Текст книги "Золотарь его величества"

Автор книги: Александр Владимиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Глава 5 – Ново-Двинская цитадель.

I

«Двадцать седьмого мая тысяча семьсот первого года от Рождества Христова в шесть часов утра ветер повернул на зюйд-зюйд-ост и несколько посвежел, и я подал сигнал поднять якорь; в семь часов утра я вместе с другими назначенными в эту экспедицию кораблями и судами с именем Бога вышел в море из Рюэфьюля.

Двадцать восьмого числа в три часа пополудни я подал сигнал всем начальствующим господам офицерам, как морским, так и сухопутным, прибыть на борт «Варберга», в то время мы стояли, обрасопив паруса[41]41
   41 – замедлить ход, лечь в дрейф.


[Закрыть]. В половине пятого, когда они поднялись на борт и собрались в каюте.

Двадцать третьего июня в восемь часов утра мы обманули несколько лопарских рыбачьих ботов. Когда один подвалил к нам, мы получили с него немного свежей рыбы, но поскольку не понимали их языка, вынуждены были дать им идти своим путем, ибо не следовало возбуждать каких-либо подозрений».

Командор Карл Христиан Лёве сделал запись в корабельном журнале. Позвал дежурившего офицера и попросил, чтобы не беспокоили. Затем снял камзол и завалился спать.

Проснулся он в два часа по полудню, когда дежуривший офицер разбудил его. Одним из матросов, что был в это время на корме, была замечена русская ладья, стоявшая на якоре у небольшого острова. Командор встал, недовольно взглянул на служивого, как-никак не дали выспаться. Сначала рыбаки, теперь вот этот. Подошел к карте и определил место, где они сейчас находились. Остров, у которого была замечена ладья, именовался – Крестовым.

– Отдать якорь, – приказал Карл Лёве. – Немедленно захватить судно. – Распорядился он.

С фрегата «Варберга» была спущена шлюпка. Матросы под командованием лейтенанта Шёшерна подошли к ладье и осмотрели ее. Можно было считать, что по морам крупно повезло, так как кроме личных вещей и нескольких предметов, что тут же были внесены в опись, на судне ничего не было обнаружено.

Лейтенант Шёшерна поднялся по трапу на борт «Варберга»; стуча каблуками, пошел в каюту командора, доложил, что ладья пустая. Рыбаки словно провалились под землю. Карл Лёве выслушал и распорядился встать на стоянку у острова, в надежде, что хозяева появятся. Двадцать четвертого русскую ладью сожгли.

– Говорил же я тебе, что нужно из Архангельского городка не уходить, – проворчал Мишка Торопыга.

– Ну, я то откуда знал… – промямлил Фрол, видя, как догорает ладья.

– Знал, знал, – передразнил его помор, плюнул и пошел в лес, слава богу, там землянка была.

Числа двадцатого второго Фрол по прозвищу Сапог, уговорил его дурака пойти в море. Дескать, сейчас царским указом запрет наложен. Никто в Белое не сунется, а уж тем паче к Крестовому острову. К тому же Иван Емельянов по прозвищу Рябов пропал, ходил слух что, нарушив указ, тот ушел со своим приятелем Дмитрием Борисовым по прозвищу Горожанин, подался на север, якобы рыбу ловить. Да вот что-то Мишка в это не верил. Не такой это человек Рябов, чтобы указ нарушить, да еще чей. Ведь всем в городке было известно, что Иван Емельянович царев кормчий. Такого только вороги и могли выкрасть. Но удивительно было другое, что сам стольник Петра – Иевлев Сильвестр Петрович, после разговора с капитан-командором Ремизовым как-то вдруг успокоился.

Так вот значит, прикинув все, и поверив в удачу, приятели и вышли в море. Остановились под Крестовым островом, тут и рыба ловилась отменно, да и землянка у Сапога, лет пять назад была вырыта. В ней и от непогоды скрыться можно. Большую часть вещей со старенькой отцовской ладьи, которая, поди, лет двадцать уже служила, стащили в землянку. Развели костер, а под утро вышли в море.

Покачиваясь на волнах, Мишка чуть не задремал, когда его в бок толкнул его приятель. Торопыга посмотрел, куда указывал его приятель. Там под всеми парусами шли семь кораблей. По очертаниям, слава богу, в Архангельский городок какие только не хаживали, помор определи, что были это три фрегата, шнява, галиот и две яхты.

– Может это ворог? – проговорил, заикаясь Фрол.

– Может и ворог, – согласился Мишка и скомандовал, – пока они нас не заметили, давай греби к берегу.

Пришвартовались. Вещи брать не стали, успели в лесу скрыться, когда на палубе одного из фрегатов начался переполох. В воду грохнулся якорь. Медленно стали опускать шлюпку.

– А может это негоцианты? – с надеждой в голосе проговорил Фрол. Но Торопыга покачал головой.

– Если они негоцианты, то, увидев, что ладья наша пустая уйдут. Лично у меня, – добавил он, – нет желания с кем-то общаться. Сообщат князю-воеводе, что видели нас, то тогда нам точно смерти не избежать. Хоть Рябов и царев кормщик, а корабельный путь возле строящейся цитадели я не хуже его знаю. А что сделал воевода с теми, кто его знает? – И не дожидаясь ответа, добавил, – то-то. В монастыре закрыл под присмотром монахов. А на цитадель отправил тех, кто и в Белое море не разу не хаживал.

Между тем лодка пришвартовалась к берегу. Солдаты, а в этом Мишка уже не сомневался, соскочили с нее на землю.

– Var och titta![42]42
   42 – Всем смотреть!


[Закрыть] – Проговорил офицер в синем камзоле.

Из ладьи на берег полетели их с Фролов вещи. Мишка еле сдержался, а Сапог только прошептал:

– Вороги.

– Они, – согласился Торопыга.

Теперь уж тем более не стоило выходить на берег. Или заставят вести корабли к Архангельску, или убьют.

– Уходи в лес, – прошептал Мишка.

– А ты?

– Я еще немного понаблюдаю.

Когда Фрол уполз, а он вынужден был ползти, Мишка облегченно вздохнул. За себя он мог поручиться. Вряд ли опытный помор выдаст свое присутствие, а вот тот. Парню всего лет двадцать, только от соски оторвался. Когда Торопыга об этом подумал, так еще больше разозлился на себя. Ну, тот молодой неопытный, а он то с какого перепоя согласился выйти с ним в море. Чай тридцать три годка прожил. Жизнь прошла, а вот ума не нажил.

Между тем иноземцы, а по разговорам можно определить, что это не англичане, а уж тем боле не голландцы, оставили четверых солдат на берегу, погрузили их вещи на шлюп и направились к кораблям.

Вернулся в землянку Торопыга, когда стало темнеть. Плюхнулся на солому, что постелена была на земле, проговорил:

– Оставили четверых. Сами стоят и ждут, что мы появимся. Фрол протянул ему кружку с чаем.

– А мы? – поинтересовался он.

– Мы? – переспросил Мишка, – Мы будем ждать, когда они уйдут. А они это по любому сделают.

– А ты не думаешь, что они заметят дым от костра? – неожиданно спросил Фрол.

Торопыга выругался. Сделал глоток. Плеснул в костер, затем бросился и стал его засыпать.

– Уж лучше замерзнуть, чем умереть от пули, или вести ворогов на родной город, – ворчал он.

Утром ветер донес до них запах горелого дерева. Мишка перекрестился и проворчал:

– Как же я об этом не подумал.

Ладья догорала. Пламя играла на ее бортах, поедая языками дерево. Когда корабли скрылись, приятели выбежали на берег. Мишка Торопыга упал на колени и заплакал.

Гонец к Ельчанинову прискакал к обеду, когда тот, сидя в горнице, ел курочку. Он ворвался как ураган, сорвал с головы треуголку.

– Свей князь, – сказал он.

– Где? – Поинтересовался князь, думал уже саблю схватить, но сдержал себя, – где шведы? – уточнил он, разглядывая бывшего монаха, в форме летчика воздушного шара.

Звали того Никоном. Видывал его до этого Силантий Семенович, правда, тогда он бородат был. Сейчас от прежней растительности остались только усы. Совсем еще молодой. Телом худ, и удивительно, как он на монашеских харчах не располнел. Иные вон, даже не смотря на пост, с трудом в двери входят. Неожиданно Ельчанинов подумал: «А уж, не о Никоне ли монахе говорил архиепископ»? Скорее всего, о нем, сделал для себя вывод Силантий Семенович. Да и Егор не стал бы других с такой миссией в Архангельский городок посылать. Вон и камзол на нем изрядно ловко сидит.

«Э нет. Не вернется, он после баталии в монастырь, – подумал князь, – не вернется. Уж больно у него сейчас глаза блестят. Нет, не быть ему монахом, удерет… Капралом будет или разбойником. Видимо почуял вкус свободы».

Ельчанинов еще раз взглянул на служивого. Тот крутил свой ус, и косился на кувшин с квасом. Затем Никон проглотил слюну и сказал:

– Егор заметил черный дым, поднимающийся над Белым морем.

– Ну, дым это еще ни о чем не говорит. – Проговорил Силантий Семенович, – те же рыбаки костер могли разжечь. – Он вновь взглянул на монаха, затем подвинул к нему кувшин и добавил, – а ты пей не стесняйся. Вижу, что умаялся. Бывший монах схватил кувшин и стал жадными глотками опорожнять его.

– Да ты не спеши. Не куда эти шведы от нас не уйдут. Сам же говоришь, что дым над морем. Вот если бы пост таможенный горел, вот тогда другое дело, а так. Ладно, сейчас я оденусь, и мы с тобой съездим, посмотрим, что это за дым такой. Монах опорожнил кувшин, поставил его на стол, и вдруг улыбнулся.

«Эх, много ли для счастья надо» – подумал Ельчанинов, вставая из-за стола. Подошел и снял камзол с самодельной вешалки, придуманной Андреем несколько дней назад. Неожиданно тому надоело, что их одежда валялась на лавке. Тот даже попытался вбить между бревнами щепу, но та не выдержала. Вот тогда и соорудил вешалку. Застегнулся, надел треуголку и проговорил:

– Ну, пошли служивый.

Они вышли во двор. Князь отвязал своего коня, и еще раз взглянул на служивого. Тот ловко впрыгнул в седло, словно и не монах был, а казах. «Нет, не вернется, он в монахи», – подумал князь.

Через два часа прибыли в расположение воздушных шаров. Князь Ельчанинов спрыгнул с коня и подбежал к Егорке.

– Ну, что? – спросил он.

– Дым.

– Знаю, что дым, – молвил князь, – где он твой дым?

– Сейчас шар воздухом наполним. В небо поднимемся, вы сами ваше сиятельство увидите.

– Увижу, – прошептал Ельчанинов и нервно заходил от шара к домику и обратно.

Между тем второй «Андлар» медленно стал опускаться. Когда он коснулся земли, князь подскочил к выбиравшемуся из него родственнику князя-воеводы.

– Что скажешь Семен? – спросил он.

– Над морем, в районе Крестового острова с утра начал подниматься густой черный дым. Словно что-то там горит…

– А не может это быть, что охотники там или поморы. – Перебил его, Силантий Семенович.

– Да откуда там охотники. Поморы эти могут в районе тех островов быть. Так ведь они дядькой моим почти все в крепости закрыты.

– Вот то-то почти все. А если кто не послушался и ушел в море… Семен взглянул на Ельчанинова.

– Даже если и ушли, то вряд ли от них был бы такой дым. Это или надо лодку сжечь, или лес подпалить. Вот вы меня не дослушали ваше сиятельство, – проговорил с укором в голосе паренек, – перебили. А я вам хотел доложить, что видел сейчас в море силуэты семи кораблей. Что движутся со стороны пожарища к Ново-двинской цитадели.

– Так что же ты… – Начал, было, князь, да замолчал. Ведь племянник воеводы в чем-то был прав. Это он сам, не выслушав донесение до конца, перебил летчика. Князь вздохнул, направился, было к домику, когда его окликнул Егор.

– Ваше Сиятельство, – проговорил тот. – Шар готов.

Вернулся. Забрался в корзину. Стоявший внизу монах (этот даже и не подумал переодеться в камзол) медленно стал стравливать веревку. Шар потихоньку стал подниматься в небо. И князь вновь ощутил те же самые ощущения, что были у него в тот день, когда они втроем: он ремизов и Золотарев, поднялись в первый раз в небо.

Шар замер. Егор достал из коробочки, что была прикреплена к корзине подзорную трубу. И показал в ту, сторону, где над лесом поднимался черный дым.

«А ведь его с земли, и даже с дерева и не узришь, – подумал Силантий Семенович, – Ай, да Золотарев, ай да эстляндец».

Дым действительно был такой густой, что казалось, будто он затмит собой солнечный свет.

– А ты как считаешь, – спросил вдруг князь у Егора, – Что горит?

– Если допустить, что сие устроено злодеями, – молвил летчик, – я считаю какой-нибудь корабль. Шведы на него наткнулись. Рыбаков поубивали, и подожгли.

– Оно конечно верно, – согласился Силантий Семенович, – но есть одно но. Живы рыбаки.

– Как это живы?

– Я думаю, когда шведы на их корабль наткнулись, вполне возможно те на острове были. Увидели шведов, не вышли. Те пождали чуток, а потом подожгли. Как бы те не сообщили об их появлении.

– Но дым… – начал, было, Егор, но Ельчанинов перебил:

– Дым с земли не виден. Мы и то, только благодаря шарам и разглядели.

Князь замолчал и стал вглядываться в черные силуэты кораблей. Их увидеть можно было пока только в подзорную трубу. Определить, что это за типы, даже с помощью нее было трудно.

Тем временем шар медленно стал спускаться. Когда он коснулся земли. Монах закрепил его прочно веревкой. Затем помог выбраться князю и летчику.

Ельчанинов подозвал к себе Семена. Когда тот подошел, сказал обоим пилотам:

– С кораблей глаз не спускайте. Смотрите у меня. Поднимайтесь по очереди. Сказал, вскочил на коня и умчался в сторону города.

II

«Двадцать пятого в четыре час по полудни мы миновали селение, у которого стояло на якоре несколько русских ладей; из опасения, что приятель прознает о нашем прибытии, не решились на них нападать. Продолжили свой путь».

Записал в журнал Карл Лёве. Вышел на палубу и закурил трубку. Подошел к нему лейтенант Юхан Алин, протянул подзорную трубу, командор отрицательно помотал головой. Вот уже сутки, как Лёве глодали сомнения. Он все думал, а правильно ли поступил, когда отдал приказ сжечь лодку. Может, стоило оставить одну из яхт, глядишь и поймали бы ту «дичь», что скрылась в лесной глуши острова. Карл вздохнул тяжело, чем вызвал удивление у лейтенанта.

«Пусть думает, что о родине тоскую, – подумал он, – а ведь у меня на душе кошки скребут. Такое ощущение, что на гибель эскадру веду. Будем надеяться, что дым от горящей ладьи не виден был. Слава всевышнему, – вновь вздохнул командор, – русские заставы далеко. В лучшем случае до них сутки идти. А на таком расстоянии, не то, что дым, остров то не разглядишь».

– Собрать в моей каюте всех офицеров, – скомандовал Карл Леве, развернулся и направился в сторону кормы. Затем остановился и добавил, – часа через два. Лейтенант засуетился и убежал.

Через два часа, когда корабли бросили якоря в миле от острова Сосоковец. Шлюпки с двух фрегатов, двух яхт, шнявы и галиота подошли к «Варбергу». Одним за другим капитаны поднялись на палубу. Перешептываясь, они прошли в каюту командора. Там кроме Карла Лёве были: лейтенант Юхан Алин и голландский штурман Петер Андерсен, служивший шведской короне вот уже восемь лет. Причем голландец частенько раньше бывал в Архангельском городке, но был изгнан оттуда. Причина, по которой русские это сделали, Петер умалчивал.

– Господа присаживайтесь, – приказал командор. Когда офицеры выполнили его просьбу, поинтересовался, – знаете ли вы господа, что мы в миле от архангельского речного бассейна? Одобрительный гул. Карл поднял руку и шум прекратился.

– Посему приказываю, по прибытию на свои корабли поднять полотнища английских, голландских и бременских флагов. Это нам позволит получить на борт русских лоцманов. – Леве закашлял, все-таки курение да холодный северный ветер давали о себе знать. – И еще господа, у русских, как утверждает господин Андерсен, – добавил командор, – скоро будет таможня. Голландец кивнул и промычал:

– Ja, ja.

Лёве с недовольством взглянул на штурмана. Тому достаточно было просто кивнуть. Петер ехидно улыбнулся и закурил. «Будь моя воля, не взял бы тебя», – подумал командор.

Улыбнулся в ответ. Тут он был бессилен. Сам государь посоветовал этого штурмана, утверждая, что тот неплохо знает корабельный путь в Архангельск.

– Так, что господа, – продолжил Лёве, – спрячьте лишние пушки, подальше от русских глаз. Ни русскому лоцману, ни таможенникам их видеть не надобно. Пусть считают, что мы обычные негоцианты. А теперь господа можете быть свободны.

Переговариваясь, офицеры вышли из каюты. Долго что-то обсуждали у бортика, прежде чем спустились в шлюпки и отплыли к своим кораблям.

Медные и железные пушки на верхней палубе прикрыли чехлами, искусно построенных из пустых бочек, фальшивых кулей и корзин. Флаги на кораблях эскадры были заменены. Боцманы вынесли из хранилищ аглицкие, голландские и бременские флаги. И теперь, когда они гордо реяли на морском ветерке, военная флотилия все более походила на караван мирных негоциантов. Офицеры сдали форменные мундиры и шпаги, до времени корабельным оружейникам. И только тогда флот двинулся в путь.

В час ночи двадцать шестого июня у острова Сосковец эскадра вновь стала на якорь.

Командор, на котором сейчас был теплый голландский кафтан, открыл окно каюты. Холодный злой ветер ворвался внутрь, попытался сорвать с головы Карла Лёве парик, затем раскрыл журнал и опрокинул глобус.

– Вот дьявол, – выругался командор, понимая, что его попытка проветрить каюту ни к чему хорошему не привела. Только переполох поднял в этом маленьком помещении.

Леве захлопнул окно и подошел к журналу. Немного подумал, взял перо и записал:

«26 – го в 1 час ночи мы бросили якорь у острова Мудьюгского, расположенного у бара при архангельском речном бассейне. Я приказал на кораблях поднять английский флаг. Полагаю, что с помощью его привлеку на борт несколько лоцманов».

Захлопнул книгу, расстегнул пуговицу на мундире. И не снимая сапог, грохнулся на кровать. В три часа ночи его разбудил лейтенант Юхан Алин.

Командор протер глаза, хотел, было отругать того, но служивый был расторопный, и успел, прежде чем послышалась брань, сообщить, что к «Варбергу» подошел русский бот, который поморы именуют не иначе, как коч.

На сердце у Карла повеселело. Он приказал поднять флаг, ударить в барабаны и встать в ружье. После чего сам отправился встречать их у фалрепа.[43]43
   43 – (гол. valreep) (мор.). одна из двух веревок, обычно обшитых сукном, за кои держатся, подымаясь по трапу или спускаясь


[Закрыть]

Прошло больше надели, как Иван Емельянович Рябов да Дмитрий Горожанин находись на острове Сосковец. Почти каждый день выходили они ловить рыбу, и почти всегда пареньку казалось, что лоцман чего-то ждет. Иногда он доставал свою подзорную трубу, подаренную государем Московским в тысяча шестьсот девяносто третьего году, и вглядывался в синюю гладь моря.

Иногда помор возвращался в реальность и направлял свой коч, туда, где кружили чайки. А рыбы было так много, что Рябов вздыхал и ругался. Проклинал шведов зато, что их экспедиция, сим словом назвал капитан-командор флот злодеев, срывал рыбные промыслы. Митя частенько слышал, как он шептал:

– Да скорей бы уж эти злыдни приплыли. Паренек отметил про себя, что дядька шептал – приплыли, а не пришли.

– Ты ешь, ешь, – добавлял лоцман, пододвигая ему миску с похлебкой.

Несколько дней назад они заметили, как мимо острова, по корабельному пути прошла ладья. Людей в ней трудно было различить, но по оснастке и манере движения судна, они решили, что ладья принадлежит Мишке Торопыге. Иван выругался и плюнул в песок.

– Принесла нелегкая, – молвил он, – все планы капитан-командору сорвет.

Так и проходил весь вечер грустный, даже когда вернулись с моря, шутки не обронил. Давно таким не видел его Дмитрий. Он попытался припомнить, но не смог. Рябов, даже когда нависла над ним церковная кабала, отшучивался. Повеселел лоцман только на следующий день. Ветер с моря принес запах дыма. Ворвался в землянку и защекотал в носу. Иван открыл глаза, поднялся с лавки и принюхался.

– Дымом пахнет. – Молвил он, выскакивая на «свежий воздух».

Митька выскочил следом. Лоцман накинул куртку, послюнявил палец и поднял вверх.

– Со стороны Крестового острова дым, – добавил он, на секунду задумался. Вспомнил ладейку Топтыгина. На секунду погрустнел, но потом понял, что если шведы сожгли ладью, то вряд ли к ним в плен попали рыбаки. Просто не было смысла. Легче было уговорить поморов привести корабли в город, предварительно выдав себя за купцов, чем заставить их это делать силой. А в этом случае корабли сжигать не было нужды.

– Дядечка, – проговорил Дмитрий, – плохие вести?

– Одна весть плохая, вторая хорошая, – улыбнулся Рябов. – По крайней меря, ну, я надеюсь, Мишка Торопыга жив, а враг, а это, скорее всего он и есть, просто сжег их коч. Если ветер не изменится, то через полтора дня шведы будут здесь.

– А для чего они тебе дяденька.

– А вот это уже не твое дело Митрий, – щелкнув по носу паренька, сказал Иван и направился в землянку.

– Как это не мое? – возмутился тот.

– Ну, вот так не твое. Мне его капитан-командор поручил. Ты когда шведы придут, можешь остаться на острове. А когда все получится, я за тобой вернусь.

– Что получится?

– Сказать не могу. Но помни одно Митрий! Ты мне с малолетства вот как верил! Ты и ныне мне верь. Ты не моги мне не верить…. Сказал бы тебе, что мне капитан-командор поручил, да не могу.

Рябов задумался. Стоило ли посвящать в план капитан-командора мальчонку. Тому только-только девятнадцать стукнуло, а ведь придется идти на гибель. Один то он выкрутится, но вдвоем? С другой же стороны, лоцман не владел ни голландским, ни аглицким языком, а Дмитрий Борисов по прозвищу – Горожанин служил у него толмачом.

Он опустился на лавку, достал кружки и налил в них сбитень. Сделал глоток и проговорил:

– Получится посадить корабли злодеев шведских на мель супротив цитадели , что строят в 19 верстах от Архангельского городка.

Сказал и поведал весь план Ремизова. Когда закончил рассказ, замолчал. Долго смотрел так на Дмитрия, затем не выдержал и сказал:

– Тебе теперь Митя решать.

– Я пойду с вами дяденька, – сказал паренек. – Как же вы без меня со шведами разговаривать будете.

– Да, как-нибудь сговорюсь.

– Знаю я вас дяденька, сговоритесь. Я иду с вами, – твердо заявил Дмитрий. А уже на следующий день, на горизонте они разглядели флот.

– Красиво идут, – молвил паренек, разглядывая их в подзорную трубу.

– Ближе к вечеру встанут у острова, – предположил Иван и ошибся.

К острову флот подошел ночью. Дмитрий Горожанин задремал в лодке. Он проснулся оттого, что его толкал в бок Иван.

– Пора, – прошептал он, поднимая якорь.

Вечером двадцать пятого июня князь Ельчанинов подозвал к себе Андрея Золотарева и проговорил:

– Езжай-ка братец к воздушным шарам.

–Вот повезло, – проворчал Золотарев, кутаясь в епанчу.

Не очень приятно было болтаться в воздухе в час ночи в корзине шара. Да непросто сидеть и мерзнуть, а разглядывать прилегающую акваторию. Особенно тот участок, где находились семь шведских кораблей. Да и плавание их было дерганое, как доложил перед сменой Егор, те сначала остановились у одного острова, затем пошли дальше. Пареньку даже показалось, что на них взвились флаги. Где-то около часу ночи, а точнее эстонец сказать бы не смог, они опять сделали остановку. Зачем? Да кто разберет этих шведов.

Почти до трех часов ничего не происходило, если не брать в расчет их с монахом поочередных то подъемов, то спусков. А именно в три часа, это уже Андрею было точно известно, дежуривший полный монах, вздохнув, проворчал:

– Ну, и служба. Три часа, а еще и глаза не сомкнул.

Но тут же осекся, увидев взгляд летчика. Тот смотрел с укором. Ну, и архиепископу понятно, дело то важное – не каждый же день иноземный флот на родной монастырь движется. Поэтому монах опустил глаза.

– Кваску бы, – прошептал он, – энто цельных три часа на ногах, а во рту даже маковой росинки нет.

– Поднимешь «андлар», можешь в избу сходить. – Сказал эстонец, залезая в корзину.

Глаза монаха заблестели. Он стал быстро стравливать в веревку, из-за чего шар быстро устремился вверх, оттого и присел в корзине от неожиданности Золотарев. Когда пришел в себя, был уже на высоте птичьего полета. Вытащил подзорную трубу и посмотрел в даль, слава богу, ночи сейчас были светлые. Стекло запотело, вытер и вновь посмотрел.

Совпадение? Судьба? Или как вспомнил Андрей, говорили писатели – рояль? Но ему повезло. К стоявшим на рейде кораблям подплыл коч. Не зная, что делать, Золотарев первым делом посмотреть, что будет дальше. Не ужели предательство? А может шпион, наподобие того, что был упущен Яшкой Кольцо. Хотя… И тут эстонец вспомнил фильм «Россия молодая».

– Не иначе Иван Рябов, – воскликнул он, и обрадовался, что сейчас его никто не слышал. Если события, по которым был снят фильм, совершались прямо сейчас, и он был одним из участников. Тут он себя оборвал. В реальной истории, в это время еще не существовало воздушных шаров. Зато было Андрею известно, что Иван согласится, затем таможенники попадут в плен, и уж после этого лоцман посадит корабли на мель.

– Что же делать? – спросил он, сам себя. Положил трубу в коробку и присел.

Если уж докладывать, так только князю. Пусть он решает, говорить ли капитан-командору о произошедших событиях. И вот тут Андрей понял, что существовала одна не стыковка. В фильме задание лоцману дал Иевлев. При этом в фильме Силеверст Петрович и являлся капитан-командором.

– Вот незадача, – прошептал он, что шар начал медленно опускаться.

Когда корзина коснулась земли, Золотарев уже знал, что делать. Ехать и будить Силантия Семеновича – не было смысла. Его доклад ничего не изменит. Сделать это можно и утром. Монах протянул ему кружку с квасом.

– Испей браток, – молвил он.

III

Бил барабан, казалось, что он готов был заглушить шум моря. Несколько шведов, переодетых в английские кафтаны стояли вдоль борта. Белый флаг, с красным крестом реял на корме. Командор Карл Лёве, вглядывался в поднимавшихся на борт парусника русских. Первый взошел невысокого роста паренек, в монашеском одеянии, за ним мужик средних лет. На том кожаная куртка, широкополая шляпа, скорее всего это и есть русский лоцман, подумал Карл. Сначала он оглядел бородатого, затем монашка и спросил:

– You navigator? Your friend navigator?[44]44
   44 – Вы штурман? Ваш друг штурман? (англ.)


[Закрыть]

– Ik begrijp niet Engels,[45]45
   45 – Я не понимаю, Английский (голланд.)


[Закрыть] – ответил паренек.

Видя, что монашек не понимает по-английски, командор переспросил по-голландски.

– Ik heb een navigator.[46]46
   46 – у меня есть штурман. Иван Рябов – штурман. (голл.)


[Закрыть] – сказал тот, и показав рукой на бородатого, добавил, – Ivan Ryabov – navigator.

Командор улыбнулся. Он был рад, что ему удалось найти того, кто приведет их в Архангельский городок, а еще и то, что русские их приняли за англичан. Леве хотел, было еще, что-то спросить, но дверь открылась, и на палубу вышел Питер Андерсен.

– О мой друг, Большой Иван, – проговорил тот, на плохом русском. Но и этого хватило Лёве, чтобы понять, что голландец был знаком с лоцманом. Питер бросился к помору и попытался того обнять, но русский удачно увернулся.

Карл отметил, что отношения между двумя шкиперами не дружеские. Он даже предположил, что Андерсен чем-то обидел помора в прошлом.

– Карл, – между тем продолжал голландец, уже на своем языке, обращаясь к командору нецеремонно, – Иван Рябов один из лучших шкиперов в Архангельске. Корабельный путь он знает, как говорят русские… – Тут он стал вспоминать, как те это делают. Долго морщил лоб, отчего Дмитрию Горожанину показалось, что у того вот-вот свалится парик. Наконец он выпалил на плохом русском, – «как свои пять пальцев».

Командор удивленно посмотрел на Андерсена, тот понял, что сморозил глупость. Пришлось переводить русское высказывание на английский язык, и лишь после этого, Карл улыбнулся.

– Я готов заплатить деньги, чтобы шкипер привел наши корабли в Архангельск, – на голландском проговорил командор, обращаясь к пареньку.

– Хотят, чтобы ты дяденька в Архангельский городок их привел. – Молвил тот, обращаясь к Ивану.

– Привести приведу. Паренек встревожено взглянул на лоцмана.

– Переводи, – проговорил Рябов.

– Но… – начал было Дмитрий, но Иван не дал договорить:

– Переводи. Это мое дело. Только добавь, что услуга моя дорого будет им стоить. – потом толкнул парня в бок и добавил, – переводи. Дмитрий насупился и повторил последнюю фразу по-голландски.

– Сколько? – уточнил Леве.

Рябов назвал сумму. Питер Андрес насупился, а командор побелел. Он даже заворчал, что помор слишком много хочет. Горожанин перевел.

– Ну, если не хочет, так пусть этот ведет корабли, – громко сказал помор и ткнул пальцем в голландского лоцмана, – передай капитану, – добавил он, – что все лоцманы отправлены с Мудьюгского острова во вновь заложенную крепость. А кроме меня, людей знающих корабельный путь, как выразился господин Андерсен – «как свои пять пальцев», в округе нет. А уж тем паче на этом корыте.

Как можно мягче Дмитрий Горожанин перевел. Карл Лёве на секунду задумался. В словах русского лоцмана, что-то было. Командор посмотрел на голландца и усмехнулся. В отношении этого Рябов был прав. Несколько часов назад, когда Карл приказал своим офицерам поднять на кораблях английские флаги, он оставил Питера и спросил, возьмется ли тот провести его парусники по фарватеру? При этом пообещал тому двойные лоцманские деньги. Однако тот решительно отказался. Попытка взять лоцмана на русской ладье, у Крестового острова провалилась. А этот шел сам в его руки. Отчего он только вздохнул и произнес:

– Я согласен на все ваши условия.

Щелкнул пальцами, позвав, таким образом, лейтенанта и попросил принести ему английский камзол. Тот убежал и вернулся. Протянул командору.

Увы. Камзол на широкоплечем мужике, треснул по швам. Рябов засмеялся и проговорил:

– Ничего. Сойдет и этот. – Подмигнул Дмитрию и добавил, – переводи.

Горожанин перевел. Лёве улыбнулся, хотел, было послать за другим, но Рябов остановил его.

– Не надо. – Затем вновь подмигнул пареньку. Прошептал – а сукно у них гнилое.

Тут он заметил, что Митяй собрался, было уже переводить. Отчего прошептал:

– А это переводить не надо. Тем временем командор показал рукой в сторону своей каюты и молвил:

– Пройдемте в мою каюту. – Задумался, и добавил, – Большой Иван. Можно я буду его называть так? – уточнил он у толмача. Поняв о чем речь, Рябов махнул рукой в знак согласия.

Они прошли в кормовую часть судна. Лёве открыл дверь своей каюты, и как уважаемого гостя, пропустил вперед лоцмана. Показал рукой на накрытый по этому случаю стол, предложил присесть. Затем Карл поинтересовался:

– Почему все лоцманы уведены в строящуюся цитадель?

– Архангельский воевода Алексей Петрович Прозоровский, получил сведения, что в сторону города движется шведская эскадра, – ответил через толмача Рябов. – Поэтому и лоцманы отправлены в крепость.

Неожиданно Карл почувствовал, что краснеет. Ему вдруг показалось, что русский уже понял, что они и есть шведская эскадра. Как бы не был глуп этот русский, решил командор, но он то уж точно поймет, что семь шведских кораблей и семь парусников Британской империи это одно и тоже. Вот только Иван больше улыбался, словно понятие Родины для него не существовало. Леве вдруг стало неприятно видеть русского.

Рябов подмигнул командору. Поднес кружку с винцом ко рту, но прежде чем выпить перекрестился. Опустошил одним глотком – похвалил винцо, что без сивушного духа оно, двойной видать перегонки. Заел кусочком мясной лепешки, осведомился, как величают шкипера.