Текст книги "«Звезды, барды и саксофон»"

Автор книги: Александр Сивухин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Лагерь зашевелился, барды просыпались. Потянулись люди на кухню, с чайниками, котелками. Наши мужички тоже проснулись. Организовали чай. После завтрака, который растянулся часа на два, благодаря нашей веселой компании, все двинулись к эстрадной площадке, для участия в главном мероприятии дня – конкурсном прослушивании. Кто в качестве выступающего, кто в качестве зрителя, кто в качестве членов жюри.

На эстраде уже установили аппаратуру, перед площадкой для выступления, на поляне, где рассаживались зрители и участники, уже стояли столики для жюри.

Приехало начальство от профкома завода «Заря», с ними, я заметил, шествовала директриса дома культуры, которая вела себя здесь повелительно, всеми командовала и всех держала под контролем, давала указания. Даже Жарков перед ней либезил, хотя вся работа по организации лежала на его плечах. Противная женщина.

Начинался конкурс авторской песни. Основная цель всех участников была – попасть в гала концерт, отхватить главный приз, победить. Это как на рыцарском турнире.

Но ни каких баллов, распределения мест, ни каких оценок не планировалось.

Директриса с ДК самолично выбирала себе участников для платного концерта. Естественно, она постаралась включить в призеры всю свою художественную самодеятельность.

И только немногим бардам из Харькова и Северодонецка посчастливилось прорваться в ее список выступающих в гала-концерте. Там же оказались и все гости из Донецка.

Мы с Сашкой опять не попали. Говорил же он, что надо было койками поменяться. Даже Настя, на которую мы возлагали надежды, как на представителя от нашей команды, не попала в этот список. А наш с Сашей оригинальный номер – авторскую песню под саксофон, похоже, даже не заметили.

О нашем выступлении следует написать более подробно.

Первым делом, как только я ступил на сцену, – упал главный микрофон, поскольку предыдущий участник, когда уходил, зацепил его ногой. Жарков, ведущий конкурс, наорал на меня, почему, я не начинаю. Макаренко, в это время все еще размачивал "трость" на своем саксофоне, махал мне рукой издалека, давая понять, чтобы я не спешил. Но я уже приготовился к неожиданностям.

Несколько человек, в том числе и я, бросились поднимать микрофон. Завязалась маленькая потасовка. Жарков то бледнел, то краснел, видя, как срывается выступление.

Наконец-то меня усадили на стул, микрофоны водрузили на прежнее место. Только регулятор чувствительности, повернули не в то положение, которое было раньше, и получилось так, что голос совершенно забил звучание саксофона.

Перед началом, Санька уверял меня, чтобы я пел погромче, поскольку саксофон обычно забивает все остальные инструменты и микрофоны. Что я и сделал. Получился обратный эффект. Я когда пел, чувствовал, что что-то не то. Саша, метрах в трех, левее меня, надрывался, дуя в мундштук саксофона, пытался добавить. Но добавить уже было некуда.

В список не попали ни Миша Лавка, ни Лена.

Сергей Кощак, который спел новую песню и даже почти трезвый, также не фигурировал в числе призеров.

Жюри, мне кажется, не решало ни чего. Всем заправляла директриса, у которой, наверно программа была готова еще до начала конкурса.

Обо всем этом мы догадались, когда услышали фамилии лауреатов, а еще более в этом уверились, когда начали смотреть вечером гала-концерт. Там я узнал на сцене всю команду из Рубежного, которая день назад репетировала свои номера под фонограмму.

Рубежане же в основном и получили призы. Это были свои люди. Ни какими творческими достижениями и успехами они не выделялись. Было много ребят, не попавших в гала-концерт, но выступивших на конкурсе в сто раз лучше.

Доходило до смешного – мы наблюдали, как одна из «призерш», вообще, вышла на сцену с бумажкой и прочитала чьи-то чужие стихи, и за это получила приз за выступление на конкурсе авторской песни!… Позор.

Мы с нашей командой, да и не только мы, многие из приехавших, смотрели и плевались. Сергей Кощак ругался матом и буянил. Смотреть гала-концерт мне было противно. Два часа убитого времени, и ни одного стоящего номера. Ну и времена настали…е-мое.

Но судьба сжалилась надо мной.

Пока шел гала-концерт, я, скучая, несколько раз выходил в фойе, где, кстати, купил кассеты с песнями Тимура Шаова и несколько сборников стихов молодых авторов. Так вот, зайдя в очередной раз в зал, а мы сидели на последних рядах, я услышал выступление Михаила Барановского – гостя из Донецка. Мужик, лет пятидесяти, седоватый, высокий, глаза живые. Одет в джинсовый костюм, на голове ермолка. Он и на сцене не снимал ее. Похоже, и спал в ней.

И вот тут, случилось. Меня захватило. Его исполнение, его песни. Так играть на гитаре, как играл он, ни один бард, самодеятельный автор, не сможет, наверное, никогда. Это был профессионал гитары. Он делал такие проигрыши, какие я слышал только у великих мастеров и виртуозов. Учитывая, что слова и музыка были его, его же и исполнение, то это уже был высший пилотаж авторской песни. Голос певца и тексты песен, были обычные, но мелодия и музыка, гитарное исполнение, настолько украшали его песни, что я был в восторге, слушая их. Значит, не зря я приехал на фестиваль. Что-то, может, удастся почерпнуть для своей души и на этот раз.

–Все,– думаю, – эти песни я должен записать.

Далее мои помыслы были устремлены именно в это русло. У нас с собой был магнитофон. Оставалось только договориться с самим автором песен – Михаилом Барановским.

Вечером, после приезда на турбазу, я нашел его в столовой, где раздавали полевую кашу, выразил ему свое восхищение от песен и заикнулся насчет записи. Этот человек не был настроен на какие-то записи, зато предложил купить у него компакт диск с его песнями,… по двойной цене.

Я купил. На диске мне понравились всего две или три вещи. Но, тем не менее, я считал, что меня посетила удача. Три песни – тоже улов.

В тот вечер, после гала-концерта, мы даже не пошли на костер фестиваля. Там микрофон захватила художественная самодеятельность из дома культуры. «Свои люди» толкали песни под фонограммы. Разве же это авторская песня? Наверное, горе артистам заплатили, вот они и старались. Пропало таинство рождения авторской песни.

Саша Макаренко пытался пробиться со своими баснями на сцену во время вечернего «мероприятия», но ему отказали. Артисты из ДК мягко объяснили, что его выступление не предусмотрено их программой.

На следующий день, когда я ходил в домик к Михаилу Барановскому, покупать у него компакт-диск, слышал, как Дончане, сидя на веранде за утренним чаем у самовара, восхищенно рассказывали о «Чайхане» – так называлось вечернее шоу. Что ж, каждому свое.

Часть восьмая. Третий день. 2-е мая.

Утром, проснувшись по обычаю с рассветом, полчаса читал поэтические сборники, какие купил накануне у лотошников из Харькова.

Эти ушлые ребята приехали с бардами, поторговать ходовым товаром, близким духу авторской песни – кассетами, дисками, сборниками стихов и песен. На таких фестивалях, где собираются творчески увлеченные чем-то люди, готовые раскошелиться на свое увлечение, коммерсантам – раздолье.

Почитав стихи, быстренько собрался и отправился на свою любимую трусцу. Макаренко приоткрыл один глаз, недоуменно покосился, продолжая нежиться в постели.

На этот раз побежал в противоположную сторону от развалин, вернее от заброшенных, недостроенных пансионатов, на которые насмотрелся днем ранее. Бегу не спеша. Любуюсь лесом. Километра через три влетаю в какую-то деревню, расположенную в глубине леса, на самом берегу Северского Донца. Вот чудеса. Кругом никаких дорог. Глухой лес. А деревня стоит. Дивны дела твои, господи. Чур, чур меня.

Вернувшись с пробежки, искупался в озере, расположенном рядом с турбазой. Второе мая – это у нас открытие купального сезона. Саша за мной не успел. Когда я, уже посвежевший, после купанья, кипятил себе чай, он только-только поднимался с койки, все удивлялся на меня, что я такой шустрый. Его слова, с натяжкой, можно было расценивать как похвалу. Но все мы знаем себе цену, и не стоило собой гордиться, зная, что в мои пятьдесят пять лет, все эти забавы призрачны и недолговечны.

Третий день фестиваля. Второго в моей жизни. Зачем мне все это? Душа куда-то стремится. Куда? Мне не ведомо.

Перед отъездом домой.

После того, как все проснулись, умылись из крана, под струйкой водопроводной воды, мы общими усилиями собрали стол, сервированный из остатков продуктов, которых оказалось еще достаточно, чтобы накормить бригаду лесорубов, после этого приступили к утреннему чаепитию.

Саша Макаренко, дабы не пропало добро, расправился с остатками самогонки, больше чем полбутылки, виновато лупая на нас сквозь очки своими близорукими глазками.

Мы опять были все в сборе, за столом – восемь человек, бардов из Лисичанска. Хорошая компания – великое дело для увлеченных одной страстью творческих оболтусов.

По плану у нас было – запись песен Насти и Лены. Запись песен – своего рода охота за редкостями. Так было, когда мы охотились за песнями Кости Великандо, Сергея Кощака. Теперь понравились песни Насти.

Здесь, на фестивале, из всего моря авторов, можно было бы выловить еще человека два, три, близких по духу, которых стоило записать, потом прослушать повнимательнее для собственного развития.

Но времени оставалось совсем в обрез. Мы едва успели записать несколько песен Насти и Лены, как пришел Сергей Кощак. После его прихода, естественно ни о каких записях речи быть не могло.

На Санькины деньги, он сбегал принес пива. Начался сумбур. Сергей ни чего петь не стал. Больше ругался на плохой фестиваль, сокрушался, что ему не дали выступить в гала-концерте. И он за то же. Страсти в нем долго не утихали.

Мы, в это время, собирали себе автографы. Наши визитки, вымпелы – атрибуты фестиваля, украсились затейливыми записями, и не менее затейливыми подписями участников фестиваля. На память.

Эпилог.

На железном коне мчался всадник. Словно крылья за спиной – плащ.

Вернее не плащ, а старая, выцветшая штормовка, и не крылья, а капюшон от штормовки. Но главное – мысли, образы и чувства то есть то, о чем ты думаешь и что представляешь!

В душе этого чудака на мотоцикле звучала мелодия и слова песни, недавно услышанной, которая всколыхнула в нем забытые, редко приходящие чувства. Необычайный восторг и радость переполняли все его существо. Было ощущение полета, слияния со всей вселенной. Самадхи, как сказали бы йоги.

Этим человекам был я. В тот момент, кажется, ехал с дачи, спустя неделю после фестиваля. В это время сочинялся ответ на одну из Настиных песен. На «Балладу о Черном всаднике».

Не смотря на то, что кто-то не оценил тебя, в очередной раз, не оценил твое искусство авторской песни, участие в фестивалях должно происходить. Только так ты сможешь узнать о своем продвижении и росте мастерства, о своем росте как творца. Это наша Мекка.

В этот раз я открыл для себя Настю и Мишу Барановского. В прошлый раз открыл Сергея Кощака.

Я не знаю, есть ли прогресс мой в авторской песне, в этом виде творчества. Я и сейчас пишу песни, и они мне кажутся такими же неплохими, как и созданные ранее. Это как дети, которые все дороги для своего создателя. Но мне нужен взгляд со стороны, ощущение плеча собрата. И мне важно знать результат и ценность моих творческих усилий.

Когда с Мишей Лавка (мы с ним живем в одном микрорайоне), после трех дней отсутствия дома, после фестиваля, по возвращении, вышли из маршрутного такси, было такое ощущение, что мы как будь-то лишь, только что вернулись из какого-то другого, фантастического мира.

Мира песен, праздника. Вернулись в унылый будничный мир, где пыль, зной. Но вернулись в тот мир, где иногда в твоей душе вспыхнет божья искорка. Проснется душа, загорится ярким светом. Человек, бедный, которого жжет изнутри, не успокаивается, пока не превратит этот внутренний огонь в слова и мелодию. Тогда появляется новая песня, которая призвана греть сердца других людей. Так рождаются дети неведомого мира.

До встречи!

Приложение.

Песни с фестиваля «Заря 2002»

«Баллада о белом и черном менестреле»

Н.Жусова

Был вечер, падал белый снег,

Я попросился на ночь в дом,

Там в черном платье менестрель

Пел песни перед очагом.

Он пел о призрачных вождях,

О том, что свет не есть добро,

О позабытых королях

И люди слушали его.

Он пел о том, что не понять -

Где белый, а где черный свет

И что давно пора узнать,

Что правды в этом мире нет.

Он светлых проклинал богов,

В глазах огонь его сверкал,

Он не боялся страшных снов

И смысла жизни не искал.

Он был высок, хорош собой

И чистый голос вверх летел.

Он звал померяться судьбой

И песней все сказать хотел.

Я не забуду черных глаз,

Глубоких слов – над бездной мрак,

Я видел их всего лишь раз,

Но позабыть не смог никак.

Лепились блики от огня

И менестрель вдруг замолчал,

Он оглянулся на меня

И, посмотрев в глаза, сказал:

"Я знаю – ищешь счастья ты

По свету, дом покинув свой,

Но мир не стоит суеты

И потому – пойдем со мной.

Смотри – не совершенен мир,

Везде там кровь и правды нет,

И Луватар – пустой кумир,

Ты заблуждался много лет.

Пусть проклинают люди нас,

Но мы свободны и сильны,

Я знаю, наш настанет час.

Он вечен – повелитель тьмы.

Ответь, идешь ты или нет,

За мной в бессмертие и тьму?

Кто знает, что такой свет?"

И вот, что я сказал ему:

"Не осуждаю я тебя.

Кто знает, может ты и прав.

Я ж не могу сломать себя

И к свету тянется мой нрав.

Я шел, искал свою судьбу

Через невзгоды и года,

Все это время предо мной

Сияла с запада звезда.

Да, я пошел бы за тобой,

Ты песней ранил душу мне,

Но мне начертан путь другой

До истеченья жизни дней.

Я знаю – вечен в мире свет.

Мой клич – творить, не разрушать.

Я не иду с тобой, поэт.

Вот все, что я могу сказать".

И улыбнулся менестрель, сказав:

"Ну, что ж, да будет так,

У каждого есть в жизни цель -

Тебе звезда, мне ночи мрак.

Вам света радость и добро,

Мне скорби вечная печаль,

Нам общих нет дорог,

Я ухожу во мрак, прощай!"

Надев на плечи черный плащ,

Он тихо вышел за порог,

А я, оставшись у огня,

С тех пор забыть его не мог.

«Баллада о черном и белом менестреле» (ответ)

Dm

В проезжем доме, как-то раз,

Am

Когда в мороз мела пурга,

Dm

Я песни пел в полночный час,

Am

Мой голос там звенел тогда.

C

И те, кто слушал и внимал,

B

Дыханье, затаив, смотрел,

Dm

А я их души понимал,

Am Dm

И сердцем их в тот миг владел.

Ведь тьму не надо создавать,

Что изначально нам дана,

Ее так просто нам понять

В ночь, окунувшись без огня.

Как просто разум погасить,

Из песни, выкинув слова

И душу с темнотою слить,

Не помня света и добра.

Я пел о грусти и тоске,

О том, как сам был одинок,

Вдруг лютня дрогнула в руке,

Мой голос замер между строк.

Одетый просто менестрель

Шагнул из мрака в свет огня

И, за собой закрывши дверь,

Взглянул он молча на меня.

Судьбою было нам дано

В тот вечер встретиться двоим,

Об этом знали мы давно -

Остаться должен лишь один.

И там где свет – там мрака нет,

Но ночь по-своему сильна,

В его глазах прочел ответ,

О том, что истина одна.

Я струны резко оборвал,

Сменила песню тишина.

И вот, что я ему сказал

О силе правды и добра:

"А, правда, в том, что кто силен,

Тот каждый раз бывает прав

А доброта совсем не в том,

Что нищим стал, добро раздав.

Прав тот, кто научил людей

Постичь науку выживать,

Как пережить им сто ночей,

Что бы потом сильнее стать.

И светлый бог – не только день,

Лишь вместе мы с тобой сильны,

Пойдем со мной, ты – свет, я – тень,

Проложим путь сквозь царство тьмы".

А менестрель шагнул на свет

И грея крылья у огня,

Он улыбнулся мне в ответ.

И песней вспыхнули слова.

Он пел о счастье и любви,

И о душевной красоте,

О созиданье доброты,

О звездах в вечной темноте.

И люди слушали его

С восторгом трепетной души

И всем хотелось одного -

До света разума дойти.

А голос песней к звездам звал,

И в душах вечностью звенел,

И всяк творца в себе узнал,

Дарить себя другим хотел.

Его я слушал и молчал

И голос презирал его,

Он песни светлые слагал,

Что для меня больней всего.

И сняв с гвоздя свой черный плащ,

Я тихо вышел за порог,

А голос, что во след звучал,

С тех пор забыть его не мог.

«Всадник на черном коне»

Н.Жусова

Am

Догорает свеча в руке,

Em

Каплей воска обжигая ладонь.

Am

Я все жду, когда в далеке

Em

Черный твой появится конь.

F C

Звук подков полетит в тишине

Dm Am

Словно крылья за спиной – плащ,

Dm F

Ты, быть может, вернешся ко мне

Em Am

И обняв меня, скажешь: "Не плачь!"

Как давно ты ушел от меня

И вернуться не обещал,

Но с тех пор не гашу я огня,

Чтоб ты путь ко мне отыскал.

И пускай я устала ждать,

И надежда моя все слабей,

Каждый вечер иду встречать

Я тебя уже много дней.

Сероглазый король в плаще

Цвета воронова крыла,

Нет покоя в моей душе,

Сердце я тебе отдала.

Ты наверно меня забыл,

Для чего я тебе нужна?

А быть может, все это было

Лишь обрывок волшебного сна.

Черный всадник на черном коне,

Мягкий шелк светло-русых волос,

Мое сердце в холодном огне,

Счастье горькое ты мне принес.

Как не прочен сказки хрусталь

И дрожит на ветру свеча,

Льется с неба звездная сталь,

И туманом легла печаль.

Догорело пламя свечи,

Но все так же кругом тишина,

Даже ветер теперь молчит,

Я стою на дороге одна.

Не вернулся сегодня опять

Мой король на черном коне,

Но я снова тебя буду ждать,

Хоть и ты забыл обо мне.

«Ричард первый» (ответ)

Dm

Я покинул свой дом родной

Am

Ради правды Святого Креста,

Dm

Не идти нам дорогой одной,

Am

О разлуке шепчут уста.

B F

Мне походы, бои вдали,

Gm Dm

Твоя доля – домашний очаг.

Gm B

Между нами дороги легли

Am Dm

И струится печаль в очах.

Много лет ты тепло хранишь,

Лишь бы только огонь не угас.

Я надеюсь, меня ты простишь,

Что судьба разлучает нас.

По дороге домой назад

Предан был сероглазый король,

А во всем виноват мой брат,

Что чужую присвоил роль.

Сколько лет от тебя вдалеке -

От судьбы видать не уйдешь.

Талисман твой в холодной руке

И я знаю, меня ты ждешь.

Если б крылья расправить сумел,

Я к тебе полетел навсегда,

Но лишь ветер свободен и смел,

А меня не пускает стена.

Я своих друзей позову,

Сила дружбы теперь важна,

Сталь оков своих разорву,

Ведь не вечна тюрьма моя.

Добрый конь полетит в тишине,

Словно крылья за спиной – плащ,

Знай, я скоро вернусь к тебе

И скажу: "Дорогая, не плачь!"

Сон волшебный опять придет,

Засияет сказки хрусталь,

Блеском глаз у знакомых ворот,

Где растает твоя печаль.

Тем, кто любит, верит и ждет

Помогает судьба сама,

Там, где ветер свободный поет

Будем вместе опять ты и я.

Все!

Конец восьмого альбома.

Назад к карточке книги "«Звезды, барды и саксофон»"