355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Сапаров » Прыжок в прошлое » Текст книги (страница 17)
Прыжок в прошлое
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 13:47

Текст книги "Прыжок в прошлое"


Автор книги: Александр Сапаров



сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

После этого я еще заказал ему сделать несколько литров физиологического раствора, из бидистиллированной воды. В моей памяти еще оставались больные в сельской больнице, которых трясло на внутривенное введение физиологического раствора, сделанного в местной аптеке. Мне не хотелось, чтобы моих больных также трясло от внутривенных вливаний. Это задание также очень заинтересовало Арендта, притом больше его интересовало, зачем нужны предосторожности, с какими он должен был стерилизовать этот раствор. Я это легко объяснил ему, напомнив, что он видел в воде, когда глядел в микроскоп. Как приготовить поваренную соль для раствора, и нужную ее концентрацию ему также было объяснено. Увы, к сожалению, растворы Рингера и глюкозы мне пока были недоступны.

Я ехал на коне домой в сопровождении охраны и размышлял, получится ли у Арендта сделать все, что нужно до того, как у меня на операционном столе будет лежать Ян Ходкевич. Каучука было катастрофически мало, я был уверен, что шустрые крестьянские детки вычистили все поля в вотчине от одуванчиков, и на следующий год собирать уже почти нечего. Так, что пока больше взять его негде, надо будет все то, что получится сделать, беречь, как зеницу ока. Я уже давно заказал, чтобы мне привезли семена одуванчиков растущих в окрестностях Астрахани, но кто поручится, что это семена именно тех одуванчиков с повышенным содержанием латекса, а не взятые прямо у дороги перед Москвой.

Наверно придется в аптекарском огороде посадить человека, чтобы занялся выведением именно таких одуванчиков. Вот только, сколько времени это займет. Наверно, как раз, чтобы в Бразилии начали добычу каучука из гевеи. Ну и ладно, зато к этому времени у нас уже будет отработанная схема получения этого продукта, и может, быть изделия из него займут достойную нишу в торговле, как правильно сказал сегодня Арендт – за золото будем продавать.

Когда я приехал домой, меня уже, как обычно ждали мои ученики. Все они были под впечатлением недавней операции, проведенной митрополиту, и смотрели после нее на меня, почти также как на иконы в красном углу.

Я занимался с ними уже больше года, и они общались со мной хоть и достаточно почтительно, но уже не падали каждый раз на колени, когда обращались ко мне. Сейчас их было у меня одиннадцать человек, монахов, которые приходили ко мне для изучения трав, я воспринимал, как дополнительную нагрузку.

Из этих одиннадцати человек мне удалось создать неплохую учебную группу, и парни с прилежанием овладевали знаниями, тем более, что работали они в нашей небольшой больничке с весны самостоятельно, и оставляли для меня только тех больных с которыми не могли разобраться сами. Конечно больных, собственно, было маловато, та молодежь, которой посчастливилось остаться в живых в первые годы жизни, была практически здорова. Стариков было немного, и они считали лишним ходить по лекарям, так, что в основном лечились мелкие и травмы средней тяжести, переломы, раны. И с каждым днем мои ученики становились все более уверенными в себе.

Я мысленно уже распределил их в качестве будущих преподавателей. Кто, за какие дисциплины будет отвечать, мне уже было ясно, конечно, как совершенно правильно заметил Герсей, в одиночку очень тяжело поднимать такое дело, особенно первый год, но брать к себе и переучивать уже сложившихся европейских врачей, мне совершенно не хотелось,

Вот и сегодня, мои лекари, оказывается, уже знали, что я осматривал одного из послов, и завалили меня вопросами по больному.

Я воспользовался этим случаем, и мы обсудили проблемы стеноза привратника и язвенной болезни луковицы двенадцатиперстной кишки, их симптомы и лечение, к сожалению, об ингибиторах протонного насоса я мог только мечтать, и рассказал своим слушателям какую диету следует назначать, в какое время года следует ждать обострения болезни. А вот трав для лечения у меня было сколько угодно, и два часа я рассказывал внимательным слушателям о фитотерапии язвенной болезни.

Уже под вечер я по дороге в дом, не мог не зайти к своему главному оптику.

Кузьма сидел в одиночестве и, надвинув на глаза увеличительные стекла, наносил риски на очередной металлический метр.

Еще в самом начале работы с моими мастерами возник этот вопрос единообразия и стандартизации размеров, и я решил, что в своем хозяйстве буду пользоваться своими мерками и только в десятичной системе. Был сделан металлический метр, и килограммовая гиря, которую я привязал к кубическому дециметру веса воды, наверняка они прилично отличались от настоящих из моей прошлой жизни, по размеру и весу, но меня это особо не волновало. Эти образцы – метр и гиря, сейчас хранились у меня в Аптекарском приказе, потому, что я хотел распространить эти меры на лекарства, которые делаются в аптеках.

Конечно в Заречье тоже пользовались только такими мерами, поэтому стеклодувам стало гораздо проще с выполнением заказов. Теперь мы все отлично понимали друг друга, когда начинали говорить о размерах чего-либо.

Увидев меня, Кузьма оторвался от своего дела и неожиданно встал на колени:

– Сергий Аникитович, отец родной, благослови тебя Господь за все, что для меня и Аннушки сделал, не гневайся, приглашаю я тебя на свадьбу мою.

И он уткнулся лбом в пол.

Как меня раздражал этот обычай, не могу даже сказать, хотя в какой-то мере уже свыкся с этим, сам первые годы жизни в этом мире только этим и занимался. Это сейчас даже царю я отвешиваю глубокий поясной поклон, а на колени встаю только перед митрополитом.

– Кузьма, я не гневаюсь, встань с колен. Где свадьбу играть будешь, у тебя даже дома то нет?

– Так мы вроде уже с ключником все обговорили, горенку нам он выделит над клетью с припасами.

– Ты, что Кузьма смеешься, что ли, я своему лучшему мастеру горенку дам?!

Где Федька, зови его сюда быстро!

Через несколько минут запыхавшийся Федька стоял передо мной.

– Федор, завтра чтобы тут артель плотников была, и дом отдельный для Кузьмы до свадьбы уже стоял. Все понятно.

– Дык, так оно так, я Сергий Аникитович все хотел сам такое дело предложить, да побаивался маленько, есть у меня на примете артель ладная, завтра на Москву-реку пойду, может, к вечеру лес завезем, а дом, что рубить, три дня и готово.

Пока мы говорили, Кузьма, стоявший рядом переводил глаза с меня на Федьку, было видно, что он совсем ошалел от такой неожиданности.

Когда мы закончили разговор, он снова хотел бухнуться на колени, но я его удержал и сказал:

– Это тебе мой подарок на свадьбу, за твою работу и усердие.

У меня сегодня был еще один подарок, который сейчас сидел в караульной будке у ворот и развлекал моих боевых холопов. Когда я зашел туда, куча здоровых парней сидела и смотрела, как один из них привязал щепку к веревке и таскает ее перед маленьким котенком, который с задорным видом набрасывался на нее. Периодически вся компания громко ржала при особенно уморительном его прыжке.

– Это вы так службу несете? – спросил я вскакивающих воинов.

Те стояли со смущенным видом, не зная, что сказать.

– Так мы это, просто не видели зверюшку такую, вот и интересно. На всей улице ни у кого такой нет, – наконец, пробормотал старший.

– Ну, смотрите мне, – пробурчал я в ответ и, взяв котенка в руки, пошел домой.

Сегодня я воспользовался своим положением царского лекаря и экспроприировал одного котенка во дворце. Скорее всего, он был потомок любимого кота Иоанна Васильевича. А кухонная кошка в этом году уже третий раз приносила котят, вот мне и повезло с такой редкостью.

Когда я вошел в дом, Ира уже встречала меня, увидев котенка, она вначале испугалась, потом с восторженным визгом схватила его в руки и стала разглядывать. Я смотрел на свою располневшую от беременности жену и думал:

– Господи, какая же ты еще, в сущности, девчонка.

Но Ира быстро вспомнила о своих обязанностях и, сунув котенка в руки опешившей служанке, пошла, помогать, мне раздеваться.

Раздевался я долго, пока жена, убирая с груди, задранные туда платья, не взмолилась:

– Ну, Сережа, хватит уже, еще ведь ночь впереди.

После этого я все-таки переоделся, и мы пошли ужинать.

Прошло два дня. Сегодня вся Москва стояла на ушах. С утра весь народ ринулся поближе к Кремлю разглядывать посольский поезд и сопровождающих. Даже на крышах домов устроились сотни наблюдающих. Казалось, что сюда сбежалась почти все москвичи и остальной город стоит безлюдный. Дико завыла музыка, когда по дороге, вдоль которой стояли сотни стрельцов, поехали кареты посольства, направляясь к Спасским воротам Кремля. Там уже стояли разряженные бояре, ожидающие послов. За ними также толпилась огромная масса людей.

У крыльца карета остановилась обоим послам помогли выйти из кареты, и повели к левой из трех лестниц. Увидев это, они многозначительно переглянулись. Ходкевич шел с трудом, его слегка покачивало, но старый воин держался. Как обычно при таких приемах в палатах сидело множество пожилых старцев в шапках высотой в метр, с тщательно расчесанными бородами и с каменным выражением на лице смотревших, на проходящих мимо них послов.

Те, наконец, вошли в палату, где на престоле сидел царь в руках у него был золотой посох с навершием в виде креста. По правую сторону от него висел образ Спасителя а над головой образ Божьей Матери. Также по правую руку от него стояли оба его сына, притом Иоанн стоял ближе к престолу, чем Федор. Четыре рынды в белых одеждах стояли на страже около престола. Послы глянули на левую сторону от царя, я знал, что они там высматривали, обычно при приеме послов-католиков там стояла позолоченная лохань, прикрытая полотенцем, в которой государь после приема таких послов омывал руки. По разговорам моих коллег по Думе я знал, что такая процедура сильно задевала схизматиков. Но сейчас послы были православные, и лохани на ее привычном месте не было.

Дождавшись, когда думный дьяк объявит об их прибытии послы подошли к престолу и передали письмо от Рады Великого княжества Литовского.

По обычаю царь должен был встать и поинтересоваться здоровьем государя, от которого были послы, но послы то были от Рады, и сейчас никто не знал, как поступит Иоанн Васильевич. И когда он встал и поинтересовался здоровьем послов, в палате раздался тихий вздох удивления. Пока растерянные послы отвечали, государь уже вновь уселся на престол и все пошло уже по обычаю. Послы по очереди целовали руку государю и, поклонившись на все стороны, уселись на скамью, которая им уже была приготовлена. Посольская свита между тем также лобызала царскую руку, а думский дьяк громко зачитывал, кто это такой и какой подарок он преподнес царю.

Когда эта процедура закончилась, Иоанн Васильевич встал и предложил послам отведать хлеба соли и вместе с ними скрылся в другую палату. Сразу после того, как государь покинул Грановитую палату, она взорвалась шумом голосов, все кинулись обсуждать поступок государя, что могло значить, такое нарушение обычая.

Я стоял за престолом, с сумкой полной всякой всячины для неотложной помощи, но пока моя помощь, слава богу, никому не понадобилась. И сейчас я просто слушал, все, что говорили около меня. Мои раздумья нарушили братья Иоанн и Федор, которые стояли практически впереди меня. После известных событий младший сын царя меня избегал, видимо считая меня виновником гибели родственников его жены. Но так, как государь не тронул семью Федора, то его неприязнь ко мне постепенно сходила на нет. Тем более что он прекрасно понимал, что его брата, эти родственнички чуть не свели в могилу. Но все равно некая холодность в его обращении ко мне присутствовала, в отличие от Иоанна, который практически вел себя со мной, как с другом.

Рядом со своим братом Федор казался совсем маленьким и толстым, хотя на самом деле он был среднего роста, но около рослого брата терялся. Мне казалось, что даже сейчас во время нашего разговора он молился про себя.

Иоанн Иоаннович дружески обратился ко мне:

– Сергий Аникитович, скажи хоть ты Федьке, что никак нельзя ему поститься без меры, совсем еле ходит. Вон и батюшка тебя слушается, постами себя не изнуряет, соблюдает, как положено и все.

– Федор Иоаннович, – почтительно сказал я, – брат твой дело говорит, негоже царскому сыну самому церковные заповеди нарушать, ведь растолковано все, каким образом поститься следует, и если старцу в скиту изнурение плоти своей святость дает, то тебе невместно так поступать.

Федор уставился на меня внимательным взглядом. С уголка его рта стекала небольшая струйка слюны. После длинной паузы он сказал:

– Сергий Аникитович, знаешь же сам, в монастырь я бы хотел уйти, нет мне радости во дворце. День и ночь молюсь с надеждой, что разрешит мне батюшка это сделать, в подвиге духовном вижу свое назначение.

Сказав это, несколько раз перекрестился и начал шептать слова молитвы.

За его спиной его брат устало вздохнул и покачал головой.

Иоанн Иоаннович был явно взволнован, и его обращение ко мне было, похоже, просто попыткой отвлечься от мыслей, что происходит там – за закрытыми дверями. Он периодически кидал туда взгляды и явно был настроен ожидать окончания беседы с послами.

Я был настроен более скептически и не думал, что сегодня уже все решится. Пока все вопросы, интересующие государя, не будут согласованы, не слышать царскому сыну согласия отца на его выезд в Литву. Интересно, а что сейчас делает Курбский, собирает ли вещички для переезда в Польшу?

Вскоре вокруг началось шевеление, в палате накрывали столы для пира. Мне вроде бы здесь делать было больше нечего, я ушел к себе в приказ, зная, что Иоанну Васильевичу будет не до меня.

Первым делом я направился к Арендту, у него уже сегодня должны быть готовы первые изделия. Я пришел во время, он как раз стягивал резиновые перчатки с бронзовых ладоней. На его лице, как три дня назад было недоумение:

– Может, быть, вы объясните Сергий Аникитович, зачем вам такие перчатки?

– Классен, они пригодятся не только мне, но и вам, многие манипуляции гораздо безопаснее делать в таких перчатках, вы ведь надеваете рукавицы, когда берете, что-то горячее, так будет и здесь. Только не горячее, а например, работать с концентрированной кислотой. А мне эти перчатки необходимы, чтобы оперировать людей. Ведь на наших ладонях, нисколько не меньше мельчайших зверушек, назовем их микробами, чем вы видели в капле воды под микроскопом. Если я буду оперировать больного и занесу туда этих микробов, то он может от этого запросто умереть, также и я если от больного получу других микробов на руки, то могу заболеть, а возможно и умру.

А перчатки препятствуют этому процессу.

Голландец смотрел на меня, открыв рот:

– Я знаком со многими врачами, но никогда не слышал от них ничего подобного.

– Ну, если вы этого никогда не слышали, то это совсем не значит, то такого в природе не существует, – заметил я.

Взял в руки печатки и скривился, конечно, это было совсем не то, что надо. Они были сделаны по размеру моих ладоней, и конечно так плотно, как обычные не сидели. Но на безрыбье и рак рыба.

– Классен, у вас где-то стоял флакон с тальком?

Аптекарь подал мне флакон, и я щедро насыпал порошка в перчатки, потряс их и надел. Пошевелил пальцами, взял руками шпатель лежащий на столе.

– Ну, что же работать можно, Классен, следующие перчатки постарайтесь сделать немного тоньше.

Мне было очень интересно, сколько стерилизаций выдержит резина, я конечно не собирался одевать такую драгоценность каждые день, но очень надеялся, что может хотя бы раз десять пятнадцать они выдержат. Конечно, надо проводить опыты дальше, искать пластификаторы, но мне просто было жалко материала, которого и так было в обрез. Но с перчатками было все ясно, из коагулированного латекса ничего приличного не получится. Поэтому придется заниматься перчатками, там же где будет отжиматься латекс из одуванчиков и сразу пускать его в дело. А вот трубки для капельниц и фонендоскопа получились на уровне, а катетеры были, пожалуй, чересчур жестковаты.

– Надо будет наверно делать следующие по другому образцу, – сказал я Арендту, пытаясь согнуть желудочный зонд.

Я собрал, все, что изготовил аптекарь и бережно завернул в тряпицу, скоро эти изделия пройдут проверку делом.

В следующие дни лихорадочно проводилась подготовка к возможной операции, объяснения своим будущим ассистентам ее этапов. Был сделан не один десяток рисунков, в которых была объяснена вся топография внутренних органов, связки, артерии вены, которые необходимо будет в ходе операции выделить перевязать.

А в это время мой Кулибин занимался еще одним аппаратом, который тоже, как и микроскоп, обещал навеки прославить его и мое имя.

И это был аппарат для измерения артериального давления. Так что в этой реальности для итальянца Рива Роччи места уже не было.

О таком аппарате я мечтал уже давно, но без резины, это все оставалось только мечтой. Но сейчас у меня было две прорезиненные манжетки с трубками, было две груши, а Кузьма, воплощая в жизнь мои замыслы, сейчас мастерил три металлических клапана, без которых вся моя задумка не удалась. Стеклянных трубок у нас хватало, было и немного ртути для экспериментов. Суть аппарата была настолько проста, что много объяснять мне не пришлось. Другое дело, что мастер абсолютно не понимал, что я эдакой штукой буду делать.

Но за два дня он соорудил мне незамысловатую конструкцию из толстостенного стеклянного сосуда, в который была вертикально впаяна стеклянная трубка, а сбоку торчал стеклянный хвостовик для резиновой трубки, треть сосуда занимала ртуть.

Естественно, при нагнетании туда воздуха ртуть будет подниматься по трубке, и ее высота покажет давление в манжетке обернутой вокруг руки больного. Была сделана шкала на триста миллиметров, эти миллиметры, в общем, мало отличались от настоящих. Но я собирался перемерить этим аппаратом давление всем моим ученикам, домочадцам, чтобы уточнить, погрешность прибора.

Выпускной клапан Кузьме удалось сделать без проблем, а вот с клапанами для груши он застрял, и в который раз уже их переделывал, потому, что они не держали воздух. Я не хотел мешать мастеру, но по вечерам меня тянуло в мастерскую, как магнитом, очень хотелось, наконец, услышать, что все готово и работает.

Приблизительная схема аппарата Рива Роччи

Но все же проблемы были решены, и я принес всю эту конструкцию, размещенную в деревянном ящичке в класс и начал измерять артериальное давление своим ученикам.

Через два часа они все, уже вполне умело работали с фонендоскопом и грушей и могли сообщить какое давление намеряли. Похоже, что с миллиметрами я практически не промахнулся, потому, что практически у всех, в том числе и у меня давление было в пределах нормы.

Увлеченный своими делами я практически не следил за ходом переговоров с литовскими послами. Из слов бояр в Думе я знал, что подобные переговоры могут идти месяцами, будут подниматься старинные документы, споры могут идти даже из-за единого слова в титуловании. Но, видимо государю в данном случае хотелось решить вопрос быстрее, и через неделю переговоров все было решено.

Иоанн Иоаннович принимал титул главы Великого Княжества Литовского! Подробностей договора я не знал, но я знал только одно, что уже практически все идет не так, как в истории моей Родины в прежней жизни.

Уже на деревьях облетали желтые листья, на лужах по утрам появлялся тонкий ледок. Шел пятый год моей жизни в новом мире.

Почти седьмица, как отправились лодии в Корелу для поисков и начала разработок месторождения медной руды. Заканчивался ремонт в Сретенском монастыре, где в октябре должны были появиться первые студенты и начать свое обучение с изучения нового алфавита и счета.

А у меня в больнице появился новый пациент– Ян Ходкевич, и сейчас я пытался хотя бы немного улучшит его общее состояние перед операцией.

Он со времени моего осмотра еще больше сдал, но все же был настойчив в своем решении оперироваться.

Моя операционная за последние дни претерпела множество изменений, в ней были переделаны окна и, пожалуй, во всей Москве, кроме царского дворца таких окон больше не было. Сами стекла не очень велики, но они были собраны в большие оконные переплеты, и помещение казалось непривычно светлым. Над операционным столом висело мое изобретение – металлический круг на котором стояло несколько керосиновых ламп с большим бронзовым отражателем над ними. По моим прикидкам их заправки керосином хватит на четыре часа работы.

Кроме того, в операционной стоял легкий запах формалина.

С самого начала своей деятельности, как хирурга я был озабочен получением хоть какого-нибудь антисептика. По вечерам я пытался устраивать что-то вроде медитации, стараясь вспомнить все, что учил когда-то. И вот, все-таки кое-что всплыло в моей памяти. Несложный эксперимент, когда пары метилового спирта, проходя через нагретую медную сетку, окисляются на ней кислородом воздуха в формальдегид. И в результате я получаю вещество, которое можно использовать для множества целей, в том числе и антисептических. А для больных артритами, радикулитом появится новое средство лечения – муравьиный спирт.

Осталось всего ничего получить метиловый спирт. Пару вечеров я просидел над чертежами и затем пошел к Каркодинову. Тот долго не понимающе разглядывал мои рисунки, а потом вызвал мастера-литейщика, который в отличии от главы приказа соображал, что тут нарисовано. Мы обговорили с ним все вопросы и мне, за достаточно умеренную оплату, был отлит чугунный котел. С чугуном мастера работали нечасто, с первой отливки у них ничего не получилось, но со второй или третьей попытки все было в порядке, и чугунный котел с плотно закрывающейся крышкой поехал в Заречье. Его сопровождал человек, которого я заставил просто заучить, все, что нужно было делать с этим котлом.

А делать нужно было все тоже, чем у меня занималась там мануфактура во главе с Антоном, то есть перегонкой. Но на этот раз это был перегонка сухой древесины. Вернувшийся холоп с ухмылкой рассказывал, как его слушал Антон:

– Сергей Аникитович, он кажись, подумал, что я ума лишился и не то говорю, как, мол, из сухих дров что-то можно выгнать, деготь только, да и он в котле сгорит. А, когда котел вмазали в печь, в него дров положили, крышку на глину тоже замазали, трубку толстую стеклянную в дырку в крышке вставили, печь растопили и когда из трубки чернота какая-то закапала, так он в себя до вечера придти не мог.

Но Антоха был парень соображалистый и быстро понял дальнейшие инструкции, когда он повторно перегнал получившуюся жидкость, то получил уже вполне приличный метиловый спирт. Очищал он уже его по сложившейся технологии, так, что мне привезли в стеклянных бутылях литров десять прозрачного метилового спирта. Кстати в моих инструкциях также было для него передано, что получившаяся жидкость смертельно ядовита, и что ее надо держать под замком.

В приказе мы с Арендтом собрали несложное устройство, в котором при нагревании пары метилового спирта проходили через разогретую медную сетку, сделанную Кузьмой и капали уже после змеевика в стеклянную банку жидкостью с таким знакомым мне запахом.

Арендт, как обычно в таких случаях был возбужден. Очень интересовался, что за жидкость мы получили, для каких целей. Моими краткими пояснениями он был явно не удовлетворен, но что ему оставалось делать, только выполнять распоряжения главы приказа. Что он и сделал, перегнав почти весь спирт в формальдегид.

Я успокоил аптекаря тем, что сводил его в Сретенский монастырь на экскурсию, показать, где он будет преподавать студентам. Когда он увидел помещения химической лаборатории, то он не мог сказать ни слова, еще бы, вытяжные шкафы, алхимические печи, полки со стоящими на них колбами, ретортами, и прочим стеклом, новые перегонные кубы. Он ходил, трогал все дрожащими руками.

И, пожалуй, впервые в его взгляде на меня было видно настоящее уважение:

– Сергий Аникитович, я такого никогда и нигде не видел. Я что действительно буду здесь работать?

– Классен, я же не могу разорваться, у меня и так будет очень много проблем. Конечно, одного я вас не оставлю, мы вместе будем проводить эксперименты, чтобы получать новые лекарства, и улучшать старые.

Так, что Арендт остался доволен, и был настроен продолжить составлять планы для учебы своих будущих подопечных. Он ушел, а мне пришлось еще остаться и удовлетворять любопытство архимандрита монастыря.

Отец Кирилл, как обычно затащил меня к себе, где мне вновь пришлось продуть ему партию в шахматы. Хорошо играл архимандрит, мне рядом с ним нечего было и ровняться. Довольный победой, он с удовольствием продолжил беседу, а затем вдруг сказал:

– Сергий Аникитович, пойдем, покажу я тебе одну вещь, стоит она у меня уже лет пятнадцать, надо мне с ней что-то сделать, наконец.

Он привел меня в полуподвальное помещение, освещавшееся только тусклым светом из маленьких забранных решетками оконцев, находившихся под потолком. Когда мы зажгли свечи на канделябре, стоявшем при входе то посреди зала я увидел странное сооружение из дерева и металла, вначале я даже не мог понять что это такое:

– Пресс, что ли какой? Что они тут им отжимают, вроде виноград здесь не растет?

И тут до меня дошло:

– Да это же печатный станок! Ничего себе вот это вещь!

Тут отец Кирилл заговорил:

– Видишь Сергий Аникитович началось это все, когда государь еще дьякона Николо-Гастунской церкви Ивана Друкаря поставил печатное дело начать. Он тогда святую книгу "Апостол" напечатал, зело мне она понравилась, и попросил я его мне в монастыре такой станок сделать. Начал он его делать и уже вроде к концу дело подходило, а тут митрополит Макарий преставился, гонения начались, и сбежал Друкарь в Литву, а штука эта так и стоит с тех пор. Сколько денег на нее монастырь потратил, лучше не вспоминать.

Так вот мыслю я, что много нужно будет книг для твоей школы, и знаю к тому же, что собрал ты у себя мастеров хороших. Выкупи ты у меня Христа ради эту штуку, доведешь до ума, и к делу она тебе придет.

Я смотрел на это стоявшее посреди комнаты чудище и думал, а стоит ли овчинка выделки. Обойдя вокруг станка, я отметил, что дерево не повреждено ни грибком, ни жуками, только на металлических частях небольшой налет ржавчины.

– Отец Кирилл, сейчас ничего не могу сказать, надо мне мастеров сюда привести, чтобы посмотрели, много ли еще работы надо делать, да и не развалится от старости станок этот. Да, кстати, сколько ты хочешь за него?

– Так Сергий Аникитович, я по-божески за две тысячи рублев отдам.

Я, глядя на него, махнул рукой и молча пошел обратно.

– Постой, постой! Сергий Аникитович, за тысячу отдам.

Я продолжал идти.

– Сергий Аникитович пятьсот рублей всего прошу.

Я повернулся к нему и спокойно сказал:

– этому хламу в базарный день цена двадцать рублей и не больше.

Настоятель удивленно уставился на меня:

– Сергий Аникитович так мы тогда двести рублей потратили.

– Отец Кирилл, так пятнадцать лет прошло, я его на казенные деньги куплю, а он может, развалится через неделю. Что со мной Иоанн Васильевич за такие траты сделает, сам знаешь.

И тут мне в голову пришла идея, я даже на минуту отключился, обдумывая ее.

– Отец Кирилл, завтра приду с мастерами, посмотрят они, скажут, сколько чего надо. Хотя они ведь тоже ничего такого ранее не делали, так, что сразу вопрос расходов дальнейших не решим. Мысль у меня появилась интересная. Может, быть так сделаем? Станок этот у тебя я самолично выкуплю. Есть у меня художники хорошие, сам учил, два из них по дереву хорошо режут. Так вот, предложение мое:

Станок мы здесь оставляем, мои мастера будут его в порядке держать, художники будут буквицы и парсуны делать, а монаси твои, здесь работать начнут, чтобы дело с молитвой и под благословением божьим было, и посторонних здесь не будет, а вы всегда сможете проверить, что печатают, дабы непотребства не допустить. Мне завтра надо к митрополиту идти, так может мы вместе, поедем? Можно будет сразу поговорить, чтобы со Священного писания начать. Если благословение митрополита Антония получим, то смотри отец Кирилл– станок мой, художники мои, бумага с моей мануфактуры, литейка небольшая у меня есть, чтобы буквицы отливать, чернила, если еще не закупать, а у вас в монастыре делать, не скажу, что озолотимся, но монастырь бедствовать не будет. А государь, я точно знаю, против такой затеи ничего не скажет.

Отец Кирилл смотрел на меня большими глазами.

– Сергий Аникитович, теперь понимаю я, как ты в столь молодом возрасте лекарскую науку превзошел. Разложил, мне все как по полкам, а я пятнадцать лет на это штуку глядел, и подобного в голову не пришло.

Вот только надо бы мне митрополита известить, что завтра с тобой к нему приеду, неудобно, так без предупреждения, а то разгневается еще.

– Так ты согласен отец Кирилл с моим предложением?

Архимандрит улыбнулся и сказал:

– Так кто же в здравом уме от денег отказывается, только не я.

Все же на благо монастыря мне врученного пойдет. Давай Щепотнев вознесем Господу молитву, чтобы наше дело удалось.

И мы с отцом Кириллом повернулись в красный угол, откуда на нас смотрел мрачным взглядом потемневший образ Спасителя, и еле слышно проговаривали слова молитвы.

Следующим холодным утром мы отцом Кириллом прибыли к митрополиту.

Антоний, как всегда это время проводил в молитве, и нам пришлось еще ждать, когда можно будет предстать перед ним.

Когда я увидел Антония, его было не узнать, черты его лица округлились, и он производил впечатление практически здорового человека.

Я осмотрел ему живот, снял швы, и, сообщив ему, что все в порядке, дал ему лист бумаги с перечнем диет и трав, которые ему надлежит принимать.

После этого мы, уже втроем, уселись на лавки в его аскетической келье, за грубым, сбитом из досок столом.

Отец Кирилл, посмотрел на меня и взглядом попросил начать разговор.

– Вот же хитрожопый поп, – мелькнуло у меня голове, – ничего на себя взять не хочет.

Но делать нечего и я рассказал Антонию о моем замысле книгопечатания.

В конце я добавил, что можно, напечатать первый экземпляр Священного писания и отдать ему на рассмотрение. Хотя я не очень хорошо в свое время учил историю, но все же помнил, что раскол начался после того, как Никон внес исправления в святые книги и сейчас я специально акцентировал внимание митрополита на исправлениях:

– Владыко, ежели мы начнем печатать Священное писание, то надо, чтобы разночтений никаких не было, а то если не дай бог, ошибка, какая будет, придется все книги сжигать. Посему прошу тебя не одного книгу святую читать, а чтобы епископы многие смотрели и искали там несообразности какие. И когда к совместному решению придете исправленную книгу нам для печати вернете.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю