Текст книги "Кукла"
Автор книги: Александр Варго
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Алпександр Варго
Кукла
Часть 1
Гюльчатай, открой личико!
Петруха. «Белое солнце пустыни»
Грузный, широкоплечий мужчина неторопливо вылез из-за стола и поймал вопросительный взгляд дочери. Она явно беспокоилась, гадая, понравилась ли ему приготовленная ею стряпня.
– Обед был вкусный, – похвалил мужчина, и дочь робко улыбнулась. Несмотря на то что лицо ее было плотно замотано черным платком, он видел, что она улыбнулась. За то время, пока она носила платок, он быстро научился определять настроение Инги по глазам. Иначе и быть не могло, справедливо полагал он, ведь она его дочь.
– Схожу за водой, – сказал он, и Инга согласно кивнула, давая понять, что это было бы в самый раз. Однако в какой-то момент ее некогда гладкий и нежный лоб, теперь испещренный бугристыми пятнами, прорезала тревожная морщинка.
Он взял ведра и вышел из дома, с грустью думая про себя, что влачить такое существование он больше не в силах. И ладно он, ему все равно ничего не светит. Ингу жаль, жаль до того, что иногда хочется выть от бессилия и вцепиться кому-нибудь в глотку, чтобы выпустить из себя накопившуюся боль и горечь. Но и выхода из сложившейся ситуации он не видел. Ладно, пытался он успокоить себя, по крайней мере все невзгоды уже позади, и он обязательно что-нибудь придумает.
Неслышно ступая задубевшими ступнями по земле (ни он, ни Инга не носили обуви – в лесу в ней не было необходимости, а зимой им хватало одной пары старых валенок), мужчина направился к ручью. Невзирая на внешнюю неуклюжесть и кряжистость, двигался он достаточно проворно и легко. Солнечные лучи еще пробивались сквозь кроны могучих деревьев, но вокруг уже сгущалась духота, воздух становился терпким и сухим, как вата, и мужчина знал, что скоро начнется дождь. Нужно будет сказать Инге, чтобы убрала белье со двора…
Он взошел на пологий холм, обогнул знакомый громадный валун, покрытый темно-зеленым мхом, на котором что-то старательно выискивала белка, и впереди блеснул ручей. Он был узким, но вполне глубоким, для того чтобы разом набрать целое ведро. Мужчина встал на колени, решив сначала сполоснуть лицо и выпить воды. Прозрачная и чистая как хрусталь, она была до того холодной, что у него моментально заныли зубы, но в этом было что-то приятное. Ощущение свободы, что ли. Пофыркивая и крякая, он умыл лицо, после чего опустил руки в воду, зачерпнул воды и замер.
Медведь. Громадный, старый монстр с грязной клочковатой шерстью, он неподвижно застыл по другую сторону ручья, пытливо наблюдая за мужчиной своими крохотными злобными глазками. Мужчина узнал его. Старый знакомый. Год назад или чуть больше он чуть не убил зверя, всадив в него два заряда картечи, а тому хоть бы хны. Тогда с ним было две собаки, и, пока ослепленный болью и яростью медведь рвал на куски самоотверженно бросившихся на него псов, он ушел, проклиная себя за промах.
Теперь медведь вернулся, и мужчине казалось, что он видит на морде пожилого, но все еще очень опасного зверя зловещую ухмылку.
«Я все помню, Человек, – говорили его поблескивающие глаза. – И, будь покоен, ты вспомнишь каждый свой выстрел, сделанный тобой год назад…»
Мужчина даже не пытался бежать – несмотря на солидный возраст медведя, он знал, что животное догонит его в два счета и убьет, прежде чем тот успеет крикнуть. Но он также знал, что медведи пасуют перед теми, кто выше их. Конечно, можно было бы попробовать вытянуться во весь рост, подняв над головой ведро, хотя где-то в глубине души он слабо верил в это, – медведь был опытным бойцом, да и выглядел так, будто видел насквозь его, Человека, в том числе и хаотично снующие мысли в его черепе, и номер с ведром тут явно не пройдет. Впрочем, другого выбора не было, решать нужно было немедленно, так как медведь начал движение. Из глотки послышалось утробное ворчание, звук был словно из преисподней. Мужчина стал медленно подниматься на ноги. Медведь неторопливо ступил в ручей, начинающая облезать шерсть моментально потемнела от воды, глаза зверя неотрывно сверлили мужчину. И в тот момент, когда мужчина уже мысленно прощался с жизнью, медведь внезапно застыл как вкопанный. Фыркнул, недоуменно повертел огромной как котел головой, будто пытался согнать с себя насекомых. Страх мужчины сменился удивлением. Между тем животное проворно выбралось назад, энергично встряхнулось и, бросив встревоженный взгляд в сторону ручья, поспешно засеменило прочь. Из груди мужчины вырвался вздох облегчения. Он не мог поверить своим глазам, пытаясь понять, что же могло напугать зверя.
«Набирай воды и иди домой, – приказал он себе. – Какая разница, что его вспугнуло…»
И все равно какое-то время он не сводил глаз с кустов, где скрылся медведь, пока окончательно не убедился, что опасность миновала. Он наполнил одно ведро, за ним второе, пока вдруг не понял, что что-то вокруг изменилось. Ослепляющая тишина. Все вдруг замерло, птицы перестали щебетать, на ветвях ни единый листик не дрожал, казалось, даже ручей перестал журчать. Холодный пот неожиданно пробрал мужчину. Он посмотрел на ручей. Внимание его привлек странный предмет, плывший вниз по течению прямо посередине. Издалека его можно было принять за корягу, но отчего-то мужчине подумалось, что никакая это не коряга. Через мгновенье, когда предмет был уже совсем рядом, он вдруг отшатнулся, словно увидел перед собой ядовитую змею. Не удержавшись, он приземлился на ягодицы, босые ноги заскользили по влажной земле, локтем он сбил одно ведро, оно свалилось прямо в ручей. Предмет медленно плыл по течению и неожиданно остановился напротив ошеломленного мужчины, как если бы наткнулся на невидимую преграду. Ручей нес мелкие листья, а предмет, вопреки всем законам физики, продолжал оставаться на одном месте, как гротескный кораблик, бросивший якорь.
Мужчина закричал. Теперь он узнал предмет. Теперь он понял, чего так испугался старый медведь.
И когда Она вдруг плавно повернулась по часовой стрелке, описав полный круг, и стала медленно подниматься, он закричал еще громче. Капли воды как слезы срывались с Нее, сверкая бриллиантами в полуденном солнце, и падали обратно в ручей, который как ни в чем не бывало продолжал нести воды, как и нес не один десяток лет, будто бы и не подозревая, какую страшную вещь он принес на этот раз.
Ему показалось, что он сидит на берегу миллион лет, хотя на самом деле прошло не больше минуты. В ушах звенело, в глотке стало сухо как в пустыне, глаза, не мигая, смотрели на предмет, который как ни в чем не бывало, плавно покачивался в ручье. Травинки и мелкие веточки, которые плыли по течению, торопливо и будто даже испуганно огибали странный предмет, а он все смотрел и смотрел. Он не заметил потерю одного ведра, которое тоже медленно уносило течение (ведро? какая ерунда!), пытаясь привести в порядок мысли.
Как это случилось? Неужели опять? Может, это сон, и сейчас он проснется, пусть с диким воплем, скатившись с кровати, но одновременно испытывая ни с чем не сравнимое облегчение, что увиденное им – всего лишь ночной кошмар? Он же прекрасно помнил, что уничтожил эту штуку!
«Инга, – пронзила его мозг мысль. – Все, что угодно, только не Инга».
– Неужели все сначала? – он с трудом разлепил побелевшие губы. – Нет!
Он поднялся на ноги, колени предательски подгибались, будто он прошел не один десяток километров без отдыха.
– НЕТ!!! – хрипло крикнул он, в бессильной ярости сжимая кулаки. Она безмолвно плавала на поверхности, всем своим видом выражая ленивое безразличие. Она будто говорила:
«Мне плевать на твои вопли, глупец. Я ЕСТЬ. Так что тебе придется принять это как факт, как данность. А твои эмоции меня не интересуют».
Едва осознавая что он делает, мужчина вошел в ручей, намочив истрепавшиеся штаны. Все его естество противилось этому, но он не мог ничего с собой поделать – словно загипнотизированный, он протянул дрожащую руку с узловатыми пальцами и осторожно взял Ее в руки. В ту же секунду с ним произошла кардинальная перемена – по всему телу пошло волнующее тепло, сухость в горле куда-то исчезла, улетучился и непереносимый звон в ушах. Он с удивлением смотрел на невзрачный предмет, недоумевая, что же его могло так напугать. Одновременно с этим возобновились все знакомые ему звуки – лес как будто ожил, стряхнув с себя дремоту, и воздух наполнился переливчатым пением птиц, шелестом листвы, ручей успокаивающе журчал, и все было замечательно.
Он повертел предмет в руках, поскреб затылок и вышел на берег. Сердце уже не стучало как попавшийся в капкан зверек, в душе царило спокойствие и умиротворение.
К тому времени, когда он подходил к дому, начался дождь. Инги дома не оказалось, но он не очень удивился – она часто уходила в лес и подолгу бродила в одиночестве.
Предмет, который он держал в руке, был небрежно швырнут в угол. Если бы перед ним было зеркало, то он увидел бы, что в его волосах, не знающих расчески, добавилось седых прядей.
* * *
Инга ушла из дома сразу в тот момент, как ее отец наткнулся на странный предмет в ручье. Она ощутила легкий, но болезненный укольчик где-то под сердцем, и шумно выдохнула. Давно забытое ощущение, о котором остались далекие, покрытые пылью обрывочные воспоминания, в большинстве своем не совсем приятные (некоторые не просто неприятные, а кошмарные), и девушка вздрогнула. Разум отказывался принимать, что то, что БЫЛО, еще живет в ее памяти, но от этого никуда не деться. Память о происшедшем была равносильна старой, подслеповатой рептилии, которая сонно заворочалась где-то глубоко внутри, обнажая стершиеся, но все еще острые зубы. Этот укол разбудил дремлющую тварь, и девушка опрометью выскочила наружу.
Ее не смутили ни надвигающиеся тучи, ни приближающийся вечер, она просто бежала, почти летела, едва касаясь земли своими загорелыми маленькими ступнями. Слезы скапливались в уголках глаз, оставляя блестящие дорожки на висках. Она бежала, даже не зная толком, куда направляется. И это пугало ее. Пугало, потому что она чувствовала, что тело не очень-то и повинуется командам ее мозга.
Кто-то управлял ею.
Через двадцать минут она шла обратно, за ней брели четверо заблудившихся мальчишек, испуганных и продрогших. Инга шла прямо, привыкшие ко всему ноги равнодушно ступали по острым камням и обломкам веток, она шла, чувствуя, что они послушно идут за нею, негромко переговариваясь. Она была нема, но слух у нее был превосходный. Вон тот, крепкий и невысокий с выпирающим животом, предположил, что она беженка из Абхазии. Ему возразил юноша с поврежденной ногой, сказав, что у нее европейский разрез глаз. Она горько усмехнулась про себя. Грузия, Абхазия… какая разница?
Она шла и раздумывала о чувстве, какое испытала, увидев этих молодых людей. Она не помнила, когда в последний раз видела кого-то, кроме своего отца. Зато в памяти крепко отпечаталось, как у нее заколотилось сердце, когда она смотрела на них.
Она шла и чувствовала, что сердцебиение усилилось. Ей стало жарко, дыхание стало учащенным, она с силой сжала свои крошечные, детские кулачки, острые ноготки прорвали кожу, оставив по четыре кровавых полумесяца на каждой ладошке. Низ живота сладко заныл, соски набухли и стали твердыми, как пули. Девушку передернуло – что с ней? Кровь прилила к лицу, она усиленно пыталась отбиться от назойливых, не слишком скромных мыслей, но ответ напрашивался сам собой: она была возбуждена. В самом низу вдруг стало влажно, и с губ девушки сорвался едва слышный стон, больше похожий на мычание какого-то животного.
К счастью, никто из ребят его не слышал. Зато почти все обратили внимание, что походка их проводницы стала плавной и грациозной, она словно не шла, а парила по воздуху, а взгляды, которые она периодически бросала на молодых людей, становились все более странными. С этого момента ее сознание утонуло в темной, вязкой пелене безмолвия.
* * *
Она вынырнула на поверхность реальности, и первое, что ей бросилось в глаза, была кровь на одеяле. За исключением платка, закрывающего ее лицо, она была абсолютно голой (она не сняла его, несмотря на настойчивые уговоры того нескладного высокого парня).
Немного крови было на внутренней стороне бедра. Ее крови. Печать сорвана со священного сосуда, сорвана грубо, неумело, но факт остается фактом – сегодня она лишилась девственности. Похоже, этот юноша с субтильной фигурой даже не осознал, что он наделал.
Вместе с тем приходило протрезвление – медленное, мучительное, выворачивающее наизнанку все внутренности. Ей хотелось кричать. Она была ненавистна сама себе. Инга осознала, что означали те ощущения, когда она убежала в лес, где и нашла этих промокших, насмерть перепуганных мальчишек.
Она вернулась. Она рядом. Инга всегда подозревала, что Она бессмертна. Инга сразу не поверила, когда отец сказал, что с Ней покончено, и скоро у них начнется новая жизнь, только нужно немного прийти в себя.
Похоже, отец знает, что Она здесь. Но неужели Инга настолько провинилась перед Ней, что Она решила таким образом наказать ее, уже всеми проклятую, лишением целомудрия?! Отнять у нее то единственное, что осталось в этой никчемной жизни?
Ладно, это все лирика. Мозг девушки лихорадочно заработал. Теперь нужно найти выход из ситуации, она (точнее, Она через тело Инги) сама дала первый оборот страшному маховику, и теперь от нее зависело, сможет ли она его остановить, пока дело не зашло слишком далеко. На отца она не рассчитывала.
В комнату вошел следующий парень, на лице блуждала плотоядная ухмылка, и Инга замычала от ужаса.
* * *
Мужчина рубил дрова, не переставая ни на секунду. Сердце колотилось так сильно, что вот-вот выскочит через глотку и повиснет на мокрых от крови артериях, на мозолистых, темных ладонях появились трещины, сквозь которые выступил гной, пот заливал окаменевшее лицо, а он все рубил и рубил. Крошечный сарай был уже по колено завален расколотыми дровами, но он как с цепи сорвался. И когда он ставил очередное полено, его взгляд фокусировался не на нем, а на темнеющем в углу предмете. Плохое освещение не позволяло хорошо разглядеть его, но он прекрасно знал, что это такое.
Два глаза-льдинки с бесстрастным любопытством наблюдали, как он, изнемогая от усталости, колол дрова.
Его снова стала одолевать смутная тревога, она укутывала его как густой едкий туман, пробираясь своими холодными пальцами к горлу. Полено вдруг раздвоилось, приняв расплывчатые очертания, и он не сразу понял, что из глаз текут слезы.
– Ты была там! – безмерно уставшим голосом проговорил он, вытирая глаза. Он начал задыхаться, кружилась голова. – Какого черта, я бросил тебя НЕ здесь! Как ты очутилась тут, стерва?!
Глаза-льдинки таинственно блестели в темноте, как два крохотных бриллиантика на дне бархатной коробочки.
Хрясь! Хрясь!
Преданный раб и безмолвный страж, одно целое.
Отлетевшая щепка задела бровь мужчины, оставив узкую царапину.
Очередное полено, пятидесятое, сотое по счету, не важно. Пальцы уже не слушались, топор валился из рук, выгоревшая дырявая рубашка намокла так, что ее впору выжимать, но он продолжал исступленно рубить.
Хрясь!
В доме что-то происходило. Что-то не совсем хорошее, он понимал это. Собственно, он знал, что ЧТО-ТО должно произойти с того момента, как только Инга привела этих молокососов. Он хотел броситься в дом, что-то прочно держало его здесь, в этом тесном сарае, заставляя до изнеможения рубить эти проклятые дрова.
Тихая, ослепляющая ярость медленно поднималась наверх, словно кипящее варево, требуя выхода. Топор мелькал в руках, глаза неотрывно глядели на Нее. Может, еще не все потеряно? Ведь не может быть, чтобы Ее ничего не брало?!
«Может», – прошептал внутренний голос, но он отмахнулся от него, как от зудевшего над ухом комара. Огромным усилием воли он заставил себя шагнуть в сторону. Туда, к мерцающим во мраке глазам-льдинкам. Еще один шаг. Глаза из темноты ухмылялись, предрекая несчастье. Где-то глухо звякнуло, что-то вроде колокольчика.
«Остановись!» – завопил голос в голове, и он заскрежетал зубами – боль в висках была невыносимой. Не обращай внимания, это все ерунда. Как те щепки, которые устилали пол сарая, жалкие и бесполезные. Еще один шаг. Пальцы с такой силой сжали топорище, что стали белыми.
Он занес топор, молясь про себя. Один удар – и все кончено.
Лезвие рассекло спертый воздух, описало кривую дугу, благополучно миновав прислоненный к стене сарая предмет, после чего с хрустом вгрызлось в его левую ступню. Он не кричал. Боли, в общем-то, и не было. А должна быть, ведь он только что топором отсек себе два пальца. Пузырясь, из раны стала выплескиваться кровь, впитываясь в земляной пол.
– Ты довольна? – прошептал сухими губами он. Дыхание с хрипом вырывалось из легких, округлившиеся глаза неотрывно смотрели на отрубленный кусок ступни с двумя пальцами. После ампутации они шевельнулись, словно сожалея, что их разъединяют с телом, пусть не таким новым и сильным, каким хотелось бы, но они принадлежали этому телу, они были его неотъемлемой частью.
– Ну? – прошептал он, подняв глаза. Тихо. Глаза-льдинки потухли, и сейчас он видел только очертания предмета. Будто там ничего и не было, просто какой-то полусгнивший чурбак, от которого исходил тихий тоскливый звон.
– Убей меня, – произнес мужчина с нарастающей ненавистью. – Что же ты медлишь, тварь?!
Наконец пришла боль в ноге, но ослепленный яростью мужчина не обратил на нее внимания.
– Если с Ингой… с Ингой что-то случится, – хрипло сказал он, поднимая топор. С лезвия сорвалась капля крови, оставив на срезе разрубленного полена красную кляксу.
«Уже, старый идиот. Уже случилось, – прошелестел внутренний голос. – Или ты думал, что она с этой четверкой в крестики-нолики играет?»
В сознание прокралась мысль, что медлить нельзя, тем более Она больше не держала его. Мужчина дико закричал и, прихрамывая, заковылял из сарая, оставляя за собой ярко-красные следы.
* * *
Через пятнадцать минут все было кончено. В сыром, темном сарае догорала свеча. Однако когда она окончательно потухла, в темноте холодно замерцали глаза-льдинки. Она все еще была прислонена к стене, но это до поры до времени. Сейчас Она сыта, и пришло время вздремнуть.
Часть 2
…Нам нечего бояться, кроме самого страха.
Ф. Рузвельт
Санкт-Петербург, двенадцатьлет спустя
Несмотря на усталость, Ирина пересилила желание залезть в горячую ванну и принялась разбирать чемоданы. Поездка в Италию была прекрасной, но дома, как она лишний раз убедилась, было лучше. Их дети Олеся с Андреем с восторгом носились по комнатам как угорелые, горланя песенку «Чипа и Дейла», Вадим, как только переступил через порог, сломя голову ринулся к запылившемуся компьютеру, и она поняла, что осталась одна с этими огромными баулами. Она расстегнула «молнию» на самом громадном чемодане и со вздохом начала выгружать вещи. Белье и полотенца она складывала в пластиковый тазик, чтобы потом постирать, косметику и ванные причиндалы Вадима она выложила отдельно. Так, теперь пакеты с игрушками детей.
На пол посыпались солдатики, несколько ярко раскрашенных машинок, набор фломастеров. Из второго пакета она достала игрушки Олеси: несколько кукол, набор мозаики и пенал с цветными карандашами. Одна кукла привлекла внимание женщины, и она взяла ее в руки, озабоченно вертя в руках. Кукла была нелепой, с глупыми выцветшими глазами и грязноватыми волосами, простенькое платьице было словно изжеванным и в каких-то желтых пятнах. Ирина не могла припомнить, чтобы она или Вадим покупали дочери подобную дешевку. Да и никто другой ей не мог подарить такую ужасную неряху, их гости в основном люди состоятельные.
– Андрюша, Олеся! – позвала она детей. Может, Олеся обменялась куклами с кем-то из девочек на пляже?
– Что, мама? – в один голос спросили запыхавшиеся малыши, подбежав к матери. Увидев куклу, Олеся замерла на месте, как испуганный олененок.
– Олеся, откуда у тебя это? – Ирина указала притихшей дочке на куклу. Девочка завороженно глядела на игрушку, затем молча вырвала ее из рук оторопевшей женщины и прижала к себе. От матери не ускользнуло, с каким жадным выражением лица она это проделала.
– Она моя, – сказала Олеся, и в голосе ее прозвучала воинственность, даже злость.
– Да на здоровье, – немного удивленно промолвила Ирина. – Просто я никогда не видела у тебя такой куклы.
– Потому что тебе неинтересно, как мы живем, – выпалила Олеся. – Вот ты ничего и не замечаешь!
Ирина плотно сжала губы, сдерживая себя от того, чтобы не накричать на дочь.
– Ты не права, Олеся, – ровно произнесла она. Помолчав немного и видя, что дочь не настроена продолжать разговор, она сухо сказала:
– Забирайте свои игрушки и отнесите их к себе в комнату.
Однако, к ее изумлению, Олеся, эта улыбчивая и послушная девочка, всегда беспрекословно подчиняющаяся родителям, с демонстративным видом пнула носочком туфельки пенал, после чего развернулась и невозмутимо зашагала к себе в комнату. Блеклую куклу она продолжала прижимать к своей тоненькой груди с каким-то истеричным остервенением.
Ошеломленная Ирина даже не нашлась что сказать. Андрей тем временем добросовестно собрал свои игрушки и неожиданно сказал, не глядя на мать:
– Какая-то она странная, эта кукла, ма. Я даже не помню, где Олеська ее взяла. Мне она не нравится, ма.
«Мне тоже», – хотела сказать женщина, но вовремя спохватилась. Поведение дочери ей не понравилось, но она решила не устраивать показательных сцен воспитания. В конце концов, долгая дорога, перелет – они все устали. Ирина подняла таз с бельем и пошла в ванную.
С этого дня в жизни этой семьи начались большие перемены.
Соединенные Штаты Америки, Калифорния, Лос-Анджелес, 2010 год, сентябрь
Еще стояло раннее утро, но песок уже достаточно прогрелся, чего нельзя было сказать о море. Вернее, океане. Вода в Тихом была еще достаточно прохладной, и Кристине позволялось пока лишь играть у берега и изредка (естественно, под неусыпным контролем родителей) заходить в воду по щиколотку. Но холодная вода – пустяки по сравнению с другим преимуществом – пляж был практически пуст, не считая пары серфингистов, которые с фанатичным упорством пытались оседлать очередную волну. Впрочем, очень скоро на океане воцарился полный штиль, и раздосадованные парни ушли, волоча за собой свои размалеванные яркими цветами доски.
Женя открыла бутылку с минеральной водой, сделала глоточек и протянула ее блаженно растянувшемуся на песке мужчине. Тот приоткрыл глаза и лениво покачал головой.
– Искупаемся? – предложила женщина, поднимаясь на ноги.
– Позже, – ответил мужчина, с нескрываемым удовольствием разглядывая супругу.
– Смотри за Кристи, – бросила напоследок женщина и пошла к воде. Он откровенно любовался ее точеной фигуркой. Прямые плечи, ровная спина, крепкие стройные ноги, восхитительный изгиб бедер заставляли мужчин оборачиваться ей вслед, и все в ней дышало такой яростной, всепоглощающей свежестью и молодостью, что он желал ее почти все время.
Видя, что мама заходит в воду, Кристина умильно захлопала ресницами и зашлепала вслед.
– Кристи! – строго крикнул мужчина. Девочка обернулась.
– Иди сюда, – позвал он. – Мама сейчас вернется, не ходи за ней.
Кристина обиженно вывернула нижнюю губу, что являлось ее козырной фишкой – он просто млел от этого. Тем не менее она зашагала к отцу, круглое личико было недовольным.
– На, смотри, что у меня есть для тебя.
С этими словами мужчина открыл небольшой переносной холодильник и выудил оттуда мороженое. Глаза девочки радостно вспыхнули, она потянулась к мороженому ручонками.
– Только не ешь большими кусками, – наставлял отец. – Что нужно сказать? А, Кристи?
– Пасибо, – быстро проговорила Кристина и, получив вожделенный рожок, тут же перемазала всю мордашку.
Он улыбался, глядя на дочь. Всего пять годков, но они с женой общаются с ней на равных. Хотя, может, это просто обычное родительское чувство – любой ребенок для своих родителей и самый смышленый, и самый умный, и самый талантливый…
Когда вернулась Женя, мороженое было уничтожено, и о его существовании напоминали лишь подсыхающие потеки на пухлых щечках Кристины. Собственно, рукам тоже досталось, и девочка старательно облизывала каждый пальчик.
– Когда у тебя еще будет выходной? – спросила Женя, выжимая волосы.
– Не знаю, – рассеянно ответил мужчина, разрыхляя руками теплый песок. – У нас все меняется в секунды. То срочное совещание, то еще какой-нибудь форс-мажор. И никто не гарантирует, что сейчас я кому-то срочно не понадоблюсь.
– Но ты же, надеюсь, не взял с собой телефон? – с надеждой спросила Женя и, поймав извиняющийся взгляд мужа, надула губки, ну точь-в-точь Кристина!
– Я когда-нибудь выкину эту проклятую трубку, – проворчала она. – Ни секунды покоя. Чувствую себя как на бочке с порохом, пока телефон при тебе.
– Ну ладно тебе. Иди сюда, Бука-Бяка.
– Мама Бяка, – подтвердила Кристина, с интересом следившая за разговором. – Бука-Пука.
– Вот-вот, сейчас научишь ребенка… Это наш папа Пука, – сказала Женя, присаживаясь рядом с мужем.
Внезапно из сложенных брюк донеслось слабое попискивание, которое постепенно становилось громче. Мужчина потянулся за телефоном, стараясь не смотреть в окаменевшее лицо супруги.
«Если бы все зависело от меня», – говорили его глаза. Он прислонил к уху телефон.
– Руслан Александрович? – послышался в трубке мужской голос.
– Я слушаю.
– Это Стив, менеджер.
– Да, я само внимание, Стив, – вздохнув, произнес мужчина. Пока он говорил, губы Жени становились все плотнее.
– Хорошо, – после некоторой паузы сказал Руслан. – О’кей, я буду через час.
– Только не говори мне, что ты действительно собираешься ехать на работу, – голос жены был приторно-сладким, что никак не вязалось с ее метавшими молнии глазами. – Черт подери, Руслан…
– Не ругайся при ребенке.
– Плевать! – воскликнула Женя, и Кристина, вопросительно посмотревшая на маму, фыркнула и плюнула, причем большая часть слюны повисла у нее на подбородке.
– Ну вот, видишь, какой ты пример подаешь Кристи, – с сожалением покачал головой Руслан, просовывая ногу в брючину.
– Выдался один выходной, и тот обломали, – продолжала неистовствовать Женя. – Они что там, с ума посходили?! Или они считают, что ты робот с вечной батарейкой?
Руслан сокрушенно кивал головой, всем видом давая понять, что полностью разделяет мнение жены, не переставая, однако, одеваться.
– Когда ты освободишься? – с обреченным видом спросила Женя, хотя давно знала, что на этот вопрос ответа не существовало. Он мог вернуться через час, а мог приехать под утро.
– Я позвоню, – Руслан поцеловал супругу, потрепал по головке Кристину и быстрым пружинистым шагом пошел по пляжу.
Женя вздохнула. Услышав смех дочери, она обернулась. То, что она увидела, навсегда запечатлелось в ее памяти, и на какое-то время она просто лишилась дара речи. Кристи, эта пятилетняя девочка, бросала на песок мячик. Затем она мягко сжимала кулачки, поднимая их на уровне груди, и… мячик послушно катился к ней, словно был привязан невидимой веревкой! Когда мяч оказывался у ног девочки, та заливалась счастливым смехом и бросала его вновь.
– Кристи? – наконец смогла выговорить Женя, и девочка хитро подмигнула матери. Мячик неподвижно лежал возле ее загорелой ножки.
«Неужели я действительно ЭТО видела?» – потрясенно подумала Женя.
Солнце было уже высоко, его жаркие огненные пальцы мягко, но настойчиво поглаживали город, раскаляя асфальт и крыши домов, и Руслан, усевшись в изумрудный «Понтиак», включил кондиционер. Повернул ключ зажигания, двигатель послушно заработал.
В 2002 году его отцу предложили повышение в Министерстве иностранных дел, и они перебрались в Санкт-Петербург. Не прошло и года, как отца неожиданно направили в командировку, в США. Причем вопрос стоял о переезде всей семьи. Руслан, поупрямившись для виду (как же так, ведь до конца института оставалось всего лишь полтора года), согласился. На самом же деле его куда больше расстраивал тот факт, что в России остаются его друзья, а сколько придется жить в гостях у янки, никто не знал, отца об этом в известность не ставили. Надо – значит надо.
В Америке он блестяще закончил престижный университет плюс ко всему получил дополнительное образование в сфере банковской деятельности. Получив диплом, он устроился в небольшую компанию юристом.
Через три года на свет появилась Кристина, пушистый ангел с длинными ресницами и орущий во все горло. Когда встал вопрос о возвращении на историческую родину, Руслан неожиданно заявил, что ему и здесь хорошо. Женя, к тому времени уже получившая американское гражданство, тоже была не против.
Дела у него шли как никогда лучше – его назначили управляющим одного из крупнейших банков, а спустя еще пару лет он занял одну из руководящих должностей в международной ассоциации финансового мониторинга. Они с Женей приобрели чудесный домик в двух шагах от океана, в окружении высоких пальм, и очень любили свое гнездышко. Отец с матерью вышли на пенсию, и теперь уже Руслан позвал их к себе. Пока оформлялись визы и прочие необходимые документы, он приобрел для них уютный домик, который, правда, располагался отнюдь не рядом с их собственным.
Большие расстояния между родными только скрепляют чувства, любил повторять он.
Что касается друзей, то здесь их у Руслана почти не было. Деловые партнеры с дежурными улыбками и постоянным «How are you?»[3]3
Как поживаете? (англ.)
[Закрыть] и ничего более. Но, как ни странно, его это абсолютно устраивало. Престижная, высокооплачиваемая работа, замечательная жена и маленькая Кристина, небесное создание, что еще нужно для того, чтобы, как говорил Абдула в легендарной киноленте «Белое солнце пустыни», встретить старость?
Время шло, и Руслан все реже и реже вспоминал Россию. Правда, поначалу он переписывался с Вадимом, но это продолжалось очень недолго, и Вадим неожиданно замолк, и их общение как-то само увяло. Трям-трям, очень приятно, до свидания, вы очень любезны.
И каково же было удивление Руслана, когда, прибыв в офис, он услышал о конференции, которую планируется проводить в России (и где бы вы думали? В старом милом Санкт-Петербурге!), и он единственный в их компании, кто удостоен такой почести. Руслан, в общем, подозревал, что причина его поездки достаточно прозаична – просто никому из верхушки их команды неохота тащиться в промозглую, равнодушную Россию. Но делать нечего, как говаривал его закадычный друг Клепа, «назвался клизмой – полезай в задницу». Единственный минус – ехать придется одному, в данном случае на его настойчивые просьбы взять с собой семью последовал вежливый, но твердый отказ. Что ж, и это понятно, экономия средств… Билеты в оба конца были уже куплены, вопрос с гостиницей тоже решен, осталось только собрать кое-какие вещи и вперед. Когда подняли тему гостиницы, Руслан вспомнил, что у его родителей осталась неплохая трешка с окнами прямо на Неву, и в настоящее время она сдавалась каким-то дальним родственникам матери за символическую плату. И если бы не эти родственники, он с большим удовольствием пожил бы в старой квартире, так как гостиницы не особенно жаловал.
