Текст книги "Гурман"

Автор книги: Александр Варго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Юноша спокойно кивнул, показывая, что тема закрыта, и произнес:

– Я тебе принес продолжение книги. Вот.

Он вынул из рюкзака ровненькую стопку бумаги и аккуратно положил ее на стол. Катя обхватила голову руками и повернулась к нему. Что-то в нем показалось ей странным, но после дурного сна она туговато соображала.

– Да, и еще. Уверен, твой бывший Отелло больше тебя не побеспокоит, но так, на всякий случай. – Олег вынул из кармана джинсов маленький газовый баллончик. – Вот кнопка. Будь аккуратна в замкнутом пространстве. Можешь сама надышаться, – предупредил он.

Катя взяла баллончик в руки. Он был гладким и прохладным.

– Что у тебя с губой? Это Георгий?..

Олег махнул рукой, мол, пустяк.

– А кстати, ты сам-то где был вчера? – спросила она. – Я тебе весь день звонила.

Усмешка Олега почему-то не понравилась девушке. Было в ней что-то фальшивое. Так люди улыбаются, когда что-то обещают, заранее зная, что не сдержат слова.

– Книгу писал, – ответил он. – Когда я работаю, то для меня ничего и никого не существует. Прости. Зато она тебе понравится, гарантирую.

«Что ты за ерунду цепляешься? – одернула себя Катя. – Фальшивое или нет!.. Ты просто еще от кошмара не отошла, вот тебе и мерещится черт знает что».

Олег закинул рюкзак на плечи.

– Мой пушистый котенок, – ласково сказал он. – Я еще раз прошу тебя быть осторожной. Не забывай, что произошло недавно в этом городе. Этот сбежавший псих до сих пор не пойман. Судя по новостям, ему удалось прорваться через оцепление. При этом погиб один полицейский. Ходят слухи, что у маньяка есть сообщники. Он уже где-то в городе. Хотя… – Он на миг замолчал, увидев, как расширились зрачки Кати. – Может, ему и удалось выбраться из Каменска. Но как бы то ни было, рисковать нельзя. Я прав?

– Прав. Я в душ. Подождешь? Вместе кофе попьем.

– Нет, к сожалению, не сегодня. Меня в издательстве ждут.

Снова эта двусмысленная усмешка!..

– Нужно обсудить кое-какие детали дальнейшего сотрудничества. Я позвоню. Надеюсь, книга тебе понравится! – Молодой человек поцеловал Катю.

Это получилось у него как-то вскользь, напряженно, словно он исполнял не очень приятную, но необходимую процедуру.

После этого Олег повернулся, чтобы уйти, но девушка сказала ему:

– Знаешь, вчера утром ко мне подошла странная женщина. Мне показалось, что она не в себе.

– Что она хотела?

В голосе Олега чувствовалось нетерпение, и Катя это заметила.

– Утверждала, что она моя настоящая мать.

– Ей были нужны деньги? – полюбопытствовал он.

– Говорю же, нет. Она просто сообщила мне.

Олег фыркнул.

– Она не странная, а сумасшедшая. Или у тебя появились сомнения после этого заявления?

– Не знаю, – тихо сказала Катя, с дрожью вспомнив жуткий сон.

– Не забивай себе голову, – посоветовал Олег. – А если увидишь ее снова, звони мне, я разберусь с этим. Всегда носи с собой баллончик.

Катя хотела язвительно заметить, что вчера весь день пыталась безрезультатно дозвониться до него, но промолчала.

Олег ушел, а девушка поплелась в ванну.

День не заладился с самого начала. С утра Мила резала хлеб и глубоко рассекла палец. Потом, выйдя на улицу, она не заметила автомобиль и лишь чудом не попала под колеса. Водитель притормозил в нескольких метрах от перепуганной женщины и обложил ее таким изысканным матом, от которого свернулись бы в трубочку уши у прапорщика, поседевшего на службе. Она покорно выслушала оскорбления и в мыслях помолилась за хама. Самое интересное, что Мила узнала голос мужчины. Это был отец одного из малышей садика, где она трудилась поварихой.

Но главный удар ее ожидал впереди. Не успела Мила переступить порог кухни, как Динара, няня, на одном дыхании выпалила последнюю новость – в самое ближайшее время детей во всех садах начнут кормить готовой продукцией, а поваров за ненадобностью будут сокращать. Мила промолчала, надеясь, что это очередные сплетни, которые так любила мусолить и смаковать Динара. Но из-за этих слов в ее душе поселилось тревожное чувство.

Она переоделась и принялась за дело. Мила готовила овощной суп, с величайшей осторожностью работая ножом. Не хватало еще совсем отхватить себе палец. Порезав картофель и помидоры, она пошарила рукой на полках и достала консервную банку. Некоторое время Мила держала ее у самых глаз, силясь разглядеть надпись, потом встряхнула. Наконец она поставила банку на стол, выдвинула ящик и принялась на ощупь искать консервный нож.

– Эй, ты что? – удивленно спросила Динара, курившая у окна. – Это же персики! Ты в суп, что ли, их запустить хочешь?

Рука Милы застыла на месте.

– Разве это не горошек?

– Горошек я вчера переставила, вон он, на верхней полке. А это персики. – Динара затушила окурок в блюдце с отколотым краем и подошла к Миле. – Ты что, совсем не видишь? – Няня ткнула пальцем в ряд ярко-зеленых баночек.

Мила нерешительно подняла голову и посмотрела, как ей казалось, на банки. Суп уже почти дошел, ей нужно было бросить в него горошек. Она начала нервничать.

– Эй!.. – уже тише позвала Динара и поводила ладонью перед лицом поварихи.

Мила, не моргая, продолжала с жалкой растерянностью смотреть куда-то в стену.

– Да ты ослепла! – ахнула Динара. – А еще притворялась, что видишь.

Эта фраза неожиданно вывела Милу из себя.

– Замолчи! – крикнула она сквозь слезы, развернулась, чтобы достать эти несчастные банки с горошком, и сильно ударилась локтем об кастрюлю.

Алюминиевая пятнадцатилитровая громадина моментально перевернулась, кипящий суп хлынул на пол. Динара взвизгнула, отпрыгнула в сторону, и кухню тут же заполнил горячий пар. Мила неуклюже попятилась, но обжигающие капли все равно попали ей на икры и лодыжки.

– Дай мне тряпку, – сказала она, стискивая зубы.

Няня фыркнула и швырнула швабру ей чуть ли не в лицо.

– Кобыла! – бросила она, схватила сигареты и выскочила из кухни.

Через несколько минут состоялся разговор с Алевтиной Дмитриевной, заведующей детсадом, грузной пятидесятилетней женщиной. Он был предельно коротким.

– Ты, конечно, извини, но работать здесь не будешь. Сегодня ты кастрюлю опрокинула, а завтра с плитой не справишься, газом детей потравишь, а то и весь сад взорвешь. Так вот, Людмила. Давай расстанемся по-хорошему. Уходи по собственному желанию.

– Что же мне делать? – тихо спросила Мила.

Она не стала поправлять заведующую. Та постоянно называла ее Людмилой, особенно когда была недовольна ею, то есть практически постоянно.

– Мне почем знать? Нас и так проверками замучили. Оформляй инвалидность, пускай тебе пенсию платят, – сказала Алевтина Дмитриевна без тени сочувствия в голосе.

Мила чувствовала, как ее горло заполнял шершавый комок, мешающий дыханию. На негнущихся ногах она прошаркала на улицу и опустилась на лавочку. Ее лицо прорезали глубокие морщины, но глаза оставались сухими.

– Все будет хорошо, – произнесла женщина ровным голосом.

С утра Георгия разбудил звонок. Он с трудом отлепил от подушки голову, тяжелую с похмелья. В глаза словно сыпанули толченого стекла, а глотка напоминала раскаленный тоннель с шершавыми стенами, по которому еле-еле двигался поезд – распухший язык.

«Катя?»

Но это была не Катя. Она теперь вообще никогда ему не позвонит, и с этим придется как-то свыкнуться. Звонили из мотосалона, в общем-то, с отличной новостью. «Харлей», которого он ждал так долго, наконец-то пришел. Но эту новость на фоне разрыва отношений с Катей он принял более чем сдержанно, почти равнодушно. «Харлей», ну и ладно, подумаешь.

Сполоснув припухшее лицо ледяной водой и выпив две чашки крепкого чая, он набрал номер Дантиста. Тот сообщил, что в клубе сегодня дежурит Монгол. Гунн связался с ним и предупредил, что заедет за «Газелью», чтобы на ней забрать из салона мотоцикл. Обратно он поехал бы на нем, но эти уроды из салона выкатывали байк из контейнера и нечаянно сломали ручку газа. Менеджер обещал в кратчайшие сроки заменить ее на новую, но Гунн не хотел ждать. Ему поможет Эстет, у которого в гараже не только ручку газа, но и живого крокодила найти можно было.

На все про все ушло несколько часов. Сказать, что байк оказался роскошным, значит не сказать ничего. Зеркальный хром слепил глаза, а утробный рокот двигателя в обычной ситуации заставил бы сердце вице-президента клуба колотиться в разы быстрее, но не сейчас. Гунн безучастно смотрел, как трое работников салона с трудом заталкивали трехсоткило-граммового красавца в «Газель».

Домой ехать не хотелось. Двинуть в «Берлогу»? Тоже неохота, да и рано сейчас. Георгий полез в карман за мобильником, быстро прошелся по списку контактов и принял решение.

Позвонив Монголу и предупредив, что «Газель» пока у него, вице-президент поехал в торговый центр. Там он купил бутылку виски, кое-какой закуски и направился к Слону. Пора вернуть должок.

Слон, он же Василий Матреночкин, проживал в частном доме, стоявшем на окраине Каменска. Его родители, пожилые пенсионеры, при всей своей толерантности и любви к единственному сыну не смогли вынести образ жизни своего чада, в связи с чем были вынуждены разменять квартиру.

Самое забавное, что на деньги, выделенные Слону, он вполне мог бы приобрести себе неплохую двушку в центре города, но толстяк поступил по-своему. Вопреки здравому смыслу он за гроши купил какую-то развалюху на опушке леса, а на весьма солидный остаток заказал себе новый мотоцикл.

Слон работал кладовщиком в салоне автозапчастей, иногда калымил татуировками. Он вряд ли смог бы накопить нужную сумму на любимый байк. Поэтому среди товарищей по клубу его поступок только приветствовался.

Звонка на воротах Слона, сплошь исписанных названиями рок-групп, не имелось, как и каких-либо запирающих устройств. Петли были просто соединены проволокой. Вообще-то, положа руку на сердце, брать из дома у Слона было особенно нечего, не считая дырявых покрышек и сарделек, которыми у толстяка был забит весь холодильник.

Гунн размотал проволоку и вошел во двор. Чисто вымытый, блестящий байк смотрелся в этом сером захолустье как мираж. Так же, наверное, выглядит бриллиантовое колье в грязной луже. Но мотоцикл был настоящим и спокойно стоял под мутными окнами покосившейся избушки. Значит, Слон дома.

Неподалеку от мотоцикла валялась старая, почерневшая от времени чугунная ванна. И где ее только Слон откопал?! Гунн поймал себя на мысли, что она куда больше гармонирует с домом, где обитает Слон, нежели его навороченный байк.

Дорожный капитан открыл ему дверь, и Гунн поначалу потерял дар речи, а потом чуть не расхохотался. Картина – хоть в рамку вставляй. На Слоне, кроме мультяшных трусов с пингвинчиками и старых шлепанцев, ничего не было. В руке он сжимал длинный нож. Пальцы и громадное брюхо, нависающее над трусами, были вымазаны чем-то бледно-красным, к телу липла шелуха от лука. На животе большими буквами было вытатуировано: «Русский кекс». Чуть ниже, сквозь завитушки черных волосков, просматривалась еще одна татуировка – извивающийся бикфордов шнур, который тянулся прямо от пупка.

– Ты кого замочил, Слон? – отсмеявшись, спросил Гунн. – Внутрь-то хоть пустишь, а?

– Я шашлык на запас готовлю, – буркнул тот, пропуская приятеля. – Будто ты забыл. Завтра фест в Шатиловске.

– «Барсы» будут у тебя в долгу, – с серьезным видом сказал Гунн.

Он огляделся и присвистнул. В прошлый раз, когда он был у Слона, тут царил такой бардак, что пройтись по комнатам можно было разве что в рыбацких бахилах. На полу валялось все, что только можно. На стенах с оборванными обоями вперемешку с картинами – Слон иногда рисовал – болтались мотоциклетные цепи и камеры. По углам красовались колеса, а вдоль стен – несметные ряды канистр с маслом, антифризом, краской и бензином.

Спал Слон здесь же. Кроватью ему служила дверь, где-то подобранная им. Вместо ножек он, не особо заморачиваясь, приспособил кирпичи и автомобильные покрышки. Над столь изысканным ложем висел мятый чайник, чтобы всегда можно было утолить жажду, не покидая такую вот постель.

Как можно было татуировать людей в подобных условиях, оставалось загадкой, но клиенты у Слона были. Их большинство составляли спившиеся панки. Чаще всего они расплачивались с громадным байкером жрачкой и выпивкой, которую совместно со Слоном и употребляли.

Теперь все изменилось. Если пол и был не идеально чистым, то на нем по крайней мере ничего не валялось. Все канистры куда-то исчезли, на стенах – свежие обои и флаг «Северных барсов». Вместо двери на кирпичах стоял довольно приличный диван, хоть и не новый, застеленный свежим бельем.

– В сарай перетащил весь хлам, – заметив изумленный взгляд Георгия, пояснил Слон. – Заколебал меня этот коровник. Ты чего приехал-то?

– Проведать старого друга, – ответил Гунн, вытаскивая из пакета виски. – И рассчитаться. Помнишь?

Круглое лицо Слона сделалось по-детски удивленным.

– Прыжок, – коротко сказал Гунн.

Слон кашлянул, потупил взор и возразил:

– Это я тебе должен вискарь ставить. Она же нырнула.

– Давай не будем спорить, – произнес Гунн и поставил бутылку на небольшой столик перед диваном, рядом с ноутбуком.

Он принюхался – из крохотной кухоньки доносились дразнящие запахи жареной рыбы.

– Ты не один? – осведомился Гунн.

– Нет, – смущенно ответил Слон и вдруг покраснел. – Мышонок нам сейчас хавчик сготовит – рыбку с картошкой.

Гунн снова посмотрел на разобранную постель и вдруг увидел потертые маленькие джинсы и голубую футболку, висящие на спинке стула.

Прежде чем он успел поздравить Слона с новой подругой, из кухни выглянула веснушчатая мордочка.

– Привет! Мышонок – это я! Васе нравится меня так называть, а вообще-то я Лиля.

– Привет, – оторопело проговорил Георгий. – Я Гоша… Георгий.

– Обед будет готов через двадцать минут, Георгий. Пока можешь вымыть руки, – проворковала она.

Гунн перевел взгляд на Слона и вполголоса спросил:

– Ты где ее нашел?

– Я давно ее знал, еще со школы, – ответил Слон. – Просто раньше времени трепаться не хотел.

– Может, я не вовремя?

– Нет, ты что?! – возмутился Слон. – Гунн, для тебя двери моего дома всегда открыты!

– Ладно. Мне, кстати, байк пришел. Я сегодня его забрал.

– Поздравляю!

– Ты так и будешь стоять с тесаком? – осведомился Георгий.

Василий взглянул на нож в руке и спохватился:

– Ладно, я скоро.

Направляясь к туалету, Гунн обратил внимание на детский трехколесный мотоцикл. Он стоял у входа в подсобку, куда Слон перетащил все свои канистры с железками. А это еще для кого?!

Он зашел в совмещенный санузел, намыливал руки и чувствовал, как им овладевает безысходная тоска. Даже Слон при всей его брутальности девчонку себе нашел.

Гоша жутко скучал по Кате.

«Напьюсь сегодня, – решил он. – В конце концов, надо же байк обмыть».

Мышонок оказалась очень деловой и практичной девушкой. Она быстро собрала на стол, между делом ненавязчиво раздавая указания Слону. Что самое поразительное, пузатый гигант беспрекословно слушался этой рыжеволосой крохи. После этого она, совершенно не стесняясь Гунна, скинула халатик и принялась не спеша одеваться. Георгию стоило неимоверных усилий не смотреть на ее красивые грудки-мячики с кофейными сосками. Затем Мышонок навела макияж, заказала по телефону такси и закурила.

– Мальчики, ведите себя хорошо, – сказала она, разгоняя дым рукой. – Слоник, не забудь вымыть посуду. На ночь почисти зубы. Если я освобожусь пораньше, приеду. Правда, возможен форс-мажор.

– Может, компанию нам ненадолго составишь? – предложил Гунн.

Лиля соблазнительно улыбнулась накрашенным ротиком.

– Сожалею, но у меня сегодня два вип-клиента. Эти индюки назначили встречу вечером. Если сегодня не приеду, увидимся завтра на слете.

Через несколько минут за окном посигналила машина. Мышонок сделала последнюю затяжку, затушила сигарету, поцеловала Слона и пожала руку Гунну.

– Чао, малыши. Спасибо за подарок, Васюня.

Прихватив плюшевого слоненка, которого, судя по всему, презентовал ей Слон, она упорхнула, легко и непринужденно, словно бабочка, унося с собой приятный аромат духов. Гунн проводил ее взглядом, в десятый раз задаваясь вопросом, что могла найти такая девчонка в Слоне.

– Хороша! – похвалил он, накладывая в тарелку овощной салат.

– Не жалуюсь, – скромно ответил Слон.

– Где она работает?

– В турфирме. – Слон начал откупоривать виски. – У меня, кстати, еще два литра самогона. Эстет вчера приволок, змей.

– Это кощунство, начинать с него, а заканчивать виски, – возразил Гунн. – Я видел возле сортира детский трайк. Это ты кому приготовил?

– У Мышонка сестра маленькая, у нее днюха скоро, – объяснил, слегка краснея, Слон. – Решили скинуться. Прикольная штука, аккумулятор мощный, фары – все как положено. Гоняет будь здоров.

Гость вдруг вспомнил про ванну во дворе Слона, и его стал распирать смех.

– Слушай, ты это, случаем… не к соревнованиям готовишься? Гляжу, и аппарат приготовил во дворе. Только не разгоняйся сильно, а то искать тебя нужно будет где-нибудь в Австралии, в огромной воронке.

– Я новую ванну поставил. А это старое корыто на днях вывезу. – Слон нахохлился, и Гунн прекратил веселиться.

– Не кривись, братуха. – Он хлопнул друга по плечу. – Я ведь не со зла, поверь. На душе тошно, мозги не успевают фильтровать базар.

– Знаешь, Гунн, а ведь для меня это реально больная тема, – глядя куда-то в сторону, сказал толстяк. – Я ведь только после того, как с Мышонком сошелся, на себя со стороны взглянул.

– И как? – Гунн наплескал виски в стаканы.

Слон повернул к нему серьезное лицо и сказал без тени улыбки:

– Я чуть не проблевался. Чучело ходячее. Пугало огородное, бочка с салом.

Гунн замер с поднятым стаканом. Слон менялся буквально на глазах. Неужели на него так подействовала эта рыжая девчушка?

– Решил сменить имидж? – поинтересовался он. – Спортом заняться?

– Почему бы и нет. Смотри!

Слон чуть расставил ноги, позволяя гигантскому животу опуститься на диван, и положил листок салата на самый верх пуза. Тот не соскользнул и не упал. Слон наклонился и ловко ухватил его одними губами.

– Видишь? Я могу жрать со своего брюха без рук, – сказал он, но это не походило на хвастовство.

В его голосе была мрачная констатация факта, убийственная, холодная, похожая на приговор.

– Я не хочу жиреть еще больше. Что я сделал в этой жизни? Чего добился? Жрал и бухал в «Берлоге»? Щупал телок за сиськи на фестах? Брюхом тряс возле сцены?

– Да ты прозрел! Это хорошо. Перемены всегда к лучшему. Теперь о спорте. Можешь обижаться, но бобслей тебе точно не подойдет, – сказал Гунн, и приятели расхохотались.

Вечерело.

Байкеры болтали, обменивались шуточками, пили, закусывали, следили за тем, что происходило на экране телевизора.

– Давай выпьем, и я тебе кое-что скажу, – сказал Слон.

Гунн опрокинул стакан. Виски хлынуло в желудок, обжигая горло.

– Если я уйду из клуба, ты меня не пошлешь?.. – помолчав, спросил Слон.

Георгия словно плеткой хлестнули. Он поставил стакан на стол и в упор посмотрел на Слона. Не шутит ли тот?

– Мышонок осенью едет в Москву. У нее там подруга. Она поможет ей свою контору по туризму открыть.

– А ты-то здесь при чем? – не выдержал Гунн.

«На кой хрен ты ей сдался?!» – хотел он прокричать и сдержался лишь в самый последний момент.

– Она меня с собой зовет.

– Ты будешь в турагентстве работать? – спросил Гунн, и ему снова стало смешно.

Он представил себе Слона в офисе. Тот развалился в кресле. На нем жилетка на голое тело. Он выставил свое громадное брюхо, уплетает шоколадку и расписывает при этом клиенту все прелести отдыха в той или иной стране.

– Я через Интернет место себе нашел в тату-салоне. Они мои работы видели, – взволнованно сказал Слон, словно защищаясь. – Все же лучше, чем на складе грузчиком или обдолбанных придурков татуировать!

– Что ж, – медленно произнес Георгий. – Ты хочешь начать новую жизнь. Это твое право. Но клуб – не кружок по вышиванию, Слон. Если ты уйдешь, то обратной дороги уже не будет.

– Ты считаешь, я не думал об этом? – Слон сверкнул глазами. – Даже не представляешь, чего мне стоило это решение!

– Слон!..

– Я три дня не спал, даже жрать не мог! – перебил Гунна толстяк. – И не называй меня больше этим дурацким погонялом. У меня есть имя!

Гунн поднял стакан и посмотрел сквозь него на Слона. Он чувствовал себя окончательно разбитым.

– Ладно, Вася. Давай хоть за мой новый тарантас, что ли, накатим.

– Это дело, – оживился Слон. – Уж что-что, а байки для меня святое. После вкусной жрачки, конечно, – поправился он, когда они выпили. – Покажешь хоть?

Приятели захватили с собой фонарь и вышли наружу. Сгущались сумерки, от леса веяло прохладой.

– Ты только на него не садись, ладно? Без обид, – предупредил Гунн.

– Не буду, – пообещал Слон.

Гунн распахнул тент «Газели», взял у друга фонарь и направил луч на мотоцикл. Слон с большим трудом взобрался в автомобиль, и «Газель» тут же просела под весом колосса.

– Охренительная машина! – с благоговейным трепетом выдохнул он, дотрагиваясь до гладкой поверхности бака.

Обсудив достоинства мотоцикла, они направились к дому, и вдруг Гунн застыл, глядя куда-то в сторону.

– Ты чего?

– Мне показалось, будто кто-то спрятался за забор, – сказал Георгий.

– Не может быть. Тут никого нет на ближайшие три километра. Ты просто вискарика перебрал.

Георгий молча обошел дом. Он никогда не жаловался на зрение и не мог ошибиться. Рядом кто-то был. Именно человек, а не бродячая кошка.

– Гунн, заползай в хаус, – позвал его Слон. – Если что, у меня винтарь есть. Кто сунется – башку снесу.

– Мне это не нравится, – пробормотал Гунн.

Он чувствовал, что уже порядочно напился. Садиться за руль в таком состоянии было просто сумасшествием.

– Слушай, мне обратно уже не резон ехать. Я у тебя заночую? – спросил он, когда они вновь уселись перед телевизором.

– Не вопрос.

Слон отнес на кухню грязные тарелки и вернулся с пакетом сушек.

Он с хрустом разгрызал их одну за другой и вдруг сказал:

– Гунн, я все же хотел извиниться перед тобой. За Катьку. Я наш спор имею в виду. Честно, прости. Это был самый отстойный и тупейший прикол.

– Я и сам хорош. – Георгий вздохнул и добавил: – Лошадь сдохла.

– Какая лошадь? – не понял толстяк.

Он стряхнул крошки с бороды и пялился осовелыми глазами в экран, где начали передавать биатлон.

– Неважно, Вася. То есть Слон. Тьфу, Вася!..

Слон хихикнул, а Гунн сонно взглянул в окно.

– Можешь надо мной ржать, но я задницей чувствую, что за нами все время кто-то наблюдает, – сказал он, но Слон не слышал его.

Позвонила Мышонок, сообщила, что не приедет, и Слон немного расстроился. Когда виски и сушки закончились, он, пошатываясь, побрел на кухню за коматозным солнышком.

Гунн взял пульт, стал мотать каналы и остановился на очередном выпуске новостей. Худенькая ведущая напомнила зрителям, что маньяк, сбежавший несколько дней назад, до сих на свободе. Она сказала, что губернатор настоятельно призывает не выходить на улицу без особой надобности, сообщать обо всех подозрительных личностях.

– Что, опять про психопата показывают? – спросил Слон и плюхнулся на диван, издавший возмущенный скрип под необъятной тушей.

Он поставил на стол ледяной графин с мутно-оранжевым самогоном.

– Вот ведь урод-то! – сквозь зубы проговорил Гунн, глядя на экран, где в тысячный раз демонстрировалась фотография Живодера.

– Ты еще всего не знаешь, – сказал Слон, икнув. – У меня знакомый на складе. Его брательник в ментовке работает. Он рассказал, что этот Малышев не просто замочил всех у егеря в избушке. Он головы поотрубал к чертовой матери. Мажора одного парализованного заставил крючки проглотить и таким макаром наружу кишки тащил на инвалидной коляске.

– Скорее бы его пристрелили, – сказал Гунн. – Как собаку бешеную.

– Как собаку, – машинально повторил Слон. – Ты что с тем парнем-то делать будешь?

По интонации, с которой была произнесена эта фраза, Георгий сразу понял, что дорожный капитан подразумевает Олега Пылаева.

– Не знаю, – признался он. – Дантист против, чтобы мы его прессовали.

– Мне не понравилась его рожа. В самый последний момент, когда он ствол достал, – выдержав паузу, проговорил Слон. – Такой будет мстить. Я у него это в глазах прочитал.

– Я что-то совсем не узнаю нашего храбреца. – Гунн выдавил из себя усмешку. – Ты что, испугался?

За дверью послышался шорох, и они одновременно повернули головы.

– Слон, где у тебя ружье? – спросил Гунн. – Похоже, твой дом окружают монстры.

Толстяк молча зашаркал в спальню, вернулся с охотничьим карабином и щелкнул затвором.

– Запри дверь, – сказал Георгий. – На все замки.

Слон пьяно захихикал.

– У меня замков-то – щеколда одна. Еще ведро и швабра.

– Ты лучше диван свой перед дверью поставь и дрыхни там. Тебя даже отряд спецназа с места не сдвинет.

– Гунн, моя дверь открывается с другой стороны. – Слон покачал головой.

– Извини.

«Домой! – неожиданно заколотилась в мозгу Гунна лихорадочная мысль. – Вызывай такси и вали отсюда».

Он поднялся с дивана и пробормотал:

– Нет, никуда я не поеду.

– Может, еще по одной? – предложил Слон. – А то ведь рвану в Москву. Когда еще увидимся?

Байкеры выпили еще. Потом еще и еще.

Гоша не помнил, как лег спать.

– Гунн! – вонзился ему в уши чей-то хнычущий голос.

Георгий с трудом разлепил глаза. Тело его онемело, больше всего болели руки и щиколотки. Он повертел головой, поморгал, попытался пошевелить руками и ногами, чтобы разогнать кровь, но безуспешно.

«Связан, – промелькнула мысль, и байкер почувствовал страх, змеей вползающий внутрь. – Твою мать, да я еще и голый, на мне даже трусов нет!»

– Гунн! – продолжал его звать кто-то.

Это был Слон. Вася Матреночкин.

Извиваясь угрем, Георгий уперся головой в стену. Помогая себе связанными ногами, он смог немного приподняться, прислонился к трубе отопления и только теперь понял, что именно к ней был прикручен липкой лентой. Что за дерьмо?!

– Слон?

В ответ он услышал какое-то невнятное блеяние, посмотрел прямо перед собой и увидел своего необъятного товарища. У него перехватило дыхание.

Слон, абсолютно голый, лежал на полу, прямо посредине комнаты. Его громадные руки и ноги были разбросаны в стороны, кисти и ступни прибиты к полу толстыми штырями, а глаза закрывала черная повязка. Он тяжело дышал, то и дело облизывал губы.

– Гунн… – жалобно протянул он.

– Я здесь, – хрипло отозвался юноша.

Толстяк слабо улыбнулся и заметно успокоился.

– Слон, что тут происходит?

– Происходит? – глупо переспросил тот, заелозил на полу и всхлипнул. – Да не знаю я. Ничего не чувствую и не вижу. Не могу пошевелиться. Это ты меня связал?

– Нет, – выдавил из себя Гунн.

Его взгляд метнулся к окну. За ним кромешная темень. Значит, еще ночь. Что-то произошло, пока байкеры спали. Он вспомнил странный шорох снаружи, пока они сидели за столом, и заскрипел зубами. Его взор внезапно наткнулся на тряпочку, аккуратно расстеленную у головы Слона, приколоченного к полу. На ней лежали шприц и несколько ампул. Может, поэтому Слон ничего не чувствует? Еще он заметил рядом с диваном большую черную сумку. Когда они сидели за столом, ее не было.

– Гунн, развяжи меня, – попросил Слон, подергал руками и ойкнул.

Из пробитых конечностей по широким доскам струились ручейки крови. Один из них проложил дорожку до Гунна, коснулся его босой ступни.

– Я не могу, – с усилием выговорил Георгий.

Он чуть передвинул ноги, стараясь не смотреть на лужицы, медленно разрастающиеся под ранами приятеля.

– Почему? Мне стремно так лежать. Я устал. У меня начинают болеть руки и ноги. Полное дерьмо.

Гунн открыл рот, чтобы что-то ответить, но тут заскрипела входная дверь.

– Кто там? Мышонок, это ты? – с на-деждой спросил Слон.

Гунн услышал протяжный вздох, шаркающие шаги и непроизвольно втянул голову в плечи. Так страшно ему еще никогда не было.

– Мышонок? – пискнул Слон.

Георгий поднял глаза. Над распятым другом склонилась сгорбленная фигура, укутанная в какое-то ветхое тряпье. Лица не было видно, его закрывал большой капюшон. Из него торчали клочья пепельно-серых волос.

«Развяжи меня!» – хотел заорать Гунн, но издал лишь едва слышный писк.

Существо провело пальцем по вздымающейся мясистой груди Слона и издало что-то наподобие урчания.

– Эй? Кто ты? – наконец смог проговорить Гунн.

Нечисть обернулась, и он подумал, что тронулся умом. На него пялилось бескровное, морщинистое лицо, похожее на брюхо дохлой рыбы, сплошь покрытое синими прожилками и бородавками. Посредине торчал кривой нос, свисающий чуть ли не до подбородка. Рот беззубо втянут, а глаза запали насколько глубоко, что их и вовсе не было видно. Жидкие волосы свисали грязными сосульками.

– Гунн, кто это? – с беспокойством спросил Слон. – Развяжите меня!

Старуха зашаркала на кухню и вскоре вернулась с ведром и тем самым столовым ножом, которым Слон резал мясо.

У Георгия потемнело перед глазами.

– Эй! Послушай, – заговорил он. – Не надо ничего делать!

Он оцепенел от страха. Гунну показалось, что это горбатое страшилище уже погружает в брюхо Слона нож. Наружу выползает сизый мешок внутренностей.

Однако ничего такого не произошло. Старуха даже не посмотрела в сторону Гунна, покряхтела и уселась на стул. Все так же вздыхая, она стала вынимать из ведра луковицы и аккуратно очищать их от шелухи. Очистки эта ведьма складывала в мусорный пакет.

– Гунн, почему я ничего не вижу? – тоскливо спросил Слон.

– Потому что у тебя повязка, – отважился подать голос Георгий.

Он подвигал руками, стараясь делать это незаметно, но тут же понял бессмысленность своих попыток. О том, чтобы освободиться самостоятельно, не могло быть и речи. Как же этому гоблину в капюшоне удалось скрутить его, пускай даже во сне?

«Очень просто, – холодно ответил внутренний голос. – После такого количества спиртного тебя можно было на фарш провернуть, и ты бы этого не заметил».

Между тем Слон снова заворочался и заявил:

– Какая еще повязка? Зачем?

Гунн молча смотрел на старуху, которая, не обращая на них внимания, продолжала неторопливо чистить лук. В ее размеренных движениях ощущалась какая-то зловещая прелюдия. Все это было похоже на приготовление к операции, когда хирург раскладывает на салфетке свои скальпели.

«Зачем ей лук? Собирается накормить им Слона до блевачки? Кто это?! Что это за кривоносое чучело? – вспыхивала в мозгу Гунна одна и та же мысль. – Дантист говорил, что, не зная врага, невозможно вести с ним бой. Вот он наверняка что-нибудь придумал бы. Но Дантиста тут нет. Есть я, спеленатый скотчем, и Слон, прибитый к полу собственного дома, как лягушка перед препарирова-нием.

Живодер.

Твою мать!.. Неужели?»

Гунн моментально вспотел. Он даже гипотетически не допускал такого поворота событий, но реальность отрезвляла, била наотмашь.

Беда уже приключилась. Нужно было что-то делать, причем немедленно. Интуиция подсказывала Гунну, что эта скрюченная вобла не будет всю ночь чистить лук. О том, что может последовать после того, как она закончит, парень даже боялся думать.