Текст книги "Нюрнберг. Скамья подсудимых (СИ)"

Автор книги: Александр Игнашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

ЛОРЕНС: Вы всё сказали?

ГЕРИНГ: Что такое – один немец? Один немец – замечательный человек. Что такое – два немца? Два немца – это союз, три немца – война. Между нами война не кончилась. Она не закончится и тогда, когда вы повесите нас!

ЛОРЕНС: Подсудимый Геринг!

ГЕРИНГ: Что такое – один англичанин? Идиот. Два англичанина – это клуб…

ЛОРЕНС(кричит). Подсудимый Геринг!

РУДЕНКО: Что такое – один русский? (Геринг молчит.) Вы называете эту войну Второй мировой. Для нас это была Великая Отечественная война. Отечественная, понимаете? Каждый из нас защищал свою родину!

ГЕРИНГ: Что такое – Хиросима? Разве это не преступление перед человечеством?

ЛОРЕНС: Подсудимый Геринг!..

ГЕРИНГ: Разве Америка не сбросила бы бомбу на Германию так же легко, как она сбросила её на Хиросиму?

ЛОРЕНС: Подсудимый!..

ДЖЕКСОН: Ваша честь, если вы позволите, я отвечу. Америка воевала с Японией. Эта страна напала на нас без всякого повода.

ГЕРИНГ: Чем американские законы отличаются от наших? Негры могут ехать в одном автобусе с белыми? Разве только мы сочинили антисемитские законы? Кровь за кровь, кровь за кровь!..

ЛОРЕНС(трижды бьёт молотком). Перерыв! Перерыв! Перерыв!..

Внутренний двор в тюрьме Нюрнберга. Подсудимые прогуливаются под надзором Уиллиса и конвоиров.

ГЕРИНГ: Скажите, Йодль, вы написали текст последнего слова?

ЙОДЛЬ: Последнего слова?

УИЛЛИС: Разговоры!..

ЙОДЛЬ(Герингу). А вы написали?

УИЛЛИС: Молчать!

ШАХТ: Вы написали, рейхсмаршал?

УИЛЛИС: Молчать!

ГЕРИНГ: Друзья мои…

ШАХТ: Друзья?

ЙОДЛЬ: Где вы здесь видите друзей?

ГЕРИНГ: Однако!..

УИЛЛИС: Рейхсмаршал, разговоры запрещены!

ГЕРИНГ: А помните Грейма? Я надеялся, что хотя бы он вырвется из ада, которым стал Берлин в последние дни. Его самолёт оторвался от земли, и тут же осколок снаряда раздробил ему ногу. Судьба!

УИЛЛИС: Рейхсмаршал!..

ГЕРИНГ: Грейм разболтал вам о ссоре между фюрером и мной? Говорите, друзья мои, говорите!

ЙОДЛЬ(нерешительно). Если бы вы приняли верховное командование…

ГЕРИНГ: Если бы!

ЙОДЛЬ: Вы бы спасли Германию от поражения? (Пауза.) Нет, рейхсмаршал, у нас был один путь – капитуляция!

ШАХТ(Герингу). Разве вы не хотели этого?

ГЕРИНГ: А дальше? На эшафот?.. Только я знаю, чего я хотел! Фюрер был взбешён. Я должен был стать его преемником. А он… Он вынес мне смертный приговор и тут же заменил его отставкой со всех постов. Как вы думаете, сейчас это спасёт меня от виселицы?

ШАХТ: Господи!..

ГЕРИНГ: Эту войну проиграл не я!.. А как же преемники фюрера – Кейтель, Дёниц? Что-то их совсем не видно! Опять проблемы с желудком на нервной почве?

УИЛЛИС: Господа, не нарушайте заведённый порядок. Разговоры запрещены!..

Пауза. Прогулка продолжается. Гесс приближается к Герингу, стараясь не привлекать внимания охраны.

ГЕCC: Как вы себя чувствуете, рейхсмаршал?

ГЕРИНГ: Вашими молитвами!

ГЕCC: Вы очень похудели. Килограммов тридцать сбросили или больше? Когда вас будут вешать…

ГЕРИНГ: Что?

ГЕCC: Когда вас будут вешать…

ГЕРИНГ: Этого не будет никогда!

ГЕCC: Хотите войти в историю несгибаемым героем?

ГЕРИНГ: Я уже вошел в историю, а такие, как вы, в неё вляпались.

ГЕCC: Вы всё-таки признаёте во мне Рудольфа Гесса!

ГЕРИНГ: Чтобы плюнуть тебе в морду!

ГЕCC: В чём же дело?.. С чего вдруг такой герой как вы начал убеждать трибунал, что лично спас нескольких евреев?

ГЕРИНГ(с трудом сдерживается). Ещё одно слово!..

ГЕCC: Я едва не расплакался от умиления, когда слушал вас на допросе!.. Те евреи, которые спасли вас во время пивного путча… Вы, действительно, помогли им эмигрировать из Германии?.. А ваш заместитель Мильх? Одной рукой вы подписывали приказ об окончательном решении еврейского вопроса, а другой писали, что Мильх – не еврей!

ГЕРИНГ(кричит). Заткнись!

УИЛЛИС(Герингу). Рейхсмаршал!..

ГЕРИНГ(кричит). Я сам решал, кто еврей, а кто – нет, кто имеет право жить, а кто – нет! А ты? Кто ты такой?

УИЛЛИС(кричит). Рейхсмаршал!..

ГЕРИНГ(подсудимым). По камерам! Прогулка закончена!.. (Уиллису.) Вы слышите меня, лейтенант?

УИЛЛИС: Молчать! Молчать! Подсудимый Геринг, здесь я буду решать!.. По камерам! По одному! Под конвоем!..

Три удара гонга. Зал заседаний. У микрофона – судья Лоренс.

ЛОРЕНС: Согласно обвинительному заключению, подсудимым вменяется в вину совершение преступлений против мира путём планирования, подготовки, развязывания и ведения агрессивных войн в нарушение международных договоров, соглашений и гарантий, а так же военные преступления и преступления против человечности. Обвиняемый Роберт Лей покончил с собой в тюрьме двадцать пятого октября 1945 года. Трибунал постановил, что обвиняемый Густав Крупп впоследствии предстанет перед судом, если позволят его физическое и умственное состояние. Трибунал постановил слушать дело подсудимого Мартина Бормана заочно в его отсутствие. Подсудимые либо сами выбрали себе защитников, либо защитники были назначены трибуналом. Процесс шёл на четырех языках. Все подсудимые, кроме заочно осуждённого Бормана, не признали себя виновными. Каждый подсудимый имеет право на последнее слово. Герман Геринг!

ГЕРИНГ(встаёт со скамьи подсудимых). Я не хотел войны. Я делал всё, чтобы предотвратить её. Когда война началась, я делал всё для победы. Я отвечаю за то, что сделал. Все мы доверяли фюреру, все были верны ему. Народ не виновен. (Садится на своё место.)

ЛОРЕНС: Подсудимый Рудольф Гесс!

ГЕCC: Учитывая состояние моего здоровья…

ЛОРЕНС: Вы можете говорить сидя.

ГЕCC: Я выполнил долг как верный последователь фюрера. Я ни о чём не жалею. (Приподнимается со скамьи.) Только перед Всевышним я несу ответственность и знаю, он меня оправдает. (Оседает на скамью.)

ЛОРЕНС: Ялмар Шахт!

Шахт нервно встаёт со скамьи подсудимых, смотрит по сторонам.

ЛОРЕНС: Говорите.

ШАХТ: Я?

ЛОРЕНС: Вы имеете право на последнее слово.

ШАХТ: Последнее?.. Я не политик и не военный. Моя финансовая политика себя оправдала. (Кричит.) Я высоко держу голову!.. (Садится на своё место, с трудом сдерживая рыдания.)

ЛОРЕНС: Альфред Йодль!

ЙОДЛЬ(гордо встаёт со скамьи подсудимых). Я покину этот зал с высоко поднятой головой. (Стоит пару секунд и едва не падает на скамью подсудимых.)

ЛОРЕНС: Прежде чем удалиться на совещание, трибунал хотел бы отметить добросовестность, с которой выполнили свои обязанности и защита, и обвинение. Приговор будет оглашён двадцать третьего сентября.

Камеры подсудимых. Двери распахиваются, в потоке света – где одинокая женская фигура, где женщина с ребёнком. Подсудимые отводят взгляды от этих видений. Тьма, шелест бумаг.

ГОЛОСА СУДЕЙ:

– Для вынесения приговора достаточно, чтобы «за» было трое их четырёх судей.

– Согласен.

– Согласен.

– Согласен.

– Согласен.

– Если приговором будет смертная казнь, подсудимые будут расстреляны.

– Я против.

– Я против.

– Я за повешение.

– Единогласно – за повешение…

Три удара гонга. Зал заседаний. У микрофона – Лоренс.

ЛОРЕНС: В соответствии со статьей двадцать шестой устава трибунал выносит приговор.

ШАХТ: И меня? Неужели они повесят и меня? А как же их гуманизм?

ГЕРИНГ: Хватит скулить, Шахт!

ШАХТ: Я не политик и не военный. Я – финансист!

ГЕРИНГ. Вы заткнётесь?

ЛОРЕНС: Международный военный трибунал постановил…

ГЕРИНГ(самому себе). Дорогая моя Эмма, о чём я хотел написать тебе?

ЛОРЕНС: Подсудимого Геринга Германа Вильгельма, генерала СС, члена и Президента Рейхстага…

ГЕРИНГ: Дорогая Эмма, жизнь подошла к концу. Я считаю свою смерть избавлением…

ЛОРЕНС: Признать подсудимого Германа Вильгельма Геринга виновным по всем разделам обвинения…

ГЕРИНГ: Всеми мыслями, Эмма, я с тобой и с нашей девочкой…

ЛОРЕНС: И приговорить к смерти через повешение!

Геринг сдёргивает наушники, уходит в темноту.

ЛОРЕНС: Рудольфа Гесса, члена нацистской партии, заместителя фюрера, члена Рейхстага и тайного совета…

ГЕCC: Господи, помоги мне!

ЛОРЕНС: Признать виновным по первому и второму разделу обвинения и приговорить к пожизненному заключению.

ГЕCC: Однако!.. (По-военному чётко разворачивается налево кругом и исчезает во тьме.)

ШАХТ: Что с Риббентропом? Он словно резиновая кукла, еле стоит на ногах! И его – через повешение?

ЙОДЛЬ: Возьмите себя в руки, Шахт!

ЛОРЕНС: Альфред Йодль обвиняется по всем четырём разделам обвинительного заключения. В августе 1939 года Йодль стал начальником штаба верховного командования вооруженных сил. Его непосредственным начальником был подсудимый Кейтель…

ЙОДЛЬ: Кейтель, конечно, Кейтель! Это он, а не я…

ЛОРЕНС: Альфред Йодль докладывал непосредственно Адольфу Гитлеру по всем оперативным вопросам ведения военных действий.

ЙОДЛЬ: Значит, и я тоже?

ЛОРЕНС: Трибунал признаёт подсудимого Йодля виновным по всем четырём разделам обвинительного заключения и приговаривает к смерти через повешение.

ЙОДЛЬ: Господи, за что? (Срывает наушники, делает шаг влево, потом направо, хватается за голову и исчезает в темноте.)

ШАХТ(заикается от страха). Гесса – к пожизненному заключению, Геринга, Риббентропа, Кейтеля – через повешение. Кальтенбруннера, Розенберга, Франка, Фрика, Штрейхера – через повешение. Кого ещё? Заукель, Йодль, Борман, Зейсс-Инкварт…

ЛОРЕНС: Подсудимый фон Папен активно помогал Гитлеру в 1932 и 1933 годах в формировании коалиционного кабинета, способствовал его назначению канцлером. В качестве вице-канцлера в этом кабинете фон Папен принимал участие…

ШАХТ: А я? Когда же я?

ЛОРЕНС: Трибунал признаёт фон Папена невиновным в предъявленных обвинениях…

ШАХТ: Невиновным – фон Папена?

ЛОРЕНС: В качестве главы отдела внутренней прессы Ганс Фриче возглавил всю германскую печать – две тысячи триста ежедневных газет.

ШАХТ: Папен невиновен! Вы слышали? Папен невиновен! А как же я?

ЛОРЕНС: Выдержки из речей Ганса Фриче, представленные в качестве доказательств, указывают на его антисемитизм.

ШАХТ: Сколько ему дадут? Лет десять тюрьмы? А когда же про меня?

ЛОРЕНС: Трибунал признаёт Фриче невиновным в преступлениях, предъявленных ему обвинительным заключением…

ШАХТ: И Фриче невиновен? Функ и Рёдер – к пожизненному заключению. Шпеер и фон Ширах – к двадцати годам тюрьмы, фон Нейрат – к пятнадцати, Дёниц – к десяти. А меня? Когда скажут про меня?

ЛОРЕНС: Подсудимый Ялмар Шахт обвиняется по разделу первому и второму обвинительного заключения.

ШАХТ: Спасите меня! Кто-нибудь, спасите меня!..

ЛОРЕНС: Шахт был уполномоченным по вопросам валюты, президентом Имперского банка, министром экономики, министром без портфеля. Шахт поддерживал нацистскую партию ещё до её прихода к власти…

ШАХТ: Разве только я! Я занимался финансами, производством…

ЛОРЕНС: Трибунал признаёт Ялмара Шахта невиновным и предлагает коменданту суда освободить его из-под стражи.

ШАХТ(в слезах). Меня освободить? Господи, благодарю тебя!..

ЛОРЕНС: Ходатайства о помиловании могут быть поданы в контрольный совет в течение четырёх дней после оглашения приговора. Приговор составлен в четырёх экземплярах на русском, английском и французском языках. Приговор подписан членами международного трибунала и их заместителями.

Камера Геринга. В луче света в дверном проёме виден мужской силуэт.

ГЕРИНГ: Лейтенант, мой дорогой Тэкс, почему у вас такое лицо? Всё закончилось, лейтенант! Мне казалось, наша власть и мы сами вечны. В моём голубом саквояже есть несколько дорогих мне вещей. Не могли бы вы из дружеских побуждений принести их на пару минут?..

Уиллис остаётся один в луче света.

УИЛЛИС: Через четыре дня после оглашения приговора в контрольный совет от всех кроме Кальтенбруннера, Шпеера и Шираха были поданы просьбы о помиловании. Рёдер просил заменить пожизненное заключение смертной казнью, Геринг, Йодль, Кейтель – заменить казнь через повешение расстрелом, если их просьбы о помиловании не примут. Все просьбы о помиловании были отклонены, о чём и объявил осуждённым полковник Эндрюс. Я зашёл к Герингу попрощаться. Он встретил меня с улыбкой и попросил принести саквояж с его личными вещами. Я принёс. Этот саквояж был при Геринге в день его ареста. Он хотел написать пару прощальных писем жене и дочери, и в последний раз подержать в руках свои личные вещи. Геринг знал, что охранник наблюдает за ним сквозь глазок в двери. В десять часов вечера охранник заметил, что рейхсмаршал слишком долго лежит на спине. Руки у него, как и положено, были поверх одеяла, но часовому послышался хрип, а не храп. Он позвал дежурного офицера. Они вошли в камеру. Геринг был мёртв. От кого он получил цианистый калий? Возможно, яд был спрятан в саквояже. Я был одним из подозреваемых…

Три удара молотка. Зал заседаний трибунала.

РУДЕНКО: Советский Союз желает внести в протокол своё несогласие с решением трибунала по делам подсудимых Шахта, Фриче и фон Папена. Они должны быть осуждены, а не оправданы! Мы считаем, что имперский кабинет, генеральный штаб и верховное командование фашисткой Германии должны быть объявлены преступными организациями. Мы считаем, что подсудимый Гесс должен быть приговорён к смертной казни, а не к пожизненному заключению!

ЛОРЕНС: Это всё? Вы настаиваете? Особое мнение Советского Союза будет опубликовано и приобщено к приговору. Работа трибунала завершена.

Лоренс трижды бьёт молотком. Фотовспышки, треск работающих кинокамер.

ДЖЕКСОН(подходит к Руденко). Я хотел сказать вам, Роман…

РУДЕНКО: Не надо, Роберт, не подбирайте слова.

ДЖЕКСОН: Мы оба юристы и руководствуемся нормами правосудия.

РУДЕНКО: Прошу меня извинить, я бы не хотел обсуждать эту тему.

ДЖЕКСОН: Я не о приговоре. Вы же понимаете, этот трибунал и этот приговор стали частью мировой истории. Вы хотели поставить точку. Чем вас не устраивает запятая? Или многоточие?.. Дальше мировую историю будем писать мы. Разумеется, вместе с вами. Как бы я хотел увидеть то, что увидят наши дети и внуки! Надеюсь, они найдут общий язык. Всё ещё впереди! Время меняет людей.

РУДЕНКО: Или люди меняют время.

ДЖЕКСОН: Всё только начинается!..

Сквозь помехи пробивается радиопередача.

ГОЛОС ПО РАДИО: Передаем сообщение ТАСС. Нюрнберг, шестнадцатое октября 1946 года. Восемь журналистов, по два от оккупирующих Германию держав, присутствовали при казни главных военных преступников. Исполнение приговора началось в один час одиннадцать минут…

В сумраке один за другим появляются обвинители, свидетели.

РУДЕНКО: Входят члены комиссии, медицинские эксперты, офицеры охраны.

ЛОРЕНС: От каждой из союзных стран – генерал, врач, переводчик, два корреспондента.

ДЖЕКСОН: На эшафоте два американских солдата: переводчик и палач.

УИЛЛИС: Первым вводят под руки Риббентропа. Он бледен, шатается с закрытыми глазами. С него снимают наручники, связывают за спиной руки, ставят под петлёй.

ЛОРЕНС: Священник читает молитву. Палач надевает на Риббентропа колпак, потом петлю, нажимает рычаг.

ДЖЕКСОН: Верёвка дрогнула, пошла вниз.

РУДЕНКО: Десять раз палач нажимал на рычаг, десять раз дрожала верёвка. Через полтора часа всё было кончено.

УИЛЛИС: Когда повесили последнего из осуждённых, на носилках внесли тело Геринга. Под виселицей все трупы выложили в ряд, сфотографировали в одежде и без одежды, завернули их вместе с верёвками в матрацы, положили в гробы.

ЛОРЕНС: Гробы опечатали, составили документы о смерти…

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: В нашем концлагере было восемь печей в крематории.

ШМАГЛЕВСКАЯ: Мне каждую ночь снится Освенцим.

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Однажды мы проснулись от страшного крика.

ШМАГЛЕВСКАЯ: С евреями приезжало много детей.

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Газа не было, и людей заживо бросали в топки!

РОЙЗМАН: Я шёл на небо! Я был на небе! Все должны были раздеться и голыми пройти по улице до газовых камер. Нас было восемь тысяч евреев, все из Варшавы.

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Мистер Джексон, вы говорили, что должны подойти к своей задаче с такой духовной неподкупностью, чтобы в будущем этот процесс выглядел как исполнение мечты человечества о справедливости. Вы и сейчас так считаете?

ДЖЕКСОН: Нюрнбергский процесс вошёл в историю.

ШМАГЛЕВСКАЯ: Как торжество демократии и гуманизма?

ЛОРЕНС: Кто-то должен править миром.

РОЙЗМАН: Править миром? Вы сказали – править миром?

ЛОРЕНС: Жизнь продолжается. Всё ещё впереди!

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Что было дальше? Я хочу знать. Я должна знать!

ДЖЕКСОН: В четвёртом часу утра гробы погрузили на грузовики, накрыли брезентом и под конвоем повезли на окраину Мюнхена, в крематорий. Репортёры решили ехать следом, но им пригрозили пулеметом. Охрану меняли четыре раза, как и маршрут. С рассветом въехали в Мюнхен.

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Что дальше?

РУДЕНКО: Работникам крематория сказали, что привезли трупы четырнадцати американских солдат. Трупов было одиннадцать, но здесь ими никто не интересовался. Трупы ещё раз проверили, не подменили ли их по дороге. Кремация продолжалась до вечера.

ШМАГЛЕВСКАЯ: Господи!..

РОЙЗМАН (молится). Господь, на тебя полагаюсь! Сказала душа моя: «Нет у меня иного блага – только от тебя». Пусть умножатся страдания тех, кто спешит к безбожию, не произнесу имена их устами своими…

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Разве они – люди?

ШМАГЛЕВСКАЯ: Генералы, маршалы, министры, политики, финансисты…

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Я читала в газетах…

РОЙЗМАН: Почему, Господь, стоишь ты вдали, закрываешь глаза во времена бедствий, войн, убийств ужасных?

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Я читала в газетах – их пепел развеяли с самолёта.

ШМАГЛЕВСКАЯ: А я не могу читать. Я спать не могу. Жить не могу!

ВАЙЯН-КУТЮРЬЕ: Хочу ли я жить после этого?

ШМАГЛЕВСКАЯ: Надо жить! Надо!..

РОЙЗМАН: Желание смиренных услышь, Господи! Суди нас! Каждого суди, чтобы не был больше тираном человек земной! Услышь нас, Господи!..

Занавес.