Текст книги "Могила для горбатого"

Автор книги: Александр Чернов

Соавторы: Николай Красильников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

8

Утром того же дня у ворот дома Долженковой остановился синий видавший виды «Жигуленок». У ворот это, конечно, громко сказано. Некогда здесь действительно стояли настоящие железные ворота, да Сашка пропил их или «прокурил», «проколол», как угодно, а вместо них сколотил из реек две створки в метр высотой. Двор, как и положено у «бичей», зарос бурьяном, штук пять фруктовых деревьев выродились, виноградник засох.

Нечистый вылез из машины, прошел по бетонной дорожке и ступил на веранду. В руке он нес старый желтый портфель. А Вовке нравился домик Долженковой. Большая веранда, длинный широкий коридор, по обе стороны от него две комнаты, в конце – зал. Он соединен еще с одной комнатой, спальней. Отличный был бы домик, если к нему руки приложить, а эти "бичи" даже полы подмести не могут, не говоря уже о том, чтобы окна помыть или паутину с потолка поснимать. Как продал Сашка мебель на прошлой неделе, так до сих пор остались на полу, где она стояла, пыльные пятна. Не дом, а тонущий корабль с двумя дохлыми крысами на борту. Одна из них лежит вон с журналом на единственной уцелевшей после распродажи кровати в зале, другая корчится от начинающейся "ломки" на полу в спальне. Это ощущение хорошо знакомо Нечистому, будто в позвоночник вгоняют кол, который начинает разрастаться корнями по всему телу, вызывая невыразимую словами боль. Боль, от которой хочется выть, лезть на стену, кататься по полу. Алиферов прошел через эти муки. Он и сел-то в первый раз на зону за то, что во время "ломки" вызвал на дом "скорую помощь" и с ножом в руках стал требовать у врача на дозу. На зоне Нечистый избавился от тяги к сильным наркотикам и с тех пор ни разу не прикасался ни к героину, ни даже "ханке".

Завидев Нечистого, Шиляев подался к нему, как утопающий к спасательному кругу.

– Бабки принес? – он уже забыл о нанесенной ему Алиферовым обиде, о том, как он вчера жестоко избил его.

Нечистый тоже предпочел не вспоминать о вчерашнем инциденте.

– Какие еще бабки? – удивился он.

– Ну, как же, за иконы, те что ночью у старухи взяли! Нам же с Зойкой за них тоже доля причитается!

– Ах, за иконы?! – Алиферов смерил сидящего на полу Шиляева насмешливым взглядом. – Ты что же считаешь, что я с утра на рынок сбегал, толкнул их, а теперь к тебе примчался, долю приволок? Ну, ты и ухарь! – Нечистый откровенно издевался. – Я вижу, "гера" тебе все мозги высушила… Нет, кореш, продавать иконы в столицу повезешь ты!

– Я?! – изумился Шиляев. – Да ты что, Вовка, я же там никого не знаю!

– Не боись! – заржал Нечистый и с шутливой фамильярностью пнул Шиляева по ноге. Он вообще перестал церемониться с наркоманом, обращался с ним как с презренным существом. – Не на пустое место посылаю. Поедешь к конкретному человеку, адресок я дам. Башли с него возьмешь и назад. Тебе же дураку еще и алиби какое-никакое состряпать нужно. Как старушку-то ночью пришил, не забыл еще?..

Шиляев отрицательно покачал головой и попробовал слабо возразить:

– Куда же я с такой рожей поеду-то?

– А что, рожа как рожа, – Нечистый критически оглядел лиловый синяк под глазом Сашки и его опухшие губы. – Очки темные напялишь, а губы платочком будешь прикрывать. А вот побриться тебе обязательно нужно. В общем, вот тебе рубашка, брюки и туфли, – Алиферов раскрыл портфель и подал Шиляеву одежду и обувь, прихваченные дома из своего гардероба. – Вещи не новые, но все равно лучше твоих обносков. В них ты солидным фраером будешь выглядеть. Давай приводи себя в порядок, одевайся и катим на автовокзал. Через час автобус отъезжает, я узнавал.

– Я же не доеду, – униженно и подобострастно сказал Шиляев и посмотрел на возвышавшегося над ним Нечистого взглядом собаки, которая ждет, когда ей бросят кость. – Меня же "ломает", Вовка! Мне доза нужна.

– Достал ты меня со своими дозами, – проворчал бывший "зек". Ворчал он для вида. Нечистый отлично понимал, что Шиляев без дозы не человек, поэтому принес ему "ханку". – На "ширнись"! – Алиферов швырнул на матрас наркоману целлофановый пакетик с коричневой желеобразной массой. – И пошевеливайся! Когда вернешься, сядешь на "геру". Это я тебе обещаю. Снова "белым" человеком будешь.

Зажав дар в кулаке, Шиляев отправился на веранду к газовой плите. Лежавшая на диване Зойка делала вид, будто внимательно читает десятилетней давности журнал. На самом деле она ни слова не пропустила из беседы мужа с бывшим "зеком", и когда тот вышел из спальни в зал, отложила журнал.

– Между прочим, мне тоже на опохмел полагается, – заявила она нахально. – Да и позавтракать я бы не отказалась.

– Что я тебе папа, что ли? – рыкнул на Долженкову Нечистый. – Перебьешься!

– Не перебьюсь! – звонко возразила Зойка, и ее слова эхом отозвались в пустой комнате. – Мне все равно кто ты для нас папа или "пахан", но пока мы работаем на тебя, ты должен заботиться о нас, хотя бы до того времени, когда получим бабки за иконы.

Нечистый спорить не стал. Эта семейка еще была нужна ему для осуществления дальнейших планов. А в ближайший час он рассчитывал с помощью Долженковой выяснить обстановку в доме убитой старухи.

– Навязались вы на мою голову, "бичи" чертовы! – пробормотал он и, выходя на веранду покурить, бросил Зойке: – Ладно, собирайся! Проводим твоего муженька, а потом что-нибудь придумаем.

Собираться Долженковой особо нечего. Весь имеющийся у нее гардероб на ней. Достала из-под матраса потрепанную "косметичку", извлекла из нее коробочку с остатками дешевой туши и, усевшись на кровать с осколком зеркала, принялась краситься.

Опустилась Зойка. У Нечистого жратву и водку клянчит. Она – Долженкова Зойка! – которую раньше богатые мужики по лучшим кабакам возили, угощали изысканными блюдами и первосортными напитками. Может, и вышла бы она за одного из них замуж, да тут мать умерла и не удержалась от соблазнов вольной жизни девка, погрязла в пьянстве да распутстве. Исчезли из жизни Зойки богатые мужики, вместо них появились рангом пониже, а потом и те пропали куда-то. Дом Долженковой превратился в малину, где кидали "каталлы", да кутили солидные уголовники, затем и те измельчали и на смену стали захаживать в дом Зойки жулье, ворье, алкаши да наркоманы. Так, ступенька за ступенькой все ниже опускалась Долженкова. Остался в конце концов в ее жизни единственный мужчина Сашка Шиляев. Пять лет назад вышла за него замуж, думала, может, удастся ей, держась за мужа, выплыть из омута на поверхность. Не получилось. Наркоманом оказался Сашка, утащил ее на самое дно. Сама-то она "наркушей" не стала. Так, могла иной раз на халяву какой-нибудь дешевой бурдой уколоться или анаши покурить, но все же кайфу наркотическому предпочитала алкогольный. Э-эх! Как жрать-то хочется!

А в это время на веранде Сашка готовил к инъекции "ханку". Он соскоблил ножом в бутылочку из-под таблеток желеобразную массу, и долил в нее воды из под крана. Чтобы не обжечь при нагревании пальцы, взял склянку за горлышко деревянной прищепкой и поднес ее к газовой конфорке.

Нечистый, стоя в дверях, курил и инструктировал Шиляева:

– Прибудешь в столицу, сразу же отправишься в ресторан "Кооператор". Спросишь там Витьку Дудника. Он в кабаке с шести часов вечера бывает, тебе его любой покажет. Дудник в курсе икон. Он мне их заказывал. Поедешь с ним к клиенту, покажешь товар. Смотри, не продешеви! Торгуйся. Ту цену, что будут давать удвой. Если заартачатся, сделай вид, будто забираешь иконы, мол, другого покупателя найдешь… Да не мне тебя учить! – Алиферов вдруг загоготал: – Ты в барыжных делах поднаторел. Вон сколько барахла из дома продал…

Шиляев исподлобья бросил на Нечистого недобрый взгляд. И тут то ли бес толкнул под руку Сашку, то ли пальцы судорожно сжались, но склянка выскользнула из прищепки и стукнулась дном о газовую плиту. Темная струя жидкости выплеснулась из горлышка, ударилась в кафель и потекла по нему грязными слезами – Сашкиными слезами оставшегося без дозы наркомана.

– А-а! – из самых недр Сашкиной души исторгнулся крик ужаса. Наркоман схватился за голову и даже присел, выражая всем своим видом крайнюю степень отчаяния. – Это конец!

Нечистый бросил на пол окурок, раздавил его каблуком.

– Растяпа! – заорал он в бешенстве. – "Ширку" себе сварганить не может. Где я тебе еще возьму? Сдохнешь теперь, как собака! – В сердцах Алиферов сплюнул на пол. Этот наркоман вводит его во все большие расходы.

Шиляев тем временем вышел из оцепенения. Он, очевидно, принял какое-то решение.

– Ладно, не пропадать же добру, – пропуская мимо ушей выпад Нечистого, сказал он, взял ватку и стал собирать ею темную жидкость с немытого, наверное, со дня приклеивания к стене, кафеля. Отжав ватку в склянку, он так же бережно стал промокать капли "ханки" на газовой плите.

Нечистый понял, для какой цели он это делает.

– Ты собираешься вколоть себе эту дрянь? – изумился он.

– Что ж, подыхать теперь? – резонно заметил Шиляев и бросил ватку в склянку. – Использую, как "вторичку".

Он добавил в "ханку" воду и на сей раз, надежно обвязав горлышко склянки проволокой, вновь поднес ее к огню. Теперь после столь варварски приготовленным способом зелья, дезинфицировать шприц было бы просто смешно. Шиляев обмотал кончик иглы ваткой, погрузил его в склянку и набрал адскую смесь в шприц. Через пару минут привычной после "геры" эйфории у Шиляева не наступило, но он был в состоянии побриться и переодеться в привезенные Нечистым шмотки.

Пятнадцать минут спустя компания бодро вышла из дому и направилась к "Жигулям".

9

Старший следователь ГУВД майор Шатохин человек волевой, решительный, энергичный. Лицо у него грубоватое – выдающийся вперед подбородок, широкие скулы, большой лоб, жесткий рот. Поперек носа шрам – память о захвате рецидивиста. Волосы темные, жесткие, коротко пострижены. В свои сорок два года майор в отличной спортивной форме, подтянут. Прекрасно владеет оружием и приемами рукопашного боя. Что еще сказать?.. Отличный семьянин, любящий муж, заботливый отец, пример детям. На работе уважают, начальство ценит, подчиненные, как полагается, побаиваются… Все, пожалуй… Любит рыбалку, но на это увлечение совсем нет времени, так что останавливаться на нем подробно не стоит…

В этот час Шатохин сидел в своем кабинете на работе, просматривал накопившиеся документы. Дверь неожиданно приоткрылась и в комнату заглянул его сослуживец и давний приятель капитан Васильев.

– Привет, Юра! – Борис Васильев так торопился, что даже не стал заходить в кабинет. – Иду вот от шефа, он срочно тебя вызывает.

– Крови моей жаждет? – пошутил Шатохин.

– Он всегда чьей-нибудь жаждет, – в тон ему ответил капитан. – Иди не дразни монстра. – Махнув на прощанье рукой, Борис исчез.

Дразнить начальника Городского Управления Внутренних Дел, действительно не следовало. Строгий он был мужик. Он не кричал, не топал ногами, нет. Но была в нем какая-то властность, внутренняя сила. Иной раз достаточно было одного его взгляда, для того, чтобы подчиненные вытягивались в струнку. Шатохин быстро поднялся, вышел из кабинета и закрыл на ключ дверь. В длинном широком коридоре было пустынно, за исключением двух куривших в дальнем конце коридора у открытого окна милиционеров. Майор в знак приветствия высоко поднял руку и сбежал по мраморным ступенькам с третьего этажа на второй. Здесь вообще хоть шаром покати. "Вымерли все, что ли?" – подумал Шатохин недоуменно, однако тут же признал, что такую жару лучше всего пережидать в кабинете под кондиционером.

Начальник ГУВД полковник Исламов так и делал. Он сидел в своем шикарном кабинете за громадным полированным столом с включенным во всю мощь кондиционером и пил чай. Хотя в кабинете было относительно прохладно, по обрюзглому, с заплывшему от жира глазками лицу полковника градом струился пот, и он то и дело оттирал его промокшим насквозь огромным носовым платком. Как большинство рыхлых и тучных людей Исламов страдал одышкой.

– Проходи, майор, садись, – просвистел он, тяжело отдуваясь, и когда Шатохин присел на краешек стула у длинного стола для заседаний, налил в пиалу чай и протянул подчиненному. – На, выпей! В жару лучше, чем зеленый чай, на свете нет напитка.

С кем-нибудь другим майор мог бы поспорить. Почему нет? Пиво, например… Однако молча принял из рук шефа пиалу и сделал небольшой глоток обжигающего золотистого напитка.

– Вот что, Юрий Иванович, – почмокивая толстыми губами, изрек полковник. – У меня к тебе особое задание… Тут вот дежурный по ГУВД, приятель твой Васильев, сводку по происшествиям за ночь принес… Оказывается одинокую старушку на окраине города ночью до полусмерти избили и иконы из дому вынесли. Так вот я бы хотел, чтобы за расследование этого дела взялся именно ты.

С начальством особо не поспоришь. В глубине же души Шатохин был возмущен и крайне озадачен поручением Исламова. С чего бы это вдруг человеку такого ранга интересоваться ограблением одинокой старушки. Тем не менее, с нотками досады и обиды в голосе возразил:

– Товарищ полковник. У меня убийств нераскрытых куча. Серьезные ограбления, разбои, а вы мне старушку подсовываете с какими-то там иконами. Что мне больше делать нечего?

Исламов терпеть не мог, когда ему перечат, однако к Шатохину относился снисходительно. Нравился ему старший следователь.

– Я предвидел твои возражения, майор, – закивал Исламов так, что под его челюстью заколыхался второй подбородок. – Но это преступление на первый взгляд кажется заурядным. – Полковник хлебнул еще чаю и промокнул лоб носовым платком. – Тут на днях директива пришла из центра. У них в столице группа аферистов действует. А занимаются они хищением икон и других церковных ценностей и перепродажей их за рубеж. А тут на днях в столице конференция священнослужителей состоится. Снова уплывет народное состояние из республики, майор. Понятно, высокое начальство этим весьма обеспокоено. Вот и просят тщательно расследовать и сообщать в центр обо всех случаях так или иначе связанных с уже перечисленными мною хищениями. Улавливаешь связь?

– Улавливаю, – вынужден был признаться Шатохин. – Вы хотите через грабителей старушки выйти на аферистов в столице?

– Верно. – Исламов самодовольно улыбнулся: – Может быть, то, что не удалось сделать столичным пинкертонам, удастся сыщику из провинциального города? Машина в твоем распоряжении. Действуй, майор! – кивком полковник отпустил подчиненного

Крайне недовольный поручением начальника Шатохин вышел из кабинета и стал спускаться по лестнице на первый этаж. Майор действительно был загружен текущими делами, и теперь вот расследование этого заурядного преступления отодвигало их на второй план. Не верил Шатохин, что иконы старухи представляли какую-то ценность. Алкаши, наверное, сперли, а Исламову мерещится преступный синдикат по хищению и сбыту церковных ценностей. Однако к расследованию этого преступления, как впрочем, и любому другому порученному ему делу, майор подошел со всей ответственностью и, не откладывая его в долгий ящик, направился к дежурившему на первом этаже капитану Васильеву.

Борис сидел за стеклянной перегородкой в небольшой комнате. Всю площадь до стен справа, слева и впереди от него занимал огромный пульт со множеством телефонных трубок, кнопок, кнопочек, тумблеров и лампочек. Васильев разговаривал по телефону, и что-то быстро записывал в журнал. Завидев Шатохина, он сделал ему знак подождать и, поговорив еще с минуту, положил трубку и с любопытством спросил:

– Ну и зачем тебя вызывал монстр?

Монстром в управлении прозвали Исламова за его тучность и свирепое выражение лица.

– Ночью старушку на окраине города избили, – неохотно поведал Шатохин. – Иконы из дому вытащили. Вот шеф расследование этого дела лично мне и поручил.

На загорелом носатом лице Васильева отразилось недоумение.

– Ты же старший следователь, Юра! – со свойственной ему экспансивностью воскликнул капитан. – Чего же он тебя такой ерундой заниматься заставляет?

Распространяться дальше на эту тему Шатохин не стал. Сохранял служебную тайну. Он лишь развел руками и невесело пошутил:

– Не нашлось более достойной кандидатуры, кто мог бы расследовать это загадочное преступление. Ладно, Борька, некогда мне. Скажи-ка фамилию старушки, в какой больнице лежит, ее домашний адрес, и я побежал.

– Да вот, пожалуйста, – Васильев заглянул в журнал. – Серебрякова Клавдия Павловна. Пятнадцатая горбольница…

– Погоди-ка! – перебил приятеля Шатохин. – Дай-ка я сразу туда позвоню. – Майор вошел в дежурку, полистал телефонный справочник и набрал номер главного врача больницы.

Почти сразу в трубке раздался щелчок и густой бас произнес:

– Слушаю!

– Здравствуйте! Из ГУВД вас беспокоят. Майор Шатохин…

– Да-да, слушаю.

– Сегодня утром к вам старушка поступила с тяжкими телесными повреждениями. Серебрякова Клавдия Павловна. Будьте добры, узнайте в каком она сейчас находится состоянии.

– Минуточку, – произнесли на том конце провода и надолго замолчали. Некоторое время в трубке раздавался отдаленный шум голосов, скрип дверей, потом все тот же голос сказал в самое ухо Шатохину: – Серебрякова находится в реанимационном отделении, товарищ майор, в крайне тяжелом состоянии. В сознание не приходила.

– Понятно. А из судмедэкспертизы были?

Последовала короткая пауза, за время которой главврач, очевидно, успел проконсультироваться у кого-то находящегося рядом с ним, затем пробасил:

– Были. Заключение судмедэксперта имеется.

– Как фамилия врача?

Пауза. Ответ:

– Колесников Илья Федорович.

– Спасибо за информацию, всего доброго! – Майор положил трубку и сообщил Васильеву: – В больнице делать нечего, старушка без сознания. Поеду, поговорю с судмедэкпертом.

Переписав адрес Серебряковой в свой блокнот, Шатохин вышел из дежурной части, а потом и из здания ГУВД.

Знойное солнце нещадно поливало землю обжигающими лучами. Оказавшись под палящим светилом, редкие прохожие старались быстрее нырнуть в спасительную тень огромных деревьев, двумя рядами росших по обе стороны центральной дороги. Здание судмедэкспертизы находилось на территории второй горбольницы. До него было рукой подать, однако майор предпочел отправиться туда на машине.

Водителя Рахматова Саида Шатохин отыскал в чайхане, где тот коротал время за чайником чая и шахматной доской. Завидев майора, полный с отвисшим животом Саид, одетый в мешковато сидевшую на нем милицейскую форму, сполз с топчана и, на ходу надевая на бритую голову фуражку, заспешил навстречу.

– Здравия желаю, товарищ майор, – поздоровался он, пожимая Шатохину руку. Лицо у Рахматова было хитрое, с маленькими глазками-пуговками, со смешно торчащими в разные стороны усами. – Едем?

– Едем. Вначале в судмедэкспертизу.

Вдвоем направились в беленькому новенькому " Дамасу", присланному недавно из столицы на смену развалившемуся "газику". Хотя автомобиль стоял в тени, в салоне воздух был прогрет до температуры разогретой духовки. Не сговариваясь, опустили стекла на дверцах машины и "Дамас" выехал со двора ГУВД. Ворвавшийся в окно горячий воздух тут же высушил мокрое от пота лицо Шатохина.

Через пару минут машина въехала в ворота больницы и на заднем дворе остановилась у неказистого одноэтажного здания. Майор вылез из машины, направился к крыльцу.

Не любил Шатохин бывать в здании судмедэкспертизы с его застоявшимся запахом мертвечины; с заплаканными лицами родственников, оформляющих документы на получение трупов; врачами и санитарами, вынужденными по роду своей службы ежечасно кромсать трупы, освидетельствовать увечья, травмы, а потому загрубевшие душой и сердцем.

Всех здешних медицинских работников Шатохин отлично знал, также как и они его, постольку поскольку судмедэкспертиза и милиция по роду своей деятельности тесно связаны между собой, а уж с Колесниковым он провел не один день вместе, разъезжая с ним по вызовам, в том числе и в отдаленные горные районы, где иной раз приходилось оставаться на ночь.

Колесникова Шатохин застал в его кабинете. Это был представительный мужчина, немногим младше майора, с густой темной шевелюрой, орлиным четким профилем и неожиданно большими, какого-то женского типа глазами. Такие мужчины как он наверняка ужасно нравятся женщинам. Судмедэксперт поднялся из-за стола навстречу майору.

– Рад тебя видеть, Юра, – с искренней улыбкой пожимая Шатохину руку, сказал он. – Давненько мы с тобой не встречались. С чем пожаловал?

Трупный запах, исходивший из морга, расположенного в конце здания, не мог перебить даже формалин, которым щедро дезинфицировали мертвецов. Шатохин встал у окна – здесь легче дышалось – достал пачку сигарет, угостил Колесникова и закурил сам.

– Старушкой одной интересуюсь, – прислоняясь к подоконнику, сказал Шатохин. – Говорят, утром ты к ней в больницу ездил.

– К Серебряковой? Ездил. А с чего это ты вдруг на избитых старушек перешел? – удивился судмедэксперт. – Тебя что в должности понизили?

– Наоборот, за раскрытие этого преступления к награде обещали представить, – хохотнул Шатохин. – Ну, а если серьезно, у старушки иконы кое-какие похитили. Возможно, они представляют историческую ценность. Так что же с ней там приключилось?

– Плохи ее дела, Юра. – Колесников выпустил струю дыма в окно. – Серьезные травмы черепа и грудной клетки и неизвестно еще состояние внутренних органов. Но это уже покажет рентген. Так что можно квалифицировать, как тяжелой степени увечья, опасные для жизни.

Шатохин помолчал, задумчиво качая головой, потом спросил:

– Как ты думаешь, старушка оклемается?

– Кто знает, Юра, – пожал плечами судмедэксперт. – Возраст, сам понимаешь… Надежды мало.

– Ясно, – с невеселым видом произнес майор. – Значит, надеяться на ее показания мне нечего. А жаль…

Перекинувшись несколькими ничего не значащими фразами с Колесниковым, майор покинул здание судмедэкспертизы.