его множеству разных искусов. Приведу только несколько из них.
По обычаю аскетов Индии, Нарота отправился как-то за подаянием и, вернувшись с чашей, полной риса и пряностей, предложил ее учителю – по правилам, ученик может поесть только после того, как насытится учитель. Тилопа уничтожил все до единой крошки и заявил – было так вкусно, что он с удовольствием съел бы еще. Нарота не стал ждать более категорического указания, взял пустую чашу и отправился опять в гостеприимный дом, где его так хорошо угостили. Дома никого не оказалось, и дверь была на запоре. Ревностного ученика это обстоятельство нисколько не смутило: он высадил дверь, нашел на кухне стоявший на огне рис и овощи и принялся наполнять кушаньем, показавшимся Тилопа таким вкусным, чашу. Хозяева застали его за этим занятием и хорошо проучили.
Жестоко избитый Нарота притащился к учителю, но тот не выразил ни малейшего сочувствия.
– В какую скверную историю, однако, ты из-за меня попал, – сказал он, усмехаясь. – Не раскаиваешься ли ты, что стал моим учеником?
Нарота со всей энергией, какую только мог собрать в своем плачевном состоянии, принялся уверять – он не только не жалеет, что последовал за таким гуру, но считает, что нельзя заплатить слишком дорого за честь быть его учеником, если даже пришлось бы купить эту честь ценой своей жизни.
В другой раз, проходя мимо канавы для стока нечистот, Тилопа сказал сопровождавшим его ученикам: «Кто из вас напьется отсюда воды, если я прикажу?»
Нужно понимать, речь шла не только о преодолении естественного чувства отвращения, но и о совершении ритуального акта осквернения, имеющего для индуса чистой касты очень серьезные последствия: оно влечет за собой исключение из касты и превращает в пария. Но, пока остальные колебались, брамин Нарота бросился вперед и напился зловонной жидкости.
Следующее испытание было еще более варварским.
Учитель и ученик жили тогда в хижине на лесной опушке… Однажды, вернувшись из селения, Нарота застал святого за странным занятием: за время его отсутствия Тилопа выточил из бамбука много длинных иголок и теперь закалял их на огне. Нарота с удивлением осведомился – что учитель собирается с ними делать.
Йог улыбнулся странной улыбкой.
– Мог бы ты стерпеть боль, если я ее тебе причиню? – спросил он.
Нарота ответил, как всегда, – он принадлежит учителю всецело, учитель властен сделать с ним все, что ему заблагорассудится.
– Хорошо, – сказал Тилопа, – протяни руку.
Нарота повиновался, и учитель вонзил ему под каждый ноготь по иголке. Справившись со всеми пальцами на руках, он проделал то же самое с пальцами на ногах. Затем запер мученика в хижине, приказал оставаться там, пока он не вернется, и, как ни в чем не бывало, спокойно ушел.
Свирепый гуру вернулся только через несколько дней. Ученик сидел, скорчившись на полу хижины, и иголки по-прежнему торчали у него из-под ногтей.
– О чем ты думал, пока сидел один? – спросил Тилопа. – Не считаешь ли ты меня бесчеловечным и не лучше ли для тебя уйти от такого учителя?
– Я думал, – ответил Нарота, – какое страшное существование ждет меня в чистилище, если меня не озарит по вашему милосердию свет истинного учения «Прямого пути» и я не смогу избежать нового воплощения (излагаемые теория и практика ничего общего не имеют ни с древним, ни с ортодоксальным буддизмом. Напротив, они очень далеки от него).
Я приведу еще одно испытание, на этот раз забавное, по крайней мере для всех, кроме героя приключения.
Тилопа прогуливался с некоторыми из своих учеников. Ему навстречу попалась свадебная процессия, сопровождавшая новобрачную в дом жениха. Йог спросил окружавших его последователей: «Кто из вас пойдет и приведет мне эту женщину? Я желаю ее». И на этот раз, не успел Тилопа закончить фразу, как Нарота уже бежал к свадебному шествию. Признав брамина, участники шествия позволили ему приблизиться, думая, что он хочет благословить невесту – благословение брамина приносит счастье. Но когда брамин схватил девушку и потащил ее прочь, все набросились на него и избили до бесчувствия всем, что попалось под руку: палками от паланкина, канделябрами, сундучками со свадебными подарками – и слишком ревностный ученик остался лежать бездыханным на дороге.
Когда он очнулся от обморока, ему стоило больших усилий догнать учителя. Тилопа встретил его обычным вопросом: «Не жалеешь ли ты?..» И как всегда, Нарота уверял – даже тысяча смертей слишком малая плата за честь быть его учеником.
В дальнейшем он бросился вниз с высокой крыши, ходил по раскаленным углям и совершил еще много разнообразнейших и удивительнейших упражнений, не раз подвергая свою жизнь смертельной опасности.
В конце концов Нарота был вознагражден за долгие страдания. Но награда пришла совсем не в форме посвящения или систематических занятий с учителем.
Если верить преданию, Тилопа применил в этом случае оригинальный метод, несколько напоминающий приемы некоторых учителей китайской секты «Тс’ан».
Нарота в прямом смысле не получал никаких наставлений, но, тем не менее, за время своего беспокойного ученичества, без сомнения, непроизвольно усвоил многие из проповедуемых учителем истин. Во всяком случае, об обстоятельствах, сопровождавших его озарение, известно следующее.
Нарота сидел со своим гуру под открытым небом у костра. Вдруг учитель, не говоря ни слова, разулся и одним из башмаков изо всей силы ударил его по лицу. У бедняги из глаз посыпались искры, и в то же мгновение глубокий смысл тайного учения «Прямого Пути» озарил его сознание.
У Нарота было много учеников. Он обращался с ними хорошо и, не желая причинять им страданий, избавил их от жестоких искусов, так как испытал их бесчеловечность на самом себе.
Некоторое время он пользовался славой блестящего философа, затем многие годы (по преданию, двенадцать лет подряд) посвятил беспрерывному созерцанию и достиг «совершенного успеха», т. е. состояния Будды.
Уже в очень преклонном возрасте Нарота удалился в пустыню в Гималаях.
Нарота известен в Тибете, главным образом, как гуру учителя Марпы. Последний, в свою очередь, был духовным наставником Миларепы. Имя, житие и священные книги Миларепы до сих пор очень популярны среди тибетцев.
Если Нарота был добр к ученикам, то Марпа примеру своего учителя не последовал. В течение многих лет он мучил несчастного Миларепу, приказывая ему строить самому, без посторонней помощи, дом, и затем заставлял разрушать его и снова строить – бесконечное число раз.
Миларепа должен был один своими руками откапывать камни для постройки и переносить их на плечах. От трения тяжелых камней у него на спине сделались страшные гнойные язвы. Духовный отец труженика не подавал виду, что замечает его мучения. Когда его жена, любившая Миларепу, как сына, стала со слезами упрекать мужа в жестокости, он посоветовал злополучному ученику положить на спину кусок войлочной циновки, вырезав в ней отверстие на месте ран. В Тибете так лечат вьючных животных.
Дом, построенный Миларепой, до сих пор еще стоит в стране Лхобранг в Южном Тибете.
Тибетцы свято, до мельчайших подробностей, верят в достоверность преданий. Мы с ними в доверчивости соревноваться не можем, но было бы опрометчиво считать все странные приключения послушников налджорпа только вымыслом или делами давно минувших дней, в наше время немыслимыми.
Психология тибетцев со времени Марпы (XI век) не изменилась. Мне довелось видеть у многих лам точное, до мельчайших подробностей, воспроизведение домашнего быта и нравов, описанных в священных книгах.
Молодой монах, желающий найти гуру, хотя и не может соперничать по рвению и вере с Нарота или Миларепой – всегда бывшими исключением, – но готов на многие жертвы и постоянно пребывает в предвкушении многих чудес. Каждый день во всех частях великой Страны снегов разыгрывается все та же удивительная трагикомедия.
Под влиянием тоски и страха, терзавших его, пока он раздумывал, принимая решение, и порой очень долгого путешествия по безлюдной стране кандидат в ученики добирается до обители выбранного им учителя в совсем особенном состоянии духа. Часто дикий, мрачный вид местности, где спасается отшельник, и его репутация колдуна еще больше поражают воображение молодого человека, и он, конечно, ждет чудес на каждом шагу.
С этого дня и в течение всего курса теоретической и духовной подготовки он будет жить в мире непрерывной фантасмагории: небо и земля будут отплясывать вокруг него самую неистовую из сарабанд; боги и демоны будут преследовать его видениями – устрашающими, пока он не победит страх, а затем и смущающими и издевательскими. Доводящая до потери рассудка беспрерывная смена самых невероятных происшествий будет продолжаться долгие годы – десять лет, может быть, двадцать лет. Они будут терзать монаха до смертного часа, если только в одно прекрасное утро он не проснется просветленным и не уйдет, безропотно припав на прощание к ногам своего ужасного учителя.
Я расскажу сейчас историю такого беспокойного ученичества, выбранную из многих других, рассказанных мне самими их героями, потому что она особенно типична для тибетцев и мне знакомы места, служившие ареной действия.
Иешес Гьятцо уже неоднократно жил в затворничестве в цхам. Он старался найти решение одного мучившего его вопроса: «Что такое «дух»?» Он силился удержать, схватить его, чтобы изучить и проанализировать, но неуловимое это естество ускользало от него, как «вода, зажатая в кулачок ребенка». Его духовный руководитель – один из лам монастыря, к братии которого принадлежал Гьятцо, – посоветовал ему отыскать одного анахорета и упросить его взять в число своих учеников.
Путешествие заняло немного времени, только три недели – совершенная безделица для Тибета. Но тропа, проложенная к пещере святого, пересекала большие пустынные пространства и перевалы больше пяти тысяч метров высотой. Иешес Гьятцо отправился в путь, захватив с собой несколько книг и немного провизии, состоящей из мешочка цамлы, куска масла и небольшой щепотки чая.
Шел второй месяц года (новый год в Тибете приходится на начало февраля). Все горы были одеты мощным снежным покровом. Паломник всю дорогу созерцал ослепительную и грозную панораму гигантских ледяных вершин, и ему чудилось, будто он уже странствует на том свете.
Наконец вечером, на закате солнца, он добрался до жилища гомштена. Огромная пещера выходила на небольшую площадку, обнесенную стеной из обломков выветренного камня. На некотором расстоянии, ниже по склону, находились хижины, служившие приютом для четырех или пяти учеников, получивших разрешение временно поселиться вблизи учителя. Жилища отшельников были расположены на верхних уступах горного цирка черных скал и отражались внизу в маленьком круглом озере изумрудно-зеленого цвета.
Мне самой пришлось побывать здесь в сумеречный час, и я знаю, что мог почувствовать жаждущий приобщиться к оккультной мудрости монах, очутившийся в этом безрадостном месте.
Учителю доложили о прибытии Гьятцо, но он его не принял. В этом не было ничего удивительного. Иешес не огорчился и воспользовался гостеприимством одного из учеников, разделившего с ним свою келью.
Прошло около недели. Иешес с робостью просил товарища напомнить учителю о нем. Ему передали не подлежащий обсуждению ответ: гомштен приказывает ему немедленно уйти и вернуться в свой монастырь.
Не помогли ни громкие мольбы, возносимые к орлиной обители ламы, ни коленопреклонения у подошвы горы – все было напрасно. Иешес пришлось отправиться восвояси.
В первый же вечер по лежащему на его пути пустынному плато пронесся свирепый ураган с градом. Монах отчетливо видел угрожавшие ему гигантские призраки. Он заблудился во мраке и всю ночь брел наугад. Я сокращаю. Следующие дни перехода были полны злоключений: он чуть не утонул, переходя через поток, и вернулся, наконец, в монастырь изможденный, больной, в отчаянии.
Но интуитивная вера в высокую духовную мудрость отшельника не поколебалась. Через три месяца он снова отправился в путь, вступил в новое единоборство со стихиями, уверенный, разумеется, что это или лама спустил их с цепи с целью испытать его твердость и мужество, или же непогоду вызвали враждебные ему духи, желая воспрепятствовать его посвящению в тайное учение.
Гьятцо опять прогнали. В следующем году он проделал то же путешествие еще два раза и во второй раз был, наконец, допущен пред лицо учителя.
– Вы сошли с ума, мой милый, – без обиняков начал старец. – Почему вы так упорствуете? Мне совсем не нужны новые ученики. Кроме того, как мне известно, вы уже изучали философию и не раз предавались медитации в уединении. Я просто старик. Чего вы хотите от меня? Если вы стремитесь приобщиться к тайному знанию, разыщите ламу X. из Лхасы. Этот лама ученый схоластик. Он изучил все Священное писание и постиг до конца тайное предание. Именно такой наставник нужен подобному вам молодому ученому.
Иешес прекрасно знал, что так говорит всякий учитель, желающий проверить степень доверия к нему кандидата в ученики. Кроме того, он действительно в него верил.
Он не отступился и в конце концов добился своего.
Я знала другого монаха, воодушевляемого в своем стремлении обрести духовного наставника далеко не такими возвышенными целями. Его история послужит контрастом к первой и даст читателю представление о другой стороне психики тибетцев.
Карма Дорджи поместили еще совсем ребенком в монастырь. Там он оказался мишенью для насмешек и презрения монашков из более состоятельных и знатных семейств. Когда Дорджи подрос, издевательства над ним не прекратились, но характер их немного изменился. Многие его товарищи постоянно подчеркивали разницу между их и его происхождением. Карма Дорджи отличался гордостью и редкой силой воли. Он рассказывал мне, как еще маленьким мальчиком дал себе клятву стать выше всех унижающих его товарищей.
Благодаря простому происхождению и сану монаха перед ним был открыт только один путь: нужно было стать отшельником, великим магом, одним из тех, кто порабощает демонов, превращая их в покорных рабов. Тогда он увидит, как затрепещут перед ним все его обидчики.
Обуреваемый такими весьма неблагочестивыми мечтами, Дорджи попросил настоятеля монастыря дать ему отпуск на два года, так как он желает предаваться медитации в лесном уединении. В таких просьбах отказа никогда не бывает. Дорджи взобрался на высокую гору, нашел подходящее место у родника и построил себе хижину. Чтобы лучше уподобиться аскетам, владеющим искусством развивать внутреннее тепло, он, не теряя времени, разделся догола и перестал стричься. Люди, изредка приносившие ему припасы, всегда – даже среди зимы – находили его обнаженным и неподвижно сидящим в позе глубокого созерцания.
О нем начали поговаривать, но это было еще очень далеко от вожделенной славы. Он понял, что отшельничеством и наготой многого не добьешься, и снова спустился в монастырь. На этот раз он попросил разрешения уйти на поиски гуру в чужие края. Никто его не удерживал.
Его странствия были гораздо удивительнее, чем путешествие Иешес Гьятцо. Последний, по крайней мере, знал, куда идет, а Карма Дорджи не имел об этом ни малейшего представления.
Ему никак не удавалось найти для себя достойного учителя, и он решил прибегнуть к оккультным средствам. Вера Карма Дорджи в богов и демонов была беспредельной. Он знал наизусть историю Миларепы, обрушившего дом на головы своих врагов. Он помнил еще много преданий о «великих духах зла», приносивших по требованию мага в середину магического круга киилкхор окровавленные головы его недругов.
Дорджи был немного знаком с искусством киилкхор. Он построил магический круг из камней на дне глубокого ущелья и начал заклинать грозные божества направить его к одному из повелевающих ими магов-учителей. На седьмую ночь раздался оглушительный гул. Протекающий по ущелью поток внезапно вздулся. Водяной смерч, возникший, должно быть, из-за прорыва горного резервуара или выпавшего выше в горах ливня, внезапно хлынул в ущелье и смыл молодого монаха вместе с киилкхором и его нищенскими пожитками. Ему необыкновенно повезло. Он не утонул. Перекатывая отшельника вместе с валунами, поток выбросил его при выходе из ущелья на мель в огромной долине. Когда рассвело, Карма увидел прямо перед собой на отроге горы приютившийся под сенью каменной стены рите (обитель отшельника).
В лучах восходящего солнца побеленный известью домик был облит бело-розовым сиянием. Чудом уцелевшему монаху привиделось, будто от домика к нему тянутся, осеняя ореолом его чело, длинные золотые лучи. Конечно, так долго разыскиваемый учитель живет здесь. Никаких сомнений во вмешательстве оккультных сил, ответивших на его призыв, у Дорджи не было. Ведь он собирался подняться по ущелью, перевалить через горную цепь, а они его направили (правда, немного бесцеремонно) вниз, в долину, прямо к этому рите.
Карма Дорджи, приятно польщенный оказанной ему услугой, даже не вспомнил об унесенных водой припасах и одежде. В том же виде, в каком он, в подражание Херука (персонаж ламаистского пантеона, изображаемый в виде нагого анахорета), священнодействовал возле своего киилкхора, – т. е. совершенно голый, – он направился к обители учителя.
В это время один из учеников пустынника спускался с горы по воду. При виде внезапно возникшего перед ним удивительного прохожего, он чуть было не уронил кувшин. Климат Тибета сильно отличается от климата Индии. Если в Индии нагих аскетов или лжеаскетов легион и никого они удивить не могут, – в Стране снегов дело обстоит по-другому. Только очень немногие налджорпа присваивают себе обычай ходить без одежды, но они живут в стороне от всех дорог, в складках высоких горных хребтов, и их обычно никто не видит.
