Текст книги "Белый Волк"
Автор книги: Александр Мазин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава одиннадцатая,
в которой герой получает удар кинжалом в печень
После обеда заняться мне было совершенно нечем. Матерые викинги в это время предавались сну или тихим играм (фигурки, камешки, кости), а не матерые – хозяйственным работам. Я относился к первой группе, но ни спать, ни играть мне не хотелось, поэтому я отправился на рынок. У меня даже была цель – пополнить запас боевых и охотничьих стрел. Деньги есть, а стрелы – такой товар, который всегда пригодится. Продукт-то расходный.
Вообще, пошляться по блошиному рынку, когда ты при деньгах, – дело приятное. Даже если ничего не покупать. Всегда любил это дело. Особенно если на рынке было оружие. Здесь же оружия – навалом. Правда, в основном – дрянное. Ножи, топоры, мечи, больше смахивающие на тесаки. Грубые тяжелые шлемы. Броня, которую, на мой взгляд, надо было сразу отправлять на переплавку. Единственное, что мне приглянулось: меховые, очень качественные рукавицы о трех пальцах с металлической сеточкой с тыльной стороны. И размерчик был мой, что можно было истолковать как знак Судьбы, потому что у обычного викинга лапища – как полторы моих.
– Последние остались, – сообщил мне паренек, торговавший воинской снастью. – Мелкие получились, потому и не берут. Возьми, за полцены отдам.
Тут до меня дошло, почему в Роскилле образовался дефицит хорошего оружия. Спрос слишком высок. Союзная рать Рагнара-конунга разобрала всё стоящее. Это только в сагах здешних поют, что викингу следует за всё платить железом, а не серебром. На деле добыть во время набега хороший меч или кольчужку намного труднее, чем пару марок серебром. Тем более что вся самая ценная снаряга здесь – экспортная. Только у норегов куют приличные клинки. Да и то потому, что у них руда хорошая.
Помнится, смотрел я один фильмец, где скандинавский кузнец чуть ли не за вечер превращает большой норманский меч в изящную арабскую сабельку. Долго смеялся. В реале у него получился бы кривой, кое-как отшлифованный тесак, с которым не в сечу идти, а поленца на щепу распускать. Настоящая арабская сабля – это не кривая железяка. Это такой клинок, с которым можно даже против двуручника выйти. Если умеючи. Но лично я всегда отдавал предпочтение шпаге и мечу. Колющая техника лаконичнее рубящей. Хотя здешние мечами почти исключительно рубят. Оно и понятно: сила в избытке. Хряп – и пополам.
Я примерил обновку и сунул за пояс. Затем огляделся, высматривая продавцов стрел… и поймал взгляд коренастого здоровяка в недешевом прикиде, с «бородатой» секирой, заткнутой за богатый пояс. Обветренная просоленная морда профессионального моремана. Борода и грива, клоками торчащие в разные стороны, сроду не чесанные. Под меховой куртенью кудлатого серебром блеснул панцирь.
Во как! Обычно здешний люд таскает хорошее железо снаружи – чтоб все видели, как крут его хозяин. Хотя не исключено, что на куртку броня просто не налезла.
Встретив мой взгляд, волосатик сразу отвернулся.
Ну и ладно. Значит, незнакомы. А вот и нужный мне товар.
– Ты глянь, воин, какие стрелы! – Торговец с ходу угадал покупателя. – Оперены настоящими орлиными перьями! Погляди, как остры наконечники! Как они отшлифованы! Ни одна кольчуга не удержит такую стрелу! А как она легка! Попробуй, господин!
Я взял летучее орудие убийства. Какая приятная неожиданность – действительно неплохая стрелка. Так сказать, бронебойная. Узкий крепкий наконечник, идеально ровное древко, по-моему ясеневое, тщательно посаженные на деготь и аккуратно примотанные маховые перья. Местная работа, потому – нормальный продукт, а не нераспроданные остатки. Однако цену следует сбить…
– Орлиные, говоришь?
– Не сомневайся, господин! Эти стрелы будут бить твоих врагов как орел когтит цаплю.
Я усмехнулся.
– Думаешь, я не отличу перо орла от гусиного? – осведомился я, пристально глядя на продавца.
Честно сказать, перья я могу и попутать. А вот реакцию человека – вряд ли.
Мгновенное смущение, чуть скошенный взгляд…
– Уверяю тебя, господин! Ты ошибаешься! – воскликнул торговец, но я остановил его взмахом руки.
– Гусиные тоже сойдут. Стрелы твои и впрямь недурны.
– Если господин желает, он может опробовать… – Кивок на длинный, в мой рост, тисовый лук в кожаном чехле.
– Обойдусь. Если ты сразу назовешь мне настоящую цену, я возьму три десятка. Десять таких, еще десять – вот этих, широких (не знаю, как по-датски, а словене называют их срезами), и десять вот этих – на крупную дичь…
– Отличные стрелы, мой господин! С такими хоть на волка, хоть на оленя…
– Три десятка! – перебил я. – Учти: я не люблю торговаться. Только не ошибись в цене, иначе я пойду к другим оружейникам.
Борьба чувств явственно отразилась на физиономии продавца. Я следил за ним очень внимательно, потому что, как сказано выше, неплохо разбирался в людях. А вот в ценах – не очень…
Я так сосредоточился на торговце, что упустил момент, когда кудлатый здоровяк с броней под курткой оказался у меня за спиной.
Дальше все происходило очень быстро.
Раз! – И кудлатый выдернул из ножен мой собственный кинжал. Два! – И он пырнул меня под ребра. Аккурат в печень.
Точный, хорошо поставленный удар – короткий, мощный, с вложением корпуса. Такой даже ребро не остановит, попади оно под клинок. Но, как сказано выше, киллер бил туда, где ребер не росло. Зато имелся богатый, изукрашенный серебряными фигурками пояс.
Большое спасибо моей персональной удаче! Острие угодило в серебряного дракончика, разрубило его, надрезало толстую кожу пояса и увязло в кольчужном плетении засунутых за пояс рукавиц.
В такие моменты башка у меня отключается. Руки-ноги и всё прочее работают сами. Второй тычок не прошел – увяз уже не в рукавице, а в моем захвате. И сразу доворот и толчок вверх, используя инерцию разворота и рывок попытавшегося освободить руку киллера.
Вверх, потому что в корпус – бессмысленно. Броня.
Впрочем, убивать его я не собирался. Злодей должен был отшатнуться, уходя от клинка (нормальная реакция, когда тебе в глаза суют острое железо), потерять баланс, и тогда (наработанная связка) я бы его с легкостью подсек и уложил мордой в снег, завернув руку с кинжалом к затылку.
Либо у кудлатого было что-то с безусловными рефлексами, либо он был совсем отмороженный. Вместо того чтобы отшатнуться, этот безумец, наоборот, рванулся ко мне…
И получил, что положено. Десять сантиметров железа в горло.
Блин!
Клинок увяз, и, когда киллер осел, мокрая от крови рукоять выскользнула из моих пальцев.
Я выругался. Вот уж не было печали! И что теперь делать?
Убийства (я не имею в виду хольмганг, убийство, так сказать, узаконенное) в Роскилле случались. Ничего удивительного при таком скоплении кровожадных ублюдков. Но они случались бы намного чаще, если бы Закон не карал преступников быстро и беспощадно. Как правило, даже не интересуясь, кто зачинщик. Убил – отвечай! Конкретно! Хорошо, если удастся откупиться. А если нет?
Пока я переваривал случившееся, меня свинтили. Подскочили четверо, из Рагнаровых людей (откуда только взялись?), зажали в коробочку, сняли с пояса меч. Не скажу, что действовали они грубо, но и не церемонились. Вокруг мгновенно образовалась толпа. Я – в центре. У ног – труп. Вокруг трупа – красное пятно набухшего кровью снега. А в трупе – мой кинжал. Так сказать, взят с поличным. Ага, знакомая рожа. Ульфхам Треска. Постучал пальцем по лбу: в уме ли ты, хускарл? При всём честном народе человека зарезать. Но тут же крикнул кому-то, перекрывая гомон зевак:
– Дуй за ярлом!
Люди Рагнара держали меня под контролем. Ждали чего-то. Судейских, надо полагать.
Мне тоже оставалось только ждать. Продавец стрел глядел на меня с сочувствием: он всё видел.
Я тоже понимал, что дела мои – кислые. Здесь нет такого понятия, как превышение пределов необходимой самообороны. Есть понятие «убийство». Суд, возможно, учтет то, что я защищался. А возможно, и не учтет. Зависит от того, кто таков убитый. И какого хрена ему понадобилось меня резать?
Ага, вот и высокий суд! Преимущество маленького городка – здесь всё близко. А от резиденции Рагнара до рынка вообще рукой подать.
Однако Хрёрека еще нет…
Толпа раздвинулась, пропуская конунга.
С конунгом, помимо обычной свиты, сыночки: Бьёрн, Ивар, Хальфдан… Последний – с куском мяса в лапе. Должно быть, кушало благородное семейство, когда поступила инфа о преступлении.
Рагнар остановился напротив меня, уставился. Не человек – глыба. С глазками кита-убийцы.
Поглядел, качнулся с носков на пятки, ткнул толстым пальцем в покойника:
– Кто таков?
– Мой человек.
Это Хальфдан.
Скверно. Человек Рагнарсона – это не какой-нибудь бродяга. И даже не свободный датский бонд.
– Твой? – Это уже Ивар. – Что-то я его не помню.
Не понял. Что, Бескостный на моей стороне? Или простое любопытство?
– Я его недавно взял, – добродушно сообщил Хальфдан. – До того он с Торсоном-ярлом ходил. Племянник его.
– Жизнь за жизнь, – пробасил Бьёрн Железнобокий. – Так гласит Закон. За что он его убил?
Я открыл рот, чтобы пояснить, но меня грубо пихнули в бок: помалкивай, не к тебе вопрос.
– Я видел! – крикнул кто-то в толпе. Вперед вылез какой-то дан. Не викинг, судя по прикиду. – Этот, – взмах в сторону покойника, – к этому подошел, а этот его – ножом!
– Кто еще? – поинтересовался конунг.
Нашлись еще свидетели. Их показания не расходились со словами мужика. Хрен они что видели. «Врет как очевидец», – говаривал мой знакомый оперуполномоченный.
Однако Рагнар тоже был не лох в расследованиях.
– Ты! – Похожий на удерживающий мачту штырь-фиксатор Рагнаров палец нацелился на оружейника. – Ты был рядом. Что ты видел?
– Всё видел, конунг! – бодро отреагировал тот.
– Так говори!
– Значит, дело так было, – неторопливо, явно наслаждаясь тем, что оказался в центре внимания, начал продавец: – Подошел ко мне этот хускарл, стрел прикупить хотел. Ну, это понятно. У меня стрелы – одна к одной. Хоть весь рынок обойди – лучших не сыщешь! Для ворога – верная гибель, стрелы мои…
– По делу говори! – оборвал конунг.
– Так я и говорю, – оружейник даже слегка удивился. – Стрелы он у меня покупал. Три дюжины. По… – быстрый взгляд на меня, – …монете за пару.
Явно закинул цену, мерзавец. Ну и хрен с ним. Лишь бы показания правильные дал.
– Уже и столковались, – продолжал оружейник, да тут – этот дренг. Подошел сзади да как схватится за нож…
– Это не нож убитого, – спросил Рагнар. – Это его нож, – кивок на меня. – Я помню. Не лги мне, человек!
Надо же. Вот это называется – глаз-алмаз. Хотя – чему удивляться. Кинжал у меня характерный, а у здешних взгляд на оружие наметанный.
– Я и не говорю, что его, – не смутился продавец. – Я сказал только: схватился за нож, что у этого на поясе был. Выхватил и сразу ударил.
– И промахнулся? В горло себе попал? – Это опять Хальфдан. – Этот человек врет, отец!
– Может, и врет, – проворчал Рагнар, сверля хищными глазками торговца. – А может, и нет. Послушаем.
– Он в бок ударил, – обиженно пробормотал оружейник. – Сильно ударил. И попал.
– Попал, говоришь? – усомнился Хальфдан. – А почему крови нет?
– А мне откуда знать? Я, что видел, то и говорю.
Я хотел пояснить, но мне опять сунули кулаком, и пришлось помалкивать.
Рагнар подошел поближе, изучил мой бок, пояс, малость подпорченные рукавицы. Потрогал разрубленную бляшку-дракончика.
– Да, – согласился конунг. – Был удар.
Ага! Вот наконец и Хрёрек.
– Что бы ни сделал мой человек, я за него отвечу! – Ярл с ходу ворвался в круг и встал рядом со мной, отодвинув головореза, пихавшего меня в бок.
Я как-то сразу успокоился.
Рановато.
– Жизнь за жизнь! – снова заявил Хальфдан.
– Убитый – человек из дружины Торсона-ярла! – Хрёрек с ходу опознал покойника. Хотя теперь бы и я его опознал, потому что куртка на покойнике была распахнута, а под ней был славный византийский панцирь, который запомнил и я. Теперь понятно, почему его бывший владелец после хольмганга смотрел на меня так недружелюбно. За дядю обиделся.
– Был! – не согласился Хальфдан. – Я взял его в хирд.
– От этого он не перестал быть родичем Торсона, – сказал Хрёрек.
Надо же, мой ярл знал и это. Хотя – тоже понятно. Кто-то же выплачивал покойнику его долю от собственности: драккара Торсоновой дружины.
– Выходит, у него были основания отомстить за дядю! – Тут же заявил Хальфдан. – Вергельд ему никто не платил.
– Хочешь получить вергельд за Торсона, родич? – усмехнулся Хрёрек-ярл.
– За Торсона – нет, а за него, – кивок в сторону покойника, – возможно. Племянник был в своем праве, когда хотел отомстить за дядю.
Вот как. Ну конечно! Копни поглубже – сразу выяснится, что где-то зарыты бабки.
– Не торопись, сынок, – вмешался конунг. – Законоговоритель здесь я. А я говорю, что права на месть тут не было. Ульф Черноголовый (надо же, помнит, как меня зовут. Я даже загордился немного) бился заместо Торсона-ярла. И мстить за смерть должно было не выставленному поединщику, а тому, кто выставил. Кабы нашего брата Хрёрека здесь не было, тогда ладно. Но если каждый желающий отомстить станет выбирать себе кого пожелает из рода убийцы, то это будет уже не Закон, а беззаконие!
– Верно говоришь, отец! – сказал Ивар Бескостный, о котором говорили, что он платит вергельд только тогда, когда сам пожелает (считай – никогда), потому что плевать ему и на Закон, и на чужую месть. – Тогда это будет закон трусов. Ты – за такой Закон, братец?
Это была шутка, притом добродушная. Хальфдан не обиделся.
– Я за тот Закон, который не позволяет безнаказанно убивать детей Одина! Я оцениваю жизнь воина в пятьдесят марок серебром.
– Не много ли – для него? – Хрёрек махнул рукой в сторону покойника.
– А я не о нем говорю, а вот о нем! – Хальфдан показал на меня и ухмыльнулся. – Думаю, у этого хускарла найдется чем заплатить. А если не найдется, то я готов взять у него в счет долга тот грэнд, что он купил недавно у Вальтева Кьервальвсона.
Ей-богу, весь Сёлунд – одна большая деревня. Все всё знают.
– Мы выслушали всех свидетелей, – пробасил Рагнар. – Теперь говори ты, Ульф Черноголовый. Расскажи нам, как ты убил этого человека.
Ага. Последнее слово предоставляется подсудимому.
«Я защищался!» – хотелось крикнуть подсудимому, то есть – мне.
Но сказал я другое. Я успел продумать линию защиты.
– Этот человек схватил мое оружие!
Тут я сделал паузу, дал присутствующим возможность вникнуть в сказанное: племянник Торсона-ярла взял чужую вещь! Оружие! Без разрешения! Согласно местному моральному кодексу это всё равно что чужой жене подол задрать. Уголовно наказуемое деяние.
– Возможно, он хотел его украсть, иначе зачем он это сделал?
Я догадывался, почему он пытался зарезать меня моим же кинжалом. Посчитал, что, если убить меня секирой, месть будет неполной. Дядьку-то его я ножиком запорол. Другим, правда, но это уже детали. А может, фишка в том, что топором нужно было замахнуться, а замах я бы точно угадал – по тени. Солнце было у меня за спиной. Мой несостоявшийся киллер мог учесть этот момент. Боюсь, мне уже не узнать его мотивов. Ну и хрен с ними.
Я оглядел присутствующих: как, дошло до них, к чему я клоню… И поймал одобрительный взгляд Хрёрека. Ярл уже понял мою линию защиты. Вора убить – это не чужого дренга в драке прикончить. Скандинавы всегда рады пограбить чужих, но на собственной территории к праву собственности относятся очень трепетно. Вора бить можно и нужно. Тем более, вора, который хотел стырить оружие. Оружие – это, вообще, святое!
– Не думаю, что он хотел меня убить, – авторитетным голосом заявил я. – Если бы хотел – ударил бы топором. Но когда он понял, что я хочу вернуть свой кинжал, то ударил меня в бок. Это был сильный удар, но неточный. Мне повезло: удар пришелся в пояс, и я схватил вора за руку. Я думал: он бросит кинжал и убежит, но вместо этого этот человек попытался вырвать свою руку и нечаянно ударил себя кинжалом. Это всё.
– Что скажут свидетели? – невозмутимо поинтересовался Рагнар. Интересно, проглотил он мою версию или нет?
После показаний оружейника и моей речи свидетели уже не были столь единодушны. Примерно половина допускала мой вариант. Вторая половина оспаривала, но большинство из них были слишком далеко, чтобы видеть подробности.
Кроме оружейника.
– Так ли все было, как говорит этот человек? – спросил Рагнар.
– Именно так.
Хорошо, что ему с самого начала не дали дорассказать свой вариант истории. Ведь он мог бы и разойтись с моим.
– Получается, что твой человек – вор, сынок, – сделал вывод Рагнар. – И сам себя убил. Покажите мне оружие, которое пытались украсть.
Возникла заминка. По здешним обычаям, тот, кто вынет оружие из трупа, как бы принимает на себя обязательство отомстить. Идти ко мне в кровники желающих не наблюдалось.
– Он сам себя убил, – Рагнар хмыкнул, наклонился и выдернул кинжал. Оглядел его, еще раз хмыкнул (кинжал был хорош, но не настолько, чтобы рисковать из-за него жизнью) и со словами: – Возвращаю собственность владельцу! – протянул его мне.
Вот так всё и разрешилось. Бескровно и бесплатно. Если не считать двух марок, которые пришлось заплатить Рагнару за «беспристрастный» суд. И небольшого (еще марка) подарка, который пришлось сделать Хальфдану, чтобы тот не затаил на меня обиды.
Триста граммов с хвостиком серебра – как не было. Блин! Если на меня еще кто-нибудь нападет – пусть лучше зарежет. Чистое разорение даже при относительно благоприятном исходе.
А еще (уже по собственной инициативе) я подарил злосчастный кинжал Ивару, который, уж не знаю почему, заступился за меня. По-любому, такого, как Бескостный, лучше задобрить. Дешевле обойдется.
* * *
А потом была праздничная пьянка. В честь замирения. С Хальфданом Рагнарсоном и его парнями. Не со всеми, само собой, а с сотней особо доверенных. Или, может, особо склонных угоститься на халяву.
У постороннего наблюдателя может сложиться впечатление, что викинги только и делают, что жрут, квасят, трахаются и хвастаются. Честно говоря, прежде и я так думал. Пока был «посторонним». Но в какой-то момент до меня дошло: всё не так. То есть – не совсем так. Да, жрут, дуют пиво, орут всякие хвастливые истории – иногда стихами, но чаще – простым слогом, порой весьма невнятным от принятого на грудь. Но не всё так просто. Как я уже неоднократно отмечал: в этом мире нет телевизоров и рок-групп. Вместо последних – дудки и барабаны, а вместо первых не только традиционные шоу вроде хольмганга, но и эти самые застольные истории: невнятные, хвастливые, порой весьма фантастические, но довольно часто – очень даже информативные.
То есть на совместной пьянке с парнями молодого Рагнарсона те, у кого в голове было хоть немного масла, не только дули пиво и соревновались, кто дальше закинет каменюку. Для умеющих слушать и запоминать (а к таким относились почти все хольды, не говоря уже о ярлах, хёвдингах и прочих «офицерах» разбойничьей скандинавской братии) рассказы о славных победах и успешных торговых вояжах становились бесценным источником информации. Практически все присутствующие умели отделить толику правды от вороха вранья и похвальбы. Исходя из практических соображений. Если вернувшийся из похода или торговой экспедиции (разница невелика, потому что там, где можно брать бесплатно, эти ребята бесплатно и берут) хирд купается в роскоши и сорит серебром, то рейд наверняка был удачен. А если «морскому» ярлу приходится брать кредит на прокорм собственного воинства, то какие бы славные истории о собственной удачливости и храбрости эти парни ни рассказывали, веры им не много. Хотя уже то, что они не угодили в сети Ран, не сложили косточки на чужом берегу, а все-таки вернулись, тоже можно полагать удачей. А уж опыт, который они привезли домой, можно считать и вовсе бесценным, потому что информация правит миром не только в техногенную эпоху.
Тот, кто не умеет учиться на чужих ошибках, никогда не станет вождем в этом мире. Удача – девушка разборчивая. Она предпочитает тех, кому известно, где ее искать.
Когда я научился правильно слушать разбойничьи байки, они сразу перестали выглядеть как потоки безудержного хвастовства. Более того, именно на основе этих баек в моем мозгу наконец сложилась непротиворечивая геофизическая картинка здешнего мира.
Как известно любому, кто хоть раз рассматривал карту мира, Скандинавский полуостров – это довольно-таки обособленная территория. Только у Дании, прихватившей часть материка, есть сухопутная граница с «цивилизованной» Европой.
Прочие же – свеи и нореги, по суше контактируют только с «дикими туземцами» – финнами, бьярмами, саамами и прочими.
Соседство сие весьма выгодно для скандинавов и весьма прискорбно для «диких» соседей. Викинги уже давно доказали туземным охотникам, что они – не соболя и не белки, а слабенькие стрелы с костяными наконечниками и каменные топоры совсем не рулят против боевого железа детей Одина.
Однако отсутствие обширных сухопутных границ с континентом скорее способствовало, чем препятствовало, успеху скандинавских разбойников.
А равно и торговцев, потому что именно торговцы, как правило, первыми осваивали новые маршруты и разведывали слабые места вероятного противника.
Мои друзья были замечательными мореплавателями. Пересечь Северное море и внезапно возникнуть из тумана у берегов Англии?
Да запросто!
Прихватить то, что плохо лежит, по ту сторону Ла-Манша – легко! Обычное дело. А вот мечта Рагнара ограбить Рим – это воистину грандиозный замысел! И великое плавание. Потому что это вам не четыре с хвостиком часа ленивой дремы в кресле «Боинга».
Чтобы попасть в Средиземное море, нужно сначала с запада обогнуть земли франков, потом Испанию, где в данный момент властвовали арабы, затем пройти через Гибралтар в Средиземное море, проплыть вдоль южных границ той же Франкской империи, собранной Карлом Великим, но ныне поделенной натрое его наследниками, и лишь затем оказаться у берегов вожделенного Италийского королевства.
Но одной географии мало, чтобы понять истинную трудность задачи. Ведь всё это время викингам придется плыть вдоль чужих берегов. Не то чтобы незнакомых (скандинавские купцы бывали даже в Адриатическом море, да и тамошние тоже, бывало, доплывали аж до Бирки [14]14
Крупнейший торговый центр средневековой Швеции.
[Закрыть]), но очень, очень недружелюбных. Придется приставать к этим берегам, чтобы пополнить запас пресной воды и пищи… Ну и пограбить, если получится. Конечно, викинги – великие воины. Но даже величайшая армия, отрезанная от «баз», может воевать лишь ограниченное время. Нет пополнения, нет отдыха… Да и добычу домой еще доставить надо.
Поэтому без знания будущего маршрута – ну просто никак. Даже до Франции – путь неблизкий. А уж обогнуть всю Европу… Об этом деянии такие саги сложат, что слава пройдет сквозь тысячелетия. Если деяние удастся.
Хальфдан, будучи сыном Рагнара, был в курсе самых заветных планов. И пропагандировал их как мог. Наш хирд пользовался среди разбойничьей братвы немалым уважением. И пусть под знамя Ворона [15]15
Знамя Рагнара Лотброка, с которым связана целая легенда. Три его дочери выткали для отца волшебное знамя с изображением ворона. Перед очередным виком знамя извлекали на свет и поднимали повыше. Если ворон взмахивал крыльями, значит, все будет круто. Если знамя обвисало, как спаниелево ухо, то лучше поход отложить. Оно и понятно. В безветренную погоду плавать можно исключительно на веслах. Впрочем, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, когда следует вынимать из чехла легендарное знамя, сшитое дочерьми Рагнара для любимого папы всего за одну ночь. Последнее, впрочем, сомнительно. Работа вышивальщиц весьма трудоемка.
[Закрыть]охотно вставали тысячи любителей чужого добра, между дикой вольницей и дисциплинированным отрядом есть большая разница. Хотя, по-моему, Хальфдан просто хотел упрочить свое положение. Он был не единственным и далеко не самым крутым сыном своего славного папы, а молодости свойственно честолюбие.
В общем, мы хорошо посидели и расстались друзьями. А мой кошель стал легче еще на полмарки. Попойку-то оплачивал я. Нет, больше ни одного трупа! Этак и в нищету впасть недолго.
