Текст книги "Осколки Русского зеркала"

Автор книги: Александр Холин

– М-да, – промычал Давид. – А этот случай действительно видели многие?

– Конечно, – кивнула головой девушка. – Одна тётка даже спросила: не поранил ли меня конь копытами?

– Послушай, выходит, ты уже второй раз знакомишься с инфернальным миром? – уточнил Давид.

– Выходит так, – согласилась девушка. – Я в гости к привидениям не прошусь, это они сами просятся. Но случай в Измайловском парке подтолкнул меня к знакомству с московскими диггерами.

– Вот как? И что, познакомилась?

– Легко, – улыбнулась девушка. – Я нашла их в Интернете и рассказала свою историю, а они поделились со мной тем, с чем сталкивались сами. Оказывается в московской подземке много интересного, захватывающего ум и даже ужасного.

– Например?

– Ты спрашиваешь так, как будто бы только что сам не видел путевого обходчика, – укорила девушка собеседника. – Странно как-то.

– Да нет, наверное, – принялся оправдываться Давид. – Просто интересно.

– Так «да», «нет» или «наверное» интересно, – поддела его девушка.

– Тебе палец в рот не клади – руку откусишь.

– Просто в следующий раз подумай, прежде чем над девушкой издеваться, – отрезала собеседница. – А если действительно интересно, всё, что знаю, я тебе чуть позже расскажу.

Девушка прервала разговор потому, что за это время присутствующий в их команде офицер успел подняться наверх и привёл с собой двух милиционеров-полицейских. Собственно, это были известные всему миру «менты», только форму им ещё никто не менял, а официально их теперь, наверное, надо было называть «понтами». Правительство нынешней России провело архиважнейшую операцию смены вывески в проворовавшейся организации, дескать, новые «понты» закона нарушать не будут, потому что работают уже под другой вывеской.

Спустившийся в метро лейтенант и сопровождающий его сержант ничего путного сделать не могли, лишь попросили троих молодых парней помочь им отнести окаменевшую дежурную в оперчасть. Военный увязался следом. На платформе остались только старушка и Давид с девушкой.

И вдруг черноту туннеля прорезал свет надвигающегося из шахты подходящего поезда. Оказывается последний поезд всё-таки пришёл! Поезд был обычным, редкие пассажиры в нём тоже не вызывали никакого подозрения. Когда открылись двери, трое пассажиров, дожидавшихся на платформе этой «последней лошади», с опаской вошли в вагон. Ничего необыкновенного не произошло. Лишь бабушка ещё раз подошла к Давиду и подняла на него старческие, но удивительно пронзительные глаза:

– Не забывай, сынок, что только любовь к людям поможет тебе разобраться в собственных проблемах. Привидения очень редко разговаривают с живыми, а если что-то произносят, то это надо помнить всегда.

– Вы тоже слышали, что сказал путевой обходчик?

– Я много чего слышу, сынок, – улыбнулась старушка. – Годы заставляют… Ладно, не буду вам мешать.

Бабушка отошла и присела напротив. А девушка поспешила сказать Давиду, что следующая станция «Охотный ряд» и что ей надо выходить.

– Ага, – уточнил парень. – С «Охотного ряда» на «Театральную», оттуда на «Площадь революции» и дальше – на «Первомайскую»?

– Именно так, – подтвердила девушка.

– Хорошо, – согласился Давид. – На «Первомайскую», значит, на «Первомайскую». Но Щёлковская линия самая длинная. Может, там последний поезд чуть позже пройдёт.

– Именно так. Но неужели ты со мной?

– Куда ж я тебя посреди ночи отпущу? – возразил Давид. – И вообще, мы столько времени уже знакомы, столько успели испытать, а я до сих пор твоего имени не знаю! Непорядок. Меня, например, Давидом зовут.

– Ой, – хихикнула девушка. – Еврей что ли?

– А ты, вроде бы, не похожа на антисемитку. Или я ошибся?

– Не ошибся, – не скрывала улыбки девушка. – Но твоё имя настолько необычное, что просто «ах»! Если твои родители назвали тебя так в честь царя Давида, то они возложили на твои плечи такую ответственность, от которой обыкновенный человек сходит с ума, а гения отовсюду гонят и шарахаются от него, как от чумного.

– Да, ты угадала, – кивнул Давид. – Родители действительно выбрали мне имя в честь царя Давида-псалмопевца, потому что день памяти ему отмечают сразу после Рождества Христова, а меня угораздило на свет появиться в Новый год. Естественно, мои родители узрели в явлении ребёнка на свет в необычный день отметину избранности что ли. Но избранность мне довелось испытать ещё в школе. Из-за еврейского имени мне привесили кличку «Пархатый» и возвращать настоящее имя пришлось с помощью кулаков. Это первая ступень обучения жизни. Вторая – это когда пришлось прятать от родителей стихи.

– Так ты, к тому же, и псалмы писать начал?

– Какие, к лешему, псалмы, – отмахнулся Давид. – Хотя есть некоторые духовные откровения.

– Ой, прочитай, пожалуйста!

В это время поезд остановился на «Охотном ряду» и пока парочка переходила на «Площадь революции» Давид решил преподнести своей подружке духовное стихотворение с допустимым в таких случаях ёрничеством:

 
Абрис – образ – образа.
Херувимов голоса.
И шагреневая даль
истончается в вуаль,
судным светом бьёт в глаза.
Абрис – образ – образа.
Да ещё под сердцем боль.
Опереточная роль
у тебя, крылатый сфинкс.
Слышишь в зале шум и свист?
Впрочем, это же не здесь.
Абрис – образ…
кружит взвесь
под апсидой храма в круг.
Кто ты, недруг или друг
средь пустыни ждёшь меня?
Факел мёртвого огня
у тебя горит в руке,
чертишь знаки на песке.
Абрис – образ – образа.
Не молитва, а гроза
у меня в душе горит.
Каин Авелем убит.
Чёрный, в копоти, кивот
и распятый там – не тот.
В окна – неба бирюза.
Абрис – образ – образа.
 

– Здорово, – отозвалась девушка. – Я бы так не смогла.

– Ага, – отметил парень. – Значит, мы тоже что-то там пописываем? Впрочем, девчонки почти все через стихотворное словоблудье проходят.

– Не совсем так, – возразила Бусинка. – Но я вполне понимаю тех, для кого стихотворный язык с детства был средством общения. Я, например, часто писала ни к чему не обязывающие стихотворные рисунки:

 
На солнечной милой планетке,
где только покой да уют,
растут на деревьях монетки
и три статуэтки живут.
Грызут обезьянки бананы,
от дождика прячутся в тень.
И пляшут под бубен бараны,
когда им бодаться не лень.
А три статуэтки – кокетки
весёлые песни поют
и дарят баранам конфетки,
и три апельсина жуют.
На солнечной милой планетке,
там можно капризничать всласть.
А вам не хотелось бы, детки,
на эту планетку попасть?
 

– Ух ты! – воскликнул Давид. – Просто удивительно! У пацанов ни времени, ни чувств на такое никогда не хватает. А когда рады бы что-то выразить необыкновенно, не как у всех, то восприятие тонких материй уже отставлено не востребованным и утрачено навсегда. Недаром же Христос говорил, что у имеющих прибавится, а у неимущих отнимется последнее, то есть не зарывай свой талант в землю, чтобы его совсем не потерять.

– Сказано: «Всякое писание богодухновенно и полезно есть», [15]15
  Василий Великий, (2 Тим. 3:16).


[Закрыть]значит, тебе не зря такие мысли в голову приходят, – подытожила девушка. – Ведь нынешний патриарх Кирилл в 90-х годах уже прошлого столетия какими-то путями получил от государства лицензию на импорт табачных изделий Европы и чешского пива. По всем городам смутной советско-демократической России появились ларьки, где малолеткам продавали пиво, сигареты и спирт «Роял» в любом количестве. То есть пастух травил ягнят своего стада, но получал за это благословение Золотого тельца. Вот и выходит, что «…Каин Авелем убит. Чёрный, в копоти, кивот да распятый там – не тот».

– Странно, – Давид искоса посмотрел на подружку. – Я раньше не задумывался над тем, что написал. А ты разложила всё по полочкам, как надо. Странно!

– Что тебе не понятно? – ядовито скривила губы его собеседница. – Странно, что страну нашу превращают в помойку? Или что никогда ни одна кухарка не сумеет управлять государством, как завещал «великий Ленин»?

– Ладно тебе, – попытался унять девушку Давид. – Расскажи лучше о странностях метрополитена. Меня это больше сейчас интересует. Притом, ты обещала рассказать.

– Конечно расскажу, – согласилась девушка. – Мы с тобой сейчас находимся на «Площади революции».

– Да, я знаю.

– Но ты не знаешь того, что здесь несколько раз видели огромную гусеницу больше полутора метров в длину с раздвоенным хвостом, украшенным костяными иголками, как у скорпиона. Правда, гусеница ещё никого не успела ужалить, ей все вовремя уступали дорогу, но факт появления или мутации каких-то подземных существ неоднократно замечен.

– А это значит, что сбываются предсказания Герберта Уэллса, – хмыкнул Давид. – Он в одном из своих романов упоминал о подземных жителях. То есть нищие, бездомные и никому не нужные люди переселились под землю и начали жить и развивать свою цивилизацию. Уэллс их называет морлоками.

– Именно так, – воскликнула девушка, и глаза её вспыхнули болезненным блеском искателя истины, отстаивающего свои убеждения. – Именно так! Причём, между «Тульской» и «Нагатинской» также неоднократно видели человеко-обезьяну с телом, покрытым бесцветной шерстью. А на станции «Сокол» частенько видят привидений. Настоящих! Кстати, чаще всего их видят работники метро. Служащие постоянно чувствуют там потустороннее присутствие каких-нибудь призраков или инфернальных демонов, как будто кто-то тайком наблюдает за ними. Некоторые рассказывают о прозрачных фигурах, появляющихся на станции, когда там ещё нет пассажиров. Предполагаемая причина аномальных явлений – находившееся неподалеку огромное кладбище, где хоронили воинов, погибших в Первой Мировой войне. Могилы не перенесли, как полагается, с соответствующими обрядами, а мрамор с надгробий использовали в отделке новых станций. Такие дела, как известно, бесследно не проходят. Кроме того, воздействие негативных факторов в подземке усиливается в несколько раз по той простой причине, что там нет солнечного света, который является естественной преградой для отрицательной энергии. И для нынешних подземных жителей солнечный свет, думаю, не очень-то приятен.

Я уже говорила, что связалась с диггерами. Так вот, им врать незачем, но рассказывают они страшилки не хуже американских ужастиков.

– Может, именно поэтому что-нибудь присочиняют? – предположил Давид. – Примерно так же, как рыбаки возле костра хвастаются, кто и какую рыбу сумел подцепить на крючок.

– Не думаю, – упрямо мотнула головой девушка. – В общем, столичные диггеры утверждают, что все городские коммуникации давно обжиты привидениями. Причем, самыми разнообразными. В мрачных подземных тоннелях можно встретить оборотней, гномов и таких тварей, у которых и названий-то нет. Диггеры сами придумывают им имена – «глюки», «ползунки», «мешки», «фонарики», «хохрики»…

– Хохрики? – перебил девушку Давид. – Вот откуда в московском сленге появилось это слово.

– Ну да, – согласилась та. – Я сама не очень-то им верила, пока мне на компьютер не сбросили несколько фотографий подземных жителей.

– Так они у тебя есть? Здорово! Надеюсь, покажешь?

– Покажу, но не сегодня…

Девушка ненадолго замолчала, видимо, выбирая дату, когда сможет показать новому приятелю интригующие фотографии. Наша парочка давно уже доехала до метро «Первомайская» и шла сейчас по одноимённой улице вдоль трамвайных путей. Возле дома на углу 11-ой Парковой девушка остановилась.

– Вот здесь я и живу, – она посмотрела в глаза Давиду, как будто хотела о чём-то спросить, но не решалась.

– Ты что-то хочешь узнать? – помог ей парень.

– Да, – кивнула девушка. – Ты меня проводил, спасибо. А как же сам? Ведь метро уже давно не работает.

– Ладно тебе, успокойся, – отмахнулся Давид. – Я – мужчина. Не пропаду.

– Ну, уж нет! – тряхнула головой девушка. – Пойдём ко мне.

Это было произнесено таким тоном, что возражать не осмелился бы самый упрямый из мужчин. Давид пытался никогда не доставлять никому неудобства, тем более своей персоной. Но девушка решительно взяла его за руку и потащила в подъезд.

– Только нам надо пробраться, что называется, на цыпочках, – предупредила девушка. – Я здесь комнату снимаю, и хозяева не любят, когда я поздно прихожу.

– Такое случается часто? – ухмыльнулся Давид.

– Тихо ты, – одёрнула девушка. – А то, учитывая твоё еврейское имя, получишь обрезание… языка!

– Языка?!

– Тихо, я сказала!..

Парочка, стараясь не шуметь, пробралась в комнату девушки. Закрыв за собой дверь и включив настольную лампу, она облегчённо вздохнула, будто тонкие стены комнаты были непреодолимой преградой для остального не совсем дружелюбного мира. А в комнате и диван-кровать, и письменный стол, и небольшой шкаф – были настолько знакомы, что, казалось, не дадут свою хозяйку никому в обиду.

– Только предупреждаю, – девушка обернулась к Давиду. – Веди себя прилично…

Может быть, парень послушался бы увещеваний подружки, но на сей раз она оказалась так близко, а в девичьих глазах плясал такой огонь желания, что гость не сдержался и поцеловал девушку. Она почти сразу ответила на поцелуй, обняла его и сама принялась целовать давно понравившегося парня. Надо ли говорить, мужчины даже не предполагают, что они никогда не участвуют в выборе. Выбирает только женщина, и только женщина решает: разрешить ли мужчине познакомиться с ней или послать в Америку картошку копать.

Утром Давид проснулся от того, что хлопнула входная дверь квартиры. Видимо, хозяева благополучно ретировались по своим делам. Новая знакомая Давида мирно дремала у него на плече и на губах девушки играла необыкновенная счастливая улыбка, будто она мечтала о такой вот ночи всю сознательную жизнь.

– Но имя своё так мне и не назвала, – вздохнул Давид и закрыл глаза.

Глава 3

Августовская прохлада наиболее сильная этим летом окутала Петербург. С моря дул постоянный колючий бриз, разгоняя ещё сохранившиеся в городе клочки теплоты и остужая отвыкшую от холода землю. Правда, ожидалось ещё бабье лето, но кто его знает, что пошлёт Бог в сентябре? Где-то далеко на Васильевском завыла собака, будто прощалась с умирающим хозяином и спешила всех оповестить о своём несчастье.

До императорского дворца тоскливый вой ещё не добрался, но здесь и своих сует хватало. Четверть часа назад по опочивальне императора прокатился сдавленный крик. Фёдор Кузьмич, прикорнувший в соседнем кабинете, тут же кинулся в покои императора и застал того сидящим на постели и растирающего горло правой ладонью.

– Что случилось, Ваше Величество? – осведомился камергер. – Никак опять кошмарные виденья одолели?

– Если бы, – прохрипел царь. – Со мною в который раз уже такая казуистика происходит.

– А что привиделось?

– Всё тот же сон, Фёдор Кузьмич, – император безнадёжно махнул рукой. – Всё тот же. Наказание Господне! It`s ridiculous! [16]16
  It`s ridiculous (англ.) – это просто смешно.


[Закрыть]

– Сквозь строй? – уточнил камергер.

– Сквозь строй, – подтвердил император и вдобавок кивнул головой. – Только в этот раз сквозь строй меня тащил не Струменский, а мой батюшка, Царство ему Небесное. Вся спина болит. Что там, посмотри, Фёдор Кузьмич.

Царь скинул с себя ночную сорочку и повернулся спиной к камергеру. Тот коротко охнул и принялся мелко креститься, будто увидал что-то страшное.

– Что там? – нетерпеливо спросил император.

– Там, Ваше Величество, там…

– Ну, говори же! Я приказываю!

– Там, – снова начал мямлить камергер. – Там следы от шпицрутенов!..

– Что?! Ты в своём уме?! – вскричал император.

– Точно так, Ваше Величество. A complete misunderstanding. [17]17
  A complete misunderstanding (англ.) – полнейшее недоразумение.


[Закрыть]

Фёдор Кузьмич взял с ночного столика триклиний с горевшими свечами и показал царю на круглое зеркало венецианского стекла:

– Пожалуйте сюда, Ваше Величество.

Александр Благословенный поднялся и подошёл к зеркалу. Он долго осматривал свою спину, насколько ему было видно, потом вернулся к постели, накинул на себя атласный халат и упал в кресло.

– Теперь ты понимаешь, Фёдор Кузьмич! Я ничего не выдумал! – голос императора предательски дрогнул. – Мой батюшка призывает исполнить миссию рода Романовых! И блаженная Ксения, и монах Авель, и Серафим Саровский говорили, что умру я не императором, а монахом.

– Стоит ли придавать значения предсказаниям, Ваше Величество? – усомнился Фёдор Кузьмич. – Блаженная Ксения предсказала точную кончину вашего батюшки, а что до вас касательно, так она высказывалась какими-то намёками. Я в магии не силён, но стоит ли верить тому, что баба говорит, хоть она и блаженная? La morte triomphante. [18]18
  La morte triomphante (франц.) – победительница смерти.


[Закрыть]

– Ты действительно ничего не понимаешь, – безнадёжно махнул рукой император. – Я должен исполнить свою миссию! А ты будешь мне помогать, ибо положиться императору не на кого. – А записи пророчеств блаженной Ксении у меня есть в кабинете, – император ткнул указательным пальцев в потолок. – Живо поднимись туда и отыщи в письменной тумбе записи. Я даже приказал записать всё на пергаменте.

– Хорошо, Государь, – склонился в полупоклоне камергер. – Только зачем вам записи о блаженной Ксении, когда в Михайловском замке у вас проживает госпожа Татаринова Екатерина Филипповна, баронесса фон Буксгведен. Стоит только послать за ней, уж она-то в мистической науке смыслит куда больше всех петербуржских юродивых, вероятно, пенсион свой в шесть тысяч рублей годовых отрабатывает.

– Нишкни, холоп, – прикрикнул на ядовитого Кузьмича Александр. – Ты ещё простым казаком был, когда Екатерина Филипповна уже многим судьбу определила. Но, говорю тебе, сейчас ничего не хочу слышать о Татариновой. Хочу, чтобы ты записи о Ксении отыскал!

Камергер непокорно мотнул головой, однако возражать воле царя не стал. Подошёл секретеру из карельской берёзы, сдвинул на нём в сторону чернильный прибор, и секретер отъехал в сторону, обнажая тайный проход в кабинет императора, находящийся на третьем этаже Каменоостровского дворца. Фёдор Кузьмич взял один из канделябров, зажёг свечи и, кряхтя, словно столетний старец, стал подниматься вверх.

Отсутствовал он довольно долго, но вскоре показался с кипой различных бумаг, среди которых виднелась папка телячьей кожи.

– Вот, именно там! – Александр указал на кожаную папку. – Читай, что там написано.

– Да здесь записано, Ваше Величество, что юродивую Ксению Петербуржскую погребли на Смоленском кладбище, – камергер поджал губы и перелистнул листок. – Ага, есть ещё:

«Во имя Отца и Сына и Святого Духа. На сём месте положено тело рабы Божией Ксении Григорьевны, жены придворного певчего, в ранге полковника, Андрея Феодоровича. Осталась после мужа 26-и лет, странствовала 45 лет, всего жития её было 71 год, называлась „Андрей Феодорович“. Кто меня знал, да помянет душу мою, для спасения своей души. Аминь».

– Дальше, дальше, – нетерпеливо потребовал Александр.

Фёдор Кузьмич перелистнул ещё несколько страниц и внимание его привлекла какая-то запись.

Здесь вот ещё про неё записано, только это касается уже вашего батюшки:

«Часто прихожане Смоленской церкви слышали таковы слова пророчицы Ксении: – Скоро плакать на Руси будут. Как войдёт он во врата сии, всей жизни ему будет столько, сколько букв над воротами в речении библейском!

Речи пророчицы услышал как-то пришедший сюда Григорий Пильников, один из архитекторов Михайловского замка. Он-то и обнародовал, что мрамора для отделки Воскресенских ворот не хватило, и облицовочный мрамор был взят со строительства Исаакиевского собора и что одна из мраморных плит уже укреплена над воротами замка. А надпись на плите гласила: ДОМУ ТВОЕМУ ПОДОБАЕТЪ СВЯТЫНЯ ГОСПОДНЯ ВЪ ДОЛГОТУ ДНЕЙ».

– Вот, именно это! – воскликнул император. – Батюшку моего убили за несколько недель до сорокасемилетия! И это мой грех! Я не имею права быть не только царём Государства Российского, а и вообще человеком! Только покаяние может исправить равновесие природных сил. Но дальше где-то есть о цесаревиче. Найди!

– Не извольте сомневаться, – всё записано, – Фёдор Кузьмич перевернул несколько листов и прочёл ещё одну молитву блаженной Ксении:

«Боже! Даруй царю Твой суд и сыну царя Твою правду. Во дни его процветёт праведник, и будет обилие мира по свержении врагов его, доколе не перестанет луна. Но не предстанет он перед Тобой государем, а схимником…».

– Это явно не про батюшку моего предсказано, – уверенно произнёс император. – Войн в его царствование не происходило, а то, что он стал гроссмейстером масонского ордена, лишь помогло определить каких царедворцев гнать надо не только из дворца, а вообще за пределы России.

– Это и вам помогло избавиться от масонства, ваше величество, – подсказал камергер.

– Так да не так, – отмахнулся Александр. – От этого гнилья так скоро не избавишься. Среди дворян не особо почитают евреев, однако с лёгкой руки графа Голицына все стремятся записаться в масонскую ложу, будто еврейская лавочка и масонская ложа – это совсем разные вещи. Благо, я приказал выпустить манифест о запрете тайных обществ. Вот и будет брату моему попечение за державу Российскую.

– Константину?

– Нет, Фёдор Кузьмич, в этот раз ты ничего не угадал, – обрадовался император и как ребёнок захлопал в ладоши. – Константин – слишком добрый и капризный. Настоящему Государю не след быть снисходительным к пожирателям земли русской. Я как мог, управлялся с ними, но и моих стараний недостаточно. Если бы батюшка был жив, он Россию давно очистил бы… Я много неправого сделал, когда в первом же месяце моего царствования отменил все батюшкины вердикты и законные непослушания праву Государства Российского. Ну, да ладно. Ты утром оповести моих братьев, что сегодня мы идём на литургию в Лавру Александра Благоверного. Им надлежит быть со мною, дабы принять благословление от митрополита Серафима. А теперь я почивать желаю…

Камергер принялся готовить Александра ко сну, а тот ни словом больше не обмолвился. Лишь, ложась в постель, наказал Фёдору Кузьмичу, прочитать вечернее правило. Это разрешалось делать только самым близким членам царского семейства, но бывший казак Овчаров уже давно себя чувствовал частью семьи российского императора. Возведённый в чин камергера, в который мог быть зачислен только дворянин высокого звания или же войсковой генерал, Фёдор Кузьмич всю свою жизнь посвятил Государю царства Российского.

Он отправился в царскую часовню, находящуюся на этом же этаже и принялся совершать вечернюю молитву по старообрядческому канону. Фёдор Кузьмич в отличие от Александра никогда не кидался к различным проповедникам божьим, какими бы они модными ни были.

Казачку Феде Овчарову отец с матерью с ранних лет доходчиво объяснили, от чего в 1666 году на Московском Соборе патриарх Никон узаконил «щепотную» религию, но не получилось у нелюдя-патриарха обесчещивание земли русской. Царь Алексей Михайлович сослал-таки властолюбивого упыря дожидаться своего конца в Белозёрский монастырь.

Но крови никонианами было пролито столько, что старообрядчество до сих пор находилось как бы в забвении, хотя все прорицатели, юродивые и отшельники сохранили строгий православный обряд поклонения Богу, который привёз на Русь сам Андрей Первозванный – один из наиболее близких ко Христу апостолов.

Фёдор Кузьмич не раз пытался объяснить Александру суть православия: дескать никониане всегда Крестный ход совершают против часовой стрелки, против движения Солнца, а, значит, против Природы и Бога, тогда как старообрядцы держатся первых заповедей и Крестный ход идёт по Солнцу, то бишь посолонь. Казалось бы, малая толика распознавания патриарших ошибок, но именно это показывает, кому человек молится.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что вся православная Россия с середины семнадцатого века поклоняется рогатому? – усмехнулся император. – Тогда наша держава давно погибла бы. Важно не то, в какой храм ты пришёл, а зачем? Если ты пришёл к Богу с чистыми помыслами и чувством раскаяния, то в каком бы храме не молился, Бог услышит тебя, ибо если человек – праведник, то и молитва его становится праведной, на какой бы литургии они не была провозглашена.

Фёдор Кузьмич придерживался своего мнения, однако спорить с Государем не стал. Да и никакой истины в спорах не достигнешь.

Во время молитвы в часовню заглянули два чернеца и епископ Фотий – настала пора совершать утреннюю молитву. Так вечернее правило у Фёдора Кузьмича плавно перетекло в утреннее, но он не стал сетовать. Может быть, Господь действительно управляет поступками Государя?

Несмотря на конец лета, рассвет наступил рано, и выглянувшее из-за горизонта светило бросило несколько весёлых лучиков на разноцветные оконные стёкла. Утреннее правило закончилось. Камергер послал нарочных к великим князьям Константину и Николаю, чтобы они не опоздали на литургию в Александро-Невскую Лавру. Благо, что Константин недавно прибыл из любезной ему Варшавы и собирался какое-то время задержаться в Петербурге.

К моменту богослужения царская семья была почти вся в сборе. Не хватало лишь супруги императора Елизаветы Алексеевны. Собственно, царицей эту даму никто никогда не называл. Царицей звали мать Александра Марию Фёдоровну, которая до сих пор помогала сыну иной раз необходимыми женскими советами, а иной раз настаивала на вынесении некоторых политических вопросов в Сенат или даже в Государственный совет.

Царица Мария Фёдоровна некоторое время холодно относилась к своему сыну, который добился власти только через гибель отца. Но видя, как тот часто посещает церкви, где кается священнослужителям, ибо чувствует за собой косвенную вину в смерти отца, Мария Фёдоровна сменила гнев на милость и многое прощала сыну. Не обращала внимание даже на тот факт, что император часто позволял себе посещать храмы не православных конфессий. Она поняла, что её сын воспринимает Бога – как Единого Творца и для императора не имело значения, где молиться. Тем не менее, на Двунадесятые праздники и на Пасхалию царь неизменно бывал в Лавре Александра Невского.

На этот раз праздника никакого не предвиделось, хотя через несколько дней должен был наступить Индикт. [19]19
  Индикт – праздник церковного Новолетия, установлен св. Отцами I Вселенского Собора.


[Закрыть]Митрополит Серафим вёл литургию как обычно, но по исполнению Евхаристии призвал братьев императора к амвону, где перед ними на аналое лежало Евангелие и оба великих князя, положив правую руку на Священную книгу, обещали исполнить завет, данный императором Александром I.

Так был закреплён духовный союз претендентов на престол. Именно об этом до сих пор беспокоился Государь. Мария Фёдоровна тоже разделяла мнение царствующего сына, что наследником Царского Престола должен был стать не добрый и, по-сути, бесхарактерный Константин, а его жёсткий и принципиальный брат Николай.

После литургии митрополит Серафим пригласил царское семейство в трапезную залу, дабы откушать и отметить закреплённый союз. Александр, улучив минутку, отвёл владыку Серафима в сторону и шепнул:

– Ваше святейшество, извольте на Индикт устроить мне панихиду с первыми петухами. Только не надо светло-торжественного облачения.

– Господь с вами, Ваше Величество, – принялся креститься митрополит. – Что вы такое говорите?! По живому царю – отпевание?!

– Je vous le dis tout cru. [20]20
  Je vous le dis tout cru (франц.) – говорю прямо.


[Закрыть]Я по отъезде куда-либо, обыкновенно приношу молитву в Казанском соборе, но настоящее моё путешествие не похоже на прежние, – возразил император. – Ведь так? Теперь же я отъезжаю в Таганрог. За мной также поедет императрица Елизавета Алексеевна. Но это будет не простая поездка. Я это чувствую. Поэтому велю исполнить, как я просил. К тому же здесь почивают мои малолетние дочери. Да будет мой путь под кровом этих ангелов. И на прощанье хочу перемолвиться со старцем Алексием. Надеюсь, он не ушёл в затвор?

– Никак нет, Ваше Величество, – склонился перед ним митрополит. – Давеча схимник Алексий сам вас поминал.

– Вот и ладно, – удовлетворённо кивнул государь. – Значит, произойдёт то, что я чувствую и жду с нетерпением…

Несколько дней, по виду таких же размеренных и чинных, как остальные дни надвигающейся осени прокатились быстро. Только митрополит Серафим не находил себе покоя. Шутка ли! Ему предстоит по живому царю совершать отпевание! Что это вздумалось императору прощаться с миром, хотя едет только в Таганрог, а не на поле битвы.

Тем не менее, просьба императора была в точности выполнена, и в четыре часа утра настоятель Лавры Александра Невского митрополит Серафим готов был исполнить обряд отпевания. Правда, настоятель изволил ослушаться Государя и облачился в саккос рытого малинового бархата по золотому грунту. Два архимандрита и братия тоже почли должным облачиться не на простой чин отпевания. Царь не заставил себя ждать и прибыл почти в точности к четырём утра с четвертью. Только он вошёл в помещение собора, служба началась. Император сначала стоял в левом церковном приделе возле раки с мощами Благоверного Князя Александра, но затем подошёл к митрополиту и встал на колени. А когда тот принялся читать большую Ектенью, за которой должно было начаться чтение Евангелия, то царь попросил держать Евангелие у него над головой. Настоятель Серафим так и сделал, но заметил, что по лицу Александра катились крупные слёзы. Сам император не скрывал этого и не пытался промокнуть лицо платочком.

Митрополит не стал прерывать службы, да и незачем было: ведь слёзы человеку приносят радость и очищают его грешную душу. Видимо, недаром император попросил об отпевании – он что-то чувствовал, только не мог выразить этого в словах, да и не пробовал. Иногда и слова бывают не нужны.

Настоятель Лавры благословил раба Божьего Александра и пожелал помощи в делах грядущих, дабы отвратить императора от смертных дум. Тот встал с колен и выразил желание повидаться со схимником Алексием. Келейник отца Алексия провёл императора в спальный корпус Лавры, остановился у одной из дверей и постучал в неё со словами:

– Господи, Иисусе Христе, Боже наш, молитвами Отец наших и всех святых да будет воля твоя…

Из-за двери после непродолжительного молчания послышался голос старца:

– Аминь!

– Входите, Ваше Величество, – поклонился келейник императору. – Старец Алексий ждёт вас.

Дверь перед государём открылась, и он увидел в полутёмной тесной монашеской келье самого старца, который все свои дни проводил в молитве и редко с кем соглашался разговаривать. Стены кельи наполовину были обиты чёрным сукном. У северной стены были низкие нары, на которых стоял пустой гроб. У восточной стояло большое деревянное распятие и возле Креста Господня виднелись нарисованные на холсте предстоящие Дева Мария, евангелист Иоанн и Мария Магдалина. Император перекрестился и отвесил земной поклон Кресту Господню.

– Входи, Александр, я давно ждал тебя, – старец обернулся к императору и показал ему рукой на деревянные нары, единственное место в келье, где можно было сесть, но на которых стоял свежесколоченный некрашеный гроб. – Я раньше ждал тебя, после того, как ты ездил к Серафиму в Дивееву пустынь, но человек предполагает, а Бог – располагает. Видать, тебе не с руки было. А просто так к молитвенникам приходить не след.