Текст книги "Сотри все метки"

Автор книги: Александр Марков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Хуже всех пришлось Суок. Когда правоохранитель отмахивался от нее, она почти вывалилась через разбитое стекло наружу и теперь цеплялась за подоконник и куски оплавленного пластика, торчавшего из рамы. Бастиан увидел, что из пальцев у нее вылезли металлические острые когти длиной сантиметра по три. Эти когти удержат ее и на абсолютно гладкой стене, только бы она оказалась не очень прочной. Суок вгрызлась когтями в подоконник, грациозно подтянулась и перекинула свое тело обратно в комнату. Тем временем полуоглушенный Капитан пытался втолковать правоохранителю, пока тот не нашел свой лучемет, что они здесь ни при чем.

– Эй, слушай меня. Мы не его сообщники. Успокойся. Мы живем в этом номере. Понял?

Правоохранитель на эти слова не реагировал. Могло показаться, что он их и не слышит. Он встал на колени, поползал по полу, нашел свое оружие, взвесил его в руке, обвел всех глазами, хотя никто не увидел его взгляда за тонированным стеклом – все его почувствовали, опасаясь, что на ком-нибудь он задержится.

– Руки вытянуть перед собой! – наконец рявкнул правоохранитель.

Все безропотно выполнили приказание. Правоохранитель набросил на каждого магнитные наручники. Они крепко-накрепко стянули запястья.

– А если я в туалет захочу? – не удержалась Суок. У нее текла кровь из нескольких порезов на ладонях и на лице.

Правоохранитель смерил ее взглядом, но, видимо, не нашел слов для ответа.

– Всем оставаться на своих местах.

Правоохранитель выбежал из номера. Преступник, за которым он гнался, давно исчез.

«Пока я с этими идиотами кувыркался, он бы вообще мог меня пристрелить».

Постояв секунду в нерешительности, правоохранитель сверил информацию жучков, которыми перед этой операцией наводнили гостиницу. Побежал по лестнице, ведущей на крышу здания. В гостинице было тихо. Все ее обитатели притаились. Никто из них не решался выглянуть из своих номеров, может быть, только подсматривали.

– Ты чего, охренела? – Вацлав говорил спокойно, но было видно, что это ему трудно давалось – тело его содрогалось, а зубы едва не стучали друг о друга.

– А что, мне надо было сносить от него оскорбления? – защищалась Суок, зная, что не права.

– Из-за тебя он готов был поджарить нас. Могла бы потерпеть. Думай не только о себе. Но и о других.

– Ладно. Ладно. Извини. Впредь постараюсь думать и о тебе тоже, – примирительно проговорила Суок.

– Ну а что нам делать теперь? – спросил Александр и посмотрел на стиснутые магнитами запястья.

На такой риторический вопрос никто отвечать не стал.

– Скажи мне кто-нибудь вчера, что может быть еще хуже, я бы ему не поверил, – заявил Вацлав.

– Не каркай, – одернула его Суок, – сам же сказал, что могло быть и хуже.

– А? – не понял Вацлав.

– Это когда ты говорил, что этот придурок мог нас поджарить, а сейчас мы всего-навсего по уши в дерьме. Но хочется верить, что это поправимо и мы сможем отмыться.

– Все еще впереди.

– У нас еще есть возможность стать поджаренными, – мрачно вступил в разговор Александр. Два убитых копа – это очень серьезно. Нас могут засадить по полной программе – с промывкой мозгов или даже с электрическим стулом.

– То-то будут расстроены владельцы портала. Они ведь тогда не смогут с нас ничего получить, – сказал Вацлав.

– Зато страховщики от радости песни запоют и спляшут, – процедила Суок.

– Давайте не будем сгущать краски, – предложил Капитан, – поговорим на отвлеченные темы.

– Ага, главная тема – что нам дальше делать и что с нами будет – пока неактуальна, – съязвила Суок, – поскольку решение не очень-то и зависит от нас.

– Везет нам, как утопленникам, – добавил Вацлав. Бастиан поежился от этого замечания. Все беды торговцев начались незадолго до встречи с ним. Подумают еще, что он источник всех их неприятностей и пока он с ними, они из этой черной полосы не выберутся, так что надо побыстрее от него избавиться. Но никто из торговцев до такого не додумался.

– А чего это мы все стоим и стоим, – заметил Капитан, и в глазах его проскользнула улыбка, – в ногах-то правды нет. Сядем.

– Присядем, сесть торопиться не стоит, – уточнил Александр.

– Ох уж мне этот уголовный жаргон. Ладно, согласен. Присядем.

Все расселись по креслам и стали спокойно ожидать возвращения правоохранителей.

Глава 7

Правоохранители не церемонились. В случае малейшей задержки тыкали в спины кончиками дубинок, которые одаривали тело легким электрическим разрядом. Иногда подобные тычки доставались и без видимых причин.

– Эй, полегче, – вякнула Суок, а потом и сама была не рада тому, что это сказала, получив премиальную порцию тычков.

Суок, когда боль немного отпустила, заговорила о своих правах, адвокатах и поинтересовалась – есть ли у правоохранителей санкция на арест. Это вызвало злой смех. Больше Суок эти формальные вопросы не поднимала.

– Может, хватит? – спросил Капитан. Он вдруг испугался, что Суок забьют до смерти.

Назревал бунт. Капитан, зная, к чему это приведет, хотел не допустить его. Чувствовалось, что правоохранители провоцируют арестованных на проявление недовольства, чтобы сорвать на них злобу и таким образом немного улучшить свое скверное настроение. Судя по обрывкам их разговоров, которые удалось подслушать Бастиану, отлично подготовленная операция с треском провалилась. Два правоохранителя убиты. Единственной добычей копов стали вот эти пять никому не нужных людишек.

– Все, что вы скажете, может быть предъявлено на суде против вас или в ваше оправдание, – зло отчеканил один из правоохранителей, пока остальные толкали арестованных к полицейскому флаеру.

– Ой, уй, ай, – только и слышалось в ответ. От слабых электрических разрядов сводило челюсти. Произнести что-то вразумительное пленники не могли физически.

– Значит, так, – буркнул правоохранитель, – не хотите давать показания? Ну разберемся.

При обыске у них изъяли всю наличность. Когда их выводили из гостиницы, Бастиан увидел, что один из правоохранителей что-то выясняет у Лю Чена, приперев его к стойке и поигрывая у лица дубинкой. Лю Чен что-то быстро говорил, пытаясь кланяться, но правоохранитель стоял к нему слишком близко и, поскольку китаец не хотел натыкаться на дубинку, согнуться вдвое, как это обычно он делал, не мог. Ему приходилось только покачивать головой взад-вперед. Это мельтешение перед глазами и слова Лю Чена еще больше разозлили правоохранителя, но пустил ли он в ход дубинку, Бастиан так и не увидел.

Правоохранителей возле гостиницы было много. К большинству из них как нельзя лучше подходило распространенное среди обывателей уничижительное обозначение – пряхи. Оно получилось от слияния двух слов: пряжек на форменных ремнях и стандартных размеров их физиономий. Слово имело массу производных. Флаер правоохранителей – пряховозка и так далее.

Патрульные флаеры сверкали разноцветными огнями, расположенными по всему корпусу, чтобы отовсюду было их видно. Среди них не было ни одного, который подошел бы для транспортировки пяти задержанных. Копы рассчитывали, что захватят только одного. Место им нашлось бы лишь в катафалке, но ему и так было что перевозить.

Дома по-прежнему казались безжизненными, пожалуй, еще в большей степени, чем прежде, поскольку освещенных окон вообще не осталось, но Бастиан подозревал, что к доброй половине из них приникли обитатели и наблюдают за происходящим внизу. Нечасто такое случается.

В багажник белого катафалка сложили два пластиковых мешка с человеческими телами, потом вынесли еще два точно таких же мешка, но грузить их не стали, хотя места в нем хватило бы еще на три трупа, а положили на тротуар. Катафалк поднялся, стал набирать высоту, еще один так и не прилетел. Мешки с трупами остались лежать на тротуаре.

Бастиан ткнул Александра, показал на мешки, вопросительно посмотрел.

– Нет, это не правоохранители, – понял его Александр, – кого-нибудь в гостинице случайно подстрелили. Не повезло им. Нам, выходит, повезло.

– Пошли, пошли, – стали подгонять их правоохранители, подталкивая в спину дубинками.

Подогнали флаер. Арестованных сгрузили в него так же, как грузят пойманную рыбу в сейнер. Внутри было тесно и душно. Кондиционер не работал. Они сидели плечом к плечу. На флаере похожей модификации возят скот на убой. Бастиан чувствовал себя заточенным в бочке. У остальных появилось схожее чувство, а еще они все одновременно вспомнили сказку, которую им читали в детстве, – про царевну, ее жениха и царя, который приказал их посадить в бочку, бочку засмолить и отправить ее путешествовать по волнам океана. Случись что с флаером, они и выбраться не успеют. Помимо наручников их еще и примагнитили спинами к стенкам флаера. Они сидели, выпрямившись, вдоль бортов, словно им вместо позвоночника загнали негнущийся кол, и смотрели друг на друга. Шевелить руками и ногами было можно, но тело все равно быстро затекало. К счастью, до тюрьмы лететь было всего пятнадцать минут. Будь до нее подальше, мышцы одеревенели бы настолько, что пленники не смогли бы выбраться из флаера самостоятельно. Аппарат поднялся, неуклюже помахивая бортами и перетряхивая содержимое своего брюха.

Тюрьму Бастиан не рассмотрел хорошенько – какое-то серое, плохо освещенное здание, похожее на старинный каземат, построенный тысячу лет назад на Земле. Может, его оттуда перевезли вместе с узниками, которые томились в нем с начала времен и жизнь в которых поддерживали хитроумными приспособлениями. Их показывали новым узникам для устрашения.

То ли места в тюрьме было много, то ли арестованных посчитали важной добычей, но всех поместили в отдельные камеры – маленькие каморки с жесткими кроватями, на которых вместо постельного белья валялось полусгнившее тряпье. Предварительно каждого снабдили ошейником. Он взрывался, аккуратно отделяя голову от тела, в том случае, если его носитель вздумает удариться в бега и удалиться от источника излучения, на который был настроен сенсор в ошейнике, более чем на полкилометра. Взорвать его можно было и во многих других случаях. С таким украшением не станешь думать о побеге. Ошейник к утру натер Бастиану шею. Она нестерпимо зудела. Хотелось расчесать кожу до крови, будто ее искусали насекомые. Бастиан пробовал заснуть, закрывал глаза, но сон все не шел к нему. Тряпье почти не согревало. Ему хотелось расплакаться от тоски и безысходности. Он стал испытывать голод. Пустой желудок все настойчивее напоминал о себе. Мысли в голове путались. От этого она с каждой минутой становилась все тяжелее и клонилась на грудь. Не такой уж и скучной была его прежняя жизнь. Теперь он это знал. Звезд с неба не достанешь, но и от голода не помрешь. Он так обрадовался наметившимся переменам, но теперь его путешествие может закончиться очень скверно.

Бастиан, проведя на этой планете всего несколько дней, уже во второй раз попадал в тюремную камеру. С таким послужным списком его вскоре начнут принимать за матерого уголовника, который сделал себе операцию по омоложению и где-то раздобыл чужие документы.

Эта небольшая, выкрашенная в отвратительный кремовый цвет камера могла стать его пристанищем на всю оставшуюся жизнь – сколько бы эта злосчастная жизнь ни продолжалась. Он сидел с поникшим видом на койке, вперив взгляд в коридор за силовыми лучами решетки.

Глаза покраснели, начинали слезиться и болеть, точно в них попало несколько песчинок, а Бастиан, как ни тер их руками, никак не мог эти песчинки извлечь, делая боль все ощутимее. Он промучился до самого утра, когда в коридоре зажегся яркий свет, прогоняя видения, которые только начали подбираться к Бастиану. От этого света глаза стало резать еще сильнее. Чтобы унять боль, Бастиан, не останавливаясь, моргал с минуту. А когда это не помогло, намазал слюной палец и смочил глаза. Стало чуть полегче.

Появление неуклюжего робота Бастиан воспринял с надеждой. Он не ждал, что его сразу же выпустят. Он знал, что его сейчас поведут на допрос, но ему до смерти надоело сидеть одному. Он не мог посоветоваться с товарищами и боялся одного, что, рассказывая правду, может им как-то навредить. Но если он будет что-то выдумывать, то наверняка навредит им еще больше.

Бастиан встал, боясь, что робот пройдет мимо, но тот остановился возле его камеры и убрал решетку.

– Пошли, – произнес робот металлическим дребезжащим голосом, точно у него коррозия съела все внутренности и каждое слово дается ему с трудом.

Если бы у роботов могла быть язва, то Бастиан подумал бы, что этот робот как раз ею и поражен. Его хозяева не хотят заменять ему внутренности, потому что эта модель – старая, и когда она развалится сама по себе, им пришлют новую – более совершенную и функциональную. Они никак не могли дождаться, когда же это наконец произойдет.

Робот смешно переваливался с ноги на ногу, как гусыня. Вот только ноги его были тонкими, словно у кузнечика, и сам он его очень напоминал, только голова его была похожа на небольшой помятый таз, перевернутый днищем вверх. Конечностей у бедняги было всего четыре и напрочь отсутствовали крылья. Хотя, возможно, они когда-то у него были, но их то ли срезали, то ли оторвали. Остались только следы сварки на спине – в тех местах, где у кузнечиков крылья. Коленная чашечка на правой ноге робота скрипела. Бастиан не сразу догадался, откуда этот звук, а потом почему-то представил себе этого робота в роли уличного попрошайки.

– Дайте смазочного масла, – вымаливал он у прохожих, протягивая к ним руки.

Все проходили мимо. Откуда они взяли этого робота? Модель ведь явно не для этого заведения. Его легче представить на концерте со скрипкой в руках, чем в тюремном каземате надзирателем. Какая-то темная история. Но, впрочем, сейчас не до нее.

Бастиан улыбнулся, хотя улыбаться было совсем нечему. Он уже не обращал внимания на то, куда его ведут. Он точно погрузился в сон, упустив тот момент, когда оказался в небольшой комнате без окон, даже псевдо, со столом у противоположной стены. На нем горела яркая лампа, направленная на дверь, как прожектор. Она тут же ослепила Бастиана. Инстинктивно хотелось прикрыть глаза, а о том, чтобы рассмотреть, кто сидит за столом, и говорить не приходилось.

– Садись, – голос был низкий, утробный.

Робот ушел. Бастиан, щуря глаза, осторожно, будто опасаясь, что пол под ним провалится, подошел к угловатому пластиковому стулу, сел – ребристая спинка тут же впилась в тело, как только он на нее откинулся, и Бастиан похолодел от мысли, что пытка уже началась, а этот стул разработан специально для того, чтобы у допрашиваемых побыстрее развязывались языки.

– Ну, парень, вляпался ты по самое не балуй и даже поглубже. Только чистосердечное признание смягчит твою вину. Слушаю тебя. Валяй.

Привыкнуть к яркой лампе не получалось. Перед глазами плавали разноцветные круги, выступили слезы, потекли по щекам.

– В чем меня обвиняют? – спросил он у лампы.

– Ты еще адвоката попроси, – голос стал раздраженным.

Не иначе он разговаривает с темнотой, а в комнате помимо него никого нет.

– Не испытывай мое терпение. Нападение на сотрудника правоохранительных органов, пособничество особо опасному преступнику и так далее. При хорошем прокуроре, если не будет смягчающих обстоятельств, потянет все это на смертную казнь. У нас-то она, будь уверен, не отменена, как на планетах всяких хлюпиков, которые талдычат о демократии, правах человека и становятся рассадниками преступности и терроризма. Так что, если думаешь отсидеться на всем готовеньком, в комфорте и уюте, получив пожизненное, не надейся, не получится. Ну ты готов отвечать?

– Да.

– Как твое имя?

– Бастиан Прайт. – Дежавю какое-то. Он уже отвечал на этот вопрос и догадывался, каким будет следующий. Бастиан даже знал, как на него ответит, ведь один раз он уже делал это, и с той поры ничего не изменилось.

– Планета основного проживания?

Теперь он был опытнее и мог избежать одного из вопросов.

– Танерос-три.

– С какой целью прибыл на планету?

– У меня не было цели.

– Как это «не было»? Парень, я ведь тебе объяснял, что тебе лучше с нами сотрудничать, во всем побыстрее признаться, тогда у тебя появится шанс, а ты опять за свое. Нехорошо. Я с тобой по-хорошему, а ты, видимо, хочешь по-плохому.

– Видите ли...

Бастиан замолчал. Глаза его наконец-то привыкли к яркому свету, и он увидел, что напротив него сидит отвратительно раздувшееся существо с бледно-прозрачной кожей, похожее на начинающий разлагаться труп. Ткни его пальцем – кожа порвется и потечет гной. Одежда, несмотря на огромные размеры, натянулась, обозначая жировые складки. Лысая лоснящаяся и чешуйчатая голова с огромными глазами и огромным ртом была чуть приплюснута сверху и вытягивалась к тонким губам.

Бастиан успел удивиться тому, что человек этот не меняет свою внешность. Вряд ли она нравилась ему. Доведись ему пройти по улице, не укрывшись за бесформенным балахоном, дети прохода бы ему не дали, тыкая пальцами вслед, как на невидаль, которую когда-то показывали в цирках за деньги. А может, это биоробот? Или голограмма? Сцена напоминала эпизод из сказки, когда просители входят к Гудвину Великому и Ужасному и видят... Каждый видел свое. Но это был человек. Бастиан и подумать не мог, что этот тип изуродовал себя специально. Так было легче вести допросы. Возрастало психологическое давление. Родившись в небогатой семье, он хотел добиться многого, изучал методы допросов разных эпох и пришел к выводу, что яркий свет лампы, бьющий в глаза, – отличное подспорье в беседе. Отталкивающая внешность больше всего воздействует на женщин. Они готовы признаться в чем угодно, только бы к ним не прикасались эти бледные пальцы, похожие на сгнившие сосиски.

Бастиану хотелось заглянуть этому страшилищу в глаза, но как только он собирался сделать это, приходилось смотреть прямо на лампу, и глаза начинали слезиться.

– Видите ли, – повторил Бастиан, прочищая голос и подхватывая упущенную во время паузы мысль, и тут он сперва сбивчиво, а потом все увереннее и увереннее стал рассказывать о том, как нашел упавший корабль, как познакомился с торговцами, как попал на планету...

Скрывать ему было нечего. Никакой вины он не чувствовал. Его не перебивали. Бастиан не знал, сколько он говорил.

– Мы жили в этом номере. Я не знаю, за кем гнались правоохранители, – закончил он рассказ.

– Интересная история. За душу берет. Благородные торговцы, попав в беду, спасли человека. Не бросили в трудную минуту. Ай. Ай. Ай. Тема для романа в серии для домохозяек и подростков. Ты, наверное, такое читаешь? Наверняка читаешь. И что ты думаешь – я твоей галиматье поверю? В камере, небось, всю ночь не спал, чтобы все это выдумать.

– Я говорю правду, – стал оправдываться Бастиан, – у других спросите. Они расскажут то же самое.

– Даже без предъявления обвинения я могу держать тебя в камере трое суток. Но с тобой все попроще. Преступление налицо. Свидетелей уйма. Будешь сидеть в ней до приговора суда и крематория. Он, поверь мне, будет очень скоро. Продумай об этом. Все, иди.

Стены в тюрьме пропитали изолирующим раствором. Из-за него невозможно было общаться телепатически. Воспользоваться всеми остальными средствами связи, пусть даже имплантированными в тело, извлечь которые можно было бы только при операции, не представлялось возможным, поскольку в тюрьме работала аппаратура, создающая помехи. Поэтому у одного из задержанных не стали вытаскивать передатчик, вживленный в зубную коронку. Показания задержанных сходились. Несущественные подробности были не в счет. Единственное место, где они могли так хорошо подготовиться к допросу и обговорить ответы, – трюм грузового флаера, в котором их привезли в тюрьму. Веди они эти разговоры в любом диапазоне, приборы флаера это зафиксировали бы и смогли расшифровать. Но таких разговоров арестованные не вели.

Дознаватель проводил взглядом последнего из них.

Этим утром ему пришлось выслушивать показания остальных четырех задержанных. Детекторы не зафиксировали лжи. Выходило, что они действительно оказались замешаны в этом деле случайно. Но дознаватель не хотел их отпускать. Он чувствовал, что-то здесь не так. Все слишком просто. Ему это не нравилось.

Он никак не мог понять, почему провалилась операция. И как, как же мог ускользнуть от полицейских Зоран Такич – человек, у которого на этой планете был всего один знакомый, да и тот уже находился в тюрьме? Выходит, что Такич никакой не естествоиспытатель, а кто-то другой.

Выйдя из кабинета дознавателя, Бастиан ощутил чудовищную усталость. Она буквально придавила его к полу, поэтому он передвигался на ногах гораздо комичнее, чем делал это сопровождавший его робот. Он боялся, что упадет, распластается на полу и не сможет идти дальше. Придется тогда добираться до камеры ползком, или над ним сжалятся и пришлют на помощь сопровождающему его роботу еще одного, чтобы они вдвоем дотащили задержанного до койки. Одному роботу с этой задачей не справиться. Он и сам-то с трудом передвигался.

Бастиан стал считать шаги, стараясь думать не о том, что у него подкашиваются ноги, а о чем-то другом. Но подлые мысли возвращались к одному и тому же.

В одной из камер протяжно кричал узник. Бастиан хорошо его слышал. Но бедняга уже сорвал голос, поэтому многие слова переходили в хрип, и понять их было сложно. Наверное, он уже долго сидел здесь, и у него помутилось в голове.

– Корабль! Я знаю, где находится корабль чужаков! Выпустите меня!

Прислушавшись, Бастиан стал понимать почти все слова, но от этого они еще больше стали напоминать бред сумасшедшего, живущего в собственном, отличном от реального мире.

«Корабль чужаков. Хм».

– Я расскажу о нем! Разве клоны – это повод держать меня здесь?!

«Клоны? Может, это о нем говорили в новостях?» Голос сумасшедшего умолкал. Похоже, ему ввели успокаивающее снадобье, чтобы он не тревожил своими криками других заключенных и персонал тюрьмы.

Добравшись до камеры, Бастиан лег на койку, не раздеваясь, потому что сил на это не осталось, и тут же погрузился в темноту, будто во всей тюрьме прервалась подача электроэнергии, и погас свет, – вот только Бастиан этого нисколько не испугался, а даже обрадовался.