Текст книги "Развенчанные мифы о Жукове. Невский пятачок (сборник)"

Автор книги: Александр Модестов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

В этой статье я не стану подробно описывать ход боев за Невский пятачок, тем более что я, кроме воспоминаний близких мне людей – отца жены Смирнова Павла Дмитриевича и отца моей невестки Карабанова Михаила Яковлевича, – и не имею каких-либо данных, только описанные другими. Очень подробно о ходе боев под Ленинградом писали Платонов и Дэвид Гланц в одноимённых книгах («Битва за Ленинград»), Солсбери («900 дней. Блокада Ленинграда»), Виктор Суворов («Беру свои слова обратно»), Г.Ф. Кривошеев («Гриф секретности снят»), Юрий Лебедев («Невский пятачок. Взгляд с обеих сторон»), Георгий Жуков («Воспоминания и размышления»), А.В. Буров («Блокада день за днём»), Хассо Г. Стахов («Трагедия на Неве») и целый ряд других авторов, но ни один из них не ставил вопрос о целесообразности вести операции по разрыву блокады Ленинграда только через широкую Неву, а не от линии непосредственного соприкосновения с противником, проходящей по левому берегу от устья реки Тосны (до станции Сапёрная) до Финского залива в районе Лигова. От крайней точки этой линии, устья реки Тосны, до Невского пятачка – всего 16–20 километров. Вдоль всей линии проходили железная и шоссейная дороги, позволявшие маневренно перебрасывать наши войска. Туда мы могли свободно подводить свои танки, особенно тяжёлые танки «КВ», выпускаемые Кировским заводом. Если же говорить, что эта линия была неприступно укреплена, то спрашивается, что легче укрепить: двухкилометровую линию обороны у Невского пятачка или пятидесятикилометровую линию от реки Тосны до Финского залива? Федюнинский, рассказывая о Петергофской и Стрельнинской десантных операциях, в которых погибли все десантники, ни строчкой даже не упомянул о Невском пятачке. Для чего создавался этот плацдарм? Вроде бы ясно: для того, чтобы с него начать наступление на соединение с Волховским фронтом и якобы деблокировать Ленинград. Но эта задача не только не была выполнена, – мы ни разу за всё время существования первого Невского пятачка, с 20 сентября 1941 года по 29 апреля 1942 года (впрочем, как и второго, захваченного 26 сентября 1942 года), не прорвались за кольцо блокады самого пятачка, – но и не могла быть выполнена, так как немцы могли свободно, без потерь, по суше посылать свои подкрепления, а мы могли только через широкую Неву, неся при этом большие потери. Но самое главное, что если бы даже частям 54-ой армии удалось прорваться к защитникам пятачка и освободить Шлиссельбург и Синявино, то Ленинград не был бы деблокирован. Командир 28-го армейского корпуса генерал-лейтенант Герберт Лох, опасаясь, что шлиссельбургско-синявинская группировка может быть окружена, предлагал Гитлеру оставить этот участок, так как по его бездорожью связь с Ленинградом затруднена. Гитлер запретил оставлять этот участок. В январе-феврале 1943 года этот участок при проведении операции «Искра» был освобождён, и по нему была проложена железная дорога в 6–8 километрах от линии фронта. Эта дорога простреливалась немцами, и движение с большими потерями возможно было только ночью. (А когда в летнее время бывает ночь в Ленинграде, мы знаем.) По-моему, эта железная дорога была построена больше в политических целях (а зачем мы тогда проводили кровавую операцию «Искра»?), чем в практических. При нашем господстве в воздухе в 1943 году безопаснее иметь связь с Ленинградом по Ладоге. В 1941 году при полном господстве немцев в воздухе невозможно было ни строительство железной дороги, ни связь с Ленинградом через этот район. Чтобы действительно помочь осаждённому Ленинграду, надо было освободить примерно 30-километровый участок железной дороги Ивановское – Мга – Апраксин с наступлением от станции Сапёрной навстречу 54-ой армии. На мой взгляд, это осуществить было гораздо легче, чем через пятачок соединиться с 54-й армией, неся громадные потери при переправе через Неву и при высадке на пятачок при невозможности переправить туда тяжёлые танки. При наступлении от Сапёрной при поддержке тяжелых и средних танков была бы окружена большая мгинская группировка немцев, а Ленинград получил бы железнодорожную связь с Большой землёй и был бы деблокирован. В это время у немцев практически не оставалось вооружённых сил. Лееб в своём дневнике записал 24 сентября: «В группе армий «Север» резервов больше нет. То, чем она располагала, пришлось отдать группе армий «Центр».

Однако Сталин, как видно, с подачи Жукова, приказал идти на соединение с 54-й армией только через пятачок, и его приказ нельзя было нарушить.

Но вернёмся к пятачку. Основными нашими переправочными средствами в свободное ото льда время были тихоходные гребные лодки и плоты, легко уничтожаемые пулемётно-артиллерийским огнём немцев. Средств переправы тяжёлых танков КВ у нас вообще не было. Несколько попыток переправить их по льду закончились их потоплением. Переправленные 2 ноября 1941 года одиннадцать (по докладу Жданова Сталину семь) средних танков были очень быстро уничтожены артиллерией немцев. Четыре раза наши войска пытались прорвать оборону Ленинграда с Невского пятачка, и ни разу, неся громадные потери, не удалось даже прорвать кольцо блокады самого пятачка. И в тактическом отношении позиции немцев были лучше наших – они находились на более возвышенных сухих местах. Наши позиции были более открыты, чем немецкие. Немецкая артиллерия, и особенно миномёты, могли с небольшого расстояния более точно бить по нашим позициям, чем наши через Неву. Как писал командир 115-ой дивизии генерал В.Ф. Коньков, «…гитлеровцы просматривали с высокого железобетонного здания 8-ой ГЭС, с зольных горок, с насыпи узкоколейной дороги, из рощи Фигурной и со стороны Арбузова весь плацдарм вдоль и поперёк. Они пристреляли каждый метр пятачка, его переправы и не жалели ни снарядов, ни мин».

Вот ещё описание участника боёв А.Ф. Белоголовцева в книге «Невский пятачок»: «Переброска боеприпасов, снаряжения и других грузов осуществлялась на плотах, так как из 21 лодки, с которыми мы начинали форсирование, теперь на плаву было всего две. К сожалению, полевые кухни были разбиты во время переправы, и бойцам приходилось пока довольствоваться сухим пайком. <…> Снаряды и бомбы взрывали его вдоль и поперёк, поднимали тучу пыли. Она засыпала глаза, набивалась в уши, в рот, засоряла оружие. Окопы, вырытые в песке, быстро оседали и осыпались, а укрепить их было нечем – леса не было».

Насколько плотной была блокада пятачка, рассказывает отец моей невестки, полковник, а тогда курсант, Карабанов Михаил Яковлевич. С большим трудом добравшись до левого берега, их часть попала под перекрестный обстрел. Их позиции хорошо просматривались с высокого здания ТЭЦ. Окопаться не было возможности, они прятались за трупами погибших. На десятый день он был ранен в ногу. С наступлением ночи ему было приказано самостоятельно переползти по льду на правый берег Невы. Река почти непрерывно освещалась ракетами. Он полз в период между пуском ракет, так как немцы вели стрельбу и по одиночным целям. Весь путь до правого берега занял больше часа, который показался вечностью.Как рассказывал В.В. Путин, с Невского пятачка подобным образом, только средь бела дня, был перенесён его раненый отец. «Все понимали, что это самоубийство, потому что там был пристрелян каждый сантиметр». На мой взгляд, немцы просто пощадили раненого.

2 ноября 1941 года силами пяти дивизий Хозин пытается прорвать через пятачок оборону немцев, идя на соединение с 54-ой армией. Но хотя им противостояла только одна 96-я пехотная дивизия немцев, прорвать их оборону так и не удалось. За два дня боёв в нашей 168-ой дивизии осталось 200 человек, во 2-ой стрелковой дивизии НКВД – 300 человек. 9 ноября на пятачок высаживаются ещё три дивизии и одна бригада. Из 50 выделенных для поддержки наступления танков переправить удалось только 11 средних танков, которые вскоре были уничтожены. Немцы, подтянув ещё две дивизии (это всё, что у них оставалось в резерве), отразили наши атаки. В ответ на упрёк Сталина на неудовлетворительные действия наших войск Жданов отвечает: «Наступающая пехота натолкнулась на довольно хорошо подготовленную оборону противника.

Артподготовка была достаточной, но атаки пехоты захлебнулись, а семь танков, имеющихся на плацдарме, быстро вышли из строя. Ни одному из танков КВ, на которые полагались при наступлении, не удалось форсировать реку из-за потерь переправочных средств. Мало того, поскольку артиллерия не могла форсировать реку, дальность её стрельбы была недостаточно велика, чтобы обеспечить поддержку при прорыве с плацдарма». 8 ноября Сталин лично потребовал провести с Невского плацдарма новую операцию. За пять дней было безрезультатно потеряно ещё пять тысяч бойцов. Но бессмысленные атаки продолжались. Только за последние десять дней декабря мы потеряли на пятачке более 25 тысяч убитыми.

Командующий Ленинградским фронтом Хозин в статье «Об одной малоисследованной операции» пишет, что кроме плохой организации операции были и ещё причины: «В боевых действиях Ленинградского фронта… 8-й армии при форсировании у Невской Дубровки (пятачка)… помимо указанных недочётов слабо применялись орудия прямой наводки для уничтожения огневых точек. Артподготовка, без надлежащей разведки и корректировки огня по целям, была малоэффективной. Кроме того, резко сказывались недостаточная насыщенность их танками и самоходной артиллерией… наступательные бои обеспечивались главным образом огнём 76-мм полковых пушек образца 1927 года». Как видно, большинство из тех трудностей, на которые указывали Жданов и Хозин, были бы исключены, если бы боевые действия по прорыву блокады велись в местах непосредственного соприкосновения с немцами – из района Сапёрной или другом районе западнее Невской Дубровки. Как раз в это время в районе Сапёрной в составе разведгруппы служил отец моей жены Смирнов, который рассказывал, что они неоднократно проникали за линию обороны немцев. В одной из вылазок Смирнов был тяжело ранен в ногу (нога у него была ампутирована по самое основание), но вынесен в плащ-палатке через линию фронта. Понятно, что вести поиск, проходя открытое пространство Невы туда и обратно, было практически невозможно. В то же время капитан Анатолий Мужаков пишет: «Когда мы были на Невском пятачке, мы не могли даже корректировать огонь, настолько всё хорошо просматривалось и простреливалось немцами. Земля перемешивалась со снегом, всё было чёрное. Поэтому для пехоты там были очень тяжёлые условия».

В апреле 1942 года, когда на Неве начался ледоход и пятачок, по существу, стал отрезанным от правого берега, немцы решили его уничтожить. Юрий Лебедев пишет, что для его уничтожения немцы выделили один полк с приданным ему сапёрным батальоном. Наши войска отошли, оставив на левом берегу около 500 человек. Попытка помочь им окончилась неудачей – все 20 лодок были уничтожены ещё у правого берега Невы. Оставшиеся на пятачке героически погибли, и только 117 человек, в основном раненые, попали в плен. Всего в завершающей операции мы потеряли 1400 человек, немцы – 81 убитыми и 389 ранеными. Вообще, я считаю, что немцы при желании могли и раньше сбросить нас в Неву, но не делали этого, видя, как мы на убой им в их ловушку бросаем громадное количество наших бойцов. А как наши перестали их подбрасывать – сразу уничтожили пятачок. Но на этом мы не остановились. В ночь на 26 сентября 1942 года мы опять высаживаем десант вблизи того места, где был первый пятачок. Опять сразу же он был блокирован. В планах операции «Искра» пятачку опять уделяется большое внимание. На него высаживаются две дивизии, но и на этот раз прорвать блокаду самого пятачка не удалось, хотя им противостояло всего четыре полка. В феврале 1943 года пятачок был деблокирован с внешней стороны нашими войсками, наступающими по направлению к реке Мойке.

Теперь рассмотрим соотношение потерь. По нашим официальным данным, опубликованным в газете «Правда», мы потеряли в сражениях за пятачок 200 тысяч, немцы – 35–45 тысяч. Сейчас нашими официальными источниками признано, что наши потери были свыше 300 тысяч. Юрий Лебедев пишет, что немцы потеряли около 10 тысяч, и это ближе к истине. В некоторых наших источниках говорится о больших потерях и немцев на пятачке. Давайте рассуждать логически. Откуда у немцев там могли быть большие потери? Потери немцев были только при захвате нами плацдарма и при неудачных попытках его расширить. И то наши потери были гораздо больше, чем у немцев, так как штурмующие, тем более не имеющие надлежащей артиллерийской поддержки, всегда несут потери гораздо большие, чем обороняющиеся, тем более имеющие артиллерийскую поддержку. Это доказывают и такие данные, что из первой группы бойцов, высадившихся на пятачок, через несколько дней осталось всего не более 20 процентов. По нашим официальным данным, из 300 тысяч 50 тысяч были убиты на пятачке. Таким образом, получается, что основное большинство наших потерь происходило до момента высадки, и они никак не могли нанести потери немцам. И действительно, немцы очень хорошо пристрелялись и били с точностью до 10 метров. Основное количество наших воинов погибло от пушек и пулемётов при переправе через Неву. Немцы начинали бить нас ещё на правом берегу Невы, били при переправе и добивали на малюсеньком пятачке. А боеспособных, то есть не считая раненых, у нас на пятачке почти всегда было весьма немного, и вести активные действия против немцев они не могли. Немцы из хорошо оборудованных укрытий обстреливали защитников пятачка в любое время, когда они считали нужным, без должного противодействия наших войск. Надо отметить ещё очень большую смертность среди наших раненых. Квалифицированную медицинскую помощь на пятачке, как это отмечал В.В. Путин, мы не могли оказать, а переправить раненых своевременно через Неву было трудно, а в дневное время практически невозможно. Многие раненые впоследствии добивались огнём противника. Об интенсивности огня немцев по пятачку можно судить по тому, что в 60-е годы поисковики взяли один кубометр грунта на пятачке, просеяли его и извлекли 10 кг осколков и 38 пуль. Ясно, что осколков было ещё гораздо больше, но к этому времени мелкие осколки проржавели и превратились в прах. Суходымцев пишет: «Весь массив пятачка – это смесь земли, костей и металла». И если мы ещё могли с какой-то степенью точности подсчитать собственные потери, то откуда мы могли знать о потерях немцев? В немецких источниках почти не говорится о боях в районе пятачка, и это неудивительно, так как в этом месте они не имели больших потерь. Так что если принять наши официальные данные потерь, 300 тысяч, и реальные потери немцев, около 10 тысяч, то среднее соотношение потерь получается 1:30. Это среднее соотношение с учётом потерь в период интенсивного противодействия, а в период стабилизации это соотношение было гораздо больше. Поэтому о каких боевых действиях может идти речь? Это была односторонняя бойня, как говорил В.В. Путин, «чудовищная мясорубка», это было подведение наших частей под расстрел. В.В. Путин говорит: «Я думаю, что на войне всегда бывают ошибки. Это неизбежно. Но если ты воюешь и думаешь, что вокруг тебя все ошибаются, то никогда не победишь». Но здесь другой случай. Я ещё понимаю, что бывают сражения, когда одна сторона терпит поражение с большими потерями. Но тут в течение полугода периодически собирали соединения и посылали их на убой. Это уже никак нельзя назвать ошибкой – это было преступление. Но, самое главное, если бы даже 54-ой армии удалось осенью 1941 года соединиться с войсками Невского пятачка, то это нисколько не улучшило бы положение осаждённого Ленинграда. Операции, связанные с Невским пятачком – это, по существу, нож в спину Ленинграда. Если бы не было громаднейших потерь на пятачке, Ленинград был бы разблокирован.

3. Тихвинская операция

К началу октября 1941 года почти вся бронетехника группы «Север» была передана группе «Центр». В числе 53 сильно потрёпанных дивизий осталось только две танковых и две моторизованных дивизии. Перед оставшимися силами Лееба Гитлер поставил задачу: соединиться с финскими войсками и полностью блокировать Ленинград. Для этого у Лееба было два варианта.

Первый, более короткий, – форсировать Неву. Второй – наступать восточнее Ладожского озера. Попытка сходу взять плацдарм на правом берегу Невы была отражена наземными частями и кораблями ВМФ. Лееб, поняв, что преодолеть такое серьёзное препятствие, как Нева, ему с оставшимися силами невозможно, избрал второй вариант. 8 ноября немцы захватили Тихвин, перерезав железную дорогу Москва-Волхов, что значительно затруднило помощь осаждённому Ленинграду. Пришлось проложить севернее Тихвина военно-автомобильную дорогу, что потребовало значительного увеличения транспортных средств и времени доставки грузов. Впрочем, при дальнейшем наступлении немцев и эта дорога могла бы быть перерезана. 25 ноября немцы были в шести км от города Волхов и непосредственно вблизи станции Войбокало, что ставило под угрозу окружения всю группу наших войск западнее реки Волхов – 54-ую армию. Но ослабленные силы немцев были на исходе. Без зимнего обмундирования они несли гораздо большие потери от мороза, чем от нашего оружия. 8 декабря нашими войсками был освобождён Тихвин. То, что немцам пришлось оставить такой стратегически важный железнодорожный узел, показывало, что у всей группы «Север» не осталось больше резервов. В результате контрнаступления наших войск противнику пришлось с большими потерями оставить значительную территорию. Немцам удалось остановить наше наступление вдоль реки Волхов севернее города Кириши и вдоль железной дороги Кириши – Мга.

Если бы в это время, вместо бесполезных попыток прорваться через Невский пятачок, мы нанесли бы удар из района Сапёрный – Колпино при поддержке тяжёлых танков КВ, броню которых не пробивала артиллерия немцев, то успех был бы несомненен. Развивая успех, можно было не только деблокировать Ленинград, но и нанести сокрушительный удар всей группе «Север». У нас в это время в Ленинграде были силы, значительно превышающие силы немцев. И это были элитные части морской пехоты, войск НКВД, курсантов военных училищ и частей, имеющих боевой опыт в предыдущих сражениях. Но все эти части были брошены на «расстрел» на Невский пятачок. Кировский (Путиловский) завод выпустил значительное количество тяжёлых танков КВ, которые так и не были использованы в боевых действиях. Если бы эта элитная армия не была так бездарно уничтожена, то события под Ленинградом пошли бы совсем по другому сценарию. Блокада могла бы быть прорвана в начале ноября, когда основные силы немцев были брошены под Москву, а подкрепления из Европы ещё не подошли.

В нашей печати и у Жукова неоднократно утверждалось, что у нас в период ожесточенных боев в сентябре 1941 года не было резервов. Но тогда спрашивается, откуда же взялись те 300 тысяч, которые мы потеряли на Невском пятачке? Более 120 тысяч военных умерло от голода и связанных с ним болезней зимой 1941-42 года, а в ноябре они тоже могли участвовать в деблокаде Ленинграда. Кроме этих сил, из Ленинграда были выведены значительные силы и брошены на оборону Москвы и на усиление 54-ой армии. Жуков говорит о героических действиях и стойкости под Москвой морской пехоты, переброшенной из Ленинграда. Подробные сведения о том, какие силы в октябре-ноябре 1941 года были в Ленинграде, приведены Виктором Суворовым в книге «Беру свои слова обратно». Но возьмём официальную цифру потерь – триста тысяч. Основные потери на пятачке пришлись на время с момента высадки десанта – 20 сентября 1941 года – по конец года. Понятно, что потери при высадке десанта не были стопроцентными. Да, кроме того, на тех, кто высаживался на пятачок, приходились еще значительные силы поддержки, находившиеся на правом берегу Невы. Таким образом, суммарная численность сил, принимавших участие в боях за плацдарм, приближалась (если не была больше) к общей численности всех немецких войск под Ленинградом в группе «Север», оставшихся после отправки на подкрепление группы «Центр» под Москву.

Но даже одна цифра потерь – около 300 тысяч – была стратегически чрезвычайно большой цифрой. Напоминаю, что численность всего Ленинградского фронта 16 августа 1941 года, который противостоял очень могучей в то время группе войск «Север», составляла те же 300 тысяч. Таким образом, такое дополнительное количество элитных войск могло не только прорвать оборону немцев и снять блокаду Ленинграда, но и нанести сокрушительное поражение всей группе «Север», устроить полный разгром немцев под Ленинградом. Слившись с разгромом немцев под Москвой, разгром под Ленинградом мог изменить всю стратегическую обстановку в войне с Германией. Но вместо этого было подведение под расстрел громадной армии и страшнейшая блокада Ленинграда. Наш долг перед павшими героями найти истинных виновников трагедии, делавших только видимость старания прорвать блокаду, а на самом деле стремившихся сохранить героическую оборону, показывающую всему миру образец мужества и стойкости.

Позиции немцев в районе близ Ладожского озера напоминали бутылку, горлышком которой, шириной около 16 км, были позиции у Шлиссельбурга. Да, от Невы до линии Волховского фронта там было всего 16 км (в некоторые моменты 54-ая армия находилась и в 6 км от Невы), но на пути сил внутренней обороны находилась такая серьёзная преграда как широкая Нева. Реки всегда являются большим препятствием при наступлении. Когда мы освобождали Украину и на нашем пути встал Днепр, то нам пришлось преодолевать его, другой возможности там не было. И за форсирование Днепра более двух тысяч наших бойцов получили звания Героя Советского Союза. Но здесь такой необходимости не было. Всего в 15–20 км от пятачка наши войска находились на левом берегу Невы в районе станции Сапёрная, вблизи устья реки Тосны.

Реально прорыв блокады мог осуществляться с двух направлений.

Первое направление – сходящимися ударами на Мгу вдоль железной дороги устья реки Тосны (Ивановское – Пелла) с выходом на западные окраины Мги и 54-ой армии с внешней стороны обороны. Расстояние от устья реки Тосны до Мги примерно 15 км. Такое же примерно расстояние от Мги до внешней обороны Ленинграда – 54-ой армии. Общее расстояние между линиями внешней и внутренней обороны примерно 30 км. Подобная операция проводилась в июле-августе 1942 года. Но тогда она провалилась, так как к тому времени позиции у села Ивановского значительно укрепились, и группа «Север» получила значительные подкрепления, в частности, 11-ую армию фельдмаршала Манштейна, переброшенную под Ленинград после взятия Севастополя.

Второе направление – сходящимися ударами на станцию Тосно от Колпино и с внешней стороны 54-ой армией. Расстояние от Тосно до Колпино около 25 км, примерно такое же расстояние или немного большее до внешней линии. Неприступных укреплений там не было. В июле 1942 года в результате только отвлекающего удара силой одной дивизии были взяты села Ям-Ижора и Путролово. В феврале 1943 года проводится операция «Полярная звезда», но сил после кровавой операции «Искра» было явно мало, и всё кончилось только захватом станций Красный Бор и Поповка. Но осенью 1941 года почти все ударные силы группы «Север» были отданы группе «Центр», а большинство оставшихся сил брошены под города Волхов и Тихвин. Немецкие позиции тогда ещё не были достаточно укреплены, и ещё не подошли подкрепления из Европы, непосредственно под Ленинградом остались весьма ограниченные силы, и прорвать блокаду в этом месте не представляло труда. Немцы в это время находились в весьма бедственном положении. Гитлер, уверенный в разгроме СССР в течение 2–3 месяцев, не позаботился о зимней одежде, и теперь они несли потери от обмораживания большие, чем от пуль и снарядов. Войска группы «Север» в количестве около 500 тысяч были растянуты на громадном протяжении с внешней стороны от Ленинграда: Новгород – Тихвин – Волхов – Войбоколо, Молукса и Синявино, а с внутренней стороны от Шлиссельбурга до Стрельны и ещё вокруг Ораниенбаумского плацдарма. Всё это грозило немцам полной катастрофой. Командир 28-го армейского корпуса генерал-лейтенант Геберт Лох предлагает в докладной записке отвести, боясь окружения, войска от «бутылочного горла», сдав Шлиссельбург, так как русским гораздо легче связываться с Ленинградом по Ладоге, чем немцам по бездорожью по берегу Ладоги. Но Гитлер был категорически против этого. Лееб в конце 1941 года заявляет: «Гитлер ведёт себя в России так, как будто он действует с ними заодно», и в начале 1942 года, заявив: «Я не могу и не хочу больше нести за это ответственности», он подаёт рапорт об отставке сам, вопреки заявлению Жукова, что Лееба снял Гитлер.

Но вместо того чтобы воспользоваться создавшимся положением и прорвать блокаду в любом из указанных двух направлений, мы собрали громадные элитные подразделения и… бросили их на расстрел на Невский пятачок. Вдоль всей линии нашей обороны от устья реки Тосны до Колпино и дальше до Ленинграда проходили железная и шоссейная дороги, что позволяло быстро перебрасывать силы с одного участка на другой. В том или в другом месте наши штурмующие подразделения могли бы незаметно сосредоточиться и без больших потерь при поддержке тяжёлых танков КВ и артиллерии, бьющей прямой наводкой по разведанным целям, прорвать линию обороны. Чем западнее наносился бы наш удар, тем эффективнее могла бы быть поддержка корабельной артиллерии и артиллерии фортов и Кронштадта. Ясно, что если бы мы осенью-зимой 1941 года нанесли немцам удар в районе села Ивановское или Колпино хотя бы частью тех сил, которые мы уничтожили руками немцев, то успех был бы обеспечен. И с этого момента с героической блокадой Ленинграда было бы покончено. Но, переиначивая высказывание Лееба о Гитлере, можно сказать, что под Ленинградом «Сталин и Жуков вели себя так, как будто они с немцами были заодно».И надо сказать, что в этом они даже намного переплюнули Гитлера.

4. Любавинская и другие операции в 1942 году

После разгрома немцев под Москвой и проведения успешной Тихвинской операции, Сталин на заседании Ставки от 5 января 1942 года приказал разработать план всеобщего наступления от Баренцева до Черного морей. Как писал впоследствии немец Х. Польман: «Сталин совершил ту же ошибку, что и Гитлер: он хотел наступать везде и поэтому не добился решающей победы нигде». Сталин в первый год войны, после больших наших неудач, стал не доверять нашим командующим и стал вмешиваться до мелочей в их командование. (Впрочем, так до конца войны поступал и Гитлер). Командующие же, и первую очередь Мерецков, побывавший в первые дни войны в застенках Берии, боялись проявить инициативу, которой мог бы быть недоволен Сталин. По требованию Сталина был разработан план разгрома немцев под Ленинградом. План, на мой взгляд, вполне реальный. Соотношение наших живых сил и техники и немецких было больше чем в полтора раза в нашу пользу. Намечалось в начале января 1942 года атаковать немцев двумя сходящимися ударами на Любань, окружить крупную Любань-Чудовскую группировку немцев. Находившаяся под общим руководством командующего Волховским фронтом Мерецкова Вторая ударная армия во главе с генерал-лейтенантом Соколовым должна форсировать реку Волхов между Чудовым и Новгородом и продвигаться по направлению к станции Любань. 54-ая армия Ленинградского фронта под руководством генерал-лейтенанта Федюнинского из района станции Погостье должна была взять Любань и соединиться со Второй ударной армией.

Но план стал трещать по швам почти сразу, в основном потому, что мы ещё не научились воевать лучше, чем немцы, а главное, что Сталин совершенно не дал времени на подготовку к операции. 54-я армия ещё не оправилась и не подкрепилась после громадных потерь при штурме станции Погостье. Второй ударной армии не удалось форсировать реку Волхов. Тогда Соколов был заменён более опытным генерал-майором Клыковым, которому удалось прорвать оборону немцев и, пройдя 75 км, выйти к Любани на расстоянии 10 км от неё, перерезать железную дорогу Новгород – Павловск и подойти к станции Чолово железной дороги Батецкая – Павловск. Федюнинский же, потеряв почти весь состав 54-ой армии, не смог выполнить приказ Сталина взять Любань, хотя и был от неё на расстоянии 10 км, то есть расстояние между двумя группировками оставалось 20–25 км. Но на этом наши успехи кончились – немцы ударами во фланги Второй ударной армии окружили её неплотным кольцом. Крупной ошибкой нашего Верховного командования было решение в разгар операции объединить под руководством Хозина Ленинградский и Волховский фронты в единый Ленинградский фронт. Наше командование слишком поздно поняло, что операция провалилась, и дало приказ ослабевшей от голода Второй ударной армии выходить из окружения. Заболевшего Клыкова пришлось заменить Власовым. Через узкий коридор шириной 1,5–2 километра ему удалось вывести большинство людей, всех раненых и значительное количество техники, но 6 июля немцы окончательно замкнули кольцо окружения, блокировав оставшуюся группу в составе 18–20 тысяч человек. Вины Власова в том, что он не сумел вывести всю группу, не было, но он узнал, что Мерецков хочет его арестовать и сделать «козлом отпущения», стал скрываться и попал в плен к немцам… Если бы к этому времени не было уничтожено на пятачке более 300 тысяч наших воинов и был бы из района Колпина нанесён удар по направлению к Любани, то Любавинская операция закончилась бы успешно – были бы окружены две группировки немцев: Любань-Чудовская и Мгинско-Шлиссельбургская, а Ленинград деблокирован. Всего в Любавинской операции мы потеряли свыше 400 тысяч человек. Это очень большие потери, но проводить эту операцию, неплохую по замыслу, пытаясь разгромить всю группировку «Север», на мой взгляд, надо было. Другое дело, что она не удалась, так как немцы воевали грамотнее нас, наше командование действовало не согласованно, однако в таких боях мы мужали, набираясь опыта. Возможно, если бы Сталин удовлетворил просьбы Мерецкова и Хозина и предоставил в их распоряжение три-четыре свежих дивизии, то обстановка могла бы измениться коренным образом. Состояние немецких сил было на пределе, а резервов у них не было. В дальнейшем, с подачи Мерецкова и Хозина, все эти неудачи свалили на Власова, хотя основную часть Второй ударной армии, всех раненых и большую часть тяжёлой техники ему удалось вывести из окружения. В окружение из общего числа Второй армии попало только 18–20 тысяч, но и то не все они были убиты или пленены. Немцы ведь не имели возможности прочесать все болота и леса, часть могла попасть к партизанам. В первые годы войны мы несли и более существенные потери, о которых даже нигде не упоминалось. Громадные потери в Любавинской операции понесла и 54-я армия Федюнинского, которому было приказано «любой ценой» взять Любань.