Текст книги "Непарад (СИ)"

Автор книги: Александр Воронков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Воронков Александр Владимирович
Непарад

Но в искушеньях долгой кары,

Перетерпев судеб удары,

Окрепла Русь. Так тяжкий млат,

Дробя стекло, кует булат.

А.С. Пушкин 'Полтава'

Не так всё просто: всё ещё проще, чем кажется, но сложнее, чем можется

ГЛАВА 1

Андрей

Так-так-так-так-так-так-так-так-так!

Брезентовая лента спешит-торопится отдать латунную начинку, перед дульным срезом трепещет язычок пламени, стреляные гильзы с весёлым перезвоном падают на слой своих предшественниц.

Ладони удобно обнимают дерево рукояток, доворачивая тело 'максимки' то вправо, то влево, туда, где в отдалении набегает цепь фигур в серо-зелёных мундирах, стальных шлемах и высоких фуражках. Бегут, бегут, бегут... И почти никто не падает!

– Да что там за Маклауды, холера им в душу! Они ж залечь уже должны, и пойдёт работать артиллерия...

Пулемёт выплюнул опустевшую ленту. Лады, сейчас вторую коробку оприходуем... Так: крышку ствольной коробки вверх, вставляем новую ленту, закрываем дважды дёргаем рукоятку перезаряжания...

– Щас, панове, продолжим, щас!..

Оп-па! А впереди, через прорезь щитка, уже и не видать никого из атакующих... Залегли.

И почти тут же чуть в стороне неподалёку от бруствера окопа с грохотом вздыбилось пламя разрыва. Второй взрыв – чуть правее, третий – позади. На спину посыпался песок.

– Серый! А ну-ка, помогай 'макс' снять! – Вместе со вторым номером опускаем тяжеленный пулемёт на дно и сами приседаем на корточки.

Пиротехники здешние, конечно, профи, но рисковать зря – нема дурных!..

***

После 'боя' наваливается усталость. Сидим на бруствере, дымим трубочками. У Сергея аутентичная пенковая, заказанная у хорошего мастера в Лодзи за хорошие же денежки. Я свою смастерил сам из камышины и сухого кукурузного початка: получилось нехарактерно конкретно для реконструируемых событий 1919 года, но такой тип вполне себе существовал. Самокрутки вертеть я толком не научился, а папирос в этой Польше днём с огнём не отыщешь: Европа... Курить же на реконе сигареты с фильтром – это даже не покемонство, к этому вовсе слова не подобрать! Да и вкус вываренного в уйме химикатов содержимого современных сигарет – со-о-овсем не тот, что у классического трубочного табачку, доложу я вам! Хотя, конечно, и то, и другое – отрава, но трубка для организма наименее зловредная, потому как спешки не допускает. Если рядовой курильщик пускает на дым в среднем одну, а то и полторы-две пачки – поскольку оно как семечки: вытащил, зажёг, затянулся, сдымил, выкинул, опять достал – то с трубочкой такой суеты не может быть по определению. Хорошая трубка в процессе употребления требует солидности, размеренности и, я бы сказал, созерцательности. Ну и кроме того, многие 'трубочники' в кисетах держат не чистый табак, а подмешивают для вкуса разные добавки. Мой дед, к примеру, добавлял мелко нарезанную сушёную вишню: от него и я это перенял – возни, конечно, больше, зато вреда здоровью чуточку меньше. Хотя, конечно, надо бы завязывать с курением, да силы воли не хватает. А жаль...

Куда ни глянешь – вокруг траншей толпится народ. Смешались серые мундиры с гороховыми гимнастёрками, между рогатыми германскими касками с намалёванными во весь лоб белыми орлами виднеются мягкие фуражки и русские папахи со звёздочками и алыми лентами наискосок. Речь польская, русская, немецкая, литовская: сплошной Вавилон после ветхозаветного башнепада. Куча цивильных, покинувших огороженные барьером места для зрителей, тоже ломанулась на поле, со смехом подбирая стреляные гильзы 'на память' и фотографируясь с реконструкторами. Их по-весеннему яркие современные одежды испестрили общую серо-зелёную массу участников.

Над зданием усадьбы за нашими траншеями провисает красный флаг с орлом. Владелец дома, предоставивший свою землю для проведения 'сражения', сейчас, небось, подсчитывает прибыль с мероприятия: помимо платы за аренду 'поля боя' и укрытого за старинной аллеей лагеря противоборствующих сторон, в его карман пойдут проценты за раскупаемые зрителями сувениры и за парковку автомобилей. Ну и, само собой разумеется – халявная реклама его пансионата, созданного на месте бывшей панской усадьбы.

Оно, конечно, правильнее бы было проводить реконструкцию исторического сражения на том месте, где это самое сражение происходило. Но учитывая слегка напряжённые в последние месяцы отношения Польши с прибалтийскими 'братьями по ЕС', отмечать с пальбой и взрывами юбилей захвата поляками Вильно близ окраин разросшейся за годы советской власти литовской столицы – как-то не комильфо. Так что мероприятие устроили на правобережье нижнего течения Вислы: тут и к Варшаве, где проживает основная масса польских камерадов, поближе, и добираться не сложно. Мы с ребятами из ВИКа на 'Полонезе', а потом заказанным заранее автобусом доехали всего за двадцать часов. Поскольку на всё обмундирование и снаряжение были заранее заготовлены бумажки, что это никакие не 'предметы, представляющие историческую ценность', а современные реплики, а об СХП и расходниках позаботилась принимающая сторона, то с таможенниками проблем не случилось и мы доехали до лагеря всей дюжиной, как по той пословице: 'сыты, пьяны и нос в табаке'.

Вообще-то наш ВИК специализируется на Русской Императорской армии периода Великой войны 1914-1918 годов, а в мероприятиях на Гражданскую почти все выходят в качестве белогвардейцев, но отказывать пригласившим клуб польским камерадам не хотелось. А поскольку в реальных литовских боях 1919 года поляки дрались не против белых, а против Красной Армии, пришлось поснимать погоны и кокарды, а вместо них укрепить звёзды с молотом и плугом. Впрочем, когда речь идёт не о междоусобице, а о борьбе с внешними врагами, русский солдат всегда себя покажет, вне зависимости от цвета знамён.

Вот какая-то съёмочная группа неподалёку обступила нескольких мужчин как в форме польских легионеров, так и в дорогих костюмах. Берут интервью у 'офицера', 'пиджаки' самодовольно улыбаются рядышком. Видно, чиновнички из воеводства, а то и из самой Варшавы приехали лишний раз попиарится: эта порода, считай, везде одинакова. Небось твердят: 'Славный юбилей, неподлеглосць, героизм предков'... Ну и бес с ними: хотят мелькать в телевизоре – на здоровье! Мне и за пулемётом было неплохо. Для того и ехал: в эпоху вжиться, пострелять вволю, хоть и холостыми, с народом тесно пообщаться. Люблю это дело: почти что машина времени получается.

А тут этих киношников понаехало с нескольких стран: норовят свои полминуты в вечерних новостях урвать...

О, об сером речь – так тут и серый навстречь! Ещё какие-то рядом свой штатив для камеры устанавливают. Пойду-ка я отсюда: много народу – мало кислороду. Поднимаюсь, отряхивая шаровары, киваю на пулемёт:

– Слышь, Серёга, ты присмотри за машинкой, а я прогуляюсь малость.

Сергей Страшук, мой второй номер по реконструкции – мужик флегматичный, бывший спортсмен-гиревик. По жизни он крутится в ресторанном бизнесе, а при кухне, понятное дело, мало кто может сохранить впалый живот, так что лишний раз ему подрываться лениво.

– Не вопрос, давай.

– Андрей, не спеши! – за моей спиной, в кожанке самоходчика поверх офицерского кителя, торчит тёзка Андрей Хлыстов, один из аксакалов-основателей нашего клуба. В этом выезде он отыгрывает большевистского комвзвода, временно сняв погоны штабс-капитана и заменив оловянные орлёные пуговицы на костяные. С ним какой-то тип в чёрной шёлковой рубахе с русой бородкой 'под Чехова'.

Да, ВИК, дело, конечно, добровольное, но армейское правило 'подальше от начальства' действует и здесь.

– Ну, не спешу. А чё хотел?

– Да вот, представитель дружественных литовских СМИ, с канала NKL, мечтает заснять работу пулемётчиков крупным планом. Стрелять не надо, только попозировать.

– С каких пор нам лабусы друзьями стали? Как Союз разваливали – так они первые были. Я мелким был, а помню... И вообще: реконструкция это хобби, а всякие фотосессии – это уже работа, даже специальность есть: фотомодели! Работать я и дома могу, а сейчас у меня честно заработанный отпуск. А в отпуску работать грустно.

– Пожалуйста, господа! Всё будет оплачено: тридцать евро каждому! – На чистом русском языке встревает в разговор прибалт. – Всего за четверть часа съёмки!

– Слушай, Андрюха, а давай! Всё одно делать нечего пока. А вечерком на эти евры возьмём чего вдогонку, посидим, туда-сюда...

Напарник уже всё для себя решил: несмотря на солидный живот, он шустро прыгнул в окоп и принялся извлечённой из кармана шаровар ветошью обмахивать максимовский станок от припорошившего его песка. Ну ладно, раз такое дело и слинять не удалось, то отрываться от коллектива не будем.

– Ладно. Но с условием: по тридцать евро и по пиву каждому! И чтобы хорошего пива!

– Замётано, всё будет чики-пики!

Это 'чики-пики' мне показалось очень знакомым, вот только от кого я его мог слышать? И часто слышать, факт...

Хлыстов тоже прыгнул в окоп, примащивается у 'максимки'. Наш 'аксакал' тот ещё жучара, заработать тридцатку ни в жизнь не откажется, хотя дома у него довольно доходный бизнес. Это мне вот не свезло: по молодости да дурости загремел по 158-й, бэ-вэ, хорошо, что удалось получить 'условно'. Впрочем – был сам виноват, что уж теперь... И хоть судимость и погашена, даже в армии отслужил после этого – водилой на топливозаправщике АТЗ-10 в ОБАТО – но устроиться на солидную работу на гражданке до сих пор не удалось. Солидные конторы подразумевают наличие серьёзных кадровиков, а кадровики нашего брата – судимых – не особо жалуют. Так что то, что удалось, наконец, по знакомству устроиться автослесарем на СТО – это моя самая большая удача. Жена помаялась с полгода, когда у меня проблемы с работой да финансами шли особо густо, да и подала на развод. Потом, правда, пыталась вернуться, как всё наладилось – да только зачем мне такой 'семейный тыл', который чуть что всё бросить способен? Так и живу бобылём. А реконструкция – это для души: историю я со школы любил, благо наш 'историк' Лев Артёмович Аваков был Педагогом от Бога и многое нам, обалдуям, сумел привить! Особенно интересно мне было собирать модели самолётов, главным образом 'этажерок' Первой мировой и Гражданской: в отдельную тетрадку я наклеивал портреты легендарных лётчиков и кривым своим почерком переписывал их биографии. Всё мечтал пойти в авиационное... Но вот не срослось. От детских увлечений осталась любовь к истории, да привычка выводить под настроение старые народные и военные песни на баяне. Покойный прадед-фронтовик в своё время настоял, чтобы родители отдали меня в музыкалку, да и результат по большей части я перенял тоже от него.

А ведь, пожалуй, припоминаю эти 'чики-пики'...

– А вы откуда так язык хорошо знаете? – С интересом спрашиваю у бородача.

– Так я же родился и вырос в России, а на родину предков вернулся только когда Литва стала независимой! Но до сих пор вспоминаю наш город на трёх ветрах... – грустно улыбнулся литовец.

– На трёх ветрах, говоришь?

– Ну да, так в народе называют.

– Будка, ты, что ли?

Мужик обиженно вскинул голову:

– Сам ты!.. Погодь! – Взгляд из злого становится пристально-узнавающим: – Дрей Ю?

Да, интересные дела. Не думал-не гадал, что встречу однокашника чёрт знает в каком польском захолустье! Чуть не ухнув вниз, перепрыгиваю траншею, и вот уже пошли хлопки по плечам, рукопожатия и весёлый разговор.

– Слушай, Дрей Ю, вот же встреча! Я-то смотрю: вроде лицо знакомое, но у меня работа такая: сто лиц в день видишь!

– А ты, Будкин, чего литовцем заделался? Помню, всегда русским писался, да и фамилия твоя же типично русская? Или ты из неграждан, что ли?

– Я не Будкин, я Будкис! Это дед при СССР фамилию сменил, чтобы не сослали. У него брат был в 'Шаулю саюнга', потом воевал против красных. А после войны из-за этого родным могло быть плохо. Поэтому дед с бабушкой сами уехали в Россию, чтобы не попасть в Сибирь. А теперь я всё восстановил, потому что все документы есть. Только имя как было русское, так я Борисом и остался.

А вот твою фамилию никак не вспомню, извини. Дрей Ю – помню. Андрей Юрьев, нет?

– Нет, Андрей Воробьёв. А погоняло – это такой был крутой мужик у Булычёва, помнишь, когда 'Химия и жизнь' с продолжением по рукам в классе ходила, а я лазер сделал из фонарика, на доске всякую фигню им писали!

– Верняк! Теперь вспомнил: ты ещё придумал пыль от мела в тряпки заматывать и узелки из окна кидать, как бомбы!

– Было дело.

Тут нашему бессвязному трёпу помешали: степенный оператор борисовой группы что-то недовольно сказал тому по-литовски, указывая рукой на солнце. Будкис с досадой в голосе ответил, потом обратился ко мне по-русски:

– Извини, Андрей, давай всё-таки заснимем вас с пулемётом. А то солнце скоро облаком закроет, качество будет не то. Работа, сам понимаешь... Успеем ещё потрещать.

– Ну, работа так работа. Понимаю... – с этими словами я в последний раз хлопнул Борьку по плечу и спрыгнул в окоп. – Врубай свою технику, Феллини доморощенный!

Борис

Да, ностальгия – это штука пострашнее цунами. Накроет – не вынырнешь. Вот уже восемь лет прошло со школы, а встретил человека – и затеплело внутри. Всё-таки воспоминания с тех времён остались в основном хорошие, хотя, конечно, хватало всякого: и драться приходилось, и учителя были придирчивые слишком, и с девчонками как-то не складывалось. Это уже потом, когда отец подарил за поступление на журфак в Вильнюсском университете – без блата и взяток, между прочим, просто я такой талантливый! – BMW-'семёрку', девки поняли, с кем им лучше водиться.

Нет, конечно, в школе с Андреем мы особо не приятельствовали: так, общались постольку-поскольку, в волейбол-футбол вместе играли, хулиганили понемножку. Вот, помню, как раз с ним и с другими ещё решили 'лабу' по химии сорвать: затопить туалет – он как раз недалеко от кабинета был – и карбид кинуть. Идея была моя, чего теперь скрывать: химичка ко мне придиралась. А что, я виноват, что её формулы плохо запоминаю? Позатыкали все раковины, воду пустили, а пакет карбида сыпануть не успели: физрук засёк, мы и рванули оттуда. Но он всё равно нас запомнил, так что досталось мне потом! Ведь обидно же: отец на месяц оставил тогда без карманных денег, пришлось на переменах бутербродами с колбасой и сыром давиться.

Хотя отец мой, конечно, человек очень мудрый: он и сам умеет жить, и другим даёт. Нас с братом приучил покровительствовать таким вот русским неудачникам, как Воробьёв: там жвачкой угостишь, там наклейку подаришь – и вот уже бедный 'иван' начинает тебя считать чуть не лучшим другом и готов помочь в любом твоём деле, причём практически безвозмездно. Вот как сейчас: потратил меньше сотни евро, ну, ещё пиво вечерком – но зато получил картинку чики-пики с разных ракурсов, да ещё успели отослать по инету прямо в студию. Там уже смонтировали как надо, да в очередной блок новостей вставили. А в нашей работе оперативность и эксклюзивность – первое дело. Ну, и оплачивается это довольно неплохо. Босс меня ценит, и есть за что: кто, как не моя группа в позапрошлом году чуть ли не первой из балтских новостников стала давать репортажи с АТО на Донбассе? Жаль, при монтаже процентов семьдесят материала выбрасывалось, да и поверх картинки часто дикторский текст шёл, как бы это сказать... не идеально соотносящийся с видео. На тех репортажах я тогда неплохо приподнялся: хватило достроить дачу в сосняке неподалёку от Вильнюса. А если бы в эфир пошёл весь отснятый материал – это ж какие деньжищи удалось заработать бы? Мы, литовцы, народ работящий, и сильно уважаем, когда наш труд хорошо оплачивают. А откуда эти деньги появляются – мне, например, всё равно. Украинцы там или русские, или немцы с американцами – я не вижу особой разницы. Главное, чтобы нас не трогали, а сами пускай хоть живьём друг дружку слопают.

Съёмку наша группа, конечно, продолжила, как и полагается, поскольку работа есть работа и нужно её делать. Как писал когда-то Симонов:

'Жив ты, или помер -

Главное, чтоб в номер

Материал успел ты передать!'

А что? Классный был он репортёр на своё время! Не даром стал чуть ли не первым официальным миллионером в СССР. А чем я хуже? Нужно использовать опыт профессионалов, чтобы самому достичь успеха, тогда и будет всё чики-пики.

К половине третьего по среднеевропейскому времени я отпустил оператора и осветителя-стажёра отдыхать, а сам отыскал в лагере реконструкторов Андрея. Всё-таки моя ностальгия требует обмена воспоминаниями в достаточно узком кружке причастных, а не посреди толпы совершенно незнакомых типов.

К этому моменту 'красноармейцы' из России и Беларуси уже сдали своё выхолощенное 'оружие' представителям принимающей стороны. Поляки же в подавляющем большинстве прибыли на мероприятие со своими личными винтовками и пистолетами – разумеется, также лишёнными возможности стрелять боевыми патронами – и, поскольку 'красные' расположились в лагере в окружении 'пилсудчиков', то в первые мгновения казалось, что русские попали в плен к вооружённым парням с белыми орлами на фуражках. Неприятно. Я, конечно, не являюсь поклонником 'иванов', но всё-таки рос в России, а такое не забудешь. Да и поведение поляков по отношению к свободной Литве забывать тоже не стоит: вот и сегодня что они празднуют так радостно? Формально – вековую годовщину независимости. А по факту – оккупацию Речью Посполитой нашего Вильнюса и окрестностей! Двадцать лет наша Литва была разделённой, и только большевики вернули отнятое в девятьсот девятнадцатом!

Так что выдернуть Андрея из лагеря и уволочь за выпивкой удалось влёгкую. Поскольку на сегодня больше никаких сюжетов не намечалось, я отзвонился в Вильнюс и подучил разрешение взять выходной на завтра. До города добрались на арендованном для нашей съёмочной группы 'Рено Эспейс III'. Высадив нас двоих у супермаркета, парни укатили: ребята семейные, им интереснее к вечеру вернуться домой, под тёплый бочок. А я птица вольная, мне отчитываться 'где был' да 'с кем пил' не требуется. Так что в магазине мы подзакупились основательно и не торопясь, как подобает двум солидным людям, тем более, что чего-чего, а выбор водки и закуски у поляков всегда очень широк. А что вы хотите: как-никак Польша – родина краковской колбасы и водки. Если вам кто-нибудь из русских попытается утверждать обратное – не верьте! Когда Москва платила день татарским ханам, польские и литовские шляхтичи уже пили крепкий алкоголь в неограниченных количествах! Возможно, в этом одна из причин польской безбашенности и источник постоянных рокошей в Речи Посполитой? А 'иваны' были лишены возможности угощаться чем-то крепче ставленого мёда вплоть до той поры, когда Пётр Первый принялся насаждать в Московии ценности западной цивилизации. А поскольку мудрый царь постоянно нуждался в деньгах для своих проектов, он использовал монополию на табак и водку – причём и курить и пить русским было напрямую предписано царскими указами! Очень разумный и европейский подход к делу, я считаю: большому правителю нужны большие деньги – так почему бы их не получить с подданных?

Одним словом, вышли мы из магазина уже с основательно загруженными – главным образом, 'горячительным' – сумками. И вот тут-то и возникла проблема:

– Слуш, Дрей Ю! А как нам назад добираться? Я тутошнего транспорта не знаю, и на чём до усадьбы ехать – без понятия.

– Да фигня война, главное – манёвры! Сейчас такси отловим, да и прокатимся.

Ага-ага, щас! Аж два раза! Как сразу же выяснилось, ни у меня, ни у Андрея номера диспетчера не оказалось: он-то ехал со всей своей толпой из Варшавы заранее заказанным автобусом, а я – со съёмочной группой. Так что пришлось 'голосовать' прямо на улице. Безуспешно! Ни одной машины с надписью 'Taxi' без пассажиров отчего-то мимо не проезжало, частники же вообще не реагировали на нашу жестикуляцию. Впрочем, ничего удивительного: за нелицензированное таксование и у нас в Литве можно получить такой штраф, что надолго закаешься пассажиров подвозить. Конечно, я слышал о том, что стоянки такси есть не только возле вокзала и гостиниц, но и в других специально отведённых местах. Но вот где конкретно эти места находятся?

Вот же блин блинский!

– Ка-акие люди – и без конвоя! – От неожиданности я даже вздрогнул. Позади, сияя радостной улыбкой и чуть покачиваясь с пятки на носок лакированных туфель, в которых могли бы, наверное, отражаться идеальные брючные стрелки старомодного коричневого костюма-тройки, стоял пан, не узнать которого с первого же взгляда было невозможно.

– Рад тебя видеть без петли на шее, Стас! Ты тут откуда нарисовался, весь такой красивый?

Станислав

Эту колоритную пару, возвышающуюся над 'редутом' из набитых до упора магазинных пакетов, и безуспешно 'голосующих' чуть ли не каждой легковушке, видно было чуть ли не за квартал. Учитывая знак 'остановка запрещена' неподалёку и камеры слежения, ничего удивительного, что никто из водителей и не думал притормозить. В принципе, я тоже не собирался... До того момента, пока не подъехал поближе.

В старинной красноармейской форме, какую я помню ещё по фильму 'Государственная граница', только что без винтовки со штыком, у края тротуара торчал Андрюха Воробьёв, которого я не видал с тех пор, как родители решили перебраться из российской хрущёвки в унаследованную 'родовую усадьбу' в киевском переулке Одоевского. А рядом с ним нервно взмахивал, 'голосуя', ни кто иной, как Борька, сидевший в классе прямо за моей спиной. Откуда они здесь? Проехать мимо – это, возможно, никогда больше не повстречаться. Что мы, не русские, что ли? Я – точно русский. Но поляк. Но – русский поляк! Так что, миновав ребят, я завернул в ближайший переулок, где и оставил 'шкоду'. Затем быстрым шагом возвратился к Борьке с Андрюхой.

– Ка-акие люди – и без конвоя! – Парочка резко потеряла интерес к проезжающим автомобилям. Постепенно на лицах недоумение стало сменяться на узнавание, чьё место, в свою очередь, заняли чуть удивлённые улыбки:

Первым заговорил Борис, вспомнивший продолжение школьного приветствия:

– Рад тебя видеть без петли на шее, Стас! Ты тут откуда нарисовался, весь такой красивый?

– Живу я тут неподалёку. А вот вы двое откуда?

– Откуда-откуда... – Включился в разговор Андрей. – Тут неподалёку Будка съёмки затеял. Кино и немцы. В смысле – кино и ляхи. Он теперь у нас большая шишка, телевизионщик. Вот и меня с ребятами снимал для новостей.

– Судя по твоему видону, новости были года эдак девятьсот семнадцатого: Зимний взяли и царя скинули.

– Малость в обратном порядке: сперва царь отрёкся – такую страну просрал, козёл! – потом всякие Керенские и прочие 'временные' звездоболы за полгода всё испохабили, а уже потом господа большевички Зимний взяли. И, между прочим, всяким финнам с Польшей независимость дали. Ты, как ясновельможный, ценить должен! А нынешние новости с реконструкции были: столетие штурма Вильны белополяками отмечали тут неподалёку.

Реконструкция... Не слышал. Сейчас, впрочем, второй год по телевизору то и дело идут передачи к годовщине независимости Польши. Один фильм 'Битва за Варшаву' раз сорок крутили, не менее. Я, конечно, патриот, но, – вероятно потому, что мы, Трошицинские, ещё с царских времён жили вне собственно польских территорий, – проникнуться насаждаемым официально презрением к 'кацапам', так не сумел. Впрочем, и не стремился. Меня раздражает показ в кино русских как диких номадов, эдаких гуннов, сменивших бунчуки Аттилы на красные знамёна. Будь это так на самом деле – то как Россия сумела в сороковые разбить немцев с их лучшей в мире армией, покорившей почти всю Европу?

– Вот что, парни! Вы как знаете, но я вас к себе утащу: такая встреча! Посидим у меня – чего вам в гостиницу тащиться! А то я тут скоро по-русски разговаривать разучусь! Берём вашу хурду-мурду, и айда! Тут у меня тачка, в багажник всё спокойно войдёт!

– Погодь, Стас! Мы, вообще-то, собирались в лагерь сейчас, народу, опять же, пиво обещано... – Попытался спорить Воробьёв.

– Ничего не знаю. Сперва ко мне, а уже потом – хоть в 'Артек'! Лично отвезу. И без споров: на всю жизнь обидите!..

С этими словами я подхватил ближайший пакет, в котором узнаваемо звякнуло, и устремился к оставленной в переулке машине, слыша за спиной топот волей-неволей последовавших за мной бывших одноклассников.

И вот мы разместились в 'шкоде':

– Так, парни! Всё-таки славно, что мы так пересеклись. Ведь сколько лет прошло: без звонков, без телеграммы. Кому рассказать, скажут: брехня!

– Угу, а вдоль дороги мёртвые с косами стоят! – усмехнулся Андрей. – Вот если бы ты за новостями следил, то ещё и на реконструкции побывал бы. Вон, Борька не даст соврать: зрелище было классное, почти как на войне.

– Подтверждаю, всё чики-пики было. Только что пули над головами не свистели. А так и стрельба, и взрывы, даже броневик ездил и уланы конные. Но ты, Стас, лучше расскажи, как ты сам тут очутился? Ты ж после восьмого класса уехал.

– Не 'после восьмого', а 'в восьмом'. Как раз как зимние каникулы закончились. У нас перед этим тётя в Киеве померла, отцова сестра старшая. Вот отец в наследство вступил, да и переехали на 'нэзалэжну'. Думали, что хороший вариант: свой домик в столице, цены там, опять же, в те времена пониже российских были. Школу закончил, в Политех поступил, отец на неплохую должность устроился... Кто ж знал, что эти уроды Майдан устроят и война будет?

– Не война, а АТО – сумничал Будка.

– Да иди ты в пень! Какая, к чертям АТО, с бомбёжками и артиллерией? Да ещё мобилизации одна за другой? Сорок первый, что ли?

Ну вот от мобилизации я сюда и перебрался. Ещё не хватало за Каломойшу с гоп-компанией башку подставлять.

– Поня-ятно... – протянул Андрей. – Выходит, вынужденный мигрант ты теперь? А что же сюда, а не в Россию уехал? Отбил бы телеграмму, я б тебя встретил, жильё на первое время, работу нашли бы...

Добрая душа, что и говорить!

– Не-е, ребята, в Россию что-то не захотелось. Там ситуация непонятная была: а вдруг и там чего случится? Санкции-эмбарго всякие, Крым, опять же, Запад ссался кипятком... Вдруг тоже война? А Польша, как-никак, родина предков. У нас в семье даже шляхетские грамоты хранились и паспорт прапрадеда: приедем – покажу. Здесь этническому поляку проще гражданство получить, законы такие. А с польским гражданством по всей Европе кататься можно невозбранно: Шенген! Вот я и уехал.

– А родные?

– Отец к тому времени помер, сестра замуж вышла ещё пока в России жили. Племянников вон, двое на Урале растут. Это я пока что – вольный орёл, никто не окольцевал. Вот и приехал сюда, работу нашёл на первое время не сильно денежную, но с перспективой. Подал документы на гражданство, но тут ведь как: хоть мне, как этническому поляку и льготы с этим полагаются, но всё равно: пока безвыездно два года тут не прожил – так и был в статусе иностранца, хоть и репатрианта, конечно. А жены пока не нашёл: не сложилось как-то...

– И не спеши, наше дело ещё молодое! – Будкис хитро подмигнул. Ты гляди: в школе, как сейчас помню, не меньше трёх девчонок сохли по нему, блондину голубоглазому, а выходит, никто до сих пор так и не 'окольцевал'.

– Что, 'орлы в неволе не размножаются'? – припомнил я древний анекдот.

– А то как же!

Так, за дружеской болтовнёй, мы доехали до моей 'берлоги'. Хоть домик я снимал и в селе, вследствие чего приходилось вставать пораньше, чтобы успевать на работу в город, но весьма гуманная арендная плата вкупе с хорошей экологией и прекрасной охотой в близлежащем лесу, до которой я всегда был большой любитель, вполне компенсировали некоторую отдалённость от 'цивилизации'. Кроме того, владелец дома за всё время проживания приезжал сюда раз пять-шесть, поскольку сам проживал в Гдыне, а домиком в деревне, доставшемся ему в наследство, планировал заняться не раньше ухода на пенсию. Вернее сказать, в Гдыне проживала, главным образом, семья хозяина, сам же он большую часть жизни проводил в дальнем плавании в должности судового штурмана.

Так что на моё уединение здесь никто не покушался. Иногда захаживали по-соседски местные крестьяне, из которых я ближе всего сдружился с егерем Мареком, который сам был из семьи репатриантов из СССР. Но поскольку его семейство покинуло Союз ещё в период, когда нынешний повелитель местного охотхозяйства ещё лежал в коляске и марал пелёнки, ни русского языка, ни особенностей жизни в СНГ он практически не знал. Зато великолепно изучил все окрестные леса, поля и болота, по которым таскал богатеньких приезжих, возжелавших приобщиться к древней польской забаве охоты на пернатую и четвероногую дичь. Я тоже не раз хаживал с ним, сперва с арендованным ружьём, а после получения разрешения на оружие и сдачи экзамена в Охотобществе – уже и со своей вертикалкой ИЖ-27ЕМ ещё советского выпуска. Конечно, не 'бенелли', но ружьё надёжное, да и нет у меня лишних пенёндзов, чтобы 'бенелли' с 'ремингтонами' скупать. Мне главное не понты, а душевное спокойствие.

Загнал машину во двор, выгрузились, втроём заволокли покупки парней на кухню. Вот же хомяки запасливые, руки оторваться могут! Набрали всего столько, что неделю гулять можно... Это если на троих.

Врубили музыку, на пару с Будкой принялись мастерить холостяцкую закуску: чтоб за такую встречу, да не выпить? Что мы, не русские, что ли? Пусть не по крови, конечно...

Воробьёва погнали в душ: наш 'красноармейчик' на своей реконструкции набегался-настрелялся с утра так, что от амбрэ пота и пороховой гари на маленькой кухне стало просто не продохнуть. Ему-то что, он принюхамшись...

Андрей

Отмывался я у Стаса довольно долго: ружейная смазка, копоть и окопная грязь позапачкали одежду и солидно измазали кожу. И это мы 'воевали' да стояли в бивуачных условиях всего ничего. А каково было предкам на настоящей войне, с недельными пешими переходами, окопной жизнью месяцами в траншеях, дрянной водой, вшами и рвущимися над головой крупнокалиберными 'чемоданами'? Так вот же...

Натянув предоставленные щедрым Трошицинским безразмерные бермуды, которые пришлось прихватывать на талии солдатским ремнём с орлёной пряжкой, чтобы не сваливались, и фиолетовый махровый халат, я стал похож на эдакого русского барина-отставника, каких любили писать передвижники вроде Федотова. Форму с аутентичным исподним, кроме фуражки да сапог, закинул в автоматическую стиралку на быстрый режим и, весь такой из себя вымытый, завалился обратно к парням.

Стол уже был накрыт: помимо закупленной нами в супермаркете закуси будущую пиршественную арену украшали добротная, литра на два, фаянсовая миска с овощным салатом, три пиалки маринованных грибочков, украшенных луковыми колечками и источающая даже из-под закрытой крышки запах жареного мяса супница. Ну и бутылки стояли на своих местах, чуть подрагивая прозрачным содержимым в такт наших шагов.