Текст книги "Путь полководца. Дилогия"

Автор книги: Александр Мазин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 50 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Глава четырнадцатая
В которой происходят похороны хана Кутэя и другие, более важные, события

Следующим утром из долины прискакал гонец: хан Кутэй умер.

– Снимаемся, – распорядился Святослав. Когда русы спустились в долину, родичи Кутэя уже все подготовили к погребению. На высоком холме насыпали курган, где будут похоронены останки; сложили костер, на котором сгорит бренное тело Кутэя, чтобы душа его поскорей улетела к Великому Небу. Кроме мертвого хана на штабеле облитых маслом бревнышек покоились две его удушенные наложницы, любимый конь с перерезанным горлом и живой шаман, не сумевший удержать душу Кутэя в бренном мире.

В последний путь внука Куркутэ провожало совсем немного печенегов: сотни четыре. Остальных не прельстила даже возможность последующего халявного угощения. Последние два дня и так были для войска Кутэя непрерывным праздником. Впрочем, все значимые печенежские лидеры на погребальной церемонии присутствовали.

Войско русов, пеших и конных, встало вокруг холма. Наверх поднялся только Святослав с воеводами, ближними боярами и малой дружиной. Духарева среди них не было. Пока великий князь будет пировать, Сергею придется поработать.

Старший из родичей Кутэя велеречиво поблагодарил Святослава за оказанную честь и тотчас велел зажигать костер.

Вспыхнуло масло, затрещали бревна, завопил шаман, предупреждая духов о приближении души славного воина…

Когда дрова прогорели, останки хана были собраны и перенесены в могилу. За это время свободные от церемонии родичи организовали поминальную трапезу. Князя и воевод усадили на почетное место, старшую дружину – чуть пониже. Рабы из пленных семендерцев, потея, таскали жареных барашков, кувшины и корчаги с вином и сброженными молокопродуктами, столь ценимыми степняками.

Родичи помоложе затеяли потешную борьбу, чтоб увидела душа хана: не ослаб род. Есть еще богатыри, что не уронят славы…

В разгар пира старший из родичей Кутэя, родной брат его матери, придвинулся к Святославу и сказал:

– Слыхал я, великий хакан киевский обещал Кутэю золото. Кутэй умер, и по нашему закону его золото принадлежит мне.

– Мы поговорим об этом позже, – ответил Святослав.

– Когда?

Великий князь посмотрел на печенега. Так посмотрел, что копченый быстренько опустил глаза и счел за лучшее не торопить события.

А пока воеводы русов вместе с предводителями печенегов отдавали последнюю дань уважения погибшему хану, гридни Святослава совместно с нурманами и прочими союзниками под руководством княжьего воеводы Серегея наводили порядок в семендерской долине. Для меньших печенежских воинов праздник жизни в этот день закончился. Организованные и троекратно превосходящие числом воины Святослава сгоняли степняков к опаленным городским стенам. Спящих поднимали пинками, артачившихся приводили к повиновению силой. Разоружать никого не разоружали и денег не отнимали, зато спешили всех, а пеший степняк – это уже не воин, а недоразумение. Похмельные от вина и крови, осоловевшие, отяжелевшие от непрерывной жратвы и неумеренных плотских утех, копченые не смели сопротивлятся. Недавние грозные победители, они моментально утратили спесь и с опаской поглядывали на здоровенных нурманов, которым было поручено проследить, чтобы завоеватели Семендера не разбежались.

Разобравшись с печенегами и выделив тысячу гридней для поддержания порядка, Духарев распорядился собрать сотен шесть-семь сохранивших трудоспособность местных жителей, передал их Рагуху и велел убрать территорию: пожары погасить, трупы похоронить и т. п. Сам же вместе с Машегом поехал в гавань.

От Семендера до морской гавани час езды. По пути Духареву встретился «косяк» печенегов. Сопровождала их Стемидова сотня. Копченых было сотни две, все – при оружии и очень недовольные. Но ехали мирно. Стемид – во главе, беседуя с копчеными по-печенежски. За эти годы почти все варяги научились кое-как изъясняться по-хузарски и по-печенежски. Простые гридни – на уровне военного словаря: «Кто такие?», «Кто ваш хан?», «Оружие на землю!» Командиры говорили получше: необходимость заставляла. Стемиду повезло, в его подчинении оказался сын Духарева, болтавший на всех степных языках. Другой командир, имея такого толмача, расслабился бы. Но Стемид был не таков. Он хотел сам. И преуспел. Сейчас его лингвистические познания вновь пригодились. Молодой варяжский сотник непринужденно беседовал с такими же молодыми печенежскими «полевыми командирами», а рядовые степняки, хоть и были в большинстве из других родов, мрачно тащились следом, не смея протестовать.

Причину их недовольства Духарев узнал немедленно. Азиатские «гости» отказались скупать хабар. А причиной отказа были русы, заблокировавшие выход из гавани. В этой ситуации купцы брали только самое ценное, а шелк вообще меняли исключительно на золото.

Поначалу купцы пытались протестовать, сообщил Стемид. Но Трувор определил самого горластого, выдал ему, как было велено, по пяткам и сообщил прочим, что это – акт гуманизма, совершенный исключительно по доброте воеводы Серегея. А исконно варяжский метод прекращения дискуссии – железом по загривку.

Купцы, как выяснилось, об этом методе были наслышаны: варяжские лодьи появились в Гирканском море полвека назад (при попустительстве хузар, которым, естественно, была обещана доля) и для начала разграбили Абаскун. Позже прочность варяжского железа узнали Гилян, Ширван и иные мусульманские земли. Правда, хузарские хаканы и тогда показали себя полным говном. Например, Беньяху, двоюродный дедушка ныне правящего Йосыпа, не удовольствовавшись «процентом», спустил на потрепанную в битвах варяжскую армию своих гвардейцев. Потом, правда, ему пришлось выкручиваться перед Олегом Вещим, отдариваться и все валить на собственных гвардейцев-мусульман, которые, дескать, самостийно вступились за поруганную честь единоверцев и с целью освобождения полона. Вранье было отъявленное: хаканская гвардия всегда отличалась отменной дисциплиной, а «освобожденных» девушек после видели у ромейских работорговцев. Но Олегу пришлось сделать вид, что он поверил. Ему нужен был союз с хузарами против копченых и против хитроумных ромеев, которых Олег регулярно выставлял на деньги и которым это, само собой, не нравилось. Правда, хакан Беньяху нуждался в союзнике еще острее, потому вынужден был вернуть большую часть отнятой добычи и от себя прибавить. Но для последних хузарских хаканов это было типично: сожрать, что удастся, причем немедленно, а если врежут сапогом в брюхо, сожранное отрыгнуть. Духареву такое казалось глупостью, но вот его названный брат Мышата заявил, что подобный подход – хапнуть, а потом возвратить с процентами – вполне рентабелен. Что-то вроде выгодного кредита. Возвращать-то приходилось не сразу, а через год-два, когда прижмут. А за два года, сидя на таком месте, как восточный караванный путь, можно украденное не то что удвоить – удесятерить. Сергей Мышу верил, но все равно считал, что честь и доверие – подороже золота.

Впрочем, коварство хузарских лидеров не отбило варягам охоты полевать на гирканских берегах. Уж такие места богатые…

Короче говоря, знакомство восточных соседей хузар с варяжским железом состоялось достаточно давно, и желающих нарваться на неприятность не было. Скандалисты приутихли. Удрать тоже никто не пытался. Лодьи и драккары полностью заблокировали гавань. Но предусмотрительный Трувор решил, что этого мало, и отправил на каждое судно крупнее рыбачьего баркаса варягов-караульщиков. Впрочем, торговые гости были уверены, что убивать их не станут. Кому бы в итоге не достался Семендер, его правители не станут резать корову, которая доится золотом. Не менее девяти десятых прибыли от торговых операций оседало в казне государей, через земли которых пролегали торговые пути с востока на запад. Нет, убивать купцов не будут. Облегчат кошельки – это да. Вопрос – насколько?

– Половина! – объявил купцам Машег, которому Духарев поручил вести переговоры, когда они приехали в гавань. – Половина того, что у вас в трюмах, останется здесь. Это доля князя, которую незаконно присвоили его наемники-печенеги.

– А наше золото? – по-арабски выкрикнул кто-то из купцов. – За эту половину мы платили полновестными динарами!

– Как тебя зовут? – спросил Машег тоже по-арабски.

– Али, сын Сайда из Ширвана!

– Из Ширвана? Не смеши меня! Откуда в Ширване возьмутся полновесные динары?

Вокруг купца загоготали. Но тут вперед протиснулся некий купчик с бородкой и пейсами.

– А ведь я тебя знаю! – заявил он. – Видел тебя при дворе хакана Йосыпа. Ты ведь Машег бар Маттах?

– Точно! – подтвердил хузарин.

– Значит, ты предал своего хакана! Ты предал Бога! Можно ли тебе верить?

Синие глаза Машега сверкнули, рука легла на эфес сабли… Но он сдержался.

– Едва не забыл, что брехливую шавку учат не сталью, а плеткой, – процедил он, подавая коня вперед и снимая с пояса треххвостую «волчью» плеть, утяжеленную свинцовыми бусинами.

Купчик, смекнув, чем пахнет, попытался юркнуть обратно в толпу, но его не пустили.

– Э-э-э… М-м-э-э… Б-э-э… – заблеял он. – Б-благородный М-машег б-бар М-маттах, я вовсе не то хотел сказать…

– Но ты уже сказал! – рявкнул Машег. – А теперь слушай. Все слушайте! Хакан Йосып – проклятие белых хузар. Тварь, пожравшая мою землю и славу моей земли! Потому мой хакан ныне – великий князь Святослав! Он пришел взять эту землю, и Йосып, спрятавшийся за щитами потомков Исава, как суслик в норе, скоро запищит в его когтях. Но радуйтесь, торговые гости! Ибо теперь откроются вам пути во все концы Святославовых владений: от Варяжского моря до Понта.

– За половинную долю… Экая радость… – совсем тихо проворчал купец «из Ширвана».

Но Машег услышал.

– Ты глухой? – спросил он. – Тебе сказано: половина – это утаенная копчеными доля хакана Святослава! Если ты, называющий себя ширванцем, захочешь плыть мимо Итиля, отдашь двенадцатую долю. Или плати десятую и плыви хоть к нурманам. Уже без всяких пошлин. Только дождись, пока Святослав выкинет из Итиля Йосыпа и его охвостье.

– Если выкинет… – прошептал «ширванец», но на этот раз совсем тихо.

– А Булгар? – спросил кто-то. – Булгар ведь тоже захочет своей доли!

– Мало ли кто что захочет, – усмехнулся Машег. – Если остановишься торговать, заплатишь местные сборы. Но княжий сбор будет один – от Семендера до Белозера! Один для всех. Это понятно?

Купцы заговорили: кто одобрительно, кто выражая сомнение… Намек был прозрачный. Взяв под себя Итиль, киевский хакан на этом не остановится. Следующим номером станет волжская Булгария. Тогда великая река будет принадлежать Святославу целиком.

– И как скоро это случится? Как скоро?

Вопрос был задан на языке торков. Сергей этот язык знал плохо. Зато он обратил внимание на то, что спросивший постарался остаться незамеченным. Тем не менее Духарев его засек: смуглый бородач в зеленой чалме. Явно не торк. Арранец?

– Скажи ему, Машег, пусть приходит в начале осени, – по-русски сказал Духарев. – Скажи ему: в ближайший месяц у моего хакана есть дела на реке Бузан. Итилем он займется позже.

– Нельзя ему такое говорить! – тоже по-русски возразил Машег. – Это может быть шпион Йосыпа. Давай я его лучше убью!

– Проклятье, Машег, я, по-твоему, дурак? – бесстрастным голосом произнес Духарев. – Скажи ему дословно: в ближайший месяц у хакана Святослава есть важные дела на реке Бузан. И не дай тебе Бог причинить вред этому зеленоголовому, ибо я очень надеюсь, что мои слова действительно достигнут ушей Йосыпа…

Глава пятнадцатая
В которой князь Святослав вдохновляет печенегов на великий поход

– Храбрые богатыри цапон! Ваш хан умер! Кто из вас готов доставить эту скорбную весть большому хану Куркутэ?

«Храбрые богатыри», тысяч двенадцать печенегов, сгрудившихся на пологом склоне, энтузиазма не выказали. Добровольцев не было. Ни среди малых ханов, ни среди простых всадников. Все знали: принесшему черную весть могут и голову снести.

– Я это сделаю! – с явной неохотой объявил наконец дядя Кутэя.

Он и его родичи расположились в первых рядах, лишь немного ниже красных щитов Святославовых гридней.

– Ты – храбрый человек! – констатировал великий князь киевский.

Его конь нервно перебирал ногами, словно чувствуя воодушевление всадника. Но Духарев был уверен: Святослав сознательно горячит коня. На самом деле князь волнуется не больше, чем деревянный зверь на носу духаревского драккара.

– Ты – храбрый человек! – могучий голос Святослава стекал к печенегам сверху, с вершины холма. – Мне нужен храбрый человек для великого дела! Потому я хочу, чтобы именно ты возглавил храброе войско цапон! А того, кто отвезет скорбную весть Куркутэ, ты выберешь сам!

Печенеги заволновались. Святослав вернул им коней, кроме тех, что были предназначены для приплывшего с Духаревым войска. И вроде как вернул свободу. Но потребовал отдать половину семендерской добычи. Один малый род попытался ослушаться, и в результате родовичи потеряли все, кроме жизней. Обошлись с ними так, как обычно поступали с копчеными, изловленными на киевских землях, но не успевшими покуролесить: выгнали в степь в одних портках. Надо отметить, что, даже пешие, печенеги припустили довольно быстро. Два десятка безоружных копченых очень хорошо представляли, что с ними будет, если они попадутся в руки недобитых семендерских хузар. Это поучительное зрелище сделало остальных степняков куда более покладистыми, но дисциплина по-прежнему оставляла желать лучшего. Цапон готовы были ходить под рукой Кутэя, любимого внука большого хана, но дядя Кутэя – совсем другое дело. Крови «Волка» не было в его жилах. Обычный хан из не слишком выдающегося рода. Даже поддержанный киевским князем, он вряд ли будет принят большинством печенегов в качестве абсолютного лидера.

– Не шумите, богатыри цапон! – мощный голос киевского князя перекрыл ворчание нескольких тысяч глоток. – Богатство и слава ждут вас! Семендер пал пред вашей доблестью! Но Семендер – жалкая кучка лачуг за саманным забором! Скоро вы разрушите стены, за которыми спрятаны настоящие сокровища!

– Итиль! – завопил кто-то.

– Итиль! Итиль! – заорали печенеги. Святослав дал им пару минут – откричаться, потом вскинул руку, призывая к молчанию.

– Нет, не Итиль! – объявил он. – В Итиле – сильное войско хакана Йосыпа! Пятьдесят тысяч отборных воинов, тридцать тысяч белых хузар! Сто тысяч лучников!

Откровенная дезинформация, но кто ее оспорит? Его слова сбили воинственность копченых сильней, чем внезапный понос.

Святослав дал печенегам прочувствовать услышанное, потом продолжил:

– Нет, не Итиль! Саркел!

Его слова не вызвали энтузиазма. Белая крепость на Дону-Бузане была построена византийцами, причем построена на совесть. Многие из присутствующих видели ее стены, кое-кто и внутри побывал – в качестве торгового гостя.

– Неужели вы испуганы, богатыри цапон? – воскликнул киевский князь. – Неужели три сотни лохматых гузов, спрятавшихся за кучей камней, напугали вас? Или, может, вы боитесь, что на помощь гузам поспешит сам хузарский хакан со всем своим войском? Не бойтесь! Этого не будет! Я сам выступлю против хакана Йосыпа! Я свяжу его силы! Я заставлю его остаться у стен своей столицы! А тем временем вы, храбрые богатыри цапон, возьмете Саркел и все, что хранится за его стенами! Но помните: половинная доля добытого принадлежит мне и моей дружине! Таков наш уговор! Согласны ли вы?

Печенеги завопили. Конечно, они согласны. Три сотни гузов – пустяк! Саркел падет! И все, что хранится за этими стенами (а хранится там немало), достанется цапон.

Но если храбрый киевский хакан полагает, что получит свою долю, то он просто глупец. Цапон не будут ждать, пока он сбросит с хвоста Йосыпа и прибежит к развалинам Саркела за своей долей. От Саркела до кочевий цапон намного ближе, чем от Саркела до Итиля. Если хузарский хакан не прикончит киевского, последнему все равно не видать сокровищ Саркела.

Так думал каждый печенег, и от этих мыслей таяла горечь утраты половины семендерской добычи.

Печенежское войско снялось с места после полудня. Возглавил его дядя Кутэя. Вместе с печенегами ушел воевода Лют с полутысячей дружинников. Сын князя-воеводы Свенельда был у цапон в авторитете.

– Не дай им разбежаться раньше времени! – наставлял воеводу Святослав. – И дядьку Кутэева поддержи: его многие не любят.

– А если они все-таки возьмут Саркел, что тогда? – спросил Лют.

Духарев и Икмор засмеялись. Святослав тоже улыбнулся.

– Ты видел Саркел, – сказал он. – Пусть копченые осадят его. Можешь даже помочь им сделать стенобитные машины, всё равно им Саркел не взять. Пусть сидят под стенами. Половина копченых наверняка разбежится после первых неудач, так постарайся, чтобы хоть тысяч пять осталось. Но самое главное – ваш путь к Саркелу. Вам не следует торопиться, и вы должны выглядеть как очень большое войско!

– Не сомневайся, батько, – заверил Лют. – Это же копченые! У них даже и с сильным ханом порядку немного, а с таким, как этот дядька… – сын Свенельда презрительно фыркнул. – Растянутся на целое поприще и будут гоняться за каждой овечьей отарой. Одно слово – орда! – Лют презрительно сплюнул. – Не сомневайся, батько, весть о нашем походе придет в Итиль раньше, чем мы увидим Бузан-реку!

Так оно и вышло.

Глава шестнадцатая
В которой хакан Йосып снова собирает ополчение, а князь Святослав играет в шахматы

Семендер понемногу оживал. Те, кому повезло и чьи лачуги уцелели (таких было немного), возвращались к родным очагам. Менее везучие (но все-таки везучие, потому что живы) ставили юрты, разгребали пепелища… Русов они не боялись: русы, по официальной версии, прогнали жестоких печенегов. Более того, киевский хакан, объявивший, что берет Семендер под свою руку, на два года освободил его жителей от дани. В краткой, но выразительной речи, переводимой сразу на три языка, Святослав заявил, что сожалеет об учиненном печенегами разбое и более такого не допустит. Скоро князь возьмет под себя всю Хузарию, и на ее земле воцарится мир. Вот он уже и гонца отправил к хакану Йосыпу с кратким сообщением: «Я иду!» Точного направления Святослав не уточнил, но ведь ни для кого не было секретом, куда именно киевский князь отправился «воцарять мир». Можно было также не сомневаться: для Саркела, в отличие от Семендера, появление захватчиков не станет неожиданностью.

Итак, все конное войско Святослава отправилось к берегам Бузана. Остались только те, кто приплыл по морю. Сейчас они загружали на корабли экспроприированную у печенегов и купцов добычу. Это тоже видели все: и разноплеменные купцы, и возвратившиеся к родным пепелищам жители долины. Руководили погрузкой варяги и нурманы. Всего их осталось в Семендере около трех тысяч. Распоряжался ими воевода киевский Серегей. Сам князь ушел вместе с печенегами. Такова была официальная версия. Именно в такой редакции ее и доложили разъяренному Йосыпу.

Семендер разорен. Святослав с печенегами идут на Саркел. Просевшие под тяжестью награбленного (награбленного не где-нибудь в Аррене или Ширване – у хузар!) корабли русов движутся по Гирканскому морю на север. Неужели надеются проскочить мимо Итиля?

«Хрен они у меня проскочат!» – так вкратце можно было резюмировать пространный монолог Йосыпа. «Хрен они у меня проскочат! И вместо Саркела им тоже хрен!»

Хакан хузарский вновь спешно созвал ополчение. Вооружил горожан, назначил наместника и оставил ему на всякий случай еще тысячу наемников-туркмен. Для трёх тысяч варягов и нурман, сопровождающих корабли, этого хватит. Как только русы высадятся на берег, тут им и конец, а в том, что русы высадятся, Иосып не сомневался. Они всегда останавливались после морского плавания: либо в дельте, либо в окрестностях Итиля. Это понятно: Гирканское море – не Сурожское. Характер у него капризный. Ходить по нему – тяжкий труд. В общем, тысячи туркмен и ополчения хватит: и Итиль защитят, и усталых русов накажут. Сам же Йосып с гвардией, наемниками и прочим войском двинется к Саркелу и обрушится на обсевших город русов и печенегов. В победе Йосып не сомневался: на его стороне Бог и безусловное численное превосходство. Для начала, пока подойдет основное войско, хузарский хакан отправил к Саркелу пять тысяч легкой конницы, чтобы осложнить жизнь осаждающим и заодно показать защитникам крепости, что хакан о них не забыл.

Саркел отдавать нельзя. Там под надежной охраной лежит неприкосновенный золотой запас хузарских хаканов. Именно для его защиты и возвели эту крепость.

Сделав необходимые распоряжения, хакан еще раз оценил ситуацию и счел, что все идет не так уж плохо.

Киевский князь Святослав, коего в Диком Поле называли Пардусом, тоже полагал, что все идет неплохо. Его конное войско проделало ровно полпути по направлению к Дону-Бузану, затем развернулось и двинулось на северо-восток, к берегу Гирканского моря.

Дорога поначалу была трудная: по выжженной безводной земле, где в эту пору не живет никто, кроме змей да ящериц. Через два дня киевляне вышли на большой караванный путь, и ехать стало намного приятнее. Русы шли, не скрываясь, но очень быстро, одвуконь. Быстрее могли ехать только особые гонцы, менявшие лошадей через каждый фаранг пути. Верный способ напасть внезапно – опередить весть о своем появлении. С этой же целью нурманы, высадившись, например, на землях франков, вырезали подчистую всех, кого видели.

Русы поступали менее кровожадно: попросту забирали всех лошадей. Конные даже на день опередили «моряков», и когда флотилия прибыла к оговоренному месту, тридцать тысяч всадников Святослава уже ее ждали.

– Я пойду с вами! – заявил Святослав. Возражения своих воевод он отмел. Пойду – и точка. Киевский князь всегда норовил занять самое опасное место, а поскольку он был главный, то как он хотел, так обычно и происходило. Впрочем, особого риска не было. Место для высадки, выбранное Машегом, было идеальное: полуостров, с одной стороны которого – заводь, заросшая высоким камышом, с другой – глубокая протока, очень удобная для стоянки. Вдобавок полуостров располагался в личных (практически ненаселенных) охотничьих угодьях хакана… И всего лишь в паре часов быстрой езды от предместий Итиля.

Флотилия русов подошла к полуострову на закате. Когда наместнику в Итиле донесли об этом (весть принес один из Машеговых хузар, переодевшийся простолюдином), наступила ночь.

– Мы нападем на них в рассветных сумерках! – потирая ладони, объявил наместник. – Мы их уничтожим!

В эту ночь в итильском гарнизоне никто не спал. Таков был приказ наместника: как следует подготовиться к бою с русами. Проигнорировал его только командир наемников-туркмен.

– Мои воины будут спать, – заявил туркмен-баши наместнику. – Они всегда готовы к бою. Главное, чтобы твои пахари не путались у них под ногами!

По правде говоря, земледельцев среди ополчения было немного: в основном всадники-пастухи и пехота из итильских мастеровых. Первые могли бы неплохо показать себя в степи в качестве легкой конницы, вторые – принести немалую пользу на городских стенах. Для внезапной атаки в условиях пересеченной местности и те и другие не годились. К тому же, как любые набранные второпях части, хузарские ополченцы не имели никакого опыта совместных действий. И, самое главное, не испытывали ни малейшего желания воевать. Вести этот сброд в бой можно было только в одном случае: если сзади его будут «подпирать» настоящие воины. Чтобы страх перед теми, кто за спиной, был сильнее страха перед врагом. Это азы, понятные любому десятнику. Но наместник хакана Йосыпа никогда не служил десятником. Наместник (его звали Ламх, и он приходился троюродным племянником четвертой жены покойного хакана Беньяху) был неглупым человеком, отлично разбирался в верблюдах, ценах на шелк и мог с первого взгляда определить, какой ежегодный налог способен платить владелец виноградника. Пригодность его к работе полководца примерно соответствовала пригодности верблюда к работе овчарки. Но наместник Ламх полагал, что человек, способный договориться с византийскими таможенниками, способен справиться и с ролью полководца. В целом наместник был прав. Просто ему катастрофически не хватало опыта.

Сотник Велим присел на корточки у костра. Глянул мельком на кусочки осетриного шашлыка, сглотнул слюну. У него с заката во рту ни крошки не было.

– Бери, ешь, – разрешил Святослав.

Сотник качнул головой, поглядел на своего старшого, воеводу Серегея, потом на варяга-хузарина Машега. Воевода, казалось, дремал. Лицо Машега было непроницаемо.

– Они подходят, – сказал Велим. – Сотен тридцать пеших и вдвое больше всадников. Прут, как кабаны, – за пять стрелищ слышно. И шумят, как свиньи на случке. Ударим, княже?

– Ешь, гридь, – велел Святослав. – Когда надо, тогда и ударим.

Велим достал нож, отмахнул кусок лепешки, положил на него пару кусков осетрины. Этого хватит: перед боем нажираться – последнее дело.

– Все, как ты и говорил, Машег, – сказал Святослав. – Смерды. Лишь бы они не запутались в собственных ногах. Или не заблудились: в ваших протоках даже выдра может заплутать.

– У них хорошие проводники, – бесстрастно произнес Машег. – И помни, княже: есть еще туркмены.

– Их слишком мало. Это будет не битва – резня.

– Они – твои будущие подданные, великий князь, – сказал Машег. – А Итиль скоро станет твоим городом.

– Я помню, – холодно ответил князь. Взгляд его синих глаз встретился со взглядом таких же синих глаз хузарина. – Не бойся, варяг! Я не обойдусь с Итилем, как с Семендером.

Грозный взгляд князя Машега не испугал. Он вообще был слегка отмороженный, этот хузарин-варяг. Иногда Духареву казалось даже, что не слегка, а совсем…

– Гр-рм! – откашлялся Сергей. – Время у нас есть, княже. Сыграем?

– Давай, – согласился Святослав. – Отрок, фигуры! Что ставим?

– Любая вещь, что мне глянется во дворце хакана, – моя!

– Ха! Годится! А я… – Святослав помедлил, глядя, как отрок расставляет шахматы. – А я… Если я выиграю, то больше никогда не услышу от тебя: «Ты неправ, княже!»

– Солидная ставка… – проворчал Духарев. Обычно из трех партий две выигрывал князь.

– Принимаешь? – Святослав протянул ему два кулака.

– Да! – Сергей хлопнул по правому, князь разжал кулак: на ладони лежал золотой копьеносец.

Право первого хода принадлежало Духареву.

Спустя полтора часа они еще играли. Костер погас, но небо уже порозовело и розовым окрасились верхушки деревьев соседней рощи и топы корабельных мачт – рукотворного леса, выросшего у берега там, где не росли камыши.

– Долго идут… – проворчал Духарев.

– Ждут, пока мы закончим! – князь усмехнулся, сверкнул белыми ровными зубами. – Ты ходи, воевода! Нам бы успеть, пока солнце не встало…

Вокруг, завернувшись в плащи и попоны, спали гридни. Восемь сотен. В основном нурманы. Этим все по барабану: бой – не бой… Правда, спали они в бронях.

– Шах! – сказал Духарев.