Текст книги "Убойный сюжет"
Автор книги: Александр Тюрин
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
Тогда единственным претендентом на нееловский роман является… Цокотухин. Прочитал он молодого автора, погладил по головке, потрепал вихры, посоветовал кое-что доработать, потом затормозил дело в типографии, угрохал молодого автора чужими руками, забрал последний уцелевший экземляр романа. И…
Цокотухинский дачный дом находился на самой окраинной улочке Свердловска-66, на Нейтринной.
Улочка окраинная, но дома тут стояли самые шикарные, с участками, обнесенными высоченными оградами.
Я подумал, как мне лучше представиться матерому писателю. Лучше, наверное, молоденьким зелененьким издателем, который ищет, как подластиться к старому испытанному литературному коню.
Ограды здесь были хоть и высокие, но решетчатые, с просмотром. Я позвонил – там и кнопочка имелась возле калитки,– а когда никто не откликнулся, просунул свой рот между прутьев решетки.
– Эй, господин Цокотухин, товарищ писатель, давайте побеседуем, разрешите прогуляться вдвоем по аллеям тенистого парка.
В ответ на это писатель все-таки возник на крыльце. Но вид у него был явно недобрый.
– В третий раз за сегодняшний день. Запомните, сволочи, этот дом был, есть и будет моим.
Конечно, конечно, собственность становится священной и частной лишь после того, как мы ее хапнули. Кто его, интересно, раздразнил?
– Вы, господин Цокотухин, меня не за того принимаете.
– Ну сейчас я тебе помогу запомнить мои слова.
Свирепый писака стремительно скрылся в дверях и наступила краткая пауза. Она завершилась тем, что Цокотухин вернулся с охотничьим ружьем, которое стал недвусмысленно наводить на меня.
Я вовремя понял, что не успею чего-либо ему объяснить. Хотел было припустить вдоль улицы, но потом вспомнил – я же на машине, и мотор у нее заводится вмиг. Юркнул в кабину, повернул ключ, и в тот момент, когда я рванулся с места, матерый литератор пальнул. Вначале я усек только одно обстоятельство – Цокотухин в мое тело не попал, чем меня премного обрадовал. Но спустя секунд десять я сообразил, что попал он в машину, а еще через полсотни метров движение мое прекратилось. Я выбрался из кабины – так и есть, в капоте дырка, карбюратор просквозило пулей двенадцатого калибра. А вдруг этот зверь сейчас побежит за мной по улице, чтобы добить?
Буксир бы мне. Полцарства за буксир! Откликнувшись на мольбу и воздетую руку, рядом затормозил джип "Тоета". За его рулем сидела весьма приятная дамочка.
– Послушайте, леди, я бы попросил вас то, что мужчина у женщины просить не должен. Не могли бы вы отбуксировать меня на Нейтронную улицу? С меня "шанель номер пять".
Без долгих слов она вышла и стала разматывать буксирный трос. Вот на такой женской тяге я и добрался до папашиного дома.
Владелица "Тоеты" уже хотела трогаться с места, когда я снова напомнил:
– Девушка, я ведь не наврал насчет "шанели".
Она отрицательно мотнула головой.
– Тогда бутылка "бургундского".
Опять отрицаловка.
– Может, стакан компота?
– Вот это подходит.
Я тут же послал выскочившего папашу подсуетиться насчет угощения и усадил дамочку в кресло-качалку в наиболее ухоженной части садика. Обзор нижней части дамского тела оказался как всегда отличный. Некоторым нравятся мясные бабы, у которых все выпирает, но только не мне. Так вот, новая знакомка была в моем вкусе, аккуратненькая барынька.
– Мне показалось, что на улице Нейтринной кто-то в кого-то стрелял,– ехидно припомнила она.– Судя по дырке в капоте, стреляли в…
– Этот "кто-то" чуть-чуть, самую малость, пальнул в меня. Наверное, обознался. Такое еще случается.
– Вы не хотите сообщить куда следует?– спросила дамочка.
– Я не ябеда.
– Странная молчаливость. Вы случаем не мафиози?– уточнила она.
– Ну просто… мне немножко не везет в этом городе. Впрочем, моему корешу Степе Неелову не повезло всерьез. Когда я приехал из Свердловска, он был уже трупом, тем не менее милиция как-то косо на меня посмотрела. Я опасаюсь, что второй сомнительный эпизод может испортить мою биографию.
– Я знаю о деле Неелова. Я даже читала его последний опус.– дамочка довольно активно втянула притащенный моим папашей компот. Мне показалось, что старый алканавт все-таки добавил в него ликеру – для "скусу".
– Значит, вы трудитесь либо в ментовке, что маловероятно, учитывая ваш вдохновенный вид, либо в местной газете.– предположил я.– Ага, вы – журналистка. Ну, так что будете писать насчет этого дела?
– Ничего,– довольно безразлично отреагировала дамочка. – У нас теперь каждый месяц по убийству – столько же, сколько раньше было за двадцать лет. Всё, как в Медельине.
– А, это в Колумбии. Есть теперь на кого равняться.
– А что вы хотели? Раньше население нашего городка понимало ради чего живет. Кто-то вымучивал диссертацию, ну а кто-то делал науку, изобретал, ждал внедрения. А сейчас все вдруг обратились в племя собирателей и охотников. Это мой камушек… нет это мой камушек… раз и по черепу. Мы ж не виноваты, что из нас Колумбию делают.
– Как это не виноваты. Брат ваш Тархов, как мне кажется, и раньше думал не о Марсе, а о приятных сторонах жизни. Не зря же он так легко перепрыгнул из комсомольского горкома в замы Гунякова, то есть Бессерглика по фонду.
– Типичная судьба представителя нового российского бизнеса, Запад на таких не нарадуется. Если бы почаще бы катался на конференции фонда Сороса для юных демократов, то уже бы наверное в правительстве сидел вместе с Егором, Толей, Петей, Мишей и прочими молодыми реформаторами.
– Не, не потянул бы. Ребята-реформаторы, которые в Москве, промышленность и науку целой страны спустили под откос, а ваш ближайший родственник только распродал запасы маленького городка на Урале.
– Уж он-то не мелкий спекулянт, как вы. Мне про вас лейтенант Хоробров рассказывал,– перешла в наступление Елена.
– А про крупных расхитителей Хороброву слабо рассказать? Ну да, я – стервятник, доклевываю остатки с костей, после того как ваши братья-львы сытно пообедали и легли в тенек переваривать.
– Нет, на грифа вы не похожи,– неожиданно пожалела меня Елена. Похоже, предыдущей перепалке она никакого особого значения не придавала.
– И у вас фигурка отличная. Может махнем в лес, за грибками, ягодами и прочими фигами-мигами? На велосипеде поедем, говорят он половое влечение снижает.
– А если он вдруг сломается на ухабах?
– Тогда лучше сходим куда-нибудь вечерком, потанцуем. Я отлично чувствую музыку – словно у меня в одном месте скрипичный ключ. Кроме того я классный плясун. В самом деле, у меня ноги виртуоза.
– Не верю, вы косолапый… Ладно, вот вам мой телефон, позвоните сегодня в семь вечера.
– Меня можно на "ты".
– Ты не засни раньше времени.
Как же, засну я. Едва моя цыпочка за ворота, я к телефону. Собрался гипотезу проверить насчет Цокотухина. Не лежит ли его книга сейчас в типографии. Вместо Степиной. А поскольку редакция газеты по совместительству является и издательством, то рукопись Цокотухина к производству должны готовить именно там.
– Алле, это из типографии беспокоят. Я по поводу книги Цокотухина…
Трубку видимо взяла редакционная секретарша.
– Сейчас вам дам Афанасия Петровича…
Это, наверное, зам по производству, а может техред. Я постарался исказить свой сочный баритон, сделав его тусклым и хриплым.
– Афанасий Петрович, это типография, наборный цех. Где листы оригинал-макета по Цокотухину с новой корректурой? Мы ж тут не можем фотопленки в десять приемов делать.
– Так разве вы ничего не получали? Я лично, бля, отдавал Никите Алексеевичу, вашему начальнику.
Конечно, отдавали, конечно, получали. Цокотухинскую книгу должны делать с прилежанием. Но я все-таки засек его, голубчика. А сейчас надо как-нибудь выпутаться.
– А… Никите Алексеевичу. Я, наверное, чего-то не врубился, первый день после больничного. Чего-то я промашку сделал. Вот неловкий. Извините, я тут сам все выясню.
Афанасий Петрович скептически хмыкнул, выставляя оценку "два" моим умственным способностям, и бросил трубку. Я тут же напечатал на машинке три страницы текста – так, всякую ахинею. Про то, как три мужика с оборонного завода сделали из двух танков гусеничный мотоцикл с коляской, добрались на рыбалку и сели на бугорке обсуждать сравнительные достоинства виски, денатурата и одеколона, вдаваясь в химический состав и способы воздействия на нервные окончания и половые концы. А закончили мужики спором на футбольную тему – мешают ли яйца футболистам. По-моему, такой эпизодий может в любой книжке иметь место, или я ничего не смыслю в большой литературе. Наконец я почиркал карандашом а-ля техредактор, указал, где какой кегль, где жирный шрифт, где курсив и такое прочее. Оделся попроще и дунул на велосипеде к типографии.
Там на вахте меня, естественно, стали тормозить.
– Я из газеты, с материалом от техреда, к Никите Алексеевичу.
Вохровка немного покумекала и, глядя на мое уверенное улыбчивое лицо,– а я как раз седуксеном зарядился – решила пропустить. Но надо было еще нагло выведать кое-что.
– Где он сидит-то, ваш Лексеич? Я ж впервые.
– Второй этаж, третья дверь налево.
Никита Алексеевич, начальник наборного цеха, весьма удивился моему появлению.
– Но Петрович твердо обещал, что больше никаких изменений.
– А вы будто не знаете – автор Цокотухин такой капризный. Вдруг ему до усрач… позарез понадобилось пару предложений переставить. Он же имеет право сколько-то процентов текста менять своими коррективами, понимаете.
– Да, но после получения гранок. Звякну-ка я Петровичу, побранюсь немножко или предела этому не будет,– решил начальник наборщиков.
Вот так развязка. Куда мне сейчас драпать? Прямо в окно сигануть или мимо вооруженной вохровки проскочить?
Я весь напрягся, как кот, случайно повстречавший бультерьера. Но обошлось.
– Что, Афанасия Петровича опять нет… где вы его прячете? … да ладно, пустяки…
Никита Алексеевич не стал настаивать на разговоре с Афанасием Петровичем, звякнул в наборный цех и какой-то парень,– замызганный, словно им станок протирали,– провел меня туда. Там я и познакомился с рукописью Цокотухина. Причем сразу наткнулся на знакомый, хотя и искаженный кусок текста.
"… Пустая трата времени – самая страшная из потерь. А ведь святая наша обязанность постоянно раздувать в себе огонек милосердия. Эх, давно я не навещал свою учительницу Любовь Абрамовну, которая еще в Гражданскую била врагов революции из нагана и научила меня всему, даже башкирскому языку. Чем же порадовать старушку в это смутное неприкаянное время? Может быть, тортиком с шамапанским? Пошел я, вдыхая утренние ароматы ласковых лип и суровых дубов, в магазин на углу Нейтронной, и уже на расстоянии шагов в сто заметил народ. Люди, простые труженники, смирно стояли в длинной очереди и лишь кто-то вздыхал. Я обратился к размалеванной продавщице, лениво жующей резинку.
– Почему не торопитесь, почему медленно отпускаете товар?
А она, не глядя в мою сторону, ответила, словно сплюнула.
– На всех не наторопишься. Сюда же полгорода кинулось, разве с такой оравой управишься,– она походя обозвала "козлом в кирзухе" старика-ветерана, протягивающего котомку.– Говорят, метеорит на город свалится, вот все спешно стали запасы составлять.
Я обернулся к людям:
– А что, правда метеорит на нас упадет?
– Как только еда закончится, то метеорит и упадет,– ответила за людей бабуся в ветхом зипуне, подпоясанном бечевой.
Когда я достоял свою очередь, то вместа торта пришлось взять кулек пряников, который обошелся мне в половину месячной зарплаты.
– Почему так дорого, женщина?– обратился я к наглой продавщице. – К метеориту готовитесь?
– На дороге авария. Мост рухнул и подвоз прекратился, понял? – "
Нееловский текст. И авария на дороге, и очередь, и метеорит. Однако Цокотухин свою лепту внес. Ну, я ему сейчас тоже помогу. Выкинул я три листика из стопочки и положил туда свои, про трех мужиков на бугорке.
Потом вышел на улицу и стал названивать из первого попавшегося таксофона в ГУВД. Дежурный меня остудил, что-де лейтенант на ответственном задании. Позвонил ему из дому, и опять то же самое. Похоже, рабочий день у товарища милиционера закончился. Ладно, подождем завтрашнего свидания. Надеюсь, до завтра Цокотухин не сроет из города.
Потом я нашел автослесаря, который готов был залатать капот и починить карбюратор. Кстати, это был братан по Афганистану, где мы оба служили вертолетными стрелками. Правда, такое обстоятельство сейчас не помешало ему запросить приличную сумму почему-то в баксах и взять на работу целых три дня.
Это меня расстроило. Значит, завтра утром я не смогу умотать в Свердловск. Еще три дня вместо того, чтобы культурно заниматься делами, я буду и кипятиться, и горячиться, и пытаться отомстить негодяю Цокотухину. Хотя, собственно, говоря, какое мне до этого всего дело? Мне – никакого, а вот моему неврозу есть дело до всего.
Я так разволновался, что чуть не забыл звякнуть своей новой подружке. Она сама мне предложила сходить в кабак "У Далилы" и я согласился. С прессой ведь надо дружить.
Когда я увидел Лену Тархову вечером, то, во-первых, мне захотелось потушить свет, а, во-вторых, оказаться поближе к ней.
– Надеюсь, ты интересный собеседник,– сказала она, когда мы усаживались за столик.
– Конечно, я могу говорить на любую тему три часа кряду. Пожалуйста, о флорентинских банках начала 14 века, о значении голубого цвета в творчестве Пикассо, или о том, какие методы английская Ост-Индская компания использовала для разграбления Индии, и легко ли создать новую "Ост-Индскую" на современном Урале…
Я заметил, что официант подлетел к нам несколько быстрее, чем положено, похоже, к представителям фамилии Тархов здесь относились с подчеркнутым вниманием… Как-никак новая аристократия, неважно, что на дерьме выросшая, английские джентльмены тоже были изначально пиратами и работорговцами.
– Ты что заканчивал, Леня?
Вопрос элементарный, но убийственный. Начинал я и заканчивал Свердловский Педагогический. Подался я в педвуз только оттого, что мужским особям там натягивали оценки, как на вступительных экзаменах, так и на всех прочих.
– Лена, я по профессии педагог. То есть меня так и тянет поставить "неуд" мальчику, который плохо себя ведет.
– И ты нашел такого мальчика здесь?
– Нашел. Его зовут Цокотухин. Он, конечно, то строит из себя шестидесятника, то строго взирает на плоды распущенности, но скоро вам придется смириться с тем, что он примитивный злодей. Я сегодня был в типографии, его так называемая книга передрана с ныне уничтоженной рукописи Степана Неелова.
На секунду ее лицо стало откровенно красивым, но как-то по-хищному.
– Я чувствую, Леня, ты воспользовался моим телефонным номером ненадлежащим образом. Похоже, что плохой мальчик – именно ты. А натянуть доказательства, что Цокотухин убил Неелова, дабы слямзить его роман – у тебя кишка тонка.
– Да, тонкая кишка тонка, а вот толстая – нет. Конечно, рукописей Неелова, скорее всего, больше не существует в физическом мире, конечно, Цокотухин передирал Неелова в своем кондовом стиле, но дело в том, что Степин роман обо мне. Там масса вещей, тиснутых из моей биографии. Он их знал, я ему рассказывал и разрешил пользоваться. А Цокотухин ничего такого не знал, не ведал. И я смогу доказать с помощью своих свидетелей, что и герой в изданной книжке – я, и события выписаны из моей жизни.
Я, конечно, блефовал, но это был единственный способ растормошить собеседницу.
– Я читала роман и Неелова, и Цокотухина, – призналась она. – В самом деле… в обоих вещах главный персонаж закончил Свердловский педагогический институт… Но он служил потом в Афганистане, в вертолетных частях…
– У меня сорок боевых вылетов, был я не хухры-мухры, а бортовой стрелок. Здесь, в Свердловске-66, живет "братан", который может подтвердить.
– Главный герой метко стрелял по душманам. Значит ты – задира?
– Я становлюсь агрессивным, если меня раздражают.
Дама, как бы признавая некоторую мою правоту, придвинула ко мне свое дурманящее декольте и свою голую коленку… и тут я заметил Цокотухина. Оказывается, он культурно отдыхал в том же ресторане. За столиком был он, еще мужик с протокольной рожей и крепкотелая баба – такие раньше украшали горкомовские буфеты. Вот Цокотухин встал и направился к выходу из зала. Домой? Или только отлить?
– Погоди, Лена. Я хочу сделать алаверды одному своему знакомому.
И, прихватив рюмку с водкой, устремился вслед за писателем. Тут мне помешали танцующие пары, особенно толстый коротышка, ухвативший длинную девицу где-то в районе гениталий. Догнал я Цокотухина уже у входа в сортир.
– Спасибо вам, Вячеслав Сергеевич, что вы позволяете молодым авторам публиковаться под вашей фамилией. У них от радости даже душа от тела отделяется,– сказал я комплимент и выплеснул содержимое рюмки прямо писателю в глаз.
Вячеслав Сергеевич вблизи имел лет сорок пять, крепкое телосложение, лысую кочерыжку, жесткие скулы и бравую щеточку усов.
– Ах ты, бандит,– сперва произнес он.
– А у вас совесть отклеилась,– я врезал ему левой ему под дых.
Писатель бросился на меня как зверь. Как раненый бешеный кабан. Я вообще перед такими людьми пассую и драться предпочитаю с существами стопроцентно разумными.
Он мог бы меня пришибить, если бы владел собой, а так только расквасил мою губу и зашиб грудную клетку. Ну, а я вмазал расчетливо. Промеж крепких ножек. А потом еще элегантно вкатил в челюсть – как в вестерне. Цокотухин влетел внутрь сортира. Еще апперкот – и писатель растекся по полу. Спиной я вдруг почувствовал неладное, в самый последний момент вильнул в сторону, отчего чей-то кулак просвистел рядом с моим ухом. Тот мужик, который сидел с писателем за столиком, неожиданно оказался рядом, причем оказался новый противник больше меня по всем габаритам.
Пока наши вертолеты поддерживали с воздуха Джелалабадский спецназ, я кое-что успел узнать у тамошних ребят насчет рукопашного боя. Например, не стоит держать все тело напряженным, нельзя махаться с более сильным противником в одной плоскости. В частности, это означает, что если неприятель уверенно мочит кулаками на среднем и верхнем уровне, тебе лучше упасть самому и попытаться закатать снизу. Что я и сделал. Рухнул на руки и уцепив неприятеля одной ногой, вмазал другой по коленке. Он отлетел и захромал, переместил внимание на нижний уровень, тут я уж вскочил и зафитилил ему ботинком по верхушке.
И тут у меня в глазах померкло. Этот кабан Цокотухин очухался и налетел сзади. По черепу мне не попал, но перед моей физиономией мигом оказался кафельный неприятный пол. Невзирая на трагические обстоятельства, я почему-то подумал о необходимости соблюдения гигиены даже во время драки.
Не знаю, как бы дальше сложилась моя судьба, если бы в тесном помещении не появилось еще одно существо. Оно было широким, как джинн, и занимало все пространство от умывальника до писсуара. Местный вышибала просил любить его и жаловать.
– Кто виноват?– весомо спросил этот "агрегат", поднимая меня и Цокотухинского напарника за шиворот, одновременно отстраняя самого Цокотухина.
– Их двое против меня одного.– напомнил я.
– Немедленно извинитесь друг перед другом, помойтесь и идите в зал, каждый за свой столик… Иначе суну головой прямо в горшок, где дерьма побольше лежит.
Было видно, что его слова не пустая бравада.
– Извини меня,– охотно сказал напарник Цокотухина.
– Виноват,– прилежно добавил я.
– Извините,– буркнул писатель.
Вернулись в зал мы хоть не под ручку, но довольно мирно,– видимо были угнетены страшной угрозой.
Моя дама не стала ругаться, а довольно заботливо приложила салфетку к моей кровоточащей губе.
– Леня, ты, кажется, оступился и упал?
– Мы все втроем оступились… Эх, если бы мне вертолет иметь да пулемет…
Как ни странно, появившиеся болячки не мешали мне воспринимать Лену Тархову – в смысле, как женщину. И даже боль от побоев была в ее присутствии какой-то сладковатой. После кабака она сказала, что у нее сейчас живет подруга со своим мужем, поэтому мы прикатили к дому моего папаши и потихоньку забрались в комнату, где я когда-то готовился к урокам. Ныне время подготовки истекло, и Лена заставила меня сдавать сложный экзамен на секс-пригодность. Так что пришлось совершать подвиги некоторыми частями своего тела. Деловой костюм дамы, состоящий всего из трех изделий (такое уж видно у нее дело), пролежал на моем стуле до 8 утра, после чего она резко тронулась со спального места и умчалась на работу – бизнес, как известно со времен Вебера, требует самопожертвования. Я же смог наконец заняться подлинным отдыхом.