Текст книги "Закадычные друзья (СИ)"

Автор книги: Александр Степанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Во время обеда Шурка заметил:

– Глядите, вон на горизонте облачко показалось, может, дождичек пройдёт.

– Хоть бы уж, – тяжело выдохнула Анна Павловна.

Она, как мне показалось, сильнее всех страдала от жары, хотя возможно, мне это только показалось. Просто я видел, что её глаза за очками заливал пот, и она была вынуждена раз за разом снимать их, чтобы вытереть платком глаза и обтереть раскрасневшееся, как после бани, лицо.

К концу обеда облачко разрослось и уже заняло добрую треть неба. Мы радовались, всё и в самом деле шло к перемене погоды. Дождя ждали не только мы, но и вся природа, изнывающая от жажды под обжигающими солнечными лучами.

Как только наша эскадрилья вплыла в озеро, дунул лёгкий приятный ветерок, сразу же принесший своим нежным прикосновением облегчение нашим измученным зноем телам.

Глава тринадцатая

Мы гребли не торопясь. Спешить было некуда, времени оставалось много, можно было и отдохнуть, и покупаться, и порыбачить. Николай Николаевич тоже, наверное, так подумал, и потому приказал «сушить вёсла». Два раза повторять команду ему не пришлось. Мы с Шуркой тоже быстренько разделись и уже приготовились сигануть за борт, но задержались, потому что Вера, по всему видно, не собиралась купаться.

– А ты что сидишь, – удивились мы, – тебе особое приглашение нужно?

Вера посмотрела на нас, как на маленьких детей, и с укоризной покачала головой.

– Вы что вправду не понимаете или бестолковыми прикидываетесь? Разве можно всем разом покидать лодку?

– Да что с ней случится, что у нас шторм на море? – в тон ей ответил Шурка.

А я подумал: «Скорей всего, Вера права», а вслух добавил:

– Ладно, вы купайтесь вдвоём, а я посижу в лодке.

Шурик попытался было что-то возразить, но я перебил его:

– Купайтесь, купайтесь, я ещё успею, день длинный. Кстати, между делом удочки настрою.

Пока мы разбирались со своими проблемами, никто и не заметил, что маленькое облачко уже превратилось в огромную тёмную тучу, которая реально была готова закрыть солнце. Прошло ещё несколько минут, и свои грозные намерения она исполнила: скрыла солнце от глаз людских. Но на этом она свои захватнические намерения не прекратила, а наоборот, усилила натиск на голубизну неба.

Правда, нас это нисколько не расстроило: во-первых, мы думали отдохнуть от сумасшедшей жары под тёплым летним дождиком; во-вторых, надеялись по серьёзному порыбачить, потому что во время дождя должен быть классный клёв.

Шурка с Верой уже вылезли из воды, я подготовил удочки, и в этот самый миг дунул ветер, сначала небольшой, потом всё сильней и сильней. Николай Николаевич отдал приказ, всем собраться в лодках и продолжить движение к месту назначения. А ветер всё усиливался и усиливался, пошёл дождь, загремел гром, засверкали молнии. Что произошло потом, я не могу описать. Это было что-то ужасное, туча упала на озеро, скрыв от нас даже ближайшие лодки, дождь перешёл в ливень. Он не только превращал белый свет во мрак, заливая нам глаза, но не позволял даже вдохнуть полной грудью воздух. А ветер, нет, это уже был не ветер, а самый настоящий ураган. На озере разыгралась буря!

Жаль, что писатель из меня никудышный, мне даже слов не хватает, чтобы описать этот разгул стихии и все наши страхи и переживания. Я сидел и мучился над этими строками, пока не вспомнил, что что-то подобное я уже где-то читал. Ну, да, у Пушкина в «Капитанской дочке». Я открыл книгу, вот это место. Пушкин описывает, как Гринёв попал в пургу и что из этого вышло. Если вы в пушкинское описание вместо «снег» вставите «дождь», а вместо «метель» – «буря», вместо «лошадей» – «лодку», то вы сразу же поймёте, в какой ситуации оказались мы.

«Ветер между тем час от часу становился сильнее, – писал Александр Сергеевич. Облачко обратилось в белую тучу, которая тяжело подымалась, росла, и постепенно облегала небо. Пошел мелкий снег –

и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл; сделалась метель. В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. Всё исчезло. Ветер выл с такой свирепой выразительностию, что казался одушевленным; снег засыпал меня и Савельича; лошади шли шагом – и скоро стали».

Правда, у Пушкина лошади встали, а нашу лодку несло неизвестно куда, волны перехлёстывали через край, грозя полностью захлестнуть её.

– Шурка, – немного придя в себя, закричал я, – поворачивай лодку носом к ветру, а то её может перевернуть.

Я прочёл много книг о морских путешествиях и точно знал, что опытные моряки никогда не подставляют борт волне, а ещё в моём мозгу пробежало много ненужных мыслей, вычитанных в тех книгах. Ну, например, как погасить волны с помощью масла, или когда надо рубить мачты во время шторма. Шурик был на вёслах, он и сам уже начал поворачивать лодку, налегая на левое весло. Я кинулся к нему, чтобы перехватить правое, не нужное при этом маневре, но не успел. Бешеный порыв ветра подхватил его, сломал словно спичку. Оторванная лопасть описала какую-то замысловатую дугу, ударила Веру, сбила её с банки и улетела в озеро. Рукоятку весла тоже вырвало из уключины. К моему ужасу она пролетела мимо меня и своим изломом впилась Вере в ногу. Когда я подполз к ней, она лежала без сознания, из страшной раны в ноге струёй била кровь.

Глава четырнадцатая

Всё это произошло так стремительно и неожиданно, что я на какое-то мгновенье впал в ступор. Не скрою: я смертельно испугался, потому что подумал, будто с Верой произошло что-то ужасное. Я даже сейчас не хочу упоминать то страшное слово, которое в первую же секунду пришло мне в голову. Я что-то кричал, плакал и совершенно ничего не соображал. Но уже через мгновенье я вспомнил, чему нас всё время учила Вера: первым делом надо остановить кровотечение, а для этого правильно наложить жгут. К сожалению, жгута под рукой не было, он находился в рюкзаке у Анны Павловны. Мы почему-то не предусмотрели такую ситуацию. Все были уверены, что наши пути никогда не разойдутся, а поэтому нужды в нескольких аптечках не было.

Рана казалась большой и страшной, с рваными краями. Я старался не смотреть на неё и видел только вытекающую из неё кровь. «Жгут можно сделать из любого подручного материала, – пронеслось в моей голове, – конечно можно, для этого подойдёт моя майка». Я быстро скинул её, разорвал пополам, одну половину скрутил и начал перетягивать Верину ногу выше раны, кровь постепенно, как бы нехотя, стала замедлять свой бег и, наконец, вовсе остановилась. Второй половиной майки я очень аккуратно прикрыл рану. Вера не подавала признаков жизни, а я не знал, что делают в этом случае. Правда потом догадался проверить пульс: я взял её руку и с радостью почувствовал, что сердце бьётся, значит, живая.

– Шурка, – сквозь вой ветра и шум волн позвал я друга, – иди к Вере, а я сяду на весло. Ты уже, наверное, измучился.

Я промолчал о том, что лучше уж мучиться с этим веслом день и ночь, чем наблюдать за страданиями закадычного друга, не зная, чем можно помочь ему.

А ветер и дождь не стихали, высокие волны кидали лодку из стороны в сторону, грозя каждую секунду перевернуть её. Честное слово, я не боялся за себя или Шурку, если бы Вера была здорова, я бы не боялся и за неё. Втроём, я думаю, мы сумели бы выбраться на берег даже в самую дурную погоду.

И вдруг в самую последнюю секунду этих размышлений я почувствовал, что лодка затормозила свой бег. Я оглянулся и с радостью понял, что мы въехали в прибрежные заросли камыша. Весло уже спокойно доставало дна и, воспользовавшись им, как шестом, я погнал лодку дальше всё ближе и ближе к берегу. Правда, далеко продвинуться не удалось, путь преградили настоящие дебри прибрежной растительности. Но это нас всерьёз не расстроило, теперь-то мы были уверены, что по любому доберёмся до берега.

Шурка спрыгнул в воду:

– Здесь уже не глубоко. Надо протоптать тропинку, чтобы перенести Веру на берег.

Я тоже хотел спрыгнуть за ним, но Шурик прикрикнул на меня:

– Останься с Верой, я и без тебя протопчу.

– Ты что, Шурка, вдвоём быстрее.

– Оставайся с Верой, а вдруг что-нибудь случится. Он махнул рукой и пошагал прочь, ломая руками и ногами камышовые заросли. В другое время я бы обязательно сказал ему, что он пробирается сквозь чащу, как толстопузый бегемот.

– Саша, – услышал я слабый еле уловимый девичий голосок.

– Вера, Вера, – обрадовался я, – это ты? – Я повернулся к ней. Она всё ещё лежала с закрытыми глазами, но губы слегка, чуть заметно в этой проклятой мгле, шевелились. Я понял, что она что-то хочет сказать.

– Вера, – я наклонился к ней, ты помолчи, не говори, не теряй силы. Лодку уже прибило к берегу. Сейчас Шурик протопчет тропинку, и мы перенесём тебя туда. Не знаю, слышала ли она меня, но мне всё равно хотелось говорить ей самые хорошие слова, что бы обнадёжить, вдохнуть в неё новые силы, которые помогли бы бороться с недугом.

Усталый, но довольный вернулся Шурик.

– Берег тут недалеко, метров двадцать или тридцать, дорогу я проломал, что надо. Как Вера?

– По-моему, пришла в себя.

– Ну, слава богу, – он говорил солидно, сознавая, что ребячеству в настоящей ситуации нет места. Мы с ним понимали, что, несмотря на то, что мы победили стихию, ещё не всё кончено. У нас на руках был тяжело раненый товарищ, которого надо без промедлений доставить в больницу. Как это сделать, ни он, ни я ещё не знали.

Глава пятнадцатая

Мы выбрались на берег и решили заночевать на месте, чтобы утром, разобраться в обстановке, и определиться с дальнейшими действиями. У нас было два варианта. Первый – плыть на лодке вдоль берега, пока не встретим кого-нибудь из своих или пока не доберёмся до Рябухино. Второй – на случай, если непогода не уляжется. Кто-нибудь один должен пойти, а лучше побежать вдоль берега, за помощью.

В наших вещмешках были спальные мешки и чистая одежда. Я занялся Вериной ногой, ослабил жгут, кровь почти не сочилась.

– Ну вот и хорошо, – негромко проворчал я, – сейчас наложим чистую повязку. Я оторвал от своей рубашки широкую полосу ткани и закрыл страшную рану. А потом мы наломали целую кучу камыша и устроили из неё лежанку. На неё постелили один спальник и уже на него уложили нашу больную, прикрыв от дождя и ветра вторым. Сами, укрывшись третьим мешком, остались сидеть рядом с ней.

Однако усталость сделала своё дело. Несмотря на дождь и ночную прохладу мы с Шуриком всё-таки задремали. В какой момент это произошло, я не заметил. Но когда я открыл глаза, дождь уже прекратился, ветер утих, а из-за горизонта медленно выползало огромное тёплое солнце. Я поглядел на Веру, она лежала с открытыми глазами. Лицо её было спокойно, хотя гримаса боли оставила нём след.

– Вера, – тихо позвал её я, – как ты себя чувствуешь?

Она скривила губы:

– Хорошо, только уж очень больно.

– Потерпи немного, сейчас мы перенесём тебя в лодку и поплывём к нашим или в Рябухино. Там у них хорошая больница. Шурик, – толкнул я друга в бок, – хватит спать, бери спальники и дуй к лодке, расстели их на дне, а потом пулей сюда, перенесём Веру.

Шурик – молодец, возражать не стал, подхватил оба спальника, наш и тот, которым укрывалась Вера, и ломанул сквозь заросли. Прошло минут десять, а Шурка не появлялся. Я стал нервничать: «Уснул он там, что ли? За смертью только посылать». Прошло ещё несколько минут, и Шурка всё-таки явился с открытым ртом и выпученными глазами.

– Сашка, – закричал он, – а лодки-то нету, я всё осмотрел, как в воду канула.

– Не сочиняй, куда она могла подеваться из камышей, ты, наверное, спросонок не там глядел. Ну-ка посиди с Верой, я быстро.

И я побежал сам, надеясь найти лодку, хотя в душе не верил в это. Я знал, что Шурик не дурак, и уж если он не нашёл, то и я, скорее всего, тоже. Место, где мы причалили лодку, я нашёл сразу, но вид этого места подсказывал, что налетевший в какое-то время сильный порыв ветра вырвал её из камышей и унёс в неизвестном направлении. Так это было или нет, я не знал, но посовещавшись, мы все трое признали такую возможность за действительность.

– Да шут с ней с этой лодкой, – попытался успокоить нас Шурик, – и без неё выберемся. Вы сидите здесь, а я за час или два добегу до Рябухино.

– Хорошо, Шурик, не рассиживайся, поднимайся и вперёд.

– Да я и не сижу, – Шурик поднялся, повертел головой по сторонам, – только я не знаю куда бежать.

– На север, – чуть слышно сказала Вера, – возьми мой компас.

Она протянула левую руку, на которой вместо часов был нацеплен компас. Шурик быстро снял его, положил себе на ладонь и начал определяться.

– Так, – он долго смотрел на компас, а потом, видимо, сообразив, указал пальцем на самые густые заросли камыша, – мне туда.

Через секунду он исчез в них, а ещё через минуту вернулся обратно.

– Ты почему вернулся?

– А там вода.

– Какая вода?

– Озеро. Надо, наверное, в другую сторону.

И он рванул на восток, но и там оказалось озеро. Ни слова не говоря он метнулся в сторону юга. Вернувшись оттуда, он, понурив голову, сел рядом с нами:

– Хотите верьте – хотите нет, но мы на острове, – потом, помолчав, добавил, – на необитаемом.

Глава шестнадцатая

– Не расстраивайтесь, ребята, – голос Веры уже стал заметно твёрже, – даже если мы на необитаемом острове, всё равно к вечеру нас обязательно отыщут. Мы ведь не в море-океане, наше озеро в сравнении с ним лохань с водой.

– Так-то оно так, – отозвался Шурик, – но на карте Николая Николаевича никакого острова нет.

– Ну и что, – вмешался я, – он его специально не обозначил. Наш маршрут и близко с ним не пролегал. Но всё это ни о чём не говорит. На карте, может быть, и не обозначен, но местные рыбаки и охотники обязательно о нём знают. Не образовался ведь этот остров вчера.

– Давайте ждать. И не будем отчаиваться, – сказала Вера.

«Вот это девчонка, – подумал я, – тут бы и здоровый мужик не выдержал, изнылся, а она лежит без движения и ещё нас успокаивает».

– Может быть, костёр разведём, – предложил я.

Шурик только вздохнул:

– Я и сам об этом думал, спички есть, не намокли, а вот поджигать нечего. Кругом только сырой камыш, ни одной веточки, ни одной палочки. Надо подождать, когда камыш просохнет. Вер, ты хочешь есть?

– Пока нет, – чуть слышно ответила она и прикрыла глаза, давая, по-видимому, нам понять, что разговор на эту тему закончен.

– А что у нас есть? – это уже я к Шурке.

– Немного. У меня банка консервов и немного размокших конфет, у Веры пачка печенья, тоже размокшая. А у тебя?

– У меня вообще ничего. Мама хотела что-то всунуть, так я отказался, сказал, что продовольствие у нас в рюкзаке Николая Николаевича на всю группу. Да я ничего и не хочу. Давай всё это прибережём для Веры.

– А для кого же ещё? Мы и так перебьёмся. Человек без еды может прожить целый месяц, главное, чтобы вода была. А её у нас целое озеро, пей – не хочу.

На этот Шуркин выпад я не ответил, а поднялся и сам пошёл проверять его изыскания. Я также, как он, сунулся было на север, на запад и на юг – везде была вода. И ни в одну сторону не было даже намёка на то, что где-то неподалёку находится земля. Мне почему-то припомнились слова Пятницы из «Робинзона Крузо», когда он увидел вдали землю: «Там мои люди, моя земля». Я этого сказать не мог. Вернувшись назад, я сделал Вере перевязку. Рана по-прежнему оставалась большой и страшной, но, кроме этого, я заметил, что края её отекли и покраснели, что означало только одно – началось воспаление.

Весь день прошёл в ожидании. Мы с Шуркой не находили себе места. У Веры поднялась температура: она раскраснелась, в глазах появился нездоровый блеск, она поминутно облизывала пересыхающие губы и просила пить. Когда день стал сдавать свои позиции, мы наконец-то, сумели разжечь костёр, согрели в кружке воду и напоили Веру таким «чаем» с конфетами. Она сделала несколько глотков, сказала: «Спасибо» и уснула. Мы не знали к лучшему это или к худшему. Но на всякий случай решили спать по очереди.

В тревоге и волнениях прошла вторая ночь. Утром стало заметно, что состояние Веры ухудшилось. Температура не снизилась, а ткани вокруг раны устрашающе отекли и покраснели. В ране появился гной. Она по-прежнему отказывалась от еды и только просила пить. Для перевязки разорвали Шуркину рубашку.

Прошли ещё один день и ночь. Наше положение становилось отчаянным. Шурка отозвал меня в сторону.

– У Верки уже не просто температура, а жар. Я посмотрел, а у неё уже вся нога опухла. Она умрёт. Если мы ничего не сделаем, она умрёт, – повторил с такой болью в голосе, что я не выдержал:

– Не каркай, никто не умрёт. Вы оставайтесь здесь, а я поплыву к берегу.

– Куда ты поплывёшь? Ты ведь даже не знаешь, в какую сторону плыть.

– Знаю, на север. Компас у нас есть. Не знаю, за час, два, за десять, но я доберусь до берега, найду людей и приведу их сюда.

– Саш, давай лучше я поплыву, Вера ведь моя сестра.

– Вот поэтому ты и останешься с ней, а для меня она самый лучший друг, закадычный друг, а друзей в беде не бросают. Тем более, я плаваю лучше тебя.

Я нацепил на руку компас и уже направился к берегу, как Шурка тормознул меня:

– Постой, тебе много сил понадобится, съешь консерву.

– Нет, Шурка, я не хочу есть. Как только я уплыву, ты попробуй скормить её Вере. Вот кому нужна сила.

Я вошел в воду, определил направление и поплыл. Плавать я могу по всякому: и кролем, и брасом, и «саженками», но тут пригодился самый экономичный в смысле затраты сил способ «по-собачьи». Я не торопился, вернее, не форсировал своё продвижение, потому что просто-напросто боялся выбиться из сил. Не знаю, сколько времени я пробыл в воде, но только солнце уже начало опускаться к горизонту. Силы тоже стали покидать меня. Каждый гребок давался с напряжением, руки потеряли способность слушаться. А тут вдобавок я почувствовал, что левую ногу стала сводить судорога. Я пытался распрямить её, но боль оказалась настолько сильной, что мой рассудок отказался воспринимать действительность. Я закричал, в рот попала вода, я начал захлёбываться. Наверное, сознание покинуло меня, потому что я уже не помнил ничего, кроме одного. Кто-то подхватил меня под руки, кто-то кричал на ухо:

– Ты откуда, мальчик?

Мне кажется, что я успел ответить:

– С острова.

Больше я не помнил ничего.

Глава семнадцатая

В себя я приходил медленно. Первое, что увидел, приоткрыв глаза, – белые потолки. Мне показалось, что я где-то в неведомом мире, потому что в нашем мире над головой человека всегда находится голубое небо. Затем в поле зрения попали белые стены, потом голубые панели и снова представилось, что я плыву только не в озере, а в голубом море, а вокруг ни души. Я снова закрыл глаза, а когда в очередной раз открыл их, увидел маму, её заплаканное лицо. Я очень удивился: почему это мама плачет, я же здесь с ней. И вдруг меня сразила мысль: она плачет по Вере.

– Мама, что с Верой?

Мама оттого, что я пришёл в себя, заплакала ещё сильнее:

– Сыночек, маленький, очнулся, жив, слава тебе господи.

– Мама, перестань плакать, что с Верой? – уже с высокой ноткой в голосе спросил я.

– Лежи, не волнуйся. Вера твоя тоже здесь, ей уже сделали операцию. Врачи сказали, что ты вовремя поплыл, чем и спас её.

– А Шурка?

– А дружок твой жив и здоров. Рвётся к тебе в палату, но врачи не пускают. Боятся, что он может помешать твоему выздоровлению.

– Мама, – уже почти закричал я, – как же Шурка может помешать мне. Наоборот, он лучше всякого лекарства.

– Хорошо, хорошо, я поговорю с твоим лечащим врачом, может быть, он разрешит Шурику навещать тебя.

Доктор разрешил, и Шурик сразу же нарисовался в палате. Он был чистенький, при параде, одет в пионерскую форму: белая футболка и чёрные наглаженные брюки. Это тётя Юля, Верина мама, а Шурикова тётя, заставила его так одеться.

– Больница, – сказала она, – серьёзное учреждение, там работают солидные уважаемые люди, и нам вертеться перед ними в трусах и майках неприлично, поэтому, племянник, надевай свою самую лучшую одежду.

Вот Шурик и вырядился, несмотря на то, что на улице снова разгулялась жара. Едва моя мама вышла по делам из палаты, как Шурик тут же занял её место рядом со мной.

– А ты знаешь, почему нас так долго не могли найти?

– Нет, конечно.

– Если бы не ты, они бы никогда нас не нашли, а если бы нашли, то скорее всего наши трупы. Мы там от болезней и голода просто-напросто окочурились бы.

– Шурка, не тарахти, рассказывай всё по порядку.

И он рассказал:

– А что тут рассказывать? Ветер разбросал лодки по всему озеру, но их обнаружили сразу же: кого через час, кого через два, после того, как их прибило к берегу. И только мы куда-то пропали. На поиски подняли все окрестные деревни, всех рыбаков, охотников, милицию, к утру подтянулись добровольцы. Только из Рябухино пришли на помощь двести человек. Искали, искали и, наконец, нашли в камышах нашу лодку, она была перевёрнутой, без вёсел, ну, и, сам понимаешь, без нас.

Что тут началось! Народ руками повырвал в окрестностях весь камыш, искали наши тела. Ни у кого не было сомнений, что мы просто-напросто утонули. А что ещё можно было подумать? Никому и в голову не пришло, что мы пропадаем на этом чёртовом необитаемом острове.

– Не ругайся, Шурка, – прервал его я, – наоборот скажи «спасибо» этому острову. Не окажись его, нас, может быть, и вправду захлестнула волна.

– И то верно, – согласился Шурик, потом, помолчав, добавил, – вот ведь как бывает. Помнишь, как мы хотели готовиться к жизни на необитаемом острове? Помнишь? А потом передумали, решили к походу готовиться. Мы думали, что в наше время необитаемых островов днём с огнём не сыщешь. А ещё помнишь, гадали, как до этого острова добраться? На самолётах не летаем, на пароходах не плаваем и вообще из дома, считай, никуда не выходим. А оказывается, остров этот у нас под боком был и нас поджидал.

В палату вернулась мама:

– Шурик, тебя тётя Юля звала, надо возле Верочки посидеть, а она сходит на почту. Ей сейчас будет звонить твой дядя Серёжа.

– Приходи потом, – попросил я Шурика, – ещё поговорим.

– Придёт, – засмеялась мама, – куда он денется, успеете наговориться.

Глава восемнадцатая

Прошло много дней. Я уже давно дома, чувствую себя превосходно. Поначалу мне казалось, что все эти страшные события никак не повлияли на меня. Потом появились сомнения, потому что наша жизнь, как по мановению волшебной палочки разделилась на две части: одна «до злополучных событий», вторая – «после». До этих событий мы были детьми, которые живут настоящим днём, а после… Я стал ловить себя на мысли, что неожиданно повзрослел лет на пять или десять, что уже давно закончил учёбу и самостоятельно шагаю по жизни. Думаю, что и с Шуркой происходит что такое, очень похожее на моё. Мы с ним уже не дурачимся, как прежде, чаще задумываемся о будущем.

О том, что было, я не люблю вспоминать. И даже, когда люди начинают говорить об этом, я стараюсь уйти от таких разговоров. Все твердят, что я герой, спаситель, а я не чувствую себя героем. Мне даже стыдно за то, что произошло. Вот если бы меня покалечило, как Веру, а я прыгнул бы в воду и доплыл до спасателей, это было бы одно. А я допустил, что моего лучшего друга Веру настигло такое несчастье… не хочется даже говорить. Верочка уже почти умирала на этом острове, а я здоровый пацан поплыл на поиски людей только на третий день… Мне стыдно.

Когда уезжала Вера, она подошла ко мне, обняла, поцеловала и сказала:

– Спасибо тебе, Саша, если бы не ты, я бы, конечно, умерла.

Глупая, глупая, девочка, из-за меня ты столько времени страдала, я даже не могу представить те муки, которые навалились на тебя. И не дай бог ни кому испытать их.

В тот же день, как только Вера уехала домой в свою Ростовскую область, я написал ей письмо, на второй день тоже, потом на третий, на четвёртый, на пятый. Наконец, я получил ответ на первое письмо, затем на второе, на третье. Так мы и стали с ней переписываться. Я пишу каждый день, Вера ухитряется иногда в один день отправить два письма. В каждом письме она обязательно благодарит меня за своё спасенье. А мне стыдно, я умоляю её не благодарить меня, а она не слушается.

Вчера приходил Шурик. Он сказал, что летом они с мамой собираются в гости к Вере. Если бы моя мама согласилась, то они могли бы взять и меня.

Я своей маме ничего не сказал, скорее всего, она меня никуда не отпустит. Она считает, что в этом злополучном походе чуть не потеряла меня, и даже, как мне кажется, во всём случившемся она в какой-то мере винит Веру. Она ни разу не сказала об этом, даже не намекнула, но я заметил, она не любит, когда я говорю о Вере и даже просто вспоминаю о ней.

Как-то мы сидели с Шуриком у нас на чердаке, каждый думал о чём-то своём.

– А знаешь, Сашка, – глядя куда-то мимо меня сказал Шурка, – а ты ведь действительно мог утонуть. Рыбаки, которые подобрали тебя, рассказывали, что плыл ты не на север, а на восток, как раз вдоль озера. И проплыл ты к тому времени километров семь-восемь.

Я хотел сказать, что этого не может быть, но промолчал, только подумал, а сколько километров оставалось до берега. Это был последний мой с Шуркой разговор на эту тему. Правда, через много, много дней Шурка сказал, что после окончания школы он будет учиться на геолога.

– А ты? – спросил он меня.

– Не знаю, не думал, но скорее всего, я поступлю в тот институт, где будет учиться Вера.

– Но ведь это далеко от нас.

– Ничего, в нашей стране поездам и самолётам расстояния не страшны.

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава первая 5

Глава вторая 14

Глава третья 21

Глава четвёртая 28

Глава пятая 34

Глава шестая 43

Глава седьмая 48

Глава восьмая 55

Глава девятая 62

Глава десятая 68

Глава одиннадцатая 73

Глава двенадцатая 75

Глава тринадцатая 82

Глава четырнадцатая 87

Глава пятнадцатая 92

Глава шестнадцатая 97

Глава семнадцатая 104

Глава восемнадцатая 108