Текст книги "Подрывник будущего. «Русские бессмертны!»"

Автор книги: Александр Голодный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Стоять! Держи!..

Парнишка впереди попытался сбежать. Пригнувшись, неожиданно шустро рванул в просвет между бойцами. Получив пинок от мгновенно среагировавшего солдата, кубарем катится по земле.

Укол электрошокером выгибает тело дугой, в клетку его уже относят.

Получив пинок под зад, влетаю в предназначенный для меня отсек.

– Спиной к прутьям, животное! Протянуть руки назад. Быстро!

Прижимаюсь к нагревшейся, выкрашенной желтой краской решетке. Щелчок кусачек… руки свободны.

***

Клетки размером два на три метра, в высоту два. В углу пованивающая дырка параши. Расставлены в несколько рядов, с промежутком в пару метров, сверху, немного спасая от солнца, на шестах натянута выгоревшая маскировочная сеть. Еще от жары помогает легкий, постоянно дующий со стороны жилого городка ветерок. Судя по солнцу, северо-восточный. Он подсушивает выступающий пот, немного охлаждая кожу. Пол в клетке из толстого пластика, делающегося очень скользким, когда проходит помывка.

Моют раз в день, вечером, из шланга прохладной, идущей под большим напором водой. Если повезет, можно незаметно глотнуть. Мне не повезло – замечен надзирателями, теперь несу наказание. Наказание – это натуральная, состоящая из двух половинок литой пластмассы, тяжелая колодка. Отверстие для шеи, еще два для рук. Затекаешь в ней уже через полчаса, через два хочется стонать от боли. Стонать нельзя – добавят час. За попытку напиться положены четыре. Есть срок и больше, шесть: за разговоры, но меня так не наказывали ни разу.

Наказывают за все. Плохо вылизал пластиковую миску с безвкусной переваренной размазней, недостаточно быстро выполнил распоряжение надзирателя, заснул днем… А ночью спать невозможно – регулярно по глазам бьет мощный луч ощупывающего клетки прожектора. Спать положено только на спине, если ляжешь на бок или живот, будешь… понятно.

Сколько же мне осталось? Преодолевая тянущую, изматывающую боль, наклоняюсь и смотрю через желтые прутья на заметно удлинившуюся тень. Еще не меньше получаса. Чтобы время шло быстрее, лучше думать.

Помыслить есть о чем.

Итак, это не мой мир и не мое тело. Звучит бредово, но имеется масса доказательств. Не только реалии вроде застенков в духе Гуантанамо.

Русский, привычный вид обезлюдевшего города, язык общения пленников, растительность, изредка прилетающие птицы… это юг России, может быть, восточная Украина. Оккупированная страна. Оккупанты говорят на английском, все сплошь белые, западного типа, рослые, ухоженные люди. В пользу чужого мира говорит полное отсутствие негров, латиносов и азиатов.

Теперь тело. Уже невыносимо ноющее, умирающее от жажды… Надо терпеть, во время наказания пить не дают.

Здесь я намного худее, чем там, отсутствует шрам от ножа на пальце, мускулатура развита слабо и чувствую себя… не только плохо, но и как-то моложе. Родинки, как ни странно, на месте, на голове отрастающий ежик. Да, практически нет щетины. Дома я брился каждый день, борясь с густой растительностью на щеках и подбородке, здесь нащупываю поразительно редкие волоски.

Окончательно просветлившаяся, несмотря на отупение от недосыпа, голова последними содержит воспоминания о подставе Ди, встрече с Маршей и падении.

Похоже, там я умер, а сознание почему-то перенеслось сюда, в мир, который привел бы в восторг наших «правозащитников». Перенеслось и оказалось в теле немого парня, как раз в момент захвата группы прячущихся по подвалам местных жителей рейдовой командой оккупантов. Зачем мы им понадобились? Думаю, скоро узнаю. А пока к нам применяют многократно опробованные технологии подавления личности и превращения человека в послушного раба. Читая материалы в Интернете, никогда бы не поверил, что испытаю такое на своей шкуре.

Содержание голышом в клетках, унижение, издевательства… Не давать спать, пытать жаждой и голодом, ломать психику системой наказаний «за все», просто наказаний для развлечения.

Вчера вечером в «зверинец» зашли двое солдат с шокерами. Побродили среди клеток с девочками, похотливо оценивая их вид, постояли у приглянувшихся, потом обсудили цены «аукциона». Слышно оказалось не очень, но создалось впечатление, что аукционов предстоит два. Один напрямую влияет на премию за «вахту», другой местный, проводимый начальником базы, майором.

– Вот этой я бы за сто фунтов вдул. Точно еще не знает мужика. А посмотри на ее круглую, аппетитную попку! Вот куда самое то загнать одноглазую змею!

– Да, я бы тоже не против «распечатать» самочку. Но за сотку фунтов… на прошлом аукционе Вил выложил сэру майору четыреста пятьдесят. И та была намного хуже видом, такая скуластая, да и темная… явное «Си», или даже «Ди». Эта же минимум «Би». Поверь моему слову, приятель, пойдет на аукцион в Сити и достанется ценителю покруче нас. А то и «моны» ее прихватят.

– У тех денег хватает. На хрена только им девка?

– Вернешься домой – поинтересуйся.

Они поржали неизвестно о чем, потом обратили внимание на ненавидящий взгляд того самого, пытавшегося убежать паренька и ткнули его электрошокером. Поболтали еще минут десять, и, раздав электрические разряды всем пленникам мужского пола, ушли. Приходя в себя на полу клетки, я чувствовал, как мозги съезжают набекрень от порядков мира, в котором оказался.

Док принялся за нас на четвертые или пятые сутки. Кажется так, потому что счет времени почти потерялся. До этого присутствие медицины ощущалось лишь в дико горчащей воде, которой два раза в день предлагали утолить жажду, просовывая сквозь прутья гибкий пластиковый шланг, подведенный к десятилитровому баку-ранцу. Первый глоток перехватывал горло, но потом хроническая нехватка влаги брала свое. По-моему, отдающее горечью лекарство в воде выгоняет из кишечника паразитов вроде глистов. Лечат, значит мы им зачем-то нужны. Ну да, иначе бы расстреляли прямо в городе, или забросали подвал гранатами.

В сопровождении двух крепких, с абсолютно пустыми глазами надзирателей и солдата с пистолетом на поясе, дядька в белом халате взял анализы, осмотрел зубы и тело, приказав нагнуться, пошуровал пальцем в резиновой перчатке в прямой кишке. Вслушиваясь в звучащие с акцентом команды, я повиновался, как робот.

Даже не так. Временами казалось, что тело выполняет приказы само, а отстраненное сознание лишь наблюдает за этим процессом со стороны. В голове крутилась навязчивая идея, что это все не по-настоящему, а так, ночной кошмар после слишком сильного увлечения компьютерной стрелялкой вроде «Call of Duty», или вообще прохождение созданной с абсолютной реалистичностью новой игры. И для того, чтобы подняться на следующий уровень, положено бездумно выполнять тупые правила разработчиков. Потом отдающие безумием мысли отступали, возвращая реальность происходящего, боязнь боли и жажду жизни.

– Встать прямо, смотреть сюда.

Снимок камерой планшета вроде «Айпада». Фас.

– Повернись влево.

Теперь профиль.

Ловко и привычно касаясь пальцами дисплея, врач запустил на планшете программу, просмотрел результат. Недоверчиво хмыкнув, вгляделся в мое лицо:

– Как твое имя, животное?

Молчание оказалось немедленно вознаграждено ударом тока.

– Имя?

Второй удар оказался намного сильнее.

– Имя?

Мыча, я постарался донести до спрашивающего мысль о своей невозможности говорить.

Не помогло. Третий разряд.

Когда перед глазами перестали плавать белые пятна, обнаружил, что валяюсь на полу клетки. С трудом подняв руку, указываю на рот, мычу и отрицательно кручу головой. Если получу еще разряд, наверное, сдохну на месте.

– Встать!

Простые движения дались с трудом. Цепляясь за прутья, принимаю вертикальное положение.

– Ты будешь говорить?

Щуп электрошокера устремился к лицу, заставив с ужасом вжаться в решетку.

Если сейчас отвечу: «Нет» или промолчу…

Невнятно мыча, опять показываю на свой рот. Солдат двинул рукой…

– Стоп. Подожди, Мар.

Теперь врач обращается ко мне:

– Ты меня слышишь? Понимаешь?

Торопливо киваю. Только не шокер!..

– Ты можешь говорить?

Отрицательно кручу головой.

– Ты немой?

Снова киваю, и понимаю, что признание оказалось напрасным. С гримасой отвращения на лице солдат расстегивает кобуру:

– Мутант. Гребаный мутант.

– Мар, не спеши.

В глазах дока мелькнул интерес:

– Открой рот, животное. Высунь язык.

Повинуюсь. Внимательный осмотр, уверенное заключение:

– Никаких мутаций.

– Почему он тогда молчит, док?

– Он не молчит. Мычание – это попытка ответить. Забавная скотинка.

– Да на хрена он такой нужен?

– Мало ли?.. На органы точно сгодится.

На органы!.. Ужас холодом сковал сердце.

– Посмотри, как он нас боится. Еще не закончена программа адаптации, а он уже готов, как пластилин, лепи, что хочешь. Идеальный раб.

– Да кому он нужен, немой? Как его учить?

– Он все слышит и понимает. Смотри.

Врач обращается ко мне:

– Выпрямиться! Повернись налево. Направо. Подними левую ногу! Опусти.

Солдат кривится:

– Ерунда. Какая от него польза? Даже за пивом не пошлешь – сказать не сможет.

Теперь вопрос мне, на русском:

– Ты что умеешь делать, животное?

Мысли испуганно заметались в голове. Делать умею многое, но как это объяснить?! Взгляд падает на планшет врача. Вот! Тычу пальцем, изображаю работу на клавиатуре.

– Чего?..

Боец изумленно смотрит на дока. Взгляд медика полон любопытства исследователя:

– Ты умеешь пользоваться компьютером?

Часто киваю.

– Херня. Животное не может работать с компьютером.

– А вдруг, Мар?

– Готов поставить пятьдесят фунтов – полная херня.

Медик раздумывает недолго:

– Принимаю пари. Если проиграю, сам разберу животное на запчасти.

Протягивает планшет:

– Показывай.

Попавшая в руки знакомая вещь, как ни странно, позволяет обрести хладнокровие. На контрастном дисплее стилизованная заставка-часы, значков нет. Как выйти на программы? Палец в нижний правый угол, появляется кнопка «Start». Оно! Касание, выпадает меню.

Очень похоже на «Виндовс». Текстовый редактор обозначен иконкой в виде пишущей строку ручки и обычной надписью на английском. Пальцем по нему, разворачивается стандартное окно, внизу появляется клавиатура. Англоязычная.

Вспыхнувшее опасение заставляет задуматься – знание английского светить нельзя.

Врач подсказывает:

– Переключение раскладки – кнопка в левом углу, нижняя.

Касаюсь пальцем, клавиатура меняет буквы. Набираю: «Мое имя – Артем». Поворачиваю планшет дисплеем к владельцу.

Усмехаясь, он забирает аппарат. С солдата можно писать картину под названием «Тупой в изумлении».

– Док, но это… Что он вообще написал?!

– Смотри.

Одна из иконок сверху – вызов переводчика. Солдат читает:

– Май нэйм… Нет, не может быть!

– Может, Мар. И ты только что проиграл пари.

– Дайте, я проверю!

Планшет опять у меня.

– Животное, ты меня понимаешь?

Печатаю: «Да», поворачиваю аппарат. Док касается иконки перевода.

– «Да, сэр», скотина!

Немедленно добиваю требуемое, сам жму перевод. Врач забирает планшет.

– Твою мать! Дикий умеет пользоваться компом!

– Не обязательно дикий, Мар. То, что он находился среди них, еще ни о чем не говорит. Полтора года назад наши войска разгромили целый компьютерный центр Подполья, пусть и с устаревшей техникой.

– Помню. Тогда еще ликвидировали Серого. Но это произошло за полтыщи миль отсюда!

– У него было время добраться до наших мест. И где-то по дороге он потерял способность говорить. Такое бывает от сильного нервного потрясения.

– Док, вы о нем говорите, как о человеке.

– Как о разумном животном. И, между прочим, категории «А», что уже наверняка. Ладно, вернусь к нему позже. Очень интересный случай.

Врач поворачивается ко мне, произносит на русском:

– Теперь ты «А-пять-три-один». Запомнил, животное?

Часто киваю.

Солдат внезапно тычет поставленным на минимальную мощность шокером. Падаю на пол.

– Имя, животное?

Боль и страх заставляют соображать быстро. Рисую пальцем на полу камеры: «А531».

Док довольно усмехается.

Они переходят в соседнюю клетку, а я обессилено приваливаюсь к прутьям. На органы разбирать не станут, это уже хорошо. А что будет дальше?.. Увидим.

В следующей клетке не настолько понимающий и запоминающий пленник. Или солдат решил сорвать злость за проигранное пари. Уже четыре укола электрошокером, разбавленные пинками. Заметил одну особенность – здесь не бьют в лицо. Берегут?

Сосед, как и я только что, мучительно медленно встает, повторяет буквенно-цифровой номер. Свое новое имя.

После шокера забывает, поэтому один надзиратель бежит за колодкой, другой все так же тупо стоит, ожидая приказа. Наверное, удары током и работа на компе вернули некоторую ясность мыслей и живость сознанию, потому что задаюсь вопросом по давно замеченной детали: зачем на шеях надзирателей ошейники? Кольца из телесного цвета пластика с утолщениями. Чувствую, что разгадку знаю, где-то похожее видел, но ответа не нахожу. Постепенно любопытство исчезает, сменяясь привычной равнодушной апатией. Заставляю себя двадцать раз начертить на полу свой номер. Тяжелее всего не рисовать, а не сбиться со счета.

***

Еще неделя или две непрерывной ломки личности. Даже понимая, в чем суть процесса, пережить насилие над психикой очень сложно. Сейчас спать дают больше, но участились наказания, возникли новые требования. Теперь положено есть ложкой, не чавкая и соблюдая культуру приема пищи. В левой руке тарелка, правой работать, прижимая локоть к боку. За ошибку – два часа в колодке. Пить из пластикового стакана не спеша и аккуратно. Глотнешь больше, булькнет в горле – час.

После горькой воды начал страдать кишечник. Не у меня одного – мучались все пленники. Вода стала обычной, еще наливают молочного цвета, сладковатую микстуру. Вроде помогает.

В клетке появилось мыло. Хозяйственное, с характерным запахом и цветом. Наверное, скоро дадут щетку с пастой и заставят чистить зубы. Пока за плохую помывку два часа наказаний и мыться снова.

Соседей точно травят какой-то химией. После приема стакана мутноватой жидкости они становятся заторможенными и напоминают роботов. В эти моменты их дрессируют непрерывно. Впрочем, во время муштры и я, наверное, напоминаю робота. Три или четыре часа в день нас заставляют выполнять по команде физические упражнения. Ошибся – два часа в колодке, потом опять «зарядка».

Меня химией не травят, но гоняют больше других, заставляя отжиматься, приседать и качать пресс до полного изнеможения. Других таким испытаниям не подвергают.

И, кажется, мои порции еды стали больше. Но не уверен, есть хочется все время.

Остаток «я» спасают воспоминания родного мира. Приседаешь, машешь руками, а перед глазами политех, сокурсники, улицы города. Иногда, очень редко – лицо мамы. Тогда, спохватываясь, возвращаюсь к реальности, чтобы не заплакать. За слезы – три часа наказаний.

После дня сварочных работ добавился новый ряд клеток. В них посадили лишившихся детей мам. Не знаю, куда дели младенцев, но поначалу молодые женщины, почти девочки, рыдали непрерывно. Через двое суток наказаний замолчали.

Щебет и крики малышни из дальнего угла «зверинца» тоже стихли. Изредка по утрам, когда у надзирателей завтрак, оттуда доносится негромкий плач, но все реже.

Много раз за день требуют назвать номер. Рисую пальцем в воздухе въевшееся в память «А531». Потом заглянувшие солдаты потребовали выполнять надпись зеркально, понятно для них, показывать числа на пальцах. «Поощрен» тремя слабыми ударами шокера, но научился выполнять процедуру без ошибок.

«Шустрая тварь» – это похвала.

Между клеток равнодушными тенями снуют надзиратели. Наверное, и я смотрю на них равнодушной тенью. Если в глазах нет проблеска мыслей, за это не наказывают. Главное – не пропустить внезапную команду, иначе час в колодке.

Док не обманул, пришел еще раз. И не один, а с офицером. Вскочив, выпрямившись, изображаю стойку «смирно». Это обязательное правило при виде военных, правда, для меня одного, остальные просто встают. Не знаю, в чем причина избранности, но три часа наказания и два удара током приучили к безоговорочному исполнению.

– Вот этот, сэр капитан. Учитывая несомненный прогресс, я распорядился о привитии первичных навыков.

Прищурившись, офицер окидывает меня пристальным взглядом:

– Выглядит неплохо, док. Как проходит адаптация?

– Запоминает правила с первого раза, сэр.

– Прошлое установлено?

– Прибился к диким полгода назад, вместе со старшей по возрасту женщиной. Та прибыла с оружием, поэтому сразу вошла в круг руководящих стаей животных. Уничтожена при захвате гнезда. Детеныши не присутствуют при разговорах взрослых, этот, по понятной причине, всегда молчит, поэтому больше ничего узнать не удалось.

– Тем не менее, док, вы придерживаетесь своей версии?

– Абсолютно уверен в ней, другого просто не может быть.

– Не слишком ли молод?

– Молодежь восприимчива к знаниям даже у животных. Тем более, он из категории «А», значит генетически более предрасположен к умственной деятельности. Вряд ли он там занимал высокий пост, но в качестве лаборанта компьютерного центра вполне мог работать.

Капитан задумчиво кивает:

– Я делал запрос в штаб армейских. Ответ допускает вашу версию. Во время операции у них возникла нештатная ситуация с автоматическим танком, поэтому часть партизан сумела уйти.

Док гордо улыбается. Капитан уточняет:

– Ваш прогноз на животное?

– Он готов уже сейчас. Корпорация получит технического специалиста, а мы с вами приличное вознаграждение.

– Что же, звучит приятно… Но не будем отступать от предписанных правил. Если через неделю он выдержит испытание на полиграфе, тогда и назначим ему предложенную вами специализацию. Конечно, готовый айтишник – это удача. Главной проблемой животных всегда является трудность в изучении компьютера.

Они уходят к детским клеткам, а я привычно сажусь на пол. В подслушанной беседе проскочило одно крайне опасное слово: полиграф.

Детектор лжи. Если выплывет, что я знаю английский, что это скрывал… будет плохо. Про прибытие из другого мира лучше не заикаться вообще. С сумасшедшими тут не церемонятся. Двое свихнулись в процессе ломки или попытались изобразить безумие. Приведены в полную покорность колодкой и шокером.

Что делать?

Вспоминаю знания из моего мира. Мы в политехе, на кафедре защиты информации, в общих чертах изучали этот прибор и принцип его работы. Аппарат фиксирует изменения в состоянии тела, реакцию на вопросы. Дыхание, пульс, сопротивление кожи, тональность ответов. В моем случае вместо стандартных «да» и «нет» будут кивки или покачивания головой. По идее, отсутствие голоса и использование жестов должны несколько «размыть» показания. Уже хорошо.

Дальше… Надо заставить себя верить в ответы. Именно об этом рассказывал приглашенный на лекцию специалист-полиграфолог, описывая «крайне редкие» случаи обмана прибора.

То есть, на вопрос: «ты издалека?», я честно отвечу «да», вспомнив свой мир. Работал в вычислительном центре? И снова «да», но перед мысленным взором практика на четвертом курсе.

Тактика в общих чертах понятна, но легко могу проколоться на незнании особенностей этого мира.

Стоп. Какое незнание? Это же классический постапокалипсис, неоднократно описанный в книгах и фильмах. Бредятину «Метро» отбрасываем, «Безумного Макса» тоже. «Мародер»? Оно, один в один.

Активно работающее сознание выдергивает из памяти важные обрывки разговоров военных.

«Чистые пятна». Скорее всего, незараженные участки местности. Значит, местный аналог нашей России подвергали ударам оружия массового поражения. Как быстро исчезают следы воздействия атомного оружия? Очень не скоро, радиация долгоиграющая штука. Тот же Чернобыль наглядный пример. Что рассказывали на кафедре ОБЖ?

Сотни лет.

Химическое оружие?

Очень может быть. Даже наверняка. Какое-нибудь бинарное, разлагающееся через сутки после применения.

Бактериологическое?

Сомнительно. Вирусы и бактерии (в голове встают кадры из «Обители зла») не разбирают, кого атаковать. Разве что погибают вместе с последним зараженным. Оставим, как вариант, вместе с «точечным» применением ядерного оружия. Еще бы узнать, откуда я «пришел»?

Откуда вообще приходят на Юг? С Севера.

Внезапно возникший в поле зрения надзиратель подает команду отжаться десять раз. Даже не успев осознать, исполняю, причем голова продолжает додумывать предыдущую мысль.

Потом приседаю, озаренный светлой идеей – при прохождении полиграфа надо точно так же держать сознание в отстраненном от работы тела состоянии, как в своеобразном трансе.

***

Меня точно стали кормить лучше, порция в тарелке раза в два больше, чем у остальных. Больше стала и физическая нагрузка, а наказания почти прекратились. Теперь и пребывание в колодке стараюсь обратить себе на пользу. Наверное, йоги точно так же отделяют сознание от тела, когда спят на гвоздях. Пусть потом мучительно болят затекшие мышцы, но час транса я уже выдерживаю нормально, весь этот час не ощущая давящей тяжести и скованности, находясь в каком-то особом, просветленном состоянии.

И вот наступил момент, когда в клетке появилась одежда.

После тщательной, проведенной в неурочное время, помывки, в окошко кормушки легли аккуратно сложенные серая футболка и черные трусы.

– Надевай.

Разглядеть ярлычки не успел, но по ощущениям – хлопок. Вещи изрядно заношены, футболка аккуратно зашита под мышкой, но приятно ощутить себя хоть немного человеком, а не голым приматом. Пойду босиком?

Оказывается, нет. Похожие на пляжные шлепанцы из кожзама, на рифленой резиновой подошве, получаю одновременно с приходом солдата. Пластиковые наручники стягивают руки за спиной, затем распахивается решетка.

– Выходи, животное.

Послушно выполняю, останавливаясь у клетки. Рука солдата на пистолетной рукоятке висящей стволом вниз винтовки. Смотря в никуда, выдерживаю пристальный взгляд бойца.

– Иди.

Солдат следует в паре метров сзади, надзиратель придерживает за локоть, но шагаю выпрямившись, никто не заставляет смотреть в землю. Движемся в сторону городка, немного забирая влево. Ага, справа жилая зона из тех самых симпатичных домиков, а слева комплекс двухэтажных административных зданий.

Здания стоят на краю обширного плаца, он же, судя по виденной в фильмах разметке, выполняет функции вертолетной площадки. На шесте вяло колышется флаг. Что-то незнакомое. Я ожидал увидеть звездно-полосатый, или «Юнион Джек», на крайняк, синий со звездами Евросоюза. А здесь… Он тоже синий, точнее, выгорел до светлой голубизны, полотнище украшает золотая эмблема, больше похожая на цветок или… Снизу надпись, но пока не могу ее разобрать. Чем ближе приближаемся к флагштоку, тем более знакомым кажется рисунок. Одновременно с прочтением первой и последней букв надписи приходит озарение: «Шелл». Эмблема в виде морской ракушки. Британская нефтяная компания, в моем мире достигшая уровня транснациональной. Фигассе!

Это что, здесь корпорации правят захваченными землями и командуют военными?

Впрочем, вспоминая события на богатом нефтью Ближнем Востоке, думаю, что на вопрос можно ответить утвердительно. Наверное, где-то рядом происходит нефтедобыча, а военные охраняют вышки.

– Стой.

Замираю на полушаге.

Поднявшись на крыльцо, надзиратель открывает дверь. Солдат командует:

– Заходи, животное.

Как я уже, оказывается, отвык от цивилизации!

Чистый, застеленный янтарного оттенка ламинатом коридор, застекленные фигурным матовым стеклом легкие пластиковые двери, на подвесном потолке плоские светильники. Все современное, неотличимое от реалий моего мира.

Черные с золотом таблички на английском оповещают о назначении кабинетов. Меня останавливают у четвертой по счету двери с надписью «Медицинская служба». Теперь открывает сам солдат.

– Сэр капитан, животное А531 доставлено.

Во время доклада принимаю положенную стойку смирно.

В помещении кроме знакомого офицера док, парень в белом халате и молодая женщина за ноутбуком. В подогнанной по фигуре форме, с нанесенным макияжем, изящной прической, она показалась мне невероятно привлекательной.

– Садись в кресло, животное.

Пластиковый обруч покидает кисти, но руки тут же прихватывают к подлокотникам крепкие даже на вид синтетические ремни. Пристегивают на совесть, затем приходит черед датчиков. Контроль над грудным дыханием, вторая полоса на живот – брюшное. Три датчика на пальцы правой руки. Мышечные реакции, сопротивление кожи, оптопара, отслеживающая прозрачность тканей. Манжета на бицепс левой руки – считывать параметры кровяного давления.

Ага, микрофон остался невостребованным. Правильно, голоса-то нет, поэтому с обертонами ничего не выйдет.

Выполняю команды ассистента дока, как послушная кукла, одновременно методично вгоняя себя в транс. Перспектива стать комплектом органов выбора не оставляет и служит прекрасным мотиватором для спасения жизни. Как ни странно, волнения практически нет. Наверное, не зря многократно проигрывал эту сцену в мыслях, готовясь морально и физически.

– Животное, тебе сейчас будут задаваться вопросы. «Да» – это кивок, «нет» – крутишь головой. Ты понял?

Киваю. «Да».

– Смотри на картинку.

На листе бумаги изображен человек в форме и с оружием.

– Запомнил?

«Да».

– Сейчас на все вопросы отвечаешь «нет».

«Нет».

Капитан вопросительно глядит на дока. Тот, усмехаясь, комментирует:

– Ему приказали отвечать «нет», вот он только так и отвечает.

– Животное, на картинке был дом?

«Нет».

– Ребенок?

«Нет».

– Солдат?

Задержать дыхание, чуть шевельнуть пальцами.

«Нет».

– Хищный зверь?

«Нет».

Мелодичным голосом полиграфолог комментирует:

– Третий ответ – ложь.

Участить дыхание, снова шевельнуть пальцами: я должен “испугаться”.

Капитан уточняет:

– Как показания, Кло?

– Четкие, словно в учебнике.

Кивнув, врач берет в руки планшет. Наверняка там вопросы. Надеюсь, процедура не займет больше часа, а то я навсегда уеду в страну прозрачных мыслей и ясного сознания.

– Животное, сейчас на вопросы отвечать честно. «Да» и «нет». Если попробуешь обмануть – смерть. Ты понял?

«Да».

– Ты работал в вычислительном центре Подполья?

«Да».

– Ты стрелял в солдат миротворческого корпуса?

«Нет».

Офицер презрительно кривится:

– Врет! Они воюют с двенадцати лет.

– Не думаю, сэр. Одно дело боевики, совсем другое – технический специалист. Скорее всего, он с детства находился в вычислительном центре, по мере взросления обретая соответствующие навыки. А у Подполья не так много умных людей, чтобы нерационально бросать их под пули.

Капитану хватает выдержки, чтобы не уточнить правдивость ответа у полиграфолога немедленно. Следует новый вопрос:

– Ты проходил военную подготовку?

Вспоминаю ОБЖ школы, соответствующую кафедру политеха:

«Да».

– Ты занимался компьютерами?

«Да».

– Ты работал с программами?

«Да».

– Ты разбираешься в радиоэлектронике?

«Да».

– Профессионально разбираешься?

«Нет».

– Ты раньше мог говорить?

«Да»…

Допрос длился долго. Очень долго. «Да», «нет», держать сознание отстраненным, спокойным наблюдателем, не реагировать, но и не отключаться полностью, балансируя на краю.

Им хорошо – прерывались, пили холодный сок из запотевших бокалов, обсуждали мои ответы и задавали уточняющие вопросы. Как ни странно, тему знания английского не затронули. Почему? Уверены в своей исключительности, тупости «туземцев», или этот язык был не в почете в местном аналоге России? Может быть, сыграла роль моя немота?

Выдуманные и взятые из книг эпизоды «путешествия» на пятьсот миль помогли достаточно уверенно ответить и на посвященную переходу на Юг тему. Для себя решил, что «потерял речь» после встречи со стаей собак, живьем сожравших несколько членов нашего отряда. Оказывается, составляющий опросник врач думал так же. Прокатило.

И снова вопросы, а вместе с ними все более затягивающее с каждой новой минутой безразличие. Вот очередная пауза. Сижу, упершись ничего не выражающим взглядом в стену. Уже очень сильно устал и временами выпадаю из реальности.

Только через несколько секунд осознаю, что с меня снимают датчики. Неужели все? Понемногу прихожу в себя. Возвращение полноты ощущений вызывает испарину на лбу, жажду и сильную головную боль. Капитан с врачом просматривают результаты на дисплее компьютера.

– Что-то под конец показания изменились, док?

– Думаю, он устал, сэр. Посмотрите на испытуемого, это заметно сразу.

– И все равно у меня остались сомнения. Ни одной попытки солгать. Такого просто не может быть. Это ведь животное, лживость и изворотливость у них в крови.

– Позволю себе не согласиться, сэр. Представьте сами его прошлое: комфортный бункер с освещением, относительно хорошим питанием и даже туалетом, интеллектуальный труд, сон в постели, отсутствие опасностей… К этому привыкаешь. Потом бой, долгий, полный опасностей путь с сильными нервными потрясениями. Я бы лично не хотел видеть, как хищные звери терзают моих дру… э-э-э, человекоподобных животных. Последний год – существование среди занимающихся собирательством диких, да еще и на положении парии со своей немотой. Без сомнений, именно тогда она окончательно оформилась, жестко закрепившись в подсознании. Затем захват и наша программа адаптации. Он всегда находился в подчиненном положении, развит интеллектуально, такие… особи наиболее подвержены воздействиям. Не боевик, а научник, вот основная причина. А сейчас, по окончании программы адаптации, бунтарское, дикое начало животных в нем подавлено полностью. И еще. Не забывайте о результатах расовых измерений. Кровь «А» среди его родителей присутствовала однозначно.

Капитан кивает:

– Звучит правдоподобно. Ваш вывод?

– Достигнут полный уровень подчиненности и раскрытия сознания, теперь осталось грамотно привить ему необходимые навыки и установить социальную функцию. Мне интересно, сэр: кто-нибудь подал на него аукционную заявку?

– Нет. Всех отпугивает немота, несмотря на расовый тип «А». Поэтому, в который раз отдаю должное вашей интуиции, док: будем готовить его по предложенной вами специальности. Ваша прозорливость делает вам честь.

– Благодарю вас, сэр.

Помощник врача отстегивает меня от кресла:

– Животное, встать. Руки за спину.

Солдат затягивает наручники.

– Вперед!

Обратный путь не очень хорошо отложился в памяти. Солнце немилосердно пекло разламывающуюся от боли голову, хотелось поскорее добраться до своей клетки и хоть немного расслабиться на прохладном пластиковом полу. Только бы не было наказаний!

Освобожденный от наручников и одежды, обессилено присаживаюсь, на секундочку закрывая глаза…

В себя прихожу от толчка в плечо. Испуганно вскакиваю – оказывается, я уснул, привалившись спиной к прутьям. За это…

Но надзиратели почему-то уходят, оставив на полу миску с похлебкой и большой стакан воды. Недоуменно смотрю в их спины. Не увидеть, что я сплю, они не могли. Это значит только одно – испытание полиграфом пройдено успешно. Дано указание не наказывать по мелочам, поберечь готовый человеческий материал для привития новой «социальной функции».