Текст книги "Достойное градоописание"

Автор книги: Александр Силецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

И что для них все мэтры с именами, мэтры – тьфу! Не мэтр главенствует – они!

Здесь что ни делали, то все – шедевр. И каждый в гениях ходил.

А какая фигура – сценарист!.. Заклинатель мод, блаженненький, литературный початок. Душа у него на штрипках, и вид такой, что будто увидал он в музее собственное чучело и обомлел. Вернее, сомлел. Лирический лихописец, привходящий мессия, вещный муж!

Да, бармалешник всюду, форменная карусель.

Ежопольская студия была находкой для любителей чудес.

Этот клан пархатых снобов и ампирных хлыщей поначалу ужасал.

Но потом, как тугая пружина, перед любопытным взором начинали раскручиваться доблести и красоты студийных пространств, где, стуча колесами, мчались самолеты, где изысканность манер не признавала прогресса, где хороший тон – апофеоз вранья, где прелюбодеяние было не токмо разврат, но и преступная трата сил, положенных природою на укрепление отчизны, и оттого, для конспирации, все предавались блуду, слава богу, зная, что фиговые листки здесь никогда не превратят в бряцающие доспехи, ибо каждому известно: скромность дана человеку лишь затем, чтобы прикрывать его бесстыдство.

И любитель чудес, раз побывав на студии, уже не мог ее забыть до самой смерти.

А в нижнем холле, на стене, висела огромнейшая даровитая картина в золоченой раме, под названием: "Баран смекалистый", и все кругом благоговели перед оригинальностью и смелостью ее создателя, однажды кинувшего в студийные массы клич: "Робяты, превратим екран в скульптуру!", и потому все деловые разговоры и объяснения велись всегда и исключительно на пуфиках у треугольного стола как раз под этою картиной.

Она будила мысль.

Она звала к иным свершеньям.

И не было им числа.

Ибо знания – это сила, а силе знания не нужны.

Важен вал.

Ну, а точнее, в год на студии производилось сорок девять полнометражных художественных фильмов, все с быто-романтическим уклоном, все грандиозно-эпохальные, радостно-правдивые и скучные до тошноты.

Так, впрочем, склонны были полагать лишь недруги Ежополя и личные враги творцов его культуры – сами же творцы располагали массой документов, неопровержимо говоривших, что студия издревле и навечно, по уши погрязла в творческих успехах, каковых не видел мир.

А мир и впрямь их не видал, потому что все фильмы дальше Ежополя не шли, и глупо было объяснять сей скорбный факт одними кознями проката.

По видимости, этот феномен имел другое объяснение, но о нем мудро помалкивали, делая вид, что его просто нет. Дескать, загадка века!..

А покуда, в отместку другим организациям, фильмы соседних киностудий на городские экраны тоже не пускали – шли только местные картины, однако люди необразованные смотреть их не желали – натурально зажрались, им бы все импортные подавай, с сюжетною клубничкой, с ракурсною клюквой, а фрукт-то нынче дорогой на рынке, особливо не в сезон! – в то время как люди кинообразованные и со вкусом, естественно, смотрели их еще на студии, в процессе выделки, как говорится, на корню, и в результате кинотеатр пустовал.

И перед уличными экранами царило все то же каракумское безлюдье.

Можно было бы, конечно, образованных на студию и не пускать, чтоб как-то эдакую ересь оправдать, но тогда бы пришлось напрочь сократить студийный штат, разрушить павильоны и свернуть все фильмопроизводство.

Ежополь, будучи городом крупным и передовитым, на эдакую авантюру права не имел.

В конце концов нашли выход из положения: зрителей начали по билетам за тройную цену пускать прямо на съемки, причем – и это важно! – съемки фильмов исключительно многосерийных (тут уж отцам города пришлось срочно, в интересах резкого подъема массовой культуры и повышения культурного народного досуга, пересмотреть на годы вперед планы ежопольского кинодела), и в результате такие мелочи, как монтаж, озвучивание, худсоветы и прокат, сами собой отпали.

Плохих картин, действительно, не стало.

А чтобы гости Ежополя не роптали на девственную и пыльную пустоту экранов, газеты каждый день писали (а обязательные очевидцы подтверждали), что, де-мол, вышел фильм такой-то, но, по причине всевозможнейших достоинств и несравненного своеобразия, отправлен сразу в Канны, на кинофестиваль, где, увы, и потерялся. Как только найдут, непременно дадут премию, вернут в Ежополь и всем покажут.

Пока еще такого не случалось. Международные жулики работали цепко.

Творцов кино сложившаяся ситуация устраивала – дальше некуда. В конце концов именно они и стали виновниками всей этой кутерьмы.

Мировые знаменитости, вроде режиссеров Бабалеу, Парашметова, Физрукера, сценаристов Чужаков-Безродных, Плешоедова, Турухана и соавторов, операторов Котуха, Куксопсурц-Житопера, Пчелкинда, сестер Гракх и Китовраса, помрежей Тхакакова и Тхайцукова и Завертайло, художника Кустанаки, осветителя Потяги, который, кроме того, что он Потяга, ничего другого о себе сказать не мог, а также актеров Беложбана, Яйцеватого, Эсмеральды Блудной, Векторины Сеник, Членских-Взносова и других, – так вот, все эти мировые знаменитости, дошлые до всяких козней Голливуда, чинимых им Ежопольской кинофикацией, безумно были рады и данное нововведение праздновали третий год подряд – творческими взлетами и лихими бардаками.

А кто-то даже предложил при киностудии организовать Острог благородных девиц, где юных романтических актрис отучали бы от разврата и привлекали к усвоению хороших манер, должных этот разврат, на равных, заменить – ну, словом, наподобие столичного киноинститута.

Затея, правда, провалилась.

От засилья деликатности и такта кинодело стало быстро вырождаться и хиреть.

Экранному (а теперь уж – и публичному) искусству натурально претили дерзания творчески воспитанных натур.

Когда же прикинули, что сталось бы, открой при студии всеобуч, то непотребный ужас всех объял, и лавочку пришлось по-быстрому свернуть.

И снова кинодело пышно зацвело, так что, найдись свой ежопольский Жорж Садуль, говорил бы он о нем любовно и до бесконечности.

Но не было в Ежополе Садуля!..

В центре Ежополя, неподалеку от дома Горсовета, дабы от столицы и от времени не отставать, но при том и потрясать воображение туристов (особливо инородных, коим искони у нас привет и ласка), недалече от девятого вокзала и Помойницы Христа Спасителя, в самый распрекрасный всенародный праздник был воздвигнут Царь-компьютер.

Следуя идущей из веков традиции, размеры ему придали громадные и, все по той же вековой традиции, как столичные колокол и пушку, долго отливали из непривозного чугуна.

И более всего экскурсоводы, подводя к очередной жемчужине Ежополя балдеющих туристов, напирали на невероятный вес компьютера – две тысячи одиннадцать пудов.

Эдакой махины не было в мире нигде.

Понятно, наподобие других великих исстари чудес, этот компьютер тоже не работал, хотя раз, еще вначале, что-то в нем и брякнуло отменно.

Говорят, большой кусок чугунной памяти от напряженья треснул.

Это, говорят опять же, сталось в тот момент, когда компьютер взялся рассчитать бюджет Ежополя на новые сто лет.

Но – не об том сейчас рассказ. Продолжим. Сотворила Царь-компьютер в честь мирного лыжного пробега Брест-Гаваи-Диксон-Тринидад-Ежополь передовая по пытливости исконной мысли ремонтная Вышнеторчковская мастерская, каковая в несравненное свое творение вложила все возможные (непривозные, снова подчеркнем!) новинки прогрессивной кибернетики – от деревянных счетов до гремучих арифмометров с четырнадцатью ручками вращательного управления и тридцатью окошками для разных, исключительно синхронных вычислений.

И все это – в лучших традициях славных мастеров, – в чугуне.

Как Царь-компьютер волокли в Ежополь – просто так словами не опишешь.

Четырнадцать лет и два дня его перли в несравненный город, и бедовое событие это прозвали в последствии гордо и ласково: "Волоком века".

Много мелких городов и деревень пришлось стереть с лица земли, но ничего, зато и карта, обновившись, вдруг похорошела: Подъежополье в натуре словно раздалось...

Сам Царь-компьютер был исконных форм – шатрово-купольный, золотоглавый, с барельефами Вучетича и разными хорошими словами по бокам все больше из наследия Индиры Ганди, протопопа Аввакума и речей ретивых отцов города.

Говорят, даже Илюшка Глазунов приехал раз, несмело, весь в слезах, подполз в потемках к Царь-компьютеру и, треснувшись головкой об него, сказал: "И все..."

И, говорят, Ясирка Арафат – дня за три до того, как его вздернули в Анголе, как заезжего полинезийского туриста из ЮАР – здесь тоже тайно преклонял колена и просил у друга своего Всевышнего, чтобы Святыню непременно оснастили эдаким вот Царь-компьютером – для пущей достоверности.

Да много говорили! Разве все упомнишь, ну и сестрам милосердия от экскурсоводства не велели лишку вспоминать.

Однако же вернемся к нашему Царю...

Многоместный мавзолей пришлось, конечно же, убрать, чтоб впредь своим присутствием не осквернял прогресс, любимый всеми, и не мешал стоять такому чуду: после долгих размышлений валютную гостиницу, не разбирая, вывезли на Соловки и там свалили, хоть норвежцы и большие деньги предлагали за нее.

Но свой патриотизм, естественно, взял верх. Зачем делиться достоянием с чужими? Пусть лежит.

А между тем в Ежополе большую славу обретал чугунный Царь-компьютер.

Многие туристы приезжали с разных континентов, крякали, качали головами и завистливо шептали: "Вот прогресс – так уж прогресс! Нам и не снилось!"

Ну, отребье городское тоже бормотало что-то, да кто слушать будет!..

Вот когда отребье ихнее трепалось – это да, тут в прессу шло и к постаменту выставлялось.

Славно, радостно! Опять Ежополь всех на свете обскакал, и уж в который раз!

Тут и врагам, как говориться, нечем было крыть. Ведь отобрал Ежополь мировой приоритет, вернул домой.

Об этом памятнике века тотчас же в столицу сообщили: мол, и мы не лыком шиты.

Как столица реагировала – точно неизвестно. Видимо, никак. Или, напротив, слишком нервно, на таких повышенных тонах, что отдавало ультразвуком, а его покуда человеческое ухо слышать не умеет.

Так или иначе, но в одну особо темную и слякотную ночь Царь-компьютер вдруг исчез, как в воду канул.

И уже довольно скоро все прилавки города ломились от наплыва роликовых и простых коньков – ядреных, из непривозного чугуна.

Ежополяне лишь руками разводили, а дотошливым туристам объясняли: "Царь-компьютер – это ж чудо нашей мысли. Вот он в мысль и вышел. Весь".

В свете грандиозных перспектив и прочих ускорений интересной жизни, в одночасье узаконенных в столице, город Ежополь надумал перестроиться совсем.

А как?

Что-то популярное и вроде подходящее отцы города в газетах иногда читали и даже с обстановкой на планете приблизительно были знакомы.

И тогда мэр Ендюк смекнул: повсюду есть теперь безъядерные зоны, даже где-то по соседству с бывшей Абиссинией, а вот чтоб дома учудили где-нибудь такую – как-то не слыхать.

Так, может, достославному Ежополю той самой первой ласточкой и предначертано быть? Всем – в пример, всем – в назидание...

"Какая зона?! Где живете? – простонали из столицы. – И какие еще ласточки?! Куда лететь собрались?"

"Никуда", – ответили конфузливо отцы, но мысль засела крепко.

И тогда, презревши гласность и цензуру, они просто тихой сапой побратались с Антарктидой, где, как всем известно, вроде бы спокойно, а местный хладокомбинат именовать отныне стали вовсе не казенно и с отеческой любовью: "Логово мира". И всех обязали есть мороженое трижды на день.

Вот о том, как горожане любят сласти, все-таки столицу известили. Мол, такая жизнь пошла, так хорошо, покой – везде!..

ЭПИЛОГ

Да, славен был своими делами и людьми несравненный город Ежополь. Мировой был город.

И отцы его порешили сей факт увековечить.

Из Карелии (опять же – волоком, как и положено в наш героический двадцатый век) приперли громаднейшую глыбу гранита и свалили ее на главной площади.

Два года ее разглядывали и качали головами.

Затем прибыл столичный ваятель, сутки совещался с мэром, потом установил вокруг надежные заборы и леса и полез наверх, на глыбу. Жил он на ней неделю.

Доблестные горожане стойко ждали.

И, наконец, настал тот день.

Леса убрали и заборы повалили.

Все таращились на глыбу.

Но к ней не прибавилось ровным счетом ничего. Ни барельефов, ни других изящных форм.

Только часть скалы была стесана, и в том месте глубокими и ровными печатными буквами было прорублено:

"ЭКАЯ ГЛЫБА"

И больше ничего. Город Ежополь себя увековечил.