Текст книги "На корабле полдень"

Автор книги: Александр Зорич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 13. Фенечка и Сашка

Май, 2622 г.

Остров Среда, архипелаг Буровского

Планета Грозный, система Секунда

– Костры это хорошо. Но ты уверен, что их будет видно из космоса? – Спросила Афина.

Говорить ей было тяжело – она вдруг почувствовала, что в своей усталости дошла до опасной черты.

Григорию тоже было нелегко поддерживать беседу после всего, что выпало на их долю в эти сутки. Но он был уверен: разговаривать нужно. Разговоры спасают их двоих от апатии. А апатия – это самое худшее, что может случиться с осиротевшими робинзонами.

– Я уверен, что из космоса отлично виден пожар "Эйлера"... Он, я надеюсь, уже привлек внимание наших. Но чтобы показать им, что мы остались живы и просим их прислать за нами транспорт, мы и разведем костры...

– А какую фигуру мы выложим?

– Ну, можно стрелу... Или гигантскую букву "Т". У этого варианта есть тот плюс, что пилоты привыкли к такой навигационной разметке. А можно просто крест. Что тебе больше нравится?

– Мне нравится крест. Опять же, символ спасения души...

– Тогда айда вон к той роще. Я буду рубить, а ты – разносить сучья по отмеченным мною точкам, – с этими словами Григорий взял в руки пожарный топор, обагренный кирпичной кровью джипса, и с мыслями о том, что этот топор – едва ли не единственная вещь, уцелевшая от их шикарного "Эйлера" – побрел трудиться дровосеком.

– Сейчас, только гляну, не завалялись ли там, на помойке лагеря, какие-нибудь грязные перчатки после наших саперов... История с Белошапко меня многому научила... К тому же у кустарника ложной бокассии, который ты собираешься рубить, ветви уж больно колючие, руки жалко. Если я поцарапаю их, как я буду производить на людей впечатление чокнутой белоручки?

Перчатки Афине удалось найти. Притом и для себя, и для Григория.

В лагере она также обнаружила пресную чистую воду, на дне сорокалитровой пластиковой бутыли плескалось кое-что. Немного, но все же...

Афина жадно выпила стакан. А следом еще два.

Если бы только утром этих суматошных суток она знала, что ночевать ей придется в этом же самом лагере! Уж она бы убедила старшего сержанта Липина и этого невротика Засядько оставить им с Гришей побольше медикаментов, консервов и фруктов... И ягод... Особенно голубики.

Когда костры, из которых был выложен крест, наконец запылали – а это случилось через два часа – Афина с Григорием обнялись. Запыхавшиеся, потные, счастливые...

И за ту минуту, что Афина стояла, тесно прижавшись к мужу, события этого безумного вечера вновь пронеслись у нее перед глазами.

Первым делом ей вспомнилось как пришлый товарищ их друга, синего инопланетянина – она не знала, что это был комтур ягну по имени Кадмий Сульфур – привез пострадавшему от "грифа" Гексахлорану Второму новый летательный экзоскелет.

Афина и Григорий с почтительного расстояния наблюдали за тем, как ягну бережно упаковывают аквариумы с аридотевтидами в транспортные отсеки комтура. При этом они обливали каждый аквариум быстротвердеющей смолой, которая превращалась в амортизирующую пену.

Затем супруги были свидетелями странного ритуала – прилетевший комтур не то хвалил, не то распекал своего синего многорукого коллегу за содеянное.

Делал он это совершенно безмолвно – Афина предполагала, что ягну переговаривались на частотах, неслышимых человеку – зато со множеством ритуализированных поз и жестов, напоминающих японский классический театр Но.

А затем, не сказав даже "прощайте", оба ягну умчались.

– Интересно, что эти молодчики планируют делать со своими "отцами" в аквариумах? – Спросил Григорий, заворожено глядя в стремительно сереющий горизонт, где таяли две точки – комтур Кадмий Сульфур и его подчиненный паладин Гексахлоран Второй.

– Понятия не имею! Что бы мы с тобой делали с мартышками, если бы нашли их в системе Сириуса, например?

– Ну... Я бы, может, угостил их бананами. Это в лучшем случае. И, я тебя уверяю, я бы их с собой на землю не потащил...

– Но ты человек образованный и, как неоднократно отмечали твои недоброжелатели, – Афина издала сдавленный смешок, – достаточно пресыщенный... Я допускаю, что у многих наших соотечественников, особенно из числа прилежных слушателей радиоканала "Мужские песни" и потребителей пива "Потеха", возникла бы сентиментальная мысль прихватить домой пару-тройку мартышечек... Они же наши предки... Умора-то какая! Развести их, всюду расселить, от Сахалина до Карпат...

– Чтобы в России было не две, а три беды – дураки, дороги и мартышки... Ты ведь, наверное, знаешь, как тяжело содержать этих бестий в неволе? Когда мне было шесть, мне дядя живого гиббона подарил...

– Конечно, знаю. Я в школе ходила в кружок "Юный натуралист", мы в зоопарке нашем клетки убирали на общественных началах, морковку и свеклу резали. Однажды обезьяна-носач украла у меня мой портфель и как следует сходила в него!

– Я думаю, всё дело в том, что на родной планете этих многоруких монстров не осталось никаких "мартышек"... Отсюда и весь ажиотаж.

– Знали бы аридотевтиды, когда выходили полакомиться планктоном, для кого мы их ловили!

– Будут жить теперь в почете. На серебре, на золоте едать! Как положено отцам!

На отдых Григорий с Афиной устроились под сенью уже знакомой им палатки.

Афине достался роскошный спальный мешок Засядько. А несуеверный Григорий взял себе мешок покойника Розалинова.

Беглый обыск армейской кладовой принес им даже сносный ужин – консервированную гречневую лапшу и сладкий паштет из фейхоа и ягод личи. Конечно, не пятизвездочная кухня "Эйлера", но всё же...

Больше съестного в лагере, по-видимому, не осталось – если не считать трех просроченных банок португальских каперсов.

– Ты любишь каперсы, Гриша? – Промурчала Афина, прижимаясь к спине мужа.

– Ненавижу, милая... – сказал Григорий, засыпая.

Перед тем, как провалиться в сон, Григорий еще раз мысленно оплакал погибший "Эйлер". И не в деньгах дело – "Эйлер" был, конечно, застрахован на изрядную сумму. Но сколько душевных сил было потрачено на то, чтобы сделать из "Эйлера" их с Афиной передвижное гнездо, их с Афиной мобильный штаб!

Не говоря уже о том, сколько антиквариата и редких книг сгорело!

И главное: после гибели "Эйлера" они с Афиной остались один на один с необитаемым островом. Притом, с необитаемым островом, расположившемся на планете, неумолимо летящей в тартарары...

"Конечно, нас скорее всего спасут. Но вычистить из памяти эти невыносимые часы будет не под силу ни одному, даже самому могучему, психотерапевту..."

* * *

Через час Афина вдруг проснулась – она всегда спала очень чутко.

Ей снился ее отец, их с Александрой общий отец Дмитрий Железнов, несколько лет как покойный. Во сне она с ним о чем-то важном говорила...

С отца мысли Афины неожиданно перебросились на Александру. А с нее – на их совместное с Александрой детство, увы, нисколько не исполненное небесной гармонии...

В отличие от Александры, дочери любимой и, так сказать, "официальной", рожденной в счастливом браке, Афина была дочерью почти внебрачной, нажитой шустрым молодым учителем, вчерашним "ботаником" Дмитрием Железновым от не слишком привлекательной и не слишком фигуристой завбухгалтерией детской поликлиники Химкинского района города Москвы Евдокии Чубчик.

Свою мать Афина запомнила как нечто смутное, яркое и теплое, как размытое временем белое лунообразное лицо с грудным голосом и мягкими бесцветными усиками над верхней губой.

В то же время в памяти у нее накрепко отложилось как мама Евдокия, с красивой черной косой, художественно устроенной на голове, рассказывает ей, уже час сидящей на горшке, что они с ее отцом ("Димулечкой") честно пытались пожениться, но поскольку ссорились каждый день, и по всякому вопросу имели разные мнения, до органов официальной регистрации брака так и не дошли, не сумевши договориться об устраивающей обоих дате...

Когда крошке Фенечке было два года, отец Афины встретил любовь всей своей жизни, тренера по легкой атлетике Наталью Евгеньевну Браун, красотку и бывшую чемпионку всякого разного. Он хладнокровно бросил немедленно уплывшую в лиловую страну Депрессию Евдокию, и через неделю после разрыва женился на Наталье, словно боялся, что та передумает (что было вероятно, ведь налицо был социальный мезальянс). В общем, Дмитрий Железнов повел себя как записной подлец из популярного сериала "Любовь спасет мир".

Всё это было бы не так печально, да и не было бы печально вовсе, если бы тридцатипятилетняя Евдокия не стала жертвой авиакатастрофы – флуггер, на котором она направлялась на слет бухгалтеров-новаторов в Столицу, угодил в самую пасть урагана "Морской лев"...

Маленькую Фенечку, которой как раз исполнилось четыре года, воспитательница (ей только что позвонил офицер службы спасения, грубиян и злюка!) привела к директору, усадила в кресло и внепланово угостила фисташковым мороженым.

И, пока малютка робко работала язычком, сообщила ей, что сегодня Фенечка будет ночевать у папы, потому что ее мама надолго задерживается в городе посреди Тихого океана.

"Она угощает там дельфинов вкусной малиной?" – предположила умница Афина, вытирая испачканный в мороженом нос ладонью. "Малиной, да... И мороженым тоже..." – тяжело вздохнула воспитательница и отвела печальные глаза.

И в самом деле, никаких других родственников, кроме папы и его новой чемпионской семьи, у маленький Афины на белом свете не было...

В тот же вечер она впервые увидела годовалую Александру в нимбе платиновых кудряшек. Та, сидя на пушистом белом ковре, строила из кубиков Спасскую башню, а когда надоедало – с истошным визгом возила по желтому резиновому полигону гламурным голубым танком.

"А у нее есть кукла?" – Поинтересовалась Афина у папы.

Отец отрицательно покачал головой.

"А звери?"

Дмитрий Железнов развел руками и объяснил: маленькая Саша всего этого не хочет.

И Афине, за неимением привычных ей зверей и кукол, пришлось отправиться глядеть мультики по визору.

С того вечера началось соперничество двух сестер, не похожих друг на друга ни внешне, ни внутренне. Разве что первая буква имени их объединяла.

Александра любила получать, контролировать, помогать, всюду присутствовать. Афина предпочитала отдавать, помалкивать, быть независимой, обожала познавать и разузнавать, а вместо всякой компании выбирала одиночество. Александра, бессменная староста класса, преуспевала по гуманитарным дисциплинам и была лучшей на физкультуре, а также уроках труда. Афина, норовившая отвертеться от любых общественных поручений, дневала и ночевала в химической лаборатории, и прогуливала всё, что только казалось ей необязательным.

Афина впервые поцеловалась с одногруппником в восемнадцать лет, да и то на спор с другим одногруппником... Александра же была яркой розовощекой девицей, вослед которой оборачивались и юноши, и мужчины, и даже существа среднего пола.

Афина рано оформилась в мрачноватую лохматую брюнетку без особенных признаков стати и красивой груди, таких называют "на любителя".

В таких мужчина может влюбиться до беспамятства, но на студенческих дискотеках таких редко приглашают танцевать медленные танцы...

Редкий день девочки, делившие одну комнату на двоих, обходились без ссор.

Когда начался "трудный возраст", эти ссоры, перераставшие в перебранки и даже драки, стали особенно досаждать домашним.

Отец, Дмитрий Железнов, даже начал попивать – от бессилия.

А Наталья Евгеньевна, которая исполняла роль мягкой понимающей мачехи насколько могла усердно, лишь вздыхала и считала дни до выпускного вечера. Идя навстречу ее невысказанным пожеланиям, в возрасте пятнадцати лет Афина экстерном сдала экзамены на биологический факультет Московского Государственного университета и, не дожидаясь шестнадцатилетия, на год раньше положенного ушла из школы, чтобы сразу же стать студенткой...

Грянул выпускной – всю церемонию Афина, одетая в джинсы и футболку, невидимкой простояла в самом дальнем ряду, за спинами незнакомого, старшего ее на год, класса, тайком изучая учебник по анатомии хордовых для второго курса...

В тот день Афина получила школьный аттестат с отличием. А затем, через год, получила и паспорт.

Поразмыслив, она все же взяла фамилию отца и осталась, как и в школе, Железновой. Во-первых, она привыкла к этой фамилии. А во-вторых, материнская фамилия, Чубчик, казалась ей какой-то уж очень неблагозвучной и несерьезной. Теперь Афина жила в общежитии, и хотела быть серьезней арбитражного суда...

Через два года окончила школу и Александра.

Чтобы чем-то отличаться от успешной задаваки Афины, она взяла фамилию "Браун-Железнова", присовокупив к отцовской фамилию матери. "Так весомее звучит", – объясняла она.

Несколько лет после окончания Афиной школы, Афина с Александрой не виделись вовсе.

Они не перезванивались.

Не переписывались и не перебрасывались поздравлениями.

И, казалось, вообще забыли о существовании друг друга (а родители, у которых свежа была память о распрях и побоищах за каждый пакет прокладок, не спешили напоминать).

Ситуация резко изменилась, когда у Дмитрия Железнова диагностировали рак мозга.

Афина стала наезжать домой при каждой возможности.

Привозить лекарства. Книги. Проспекты экспериментальных целительских методик и клиник "для людей, готовых рискнуть".

Что только не предпринимала энергичная и уверенная в бесконечности ресурсов и целительском потенциале человеческого организма Афина! Чего она только не советовала! Каких только невозможных консультаций медицинских светил не добивалась!

Но все ее инновационные предложения касаемо лечения и поддержания в тонусе "папусика" наталкивались на глухую стену консервативного непонимания со стороны близких.

"Давай оставим его в покое... Умоляю тебя... Врачи говорят, так будет лучше... В конце концов, они знают, что делают!" – Просила деликатная и бесконечно пассивная Наталья Евгеньевна Браун, вытирая слезы.

"Папа не хочет ничего из того, что ты предлагаешь!" – Злобно шипела Александра, рослая, наглая, с прямым резким взглядом голубых глаз, а в соседней комнате громко трезвонил ее неутомимый телефон, его с утра и до ночи обрывали настырные кавалеры.

Тем временем отец уволился из школы.

Отец похудел на двадцать кило.

Отец потерял интерес к жизни. Его глаза погасли.

А еще через год, сумеречным январским утром, Дмитрий Железнов умер в санатории на озере Селигер.

На поездке в этот санаторий настояла Александра, хотя Афина и предупреждала ее, что климат на Селигере для раковых больных совсем неподходящий, тем паче зимой.

В общем, Афина как-то незаметно начала винить в ранней смерти отца мачеху и сестру. Ведь это они пренебрегали его здоровьем! Портили ему нервы! Потакали его слабостям! Кормили его всякой вредной для здоровья дрянью!

А мачеха и сестра в свою очередь обвиняли Афину в настырности, прожектёрстве, склонности скандалить и бесконечно всё драматизировать, в желании быть святее самого Папы Римского...

Теперь, когда Афина думала о семье, ей вспоминалось лишь самое неблаговидное.

"Ну и что, что папе нельзя беф строганов? Но он же хочет беф строганов! Он просит именно беф строганов с жареной картошечкой! И я ему готовлю то, что он просит!" – Оправдывала Наталья Евгеньевна свои каждодневные отступления от прописанной врачами диеты.

"Да, это я подарила ему наручный визор! – Признавала Александра, сверкая глазами. – Чтобы он мог смотреть свою любимую передачу даже в сквере возле фонтана! Что значит "он и так пялится в визор по десять часов ежедневно?" Сколько хочет, столько и пялится! Не наше с тобой дело! Он взрослый человек и может сам решать за себя!"

И так далее и тому подобное...

"Два мира – два мозга!" – мрачно язвила по этому поводу Афина.

Нет, после смерти отца они с Александрой больше не ссорились. И, разумеется, больше не дрались.

Они просто не общались.

И каждый нес в душе ледяного ежа обиды...

Глава 14. Чудесное спасение

Май, 2622 г.

Остров Среда, архипелаг Буровского

Планета Грозный, система Секунда

Афина вздрогнула и вмиг вышла из дремотного оцепенения – ее потревожил звук, похожий на далекий раскат грома.

Она выскользнула из спального мешка, пахнущего одеколоном "Ветка сирени", и на четвереньках выползла из палатки. Стены палатки тревожно надувались на приморском ветру.

Небо было ясным, переполненным воздухом, многозвездным.

Она огляделась.

Над островом Воскресенье, ровно там, где прошедшим днем ягну завязали бой с "грифами" (которые были, конечно, никакими не "грифами", а джипсами), летел одинокий флуггер.

– Гриша, это за нами! Вставай! Они увидели костры! – Радостно заорала она.

Из палатки явился Григорий – подслеповатый и, как всегда со сна, туго соображающий.

– Кто? Кто увидел? – Спросил он, не прекращая попыток высморкаться в носовой платок.

– Наши, – уверенно ответила Афина.

В самом деле, спутать флуггер земного производства с паладином ягну или "грифом" было невозможно. В отличие от этих инопланетных летательных аппаратов, нормальный человеческий флуггер использовал классический реактивный принцип движения, и в корме у него всегда горели ослепительно яркие угольки маршевых дюз.

Спустя секунду огоньки дюз померкли.

Это означало, что флуггер завершил вираж и взял курс точно на Григория с Афиной.

– Я пойду пока умоюсь, наверное, – осипшим голосом сказал Григорий. – Ну и побреюсь... Неудобно как-то перед ребятами...

– Не время сейчас, Гриша. Давай лучше схватим по головне из костра и примемся ими размахивать. Чтобы пилот нас точно побыстрее заметил.

– Пожалуй, ты права, – Григорий поплелся за неожиданно бодрой супругой к ближайшему обреченно догорающему костру.

Но не успели они выбрать себе по подходящей головне, как северный край неба озарился короткой вспышкой.

– Черт! Его кто-то подбил! Надо же, а?! Не могу поверить! – Закричала Афина. – Но может, он еще вытянет?! Посмотри!

Григорий распрямился и тотчас вгрызся внимательным взглядом в район вспышки.

Увы, никаких подробностей разыгравшейся драмы с такого расстояния и без бинокля разглядеть было невозможно...

Обоим показалось, что спустя минуту они услышали отдаленный всплеск воды со стороны острова Пятница.

Но поручиться, что они не выдают ожидаемое за действительное ни Афина, ни Григорий не смогли бы...

Так или иначе, спасателей они не дождались.

– Из-за нас опять погибли люди... – всхлипнула доктор биологических наук Афина Железнова.

Ее красивый прямой нос был красным, как свекла, а припухшие глаза напоминали два разварившихся пельменя.

Отрешенный Григорий гладил ее по роскошным черным кудрям и старательно делал вид, будто не уверен, что люди действительно погибли.

– Пилоты обычно катапультируются, славная моя, – приговаривал он. – И у них есть все необходимое для того, чтобы выжить в океане... Их тоже будут искать... И найдут...

Однако в глубине души Григорий в такую возможность не верил.

Настало утро.

Афина, кое-как умывшись и причесавшись, принялась варить на газу чай (газовый баллон стоял посреди разгромленной кухни эдакой посеребренной тыквой, в которую час назад превратилась карета Золушки).

Правда, настоящего чая в лагере не сыскалось ни соринки, но Афина не была бы биологом широкого профиля, если бы не использовала для приготовления тонизирующего напитка молодые листики кустарника ройбос грозниензис, которые также содержали стимулирующие алкалоиды и даже имели похожий вкус.

– А где ты... чай взяла? – Спросил Григорий, потирая свежепобритую щеку.

– Ободрала кустик возле посадочной площадки, – улыбнулась Афина. – Я подумала, если уж нам суждено сегодня умереть, мы должны хотя бы перед смертью выпить чаю и как следует наговориться...

– Ах да, сегодня же "день Икс", – скривился словно от мучительной боли Григорий.

Меньше всего на свете ему хотелось умереть сегодня.

Теперь, когда он нашел Афину, когда он узнал, что настоящая любовь бывает длинной, очень длинной, когда он наконец стал ученым мирового уровня, теперь, когда они с Афиной облетали пол-Галактики и наконец-то решили завести ребенка! Нет-нет-нет, это чертовски несправедливо! Они должны, обязаны выжить. Но как? Что, что придумать?

– Милая, не будь такой пессимисткой... Я уверен, что твоя сестрица пришлет за нами еще один флуггер! Или даже два. Она, конечно, негодяйка... Но любит тебя. И главное, испытывает перед тобой невероятно сильное чувство вины! Не знаю как ты, а я это при нашем знакомстве сразу заметил...

– Конечно, пришлет. Если успеет. Потому что до гибели этой прекрасной планеты остается... – Афина посмотрела на свои часы, отлитые из драгоценного хризолина, – остается... один час четыре минуты.

Но Григорий не хотел сдаваться – даже на словах. Он продолжал рассуждать вслух.

– Но неужели у нас не осталось никаких средств связи? Никакой сигнализации? Может быть, в лагере завалялась какая-нибудь рация? Или еще один такой телефон? Может, у Розалинова был второй?

– Я уже всё обыскала... Вот три упаковки с кошачьим туалетным наполнителем, для транспортировки млекопитающих – да, завалялись... А рации – не было.

– Можно колотить ломом по обломкам "Эйлера". Будет довольно громко... Но орбиты, конечно, этот звук никак не достигнет.

– Стучи мы или не стучи, наши координаты им прекрасно известны... Думаю, они очень хотят нам помочь. Но физически не могут... Из-за этих "грифов".

– Наверное, ты права, – вздохнул Григорий.

Григорий Болотов начал понемногу свыкаться с мыслью о неизбежности скорой смерти. Он даже начал находить в ней мелкие позитивные моменты.

"А что... По крайней мере, не надо будет каждый день бриться... И Афина для меня всегда останется молодой и красивой. На том свете я увижусь с Асей, и зачем она ушла так рано? И уж наверняка, если я умру через час, то я уже никогда больше не скончаюсь от Альцгеймера или от болезни Паркинсона."

– Что страшнее, болезнь Альцгеймера или болезнь Паркинсона? – Спросил Григорий у Афины, которая притихла как-то особенно подавленно.

– Ну, вообще говоря... Паркинсон – та еще дрянь... Альцгеймер при всем своем коварстве чуточку лучше. Хотя это, конечно, сравнение говна и дерьма по критерию отвратительности запаха... – начала она. Но прочесть лекцию на эту животрепещущую тему Афина не успела. – Ты только посмотри, Гриша!

– Куда?

– Да вон же! Синий! Наш друг! Инопланетянин! Дружба-мир-гони-сувенир!

Переливаясь в лучах рассветного солнца экзотической льдинкой, к острову Среда со стороны Южного полюса мчался уже знакомый им инопланетный летательный аппарат.

– И правда он! – Обрадовался Григорий. – Что он тут делает, интересно?.. Впрочем, почему мы думаем, что это именно тот, вчерашний? Их же тут, наверное, тысячи таких!

– Мне сердце подсказывает, – сказала Афина. – Как бы ненаучно это ни звучало!

Сердце подсказало Афине правду.

К ним направлялся паладин Гексахлоран Второй.

Он совершил лихую посадку на том же месте, что и вчера. Впрочем, поскольку на герое был новый полный летательный экзоскелет, он выглядел куда внушительней, чем давеча.

Могучие обтекаемые формы, метровой толщины ходильно-посадочные опоры...

И, видимо, настроение у паладина было получше. Потому что в этот раз он даже изволил поздороваться!

– Бурных... Вам... Реакций... Мягкие... Эндоскелетные... – пророкотал его речевой синтезатор.

– И тебе не болеть! – Не сдержал ухмылки Григорий, выступая вперед и на всякий случай загораживая Афину всем корпусом.

Афина тоже приветственно помахала паладину ладошкой из-за плеча мужа.

– Твой корабль... Мой враг... Отступник... Уничтожать... Вы... Нуждаетесь... В помоществовании.

Григорий и Афина быстро дотранслировали эту полуабракадабру до предложения о помощи и дружно закивали.

– Да, друг. Да! Нам очень нужна помощь! – Воскликнул Григорий. – Эта планета скоро погибнет! Наш звездолет сгорел!

– Знаю... – сказал паладин и степенно добавил. – Я... Знаю... Всё.

– Но как ты будешь нам помогать? – Спросил Григорий встревожено. – Мы не можем жить как вы! У нас всё особенное!

– Знаю... Знаю... Всё! – Повторил Гексахлоран Второй. – Здесь!

С этими словами он извлек из брюшного транспортного отсека большой оранжевый аппарат с крошечными жаропрочными щелями-иллюминаторами.

После секундной растерянности Григорий признал в этом аппарате космическую спасательную шлюпку. Судя по цифрам-крокозябрам – конкордианскую.

– Здесь... Садиться! Я... Буду... Нести, – прокомментировал паладин.

– Ты осознаешь, что это самая большая авантюра в нашей жизни? – Григорий повернулся к жене.

– Осознаю. Но когда это мы с тобой боялись авантюр? – Подмигнула ему Афина. – В любом случае погибнуть здесь мне абсолютно не хочется!

Паладин Гексахлоран Второй поставил перед ними шлюпку. И услужливо распахнул люк на крыше.

Однако взобраться по покатым оранжевым бортам, покрытым жаропрочной керамикой, было совершенно невозможно.

Гексахлоран Второй, к его чести, сразу же понял это. Он бережно переместил мягкотелых эндоскелетных на крышу шлюпки при помощи одного из своих гуттаперчевых щупальцев.

* * *

– Товарищ майор госбезопасности! Еще одна группа джипсов на курсе двадцать! Численность – четыре! – Доложил командир истребительного эскорта, Герой России кап-три Видяев.

– Приняла! – Кивнула Александра. – Задачу подтверждаю! Обеспечить прохождение моего лимузина эшелоном тысяча. При необходимости – принять бой с воздушным противником!

– Так точно!

Александра отбросила вверх забрало "Саламандры", закрыла глаза и начала массировать глазные яблоки пальцами сквозь веки.

Она не спала уже двое суток. Ее гладкая, сияющая здоровьем кожа стала вдруг землистой и какой-то даже шершавой, мышцы одеревенели, душа почти ничего не чувствовала, а глаза слезились.

Она начала бояться смотреть в зеркала – а вдруг оттуда глянет злобная сморщенная пенсионерка?

Как и ожидала вечный скептик Александра, прием люксогена от ягну занял куда больше времени, чем обещал товарищ Иванов.

Начать с того, что вместо шестнадцати танкеров Генштаб подал только двенадцать.

Емкости на две тысячи тонн люксогена пришлось сымпровизировать на ходу, с корнем вырвав газгольдеры Новогеоргиевского сталелитейного завода.

Потом выяснилось, что никакие человеческие штуцеры не стыкуются с топливными магистралями ягну...

Но это были обстоятельства либо досадные, либо крайне досадные.

А ведь имелись еще печальные и трагические.

Все они группировались вокруг капитан-лейтенанта Флореску. Именно этому старому служаке и закоренелому холостяку Александра поручила лично проследить за "Эйлером" и его хозяевами.

И в самом деле, Флореску мгновенно засек пожар "Эйлера" при помощи орбитального зонда "Метеор". Казалось бы, ничто не должно было помешать встрече погорельцев Афины и Григория со спасательной партией, но в дело вступили растреклятые джипсы!

Вообще-то они прилетели воевать со своими заклятыми друзьями ягну. Но, не сильно вдаваясь в госопознавание, джипсы также спорадически атаковали и другие воздушные цели, от есть флуггеры землян. А их истребители-гребешки создали в южном полушарии планеты Грозный такую плотность военного присутствия, что для гарантированного прорыва к архипелагу Буровского теперь требовалась полнокровная эскадрилья "Дюрандалей"!

А вот ее-то как раз скромняга Флореску получить в свое распоряжение и не смог, поскольку все исправные боевые машины стояли в обеспечении эвакуации экваториальных городов.

В итоге отважный Флореску, верный своему долгу и обещаниям, данным боготворимой им Александре, лично отправился за Афиной и Григорием на штабном "Кирасире".

Но – он вылетел уже перед рассветом – был сбит джипсами, потерял сознание, не успел катапультироваться и утонул вместе с машиной в виду острова Воскресенье...

Только личное вмешательство взвинченной известием о гибели Флореску Александры подстегнуло авиатехнический дивизион авианосца "Римуш". Падающие с ног от усталости техники все же совершили невозможное: ввели в строй четыре неисправных "Дюрандаля".

Времени оставалось в обрез – ровно пятьдесят пять минут.

Александра вымолила у товарища Иванова сверхскоростной флуггер-лимузин "Альтаир". И, очертя голову, бросилась в ревущие циклоны высоких широт южного полушария планеты Грозный.

– Это однозначно обломки «Эйлера»... – упавшим голосом сказала Александра сменившему Флореску майору Слонову, человеку безбровому и осторожному.

– Я не понимаю другого... – задумчиво пробормотал майор. – Что там за синяя хрень? – Он указал в сторону развороченных мангровых зарослей на отмели.

– Что тут понимать? – Зло отозвалась Александра. – Это – паладин ягну... Фрагмент его экзоскелета.

– Значит, здесь был паладин?

– Был. Вопрос, один или несколько, – Александра гордилась своими навыками следопыта.

– Товарищ майор! – Раздался крик одного из сопровождавших начальство бойцов осназа. – Мы нашли ваш телефон!

– Сюда его, быстро! – Потребовала Александра.

Да, это был тот самый телефон, который она передала Афине с Розалиновым (гибель которого стала для нее еще одним кошмаром, ведь на покойнике, как и на Флореску, висела масса важных поручений и известных лишь ему способов решения проблем!)

Телефон был искорежен, забит песком и, вдобавок, залит кровью.

"Но почему Афина им не воспользовалась? Не успела?"

– А вот следы! Мы нашли следы! – Сообщил другой боец.

– Всем стоять на месте, ничего не затопчите! – Скомандовала Александра и осторожно, по широкой дуге, направилась к месту, на которое указывал осназовец.

"Следы очень свежие... Судя по заветриванию, им не больше часа. Две пары ног. Одна женская, размер 38,5, кроссовки фирмы "Спорт de Lux", и одна мужская, мокасины демократичной киевской фирмы "Взуття", размер 46."

– Это они, – сказала Александра, которой было известно как пристрастие сестры к кроссовкам отечественного производства, так и любовь Григория к мокасинам.

Следы обрывались перед корытообразным оттиском в песке. Там определенно стоял некий крупный и весомый предмет, возле которого Григорий с Афиной исчезли. Вскарабкались на него, что ли?

"Но что за предмет? Если это флуггер, где отпечатки шасси? Где спекшиеся стеклянистые шарики, свидетельствующие о контакте почвы с раскаленным газом из дюз? Если это вертолет, почему он сел на брюхо?"

Отпечаток подходил только под гондолу воздушного шара. Но в появление воздушного шара здесь Александре почему-то не верилось...

– Хоть бы записку оставила на песке, негодяйка! – В сердцах воскликнула Александра.

Да, она была реалисткой с легким уклоном в мировоззренческий пессимизм. А с этих позиций получалось, что если воздушный шар невозможен, то и эвакуироваться с планеты ее сестра с мужем никак не могли.

А могли что? Куда-то уплыть?

Александра посмотрела на часы.

Ни на какую, даже самую короткую поисковую операцию не оставалось времени!

Будь она здесь одна, она бы еще рискнула.