Текст книги "1937. АнтиТеррор Сталина"
Автор книги: Александр Шубин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
* * *
К 23 декабря 1934 г. все причастные к ленинградской группе зиновьевцев оказались под арестом. Всего было арестовано 843 человека. Те ленинградские зиновьевцы, которых не включили непосредственно в «террористический центр», проходили по делу «Ленинградской контрреволюционной группы Сафарова, Залуцкого и других».
Руководителем «ленинградского центра» был признан И. Котолынов, один из лидеров ленинградского комсомола до 1925 г., исключенный XV съездом из партии и восстановленный в 1928 г., стал руководителем факультетского партбюро в Ленинградском индустриальном институте. Как и большинство зиновьевцев, он не порвал связей с группой единомышленников, решивших действовать изнутри партии. Заявление Котолынова с просьбой о восстановлении в ВКП(б) редактировал сам Каменев.
Котолынов был настолько потрясен убийством, что просто не счел возможным скрывать существование подпольного зиновьевского кружка: «Я признаю, что наша организация несет политическую и моральную ответственность за выстрел Николаева. Нами создавались такие настроения, которые объективно должны были привести к террору в отношении руководителей партии и правительства. Как активный член этой организации я и лично несу за это ответственность».[172]172
Цит. по: Кирилина А. Неизвестный Киров. С. 411.
[Закрыть] Такое признание Котолынов сделал после того, как следствие убедило его в том, что Николаев вращался в кругу зиновьевцев, где «культивировались озлобленные настроения против партруководства и которые могли объективно среди горячих голов породить террористические настроения. Причем совсем не важно, кто был бы этой горячей головой: Николаев, Сидоров или Петров».[173]173
Там же. С. 412–413.
[Закрыть] Николаев был арестован, но миллионы «озлобленных» Сидоровых и Петровых оставались на свободе. У Сталина были все основания бояться Сидоровых и Петровых, а значит, и оппозиционных кругов, воспитывавших экстремистов.
Донесения о «Петровых и Сидоровых» приходили со всей страны. Убийство Кирова всколыхнуло самых неосторожных. 23 января 1935 г. прокурор СССР И. Акулов писал нижестоящим прокурорам: «Отмечавшееся в связи с убийством тов. Кирова усиление активизации антисоветских элементов в форме контрреволюционной агитации, одобряющей не только террористический акт над тов. Кировым, но и совершение таких терактов над другими руководителями Партии и Советского правительства, поставило перед Прокуратурой задачу быстро и решительно пресечь подобного рода контрреволюционные выступления». Так, в Карелии, Воронежской области и других регионах некоторые граждане высказывались в таком духе: «Надо убить весь ЦК ВКП(б) и т. п.».[174]174
Цит. по: Викторов Б.А. Без грифа «Секретно». Записки военного прокурора. М., 1990. С. 195–196.
[Закрыть] При этом некоторые прокуроры отказывались привлекать таких граждан к ответственности. За такое попустительство, например, прокурор РСФСР В. Антонов-Овсеенко (бывший активный участник оппозиции) снял с должности прокурора Кандалакшского района Ренделя.
В нескольких районах Западной области распевали популярную частушку:
Когда Кирова убили, нам торговлю разрешили.
Когда Сталина застрелят, все колхозы переделят.
Сельские учителя района почти открыто пропагандировали против Сталина. Эти уроки дали свои всходы. В Смоленск поступали сообщения со всей области о таких, например, высказываниях школьников: «Долой Советскую власть. Когда вырасту, я убью Сталина!»[175]175
Фэйнсод М. Смоленск под властью советов. Смоленск, 1995. С. 446.
[Закрыть]
Проверка вузов Азово-Черноморского района показала широкое сочувствие Николаеву и Зиновьеву. В узком кругу и даже на открытых собраниях студенты говорили: «Зиновьев и Каменев имеют огромные заслуги перед революцией, были друзья Ленина, а теперь это смазывается»; «Если бы почаще убивали таких, как Киров, то жилось бы лучше, и страна вздохнула бы свободней»; «Одного шлепнули, скоро всех шлепнут. Скоро всех их перебьют»; «Я приветствую Николаева за убийство Кирова».[176]176
Общество и власть в 30-е годы. Повествование в документах. М., 1998. С. 100–102.
[Закрыть] Говорившие такое немедленно арестовывались (хотя студент Кондеев успел произнести несколько речей в защиту Зиновьева и Николаева, а затем скрылся). А сколько решили промолчать, но думали так же?
На волне чистки в Ленинграде была раскрыта молодежная организация «Боевой коммунистический союз», состоящий из 11 молодых сотрудников и бывших курсантов военно-топографической школы, с которыми было связано еще около 30 человек. Они распространяли листовки с требованиями «свободы труда, слова и печати» и «прекращения экспорта продуктов». В таких требованиях нет практически никакой тенденции следствия, если бы организация была выдуманной, то она оказалась бы «троцкистско-зиновьевской» и вредительской. Но у лидера А. Головкина нашли 80 детонаторов – союз был «боевым». При обыске у Головкина была найдена программа БКС. Ее экономические требования были скорее бухаринскими, чем троцкистскими. Документ провозглашал, что организация готовит массовое выступление трудящихся «для возвращения на действительно ленинский путь социалистического строительства», «применяя всевозможные способы революционного действия, не исключая и террора… против сознательных извратителей марксистско-ленинского пути построения социализма…»[177]177
'Лубянка. Сталин и ВЧК—ОГПУ-НКВД. Январь 1922 – декабрь 1936. С. 576, 579–582.
[Закрыть]
У арестованных зиновьевцев находят архивы листовок, завещание Ленина, платформу Рютина, оружие, хранившееся с Гражданской войны, часто без регистрации.
На суде Котолынов подтвердил, что слышал от Зиновьева: «Лучше бы его не было».[178]178
'Там же. С. 300–301.
'Там же. С. 302–303.
[Закрыть] Это – о Сталине.
Надежду на жизнь подсудимым давало только полное «разоружение перед партией». Котолынов всячески демонстрирует, что ему нечего скрывать. Он во всех подробностях рассказывает о политическом подполье. Но убийство – нет, ничего не знал. Котолыно-ву удалось фактически доказать, что он почти не общался с Николаевым в 30-е гг. Котолынов признавал разве что моральную ответственность зиновьевского течения за настроения Николаева.
Делались ли эти признания под пытками? Сомнительно. Во-первых, если к заключенным применялись пытки, которые их «сломали», то почему большинство обвиняемых не призналось в причастности к убийству, а Шатский – вообще ни в чем? Во-вторых, избивать коммунистов до 1934 г. было опасно, так как их пока не расстреливали. Все могло еще повернуться, подследственный мог стать уважаемым работником, руководителем. Массовые жестокие избиения подследственных стали обычным делом с 1937 г., когда следователи знали – итогом признаний станет расстрел или превращение в лагерную пыль.
На процессе 28–29 декабря Котолынов снова подтвердил: «Я морально отвечаю за тот выстрел, который был сделан Николаевым, но в организации этого убийства я участия не принимал».
Приговор был готов заранее, но у председателя суда В. Ульриха возникли сомнения, стоит ли его выносить. Ульрих звонил Сталину, говорил о своих сомнениях, но Сталин приказал довести дело до запланированного конца.
Сталин, следивший за ходом следствия, уже мог понять, что ленинградские зиновьевцы не были организаторами убийства. Но машина была запущена, и ее остановка означала бы триумф невиновных Зиновьева и Каменева, унижение Сталина и невозможность выкорчевать среду, которая порождает радикальные настроения и в конечном итоге – терроризм. Сталин решил не отступать. Все обвиняемые были расстреляны.
Выслушав приговор, Николаев кричал, что его обманули. Перед расстрелом Котолынова Агранов и Вышинский спросили его: «Вас сейчас расстреляют, скажите все-таки правду, кто и как организовал убийство Кирова». На это Котолынов ответил: «Весь этот процесс – чепуха. Людей расстреляли. Сейчас расстреляют и меня. Но все мы, за исключением Николаева, ни в чем не повинны…»
«Двурушники»
В одном Сталин был уверен – Зиновьев лгал, когда писал о прекращении им оппозиционной деятельности. В 1932 г. Зиновьев говорил своим сторонникам, что будет «только выжидать».[179]179
Реабилитация. Политические процессы 30—50-х годов. С. 162.
[Закрыть] Чего он ждал? Войны, «мировых развязок». 24 декабря Г. Евдокимов признал, что в разговоре с ним в ноябре 1934 г. Зиновьев «критиковал работу по созданию единого фронта» во Франции.[180]180
Жуков Ю.Н. Следствие и судебные процессы по делу об убийстве Кирова. // Вопросы истории. 2000. № 2. С. 42.
[Закрыть] Единый фронт «притуплял» мировую конфронтацию.
Сам Зиновьев признал, что и после 1933 г. обменивался информацией и политическими мнениями с Каменевым, Евдокимовым, Бакаевым, Куклиным и другими ближайшими соратниками: «многое идет-де «здорово» и хорошо, а многое – плохо, не так, с «накладными расходами» и т. п.».[181]181
Реабилитация. Политические процессы 30—50-х годов. С. 161.
'Там же. С. 156.
[Закрыть]
Да иначе и быть не могло. Профессиональные революционеры не могли не обсуждать судьбы революции, даже под угрозой репрессий. И этим они представляли угрозу для Сталина, были законсервированным «теневым кабинетом» левых коммунистов.
До 1 декабря 1934 г. Сталин был готов терпеть эти разговоры при условии, что они будут происходить в узком кругу. Но вот кто-то стал расчищать с помощью террора дорогу к власти оппонентам Сталина. Зиновьев утверждал, что ничего не знал о ленинградском центре. Он, конечно, сохранял авторитет среди ленинградских единомышленников, возможно, они надеялись таким образом расчистить ему дорогу к власти. За это он готов признать моральную ответственность.
Сталину нужно было еще сильнее скомпрометировать и изолировать оппозиционные группы. 23 декабря было решено снова отправить зиновьевцев в ссылку. Но вот 6–7 января Бакаев признал под давлением следствия: «Мы питали наших единомышленников клеветнической, антипартийной, контрреволюционной информацией о положении дел в партии, в ЦК, в стране… Мы воспитывали их в духе злобы, враждебности к существующему руководству ВКП(б) и Сов-правительству, в частности, и в особенности к т. Сталину».[182]182
Там же. С. 165.
[Закрыть] Большую роль сыграли также аналогичные показания Сафарова. То же потом признают Зиновьев и Каменев, но в другой тональности. Одно дело – политические разговоры в стиле «с одной стороны – с другой стороны», другое – ненависть к товарищу Сталину.
Опираясь на показания Бакаева и Сафарова, следствие все сильнее «раскручивало» ядро зиновьевской фракции, члены которой делились воспоминаниями о своих политических беседах с 1928 г. «Наша тактика сокрушения врага заключается в том, чтобы столкнуть лбами всех этих негодяев и их перессорить»,[183]183
Там же. С. 157.
[Закрыть] – вспоминал Агранов.
13 января, по окончании следствия, Зиновьев писал: «Сначала казалось, что убийство т. Кирова и мое привлечение в связи с таким делом есть просто нечто вроде обрушившейся скалы, которая нечаянно хоронит почему-то меня под своими обломками… Суть дела в том, что после XV съезда мы сохранились как группа, строго говоря, существовавшая подпольно, считавшая, что ряд важнейших кусков платформы 1925–1927 гг. все же были «правильными» и что, раньше или позже, партия эту нашу «заслугу» признает.
Чтобы остаться в партии с этим убеждением, мы должны были обманывать партию, т. е. по сути двурушничать… утешались тем, что-де многое с 1928 г. делалось «по-нашему», но делается с «большими накладными расходами» и т. п. Соответственно всему этому питали враждебные чувства к партруководству и к т. Сталину».[184]184
'Там же. С. 159–160.
[Закрыть]
Каменев вспомнил такой эпизод: «После ареста Бакаева и Евдокимова ко мне пришел Зиновьев, чрезвычайно взволнованный, и сообщил мне об этих арестах. Я его всячески успокаивал. Он был все же чрезвычайно возбужден и бросил мне фразу, что он боится, как бы с делом убийства Кирова не получилась такая же картина, как в Германии 30 июня, когда при расправе с Рэмом заодно был уничтожен и Шлейхер».[185]185
Лубянка. Сталин и ВЧК—ОГПУ—НКВД. Январь 1922 – декабрь 1936. С. 650.
[Закрыть] Зиновьев не знал, что Рэмом решено назначить как раз их с Каменевым.
Бухарин тоже понял опасность сразу. Эренбург рассказывал: «На нем не было лица. Он едва выговорил: «Вы понимаете, что это значит? Ведь теперь он сможет сделать с нами все, что захочет!» И после паузы добавил: «И будет прав».[186]186
Эренбург И. Из литературного прошлого. // Октябрь. 1988. № 7. С. 162.
[Закрыть] Почему прав? Похоже, Бухарин был уверен, что в Кирова стрелял кто-то из оппозиционного подполья.
Зиновьев признает, что еще в 1932 г. был рупором антипартийных настроений. По словам Каменева, как минимум до 1932 г. «все члены зиновьевской группы считали своей обязанностью делиться с указанным выше центром всеми теми сведениями и впечатлениями, которые у них имелись по их служебному положению или от встреч с партийными людьми и членами других антипартийных группировок».[187]187
'Реабилитация. Политические процессы 30—50-х годов. С. 165.
[Закрыть] Как мы видели, существование таких связей вполне подтверждается документами. Хотя после 1932 г. связи ослабли, они сохранялись и могли быть быстро возобновлены. Такая тактика давала зиновьевцам преимущества в борьбе за лидерство в партии в случае ослабления сталинской фракции.
Сейчас, после провала, Зиновьев пытается доказать Сталину, что он еще нужен: «Я был небесполезен для партии тогда, когда принятые решения я, не колеблясь, помогал нести в массы».[188]188
Там же. С. 160.
[Закрыть] Так было при Ленине. Так может быть теперь и при Сталине. Я все понял, Коба, не претендую больше на роль стратега. Я готов доказать. Дай любой приказ, и я выполню. Что же, Сталин придумает, как использовать способности т. Зиновьева. Автор заявления, по существу, сам подсказал Вождю: «Если бы я имел возможность всенародно покаяться…»[189]189
Там же. С. 164.
[Закрыть]
Перед процессом Каменеву и Зиновьеву были даны гарантии сохранения жизни, если они подтвердят свои показания. Повторив эти гарантии, помощник начальника секретно-политического отдела НКВД А. Рутковский также напомнил: «Учтите, вас будет слушать весь мир, это нужно для мира».[190]190
Кирилина А. Неизвестный Киров. С. 369.
[Закрыть] Это было их партийное задание. Грязное, но единственно возможное как проверка, начало возвращения в политику. Обещание было выполнено, жизнь сохранена. Но это испытание оказалось не последним.
На процессе 1935 г. Каменев признал себя виновным в том, что «недостаточно активно и энергично боролся с тем разложением, которое было последствием борьбы с партией», а Зиновьев говорил об «объективном ходе событий», который связывает «антипартийную борьбу» прошлого и нынешнее «гнусное убийство». Этот объективный процесс позволяет говорить «о политической ответственности бывшей антипартийной «зиновьевской» группы за совершившееся убийство».[191]191
Цит. по: Кирилина А. Указ. соч. С. 368.
[Закрыть]
16 января лидеры зиновьевцев были приговорены к различным срокам тюремного заключения (Зиновьев – на 10 лет, Каменев – на пять). В приговоре призналось, что не выявлено фактов, доказывающих, что «московский центр» знал о террористических планах ленинградских единомышленников. В январе 1935 г. большинство зиновьевцев были наказаны не за теракт, а за подпольную пропаганду с тяжелыми последствиями.
16 января особое совещание НКВД распределило наказания между членами группы Сафарова – Залуцкого. В зависимости от поведения подследственных наказания оказались существенно разными: Залуцкий получил 5 лет заключения, а Сафаров – 2 года ссылки. Расстреляют их тоже в разные годы.
23 января руководители ленинградского НКВД были осуждены за преступную халатность и продолжили трудиться по специальности в лагерях. До 1937 г., когда их на всякий случай расстреляли.
А. Кирилина считает: «У сторонников Зиновьева не было прежней силы, власти и былого влияния. Поэтому они прибегали к извечным методам борьбы в подобных ситуациях: распространяли нелепые слухи по подводу недостатков, просчетов и ошибок ЦК ВКП(б), собирались на квартирах отдельных оппозиционеров и рассуждали, рассуждали, рассуждали…
У следствия не оказалось никаких улик и вообще никаких сведений об антисоветской, подпольной деятельности членов бывшей оппозиции».[192]192
Кирилина А. Указ. соч. С. 365.
[Закрыть] Но зачем распространять «нелепые слухи», когда достаточно суммировать реальные провалы, которых у сталинского руководства накопилось множество? «Центр» «рассуждал» и тем воздействовал на партийные кадры через общих знакомых. Так что у следствия оказалось достаточно сведений об «антисоветской», то есть антисталинской пропаганде зиновьевцев, причем именно подпольной. Они признавались в ней детально, отрицая при этом причастность к убийству Кирова. Поверим им в обоих отношениях – нельзя однозначно оценивать дела «Московского центра» (19 человек) и «ленинградской контрреволюционной группы» (77 человек) как полностью фальсифицированные. Группы-то существовали, были настроены оппозиционно и выжидали, занимаясь осторожной антисталинской пропагандой.
Руководство ВКП(б) решило также «зачистить» среду, которая тоже могла питать террористические настроения, – социальные обломки Российской империи. Из второй столицы были высланы и отчасти подверглись арестам и расстрелам члены семей ранее репрессированных «контрреволюционеров», бывшие аристократы и высшие чины империи, помещики, купцы, полицейские, среднее и высшее духовенство, ныне находящееся за штатом. Эти слои, ныне ставшие маргинальными, объективно относились к переменам враждебно (даже если отдельные представители и могли поддерживать революцию и хорошо устроиться в новом обществе). В докладе главы НКВД Ленинграда Л. Заковского сообщалось, что эти слои создали сеть «салонов», где ведутся политические беседы, имеют связи с белоэмигрантскими кругами, многие стремятся к мести.[193]193
Лубянка. Сталин и ВЧК-ОГПУ-НКВД. Январь 1922 – декабрь 1936. С. 613–616.
[Закрыть]«Органы» не утомляли себя индивидуальным подходом и решили решить проблему ударом по самой среде «бывших», даже если какая-то ее часть «ни сном, ни духом» не противостоит коммунистическому режиму.
* * *
Кто бы ни был виновен в убийстве, Сталин воспользовался им в полной мере, использовав трагедию в качестве доказательства: террористическое подполье – не миф. Сталин мистифицировал страну или сам верил в существование всесоюзного террористического заговора?
Проблема терроризма не исчезла после окончания Гражданской войны. В 20-е гг. белые террористы проникали в СССР, в 1927 г. даже провели несколько небольших терактов. Террористы РОВС задерживались в СССР и в начале 30-х гг. Однако советские вожди не очень опасались этой угрозы, Сталин расхаживал по Москве в сопровождении небольшой охраны и 16 ноября 1931 г. в районе Красной площади даже столкнулся лицом к лицу с закордонным эмиссаром Плато-новым-Петиным, у которого в кармане был револьвер. Арестованный вскоре белогвардеец рассказывал: «Первая моя мысль была выхватить револьвер и выстрелить…» Однако лезть за пистолетом было хлопотно, и Платонов-Петин побоялся, что, пока он будет копаться, его схватят. «Это меня остановило, тем более, что встреча со Сталиным была совершенно неожиданной… Весь этот эпизод поразил меня тем, что у меня было представление, что Сталин всегда передвигается только в автомобиле, окруженный плотным кольцом охраны, причем машина идет самым быстрым ходом». После этого эпизода Сталин прекратил разгуливать по Москве, но советские вожди были доступны для контакта с коммунистами и сотрудниками советских учреждений, которыми руководили.
1 декабря 1934 г. отношение Сталина к проблеме террористической опасности кардинально изменилось.
Сталин считал, что террористов производит разросшаяся оппозиционная среда. Но только ли она может их использовать? Странное поведение НКВД, беседа нескольких партбоссов с Кировым на съезде. Сама эта беседа бросала тень подозрения на ее участников: «Оппозиционеры пригласили Кирова на свое тайное совещание, посвятили в свои планы, а он «сдал» их Сталину. В 1905 за такие вещи полагалась пуля. А чем 1934 год хуже?»[194]194
Колпакиди А., Прудникова Е. Двойной заговор. С. 198.
[Закрыть] – реконструируют гипотетические мотивы убийства современные публицисты. Все, конечно, сложнее. Если беседа с Кировым была, то не на совещании, а с глазу на глаз. Сталин потому и не разоблачил «собеседников», что пока не знал их состава. Как опытные аппаратчики, Косиор и Шеболдаев говорили намеками, чтобы в случае чего все отрицать. Убив Кирова, они спровоцировали бы ответный удар Сталина. К тому же нет никаких данных, что новая оппозиция знала о том, что Киров предупредил Сталина.
Но после убийства Кирова у Сталина было предостаточно мотивов подозревать членов ЦК и структуры НКВД в заговоре. В истории терактов нередко случается, что террорист, выращенный в одной политической среде, может быть использован «втемную» другой влиятельной силой. Взять хотя бы поджог рейхстага в 1933 г., где сумасшедший голландский коммунист прикрывал провокацию нацистов. Эта история была тогда настолько же на слуху, как сейчас – взрыв американских небоскребов, осуществленный вроде бы по приказу мусульманских экстремистов.
Убийство Кирова вообще имело политический смысл лишь как часть более широкого заговора с целью устранения также Сталина и Молотова. Тогда оставшиеся не смогут удержать курс, вынуждены будут привлечь к руководству оппозицию (старую и новую, обнаружившуюся на съезде). Выкорчевывая старую оппозицию, Сталин постепенно начинает смотреть на этот процесс не как на цель, а как на средство, повод вычистить из партаппарата ненадежных и подозрительных людей, а заодно проверить на лояльность начальников вычищаемых кадров. Началась всесоюзная охота на террористов – на «Петрова и Сидорова».
