Текст книги "Белый Волк"
Автор книги: Александр Мазин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава седьмая,
в которой герою представляется возможность показать свою крутизну
Вся наша застольная братия-сестрия дружно высыпала во двор. Вся – это Медвежонок, Гудрун, Рунгерд, четверо людей Рунгерд, из которых я знал только Гнупа Три Пальца, их жёны, Льот Рукавичка, Хегин, его ушибленный на голову боец, племянник Скиди, непонятный дедушка, две девки-прислужницы… Словом, зрителей с самого начала набралось немало, а уж во дворе их количество утроилось, потому что на грядущее зрелище набежали прочие работники усадьбы, свободные и трэли. Вся эта толпа быстренько распределилась по ранжиру и приготовилась глазеть.
Свартхёвди принес с собой пару тупых тренировочных мечей и два таких же учебных, то есть грубых и довольно тяжелых щита.
Они с пареньком встали друг напротив друга.
Давид против Голиафа. Поправка. У библейского Давида было дистанционное оружие – праща. А у этого – современный аналог той палицы, которой орудовал библейский Голиаф. Будь такое вооружение у будущего иудейского царя – и не было бы ни царя, ни будущего.
Медвежонок – он и есть Медвежонок. Высокий, широкий, мощный, длиннорукий. Волосы и борода заплетены в косицы, челюсти – как капкан, глазки маленькие, рожа красная… Словом, настоящий викинг. Воплощенный кошмар мирного французского (английского, славянского, немецкого – нужное подчеркнуть) землепашца.
Скиди же еще не викинг. Заготовка оного. Росту примерно моего, а в плечах, пожалуй, даже пошире. Но мясу на этих плечах еще расти и расти. Против Свартхёвди он – щенок. Хотя и породистый. И стоит хорошо, правильно. Плохо, что напряжен. Но это как раз понятно.
Мой дружок приглашающе постучал клинком по щиту: мол, давай, салабон, покажи доблесть. И малехо приоткрылся: опустил щит, а меч нахально положил на плечо. И это на дистанции прямого выпада. Ух я бы его поучил за такое пренебрежение к противнику!
Оп! Нет, ну очень хороший выпад! Еще чуть-чуть – и паренек достал бы старину Медвежонка. Чуть, конечно, не считается, Свартхёвди отпрыгнул весьма резво, поймал щитом следующий удар. Махнул сам – сразу видно: только чтоб пугнуть.
А Скиди – не пугнулся. Нет, он определенно молодец. Дистанцию чувствует, со щитом управляется не то чтобы очень умело, но, во всяком случае, щит ему не мешает. Бьет по открытому…
Свартхёвди тоже умница. Паренька не давит, наоборот, отступает, кружится, показывает-открывает то ногу, то бок, вовлекая Скиди в процесс непрерывной атаки.
Сапоги поединщиков проворно уминали снег. Зрители азартно вопили. Большинству, вероятно, казалось, что Скиди побеждает. Только те, кто поопытнее, видели, что Свартхёвди полностью контролирует, ведет бой, управляя каждым движением противника. Высший пилотаж. Интересно, сам паренек это понимает?
Похоже, что нет. Физиономия азартнейшая. Еще бы! Парнишке кажется, что он вот-вот достанет противника. Еще чуть-чуть быстрее, сильнее, резче…
Он непрерывно наращивал темп… Вернее, это Медвежонок вынуждал его ускоряться: дразнил, провоцировал, показывал фальшивую слабость… А сам при этом так экономно расходовал силы, что даже не запыхался.
Всё, сейчас мальчишка сдохнет. Пот градом, движения потеряли точность… Но не сдается. Силы иссякли, а он всё равно атакует, бьет… На голой воле. Вот из таких вырастают чемпионы. И викинги. У последних, впрочем, отбор пожестче. Тут не бывает ни золотых, ни серебряных медалей. Каждый поединок – финальный, а награда – жизнь. Ну и добыча, если повезет.
Медвежонок закончил бой так же красиво, как и вел. В самый последний миг, когда я уже подумал: сейчас паренек свалится, как Свартхёвди очень ловко подставил бок под удар, слабенький, медленный (Зато все видели: Скиди достал!), и тут же подхватил парнишку, обнял, уже почти ничего не соображающего, довел-донес до бревнышка у стены, усадил аккуратно…
И подмигнул мне: мол, видал, как я хорош! А как он хорош! Какой боец будет!
– Ульф! – Еще более прекрасная, чем обычно, Гудрун, с раскрасневшимся на морозе личиком, пихнула меня кулачком в бок. – А покажи ты нам свое искусство! – И чтобы не оставалось сомнений, какое именно искусство она имеет в виду: [8]8
В понятие «искусство» входили, кроме умения владеть оружием, также умение плавать, верховая езда, игра в мяч, лыжи и многое другое, например умение слагать стихи.
[Закрыть]– Покажи нам, как ты один четверых одолел!
Что мне ответить? Сказать, что я устал? Герои, блин, не устают. Придумать другую причину? Так ведь не поймут. Дикари-с. Азия-с… Тьфу, Северная Европа! В Азии-то как раз нынче – культура. Византия, Кордова, Испанский халифат… Или эмират… не помню уже. Но – информация к размышлению. Я точно знал: плавали туда викинги. И бесчинствовали. Впрочем, сейчас не до исламской Испании. Сейчас требуется прямо здесь доблесть показывать.
Я оглянулся на Рунгерд. Величественная вдова благосклонно качнула прекрасной головкой. Мол, давай, друг любезный. Покажи класс.
Ну хрен с вами, золотые рыбки!
– Медвежонок! – крикнул я. – Подыщи мне шест локтей пяти и толщиной в три пальца. Да чтоб гибкий был!
Инструмент нашелся. Отлично высушенная ошкуренная жердина. Достаточно упругая и не слишком тяжелая. Теперь попробуем сделать из нее макет китайского учебного копья. Нужна красная тряпка…
Тряпка нашлась. Я обмотал ею конец шеста (пояснив, что это – для безопасности моих противников), оставив хвост нужной длины.
Ну теперь повоюем. Есть желающие?
Как только я сообщил, что я буду драться этой обмотанной палкой, а мои противники – боевым оружием, в добровольцы записались практически все свободные взрослые мужики поместья. Числом восемь голов.
Свартхёвди очень хотелось поучаствовать, но он сдержался. Это хорошо. Равных мне по классу не будет. Надеюсь.
Участники минут десять разбирались с оружием, потом еще минут десять препирались из-за очередности.
Я подмигнул Гудрун и заявил, что мне лень плющить их поодиночке. Пусть нападают все сразу, только места бы нам побольше.
Восторженная Гудрун захлопала в ладоши, а ее очаровательная матушка, напротив, забеспокоилась. Но я поймал ее взгляд и тоже подмигнул: мол, все под контролем.
Биться договорились так: кто упал – тот выбывает. Кто потерял оружие – выбывает. Никто не возражал. У моих противников – полноценное боевое железо, а у меня, считай, простая палка с обмотанным концом.
Зрители разошлись. А мы сошлись.
Безусловно, мои противники не были новичками в обращении с оружием и умели работать как с копьем, так и против оного. Однако мой шест был значительно длиннее всех традиционных видов норманского копья, так что их навыки сразу сыграли против них – дистанция-то другая.
Троих я кинул на снег буквально за пару секунд. Промельк красной тряпки перед носом (щит, рефлекторно, вверх), а потом – мощный подсекающий удар по ногам.
Двоих набежавших сзади, я встретил тоже достойно. Одного – тычком в переносицу (Ну совсем лох – кто же так по-крестьянски топором замахивается? Я же – не полено сосновое!), другого, после парирования шестом плоскости меча, – в прыжке (заодно дистанцию набрал) ногой во вскинутый щит. И сразу, с длинного маха – по уху. Оба – на снегу, а я – уже в развороте, чтобы встретить набегающую тройку.
Лидировал в ней, безусловно, Гнуп, вооружившийся, кстати, не мечом, а копьем. Ну и щитом, разумеется. Тряпкой я его не обманул, от подсечки он ушел прыжком вверх, и она досталась другому, который кубарем покатился под ноги третьему. Этот споткнулся, выронил щит и схлопотал тычок в солнечное сплетение… Не упал, но согнулся буковкой «г» и выбыл минимум на полминуты.
Тем временем умница Гнуп сократил расстояние между нами до удобного для собственной атаки. И атаковал, почему-то решив, что оказался в «мертвой зоне» моего шеста.
Я его разубедил, перехватив шест двумя руками и отбив копейный удар (контролируемый, кстати, – Гнуп не собирался насаживать меня на шампур), и с маху ударив плечом в Гнупов щит… Черт! Проклятая разница в массе! Не Гнуп отлетел, а я. Оп! Уже мне пришлось подпрыгнуть, пропуская маховый удар понизу. Что ж, ты, уважаемый, тяжелее, но я – проворней. Стремительный набор дистанции – и мой шест вновь встретился с древком Гнупова копья. Причем уже на удобном для меня расстоянии. Я тут же «заплел» копье противника и привычным рывком (левая – опора, правая – рычаг) вырвал орудие убийства из мощной пятерни Гнупа Три Пальца.
Тот опустил щит, признавая поражение, а я, на радостях, станцевал танец с шестом перед кое-как разогнувшимся последним противником. От мелькания красного хвоста и свиста рассекаемого воздуха прямо у собственного носа бедолага натурально ошалел и замер столбиком, что позволило мне весьма эффектно выбить у него сначала щит, потом – топорик, который взлетел в правильном направлении и оказался в моей левой руке.
Всё, шоу закончено!
То есть это я так думал, слушая восторженный рев и визг зрителей.
Но я кое-о-чем забыл. А именно – о тщеславии моего друга Свартхёвди.
– А ну я! – воскликнул Медвежонок, подхватил копье Гнупа и бросился в атаку.
Я отреагировал слишком поздно и подпустил Свартхёвди на расстояние копейного удара. Сухой треск сшибающегося дерева был подобен автоматной очереди – так быстры были удары и отбивы. На расстоянии двух шагов мое оружие теряло преимущество длины, однако Медвежонок остерегался работать железком (на мне была только шерстяная куртка), и это несколько уравнивало шансы. Зато я не сомневался, кто устанет быстрее. Соревноваться в выносливости с потомственным викингом – всё равно что пытаться загрызть кабана.
Свартхёвди наращивал темп. Я отбивался как мог. Несколько раз он весьма прилично достал меня по ребрам. А я его – по ногам. Мелькающий красный «флажок» с толку его не сбивал – не тот уровень. На моем шесте уже имелись порядочные зазубрины от контакта с копейным наконечником. Отбивать железом Свартхёвди не опасался… И я этим воспользовался. Выбрал момент – и нанес удар, что называется, со всей дури, да еще с перебросом из-за спины, сверху, открывшись (на мое счастье – Медвежонок не поверил: решил, что обманка) так, чтобы Свартхёвди вынужден был отбить именно железком и как раз по старой зарубке… Хрясь!
Моей левой руке стало очень больно. Шест переломился пополам в ладони от места хвата. Зато я получил возможность ударить другим концом аккурат по тому же месту. А именно – по Медвежонкову правому локтю. Хорошее место – рука Свартхёвди враз онемела. Правда, копье он не отпустил (он и мертвый не разжал бы пальцев – генетический, надо полагать, рефлекс), но это лишь помешало ему действовать левой рукой, когда я, на обводе, прямо-таки классическим викинговским приемом бросил свой укороченный шест по нисходящей дуге аккурат под Медвежонково колено. Будь это меч – остался бы мой друг без ноги, если бы не успел убрать конечность. Но сейчас его ноге угрожала всего лишь какая-то палка. Свартхёвди просто перенес на нее тяжесть своего пятипудового организма… И «какая-то палка» воткнулась в его ногу пониже коленного сгиба. Аккурат в то самое место, где располагается нужная точка…
Ногу Свартхёвди скрутило от жуткой боли, она подогнулась, и мне осталось только чуток подтолкнуть…
Но я этого не сделал. Свартхёвди – мой друг и хускарл Хрёрека-ярла. Негоже ему валяться на снегу, словно какому-нибудь бонду-землепашцу. Поэтому, сократив дистанцию, я обнял его, крепко ухватив за пояс, и помог устоять и оклематься.
На этом наше соревнование закончилось, и мы, Медвежонок – прихрамывая, а я – потирая бок, двинулись возмещать потерю жидкости замечательным пивом Гудрун.
Всё-таки хорошая вещь – точечная техника. Жаль только, что эффективность ее в настоящем бою ничтожна. Секире совершенно безразлично, в каком месте отрубить жизненно важный орган, а копье, доставшее до печенки, отправляет в Валхаллу вне зависимости от того, под каким углом и в какой точке оно вошло в тушку.
Однако не думайте, что эти восточные наработки бесполезны в средневековой Европе. Очень даже полезны. Например, в постели, если знаешь, как и куда нажать, можно очень даже…
Хрена лысого! Не было у меня никакой постели! Зря разлакомился. Госпожа Рунгерд недвусмысленно дала мне понять: у нее дома – никакого секса! Ежели невтерпеж – можно девку прислать.
От девки я гордо отказался. И в награду мне сделали лечебный массаж с применением травяных мазей. Тоже весьма приятно. И полезно: к утру от болезненных ушибов остались только синяки и воспоминания. Вот оно, колдовство! Интересно, а юная Гудрун владеет прабабушкиной магией?
Глава восьмая,
в которой выясняется, что магия, страсть и секс неплохо работают в одной упряжке
Юной Гудрун финская магия была без надобности. У нее была своя собственная, которая называлась: таким глазкам отказать невозможно.
– Подари мне что-нибудь, Ульф-хускарл, – сияющие глаза Гудрун на мгновение оказались в сантиметрах от моих. Я кожей ощутил ее близость… Ей-Богу, мне потребовалось всё мое самообладание, чтобы удержать в неподвижности руки. Это был зов, которому было почти невозможно противиться. Я вцепился в столешницу с такой силой, что вполне возможно, на дереве остались вмятины.
Ну да, мы опять сидели за столом и жрали. Что поделаешь. Вскорости мы с Медвежонком намеревались отправиться в Роскилле, а перед дальней дорогой полагалось сытно покушать. Но от близости синеглазой сестренки моего друга у меня напрочь выветривались мысли о еде. А руки сами тянулись…
Нельзя! Нельзя хватать жадными лапами свободную девушку благородных кровей. Это закон. Она может обращаться с тобой как угодно. Шептать на ушко, трепать, гладить… Но инициатива – всегда за ней. Нахальная девчонка может сколько угодно провоцировать мужчину… Но если тот поддастся на провокацию, тем хуже для него. Хорошо, если обойдется только вирой…
– Какую-нибудь мелочь, славный Ульф… Не то я подумаю, что совсем тебе не нравлюсь…
Искушающе приоткрытый рот так близко, что я чувствую губами теплое дыхание…
– …Или я подумаю, что ты – просто жадина!
На мое счастье, в следующую секунду она выпрямилась и громко рассмеялась.
А еще чуть-чуть – и я бы начал срывать с себя золотые цацки.
Я мог бы вечно смотреть, как она двигается, как наливает пиво в чашу брата…
Надеюсь, буря у меня внутри не отразилась на моем лице. Я и так чувствовал себя дурачком, который тупо лыбится, пялясь на девушку своей мечты, не способный и слова внятного выдавить…
– На меня ты так никогда не смотришь, – Рунгерд игриво толкнула меня плечом.
– Как? – всё еще пребывая в состоянии очарованного дебила, вякнул я.
– Как медведь – на мед.
Ее рука под столом игриво стиснула мою ногу.
И я очнулся.
– Это – чары, да? Признайся: ты меня заколдовала?
Рунгерд улыбнулась и покачала головой.
– Значит, это она меня заколдовала. – Я следил за Гудрун, наливающей пиво Тори, сыну Скейва Рысье Ухо.
Тори с папашей (соседи, блин) заявились на фазенду Рунгерд прямо с утра. Огорчились, обнаружив здесь меня и Хегина Полбочки с соратниками.
Правда, узнав, что мы со стариной Полбочки – не в корешках, а совсем наоборот, Скейв оживился и воспылал ко мне симпатией. Оказывается, они с Хегином Брунисовичем – в вялотекущей ссоре еще с дедовских времен. Такие вот латиноамериканские страсти.
Увы! Ответить взаимностью рысьеухому Скейву я не мог. Главным образом, из-за его сынка, белобрысого щекастого дебила с белесой немочью, пробивающейся на прыщавом подбородке.
Мясистый недоросль недвусмысленно выражал свою симпатию к Гудрун. А та охотно поддерживала игру. Нет, я не ревновал к мордастому Тори. Будто Гудрун заигрывала не с мужчиной, а как… с собакой, что ли. Без всяких на то оснований я чувствовал эту девушку настолько своей, что ревности не из чего было расти. Меня просто раздражало, что какое-то чмо трется около нее. И полагает, что так и должно быть.
Я не слышал, о чем они говорят, но не сомневался, что Гудрун кокетничает. В отличие от меня, Тори за словом в карман не лез. Гудрун фыркнула и дернула сына Скейва за косицу. Тори радостно заржал.
Голос Рунгерд вернул меня к действительности:
– Чары? О да, чары! – В голосе прекрасной вдовы звучала явная насмешка. – Только это чары совсем другого толка, чем ты думаешь. Чтоб ты знал, Ульф, настоящая способность к волшбе передается через поколение. Возможно, дочь моей дочери станет хозяйкой рун, но не сама Гудрун, какое бы имя она ни носила. Ее чары не от мудрости Норн. Ей вполне подошло бы прозвище – Улыбка Фрейи. Но горе тому, кто назовет так мою дочь, – взгляд Рунгерд на мгновение стал ледяным.
– Почему? – спросил я.
– Потому что так когда-то звали меня. И это стоило жизни моему мужу. [9]9
Фрейя, сестра бога Фрейра. Богиня любви, плодородия, жатвы и пр. Она невероятно красива, и сердце у нее нежное и сострадательное. Однако в лучших традициях норманов она по совместительству является предводительницей валькирий, и поле брани – тоже место ее жатвы. Мужа у нее нет. Вернее, она – вдова. Зато у нее есть официальный любовник по имени Хильдисвини, который большую часть времени проводит в облике кабана. Желающих убедиться, насколько близок (или далек) образ Рунгерд к красавице из скандинавского пантеона, рекомендую обратиться к первоисточникам.
[Закрыть]
Я вопросительно взглянул на Рунгерд… И понял, что подробностей не будет.
– Что ж, сделаем отметочку в памяти: выяснить, каким образом отошел в лучший мир папа Свартхёвди. Как его… Сваре, поскольку Свартхёвди у нас Сваресон. Вот у самого Свартхёвди и выясним… Хотя нет, не стоит. Медвежонок – не тот человек, который стал бы таить от друзей историю своего папаши, если бы ею можно было похвастаться. А раз парень помалкивает, значит, поговорить об этом лучше не с ним, а с кем-нибудь еще. И поговорить обязательно. Как-никак дело касается моих будущих (хотелось бы надеяться) родственников…
Хорошо, – легко согласился я. – Забудем это роковое прозвище. Но если ты решишь отдать дочь за кого-нибудь, кроме меня, пеняй на себя!
– А что ты мне сделаешь? – кокетливо улыбнулась Рунгерд.
Я наклонился и, шепотом на ушко, поведал ей, что именно я с ней сделаю. Причем – публично. И тогда ей, как ни крути, придется выйти за меня замуж самой.
Рунгерд захихикала и ущипнула меня за ногу.
– Я подумаю, – игриво пообещала она. – Такого глупого и беспечного воина, как ты, скоро убьют. И я присоединю твой грэнд к моему одалю. Удобная бухта мне не помешает. Пусть новые женихи приплывают ко мне на больших драккарах.
– Ага, женихи! – проворчал я, ощущая вполне определенное беспокойство (Ведьма, блин! «Тебя скоро убьют». Базар фильтровать надо!). – А свирепого ярла из Вестфольда не хочешь? С полусотней голодных норегов с женилками наголо?
Как оказалось – накаркал я, а не Рунгерд. Но выяснилось это двумя месяцами позже.
– Пока Сёлундом правит Рагнар, женилки голодных норегов – не опаснее дождевых червей! – рассмеялась Рунгерд.
Ну да, с такой «крышей» можно не бояться морских разбойников. Однако нет такой «крыши», которая гарантировала бы от безбашенных отморозков. А до подхода «кавалерии» еще продержаться надо.
Эти мысли я начал излагать моей очаровательной подруге и посоветовал не раскатывать губу на мое поместье.
Но закончить не успел.
Засранец Тори Скейвсон ухватил мою (!) Гудрун и принялся нагло тискать.
Меня как пружиной подбросило…
Но вмешаться я не успел.
Борзой сынок Скейва Рысье Ухо взмемекнул козлом и так же, по-козлиному, проворно отпрыгнул от Гудрун, прижимая ладонь к бедру.
– В следующий раз я тебе полморковки отрежу! – ледяным голосом пообещала датская красавица.
Ух ты! Девушка моей мечты в гневе – еще прекраснее!
Свартхёвди оглушительно заржал и треснул лапой по столу так, что опрокинул чашу с пивом.
Шустрый паренек Тори покраснел почище вышеупомянутой морковки. И поковылял к ухмыляющемуся папаше, который поманил сынка пальцем. И, доковыляв, получил сочного леща.
Я, ухмыляясь, опустился на скамью. Вот так! Не хватай чужое!
Свартхёвди подмигнул мне: во какая у меня сестренка! А я тебя предупреждал!
И опрокинул себе в глотку мое пиво.
Я не обиделся, поскольку девица-красавица, как ни в чем не бывало, подрулила ко мне, вновь наполнила емкость. Ага, вот от этого красивого ножика с ручкой из моржовой кости шустрик Тори и пострадал. Незначительно. Но – обидно.
– А если я тебя поцелую, ты меня тоже порежешь?
Искушающая улыбка… Нет, такое стерпеть просто невозможно!
Ах, какие губки! И не только губки… Не оторваться…
– Вот! – пробормотал я, задыхаясь. – Теперь режь!
– Тебе – можно! – Лукавая улыбка, розовый язычок, пробежавшийся по чуть припухшей губе. – Подари мне такие же сережки, как маме подарил, и можешь целовать меня сколько хочешь.
Вот так. Я вмиг отрезвел. И от пива, и от девичьих чар. Даже вспомнил, что я – крутой викинг, и по-хозяйски (но так, чтобы никто не видел) возложил мозолистую длань на то место, где мягкая шерсть платья и тонкий лён исподней рубахи искушающе облегали идеальную выпуклость ягодицы. Стиснул аккуратно, но крепко, прижал Гудрун к себе. Без грубости, но так, чтобы прочувствовать грудью ее плоский животик и твердость напрягшегося бедра.
Меня бросило в жар – то ли от собственной наглости, то ли от вольного прикосновения к телу девушки моей мечты… Я ощутил легкую дрожь этого великолепного тела и его внезапную (пусть всего на секунду) мягкость-расслабленность, безошибочно сообщившую: что бы за мысли ни мелькали в красивой головке Гудрун, но ее женское начало уже поддалось уверенной власти мужчины (то есть – меня) и готово принять эту власть немедленно и полностью.
Я не видел лица Гудрун, но точно знал, что ее прекрасные глаза в этот миг полузакрыты, а пухлые губки, напротив, приоткрыли влажные белые зубки… И еще кое-где у прекрасной юной датчанки наверняка повлажнело…
В следующую секунду рука моя была сброшена… Вернее, аккуратно убрана, а сама Гудрун легко (поскольку я ее более не удерживал) выскользнула из моих объятий и двинулась дальше, вдоль стола. То, что острая на язык датчанка не произнесла ни слова и даже не посмотрела на меня, сказало мне больше, чем любая гневная речь.
Я заставил себя не провожать ее взглядом, повернулся… И увидел, как смотрит на меня Рунгерд!
Она тоже всё видела и всё поняла. И она, похоже, неслабо завелась. Или я совсем уж ничего не понимаю в женщинах. О, этот жаждуще-обещающий взгляд!
Я уже знал, что у нее в доме – нельзя. Слишком много посторонних глаз. Слишком вредно для общественного мнения.
Датский закон позволяет вдове владеть имуществом мужа. Но не поощряет распутства. Женского.
Кто знает, как отнесется мой друг Свартхёвди к тому, что я делю ложе с его матушкой.
А уж как к этому отнесется Гудрун, можно даже и не гадать. Скверно отнесется.
Я еще размышлял, а Рунгерд уже действовала.
– Я кое-что вспомнила! – произнесла она торжественно. – Сегодня мне приснился плохой сон о тебе, Ульф Вогенсон!
До конца справиться со своим голосом женщине не удалось. Но я надеялся, что народ не отличит страсть сексуального характера от эмоционального напора специалистки по волшбе.
Не отличили. Каждый был занят делом: кушал и выпивал. Так что присутствующие уловили лишь смысловую часть послания.
Возможно, Гудрун, хорошо знавшая мать, и заподозрила бы, но… Покинув меня, она отправилась дразнить молодого Скиди (беднягу аж трясло от избытка гормонов) и в общем гомоне поймала лишь хвостик информационного сообщения.
И вмиг озаботилась. «А как же сережки?» – ясно читалось в ее тревожном взгляде.
Все присутствующие дружно уставились на хозяйку. Но далеко не все – с беспокойством о моем здоровье. На рожах Скейва и его уколотого ножиком сыночка явно читалось не беспокойство, а искренняя надежда, что сон – в руку. После нашего с Гудрун поцелуя в числе их друзей я больше не числился.
– Какой сон, матушка? – спросил Свартхёвди, откладывая на время недогрызенное свинячье ребрышко.
– Я же сказала – плохой, – с легким раздражением ответила Рунгерд.
– И что теперь?
Дочь Ормульфа Полудатчанина пожала плечами.
– Ты можешь отвести беду? – в лоб спросил Медвежонок.
– Ты хочешь, чтобы я, хозяйка, оставила гостей и отправилась ворожить? Прямо сейчас? Это неприлично.
– Почему же? Я тоже хозяин, и я никуда не уйду. Не думаю, что кто-то найдет повод для обиды!
При этом покрытая рыжей щетиной нижняя челюсть Медвежонка очень характерно выдвинулась вперед.
Гости (даже Рысье Ухо с сынулей) тут же бурно выразили свою солидарность с позицией Свартхёвди. Ссориться с Медвежонком никому не хотелось.
Девка из рабынь помогла Рунгерд обуться, подала шубку. Я поспешно оделся. Надо же! Плохой сон… Наверняка соврала. А если – нет?
Мнительный я стал, однако…
Выходя, Рунгерд прихватила со стола кость с остатками мяса, поманила одного из песиков.
Тот нехотя (жрачки и в доме хватало) потрусил за нами.
Через пятнадцать минут (снегу навалило – надо было лыжи взять) мы добрались до ведьмовской лаборатории.
Рунгерд бросила кость на снег, скомандовала псу: «Вагт!» (Сторожить!) – и откинула дверной полог.
Ах-ха! Первый раз традиционно (у нас уже появились традиции!) наспех. Не раздеваясь, быстрей-быстрей! Прекрасная вдовушка пала пышной грудью на стол, дернула шнурок, отпуская штанишки из мягкой синей шерсти, всхлипнула:
– Скорей! Не медли!
Я и не медлил. Запрокинул подол шубки, платье. Какой вид! Воистину вот она, воплощенная женственность! Широкие, белые, округлые… Ах, как она задрожала, почувствовав мою руку!
– Ну же! – Какой у нее чудесный, возбуждающий голос. – Быст… О-о-о!
И вцепилась зубами в мех, то рыча, то всхлипывая, выгибаясь и содрогаясь, толчками, мне навстречу.
Я ухватил правой рукой сразу обе косы, потянул, запрокидывая ее голову, левой рукой – снизу, за горячий живот, повыше мокрой густой (интимные стрижки здесь не приняты) поросли, и погнал ее, вскрикивающую, стонущую, задыхающуюся, вверх, к той вершине, где небо опрокидывается на землю.
Не скажу, что эта скачка продолжалась долго. Но взобрались мы высоко. Так высоко, что я тоже рычал и хрипел, а косы-поводья дергались в моих руках, как живые… Только местному богу Фрейру известно, как мне удалось не свернуть шею моей страстной возлюбленной.
Воздух в колдовской лаборатории был ненамного теплее, чем снаружи (градусов под десять мороза), но, когда мы в обнимку повалились, нет, рухнули на широкую лавку, нам было чертовски жарко. Надышали, должно быть. Ха-ха!
Впрочем, для викингов холод – ерунда. И женщины у них такие же. Я не викинг, но замерзнуть рядом с раскаленной печкой… Шутите!
Я ласкал груди Рунгерд, чувствуя, как она вздрагивает, слышал ее учащенное дыхание… Но медлил, потому что (вот я какой хитрец!) собирался задать вопрос и услышать на него правдивый ответ раньше, чем жаркая влажная сердцевина страсти стиснет мой… меня. И начисто отнимет способность соображать.
– Плохой сон. Ты видела плохой сон, – прошептал я около спрятанного в меха ушка. – Это правда?
– Правда, – в волшебном голосе Рунгерд я сумел уловить не только желание, но и насмешку. – Очень плохой сон! – Ее рука нашла то, что искала. – Ах, какие вы, мужчины, пугливые! Только что было такое копье, а теперь так… Оселок. Не бойся, мой герой! Сон был плохой, только тебя там не было! – и рассмеялась хрипло. – Какой еще сон может видеть одинокая женщина! Может, приснись ты мне, сон был бы намного лучше! Ну давай же! Пока нас не хватились!
Примерно через час мы снова вышли на морозец. Оставленный на страже пес тут же вскочил и с большим интересом нас обнюхал.
– Домой! – скомандовала ему Рунгерд и, положив руку мне на плечо, объявила: – Каждый раз забываю, какой ты маленький!
Я обиделся, а Рунгерд расхохоталась.
– Это потому, что там, – кивок на лабораторию, – ты казался мне намного больше! Пожалуй, мой великан, я не вернусь к гостям. Не стоит.
Я посмотрел на нее и мысленно согласился: не стоит. Любой мало-мальски опытный человек, глянув на Рунгерд, сразу бы догадался: ох, не магией мы с ней занимались!
– Спать пойду. А ты иди. Скажи всем: у тебя всё хорошо, а я очень устала.
Я так и сделал. Тем более что говорить правду легко и приятно.
Похоже, никто ничего не заподозрил. Только простодушный Свартхёвди, обладавший отличным слухом, сказал:
– Я до ветру ходил, слыхал: вроде стонал кто-то.
– Было дело, – глазом не моргнув, подтвердил я. – Духи, сам знаешь…
Уж не знаю, что именно знал о духах Медвежонок, но он спокойно кивнул и больше к этой теме не возвращался.
А я подумал: прекрасная вдовушка не так уж неправа, когда опасается лишних ушей.
Надо, кстати, у меня в усадьбе лодочный сарай под спаленку оборудовать. Там, правда, рыбой воняет…
