Текст книги "Проходящий сквозь стены"
Автор книги: Александр Сивинских
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– …Прежде всего, – перечислял пункты своего дерзкого плана бес, – намекнуть. Затем обоснованно показать. И наконец, последнее – убедить объект разработки, то есть доминанта, что Жухрай опасен в первую очередь для самих кракенов. Стоит толстяку вообразить, что партнеры становятся самостоятельными – а они когда-нибудь непременно захотят стать самостоятельными! – и он безжалостно уничтожит их до последнего. Не в правилах таких негодяев и убийц делиться жирным куском с соперниками. Они скорей зарежут дойную корову, чем позволят подергать за щедрые сосцы кому-либо постороннему. Так?
– Так-то оно так, но в твоих рассуждениях, дорогой Макиавелли, имеется как минимум один изъян, – задумчиво сказал я. – И два сомнительных допущения. Изъян. Ты почему-то поставил знак равенства между психологией кракена и человека. Дескать, он хоть и чужак, но ничто человеческое ему не чуждо. Однако он может повести себя совсем не так, как мы ожидаем. – Бес собрался возразить, но я остановил его жестом. – Погоди. Теперь допущения. Первое, или (я вспомнил Сулеймана) алеф. Ты предположил, что мы обязательно встретимся с кракенами-доминантами. Второе, или бет. Что они, заслушав выдумку о зловещих планах толстяка, немедленно примут нашу сторону. Прости, но то и другое под большущим вопросом.
– Но шанс-то существует! – воскликнул Жерарчик. – Глупо было бы не попытать счастья. А психология… Да я ж плясал вовсе не от этой печки, Пашенька. От инстинктов. Когда мы заразим объект разработки паранойей… Когда его постоянно станет точить мысль, что под угрозой его собственная жизнь и жизнь его рабочих муравьев… Он поневоле забеспокоится. И каждое действие Жухрая начнет расценивать с точки зрения опасности для себя и выводка. Что там у него на первом месте, не знаю. Жухрай груб, жесток. Полагаю, отыщется на нем и кровушка, о которой известно кракенам. Рано или поздно толстяку будет подписан приговор.
– Лучше бы пораньше, – невесело усмехнулся я.
– Да уж, – в тон мне отозвался бес – Нуте-с, перейдем к насторожившим тебя допущениям. – Он сделал паузу, со свистом, сквозь зубы набрал воздуха и вдруг отрывисто, сердито залаял: – Паша, ты бесишь меня своим нытьем! Встретимся – не встретимся! Поверят – не поверят! То be or not to be… Поглядите, прынц какой выискался! Гадский. Ты что, на ромашке про подружку гадаешь, даст или обломает? Если не встретимся, значит, планида такая. Зато если уж доведется свидеться… Тут, чувачок, клювом не щелкай и хлеблищем не торгуй. Ты у нас известный специалист очаровывать да в доверие втираться, тебе и карты в руки. Авось червовый марьяжик придет. Авось не «голый». В крайнем случае, блефуй, мухлюй и передергивай напропалую. И помни, – возгласил он ободряюще, – я рядом! El hueblo unido, Namas sera vencido [24]24
Пока мы едины, мы непобедимы! (Men.).
[Закрыть]! Так что ты уж расстарайся, напарник. – Он фыркнул, облизнулся и сварливо гавкнул: – А теперь давай-ка, покинь сортир. Я сегодня с самого утра на опилочки не ходил. Того и гляди лопну. Уходя, я спохватился:
– Погоди, зверь, а твои громилы-кракены… С прокушенным пальцем и другой… По-каковски же они, интересно, между собой говорили, что ты их понимал?
– По-русски, ясен пень, – с ядом протявкал Жерар, опасно балансируя на краю унитаза. – А ты думал? На суахили?.. На языке Гомера и Аристо…
Я так никогда и не узнал, кого хотел приплести эрудированный бес, Аристотеля или, может, Аристофана. Потому что до него наконец дошло. Он споткнулся на полуслове и дико выпучил глаза – так, словно уже начал тужиться.
– Опля! – выдохнули мы хором. – Соотечественники?
– …Все тебе хиханьки. Вечно ты им волю даешь, – проговорил, входя, Жухрай. Тот, кого он отчитывал, задержался снаружи. – А на хрена? Сегодня ты с ним на вы обращаешься, по имени величаешь, сигаретки предлагаешь. Завтра анекдотец, послезавтра, глядишь, бильярд или пульку, а потом он тебе в глотку вцепится. И правильно сделает. Потому что вражина. Гасить их надо, и все дела.
– Не вцепится. Верно, Поль? – спросил у меня появившийся в этот момент собеседник толстяка. Им оказался мускулистый Сонечкин красавец возлюбленный. Он нес с собой что-то вроде походного складного маршальского кресла. Бес, увидев долгожданный «объект разработки», сделал стойку, словно на дичь, и еле слышно рыкнул.
– Самое страшное, на что наш маленький негодник способен, – это храбро высморкаться у вас за спиной в ваше кашне, – благодушно добавил кракен, с интересом глядя мне в лицо, и улыбнулся, не размыкая губ.
Так-так, подумал я, натянуто улыбаясь в ответ. Похоже, кое-кому здесь собрались устроить классический вариант вербовки или допроса: «плохой» – «хороший». Когда один бьет, другой жалеет. Ин-те-рес-но…
– Вот я и говорю…– Жухрай со скучающим видом прошествовал к койке, притопнув мимоходом на испуганно сжавшегося беса. Дико взвизгнули кроватные пружины. Тут же включился, забренчал гитарным перебором и запел по-испански телевизор.
Сонечкин кавалер привычно разложил свое кресло, удобно в нем умостился. Достал красивый эмалевый портсигар. Миниатюра на крышке портсигара копировала рубенсовскую «Охоту на львов». Раскрыл. Внутри на бархатной темно-зеленой подложке возлежали тоненькие не то папиросы, не то сигарки цвета топленого молока. Мне они показались похожими на высушенных в растянутом состоянии личинок майского жука.
– Давайте ближе, Поль. Пообщаемся запросто. – Он поднес одну сигарку к носу, шумно втянул воздух и сообщил с восхищением: – Великолепно, просто великолепно. Знаете, что это такое? «RGR Nabisco». Эксклюзивная серия пахитос элитного класса. Между прочим, редкий гость в здешних широтах. Курите? Угощайтесь.
– Что ж, благодарю, – сказал я, осторожно взял пахитоску и тоже понюхал. Пахло ядрено и приятно. – Огоньку позволите… господин?..
– Этоо бостатонно, – не слишком внятно сказал он, прикуривая. Выпустил дым, протянул зажигалку мне.
Зажигалка была бензиновая и, несмотря на скромные размеры, довольно массивная. Видимо, золотая. Тоже с эмалью и тоже с «Охотой на львов». Люди и хищники бешено убивали друг друга – я почти слышал храп лошадей, рев львов и крики охотников. Сильная вещь! К тому же тянет на аллегорию. Только где на картине я – под копьем или под клыками? Кракен, удовлетворенно щурясь, прояснил:
– «Господина» вполне достаточно. Рекомендую еще добавлять «мой».
Вот так, значит. Доминант во всей красе. Ну-ну… Решив проверить, каких вольностей будет мне позволено достигать в этой беседе, я сделал удивленное лицо:
– Мой? Но, кажется, это корейская фамилия? Странно, вы вовсе не походите на азиата. Скорей всего я бы признал в вас соотечественника моего прадедушки. Давайте-ка я лучше буду к вам обращаться «мсье Кракен»? – фамильярно предложил я, сделав ударение на последний слог. Получилось очень по-французски. – Годится?
Жухрай гадко заржал. Резко оборвав смех, весело предложил: – Слышь, Арест, давай, я ему в рыло суну. Борзеет, Корчагин. – Вставать для осуществления угрозы он, однако, не торопился. И значит, рыло мое было покамест в относительной безопасности.
«Арест! – подумал я с умилением. – Во улет! Арест Вертухаевич Наручник. Или, положим, Арест Веригович Кандалыки. Или даже Омонович Псов-Цепной».
Кракен меж тем с досадой махнул в сторону Жухрая пахитоской:
– Уймитесь вы! Слушайте уж свое фламенко.
Ко мне, опять с улыбкой: – Ах да. Совсем забыл, что наша общая знакомая, которая бывает иногда крайне шумливой, уже представила меня вам. Пусть того и не желая. Что ж, пусть будет Кракен. Да, к слову… Признайтесь, вас впечатлили той ночью мои способности? Позавидовали небось?
– Глупо было бы…– пренебрежительно парировал я, вооружившись коронной фразой моего напарника, и лихо, по-ковбойски в два движения (раз – откинуть крышку, два – резко катнуть колесико по голени снизу вверх) запалил зажигалку.
– Ой, ну только не лгите, – недовольно скривив губы, погрозил он мне пальцем. – К тому же вас выдали глаза. В них явственно блеснул огонек зависти. И я даже берусь угадать, откуда эта зависть взялась. Неудачи первых сексуальных опытов?
Ага, констатировал я, еще один психоаналитик на мою голову… Будто мало мне Жерара. Ну что ж, раз так – принимаем смущенный вид.
– А вы на редкость проницательны, – пробормотал я. Лицо у него сделалось чрезвычайно самодовольным.
Так падок на лесть? И это многословие вдобавок… Неужели все-таки глуповат?
– Чего-чего, а превосходства над людьми в некоторых, казалось бы, исконно человеческих умениях у нашей расы не отнимешь, – сообщил между тем мсье Кракен и глубоко затянулся. – Кстати, – он красиво выпустил из ноздрей струи дыма и приподнял бровь, – мне обязательно сейчас напоминать вам, что я чудовище, монстр? Демонстрировать свою анатомию и так далее?
– Вовсе нет, – торопливо сказал я, представив, как он расстегивает рубашку, а там – жирно блестящие плоские розовые черви. Извиваются. – Я в курсе.
– Вы в курсе, – задумчиво повторил он. – Конечно. Видели, знаете… Послушайте, чужое соитие… подсматривать за ним… Лично вас это возбуждает?
В его голосе слышался неподдельный интерес, а я почувствовал, что стремительно краснею.
– Судя по залившей вас краске, видимо, да! – удовлетворенно заключил Арест Прозорливович. – Но, между нами, Поль, я отнюдь на вас не зол. Посторонний взгляд, насколько помню, благотворно действовал на мой, выражаясь изящно, тонус. Отчего вы не курите?
– Расхотелось, – сказал я и добавил отчаянно: – Да и табачок, честно говоря, поганенький. Как будто плесенью пахнет.
Жухрай у себя в углу прямо покатился.
– А вы наглец, Поль, мои аплодисменты! – Мсье Кракен, сверкнув глазами, похлопал по крышке портсигара кончиками пальцев и изобразил еще одну узкую улыбку. – Не страшно с огнем играть?
– С огнем? У меня все под контролем. – Я демонстративным щелчком захлопнул крышку зажигалки, прилично уже нагревшейся. – Так чем могу быть полезен?
– Ну, раз вы, отбросив страх перед неведомым, рветесь в бой, считаю, что с преамбулой покончено. Поэтому не буду разводить турусы на колесах. Сразу о бычках.
– О бычках? – переспросил я. Развитая у моих гонителей склонность к иносказаниям время от времени ставила меня в тупик. То Корчагин был, то теперь вот бычки какие-то.
– Да. Возьмем их за рогалики, – усмехнулся Арест Аллегориевич.
– А, в этом смысле…– усмехнулся я в ответ. – Ну, быков, вопреки распространенному заблуждению, разумней брать все-таки за ноздри. Но для начала следует вогнать между ними кольцо.
– За ноздри, горло, жабры и прочие органы, имеющие отношение к дыханию, мы держим вас, mon ami, – тепло заметил мсье Кракен и пристально посмотрел мне в глаза.
Взгляд этот красноречивей всяких слов сообщил, что все его предыдущие кривляния были не более чем игрой в дурачка. И, увы, с дурачком. С самоуверенным простофилей. «Какая досада! – подумал я, – При таком раскладе даже не заблефуешь. Во-первых, правила другие, а во-вторых, все тузы лежат на одних руках. Вместе с козырями. Вот тебе и „червовый марьяжик“!»
Кракен посопел пахитоской и метнул самую мелкую свою козырочку:
– Понимаете, чем это может для вас обернуться? Возьмем, к примеру, нашего нетерпеливого товарища Жухрая. («А не надсадишься?» – отреагировал толстяк, горделиво похлопав себя по животу, за что был вторично награжден протестующим взмахом руки.) Он ведь только о том и мечтает, как бы поскорей пережать вам кислород…– Кракен придал лицу скучливое выражение. – Вспомните об этом, пожалуйста, когда в следующий раз надумаете опасно острить…
Крыть было нечем. Я опустил глаза. Возле ноги притулился печальный Жерар. С него можно было лепить аллегорическую фигуру Безнадежности.
Однако хвостик его задорно торчал вверх.
Вздохнув, я повторил ковбойский фокус с зажигалкой и принялся раскуривать эксклюзивную «RGR Nabisco». Как бы не закашляться с непривычки.
– Вижу, вы наконец созрели для серьезного разговора. Плодотворного и без ненужной рисовки, – удовлетворенно сказал Кракен.
Жерар тихонечко гавкнул.
– Побеседуем тет-а-тет? – спросил я вполголоса, возвращая зажигалку, и выразительно стрельнул глазами в сторону товарища Жухрая.
– К чему такая таинственность? – столь же негромко поинтересовался заинтригованный мсье Кракен.
– Присутствие вашего сурового друга крайне нервирует собачку, – пояснил я уклончиво и осторожно прикоснулся к разбитой губе. – Меня, собственно, тоже.
Арест Добросердович кивнул понимающе:
– Да, методы у него слегка жестковаты. Хорошо, он уйдет. Надеюсь, в его отсутствие вы будете благоразумны.
– Не извольте сомневаться, – уверил я.
Глава седьмая
ПУТЕШЕСТВИЕ СИЗИФА ОТ САПФО ДО МЭРИ ШЕЛЛИ
В десятом часу вечера возле известного клуба «Скарапея» остановился темно-зеленый «Шевроле-Блейзер». Ничего примечательного в этом не было: «Скарапея» заведение особое, здесь и семиметровый лимузин – не редкость. Стоящий перед входом в клуб рослый швейцар в бархатном берете с пером, в красивом бархатном камзоле, из-под которого виднелись ноги в чулках и туфлях с пряжками, имеющий в левой руке церемониальный жезл, увитый лентами, а на физиономии высокомерное выражение, удостоил автомобиль не более чем секундным взглядом. Но когда из «Блейзера» появился пассажир, монументальная фигура швейцара стала как будто чуть меньше ростом. Так оно, в общем, и было. Гигант – еле заметно, с соблюдением собственного достоинства, разумеется, – поклонился пассажиру…
Кто же был этот удивительный человек, заслуживший уважение двухметрового бородатого детины, похожего суровостью не то на викинга, не то на правофлангового швейцарской гвардии французских королей? Уважение богатыря, не склонного, кажется, кланяться кому бы то ни было? А человек был как человек. Очень молодой человек, почти юный. Роста чуть выше среднего, тонкий в кости, со смазливой и чуточку наивной мордашкой этакого херувимчика или скорее Адониса. Светлый узкий пиджак с ватными плечами и двумя шлицами (в петлице черная орхидея), брюки табачного цвета, черная блестящая рубашка с отложным воротом, черные остроносые лаковые штиблеты. Модно зачесанные вперед мягкие волосы пепельного цвета. На открытой стройной шее цепь с каббалистическим медальоном. То ли бандитец средней руки, то ли сынок банкирский, то ли сам по себе ферт. Стилист-визажист-фотохудожник-дорогой-мальчик-по-вызову. На руках ферт нес крошечную большеглазую левретку. Хвост у левретки был почему-то не купирован.
Следом за Адонисом из «Блейзера» вылез квадратный тип, по первому впечатлению настолько сонный, что было странно, отчего он не падает на ходу. Рожа у сонного была столь же бесцветная и незапоминающаяся, как и костюм. Зато грудь мощная и выпуклая, будто у штангиста. Он отошел в сторонку, прислонился к литому фонарному столбу, сунул в рот жвачку и, кажется, наконец задремал.
«Шевроле» отъехал на стоянку.
Я оглянулся на прилипшего к столбу кракена-надсмотрщика (или как это: топтуна? филера?). Внутрь он, похоже, не собирался. Не имеет такого задания или осторожничает? – начал я строить предположения. А какая мне, в сущности, разница? Даже если второе, его вполне можно понять. Тому, кто не склонен к сомнительным приключениям, могущим иметь еще более сомнительные финалы, предстоящей ночью от «Скарапеи» следовало держаться подальше.
Как бы мне этого хотелось – держаться от «Скарапеи» подальше…
Я погладил Жерарчика, поправил орхидею и вихлявой походкой двинулся к клубу.
– О! Вы полюпилли наше сааведение… У вас отменный вкуус…– еще издали забасил бархатный викинг. Выходит, запомнил.
– По-моему, швейцару полагается быть безмолвным, – тявкнул мне на ухо бес.
– Дура, молча заработаешь вдвое меньше денег, – шепнул я в ответ.
– Мне нравятся ваши программы. – Подойдя, я привычно махнул рукой с VIP-приглашением и чаевыми. Сегодня денежка была крупней впятеро. Исчезла она опять совершенно незаметно. Пускай подавится, орясина. Все равно бабки казенные. – Возможно, я даже соберусь купить членство в клубе. К кому посоветуете обратиться?
Викинг потупился:
– Клупп сакрыттый…
– Ну вы подумайте недельку, поспрашивайте, – зевнул я. – Сумеете устроить, отблагодарю не скупясь. Надеюсь на вашу («жадность», – подумал я, и швейцар, конечно, это понял)… искушенность. А что, много сегодня интересных людей?
– Очень много, – доверительно сообщил викинг. Акцент его куда-то запропастился. – Ожидается аншлаг. Как и в прошлый раз. Но, скажу по секрету, – он, оглядевшись, наклонился ко мне, – вы тогда вовремя ушли. Была безобразная сцена. Драка. На меня напал какой-то безумец. И еще… за кухней нашли умершего от передозировки наркомана. Китае…
Я поморщился. Швейцар осознал, что спровоцированный денежным вливанием припадок откровенности занес его явно не туда, куда следовало. И что подобная откровенность вполне может стоить ему места. А то и чего похуже. Он заторопился. По-своему, конечно, по-прибалтийски:
– Но вы не волнуйтесь, такое у нас случилось впервые. И, уверяю вас, не повторится.
Я кивнул и нетерпеливо постучал ножкой.
Он повернулся всем телом и величественно простер руку с жезлом к дверям. Двери распахнулись. Седой, в золотых очочках и бородка клинышком, что встречал посетителей внутри, засуетился. Я решил не обманывать его ожиданий, как в прошлый раз, и наградил тоже. И тоже полусотней. Его личико стало масляно-благостным. Он шепнул:
– Наши гости – наше все. Может быть, вам хочется, чтобы тот квадратный паренек возле фонаря незаметно куда-нибудь исчез? Кажется, вы не очень рады его присутствию? Мы относимся с пониманием к желанию наших гостей быть стопроцентно, совершенно свободными. Даже от присмотра собственных…– он замялся, – телохранителей.
Ох, человечек. Не иначе, из каких-нибудь бывших. Глаз – ватерпас. Мигом разобрался, что к чему. А идея была недурная. Заманчивая такая идея. Отстегнуть этому остроглазому прохиндею сотню-другую, подождать, пока кракена нейтрализуют, и смыться. Однако я был вовсе не уверен, что этот наблюдатель – единственный. То есть я был абсолютно уверен в обратном. Седой в очочках истолковал мое молчание по-своему.
– Мы также можем показать вам запасной выход и вызвать такси…
– Я пришел отдохнуть, – сказал я с сомнением. – Дальше видно будет.
– К вашим услугам, – улыбнулся искуситель и поклонился. Гораздо ниже, чем викинг. – Если вдруг возникнет необходимость, чтобы за вашим любимцем присмотрели…– Он сделал движение, будто хотел коснуться Жерара. Тот оскалился. Седой в очочках опасливо отдернул руку, но слащавость голоса не снизил ни на калорию. – Обратитесь к обслуге. Все равно к кому. О нем позаботятся. Позвольте вас проводить…
На этот раз прелестные римские патрицианки завсегдатаям «Скарапеи» не обещались, увы, а обещалась отечественная поп-дива Лейла. То ли племянница «алюминиевого герцога» Аскерова, то ли любовница. То ли первое и второе одновременно. Впрочем, не стану врать, будто я был категорически против того, чтобы посмотреть ее выступление. Пусть даже часть. Тем более на халяву. Скорее наоборот. Следует признать, что подать себя публике Лейла умела. Использовала она для этих целей весь набор восточных женских хитростей: рискованную «обнаженку», танец живота, манипуляции с острыми кинжалами, огнем и ядовитыми змеями – и использовала на пять с плюсом. Голосом играла, будто негритянская исполнительница рэггей. Получалось, ей-богу, славно. Созерцал я ее пару раз по телевизору – заводная штучка. Пройдя недлинным коридором, отделанным змеевиком, малахитом и панбархатом в тон змеиной шкуре, я очутился сразу в VIP-зале. Внимательно осмотрелся с порога. Присутствие рыжей щучки-нимфоманки было мне. сегодня вовсе некстати. «Или, – подумал я вдруг, – наоборот?» Она вполне могла вывезти нас с Жерарчиком отсюда. И даже, возможно, обмануть кракенских наблюдателей. Особенно скооперировавшись с седеньким прохиндеем.
Правда, цена…
Щучки, однако, покамест не было видно. Не было видно пока и чаровницы Лейлы. На сцене демонстрировал чудеса Древнего Востока горбоносый факир при смокинге и чалме. В момент моего появления у него что-то красочно вспыхнуло, дамы в зале вскричали «ах!», кавалеры захохотали. По-моему, облегченно. По привычке я направился к бару. Меня переполняли дурные предчувствия. Заливать дурные предчувствия спиртным – последнее дело. Я заказал апельсиновый сок. Какой-то вертлявый хлюст явно лакейской породы и, следовательно, имеющий отношение к администрации клуба, спросил, не желаю ли я присесть за столик. Имеется неплохое местечко. Пусть и не у сцены, зато в компании двух милейших барышень. «Уж не Лада ли с Лелей?» – с тайной надеждой подумал я и сказал, что, пожалуй, желаю.
Барышни были красивы искусно наведенной и выпестованной в дорогих салонах красотой, но, к сожалению, успели нагрузиться до полной потери морального облика. Наше прибытие они встретили в высшей степени индифферентно. Как целовались взасос, размазывая по лицам помаду и гладя друг дружке коленки, так и продолжали целоваться.
– Вот, – сказал хлюст, пританцовывая от желания сорваться с места. – Прошу любить и жаловать. С короткой стрижкой – Лола. Блондинка – Ирэн. Собеседницы интереснейшие, весь городской бомонд знают, как собственную ладонь. – Он наклонился ко мне ближе и прошептал: – Поэтессы а-ля Сапфо.
– Кажется, мое присутствие будет не слишком удобно, – сказал я с сомнением.
– Что вы, что вы! – горячо отозвался хлюст. – Напротив. Лолочка с Ирэн просто обожают дразнить мужчин.
Пока я соображал, как относиться к тому, что меня за здорово живешь используют для развлечения каких-то там… поэтесс, хлюст, пискнув «приятного вечера», ретировался.
Делать нечего. Не возвращаться же к бару. Тем более место было довольно удобное: зал виден отлично, сцена и вход тоже. Не на виду опять же.
– Глупо было бы уйти, – тявкнул бес, развеяв последние колебания.
– Bon soir [25]25
Добрый вечер (фр.).
[Закрыть], – сказал я, садясь. – Не помешаю? Дама, что была ко мне лицом, оттолкнула подругу и пьяно расхохоталась:
– Посмотри, Лола, какая прелесть!
– Это мальчик? – поинтересовалась Лола, пытаясь водрузить на вздернутый носик крошечные очки. Очки никак не хотели слушаться. В конце концов она бросила их в полупустой бокал. Привстала, перегнувшись через столик, уставилась на меня.
Полуобнаженная, не знающая оков бюстгальтера Лолина грудь притягивала взгляд с чудовищной силой. Соски… Я вздрогнул и заставил себя смотреть ей в лицо. С близкого расстояния стало видно, что дама прилично косит. Должно быть, когда она пребывала в трезвом виде, подкрашенная и в очках, это было не слишком заметно. Но под хмельком глаза у нее разбегались здорово.
Позвольте, куда же она смотрит? Неужели на ширинку? А ведь я слегка того… Черт! Но такая грудь и святого заставит вспомнить о скоромном!..
– Да, – сказал я, поспешно забрасывая ногу на ногу. – Мальчик. Кобелек. Его зовут Жерар.
– Его зовут Жерар, – распевно сообщила Лола подруге. – Он кобелек.
Ирэн сделала большие глаза и спросила:
– Послушайте, кобелек Жерар, а ваш пес (она навела указательный пальчик с предлинным бело-фиолетовым ногтем на Жерара) не кусается?
Дамы счастливо расхохотались, сквернавец бес тоже мелко затрясся, довольно подвывая. Лола подтолкнула ко мне початую бутылку ликера «Амарула» – коричневую, с желтым шнурком вокруг горлышка и ушастым слоном на этикетке. Сказала примирительно:
– Ну-ну, не дуйтесь, Жерар, лучше выпейте. Это знаменитая «Африканская икона», незаменимая вещь для поднятия настроения.
Лобызания возобновились и, кажется, даже обрели новую силу.
Я с независимым видом отвернулся (впрочем, на мой вид последовательницам Сапфо было откровенно начхать) и наклонился к орхидее.
– Сизиф на вахте, – тихо сказал я прямо в цветок.
Мсье Кракен слушал меня рассеянно, попыхивал пахитоской и, казалось, следил не за ходом рассуждений, а за эволюциями дымных клубов. Когда я замолчал, он еще некоторое время задумчиво курил, потом спохватился:
– Вы закончили?
– В общем, да, – сказал я.
Он вполне дружелюбно улыбнулся и сказал, что мысли мои занятны. Занятненьки и любопытненьки… Значит, сказал он, предостерегаете… Подозреваю, сказал он, в своих рассуждениях вы руководствовались вовсе не горячей любовью к нашей расе и ко мне лично. Однако должен признать, заметил он, выглядят сии рассуждения достаточно убедительными и непротиворечивыми. Но!..
После такого «но», как нетрудно догадаться, начался методичный разгром наших с Жераром логических построений. Для сметания бастионов мсье Кракен не жалел красок и аллегорий. Мне постоянно хотелось воскликнуть: «Аркадий, не говори красиво!» – но я, помня про опасные остроты, жабры и кислород, помалкивал. Кракен же поучал.
– Вы допустили целый ряд просчетов. Например, сочли команду – мою команду, специально подобранную и подготовленную для работы в чуждом окружении! – сборищем легкомысленных энтузиастов. Глупейшая ошибка. Если первыми, случается, и ступают на вновь открытый материк удачливые авантюристы, то приводят в цивилизованное состояние диких туземцев все-таки солдаты. Профессионалы, готовые к жесткой, даже жестокой борьбе. Все эти, простите за эрудицию, кондотьеры, конкистадоры, землепроходцы и прочие прогрессоры. Способные помимо прочего точно выделить из среды аборигенов потребные для собственных нужд фигуры, приручить их и посадить на цепь.
– Под такой фигурой подразумевается Жухрай? – уточнил я.
– Конечно. Мне продолжать?.. – спросил он.
– Да, пожалуйста, – кивнул я, выдув изо рта струйку дыма.
Затягиваться глубоко все еще не хватало духу – голова и без того кружилась прилично. Курильщик из меня, конечно… Слезы одни… Однако пускание дыма в глаза сопернику в ряде случаев тактически и психологически выгодно. Спросите любого преферансиста. Ради этого стоило потерпеть.
– Только умоляю, – не утерпел-таки я, – поменьше пафоса.
Он слегка нахмурился.
– А вы наглец! Забываетесь, – следующее слово он отчеканил: – Пленник.
– В самом деле, – спохватился я. – Простите, господин кондотьер. Кстати, наглецом вы меня уже называли. А у нас, диких аборигенов этого материка, бытует странное представление, будто наглость – второе счастье. Причем, как ни поразительно, сплошь и рядом оно оказывается справедливым. Вы знали?
– Догадывался, – рассмеявшись, сказал Кракен и объявил: – Подумать только, этот мальчишка начинает мне нравиться!
Я сказал «взаимно», почти не покривив душой. Обходительность и терпимость кракена принесли ему желаемые плоды. Как хотите, но трудно всерьез считать смертельным врагом собеседника, позволяющего иронически относиться к собственной персоне. Конечно, я вполне отдавал себе отчет, что его благожелательность является всего лишь одним из элементов обработки вербуемого сотрудника. Но и моя в большой степени была того же сорта.
Я повторил «взаимно». После чего сказал, что, как раз потому, что чувствую к нему душевное расположение, категорически не соглашусь с трактовкой роли Жухрая как злобного, но послушного пса сидящего на крепкой цепи. Жухрай – волчище. Вдобавок не воспитанный кракенами со щенячьего возраста, а заматеревший на воле. Такого сколько ни корми отборными мослами и масляной кашей, все равно лучше живого мяса он лакомства не знает. А уж если пробовал на вкус кровушку человечью… Да и дома он. Оглянитесь-ка, мсье прогрессор. Вокруг русская тайга. В ней медведь хозяин, а вовсе не пришлые удальцы. Поэтому аналогии с конкистой лично я – пусть «трусишка зайка серенький», но зайка-русачок – считаю неуместными. Погубит Жухрай всю их камарилью. И милейшую Софью Романовну погубит.
Вот только если конкистадоры кракены готовы к сражениям и гибели, то беззащитного нонкомбатанта Сонечку мне, например, искренне жаль. Лучше бы господам пришельцам избавиться от толстяка поскорей да с государством концессию образовать. Прибыль будет меньше, зато надежность значительно выше.
С досадливым вздохом Кракен сообщил, что проще всего было бы сейчас послать меня к черту. Или куда там аборигены посылают в таких случаях. Потому что отчитываться перед пленником в тактике и стратегии – это нонсенс. Но раз уж он признался в собственной симпатии, то будет последовательным.
С государством дело иметь нельзя, сказал он твердо. Государство непременно захочет подмять все под себя. Оно, по сути, и есть упомянутый медведь, настоящий хозяин тайги. Кракенам же нужна неограниченная – в самом широком смысле этого слова – свобода. Плюс, разумеется, кое-какие ресурсы. Научные, производственные, интеллектуальные. Учитывая собственные интересы кракенов, еще и природные. Но свобода – в первую очередь. Без всяких условий, без какого бы то ни было диктата. Именно поэтому для осуществления проекта «Гугол» оптимальным вариантом была признана Россия с ее до сих пор полутеневым сектором частной экономики. Страны же высокоразвитые, учитывая тамошний негласный, но абсолютный контроль над всем и вся, – отвергнуты. Сейчас хорошо видно, что ошибки в подобном выборе не было. Кракенам удалось создать гибкую, эффективную и управляемую систему, находящуюся в состоянии устойчивого равновесия. Выражаясь фигурально, эта система напоминает массивный шар, покоящийся на дне вогнутой поверхности. Выведение его из начального состояния требует огромных трудозатрат… и все-таки усилия тратятся напрасно. Колебания со временем затухают, шар возвращается на место.
– Давайте рассмотрим для примера вас. – Мсье Кракен протянул развернутую кверху ладонь, как бы предлагая мне сейчас же на ней устроиться. С раскинутыми для удобства препарирования конечностями. – Шпионили, вынюхивали, растрачивали на эту грязь уникальный дар проникновения сквозь предметы. Очаровывали доверчивую Софью Романовну, заставляли терять бдительность. Довольно талантливо изображали эдакого наполовину педераста (я от неожиданности поперхнулся едким дымом), наполовину гермафродита. То есть существо как бы изначально безопасное. Отмечу, кстати, ваша находка с животным-спутником в своем роде превосходна. Одного не пойму, зачем вы его побрили?
– Из гигиенических соображений, – отмахнулся я. – Летом у него почему-то всегда блохи заводятся. Пришлось принять превентивные меры.
– Гм, блохи?.. – насторожился Кракен. – Блохи, тогда конечно…
По-моему, его слегка передернуло. Подумаешь, впечатлительный какой, подумал я. И в тот же момент у меня самого вдруг мерзостно зазудело под волосами и в паху. Будто десятки каких-то маленьких, твердых тварей с коготками на лапках и остренькими алчными рыльцами-хоботками начали там ползать, ходить и даже подскакивать, выискивая местечко, где кожица потоньше, а кровушка поближе. Захотелось поджать пальцы ног и почесаться. Вместо этого я сжал зубы и демонстративно потрепал Жерара по спине.
