Текст книги "Убойный сюжет"

Автор книги: Александр Тюрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Александр Тюрин
Убойный Сюжет

или Гоморра местного значения

СПб – Екатеринбург, 1992

1.

Свердловск-66 – это душевный городок, если подумать. Кто-то назовет его наукоградом, кто-то осудит за слишком поспешный прорыв к коммунизму. Узлы для ракет, систем наведения и обнаружения – вот его мелодия. Редкоземельные металлы, платина, золото – все это проходило через местные умелые руки, не прилипая к ним. До поры до времени.

Мой батяня, можно сказать, питерец. В марте сорок второго его доходягу-огольца забрали из вымершей квартиры, перевезли по коварному льду Ладоги и посадили в эвакуационный эшелон. Эшелон тянулся куда-то на Восток. Тысячи эшелонов тянулись на восток; ехали заводы, недавно только возникшие будто из ничего, ехали закутанные в платки дети с огромными мудрыми глазами, ехали и странные почти безплечие люди, не говорившие на русском. (Папа познакомился там с Меером Фишем, юным портным из городка Аушвиц-Освенцим, они шепотом общались на немецком, портняжка рассказал, как в октябре тридцать девятого пешком прошел три сотни километров по занятой германцами территории до новой советской границы, а родители его не дошли, их закололи вилами какие-то польские хуторяне, испугавшись за сохранность своих кур.) Навстречу поезда несли крепких уральских и сибирских мужиков в солдатских шинелях, и мужицкие руки были как лопаты. Сироты смотрели на этот могучий поток и верили, что мужики не пустят войну дальше. Но вот на уральской станции Камышлов на пацана-папу так хорошо пахнуло картошкой, что он сошел в поисках еды и отстал от поезда.

Это могло стать явно неверным шагом в его биографии, однако юный папа отыскал поедателя овощного продукта. То была местная деваха, чья курносость весьма контрастировала со шнобелем моего папаши. Он, кстати, не еврей, а немец, но ему всю жизнь было стыдно признаваться в этом после блокадной ленинградской зимы 1941-42 годов. Опуская прочие детали, отмечу лишь, что девушка поделилась харчами с моим папашкой, потому что привыкла делиться и жить сообща. Даже повела его домой навстречу орущей мамке. Мамка хоть поорала, но пацана не выгнала, посчитав за мужскую особь, способную к нормальному труду,– что было ценно в отсутствии основного кормильца, занятого войной с фашистским гадом. Так прибился мой папаша к новой семье. Никто отвадить его и не пытался, потому что основного кормильца фашистский гад все же отнял. Впоследствии мой папаша женился на девахе, некогда угостившей его картохой, то есть на моей мамаше (она сейчас, к сожалению, уже не в живых). Впоследствии закончил Уральский Политехнический, стал специалистом по резке твердого тела, перебрался в Свердловск-66, где тридцать с довеском лет назад встретился с этим миром я.

Я-то после института прижился в самом Свердловске, но по делам бизнеса навещаю папашины края. Иногда помогаю всяким редким элементам вроде индия и осмия попасть в Гонконг или суланаты-эмираты. Я знаю, многим приличным гражданам это не по вкусу, да мне и самому порой стыдно, но кормиться надо согласно духу времени, подлого и изворотливого. Я не один такой ловкий, и на мое место всегда найдется тысяча других. Другие не только осмий продадут, но и потроха своей бабушки, и ядреную бомбу, и какое-нибудь достижение русского гения, до которого японцам-американцам еще долго мыться и бриться. Доход идет товарищам-господам из Свердловска-66, польза – султанам и эмирам; да и западные друзья наших президентов и премьеров страшно довольны исчезновению русской высокотехнологической продукции, распотрошенной на вещества и молекулы.

Закрытый городок уже несколько лет как открылся. И оказалось, что пока здесь создавались высокие технологии, мораль двигалась в обратном направлении. Привилегированный народ все меньше думал о родине и о космосе, а все больше о личном уюте. "Виноградную косточку в теплую землю зарою", а для этого где-надо словчу и когда-надо сопру. Директора и специалисты всё, что можно, приватизировали, вытурили большинство ученых и инженеров, сбросили социалку, зарубили все проекты, где нельзя выручку тут же положить в карман, ну и за счет базара пытаются попасть в светлое капиталистическое будущее в версии для Третьего Мира. Облик грядущего уже приметен. Улицы как после урагана выглядят, детсады превратились в офисы с решетками на окнах, двери на квартирах стали лобовой броней танка "Тигр", вместо автобусов обшарпанные "иномарки" катаются и все жители поголовно смотрят порно по видюшнику. Иные наши директора уже вхожи в западные банки и штаб-квартиры транснациональных, понимаешь, корпораций. Пока их там снисходительно похлопывают по плечу, как дружественных дикарей, готовых продать родину за зеркальца и бусы, но лет через дцать уже позовут на партию в гольф… Если учесть, что гайдаровские мальчики с гарвардскими консультантами учредили вокруг Свердловска-66, как и по всей провинции, режим полуголодной смерти, то уже неплохо.

В тот погожий августовский денек я приехал в Свердловск-66 к полудню (никакая "железка" нынче туда не ведет, провода срезали позапрошлым летом, а рельсы стащили прошлым, так что приходится личные шины изнашивать). Деловых планов у меня не имелось, поскольку всю интересную коммерцию в городе, кажется, подмял под себя фонд "Спасем Урал", учредители которого зарегистрированы на Каймановых островах. Просто хотелось окунуть отсидевшуюся задницу в озеро Долгое, да прошвырнуться по части грибков в лесу. Ну и навестить Люську. Я хороший семьянин, больше пяти раз в год жене не изменяю, но школьную "лавстори" бережно храню в сердце. А от сердца к "перцу" всего один шаг.

Поначалу все вроде складывалось по программе. И грибы, и озеро. Только вот отец меня немножко насторожил. Мол, с утра к дому подъехал "мерс", из него вывалилось трое гастролеров, и давай пялиться на жилье, огород и садик. Батяня не выдержал, подгреб к забору и вежливо напомнил, что не надо так пристально смотреть, никакого представления не будет. Так эта тройка имела нахальство интересоваться про отопление в доме и сколько лет яблоням, как будто она назавтра собралась сюда вселятся. Мой старик несколько демонстративно побежал за ружьем, а тройка плюхнула свои задницы на мягкие сидения и укатила с ухмылками. Папаша не поленился пройтись вдоль улицы и собрать информацию. Оказывается мерзавцы, раскатывающие на "мерсе", приставали с наглыми вопросами ко всем, кто их пытался проводить подальше.

Ладно, я это в мозги не стал впитывать. Нахалов-приватизаторов у нас хватает, и половина из них – бывшие гладкие мальчуганы из райкомов комсомолов. (Впрочем, комсомольцами я бы их поостерегся называть, памятуя, что и мученица Зоя Космодемьянская была комсомолкой. Им больше подходит название "консумольцы", от словечка "консумер", то бишь, "потребитель" по-английски).

Настроение, в общем, не испортилось, заскочил я в лабаз, купил пару шоколадок "Милка", бутылочку "Мартини Драй" и прочие дары данайцев, которые мы получаем за разрушение своей промышленности, затем двинулся в сторону Люськи. Но тут вспомнил очевидное обстоятельство – по дороге к моей "зажигалочке" будет место проживания Степы Неелова, моего однокашника и корешка. Я же у него всегда списывал контрольные по алгебре и геометрии. Правда, взамен физически оборонял от всяких надоедливых здоровяков и давал скатывать сочинения по литературе. Впрочем, мы оба никогда больше трояка по этому предмету не имели. Вот такой был у нас странный симбиоз.

Я дал задний ход, приобрел в собственность еще бутылочку "Распутина",– надеюсь чутье не подвело меня насчет подделок,– и через пять минут въехал в нееловские ворота.

Думал, что человек сразу выскочит проверить, кто у него по двору катается, а тут полная безмятежность. Лишь из окна второго этажа вылетают постукивания и позвякивания пишущей машинки.

Решил я тогда стать полным сюрпризом, в дверь не позвонил, а сунул бутылку за пояс, потом вскарабкался на дождевую бочку, с нее перемахнул на козырек крыльца, прошелся по карнизу, раз-два и в окне.

Степка увлеченно садировал свою машинку, сидя спиной ко мне. Мне, конечно, пришло в голову, что какой-нибудь злодей запросто может повторить мой путь и увлеченного писаниной Неелова – шарах со спины. Молотком, например, по умной голове.

Я, продолжая свою игру, подвалил поближе и глянул через Степкино плечо на то, что он там кропает. И вот что прочел:

"… Я не люблю терять времени даром и, кроме того, любой орган, который уважаешь, нуждается в постоянном упражнении. Что это означает? Это означает, что пора навестить Маринку, несмотря на то, что вчера я ее уже навещал. Решил заехать в магазин за деликатной провизией, но еще с дистанции в сто метров заметил неладное. Очередь, которая пыталась втиснуться вовнутрь лабаза аж с крыльца. Таких людских цепочек не видать было с горбачевской талонной революции. А сейчас-то какая неурядица могла случиться? Я с утра и телек и радио вкушал, никаких вроде перетрясений на высшем уровне. Так может случилось что-то в локальном масштабе? Я вышел из машины, протиснулся мимо очереди в дверь и крикнул поверх теснящихся голов знакомой продавщице.

– Тебя что мёдом намазали?

А женщина была рада отвлечься от тяжелой работы, несмотря на требовательные вопли толпы.

– Да очумели, носороги, сметают всё подряд, – продавщица мощным рычанием подавила какого-то особо настойчивого покупателя и продолжила.– В нашей газетке чиркнули, мол, какой-то английский мудрец вычислил, что прямо на наш городок метеорит должен шлепнуться. А утром представитель мэрии по радио выступил, мол, ничего такого не будет, не верьте, граждане. Ну и все естественно решили, что так всё и будет. Покупатели просто взбесились. Это уже не покупатели, а насильники какие-то…"

– Шварц, не торчи за моей спиной, она у меня нервная,– бросил Степа, не оборачиваясь и не отвлекаясь от работы.

– Так ты меня видел, стервец? Третьим глазом что ли?

– Первым. Еще в полдень, через бинокль. А ночью я с его помощью за небесными телами наблюдаю. Я со скуки много чего умного делаю…

Я отвинтил крышку у "Распутина", вытащил каких-то два пыльных стакана из серванта.

– А я, Стив, в основном наблюдаю за земными, если точнее – бабьими телами. Кстати, есть тут у тебя какая-нибудь сожительница, которая может притащить тарелку соленых огурчиков или грибков?

– Сожительница ушла и огурчики с грибочками унесла,– вяло отозвался Степа, наконец-то прекратив трудиться.– Потому что нет зарплаты. И в сберкассе сам знаешь, что осталось после бурной деятельности молодых реформаторов. Мы теперь деньги Парижскому клубу платим, там нужнее.

– Бедствуешь, значит. А, между прочим, огурчики с грибочками не в сберкассе лежат, их на огороде выращивают и в лесу собирают.

– Ну их, это всё радость для брюха, а не пища для ума. У меня в огороде ничего не хочет расти, кроме лебеды и других лекарственных растений. Поэтому я больше в духовном мире проживаю, прозой занимаюсь, астрономией, краеведением, вот монгольский язык стал изучать…

– Огурчики у тебя, значит, духовные. Интерес к монгольскому языку тоже понять не могу, все наши матерные слова оттуда пришли. Это что, наш "всенародно избранный" тебе хана Батыя напоминает? И поводу твоей прозы вопросы. Впечатление такое, Стив, что ты по-прежнему передираешь мои школьные сочинения. А кому-нибудь еще нравится, кроме тебя и меня?

– Стасику. Помнишь, из нашего класса. Правда, он только эротическими эпизодами интересуется. Еще знакомой одной. Кстати, она весьма интересная дама,– Неелов поморщил лоб и добавил.– Цокотухину немножко нравится. Это матерый писатель из Екатеринбурга, у нас здесь на даче живет.

– Если бы ты был танцор или певец, я бы не знал, что тебе посоветовать. А так мой рецепт прост: опубликуй свои бредни. Типография в городке-то есть. Ну та, которая бесплатную газетку с рекламой и прочую муру выпекает. В этой типографии миллион раз слово "жопа" напечатают, только плати. Твоя талантливая проза им сгодится.

– Леня, ты прав! Кстати, эта интересная дама свела меня уже с нужными людьми из газеты,– там же еще и издательство,– они готовы почти бесплатно произвести подготовку рукописи к печати. Но деньги на саму типографию все равно отсутствуют. Или ты собрался предложить?– как бы невзначай поинтересовался Степан.

Я несколько опешил, хотя и скрыл это тонкое чувство. Но впрочем, отчего не предложить. Я не столь уж много на этом потеряю.

– В натуре, Неелов. Иначе давно свернул бы толковище в другую степь. Надеюсь, трех "лимонов" тебе хватит? Ну, хотя бы два с полтиной мне вернешь. Пол "лимона" спишем на внутренние нужды российской словесности, так сказать, на метаболизм.

– А чего вдруг расщедрился? – по прокурорски вскинув бровь, спросил Степа.

– Ну, это отчасти и моя проза, я правда, на авторство не претендую, чтобы не опозориться. Но за культуру мне обидно. И я хочу культуре помочь. Однако, не всякой культуре. Пикассо для меня просто перебравший коньяка чертежник, так с какой радости я буду ему помогать? Я лучше в тебя инвестицию сделаю. Был, конечно, такой Тарас Шевченко; ему императрица, супруга Николая Павловича, помогла начать новую творческую жизнь, а он про нее гадости накатал.. Однако ж риск – разумное дело. Всё, айда заключать договор с твоей типографией…

2.

Степа тогда еще немного покочевряжился для приличия, но все дела мы обстряпали в течение двух часов. А уже через неделю я половину денег перечислил, вторую половину, как нынче водится, собирался пустить по предъявлению сигнального экземпляра.

Я думал, деньков через двадцать позвонит радостный Стив и будет взахлеб щебетать, что держит в руках сигнальный экземпляр своей книжульки, такой пахнущий, такой яркий. Но Неелов не прозвонился. Тогда я, плюнув на солидность, набрал номер этого лоха. Степа откликнулся сопливым скудным голосом.

– Леня, они даже не приступали к работе.

– Но я проверял, проплата произведена, денежки поступили на их счет две недели назад.

– И с моей стороны все тип-топ. Техред из газеты произвел разметку рукописи. Когда я ее притащил, директор типографии кинулся меня поздравлять и чуть ли не обнимать, дескать, наконец, у нас в городе писатель объявился, текст-де немедленно пойдет в горячий набор… А потом началась всякая ерунда, наборщик то болеет, то пьяный лежит, то в декрете, печатная машина то неисправная, то несмазанная. Короче, кто-то меня тормозит, Шварц.

– Все ясно, кто. Дуректор хочет еще и на лапу получить… Погодка сегодня хорошая стоит, значит, сегодня и приеду. Этот гад типографский будет у нас с тобой еще за водкой бегать.

Несмотря на погожий день, настроение было поганое. Не дали мне красивый жест красиво сделать. У этого директора рефлексы как у грызуна – обязательно надо что-нибудь урвать под прилавком. А в Свердловске-66 никуда, кроме него, не сунешься. В Екатеринбурге же печать устраивать – хлопотно и дорого.

Радио тоже портило настрой. У меня дома или на работе табу на всякие масс медиа и медиа для масс, особенно на болванский телек и газеты. Теперь ведь репортерам можно собственную дурь беспрепятственно качать наружу.

Но в разъездах я все-таки радиоголосами пользуюсь, чтобы не отключаться от такого монотонного дела как вождение.

"…Директор фонда "Спасем Урал" Алексей Гуняков-Бессерглик заявил, что в условиях, когда правительство удушает налогами заводы и фабрики, его организация остается единственным спасительным плотом для детских домов и домов престарелых…"

Поменьше бы таких "плотов". Гуняков-Бессерглик – это наш, из Свердловска-66. Когда Михаил (который не архангел) дал партейцам добро на коммерцию, то скромный научный сотрудник Алексей Гуняков, показал секретарю горкома свой иностранный паспорт на Алекса Бессерглика и они совместно организовали этот самый фонд, через который потекли на биржу цветные и потихоньку редкоземельные металлы, а также всякие запасы с госпредприятий, ну и пошла обналичиваться безналичка. Тут как раз законы подоспели, превращающие директоров в капиталистов, а государственные предприятия в гасиенды и фазенды. В прекрасном новом почти латиноамериканском мире жить стало лучше и веселее не только Гунякову-Бессерглику, но и десятку других товарищей, обратившихся в господ. Но на то они и самые демократичные и либеральные представители народа, первыми осознавшие в нашей провинции необходимость перехода к рынку и капитализму. Правда, за всю свою историю Гуняков-Бессерглик и копейки налога не заплатил, если он к детдомам подберется, то там даже горшки исчезнут, и не престарелым он помогает, а своей вилле на Каймановых островах, где он тоскует по уральской зиме.

"… известный писатель Вячеслав Цокотухин заканчивает книгу под названием "Гоморра местного значения", в которой рассказывает о том, как начальник городской милиции вступает в схватку с преступным миром и грозными явлениями природы…"

Как-то проезжал я мимо особнячка Цокотухина – мне Степа пальцем указал на изящное строение стиля "замок мини-феодала". Раньше там успешно проживал главный местный борец против тех, кто честно жить не хочет – Остапенко (некоторыми прозываемый Остапенко Бендер), Цокотухин же у него часто гостил. Сидя на веранде с бутылкой джина писатель читал Остапенке главы из своего романа "Брильянтовые революционеры" о том, как камушки-брюлики попадали на амстердамскую биржу при товарище Якове Свердлове (конечно же, для дела мировой революции, а не для обогащения западных банкиров). Ну, а Остапенко рассказывал писателю о своих схватках с преступным миром, что выглядело особенно правдиво на фоне нынешнего повального выхода на биржи местных консумольцов. Потом гуняковский фонд улучшил Остапенко жилищные условия, за то, что показал места, где осмий и рений растут, а тот, в свою очередь, приватизировал и загнал свою прежнюю хатку любимому писателю.

"… известный английский ученый профессор Джейсон Хок считает, что персональные компьютеры превратились в заповедники, где эволюционизирует враждебная человечеству цифровая жизнь, причем скорость этой эволюции превышает скорость биологической эволюции на два порядка. Только антивирусные программы "Доктор Кашпировски" могут обезопасить наше будущее…"

Дж. Хок – профессор кислых щей, раз дает использовать свое имя в мелкокалиберном рекламном ролике.

А это что за зараза! Толпятся гаишники, один другого внушительнее, стоят запрещающие знаки. Безропотно замер разный транспорт от груженых фургонов до катафалков. Проезд закрыт?

– Проезд закрыт,– всунулся усатый лик, мигом втянув в себя все пространство и всю атмосферу.

– Что ж мне теперь – разворачиваться в обратную сторону?

– Вот именно, и побыстрее,– лениво подтвердил гаишник.

Я все-таки выбрался полюбоваться ситуацией.

С двух сторон от дороги – овраги, буераки, еще дальше – лес, а участок шоссе метров в двадцать превратился в ямину, на дне которой бултыхаются обломки асфальта и плещется мутная водичка.

– Говорят, подземные воды размывали-размывали и вот, наконец, размылили насыпь,– пояснил кто-то из шоферюг.– А у меня пять тонн курятины для Свердловска-66. Ее подземные воды не волнуют, протухнет назло, а мне потом зарплаты не видать.

– Товарищ лейтенант, дайте мне справку, что здесь не проскочить было,– обратился другой водила к гаишнику,– я ведь яйца в Свердловск-66 должен доставить.

– У тебя их сколько?– вежливо спросил офицер.

– Пять тысяч,– с готовностью отозвался шофер.

– А по-моему, двух тебе вполне достаточно,– громыхнул гаишник.

– Землю продали, оттого она и проваливается,– вмешался какой-то старичок из местных.– Я вообще не по шоссе хожу, а левее по тропке.

– Ну и иди по своей левой тропке как можно дальше,– посоветовал кто-то местному жителю.

– А широкая ли тропка?– поинтересовался я.

– Ага,– старикан охотно заобъяснял,– по ней две коровы рядышком, не задевая друг дружку боками, прогуляться могут.

А что, у меня же не груженный КАМАЗ, но вполне аккуратная "хондочка". И старичок, надеюсь, не леший, чья функция сводится к заманиванию "иномарок" в чащобу или болото.

– Давай, дедуля, я тебя прокачу бесплатно, как спонсор, а ты меня проведешь своей партизанской тропой.

Отъехали мы с дедом Макарычем назад, сползли по обочине, где не слишком отвесный склон был, и покатили по тропе, украшенной коровьими лепешками. Обе стороны дорожки обступали деревья, колеса все чаще спотыкались о корни, а старикан меня развлекал:

– Свердловск-66 – он ведь до войны деревней был и прозывался Шайтанкопытовкой.

– Знаю, дедуля, знаю, я ведь там родился.

– Но не знаешь почему. Проезжал там некогда лютый хан Батый с нойоном своим Есугеем. Вон на месте нынешнего города ханский конь спотыкнулся так, что уронил татарина. Тот разорался, рассвирепел, проклял место это. Мол, как только в нем наберется народу побольше, оно вмиг и погибнет от огня и грома…

– Погоди, дед, со своим лютым ханом, сейчас направо или налево сворачивать надо было? Я вот направо свернул.

– А надо было налево. Я, что, не говорил разве? Так мы на крутой склон попадем. Одна буренка по нему как-то спустилась, так потом костей ее собрать не могли.

И понеслись мы вниз по склону, погубившему буренку. Развернуться и переть наверх я не решился: мощей мотора на такой крутизне не хватало бы, да сцепление наверняка бы полетело.

Спуск напоминал компьютерную игру. Перед тобой вдруг возникает то ствол лесного великана, то громадная каменюка и тебе надо совладать с рулем и вписаться в поворот. Только в отличие от компьютерной игры можно было легко превратиться в красные сопли, размазанные по лесному великану или громадной каменюке. Пару раз такой натюрморт едва не нарисовался, я только и успевал свернуть за счет сообразительности подсознания. Но ветки лупили по ветровому стеклу, угрожая высадить, и валуны скрежетали о борта, так что мандраж пробирал…

Наконец, этот нелыжный слалом закончился, тряхомудие прекратилось и мы, выехав на ровный участок, увидали неподалеку пустынное шоссе. Нехоженный, неезженный его кусок, потому что из Свердловска-66 по нему некуда было стремиться. Я вылез из машин, со стрессом ожидая, что на месте своей "хонды" обнаружу погнутую консервную банку. Но ничего. Подвеска выдержала и на капоте лишь десятка три крупных вмятин, не считая мелких царапин.

Меня даже развеселила победа в автокроссе. Гормоны умиротворения, пришедшие на смену адреналину, доставили тихую радость. Особенно, когда говорливого старичка высадил.

И вот уже щит с надписью "Свердловск-66". А когда-нибудь здесь будет намалевано что-то типа "Оффшорск" или "Сексоград", чтобы точнее соответствовать эпохе.

Но ничего, сейчас я начну приближать светлую будущность. Для начала надо забрать Стива. Я несомненно получу удовольствие, когда подмыленный и подмазанный директор типографии выйдет к Неелову, начнет свидетельствовать почтение и лично поведет в наборный цех, где труженики скопом кинутся к своим станкам, как дикие звери на мясо.

Впрочем, когда я еще по городку ехал, что-то проглядывалось настораживающее – для двух часов дня слишком много народу на улицах, да еще курсирует оный с каким-то взъерошенным видом. Некоторые граждане тащат аж по две крутобоких авоськи – от такой нагруженности жратвой мой взор уже успел отвыкнуть.

Улица Атомная, улица Электронная, а вот и Нейтронная, дом двадцать, где проживает в своем духовном мире Степа. Ворота почему-то закрыты. Я приткнул машину к забору, затем перелез через него. Когда сделал шагов пять по направлению к крыльцу, сзади раздалось кряхтение, а потом включился голос:

– Ни с места. Руки вверх.

Я чуть повернул голову и скосил глаза – сзади два мента. Один старательно наставил на меня пушку, другой занялся личным досмотром и не без удовольствия вытащил газовый баллон.

– Куда направляемся?– спросил тот, что с сержантскими нашивками, а другой уже высвистывал по рации товарища лейтенанта.

– В гости.

– А точнее,– сержант покачал дубинкой.

– К Степану Парамоновичу Неелову.

– Это уже интереснее.

– Ничего интересного. Он мой одноклассник. А в чем собственно причина беседы?

Тут появился лейтенант, который первым делом заглянул в мой паспорт.

– Гражданин Шварц, вы надо полагать, проживаете в Свердловске. А когда сюда пожаловали?

– Да только что.

– Вранина. Движение на шоссе прекращено.

Мне такая беседа уже начинает не нравиться.

– Я вру только тогда, когда мне это очень нужно. И кроме того не улепетываю назад из-за какой-то ямки на шоссе. Я сделал объезд. Гляньте на мою машину, ее внешний вид вам о чем-то говорит?

– Говорит,– неопределенно выразился лейтенант.

– Послушайте, хватит этих тонких намеков. Где Неелов? Дайте его сюда и он расскажет вам, что я законопослушный гражданин, образцовый налогоплательщик (согласен, тут некоторое преувеличение) и если я изменяю жене пять раз в год, это еще не повод, чтобы со мной так обращаться.

Лейтенант немного расслабился.

– У вас с Нееловым были деловые отношения?

– И дружеские и деловые.

– Насчет деловых подробнее.

Так, неужели директор типографии решил обвинить Степу, что он издает книгу на деньги наркомафии?

– Товарищ лейтенант, я спонсировал производство Степиной книги… Где все-таки сам Неелов?

– В морге. Его убили сегодня ночью. Выстрел в лоб.

Вот так так. Неужели злодей проделал тот же самый путь, что и я, когда наведался к Стиву в гости?

– Кто это сделал?

– А вы как думаете?– ответил лейтенант вопросом на вопрос.

– По крайней мере не я. Зная ваши профессиональные рефлексы, добавлю, что ночью был еще в Свердловске, это может подтвердить сто человек. Ну, человек пять как минимум. Заказывать Степино убийство я бы тоже не стал, я что, круглый идиот или даун? Я даже не кредитор его, а спонсор, всего две недели как перевел деньги на издание Нееловской книжки в местную типографию. Сейчас вот приехал узнать, почему доброе дело торчит на месте… Послушайте, товарищ лейтенант, квартиру Неелова обчистили?

– Откуда нам знать, что у него там имелось в наличии. На вид квартира не слишком презентабельная. Телевизор на месте остался. Соседи говорят, магнитофон у него был, так вот его унесли. И какие-то бумаги из письменного стола… Ладно, вам есть где тут остановится? А то могу предложить КПЗ.

– Спасибо за заботу. Но у меня тут папаша живет.

– Завтра утром, гражданин Шварц, зайдите ко мне. РУВД, комната 15. Тогда и получите назад свой паспорт. Скорее всего. А теперь до свиданья.– И лейтенант повернулся ко мне равнодушной спиной.

Я вышел обратно через открытую калитку и плюхнулся на сидение своей машины. Вот жопа. Что мне теперь делать? Отзывать свои денежки или нет? Я хотел подбодрить и поддержать живого Степу Неелова, но меня совершенно не интересует его книжка. Кого я должен теперь подбадривать? Его жену, которая ушла? Его родителей, которые благодаря "демократическим преобразованиям" уже на кладбище? Я лучше памятник ему хороший закажу… Хотя, может, на Степин взгляд, эта книжка и стала бы ему лучшим памятником. Ну пусть будет так.

Через двадцать минут я стоял в кабинете директора типографии.

– У нас были объективные и субъективные причины,– ляпнул он в оправдание.

– У всех они есть. Я собираюсь довести дело до конца. Триста тысяч вас лично устроят?

– Прекратите,– сказал он,– как вам не стыдно.

– Стыдно, и я горжусь своим стыдом. Но послушайте, за дверью не топчутся милиционеры. Давайте сделаем так, чтобы все были довольны в этот погожий денек.

– Автору уже ничего не надо,– веско произнес директор.

– Я его представляю.

– Бросьте. Юридически вы Неелову никто, полный ноль. Вы даже не имеете права забрать тираж, потому что и такая операция лежит согласно договору на авторе.

Эх, черт. Я же просто хотел этим пунктом в договоре избавить себя от лишних хлопот.

– Насколько я в курсе,– продолжил директор,– у Неелова нет официального наследника, так что этот договор теряет силу, а новый я заключать не намерен – у меня производственные трудности.

Значит, кто-то дал на директорскую лапу больше чем я – за неиздание книги.

– Леонид, можете не беспокоиться, деньги будут возвращены на ваш счет в течение пяти дней.– добавил этот индюк.

– Ладно, вы меня совсем задолбали. Отдавайте по-быстрому рукопись, и я пошел в другую типографию, не такую хилую как ваша. Найду что-нибудь получше и почище.

Директор закашлялся и немножко зарумянился.

– Это мы тоже не можем. Рукопись пропала. У нас прорвало водопровод, и ее залило, так что пришлось выбросить. Знаете, какое тут у нас старье, трубам и машинам по пятьдесят лет. А налоги такие, что не вздохнуть, не пукнуть.

Я уже хлопнул дверью. Это сталевара налоги душат, а не типографщика-барыгу. Есть у него и новая машина, чтобы Цокотухина печатать, и бумага от советских времен осталась, дешевая, и продает с ларьков, так что без всяких налогов. А книжка Нееелова убита. Мне даже второй экземпляр романа не найти, потому что и квартира Степина опечатана, и все его бумаги киллер забрал с собой… Ладно, надо хотя бы папашу навестить, купить коробочку приличных конфет, бутылочку красненького, да и распить с расстройства.

Зашел я в лабаз, а там непривычное столпотворение, года два такого не видел. Но пока в толпе маялся, стала ясна причина и возникновения очередины, и появления на улицах людей с авоськами. Мне бабки с охотой поведали, что из-за аварии на шоссе подвоза харчей не будет дня три, а то и больше. Вот все и спешат отовариться, причем прикупить побольше. Да только цены сразу подскочили раза в три.

Когда я своей коробочки и своей бутылки добился, то мысли перешли на более высокий уровень. Кто все-таки моего дружка угробил? Был он человек тихий и безобидный, значит, не мог кого-нибудь смертельно оскорбить там или отбить у кого-то красотку. Имущество Степы тоже не должно было вызвать пристального интереса. Ни долларов, ни акций на предъявителя – Степа ничем кроме чтения и сочинительства последние пару лет не занимался, а значит жил бездоходно. Рублевые сбережения благополучно сгорели благодаря усилиям мальчика-плохиша Егорки Монетариста. Да, оставались у Степы от времен советского благополучия ковер на стене, "горка" с хрусталем, телевизор "Словутич", видик. Однако нынче они являются предметом вожделения разве какого-нибудь бомжа. Но тут сразу возникают вопросы, откуда у бомжа огнестрельное оружие, и почему он не содрал ковер с гвоздя и не вытащил хрусталь из "горки"? Зато были утащены не нужные ни одному здравомыслящему грабителю бумажки из стола. Из материальных ценностей просто схватили, что поближе стояло и полегче весило. Инсценировка что ли какая-то?

Но как быть с похищенными бумажками, среди которых, возможно, имелся второй экземпляр книги? Кому мог понадобится роман? Только писателю-профессионалу. Признанному писателю, которому легко опубликоваться и выбить из издателя приличный гонорар. Признанному, но исписавшемуся, у которого уже своя башка не варит, а нейроны вытекли вместе с мочой, получившийся из дорогого виски. Роман же Неелова вполне мог быть бойким, хорошо сбитым и потенциально кассовым. Сейчас, говорят, детективчики, замешанные на родном материале, покупаются куда охотнее, чем заморские чейзы и спиллейны.