Текст книги "Назад в юность. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Александр Сапаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

После обустройства все вышли, сели на лавки под навесом, где планировался прием пищи, и наш куратор быстро провел организационное собрание. Было видно, что ему это не в новинку. Наверное, как самый молодой на кафедре, катается на картошку уже не первый год. Были обозначен объем работы и количество гектаров, которые мы должны убрать. Распределили обязанности: парни – возчики и грузчики, девочки – сборщицы картошки и две поварихи.

Одной из поварих как раз оказалась девочка, которая так хорошо прижималась ко мне в пути ночью. Пока шли эти дебаты, я провел инспекцию дома. Довоенная постройка сохранилась неплохо, крыша, похоже, не протекала, вот только окна все были в трещинах и кое-где светились дырами. Печка в нашей комнате была почти развалена. Заглянув к девчонкам, увидел ту же картину: чугунная дверца висела, скособочившись, на одной петле, а в том месте, где должна быть вьюшка, зияла дыра. Очаг для поваров – это вообще что-то невероятное. После собрания я довел данную информацию до сведения нашего начальника. Тот только плечами пожал:

– Сможешь сделать?

– Смогу, только мне потребуются два-три дня, лошадь с телегой и свобода действий.

– А, ты же наш вундеркинд, это ведь тебе еще шестнадцати нет. Я только сейчас сообразил. Значит, ты еще и печник… Очень хорошо, дерзай.

Вот так. Хоть я и не в армии, но инициатива наказуема везде.

Вечером все долго не могли уснуть. Кое-кто играл в карты, наш единственный гитарист пытался подобрать мелодию к песне «А я еду за туманом». Несколько парней переговаривались с девицами через дощатую перегородку.

Утром я, как обычно, проснулся рано. Все еще храпели, а два паренька, выбравшие места у окон, скрутились под одеялом и даже носа не высовывали.

Выйдя во двор, обнаружил интересную картину. Обе наших поварихи пытались разжечь очаг, чтобы приготовить завтрак, а назначенный на сегодняшний день помощник добросовестно пытался нарубить сырых палок для растопки. Когда я увидел его способ рубки, у меня даже в животе заныло: я уже представил, что именно он сейчас себе отрубит. Пришлось сбегать в комнату и достать из рюкзака заточенный топорик. Выйдя на улицу, ободрал бересту с валявшихся недалеко бревен, затем нарубил кучу сухих веток за домом и в пять минут развел костер, велев девчонкам подкладывать дрова, которые нам привезли совхозные рабочие. Помог поставить кастрюли с водой и пояснил, сколько крупы надо засыпать в такое количество воды. По ходу дела познакомился с поварихами. Обе были Танями. Только одна Таня – высокая и очень полная, по виду настоящая повариха. А вторая Таня, моя спутница по вагонной полке, наоборот, маленькая шустрая девчонка с хорошо подвешенным языком. Как только каша поспела, мы заложили туда несколько банок тушенки, и завтрак был готов. Как человек, получивший доступ к котлу, я позавтракал первым.

Подкрепившись, я планировал свои действия на сегодня. Тем временем к столу стали медленно подтягиваться проснувшиеся труженики картофельных полей. Скоро за длинным, сбитым из досок столом наступила сосредоточенная тишина, прерываемая только стуком ложек по дну алюминиевых мисок. Под конец трапезы появился наш руководитель и, захлопав в ладоши, потребовал внимания. Он быстро распределил работу, четко поставив задачу. Да… это дело ему знакомо до мелочей.

Ну а так как мне была предоставлена свобода действий, то, соответственно одевшись, я бодрым шагом направился к конюшне. Конюх еще спал на куче сена, распространяя вокруг себя запах перегара. Я довольно быстро привел его в чувство. Показав мне лошадь и телегу, которые можно взять, он вновь улегся на сено и захрапел.

Я попытался зайти в денник к кобыле, но та не очень жаждала работать. Животинка попыталась прижать меня крупом к стенке денника, что ей вполне удалось. Потирая затрещавшие ребра, я все-таки отвязал ее и вывел на улицу. Напевая известные слова: «Эх, бывало, заломишь шапку, да заложишь в оглобли коня, да приляжешь на сена охапку, – вспоминай лишь, как звали меня», произвел указанные процедуры и, кинув лопату в телегу, дернул вожжи, отправившись на поиски нужных материалов. Еще когда мы ехали на машине, я заметил в километре от деревни осушительную канаву, в которой под верхним слоем торфа виднелся синеватый пласт глины. Особо не торопя лошадь, я добрался туда минут через двадцать и, поплевав на руки, принялся загружать телегу кусками жирной, блестящей на срезе глины. Прикинув, что выкопанного с лихвой хватит на все мои работы, я направился в сторону нашего жилья. Когда приехал и выгрузил глину, все были еще в поле. Только наши две поварихи, на вид умаявшиеся донельзя, крутились вокруг очага. Пришлось вновь идти помогать им. Через полчаса обед был готов, и, когда первые голодные начали появляться на горизонте, я уже умотал на телеге в поисках песка, который также лежал кучей рядом с одним из крутых подъемов дороги.

Так как это было гораздо дальше, чем канава, то и времени ушло намного больше. Вернулся назад я ближе к пяти часам, а меня еще ждала работа: отвести и распрячь лошадь, в здоровой ржавой бочке замочить глину, развести ее до кашицеобразного состояния.

Этим я и занимался усердно под ехидные подколки успевших отдохнуть работничков, которые сгрудились вокруг меня и давали массу ценных, как они считали, советов.

Закончил я, когда уже стемнело. Жалостливая повариха Таня, получившая прозвище Большая (мелкой прозвище давать не пришлось, так как она полностью оправдывала свою фамилию – Воробьева), оставила мне большую кружку с чаем и миску макарон с мясом. В моей порции, как мне показалось, тушенки было все-таки больше, чем в общей кастрюле.

«Вот так, – подумал я. – Наши парни еще не понимают, что значит быть поближе к котлу».

Когда я зашел в дом, там царил бардак: на полу и на нарах были разбросаны одежда и влажные портянки. Из разваленной печки несло дымом. Сдружившиеся за день парни оживленно обсуждали минувшие события: какая девчонка самая симпатичная, кто за кем будет ухлестывать, кто больше вывез мешков картошки…

Да-а, не служили дети в армии… Но ничего, сегодня и завтра я это еще терплю, а через пару дней вы у меня на цыпочках будете ходить.

С этими мыслями я улегся на нары и мгновенно вырубился.

Следующее утро полностью напоминало предыдущее, за исключением того, что обе наши поварихи ждали, когда я соблаговолю разжечь им костер и помогу с завтраком. Очередного дежурного почему-то не было. Мою добровольную помощь приняли как должное. Позавтракав с девчонками и пошутив насчет выдающихся прелестей Тани Большой, за что получил от нее дружескую оплеуху, я опять направился в конюшню.

Сегодня мой путь лежал к старым финским хуторам. Я, конечно, мог пошарить и по пустым домам в деревне, но просто хотелось посмотреть, как раньше жили люди, чей менталитет очень отличается от нашего. Добравшись через час до первого хутора, я привязал лошадь и долго ходил вокруг, восхищаясь образом жизни людей. Все было сделано для простоты, удобства жизни и надежности. Удивительно, что дом, построенный неизвестно когда и простоявший двадцать пять лет без хозяев, так мог сохраниться. Каменная лестница к небольшому округлому озеру, высокие лиственницы, остатки небольшого бассейна с фонтаном в саду – все это навевало ощущение грусти. Мне, признаться, не хотелось ничего ломать или брать в таком доме, поэтому я облазил все окрестности и нашел небольшой полуразвалившийся сарайчик, в котором имелась столь же полуразваленная кирпичная печь. Эту печку я благополучно разобрал и часть кирпичей перегрузил на телегу.

Прибыл я в нашу резиденцию уже после обеда, как раз в тот момент, когда появился анатом Андрей Игоревич:

– Ага, вундеркинд, стараешься?

– Так точно, товарищ начальник! Все материалы в сборе, завтра начнем заниматься печными работами.

– Ну-ну, смотри, чтобы все до конца не развалилось. Что-то я не очень доверяю твоим печным талантам, – с сомнением протянул Андрей Игоревич.

– Но другого выхода все равно нет. Совхозный печник уже месяц в запое, иначе здесь все было бы сделано.

Второй вечер также проходил под аромат портянок и вонь из заваленного дымохода. И самое интересное – казалось, что никому до этого нет никакого дела. Но мне такая романтика совсем не по нутру.

Сейчас я был не такой вымотавшийся и поэтому решил прогуляться до кухни, где почти в полной темноте наши поварихи домывали посуду. Присев рядом, я принял участие в этой процедуре. Болтая с девушками о том о сем, узнал, что Таня Большая уже успела закончить медучилище и пару лет поработать фельдшером. Все это время она готовилась поступить на медфак и все-таки поступила. А Таня Воробьева рассказывала о своем городском кавалере, причем подавала это в таком ключе, мол, не хочется ли тебе, Сережа, отбить меня у этого кавалера? Таня Большая наблюдала за своей подружкой почти с материнской иронической улыбкой, но абсолютно не мешала нам познакомиться поближе. Впрочем, нынешним вечером дальше разговоров дело не пошло, и мы, закончив мытье посуды, разошлись.

На третий день после уже ставшей традиционной работы на кухне я планировал приступить к ремонту печек. Затруднение вызывал лишь порядок действий. По логике, в первую очередь надо привести в божеский вид кухонную плиту. Но мне так надоело безобразие в нашей комнате, что я решил заняться ей. Сразу после ухода коллектива на работу я разворотил печку и, выкинув в окно все, что было не нужно, приступил к ее восстановлению. До обеда мне удалось сделать лишь половину работы, и явившиеся ребята недоуменно пялились на ужасы, творящиеся вокруг. Меня даже несколько раз с надеждой спросили, может, я не успею все доделать и тогда мы хором пойдем спать к девушкам?

Но когда вечером первые уборщики картофеля вернулись, они с удивлением уставились на чистую комнату с желтыми отскобленными полами, на заправленные постели на нарах и стол посередине. В чистом коридоре перед печным щитом были сделаны палки для сушки портянок и одежды, но самое главное – в комнате топилась печка, трещали дрова и расходилось тепло.

– Ребята, – сказал я, – с сегодняшнего дня раздеваемся в коридоре, там же все развешиваем на просушку. В комнате ходим во второй обуви или в носках, каждый день дежурный моет пол. Нас всего двенадцать человек, так что придется помыть самое большее три раза.

На меня изумленно взирали одиннадцать пар глаз: ведь это была моя практически первая речь за эти три дня. По-видимому, парни считали меня полезной пчелкой, которая делает нужную работу, но недостойна мужского внимания.

– А если мы тебя с твоими требованиями пошлем куда-нибудь подальше? – спросил самый высокий крепкий парень, Игорь Смирнов, и плюнул на пол.

– Игорь, – спокойно сказал я, в душе радуясь его реакции: не придется затягивать дело, – вытри, пожалуйста, плевок.

– А если не вытру, что ты мне сделаешь?

– Игорь, я не шучу и прошу тебя вытереть свой плевок и извиниться передо мной и остальными за свое поведение.

– А не пошел бы ты, друг Сергуня, сам знаешь куда, – высказался Игорь.

Я быстрым движением скользнул к нему и ударом в челюсть опрокинул его на пол. Игорь упал, раскинув руки, и лежал, уставившись в потолок. С края нижней губы сползала тонкая струйка крови. Все ошеломленно смотрели на него и на меня. Через пару минут парень пошевелился и сел на полу, ворочая рукой свою челюсть.

– Ну так что, вытрешь или нет?

Игорь, наклонившись и, похоже, не очень соображая, что делает, рукой вытер плевок.

– Так, мальчики, вы все поняли. С сегодняшнего дня живем по-новому. Вон вы, двое, быстро помогите страдальцу! Сполосните лицо и положите на нары, минут через десять оклемается.

Все пришло в движение. С опаской глядя на меня, пара ребят перетащила Игоря на нары. Когда же я нагнулся над ним, чтобы посмотреть, нет ли у него каких серьезных повреждений, он съежился и закрылся руками, наверное думая, что продолжу его бить.

– Не боись, солдат ребенка не обидит, – хмыкнул я. – Если мои требования будут выполняться, все будет путем. А сейчас найдите мне, пожалуйста, авторучку или карандаш и листок бумаги и подходите по одному, будем составлять список дежурств до конца сентября.

Я сидел, составлял список и радовался, что нахожусь в тысяча девятьсот шестьдесят четвертом году, а не в две тысячи четырнадцатом, когда орда «защитников детей» довела до того, что все мужики-преподаватели из-за возможности быть объявленными педофилами срочно покидают школы, а юная поросль издевается над престарелой учительницей физкультуры, записывая это все на камеру телефона.

Остаток вечера прошел спокойно. Гитарист услаждал наш слух своими перлами, несколько человек играли в карты, и только Игорь Смирнов и его друг о чем-то тихо переговаривались. Когда около одиннадцати вечера к нам зашел с проверкой Андрей Игоревич, он остановился в дверном проеме, в глубоком изумлении оглядывая комнату, которую он еще утром наблюдал в жутком состоянии.

– Сергей, это что, твоя работа?

Он смотрел на уже протопленную печку, на чистоту и порядок.

– Да как-то вот так, Андрей Игоревич.

– Такого я не ожидал. Надеюсь, ты продолжишь завтра в том же духе.

– Конечно, я же обещал все привести в нормальный вид.

* * *

Очередное утро особых сюрпризов не принесло. По уже заведенному графику я помог нашим поварихам развести огонь и поставить вариться обед, а сам стал подтягивать орудия производства поближе к кухонному навесу. Как только приготовился обед, я быстро выгреб все угли и двумя ударами ломика превратил сооружение, имеющее наглость называться кухонной плитой, в кучу битых кирпичей. После этого обе Тани помогли все это сгрузить на телегу и вывезти, за исключением целых кирпичей и тех остатков, которые можно вновь пустить в дело, а также чугунных деталей. Сейчас, когда мне помогали два человека, мой труд, конечно, был намного производительнее. И когда наши работники пришли на обед, контуры новой плиты были видны невооруженным глазом.

Девчонки, по-видимому, знали о вчерашних событиях, потому что постоянно косились на меня и что-то обсуждали. Парни же хранили гордое молчание. После трапезы я сразу же начал доделывать начатое. Пришлось как-то продумать конструкцию, чтобы сломанный печной настил все-таки выдерживал вес кастрюль. После нескольких пробных попыток у меня все получилось. Конечно, это было достаточно уродливое сооружение, но я твердо знал, что на этот месяц и даже дольше никаких переделок не понадобится.

Вечером ко мне подошла Таня Воробьева и по секрету сообщила, что в паре километров от нас есть пасека. Она приглашает меня в совместный поход по добыче меда.

– Таня, а как ты предполагаешь это делать? Ведь пчелы уже готовятся к зимовке, весь мед в ульях снят, оставлено лишь то количество, которое необходимо пчелам для зимовки. К тому же как ты будешь защищаться от их укусов?

– Да, мы этого не знали… Ну тогда, наверное, туда не пойдем.

И на этом наш разговор закончился.

Утро прошло по накатанному сценарию, но сегодня я должен был работать в комнате девчонок, и там с утра, как я понимаю, царил ажиотаж. Со всех веревок, висевших в комнате, убирались предметы одежды типа трусиков, лифчиков и тому подобного. Поэтому, когда я зашел, там был относительный порядок: похоже, все вещи похоронены под одеялами.

С печкой девочек оказалось проще всего, стоило лишь поставить на место печную дверцу и укрепить в трубе задвижку. Поэтому к обеду я был свободен. Выйдя на улицу, увидел, как наш Андрей Игоревич на повышенных тонах разговаривает с каким-то бородачом. Подойдя ближе, я услышал, как бородач обзывает нас последними ворюгами, которые украли у него с пасеки несколько банок меда. Вспомнив разговор с Таней, я сразу сообразил, в чем дело. Видимо, наши поварихи все-таки решили отведать сладенького. Но наш куратор грудью встал на защиту подопечных и утверждал, что мы такого поступка совершить не могли.

Так что бедный пасечник ушел от нас несолоно хлебавши.

Я подошел к поварихам. Они также слышали этот разговор и сидели тихо, как мышки.

– Ну что, девушки, угостите медом? – спросил я их.

– Тихо ты! – зашипели они. – У нас уже нет никакого меда. Мы как увидели, что к нам идет этот пасечник, выбросили все три банки в ручей.

Вот же две обормотки! Хватило смелости спереть мед, а сохранить не смогли. Я взял длинный шест и решил попытаться выловить хотя бы одну банку меда, но ручей, как назло, в этом месте оказался очень глубоким, и нащупать ничего не удалось.

Когда я пришел обратно, на меня с надеждой в глазах посмотрели обе Тани, но я только отрицательно покачал головой.

Воспрянув духом после бытовых улучшений и уже немного втянувшись в работу, наши девушки захотели танцев, в чем их поддержала мужская половина, точнее, четверть населения. У кого-то из соседей по деревне девчонки выпросили старый заводной патефон. Надо сказать, работал он исправно. Пластинки, конечно, тоже были из пятидесятых годов. Хотя обнаружилась пара долгоиграющих пластинок уже нашего времени, но их на этом патефоне проигрывать было нельзя. В небольшом помещении патефон слышно было достаточно неплохо.

Из-за малочисленности жителей в деревне мы были избавлены от такого развлечения, как драки с местным молодым населением. Деревенские, конечно, в полном составе заявились на наш вечер, но вели себя смирно. Проводилось мероприятие в комнате у девочек, она была немного побольше. Вальсов никто танцевать не хотел, танцевали в основном медленные танцы, твист, про который все знали, танцевать никто так и не решился, по-видимому, из-за полного отсутствия алкоголя, хотя на одной из пластинок подходящая мелодия была.

Сюрприз меня ждал в середине вечера, когда самая красивая девушка нашей группы Ира Михайлова, встав посредине комнаты, объявила:

– А сейчас девушки приглашают кавалеров! – и первая бросилась в мою сторону, а за ней еще несколько девчонок.

Я танцевал с Иркой, которая, не скрываясь, тесно прижималась ко мне, и думал, что происходит, почему они все липнут ко мне, как мухи на мед, который я сегодня так и не нашел.

* * *

Позавтракав и посодействовав поварам, я наконец отправился, как и все остальные ребята, на поле. С утра трактор с картофелекопалкой прошел пару полей, и на них копошились наши девчонки, собирая картофель в мешки, которые, наполнив, оставляли за собой. Мы на трех телегах проезжали убранную территорию и вывозили мешки к дороге, где нас уже ждала полуторка, в которую и перегружался весь урожай. Машина эта примечательна тем, что у нее не было обеих дверей, а водителя трезвым мы не видели ни разу. Злые языки говорили, что он убрал двери специально, чтобы при необходимости вовремя вывалиться из машины, и кликуха у него была соответственная – Пиндюша, где буквой «н» заменили другую букву, более тонко соответствующую этому прозвищу.

Когда мы, как следует поработав, пришли на обед, на крыльце сидел наш куратор и держался за правый бок. Кто-то спросил его, в чем дело.

– Да вот, товарищи, вроде немного приболел. Наверное, почечная колика прихватила. Я пару таблеток папаверина выпил, может, станет полегче.

Я посмотрел на него более пристально. Что-то меня в его диагнозе не устраивало: ведь с того времени, как мы пришли, он так и не вставал с крыльца. Сидит спокойно, не бегает, держится за правый бок.

– Андрей Игоревич, знаете, у меня ваш диагноз вызывает сомнения. Вы не разрешите осмотреть ваш живот?

Выражение лица Андрея Игоревича, когда он взглянул на меня, словами описать просто невозможно.

– Вундеркинд, если ты и сляпал кое-как печки, это совсем не значит, что ты еще и доктором стал. Отстань, мне и так дурно.

– Андрей Игоревич, но мы же ничего не потеряем, если я вам посмотрю живот. Я скажу вам, что думаю по этому поводу, вы можете это принять к сведению или нет. Ну пожалуйста!

– А, черт с тобой. Пошли глянешь, я хоть посмеюсь, вдруг легче станет.

Когда я начал осматривать живот нашего анатома, мне стало уже не до смеха.

– Андрей Игоревич, а когда у вас заболели поясница и живот?

– Да еще вчера после обеда. Просто периодически прихватывало.

– Так вот, Андрей Игоревич, у вас, по всей видимости, аппендицит, только с атипичным положением аппендикулярного отростка, причем практически все симптомы раздражения брюшины уже имеются, вы же сами все видите. Так что перитонит на подходе. Короче, вы как хотите, а я иду вызвать вам «скорую». А насчет почечной колики сами подумайте, вспомните больных, которые бегали, прыгали, еще черт знает что вытворяли.

Андрей Игоревич смотрел на меня и ничего не говорил, хотя в глазах застыл вопрос: «Андреев, кто ты такой?»

– Так как, Андрей Игоревич, вы согласны с моими мыслями?

– Вызывай «скорую».

Когда часа через два приехал старый газик с хирургом районной больницы, который ради такого случая приехал самолично и полностью подтвердил мой диагноз, Андрей Игоревич подозвал меня и веско сказал:

– Сергей, остаешься за старшего. Из больницы позвоню в деканат, чтобы вам прислали преподавателя, в моей каморке документы и деньги на еду. Мне почему-то кажется, что ты справишься.

Когда машина с нашим куратором скрылась за поворотом, я повернулся к нашим зевакам:

– Ребята, ничего не меняется, пообедали – и на работу. После работы со всеми вопросами, у кого какие есть, ко мне.

Ну вот, не прошло и четырех месяцев в новой реальности, а я уже снова в начальниках, правда, пока очень мелких, но лиха беда начало.

Не успел народ разойтись на работу, как ко мне подошла Таня Большая:

– Сергей, у нас кончаются продукты. Андрей Игоревич все обещал, что выдаст мне деньги, но так и не успел, а на завтра у нас уже нечего варить. Так что ты теперь старший, давай решай.

Мы вместе с Таней направились в комнату куратора. Надо отметить, что в его каморке порядка было немногим больше, чем в нашей комнате до моего вмешательства. После тщательного обыска я обнаружил тонкую папку с документами, где был наш списочный состав и «рыба» договора с совхозом. И еще расписка в получении пятидесяти рублей в совхозной кассе на питание студентов. Там же лежали три бумажки по пять рублей. Это были все деньги на питание на ближайшие двадцать пять дней.

Я быстренько прикинул. Если выделить по рублю на день на каждого из нас, то на месяц нам надо около девятисот рублей. Я прочитал проект договора совхоза с вузом, так никем и не подписанный. В нем, по крайней мере, четко было указано, что совхоз обеспечивает студентов жильем и питанием.

– Таня, готовь список, сейчас мы запряжем лошадь и поедем в совхоз.

Мы ехали с Таней Большой и мирно беседовали. С чего-то вдруг ее пробило на откровенность. Она, вроде бы взрослая женщина, побывавшая замужем и уже разведенная, рассказывала мне, пятнадцатилетнему сопляку, о своих переживаниях, планах. Я полулежал в телеге рядом с ней и тоже размышлял. Раз со мной так разговаривают, наверное, я за прошедшее время сильно изменил личность того мальчишки, в тело которого попал четыре месяца назад. Конечно, я за лето еще и вырос: когда мама собирала меня в совхоз, ни одна старая вещь на меня не налезла. Еще бы – вырасти почти на десять сантиметров и поправиться на десять килограммов! Так что я сейчас практически не отличался от своих коллег студентов-первокурсников.

В совхозе я отправил Таню по магазинам, а сам пошел в контору. Там быстро добрался до директора, и меня начали опускать ниже по чиновничьей лестнице, пока я не оказался у главного бухгалтера, которая объяснила мне, что все, что положено, нам выдали и она не виновата, что мы так быстро потратили все деньги на еду. Я даже не стал спорить и сразу ушел. Зайдя в ближайший райторг, на свои гроши купил плитку шоколада и, снова зайдя в контору, попросил у машинистки разрешения воспользоваться пишущей машинкой.

С большим трудом, с ошибками – привык работать с клавиатурой – напечатал бумагу примерно следующего содержания.

В Комитет народного контроля и ОБХСС Н-ского района от старшего группы студентов Андреева С. А.

Сообщаю следующее: наша группа заехала в совхоз 2 сентября 1964 года для оказания помощи в уборке урожая; со стороны совхоза имеются обязательства о предоставлении нам жилья и продуктов питания или их денежного эквивалента. На данный момент совхозом выдано пятьдесят рублей на питание, о чем свидетельствует приложенная расписка. В настоящее время денег для питания студентов нет. Прошу вас разобраться, куда исчезли деньги, предназначенные для нашего питания.

7 сентября 1964 года

Старший группы студент первого курса Андреев С. А.

Напечатав записку в четырех экземплярах, я вновь отправился в бухгалтерию, где вручил первый главному бухгалтеру. Прочитав мое творение, эта полная женщина побелела так, что я думал уже об оказании медицинской помощи. Потом ее лицо приобрело морковный цвет, она посмотрела на меня и сказала:

– Идите в кассу, вам выдадут деньги согласно нашим нормам питания до конца сентября.

– Большое спасибо, – сказал я и вручил ей оставшиеся три экземпляра моей писанины.

Получив деньги в кассе, я отправился на поиски Тани, хотя далеко искать ее не пришлось. Она стояла в очереди в райторге, где я покупал шоколадку, и пыталась на пятнадцать рублей закупить продуктов на всю нашу бригаду.

– Таня, вот тебе деньги на эту неделю, закупай все, что необходимо.

Когда дело было сделано, мы вдвоем быстро все перегрузили в телегу и отправились в сторону, можно сказать, своего дома. Едва отъехали от поселка, как Таня, сделав вид, что смущается, откуда-то достала бутылку плодово-ягодного вина.

– Сережа, специально купила, надо ведь отметить твои старания.

И мы вдвоем сидели на телеге, свесив ноги, и по очереди пили из горлышка это вино, пока наша кобыла мягко шлепала подковами по грунтовой дороге.

После ужина я расположился в комнате куратора и писал отчет о проведенной работе; сколько гектаров на сегодняшний день мы убрали и сколько еще остается.

Неожиданно скрипнула дверь, и без стука вошла Ира Михайлова, явно приготовившаяся к визиту. Она была в легком платье с накинутой поверх симпатичной кофтой. Я увидел даже следы макияжа: глаза, не очень умело подведенные черной тушью, и какая-то помада на губах.

– Сережа, – сказала она капризным голосом, – вот посмотри, пожалуйста, какие у меня руки. Разве можно такими руками собирать картошку? Может, ты мне найдешь другую работу?

Она встала передо мной, по ее мнению, в самой выгодной позе.

«Ну вот, началось», – подумалось мне. А я-то надеялся, что девочки с подобными предложениями будут атаковать меня лишь с завтрашнего утра.

– Покажи, Ира, свои руки. Да, кожа суховата, а больше ничего не вижу. Ты вечером чем-нибудь обрабатываешь кожу?

– Конечно. У всех девочек есть «Душистый глицерин».

– Вот и хорошо. Работай и не забывай ухаживать за руками, они тебе еще пригодятся.

– И это все? Ты меня не освободишь от картошки хотя бы на пару дней?

– Нет, дорогая, а чем ты лучше других?

– Ну ладно, ты еще пожалеешь о своем решении.

Ира, резко развернувшись, ушла, сильно хлопнув при этом дверью.

Слава богу, подобных визитов на сегодня больше не было. Закончив подсчеты, я пошел спать к парням на свое место.

Утром я оказался в некотором затруднении. Мои поварихи без меня уже не мыслили своего существования. И хотя я вставал раньше остальных на час, этот час был посвящен работе на кухне.

Затем началось. Приехал тракторист, и нужно было договариваться, где и сколько он сегодня поднимает картошки. Потом возникли проблемы у возчиков с неисправной упряжью… Когда я пришел в себя, было уже около двенадцати часов. Пока я думал, чем дальше заняться, на дороге показался старый ГАЗ-69. Машина подъехала и остановилась около нашего стана. Из нее выпрыгнул пожилой полный мужчина, одетый в скромный серый костюм, и за ним вышел еще один, повыше ростом и заметно прихрамывающий. Я назвал свое имя и попросил объяснить цель визита. Они оба посмотрели на меня весьма удивленно. Пожилой представился:

– Я директор совхоза, Семенов Илья Антонович, а это представитель вашего факультета, Валерий Сергеевич. Он куратор группы студентов, работающих на другом участке в двадцати километрах от вас, и приехал узнать ваши проблемы и помочь, если что. Но зачем я вам все это объясняю – Валерий Сергеевич сам все объяснит. Ну а пока расскажите мне, чем вы так напугали моего главного бухгалтера, что она второй день пьет валерьянку.

– Илья Антонович, а я ничем вашего бухгалтера не пугал. Мы просто поговорили, и она пошла навстречу моей просьбе, выдав деньги на питание нашей группы до конца сентября. Да вы не беспокойтесь! Видите, как у нас дружно идет работа, с вашим заданием мы справимся.

И я показал на поле, где уже заканчивал работу трактор с картофелекопалкой; отряд наших девушек дружно собирал картошку в мешки, а на месте погрузки машины этих мешков лежала уже гора.

Директор с куратором переглянулись.

– Да, мы видим, неплохо работаете, – согласился директор.

– Я сейчас вас оставлю, пойду поговорю с моими работниками, а вы пока обсудите ваши проблемы.

– Тебя, по-моему, Сергеем зовут, – обратился ко мне Валерий Сергеевич. – Так вот, такая ситуация, Сергей. Ваш куратор уже прооперирован, пока, тьфу-тьфу, все нормально. Но дело в том, что свободного человека для вас в настоящее время нет. Как ты, справишься в одиночку? Я, собственно, приехал посмотреть, что у тебя получается. И пока картина радует.

– Валерий Сергеевич, сейчас уже вроде как все налажено, все вошли в рабочий ритм. С совхозом тоже взаимодействие в порядке, так что, думаю, справлюсь.

– Очень хорошо. От меня какая помощь нужна? Может, есть больные, кто-то простыл? Я могу посмотреть.

– Да нет, Валерий Сергеевич, больных пока нет, вопросов тоже.

В таком ключе мы продолжали разговор, пока вместе с любопытствующим куратором обходили спальни и кухню. По его слегка завистливым замечаниям я понял, что их быт устроен еще хуже, чем наш.

Вскоре к нам подошел директор совхоза:

– Сергей, у меня есть просьба к вашей группе. Так получилось, что у нас каким-то образом остались нераспределенными два гектара полей. Я тут посмотрел, у вас неплохо получается, может, вы возьметесь их сделать?

– Илья Антонович, я так понимаю, что мы будем работать еще на двух гектарах, но что мы будем за это иметь?

– Хм, вот видишь, Валерий Сергеевич, как нынешние комсомольцы разговаривают. Вместо того чтобы помочь, сразу пытаются условия выставить.

Валерий Сергеевич на эти слова согласно кивал, но не говорил ни слова.

Я тоже молчал и смотрел на директора.

– Ну ладно, говори, что хочешь.

– Во-первых, я хочу, чтобы трактор с картофелекопалкой мы не ждали полдня, а получали в первую очередь. И чтобы машина возвращалась чаще и привозила все мешки назад вовремя, а то у нас простои по часу и больше, потому что не хватает мешков. И потом, вы знаете, наверное, что такое аккордно-премиальный подряд. Так вот, мы хотим в качестве премии уехать не как все, третьего октября, а сразу, как выкопаем всю картошку.

Назад к карточке книги "Назад в юность. Дилогия (СИ)"