Текст книги "Гамаюн"

Автор книги: Александр Тюрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

2. Я не я

Я бегу через мост, совсем без одышки, и он рушится за мной, живописно превращаясь в пыль, а потом и передо мной. Легко перемахиваю через провал – подо мной бессильно скалится бездонная пропасть, которую специально изобразили в виде черной пасти. Как-то закрепляюсь на стене, по которой карабкаюсь на самую верхотуру донжона, непринужденно, словно геккон. Запрыгиваю в стрельчатое оконце, хватаю принцессу, «киса, кончай с макраме и поехали», – у нее светло-рыжие косы, которые пахнут фиалками, и она как тростиночка. Я подмигиваю ей, мол, не дрейфь, с твоим весом утащить тебя не проблема, только обними меня покрепче, и сигаю с ней обратно в окно. Цепляюсь за выступы каменной кладки – пальцы словно стальные, но сдуру хватаюсь за флаг с изображением кабаньего рыла, который свисает со шпиля. А генератор случайностей подкидывает неприятность – интендант подлец, нитки гнилые, полотнище обрывается и я лечу в пропасть вместе со своей ношей. Но, прежде чем я б выронил принцессу, меня подхватывает какая-то огромная птица и бодро поднимает ввысь…

Спешно возвращаю сознание из виртуала, где был рыцарем без страха и упрека, в тусклый реал –как раз около моего уха лопается рекламный пузырь, влетевший через форточку. Успеваю заметить светящиеся буквы на обрывках пленки: «Ваши грехи – наше богатство. Страховая компания Карма Инкорпорейтед».

В реале у меня в руках, черных от грязи, не принцесса, а большая совковая лопата, которой я мечу уголь в топку, чувствуя, как по спине стекает миллионный ручеек пота, напоминающий многоножку. В «ингерманландской молодой демократии» от меня нужен только самый дешевый труд, который невыгодно заменять умной машиной. Поскольку у меня самого во время труда сознание отсутствует, пребывая в виртуальных играх, я тоже, по сути, машина, только неумная.

Блин, время! Через полчаса надо быть у врача. У меня не просто визит к смуглому доктору из Калькутты на предмет лечения соплей и поноса. Это бизнес такой, с помощью которого я могу срубить желтобаксов в десять больше, чем на работе кочегара или мусорщика, хоть корячься там целые сутки напролет.

Окатываюсь из здоровенной лейки, водопровод тут давно отключили, чтоб типы вроде меня не портили воду. Голову помыть никак не успеть – придется прыскать всемогущим спреем «Чистахэйр». Уф, прохладно. Очиститель, скрученный в крупные капли зверским поверхностно-активным веществом, покатился по волосам, а затем посыпался градом с головы. Вкус у капель противный, металлический.

Как раз появляется сменщик с шурупами, крепящими его карбоновую черепную крышку. А мне пора на выход из котельной, велосипед на плечо. Но сперва попадаю в подвал, где царит густая вонища. Ароматы ацетона, жареного риса наси-горенг, самогона, выработанного из стула, разложившихся животных, откровенного кала. В бывших кладовках, где проживает племя численностью в сто человек, давно свирепствует мощный синтетический энтеровирус – оттуда выносят горшки и трупы.

На улице едва отдышался, хотя и здесь завалено прошлогодним дерьмом и каркасами сгнивших биомехов. Зелень у нас давно уже никакая не растет, вытравлена техноплесенью – которая когда-то была нанотехнологией по защите растений от фитопатогенных грибов, – однако с недалекого моря поддувает свежий ветерок, как встарь. Навевает сладкую ностальгию: «На берегу пустынных волн Стоял он, дум высоких полн...», – почти про меня написано. Только не расслабляться – осталось всего пятнадцать минут.

Я еще помню автобусы, трамваи и троллейбусы, помню, ах, петербургское метро. Общественный транспорт был остановлен десять лет назад – с наступлением «свободы» и переименованием Питера в «вольный ганзейский город Ландскрона» – как неприбыльный и поддерживающий иждивенческие настроения. «Как далеко ты уедешь, зависит теперь только от тебя», – ободряюще сказал или, может быть, сказала бургомистр Миша Маша Бессен; в гендерной самоидентификции у неё день на день не приходится. Метрополитену, кроме неприбыльности, вменили в вину и роль прибежища для партизан из русско-националистического ополчения «За Пушкина». Нынче в метрошных тоннелях, тех, что не заброшены, умельцы из Гонконга производят каких-то съедобных червей. А вместо «сталинского метро» у нас выросли наноплантовые[3]3
  Наноплант (tm) – саморастущий, самовосстанавливающийся самопрограммирующийся метаматериал фирмы Plastic Forest Inc.


[Закрыть] скайвеи. Растут они сами, материал как бы живой, питается светом, ветром и дождем, но владелец у них жадный, корпорация «Святая Грета». По ним катаются электрические машинки от той же «Святой Греты». Мэрия может их взять под контроль в любой момент, отключить или направить в нужное место, заблокировав двери. С двигателем внутреннего сгорания ничего не ездит те самые десять лет; нефть кончилась, вычерпали, бензина нет, особенно в нашем «вольном городе». Да и мало ли что учудишь ты на машине с ДВС, наедешь на кого-то, врежешься куда-нибудь, загрязнишь что-нибудь. Зато распространились рикши. Тут и просто рикши, и биомехи, а владеет ими компания «Ноги. Дзен», принадлежащая далай-ламе. Есть также дампфвагены, они же дампи, пароавтомобили с двигателями внешнего сгорания, но налог на них – обалдеть, так что они для богатых приличных постлюдей пяти полов с модной хромосомной схемой x+y.

Может попробовать прокатиться зайцем? А чтобы зайцем нынче стать, надо четко хакерские инструкции соблюдать.

Приблизиться к дорожке для смешных пиццамобилей, имея лассо наготове – невидимый тросик из углеродных нанотрубок с гекко-липучкой на конце. Теперь налечь на педали – в атаку марш, шашки наголо. А затем – бросать лассо.

Кажется, получилось, я на буксире, несусь во весь опор; если навернусь, всю шкуру на дорожном покрытии сдеру, и потом заплачу штраф – за то, что напачкал.

Три минуты адской езды, хуже, чем у ковбоя на буйволе, и надо успеть отцепиться, иначе проскочу съезд.

При отстыковке сильно рвануло, но обошлось, только потрепанное сердце дёрнулось...

Практика доктора Чакрабарти на эстакаде второго яруса.

 Слева от врачебной практики распахиваются двери филиала известной эвтаназионной фирмы «Элизиум» («в последний путь с нами – весело и не накладно»). Как раз выносят очередного удовлетворенного клиента в пластиковом мешке. Судя по выпирающим членам тела, силен был мужчина. По старым понятиям ему бы жить и жить, однако нынче «невидимая рука рынка» забрала его в поля счастливой охоты, поскольку он более «не имел самостоятельных финансовых возможностей для поддержания надлежащего качества жизни». В окне видна полудевка-биомех, которая ублажала клиента напоследок, она ему и цианид вкатила – инъектор у нее в соответствующем интимном месте расположен. Забивает косячок, слюнявит раздвоенным язычком бумажку – кое-что человеческое ей не чуждо.

Cправа – салон «Надуй себе сам», франшиза «Сюрреал Доллс». Там кукол продают, которые умеют делать всё, притом покруче настоящих («наши киски – под любые сосиски»). Писк моды – пять разнокалиберных титек, десять сменных отверстий для любви, двадцать типов беседы: «о моде», «о свободе», об «экологии»; десять личин: «сосюша зубчак», «карла вдуни», «проктологиня», «сексетарша», «киллари клитор» и т.д. Некоторых куколок, кстати, надо не надувать, а просто бросить в виде порошка в теплую ванну – ап, и через двадцать минут готова Афродита со сроком годности в трое суток; потом, правда, начинает быстро портиться. Одну такую я до сих пор забыть не могу. Ладно, мне пока прямо.

Еще при подходе на меня разворачиваются глазки инфракрасной камеры, прощупывают складки одежды и тела. Далее терагерцевый всевидящий сканер. Автоматически делается неловко, нет ли дырки на трусах, да и вообще. Дверь открывается, сразу за ней агрегат с длинным квантовочувствительным носом – робохранник. Он вынюхивает, не просачиваются ли у тебя из прямой кишки или какой-то заизолированной полости тела молекулы отравляющих или токсичных веществ. А вот и нет, я вам не немецкий турист... Щелкнув штырями, распахивается следующая дверь, сразу за ней стойка. Там вьется азиаточка-медсестра, хорошенькая как куколка, хлопает сантиметровыми ресницами, щебечет и хихикает карминовым ротиком; может, она и в самом деле не настоящая, из соседнего салона? А направо – стойло ожидания.

На сей раз, помимо меня, в комнате ожидания доктора Чакрабарти была одна дама.

Но ее, из-за большущего аквариума с гмошными рыбками, не разглядеть. У рыбок через прозрачные покровы видны пестрые кишочки, а у дамы заметно только, что волосы светло-рыжие, а туфли и колготки старомодные. Кто сейчас носит колготки, кроме пенсионерок? Нынче дамы носят разноцветную «вторую кожу» – биополимерное покрытие на коллагеновой основе – нога от нее кажется не только голой, но и глянцевой.

Расположившийся рядом плохо причесанный тип чего-то упорно вливал дамочке сипловатым шепотом. А ее голоса почти не было слышно. Лишь изредка я улавливал «да», «нет», «еще чего». Если это не жена, то заигрывания у мужика, прямо скажем, безуспешные, и бо́льший успех он бы имел у надувных девушек из соседнего гешефта.

Тут меня вызвали к врачу.

– Болит? – доктор Чакрабарти потрогал вздутие на моем правом боку, когда я разделся до пояса, и, не дожидаясь ответа, добавил. – Давайте-ка я вас вылечу по-быстрому.

Доктор попрыскал мне на бок спреем и там сразу стало холодно, казалось, что сейчас кожа захрустит. А я к тому же вдохнул серебристый аэрозоль. Не отключился полностью, но наступила какая-то дереализация. Я видел в зеркале, как троерукий манипулятор разрезает мне бок и вынимает… лицо. Потом, сшив сосуды и кожный покров лазерным степлером, закрывает шов блестящим пластырем с тремя индикаторами. Он будет втюхивать мне под кожу антибиотики, анальгетики, противовоспалительные и всякую другую хрень на юрких молекулах. А выращенное во мне лицо – кого-то оно напоминает, кажется, того плохо причесанного мужика – заворачивается в упаковку зеленого цвета и становится я похожей на маску из фильма ужасов. Моя работа в роли плантации органов пока заканчивается.

– Вставайте, вставайте, кровь я убрал, вам нельзя здесь находиться более 20 минут, стандартного времени приема пациентов, – доктор торопливо помогает мне надеть рубашку и накидывает на мои плечи куртку. В руках у меня оказывается стопка желтобаксов.

Я начинаю пересчитывать.

– Да зачем мне обманывать, наш бизнес держится на доверии – по-доброму усмехается он. – На следующей неделе загляните в лавку «Сюрреал Доллс». Если на крайней слева кукле будут синие чулки, значит, для вас есть новая работа.

Я выкатился из кабинета и, когда проходил мимо той дамы, меня нехило качнуло – отходняк от обезболивающего или же естественным эндорфином плеснуло – едва не сел попой на пол. Но удачно приземлился на стул рядом с ней. Хорошо, что того типа уже не было поблизости.

– Простите, что вас почти толкнул и скажите спасибо, что не оказался у вас на коленках. Сейчас я удалюсь и не буду вам вешать лапшу на уши, как тот тип, который сидел рядышком, – преодолевая некоторую тошноту, галантно произнес я.

– Какой еще тип, никто со мной не сидел. Эй, вам что, плохо?

– Мне всегда плохо за исключением того времени, когда хорошо. А рядом с вами почему-то хорошо.

– Это не всегда так. Вам лучше идти.

А, когда я подходил к своему велику, рядом возникло трое наемников из финско-шведского ЧВК «Скюдскорен», к которым приклеилась кличка «слактары» или «лахтари» за умение вынимать органы из «врагов свободы и демократии». Это ж законные наследники потрошителей времен Suomen sisällissotaиHeimosodat.[4]4
  Слактары и лахтари – от шведского slaktare и финского lahtari – «мясник». Наименование, уходящее во времена Suomen sisällissota (финской гражданской войны) и Heimosodat (т.н «братских войн» за захват российских территорий) в первой половине XX в., которые были отмечены массовым террором и этническими чистками.


[Закрыть] Несмотря на внушительные габариты, они как-то внезапно нарисовались. В непроницаемых шлемах-куполах, арамидных штанах и кевларовых трусах, в жидкоброневых жилетах, утыканных сенсорами. У всех слактаров были хеклер-коховские штурмовые винтовки HK-2051 под беспатронные самонаводящиеся боезаряды. Рожок – двойной. Значит, в меню пули типа «бутон» повышенного останавливающего действия для ближнего боя; они раскрываются прямо в теле и дают такой гидроудар, что с одним лишь ранением пальца человек оказывается в коме. А еще пули-кассеты, нашпигованные скрученными двадцатимиллиметровыми иглами – чтобы превратить в ежиков целую толпу «совков».

– Хыва ильтапайва, пойят! – с натужной улыбкой поприветствовал я, хотя, конечно, имел в виду «чтоб вы сдохли». – А вы чего, ребята, здесь забыли?

– Мы за тобой, – сказал один из них по-русски с занудным финским акцентом. – Ты сильно проштрафился, парень. Подписал контракт с одной фирмой на поставку органов, а работаешь на какого-то левака. За такое наказывают, если ты не знал. Так что корпорация «Транс. Здоровье» забирает тебя на расследование согласно частному иску.

Он про то, что я обязан все свои органы отдавать фирме Штаттдессен. Да, подписывал, – все подписывают, когда оказываются в городской больничке, чтобы уменьшить стоимость лечения.

– Это касается лишь моих личных органов, а не выращенных на заказ.

– Tuki suusi ja pysy paikallasi[5]5
  Заткни свою пасть и не рыпайся.


[Закрыть], – отозвался собеседник и я догадался, о чём это он.

Один из слактаров поманил меня рукой, затянутой в силовую перчатку, вторая наводила на меня ствол. Едва я сделал шаг навстречу, как другой слактар зашел мне за спину – чтобы заломать и надеть самозатягивающиеся наручники. Всё, я спалился.

Секундой дольше и меня б упаковали. Но я, наверное, сильно расстроился оттого, что вляпался так бездарно. И словно оказался в прострации.

Время замедлилось, стало вязким, а грузные фигуры слактаров как будто утончились.

Пригибаясь и разворачиваясь, я ухватил направленный на меня ствол винтовки и повел его вверх, а потом развернул ее на наваливающегося сзади слактара – в этот момент грохнул выстрел. Тот наемник, что прикопался ко мне с тыла, полетел в заплесневевшие кусты. Как тряпка под порывом ветра.

– Mita vittua, huoranpenikka[6]6
  Какого хрена, сукин ты сын?


[Закрыть], – начал протяжно выводить передний слактар, пытаясь освободить ствол винтовки и одновременно вытащить пистолет из кобуры. Слишком много захотел. Я, правой рукой удерживая ствол и направляя его вниз, левой ухватился за приклад и направил его вверх. Вращательное движение привело к тому, что слактар получил прикладом под шлем и ослабил хватку. Потом поймал угощение второй раз – прямо в забрало, отчего стал сползать по бортику машины. А винтовка его была уже в моих руках. Будто волна качнула меня и бросила вперед. Я перекатился через капот дампи, туда, где стоял третий слактар. Ногой успел отбросить наводимый на меня ствол, затем, падая с капота, саданул противнику локтем под кадык, в просвет расстегнутого бронежилета, да еще приложил его кумполом к борту машины. На тебе, дружок, за Питер. Слактар сел, хрипя и погружаясь в собственные ощущения.

А я, захватив велик, влетел в кабину ближайшего дампи и заставил старичка тряхнуть сединой, вернее ветхими лошадиными силами. Это была приятность, неприятность же заключалась в том, что мне быстро составили компанию. Через минуту по моему следу шел мощный бронированный дампфваген «Дао» – наверное, на семьсот лошадей. А по тому, как он рассекал пространство, было ясно, что он имеет приоритетные права на трассе.

Да, зря я, наверное, в эту колымагу полез. Может, бросить, не медля, старенький дампи, и тикать на своих двоих колесах? Впрочем, тикай не тикай, а я через несколько секунд могу оказаться под широким колесом бронированного чудища.

Я машинально сунул руку в бардачок, а там мобила лежит. Той дамы, похоже, – пахнет её духами с нотой фиалки. И номерок её, естественно, там имеется. Позвоню, пока догоняющий «Дао» застрял на перекрестке и стравливает пар в мощный свист. Да, утопающий хватается за соломинку, но как-то не хочется совсем безвестно сгинуть.

Вообще у этой дамы голос строгий, а сейчас по «трубе» и вовсе железным послышался.

– Вы угнали мою машину, негодяй.

– Сразу так и негодяй. Я, между прочим, спасал свою шкуру, уважительная причина. Сделайте одолжение, не звоните в полицию.

– Чмур вы бесстыжий, – заклеймил меня строгий голос. – Какие-такие одолжения?

– У меня на хвосте компания очень неприятных типов. Как только оторвусь от них, то сразу верну вам машину.

– Вы где?

– На углу проспекта дивизии СС «Нордланд» и улицы Первого Латышского легиона СС, тьфу ты, Измайловского и Первой Красноармейской, на втором ярусе.

– Поезжайте в сторону Загородного проспекта. Я заберу вас на углу Звенигородской, на первом ярусе; съезд сразу за Витебским вокзалом, не промахнитесь.

– А вы на чём будете?

– Как-нибудь найду себе другую тачку, без воровства, как некоторые.

С Красноармейской я выскочил на Московский проспект, что теперь обозван Маннергеймским, и, взвизгнув лысой резиной, свернул в последний момент на Загородный, который нынче имени Понтуса и Якоба Делагарди, которые в стародавнюю пору обожали вырезать до последнего жителя русские города.

«Дао», несмотря на свой компьютерный разум, не смог повторить маневр. В-общем, выиграл я пару минут. За Витебским вокзалом бросил машину на съезд к первому ярусу – тут завизжали тормоза у машин, которым я «перебежал дорогу», зато «Дао» лихо просвистел сверху. Уже виден угол бывшей Звенигородской улицы, которая нынче имени гетмана Мазепы – мне пора. Я прижал машину к обочине, сунул винтовку под куртку и бросился наружу. Когда-то на этой улочке на каждом шагу были подворотни, а в подъезде Дома Писателей добрые люди регулярно опорожняли свои нагруженные пивом мочевые пузыри, по-хакерски преодолевая кодовый замок и наглядно показывая литераторам, чего они стоят. Но сейчас первые этажи – сплошной монолит нанопланта, чтобы «партизанам» было некуда сунуться, лишь сияют таблички с описаниями подвигов Мазепы в борьбе против «тиранических москалей» и объемные рекламы борделей. Вот, пожалуйста, «все сексуальные партнеры – кандидаты и доктора наук ведущих ВУЗов бывшего Петербурга». Надеюсь, среди них есть доценты и профессора, которые десять лет назад встречали хлебом-солью «освободителей»-атлантистов и восторженно кричали: «Петербург – это Европа». Кое-где посверкивают и фотонические граффити, напрысканные анархистами – «Бургомистр, подставь ротик – ссать охота». А половина старых домов вообще снесена и на их месте стоят офисные бронестекляшки со стойками робоконтроля у входа.

Блин, «Дао» скоро будет здесь. Он, развернувшись у Пяти Углов, которые нынче именуются Пять Полов, заезжает с Загородного. Абзац? Не успел я испугаться, как возле меня остановился дампи-внедорожник, и поднялась радужным крылом дверь.

– Чего пялитесь? Живо садитесь.

Я юркнул в кабину и быстро набирающееся ускорение вжало меня в спинку кресла. На водительском месте находилась она, только не светло-рыжая, а с волосами, светящимися платиной благодаря дорогой фотонической краске. И это была не изрядно измученная жизнью женщина, как в приемной доктора Чакрабарти, а этакая БДСМ-госпожа с задорными титьками и в черной «второй коже» на длинных ногах. Когда только успела переодеться?

Эстакада внесла нас на скайвей, на четвертый ярус, где ездят владельцы только дорогих мощных тачек с робоводителем, желающие платить по желтобаксу за каждые полкилометра пути. Выше только облака аэрозоля – на них сияет реклама «Сюрреал Доллз» и облачная красотка, представляющая искусственных дамочек «Надуй себе сам», настойчиво зовет в сад наслаждений.

Машина двигалась по трассе «Норд-Зюйд», что вилась узкой лентой среди наноплантовых небоскребов-дендроидов, смахивающих на кактусы и расположенных на месте того, что было когда-то Московским районом, а ныне называется Парком короля Густава-Адольфа – того, который некогда отнял у «варваров-московитов» побережье Балтики.

– Вот они, – я показал на экран заднего обзора. «Дао» висел у нас на хвосте метрах в ста и не собирался отставать. Нам оторваться от него в условиях, когда все движение находится под контролем дорожной кибероболочки, было нереально.

– И где вы нагрешили? – поинтересовалась она. – Только не врать.

– С органами. Один сдал налево.

– Ясно, у Чакрабарти. Я-то удивилась, когда к нему завалила кодла слактаров, затем там пальба была и кто-то закричал на финском, что доктор смылся по мусоропроводу, а медсестра-биомех уложила у них скальпелем двух человек. Ну, и зачем вам деньги? Неужели не хватает на колбаски, сделанные пересоставлением молекул из дерьма. Или надоело царство свободы?

– Второе. И первое тоже.

Ее рука одним движением выпотрошила коробку контроллера и бросила чип на заднее сидение.

– Ладно, морячок, попробуем. У нас есть пару минут, чтобы оторваться.

Откуда она знает мою биографию?

– Можете не представляться, видела вашу фамилию в медкарте. А я Елена Петровна.

Похоже, отрываться было поздновато. Экран верхней полусферы показал, что над нами летит стайка полицейских дронов.

А потом несколько дронов заходит спереди и снижается, словно забираясь закогтить джип – странно они себя ведут, у полиции же нет ударных БПЛА... Эти – явно военные, типа «летающее крыло», без хвостового оперения. Долго ждать гостинцев не пришлось – по встречному курсу полетел факел ракеты. Елена Петровна стала резко тормозить и почти сразу, впереди, метрах в тридцати, случилась вспышка.

Дальнейшее действие уложилось в пару минут, но переживаний там хватило бы на всю жизнь.

На скайвее нарисовалась вмятина, похожая на рваную рану, была сорвана и часть заграждения.

По ощущению невесомости я понял, что наша машина летит с дороги вниз, сквозь стаи рекламных пузырей, прославляющих многоразовую туалетную бумагу на фуллеренах, и через несколько мгновений мое неудачное путешествие по жизни закончится. Но как бы не так...

Мы соскочили на трассу нижнего яруса, почти без сотрясения мозга, проехали где-то с километр – я, собственно, был баран бараном в это время, Елена же Петровна без какой-либо гримасы ужаса и страха управляла сумасшедшим движением. Для такого не просто сноровку надо иметь, а, как минимум, психопрограмму, загруженную в моторную кору мозга. Затем я увидел в экран заднего обзора, что дрон пустил ракету по догоняющему курсу. Второй раз испугаться уже не получилось, не успел.

Теперь наша машина сама пробила ограждение трассы. Всё не так плохо, сказал я себе – пока летим. Тут и Елена Петровна скосила на меня глаз – не обделался ли подопечный; глаз, прекрасный своим внутренним спокойствием...

А траектория полета нарисовалась до извилистой прозрачной стены небоскреба. Стекло было крепкое, металлорганика, поэтому столкновение оказалось жестким, весь салон заполнился пеной, мгновенно превращающейся в сверхупругий поролон. По счастью, металлическое стекло небоскреба не выдержало тарана трехтонного внедорожника.

Машину внесло в зал, где жевало сено, а если точнее, унылую информацию, скученное офисное стадо, напичканные по самую макушку, как и рогатый скот, гормонами, энерджайзерами, антибиотиками и психософтом.

Далее много больших и малых столкновений, хотя это была легкая чечетка по сравнению с тем, как впились в стенку... Машину несло по конторскому гнездовью, разграниченному пластиковыми ширмочками и компьютерными столиками, которые она ломала, плющила или швыряла бампером. Наконец, расширив пространство двери, мы вместе с машиной вылетели в коридор. Здание было многоствольным, и офисный ствол сочетался со стволом парковочным. Коридор вынес машину на тридцатый уровень паркинга. Затем ее понесло по спиральному съезду, только не вниз, а вверх.

Рядом застонала дама. Блин, да Елена Прекрасная совсем не проста – не отпустила руля до сих пор, несмотря на то, что ее сдавило поролоном до посинения.

– Мне помогать не надо, если вы вдруг собрались, я – близко к норме и лифчик на месте, – сказала она, подавив всхлип, и прилепила к моему виску тонкую пластинку инфоносителя. – Инструкции получите по пути. Встретимся на вертолетной площадке.

Через несколько секунд машина остановилась, взвизгнув шинами на цепком полу. Тридцать третий уровень. Я вывалился вместе с поролоном на пол, как игрушка из рождественской упаковки. Но вовремя вскочил. Трофейная винтовка через скин-коннектор сразу выдала на мои линзопроекторы три оконтуренные цели. Так и есть, на выходе из гаража меня ждали трое слактаров. Все – в полной готовности, потому и первые пули были от их них. Единственное, что они учли не полной мере – внутри гаража было несколько темнее, чем у входа, мне прицеливаться удобнее. Через несколько секунд я стоял, а они лежали и безропотно отдавали свои боеприпасы. Пока это происходило, Елена Петровна дала дёру в неизвестном направлении.

Стрелочка дополненной реальности показала и мне, куда курс держать. Из коридора в конференц-зал.

Когда я обогнул громоздкий голографический проектор в его центре, то столкнулся с еще одним слактаром – пришлось стрелять, считай, в лоб. У этого даже глаза выпрыгнули – такой силы был гидроудар от пули-бутона.

Ближний бой перешел в перестрелку с парой других охранников. По ходу её гибли десятки «нонкомбатантов» – стулья, столы, занавеси и гардины. Летели щепки и осколки, воздух в конференц-зале полнился разноцветными искорками, затягивался струями дыма.

Один слактар оказался слева, другой справа. Я, прокатившись по полу, ткнул носком ботинка кнопку включения голопроектора – тот ожил и стал украшать помещение объемными картинами пляжно-курортной жизни где-то в далеком Сингапуре.

Я прыгнул прямо в бананово-лимонный закат и оказался на портьере, раскачиваясь на манер сингапурской обезьяны, правда ненадолго. Портьера упала на одного из слактаров, отчего он случайно подстрелил другого – у пострадавшего иглы повылезали даже из ушей. Впрочем, «меткий стрелок» сам хорошо подставился, когда выбрался из-под портьеры; съел пулю-бутон, которая выбросила из него несколько метров кишок.

Из коридора послышался топот – на свидание неслась хорошо откормленная стая, так что на рекогносцировку оставалось всего несколько секунд.

Ближе к правой стороне конференц-зала проходила матово-черная труба лифта, более похожая на столб густого дыма. В три прыжка оказавшись рядом, я надавил на кнопку «вызов». Потом обернулся в другую сторону и швырнул гранату в проем входной двери, откуда уже повалили слактары; залег, дав осколочному ветру необходимую миллисекунду на то, чтобы выкосить нападающих. Дверь лифта наконец открылась и в его кабине оказалось несколько «голубых» полицейских – для них последующее стало большим сюрпризом, в том числе приём свинцовых пилюль.

Будет у меня хотя бы несколько минут без посетителей?

Стрелка направила меня в лифт. Вытащив оттуда три изрядно сочащихся трупа, нажал кнопку, подсказанную дополненной реальностью. Когда доехал до пятидесятого, всё было обесточено и свет погас.

Выходить здесь явно не стоило, стрелочка дополненной реальности по-прежнему тянула меня вверх. Я поднялся до следующего этажа по лифтовой шахте, как раз местное начальство снова включило электропитание – слактарам ведь тоже надо ехать – и кабина двинулась наверх. Она мне чуть ноги не оборвала под корешок – едва успел разжать дверные створки, ведущие наружу, из шахты.

На этом этаже нашелся настоящий музей – повсюду стояли штабелями древние вычислительные мощности, начиная с СМ-4. Стрелка дополненной реальности довела меня до немногим менее ветхой «E-Machine». Я сдунул пыль с тумбы или как их там называли, «башни», потыкал кнопочки – поклониться, что ли, электронным костям? Или, может, Елена Петровна скверно надругалась надо мной – стрелочки-то рисовал софт с её инфоносителя. Ладно, вскрытие покажет – я включил комп и древняя операционная система залила желтой краской экран, плоско и наглядно. В море-окияне островок, на нем то ли пальма то ли дуб, на дереве кейс-ларец, в ларце утка, похожая на птеродактиля, в утке яйцо. Соединение с сетью установлено, цифровое «яичко» – умели ж в старые времена писать компактные программы – ушло на выбранные адреса, где сможет развернуться и подсоединить все необходимые модули. И тут сработал перстенек адмирала-аморала. Включилась клиентская программа искина «Гамаюн», следом появилось окно активации цифрового объекта и его логотип в виде вещей птицы с картины Васнецова, но с лицом молодой Елены Петровны. Запускаю активацию искина и сажусь в лифт. Через полминуты я на последнем этаже.

Далее был коридор, изгибающийся вокруг ангара под вертолетной площадкой. По дороге я подхватил грузовую тележку на электроприводе, оставленную кем-то в коридоре. А перед входом в ангар стоял охранник в экзоскелете. Его можно было и за робота принять, если бы не шмыганье носом. Это даже не слактар, а биомех с доброй половиной деталей от трупов, и другой половиной, напечатанной на 3d-принтере.

Меня спасла стремительность. Пока тот поднимал руку и приказывал остановиться, то получил тележкой по голеням. Экзоскелет ему не помог – рухнул как миленький на тележку. Пока встроенная в него система управления соображала, с какой ноги вставать, я вытащил чип-ключ из его кармана. Когда, наконец, зажужжали сервоприводы экзоскелета и заскрипели наноактуаторы бронекожи, я направил тележку с живым грузом по лестнице вниз.

 А чип-ключ пригодился на входе. Система здесь не сверяла биометрию, полагаясь на охранников, поэтому дверь в ангар распахнула без вопросов.

Что дальше? Ни роторник, ни геликоптер я водить не умею даже во сне.

Или попробовать? – сегодня ж многое было как во сне. Я направился прямиком к ближайшей машине, но внимание привлек звук – так бжикают подметки.

Не тот первый стреляет, кто первый начинает – гласит ковбойская мудрость.

Я, как более нервный, начал целиться первым, но первым выстрелил охранник-биомех. Не тот первый попадает, кто первый стреляет, говорит мудрость дуэлянтов. Я стрелял из-за корпуса роторника, в то время как охранник маячил еще возле двери, в результате чего получил свинец. Но не успел я отвернуться, как он снова встал. И это после того, как пообедал пулей-бутоном!

Только второй выстрел остановил его. Охранник упал, выкинув свои узловатые пальцы в мою сторону. Пуля, пробив с близкого расстояния экзоскелет, вскрыла его чрево. И открылась еще та анатомия! Человеческие внутренности – сосуды, соединительная ткань, органы, сухожилия, сочетались с карбоновыми черными костями и какой-то пузырчатой структурой, скорее всего биополимерной, – прозрачной, со светящимися диодами. Внутри ползали слизневидные медботы, а индикатор на артерии показывал, что давление крови быстро идет от нуля вверх. Похоже, на этом биомехе пока рано ставить крест, подлатает себя в режиме самовосстановления и снова в строй вместе с остальными зомби.

Долго любоваться не пришлось. Сбоку, из кабины роторника, на меня прыгнул некто в оранжевом комбинезоне, вроде как механик, и вломил ногой. Хорошо, что я успел метнуться в сторону и свалиться; но плохо, что сделал это не столько от ловкости, сколько от страха. Однако ж, оказалось, новая позиция удобна для того, чтобы трахнуть механика прикладом в челюсть.