Текст книги "Мерано издали и вблизи"
Автор книги: Александр Кикнадзе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
ГЛАВА 5
Приближалась восемнадцатая партия.
Много бы отдал претендент, чтобы догадаться, какое начало изберет чемпион.
Кажется, не было гроссмейстера-комментатора, который, в спокойной обстановке проанализировав четырнадцатую партию, не нашел бы точного продолжения за черных на тринадцатом ходу. В шестнадцатой встрече претенденту, по меткому выражению одного из комментаторов, удалось «залатать пробоину», образовавшуюся в этой дебютной схеме.
Утверждают, что на лице претендента отпечаталось удовлетворение, когда восемнадцатая партия потекла по знакомому руслу: «Я уже знаю, как надо играть, и он знает, что я это знаю, идет на ничью, она меня устраивает», – скорее всего, так рассуждал аутсайдер. Ходы делал быстро и уверенно и вдруг нажал на тормоза. Задумался на целых пятьдесят минут. Было над чем. На том же тринадцатом ходу Карпов увел партию далеко в сторону от знакомого русла, послав на два поля вперед крайнюю пешку ферзевого фланга. Невинный с виду выпад, но сколько в нем яда. Одна из важных и интересных заготовок: в нем не только тактический, но и психологический эффект.
Пройдут дни, недели, а может быть, и месяцы, аналитики найдут противоядие – так считают одни, их немного.
Теперь уже открытый вариант испанской партии вычеркнут из репертуара навечно – так считают другие, их много.
А пока черным предстоит черная работа – лихорадочно искать спасения в партии, которая виделась поначалу такой мирной и безоблачной.
Пока раздумывает претендент, вспомним одну историю, популярно иллюстрирующую роль домашних заготовок в жизни шахматиста. Случилась эта история с гроссмейстером Н., отличавшимся редкой шахматной памятью и такой же житейской забывчивостью. Его рассеянность могла бы войти в поговорки. И совсем как Рассеянный с улицы Бассейной, он оплошал на вокзале. Нет, не сел в другой поезд. Разместившись в купе, он вдруг обнаружил, что оставил в машине драгоценнейший из чемоданов – с текстами домашних заготовок. А ехал наш гроссмейстер на крупный международный турнир. До отхода оставались считанные минуты, один из провожавших бросился к машине, стоявшей на привокзальной площади, а наш гроссмейстер... к электровозу. Когда раздался сигнал об отправлении, стал перед ним, раскинув руки и как бы говоря машинисту: «Я вас никуда не пущу, пока мне не принесут мой чемодан». И, лишь увидев друга с чемоданом, обессиленно опустил руки и одними только губами произнес: «Спасибо!»
В партиях на звание чемпиона мира испытывается не только умение мыслить точно и вместе с тем нешаблонно в строго ограниченное время, испытывается аналитическое искусство, которое в конечном счете и сужает границы непознанного в этой древней, но чудесно запрограммированной на далеких потомков игре.
Гроссмейстер Лев Полугаевский:
– Стало очевидным: на сей раз в дебюте произошел нокаут. Карпов получает большой позиционный перевес. Несмотря на ранний размен ферзей, его инициатива не затухает. Он уверенно двигает вперед свои центральные пешки, а ворвавшаяся на седьмую горизонталь белая ладья начинает сокрушительную работу. Чемпион мира не боится принимать ответственных решений и смело идет навстречу возникшим осложнениям.
Со стороны было хорошо видно, с каким удивительным вдохновением и собранностью действует Анатолий Карпов и в то же время как легко и раскованно он играет, словно это не важнейший поединок за шахматную корону, а обычная турнирная партия. К концу пятого часа нервный накал достигает своего апогея.
Без перерыва работает телетайпная связь Мерано – Москва. Каждый новый ход в Мерано уже через несколько минут «отпечатывается» на доске начальника управления шахмат Спорткомитета СССР гроссмейстера Н. В. Крогиуса. Его кабинет в искусно реставрированном особняке на Гоголевском бульваре становится в эти часы центром «московского притяжения». Впрочем, разве только московского? Еще немного, и черные телефоны на его столе превратятся в красные.
– Здравствуйте, уважаемый Николай Владимирович. Как здоровье, как самочувствие? Поздравляю с защитой докторской диссертации. Это звонит ваш друг из Еревана.
– Спасибо.
– Передайте, пожалуйста, от меня и моей семьи привет вашим близким. Да, кстати, если нетрудно, как дела в Мерано? Здесь у нас не спят, все ждут оттуда вестей.
– Партия отложена, но, скорее всего, Корчной сдастся.
– Если нетрудно, извините сто раз, не могли бы вы продиктовать позицию?
– Я передам трубку моему товарищу, будьте здоровы.
Едва вешается трубка, новый звонок:
– Добрая ночь, уважаемый Николай Владимирович. Как здоровье, как самочувствие? К вам звонят из Грозного.
– Спасибо. Партия отложена. Карпов выигрывает.
– А не может ли случиться что-нибудь такого? Так хотелось бы получить текст партии.
– Скоро передадут по радио.
– А вы... это самое... не могли хотя бы отложенную позицию?
– Сейчас вам ее продиктуют. Будьте здоровы...
До окончания восемнадцатой партии, а с ней и всего матча остается ночь и еще половина дня.
Вечером мне позвонил международный арбитр, ответственный секретарь Федерации шахмат СССР Владимир Яковлевич Дворкович:
– Запишите, если хотите, два последних хода и примите поздравления.
Я благодарю своего товарища, позволявшего звонить к нему на работу или домой в любое время суток, и желаю ему спокойной ночи.
– Кажется, эта ночь будет в полном смысле спокойной. Дело сделано, сейчас я отключу телефон.
Воспроизвожу на доске два принятых хода, возникает позиция... Что же она мне так напоминает?
Дело было давнее, а не забылась позиция и вообще все, что случилось во время той партии.
* * *
На первый курс филологического факультета в середине года был зачислен один лощеный молодой человек. Перевели его к нам из другого города, звали его Жора. На четвертый или пятый день он познакомился с моей подругой, на шестой написал ей записку, на восьмой назначил свидание, а к исходу второй недели изъявил желание сыграть в турнире на первенство университета, показав удостоверение второкатегорника. Тогда, в сороковом году, второкатегорников в стране было чуть меньше, чем сейчас мастеров. Жоре сделали исключение, вписав его фамилию в уже готовую таблицу.
Я питал к нему не больше симпатий, чем он ко мне, еще до турнира он известил, что прибьет этого Буратино одной левой (я был на курсе самым младшим), излишне говорить, что моя цель была прямо противоположной, мы встретились за три тура до конца. Полтора очка гарантировали мне призовое место... Ту партию я помню и сегодня, просто такая уж это случилась партия.
Играли мы в большой аудитории, зрителей, а тем более зрительниц было не слишком много, но, кажется, одной из них оба партнера готовились посвятить свою победу.
Жора разыграл белыми королевский гамбит, долженствовавший продемонстрировать романтичность его натуры и бесстрашие. Я принял жертву. Дела белых шли поначалу все лучше и лучше (мой партнер принялся насвистывать, при этом ужасно фальшивя, арию тореадора), потом же стали так себе. Желая вернуть инициативу, он сделал опрометчивый ход слоном, потом снова схватил слона, возвратив его на место, даже «поправляю» не сказал. Подумал немного и сделал ход конем. Я недоуменно посмотрел на него, он выдержал взгляд, показывая всем своим видом, что ничего особенного не произошло. Если бы я настоял на ходе слоном, партия кончилась бы довольно быстро.
«Ничего, – подумал я, – выиграем и так, пусть не говорит, что я воспользовался зевком». Но потом я почему-то все меньше стал думать о партии и все больше об этом несчастном партнере. Ходят же такие по свету. Как же надо не уважать себя, чтобы так унизиться. А может, он не считает это унижением? Привык к легкой жизни, всегда все ему удается – правдами или неправдами, это для него существенного значения не имеет, главное – достичь цели, а как – дело десятое, а может, и двадцатое. Почему я не настоял на ходе слоном? Теперь он смотрит на меня как на партнера робкого, черт бы его побрал, ходят же такие по свету. Надо как можно быстрее прикончить его и больше постараться с ним не играть. Позиция возникла сложная, а думалось почему-то плохо. Я сделал один не очень хороший ход, потом один просто нехороший, партия покатилась под откос, у нас осталось по три пешки, ладье и коню, но одна моя пешка терялась, а его беспрепятственно проходила в ферзи. Тогда мне пришла в голову идея. Я взялся за коня, потом поставил его на место и сделал ход ладьей. Жора многозначительно кашлянул и, подозвав судью, сказал:
– Мой партнер в присутствии свидетелей дотронулся до одной фигуры, а сыграл другой, вот пожалуйста, она может подтвердить, – показал глазами на зрительницу, не отходившую от нашего столика.
– Это правда?
Та утвердительно кивнула головой.
Стараясь говорить ровным голосом, я спросил партнера:
– Скажите, а не сделали ли то же самое вы ходов пятнадцать назад?
– Сделал, – тотчас ответил тот, – но вы не потребовали от меня сыграть фигурой, до которой я дотронулся, а я вот требую. Научите его правилам, – высокомерно потребовал Жора от судьи.
– Прошу сделать любой ход конем, – ледяным голосом произнес судья.
– А я не прошу, а настаиваю, – Жора сел за столик, написал на бланке букву К и выжидательно уставился на меня для того, чтобы выяснить, куда я пойду конем.
Я «пошел им» в потолок. Вместе с конем взлетели и все другие фигуры, стоявшие на доске.
А вообще-то, я был обязан благодарить Жору за урок и за литературный образ, который он помог мне создать много лет спустя. Эту сцену я почти целиком описал в романе «Королевская примула». Сам же Жора после третьего курса ушел в поездные контролеры.
Потом он попался на взятке и сел на неуютную скамью, правда, намного позже того срока, который я ему когда-то мысленно уготовил. Просто у пройдох редко все кончается гладко. Моя подруга, ставшая женой Жоры (это имя я изменил), аккуратно носила ему передачи, что только делало ей честь.
* * *
До семьдесят шестого года имя Корчного фигурировало среди звезд советского спорта. За десять лет, предшествовавших побегу, он выиграл двенадцать крупных международных турниров: в Ленинграде, Бевервейке, Мальорке, Сараеве, Гастингсе и других городах. На его счету были победы в претендентских матчах на звание чемпиона мира над С. Решевским, Э. Мекингом, М. Талем, Т. Петросяном. Четырежды он становился чемпионом страны. И неизменно играл на одной из первых досок команды СССР, побеждавшей на шести всемирных олимпиадах и пяти чемпионатах Европы.
Считается (возможно, не без оснований), что у таланта свой щит от житейских напастей, повышенная чувствительность и ранимость. Многие знали о цели, которую еще в юношеские годы поставил перед собой Корчной, – стать чемпионом мира. Человек, вынашивающий такую мечту, имеет право на некоторую замкнутость. Он и раньше не искал и не имел друзей – к нему тянулись многие, он недвусмысленно отвергал попытки завязать товарищеские отношения. Делил мир на тех, кто может содействовать достижению цели, и на тех, кто мог стать поперек пути. Первых чтил через силу, подчеркивая дистанцию между ними и собой. Вторых третировал в меру немалых своих способностей.
– Вы спрашиваете меня, как пришел Корчной к роковому решению отказаться от Родины? – говорит В. Д. Батуринский. – Когда я впервые узнал об этом, был удивлен и огорчен. Но после того, как миновал эффект неожиданности, проанализировав свои личные впечатления от встреч и бесед с Корчным, я сделал вывод, что в какой-то мере его поступок, увы, не случайность, что предпосылки были. Корчной давно известен своим эгоцентризмом, несдержанностью, пренебрежительным отношением к коллегам. Переоценивал себя. Вспоминаю, как в семьдесят первом, а может быть, и в семьдесят втором году получил от него письмо; в нем были такие строки: «Вот я испытываю определенные трудности в подготовке к соревнованиям, а ведь вы-то хорошо знаете, что я единственный, кто способен остановить Фишера».
Многие выступления Корчного сопровождались инцидентами. Могу вспомнить, например, его давний полуфинальный матч претендентов с Михаилом Талем, когда впервые проявились навязчивые идеи Корчного. Ему не нравился взгляд врача, приехавшего с Талем из Риги, и он чуть не со скандалом потребовал пересадить его подальше. Или вспомним беспардонные заявления, представителям зарубежной прессы, которые сделал Корчной после проигрыша финального матча претендентов Анатолию Карпову. Сколько было в них желчи, зависти, не случайно ведущие гроссмейстеры страны выступили с отповедью.
Корчной почувствовал себя своим в мире, где в человеке стимулируются отрицательные черты характера – алчность, изворотливость, эгоизм. Так уж устроен этот мир – все, что осуждается у нас, превозносится в западном мире. Разные представления о предназначенности, правах и обязанностях гражданина, обязанностях перед самим собой и обществом (частицу которого он составляет) проявляются и в оценке личности гроссмейстера Корчного.
Это был очень сильный противник. Очень опасный противник.
Был!
* * *
Не так давно в СССР было проведено одно социологическое исследование. Студентов восемнадцати высших учебных заведении попросили назвать наиболее характерные положительные качества, которые, по их мнению, должны быть присущи молодому человеку наших дней. Доктор философских наук, профессор, лауреат премии Ленинского комсомола В. Лисовский писал в «Известиях»:
«На первом месте по значимости оказалась гражданственность, на втором – образованность, на третьем – целеустремленность. Высокую оценку студентов получили и такие качества, как трудолюбие, нравственная чистота, высокая внутренняя и внешняя культура, любознательность, самокритичность, мужество, самостоятельность в суждениях, активная жизненная позиция».
Гражданственность, образованность, целеустремленность – я думаю, что эти три слова полнее всего выражают облик молодого советского шахматиста Анатолия Карпова.
«Истинный человек и сын Отечества есть одно и то же», – писал Радищев. Как сын Отечества Карпов сделал многое для возвеличения его спортивного престижа, он показал всему миру, какие черты характера стимулирует и развивает социалистический строй, как примечает таланты и как их растит. Член Центрального Комитета комсомола, он и словом своим, и примером делает многое для приобщения молодежи к шахматной культуре. Вознесенный шахматами, он отвечает им (а это значит, и бесчисленным их приверженцам и в родной стране, и за ее пределами) так, как обязан отвечать на добро всякий честный человек. Не думаю, что был в истории шахмат другой чемпион, который столько бы сделал для их пропаганды, сколько успел уже сделать Карпов, и который с такой беззаветной смелостью играл бы в крупнейших турнирах. Он поступает благородно, позволяя всем живущим на свете гроссмейстерам – и старым, и тем более молодым – сравнивать свои силы с его чемпионской силой один на один – за доской. Известно хорошо, чем кончаются сравнения. Только в восемьдесят первом году, перед матчем в Мерано, Карпов сыграл в трех крупных международных турнирах более четырех десятков партий и лишь в одной потерпел поражение. Памятный всем нам московский турнир «звезд» чемпион выиграл в истинно чемпионском стиле, как, впрочем, и многие другие «критериумы» после Багио.
Много хороших слов произнес Анатолий Карпов по адресу тех, кто делил с ним заботы, тревоги и радости Багио. Но разве сам он, ненавязчиво и тактично, не помогал им в их шахматном совершенствовании? Разве могли пройти бесследно месяцы каждодневного общения с удивительным этим мастером? Не могли, и жизнь подтвердила это.
Первым «филиппинцем», проходившим самостоятельное испытание, оказался Михаил Таль, выступавший в турнире высшей лиги сорок шестого чемпионата СССР. Результат? Одиннадцать очков из семнадцати, дележ первого места с Виталием Цешковским и звание чемпиона СССР. Вторым выступал Игорь Зайцев – в международном турнире на приз журнала «Наука и жизнь». Результат? Девять с половиной очков из пятнадцати и первый приз. Третьим испытывал свои силы Юрий Балашов – в крупном гроссмейстерском турнире в Мюнхене. Результат? Восемь с половиной очков из тринадцати, дележ первых мест с экс-чемпионом мира Борисом Спасским, Ульфом Андерссоном и Робертом Хюбнером.
Карпов и на расстоянии благодарил за честную работу.
Не верю в лотерейное счастье (поймавший его не стал совершеннее), но только в счастье, добытое трудом «без лишнего счета», напряжением духовных сил, талантом преодоления невзгод, вереницей выстраивающихся на пути человека, который осмелился заявить о себе. Карповское дело – непростое дело: опровергая остротой ума чужие замыслы, одновременно подставлять под критический разбор (соперника, современников и потомков тоже) свои построения, находить в шахматах то, что пока не нашли другие. При этом испытываются под неуловимое тиканье часов и способность дальнего счета, и комбинационное предвидение, но прежде всего характер! Готовность (и способность!) отстоять в труднейшей борьбе спортивную честь Родины – подтверждение гражданского мужества, активной жизненной позиции.
С ним интересно. Он притягивает к себе людей.
И в Багио и в Мерано на неширокие его плечи давил атмосферный столб, не имеющий привычных измерений. «Карповские сверхнагрузки»... с чем сравнить их? И там и здесь рядом был космонавт Виталий Севастьянов, его близкий товарищ. Вернемся мыслью в Багио, в трудные дни, когда счет стал 5 : 5, представим, каким эхом отзывалось каждое поражение в Толином сердце, и вспомним слова руководителя делегации В. Д. Батуринского:
– Я должен сказать о том положительном влиянии, которое оказал приезд как раз в этот момент Виталия Ивановича Севастьянова. Своим космическим оптимизмом он очень помог Карпову. Это естественно. Человек, который дважды побывал в космосе, который много раз оказывался в сложных ситуациях, он, может быть, лучше других понимал и обстановку, и то, что надо делать. Присутствие его было в этот момент чрезвычайно важным. Человек с удивительным спокойствием и тактом, кто мог бы лучше, точнее, мудрее помочь Карпову собрать все, что было в нем, и бросить в бой?
Один из признаков гражданственности – «отношение к делу, которое не приносит личных выгод, но служит обществу». Слова, взятые в кавычки, принадлежат американскому публицисту, впервые побывавшему в СССР и поразившемуся тому, насколько развита эта «общественная жилка у русских». Долгим было бы перечисление общественных постов чемпиона мира, главного редактора журнала «64», научного сотрудника МГУ: член президиума Шахматной федерации СССР, член Центрального комитета Международной шахматной федерации, член президиума Советского комитета защиты мира, член Советской комиссии по делам ЮНЕСКО. На разных постах служит общению и товариществу людей разных стран и континентов чемпион мира. Миру очень нужны такие люди.
По образованию Анатолий Карпов экономист, его дипломная работа в Ленинградском университете была посвящена проблеме организации свободного времени. Автор – пример того, как важно уметь распоряжаться временем, когда его не хватает (это куда лучше, чем когда его с избытком). Отличительная черта Карпова – способность приобретать способности.
Рассказывает В. Д. Батуринский:
– Многолетний опыт показывает, что яркий шахматный талант должен проявиться уже где-то в двенадцать – пятнадцать лет. Не случайно, скажем, Василий Смыслов, Тигран Петросян, Борис Спасский, Михаил Таль выделялись уже в таком раннем возрасте, достигали мастерского и ближе к двадцати годам – гроссмейстерского уровня. Для того чтобы стать таким шахматистом, надо иметь дар от бога, природные задатки, природный талант. Шахматисты, которых я назвал, таким даром обладали. Но для того чтобы дойти до уровня современного чемпиона мира, надо иметь еще целый ряд качеств. Среди них я прежде всего назвал бы сильный характер. Из всех шахматистов, которых я знаю и с которыми мне приходилось встречаться (а я был знаком с десятью чемпионами мира), я бы выделил двух, которые обладают таким сильным, я бы сказал, редким характером, – Михаил Ботвинник и Анатолий Карпов.
Сильный характер – признак внутренней культуры и широкой образованности, это большая целеустремленность, умение подчинить главной цели все другое, иногда отречься от жизненных благ и удовольствий. Помимо сильной воли и психической устойчивости надо обязательно иметь элемент самокритичности. Мне кажется, что в Карпове счастливо сочетаются эти качества. Когда наблюдаешь за Карповым, когда беседуешь с ним, поражаешься зрелости его суждений, практицизму в хорошем смысле слова, который редко встретишь у молодых талантливых людей в любой области. Интервью Карпова (а это чаще всего экспромт) отличаются четкостью ответов, логикой, остроумием. Вспоминаю пресс-конференцию после окончания предыдущего матча. Во Дворце конгрессов в Багио собралось много журналистов. Один из них спросил:
– Корчной заявил, что в Багио якобы были созданы неравные условия, что власти Филиппинской республики, организаторы матча, арбитры были настроены благожелательно к одному из участников, а именно к вам. Что вы можете по этому поводу сказать?
Карпов, взяв себе на размышление несколько секунд, ответил так:
– В 1974 году я играл финальный матч претендентов с Корчным в Москве. Когда я выиграл этот матч, Корчной заявил, что советские власти, Шахматная федерация СССР, организаторы матча, судьи и т. д. – одним словом, все были настроены слишком благожелательно к Карпову и значительно хуже к нему. Ну хорошо, теперь мы играли с ним на другом конце земли, и здесь я тоже выиграл, но оказывается, что и филиппинские власти, и Филиппинская федерация, организаторы матча, судьи и т. д. тоже настроены лучше ко мне, чем к Корчному. Тогда я хочу задать вопрос: где же можно играть с Корчным, где можно его победить, чтобы избежать подобного обвинения?
– Еще мне кажется уместным, – продолжает нашу беседу В. Д. Батуринский, – подчеркнуть Толину веру в собственные силы и его большой оптимизм. Безусловно, в один ряд с этими качествами надо поставить и редкую способность преодолевать отдельные временные неудачи, о чем наряду с тридцать второй партией матча в Багио свидетельствует, например, четырнадцатая партия, одна из лучших в Мерано, сыгранная после проигрыша тринадцатой партии.
...Шахматы, которые избрал полем своей деятельности Анатолий Карпов, имеют такие «резервы развития», с которыми можно сравнить ультрановую науку – кибернетику (не случайно она так быстро взяла себе в союзницы древнюю игру, хранящую и в наши дни бесчисленное множество тайн). Говорят, что человек, решивший в юные годы посвятить себя кибернетике, должен впитывать в себя знания с особой интенсивностью. Разве не то же самое можно сказать о гроссмейстере?
Разделяю точку зрения изобретателя Г. Альтова:
– Из тысячи человек, окончивших среднюю школу, наверное, вся тысяча может стать специалистами. Но только сто из них становятся Мастерами. В принципе Мастером в своей области может стать каждый. Но реально мастером становится один из десяти специалистов, потому что за мастерство надо платить огромным трудом. Специалист интенсивно учится (после школы) пять-шесть лет. Ну десять лет. Мастер обязан напряженно учиться всю жизнь. Специалист работает семь-восемь, пусть даже девять часов в день. Мастер практически все время занят своим делом, думает о деле. А дальше так: из десяти Мастеров один становится Гроссмейстером. И тут уже не все зависит от самого человека. Прежде всего у общества должна появиться потребность в продукции, которую может дать Гроссмейстер. Есть и другие внешние факторы. Нужно, чтобы область деятельности имела резервы развития.
Излишне говорить, как велика потребность общества в продукции, которую дает Гроссмейстер Карпов. Но чтобы эта продукция была со Знаком качества, надо и учиться и работать больше, чем другие. Это и есть отличительная черта чемпиона.
И наконец, о целеустремленности.
В Японии традиционно празднуют День мальчиков. В этот день над домами, в которых растут маленькие мужчины, поднимают на высоких шестах фигурки карпов – символов упорства. Можно гадать, откуда пошла фамилия Карпов... У предков был славный обычай давать имена не только по занятию и наружности, но и по характеру. Не были ли закодированы в этой фамилии удивительные наследственные качества, которые так вознесли ее?
Когда-то молодой У. Теккерей написал: «Бывают черные дни, и человек, который мужественно приемлет удачу, не должен падать духом при неудаче; первое из двух труднее, поверьте».
Карпов не падал духом при неудаче. Пройдя «сквозь огонь и воду», закалился. Предстояло труднейшее из испытаний – медными трубами, говоря иначе – славой.
Ох, непростое это испытание. Не всякому по плечу! Один из наиболее близких и убедительных тому примеров – история, случившаяся с футболистами ростовского СКА; выиграли Кубок страны, да не выдержали бремени славы, а в наказание (и в назидание другим) оказались отброшенными в нижний дивизион. Или достойный глубочайшего шахматного уважения и такого же человеческого сострадания Роберт Фишер. Завоевал по достоинству шахматную корону, выиграв в Рейкьявике матч у Бориса Спасского, примерил ее и испугался, а вдруг притупится, искривится или переломится хоть один из лучиков, излучаемых ею. Один только раз сыграл после Рейкьявика в Денвере, в тюрьме с заключенными в сеансе (выбрал «партнеров», которым не боялся проиграть), ушел, хлопнув дверью, после чего долго сыпалась штукатурка в доме ФИДЕ.
Слава не замутила карповского честолюбия, не превратила его в свою противоположность – тщеславие, он остался таким же общительным, открытым и жизнерадостным молодым человеком, каким был. Трижды подтвердить звание сильнейшего из всех шахматистов земли, о чем еще можно мечтать? Но и в этих мечтаниях мы видим проявление карповского характера.
На встрече с журналистами «Советского спорта» произошла беседа, хорошо иллюстрирующая жажду борьбы, которая столь славно отличает нового чемпиона от многих его предтеч-прагматиков. Или не провел он свой талант через высшие испытания? Или не заслужил права заняться милой сердцу каждого гроссмейстера аналитической работой, развивая дебютные идеи и не выдавая их до поры до времени, приберегая к матчу 1984 года с неведомым пока, но, несомненно, полным сил претендентом, талант которого «тоже прошел сквозь строй»?
Фрагмент беседы:
– Наиболее дотошные читатели нашей газеты, Анатолий Евгеньевич, подсчитали, что вы были чемпионом мира среди юношей, чемпионом Советского Союза, чемпионом Европы, олимпиад, получили семь «Оскаров» – призов, которыми награждаются шахматисты мира, добившиеся наибольших успехов в течение года. Теперь вы стали уже трехкратным чемпионом мира... Читатели спрашивают: к чему вы будете стремиться теперь?
– Вопрос длинный, а ответить на него могу коротко: в шахматах есть предел спортивным мечтаниям, но нет, к счастью, предела творческому совершенствованию. Вот поэтому, стараясь, конечно, удержать шахматную корону, я буду пытаться все больше и больше совершенствоваться творчески, совершенствоваться в той сфере шахмат, которая позволяет величать их искусством.
– Вы неоднократно декларировали и еще чаще подтверждали, что будете «играющим чемпионом». Некоторые из читателей в весьма деликатной форме спрашивают, не изменилась ли ваша позиция. Не будем скрывать: некоторые из них опасаются, что, устав и вдоволь наигравшись, вы несколько снизите количество выступлений.
– А вот этот вопрос потребует обстоятельного ответа. Я твердо стою на своих позициях.
Первым побудительным мотивом для меня в этом смысле было то, что Роберт Фишер отказался от матча со мной. Попутно хочу заметить, что я был глубоко огорчен его отказом: шахматный мир много потерял от прискорбного решения талантливейшего американского гроссмейстера отказаться от практической игры. Так вот, став чемпионом мира без матча с Фишером, я дал себе слово доказать, что это не подарок судьбы, что я достоин того высокого титула, который был мне присвоен. Вскоре же мне удалось победить в очень сильных турнирах, и в частности в Милане, и тем самым укрепить свой чемпионский престиж. В дальнейшем я побеждал в подавляющем большинстве турниров, хотя чемпион мира вовсе не обязан, как считают некоторые, выигрывать абсолютно все соревнования.
Это первое.
Второе: став чемпионом, я внимательно проанализировал опыт моих предшественников и пришел к твердому убеждению, что некоторые из них допускали одну и ту же принципиальную и роковую ошибку: редко выступали в турнирах, особенно сильных. С одной стороны, сказывалось, наверное, вполне извинительное желание отдохнуть после долгого матча. С другой – боязнь выступить неудачно и тем самым нанести удар своему чемпионскому престижу. В итоге они теряли свою боевую форму и к очередному поединку приходили порой не подготовленными к яростной борьбе, которую навязывал рвущийся на престол претендент.
Я дал себе зарок эту ошибку не повторять и, как видите, на том стою.
...Итак, Анатолий Карпов называет первой побудительной причиной отказ Фишера.
