Текст книги "Шестерки умирают первыми"

Автор книги: Александра Маринина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 3

1

Мартовское солнце было ослепительно ярким, и, глядя на небо из окна второго этажа, можно было легко представить, что наступил разгар лета. Правда, если подойти к окну поближе и посмотреть не вверх, а вниз, то иллюзия моментально рассеивалась: серость и грязь на тротуарах быстро возвращала романтического мечтателя на грешную землю.

Виталий Николаевич Кабанов, больше известный в определенных кругах под прозвищем Паровоз, стоял у окна и смотрел вниз. Он никогда не занимался самообманом, предпочитая видеть правду, пусть и не всегда приятную. По-видимому, именно эта черта характера позволяла ему на протяжении всей жизни успешно доводить до конца любое начатое им дело. Малейший сигнал о неблагополучии моментально становился поводом для размышлений, а то и решений, причем зачастую радикальных, и это предохраняло Кабанова от неприятностей намного эффективнее, чем связи, дружба, блат и деньги. «Корабль не может дать течь ни с того ни с сего, – любил он говорить. – Либо ты доверился тому, кто его строил, и не заметил, что это невежда и халтурщик, хотя мог и должен быть заметить, либо ты ленился проверять техническое состояние, либо не предусмотрел грозящую опасность. В любом случае виноват только ты сам». До сегодняшнего дня корабли Кабанова течи не давали.

Организаторские способности Виталия Николаевича проявились, еще когда он был школьником. В пятом классе, когда ребят приняли в пионеры, его выбрали звеньевым. К концу учебного года все десять пионеров его звена принесли домой табели, сплошь усеянные пятерками, среди которых изредка мелькали четверки. Родители радовались, учителя удивлялись, одноклассники завистливо хмыкали. Сам Виталик Кабанов из своих методов секрета не делал, с удовольствием объясняя всем, что если человек умеет что-то делать хорошо, то от этого должна быть польза не только ему одному. Один из пионеров его звена обладал врожденной грамотностью и никогда не делал орфографических ошибок, и ему Виталик поручил заниматься со всеми русским языком. У другого мама работала переводчицей и периодически объясняла ребятам все то, что они плохо усвоили на уроках немецкого. У третьего дедушка оказался профессором-историком и с удовольствием рассказывал ребятам о Древнем Египте, фараоне Тутанхамоне и завоеваниях Римской империи. Короче говоря, энергичный звеньевой «пристроил» к делу всех своих пионеров и их семьи.

К восьмому классу, когда пришла пора вступать в комсомол, десятка Кабанова стала притчей во языцех у всей школы, а за Виталиком тогда впервые потянулась слава «паровоза, который вытянет за собой любой состав». В институте активного комсомольца Кабанова ставили на самые разваленные участки общественной работы. Он вкладывал свой организаторский талант в порученное дело, и, когда налаженный механизм начинал бесперебойно работать, ему поручали что-нибудь еще. В таком «аварийном» режиме он просуществовал до сорока восьми лет, пока не оставил государственную службу и не занялся собственным бизнесом. К этому времени он заслужил прочную репутацию жестокого, крутого на расправу руководителя, но все равно оставался все тем же Паровозом, прицепившись к которому можно было вылезти из самой гиблой ситуации.

Сегодня Виталию Николаевичу исполнилось пятьдесят пять лет, и именно сегодня он вдруг подумал о том, что не так уж хорошо разбирается в людях, как считали и он сам, и те, кто его знал.

– Ты слышал вчера сообщение по телевизору, в криминальных новостях? – спросил он, не оборачиваясь.

– Слышал, – ответил маленький худощавый человек с большими темными глазами и кустистыми бровями, неподвижно сидящий в кресле возле двери. Свободная легкая куртка полностью скрывала и пистолет в плечевой кобуре, и налитую железную мускулатуру.

– И что ты думаешь, Гена? Это то, что нам было обещано?

– Очень похоже. Сказали, что это уже четвертый труп, найденный в области, и все с одинаковыми ранениями. Смерть от выстрела в затылок, как нас и предупреждали.

– И примерно раз в неделю, – добавил Кабанов. – Любопытно. Весьма любопытно. Пойди-ка посмотри, как там наш вольный стрелок поживает.

Худощавый Гена легко поднялся и бесшумно вышел из кабинета. Вернулся он через несколько минут.

– Полное спокойствие, Виталий Николаевич, – доложил он. – Улыбается, сияет, как будто ничего не случилось.

– И никаких признаков нервного напряжения? Расстройства?

– Ни малейших.

– Весьма любопытно, – задумчиво повторил Кабанов. – Похоже, это как раз то, что нам нужно. Может быть, прекратить это дурацкое соревнование? По-моему, все и так достаточно очевидно. Как ты считаешь?

– Вам виднее, Виталий Николаевич, – сдержанно ответил Гена. – Но я бы не стал торопиться. Как-то очень необычно все это, похоже на больную психику.

– Человек с больной психикой не способен к планомерным действиям, – возразил Кабанов. – Он, вполне вероятно, не будет рвать на себе волосы оттого, что убивает людей, но он и не сможет убивать их систематически, раз в неделю.

– Ну, не скажите. Сумасшедшие способны на все. В любом случае я бы еще подождал.

– И сколько же ты предлагаешь ждать?

– Хотя бы месяц.

– Месяц? Ты хочешь сказать, что четырех трупов тебе мало? Тебе нужно восемь? Что-то ты стал кровожадным, Геннадий, – недовольно поморщился Кабанов.

– Но мы не можем рисковать, – твердо сказал Гена. – Мы должны быть уверены в том, что этот снайпер не ошибается и не дает нервных срывов. Кроме того, мы должны быть уверены, что преступления не будут раскрыты и следы не приведут к нам. Только тогда мы сможем на него полагаться.

– Что ж, может быть, ты и прав. Подождем еще. Сколько человек собираются прийти сегодня вечером?

– Вы лично пригласили восемнадцать, – доложил Гена, достав из кармана маленький блокнот и быстро пролистав его. – И еще семеро выразили желание поздравить вас, если у юбиляра не будет возражений.

– Итого двадцать пять, – кивнул Кабанов. – И у каждого как минимум по пять человек сопровождения и охраны. Ты подумал о том, где их разместить и кормить?

– Я предлагаю в банкетном зале накрыть два стола. Один – для вас и ваших гостей, другой, тоже на двадцать пять персон, для охраны. Каждый гость будет иметь в зале по одному человеку для охраны и личных поручений. Находящийся рядом общий зал можно полностью отдать остальным сопровождающим. Я уже говорил с администратором, он просил не позже трех часов сообщить, нужно ли будет закрывать общий зал для посетителей.

– Сколько человек поместится в этом зале?

– Все сто как раз поместятся. Там тридцать столиков, по четыре человека за каждым.

– Хорошо, Гена, я на тебя полагаюсь. Никаких эксцессов быть не должно, ты это понимаешь?

– Конечно, Виталий Николаевич.

– И вот еще что, Гена…

Кабанов наконец отвернулся от окна и, тяжело вздохнув, уселся за стол. Избыточный вес давно уже сделал его тело грузным, а движения – медленными и неловкими, но светлые внимательные глаза смотрели по-прежнему открыто и цепко. Кабанов никогда не скрывал своего недоверия к кому бы то ни было, полагая, что лучше ошибаться в приятную для себя сторону, нежели дать себя обмануть.

– Подними-ка наши связи в областном управлении внутренних дел. Я хочу знать об этих трупах все. Я хочу быть уверен, что все эти люди убиты из одного пистолета. Ведь вполне может оказаться, что все это просто совпадение. Один из них может оказаться нашим, а все остальные – случайность. Понял меня?

– Да, Виталий Николаевич.

– Иди, Гена. И скажи Эле, чтобы ни с кем меня не соединяла до четырех часов. Я хочу подумать.

2

В кабинет к своему начальнику Дмитрий Платонов вошел, не предчувствуя ничего плохого. Может быть, потому, что с утра мысленно прощался с Юрием Ефимовичем Тарасовым. Идти на похороны Дмитрий побоялся, так как знал, что среди провожающих в последний путь будет много оперативников. Обнародовать свою связь с Тарасовым он не хотел, правда, скорее по привычке, нежели по необходимости. Скрывать их тесное сотрудничество имело смысл, пока Юрий Ефимович был жив, а теперь, после его смерти, эта тайна мало кому была интересна.

Настроение у Платонова было мрачное, и на вызов начальника он отреагировал мгновенно возникшим желанием послать его куда подальше. Полковник Мукиенко работал в Управлении по борьбе с организованной преступностью всего около трех месяцев, своих подчиненных знал плохо, и общение с ним удовольствия сыщикам не доставляло.

Полковник начал с места в карьер, как обычно, забывая поздороваться.

– Дмитрий Николаевич, вам что-нибудь говорит фамилия Сыпко?

– Так точно, товарищ полковник. Примерно восемь месяцев назад я получил написанное им письмо, в котором Сыпко вскрывал махинации на заводе в Уральске-18, – не раздумывая, доложил Платонов. В вопросе он не видел ничего опасного.

– Что вы сделали по проверке этого сигнала?

– Все, что нужно, товарищ полковник. – Платонов упорно избегал называть Мукиенко по имени-отчеству, боясь не совладать с собственным языком. Одно время он пробовал потренироваться, чтобы без запинки произносить «Артур Эльдарович», но быстро оставил сие пустое занятие. Коварная буква «р» каталась по языку и зубам в произвольно выбранном направлении, упорно не желая становиться на положенное ей место.

– Следует ли ваши слова понимать так, что по материалам проведенной вами проверки уже возбуждено уголовное дело?

– Нет, дело еще не возбуждено.

– Почему? В чем задержка?

Платонов удивленно посмотрел на начальника. Опытный работник, много лет проработавший в системе МВД, мог бы и сам догадаться, в чем бывает задержка, когда расследуешь дела о хищениях и злоупотреблениях. В доказательствах. В этих делах всегда задержка из-за того, что очень трудно собирать доказательства.

– Товарищ полковник, идет сбор информации, документирование преступной деятельности, выявляются связи. Вы же прекрасно знаете, как это непросто.

– Знаю, Платонов, знаю. Но я знаю и другое. На протяжении восьми месяцев вы ничего не сделали по поступившему сигналу. Более того, вы умело прикрывали махинации, творящиеся в Уральске-18. И даже взяли за это взятку.

У Платонова перехватило дыхание. Вот, значит, в чем дело. Да-а, давненько судьба не баловала сюрпризами, расслабился, решил, что теперь уж до пенсии спокойно доработает. Ан нет, не вышло.

– Я не понял, товарищ полковник, о чем вы говорите.

– О том, Дмитрий Николаевич, что фирма «Артэкс» перевела на один банковский счет солидную сумму в валюте. И сразу же после этого самоликвидировалась. Знаете, на чей счет переведены деньги?

– Нет, не знаю. На чей?

– Точно не знаете? Подумайте, Дмитрий Николаевич, может быть, вам лучше самому вспомнить, не дожидаясь, пока я уличу вас во лжи.

– Я не знаю, о чем вы говорите, товарищ полковник.

– Но о фирме «Артэкс» вы слышали?

– Разумеется. Через нее завод в Уральске-18 продавал списанные приборы, содержащие драгметаллы. Я вышел на эту фирму, проверяя заявление Сыпко.

– Уже хорошо. А про фирму под названием «Натали» вы тоже слышали?

Платонов почувствовал, как пол стал уходить из-под ног. В фирме «Натали» работала его жена Валентина.

– Слышал, – ответил он, не пытаясь скрыть испуг и недоумение. Он и в самом деле не понимал, о чем идет речь.

– В этой фирме, если я не ошибаюсь, работает ваша супруга, Платонова Валентина Игоревна. Верно?

– Верно. Вы хотите сказать, что «Артэкс» перечислил деньги в фирму моей жены, давая мне взятку?

– Да не хочу, а уже сказал. Вам дали взятку за то, чтобы вы перестали крутить это дело в Уральске. А вы ее взяли. Более того, вы выполнили ряд действий, этой взяткой оплаченных.

– Это неправда, товарищ полковник. Я не имел никаких дел с «Артэксом». Я не брал от них денег и не делал ничего для них, я вам клянусь.

– Ну, Дмитрий Николаевич, это смешно, – вздохнул Мукиенко. – Вы мне клянетесь. Да что мне ваши клятвы? Объективно обстоятельства складываются не в вашу пользу. У меня ведь есть все основания вызвать сейчас конвой и отправить вас из этого кабинета в наручниках. Вы хоть понимаете это? Вы должны представить мне доказательства вашей непричастности, вашей невиновности, а вы мне, видите ли, клянетесь. Ну и что я должен делать с вашими клятвами?

– Я готов ответить на любые вопросы, товарищ полковник. Как я могу доказать вам, что не брал никаких денег у фирмы «Артэкс»? Ну как мне вам это доказать?

– А очень просто. Принесите мне все документы, которые вам удалось раздобыть за восемь месяцев работы. Я хочу видеть реальный результат ваших трудов. Или вашего оплаченного безделья. Это уж как получится. И не забудьте принести документы, которые вам привез из Уральска Агаев.

«Это уж хрен тебе, – зло подумал Дмитрий. – Славка Агаев привез с собой две папки. В одной были материалы по списанным металлсодержащим приборам, в другой – по золотосодержащим отходам производства. Документы по отходам я у него забрал и не собираюсь никому показывать даже под угрозой расстрела. А документы по приборам остались у Агаева. Сейчас он, наверное, уже прилетел в свой Уральск. Рейс у него был сегодня рано утром, и погода вроде хорошая, задержек с вылетом быть не должно. Интересно, откуда Мукиенко знает про мою встречу с Агаевым? Конечно, мы обменивались телетайпограммами, никакого секрета из совместной работы не делали, но полковник никогда не проявлял видимого интереса к моей работе по Уральску».

– Я не брал у Агаева документы, я только их просмотрел и вернул ему.

– Вы, конечно, рассчитываете на то, что ваши слова никто не сможет опровергнуть, – почему-то грустно произнес Мукиенко.

– Мои слова может подтвердить Агаев. Зачем же их опровергать?

– Прекратите, Платонов! – вдруг Мукиенко перешел на крик. – Вы прекрасно знаете, что Агаев не подтвердит ваши слова.

– Почему? – Дмитрий по-прежнему не чувствовал ничего, кроме раздражения и усталости. Предощущение беды никак не могло прорваться сквозь тяжелый, будто налитый свинцом, туман, окутавший его мозг. Ни разу в жизни Платонов не переживал так остро и тяжело горечь утраты, хотя похоронил многих, и родных, и друзей.

– Потому что Агаев найден убитым через час после того, как вас с ним видели вместе. И не надо мне рассказывать, что вы этого не знали. Дмитрий Николаевич, я не люблю делать поспешные выводы, но и затягивать решение вопросов не в моих правилах. В вашем распоряжении десять минут. Либо за эти десять минут вы представите мне доказательства того, что вы не убивали Агаева и не брали за это деньги у фирмы «Артэкс», либо через десять минут вас выведут отсюда в наручниках. Вы меня слышите, Платонов? Платонов!..

Дмитрий привалился к стене и схватился рукой за левую сторону груди.

– Не может быть, – хрипло прошептал он. – Я вам не верю.

– Напрасно, Дмитрий Николаевич. И не надо мне тут изображать сердечный приступ. В вашем распоряжении десять минут.

– Конечно, конечно, – забормотал Платонов, стараясь пересилить разливающуюся по левой стороне тела боль. – Я сейчас принесу вам все документы, они у меня в сейфе. Я сейчас, сейчас…

Неловко повернувшись, он выскользнул из кабинета. Десять минут. Немного, если учесть размеры здания Министерства внутренних дел.

Он зашел к себе в кабинет и мысленно возблагодарил судьбу за то, что его соседа по комнате в этот момент не было. Через полторы минуты, сунув под язык таблетку валидола, он запер дверь и, стараясь не бежать, направился к лестнице. Лифтом он решил не пользоваться. Выскочив на улицу через бюро пропусков, он тут же нырнул в метро и быстро побежал по эскалатору вниз. Когда истекли отведенные ему для оправдания десять минут, Платонов садился в поезд, идущий в сторону Конькова. Его светлые «Жигули» так и остались стоять у здания министерства.

3

«Хорошо, что Мукиенко не знает про Тарасова, – думал Платонов, стоя в углу качающегося вагона метро и тупо вглядываясь в мелькающую перед глазами черноту. – Но я-то знаю. И я не могу закрыть на это глаза. Три дня назад убит Юрий Ефимович, вчера – Славка. И этот денежный перевод. Круто меня обложили. Но кто? Кто? Господи, как Славку-то жалко! Такой парень хороший… Как же он не уберегся? У него ведь оружие было, я точно знаю, сам видел, когда он куртку расстегнул. И Валентину сюда же приплели. Когда они успели проверку-то устроить? Вчера, что ли? Дурак я, надо было вчера домой ехать после работы, а не к Алене, тогда бы я уже вчера знал про деньги от «Артэкса» и сегодня не выглядел бы так плохо в кабинете у Мукиенко. И еще одно плохо: кто-то вычислил Тарасова».

Он вышел из метро на станции «Беляево», купил в кассе жетон для телефона и позвонил жене.

– Валя, у меня неприятности, – сказал он сразу же, как только она сняла трубку. Это означало, что разговор будет предельно сжатым, времени мало, и нужно постараться свести к минимуму ахи и охи.

– Представь себе, у меня тоже, – сухо ответила Валентина, которая не любила, когда Платонов не ночевал дома, даже если причина для этого была более чем уважительная.

– Что случилось?

– Сегодня с утра приходили твои дружки из Управления по борьбе с организованной преступностью и обнаружили на наших счетах какие-то непонятно откуда взявшиеся деньги. Всю душу вынули.

– Много денег?

– Двести пятьдесят.

– Чего? – не понял Платонов.

– Тысяч долларов, чего же еще, – сердито вздохнула Валентина. – Может, ты знаешь, откуда они взялись?

– Знаю. Поэтому и ухожу в подполье. Валя, у меня цейтнот, давай я скажу все коротко. Кто-то хочет меня прижать в углу, и крепко. Эти деньги – один из способов свернуть мне шею, обвинить во взятке. Я исчезаю. Если спросят, где я, честно отвечай, что я тебе позвонил и сказал, что уезжаю срочно в командировку. Куда – не знаешь. Я очень торопился, а ты не спросила. Или нет, давай так сделаем: ты сейчас включи автоответчик, я тебе позвоню и все скажу как надо. Тогда к тебе вопросов не будет, мол, как же ты не спросила, что случилось, да куда я еду, да почему такая спешка. Тебя вообще дома не было, когда я звонил. Ладно?

– Хорошо. Что еще?

– Давай договоримся о встрече. Принеси мне деньги. Как можно больше. Я не представляю, сколько времени буду в бегах, поэтому возьми все, что есть. Зубную щетку, пасту, мыло, полотенце, бритву, белье, носки и пару сорочек. Возьми мой «дипломат» в шкафу, сложи все в него.

– Хорошо, я поняла. Когда и где?

– Переход с «Новокузнецкой» на «Третьяковскую», первая лестница. Выходи из дома через пятнадцать минут, будет семнадцать тридцать. Примерно в пять-семь минут седьмого приедешь на «Новокузнецкую», постарайся не опаздывать. Стой у первого вагона и смотри на часы. Как только загорится «восемнадцать десять», начинай движение. Поднимаешься наверх по первой лестнице, я буду идти во встречном потоке. Поняла?

– Поняла, Митя. Я все сделаю, ты не волнуйся. Сейчас я включу автоответчик, ровно в половине шестого выйду из дома, в десять минут седьмого пойду на переход с «Новокузнецкой» на «Третьяковскую». Не бойся, я ничего не перепутаю. Ну, все? Ты ничего не забыл?

– Я тебя люблю, – благодарно произнес Платонов.

– И я тебя люблю. До встречи.

Валентина повесила трубку. Он задумчиво постоял несколько секунд возле телефона-автомата, потом пошел к кассе и купил еще один жетон.

– Валюша, мне срочно нужно уехать в командировку, – торопливо заговорил он, услышав тонкий писк включившегося магнитофона в автоответчике. – Может быть, я сумею заскочить домой, взять кое-что необходимое, но скорее всего просто не успею. Когда вернусь – неизвестно. Времени в обрез, поэтому машину оставил на Житной, возле министерства. Там она будет в сохранности. Не волнуйся, я буду звонить. Целую тебя и Мышонка.

Он снова спустился в метро и поехал обратно в центр. Выйдя на станции «Третьяковская», неторопливо пошел к эскалатору, считая про себя секунды. Запомнил, на какой цифре подошел к лестнице и на какой – закончил спуск на «Новокузнецкую». Потом, продолжая счет, прошел от лестницы до первого вагона поезда с той стороны, откуда должна приехать Валентина. Проделал весь путь в обратном направлении, проверяя отсчет. Кое-что уточнил, взглянул на часы и подумал, что не нужно ему сидеть целых двадцать минут на платформе, глаза мозолить. Лучше проехать четыре остановки в любую сторону и вернуться.

Через двадцать минут он с толпой пассажиров начал медленный спуск по лестнице. Согласно висящему наверху знаку, лестница предназначалась только для движения вниз, однако слева всегда протискивался тоненький ручеек упрямых глупых пассажиров, которым лень было сделать еще три шага до следующей лестницы, по которой люди шли вверх. Валентину он увидел издалека. Она шла, не поднимая головы, не озираясь, глядя под ноги, что было вполне оправданно, ибо идти навстречу спускающемуся по лестнице многоголовому и многоногому монстру в час «пик» было небезопасно. Платонову даже показалось, что он чувствует запах ее духов. «Я никогда не смогу уйти от нее», – почему-то подумал он совершенно некстати. Поравнявшись с женой, он чуть-чуть сдвинулся влево, задевая ее плечом и разжимая пальцы. Тут же в ладонь удобно легла пластиковая, обтянутая натуральной кожей ручка «дипломата». Он едва успел ласково провести пальцами по нежной ладони женщины. Вот и все. Еще минуту, еще двадцать секунд назад он был обыкновенным человеком, идущим на встречу с собственной женой. А сейчас, взяв у нее портфель и позволив ей уйти, он превратился в беглеца, скрывающегося от правосудия. Он – вне закона.

Дмитрий Платонов буквально спиной чувствовал, как удаляется от него Валентина и вместе с ней – нормальная законопослушная жизнь, легальная и открытая, словно вместе с женой от него отодвигалась та граница, которая только что разделила ТОТ мир и ЭТОТ.