355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Трубников » Рыцарский долг » Текст книги (страница 1)
Рыцарский долг
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 15:57

Текст книги "Рыцарский долг"


Автор книги: Александр Трубников



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Александр Трубников
Рыцарский долг

Надеялся ли папа за свой нейтралитет на предоставление ему свободы действий по обращению тюркской Азии в христианство?.. Во всяком случае, достоверно одно, что он медлил с объявлением «священной войны» и решился на этот шаг только тогда, когда уже было слишком поздно…

Эренжен Хара-Даван. Чингисхан как полководец и его наследие

Пролог

Италия, провинция Латиум, 1228 год от Р. X., Крестовоздвижение (14 сентября)[1]1
  Все христианские даты в книге приведены по «старому», юлианскому календарю. Поэтому даты католических праздников и исторических событий могут не совпадать с приведенными в современных источниках (прим. автора).


[Закрыть]

Ананьи, тихий городок, расположенный в шестидесяти лье к югу от Рима, подремывал, грея под ласковым осенним солнцем красно-желтые черепичные крыши уютных вилл. Путникам, спускающимся вниз с апеннинских перевалов, он казался неровным лоскутным одеялом, наброшенным на холмистое предгорье и придавленным на одном из углов массивной каменной постройкой – дворцом владетелей этих земель, графов Сеньи. Глядя на мирно пасущихся по обочинам коз, на храпящих в тени деревьев свиней, на гусей, важно вышагивающих по середине улицы, и медлительных, полусонных прохожих, невозможно было поверить, что именно здесь, в тиши ухоженных садов и безмолвии живописных усадеб, решаются судьбы всего христианского мира.

Тридцать лет назад, с того времени, как кардинал Лотарио, граф Сеньи и Лаваньи, возглавил Святой престол под именем Иннокентия Третьего, дворец, построенный им в городском предместье, стал местом постоянного пребывания римских пап. Парадная резиденция курии, Латеранский дворец в Риме, давно уже стал смертельно опасной ловушкой. Вечно недовольная всем и вся италийская знать, то и дело переходящая на сторону главных врагов Церкви – германских императоров, не раз и не два угрожала не только свободе, но порой и самой жизни земных наместников святого Петра. Здесь же, среди владений, принадлежащих вассалам графов Сеньи, даже имея относительно немногочисленную охрану, святые отцы могли чувствовать себя в безопасности, изредка посещая Рим лишь для того, чтобы председательствовать на собираемых время от времени Вселенских соборах да провести обряд помазания королей и императоров.

Ныне дворец – тяжелое квадратное трехэтажное здание из серого гранита, более похожее на доходный дом, чем на замок древней аристократической фамилии, единственным украшением которого была сторожевая башня, увенчанная небольшой звонницей, да открытая галерея с колоннадой, проходящая по всему фасаду второго этажа, занимал восьмидесятипятилетний граф Уголино ди Сеньи. Племянник всесильного Иннокентия, бывший генерал ордена францисканцев, легат Ломбардии, затем кардинал-епископ Остии, он возглавил Святой престол, приняв по инаугурации апостолическое имя Григорий Девятый. Его святейшество недавно возвратился из кафедрального собора, где по случаю праздника Крестовоздвижения служили торжественную мессу, и теперь отдыхал на втором этаже, где располагались его личные покои.

Почти все внутреннее пространство обширной террасы, выходящей на укрытый за глухим каменным забором внутренний двор, было уставлено кадками, в которых вперемешку росли пальмы и пышные розовые кусты. В центре террасы находился римский прямоугольный бассейн с выложенной на дне мозаикой. Рисунок, составленный из ярких кусочков цветной керамики, представлял собой поясное изображение святого Петра. Вода в бассейне стояла недвижно, так что казалось, что мозаика лежит на самой поверхности.

Почти у самого края бассейна стояло высокое готическое кресло из черного дерева. В кресле сидел, тяжело опершись локтями на широкие резные ручки, человек, облаченный в свободную ризу из тяжелой кроваво-красной парчи. Старческие пигментные пятна, щедро рассыпанные по коже, мелко трясущиеся руки, склоненная набок и непроизвольно покачивающаяся голова, которую ее обладатель, не имея сил удерживать, то и дело опускал на плечо, создавали впечатление, что сидящая в кресле мумия вряд ли способна не то что принимать осмысленные решения, но даже издавать членораздельные звуки. Однако тот, кто так думал, делал огромную ошибку. Могущественный понтифик, несмотря на старческую немощь, имел несокрушимую волю, острый ум и огромный опыт. Он повелевал всем христианским миром, управляя церковью железной рукой и ввергая в трепет властителей и монархов.

Откуда-то из глубины террасы, из-за кадок с розовыми кустами, появился человек в простой темно-красной сутане тонкого флорентийского сукна и красной кардинальской шапочке. В свои шестьдесят лет старый соратник Григория, кардинал-епископ Санто Сабино, легат в Ломбардии и Тоскане, выглядел на фоне папы не таким уж и старым человеком.

– Что скажешь, брат Гоффредо? – с трудом повернувшись в его сторону, спросил Григорий. Его низкий, с хрипотцой голос звучал чисто и властно.

– Скверные новости, брат Уголино, – ответил тот. – Только что прибыл гонец из Отранто и привез послание из Акры. Император Фридрих, невзирая на отлучение, все же прибыл в святую землю. Едва высадившись на берег, он сразу же бросил все силы на постройку крепости в Яффе, намереваясь, по завершении работ, начать крестоносную войну и освободить Иерусалим.

– Значит, несмотря ни на что, этот еретик намеревается отобрать у мусульман Святой Град? – Взгляд папы стал жестким и колючим, а его пальцы, словно когтистые лапы коршуна, вцепились в подлокотники кресла. – А как же его переговоры с каирским султаном?

– По донесениям наших осведомителей, переговоры идут полным ходом. Однако Фридрих и его маршалы здраво рассудили, что, если они будут располагать мощной цитаделью с защищенным морским портом, расположенной всего в двух-трех дневных переходах от Иерусалима, то договориться с аль-Камилом будет намного проще.

– Vis passim para bellum, – пробормотал папа. – Хочешь мира – готовь войну. Как военачальник и стратег, этот сицилийский выкормыш всегда принимает безупречные решения. Но все его начинания обречены, потому что язва мирских, греховных знаний бельмами разъедает его душу. Он не понимает, что с последователями пророка Магомета нельзя ни о чем договариваться, а нужно вести беспощадную войну. У нас же ни по эту, ни по ту сторону моря давно уже нет и, увы, скорее всего больше не будет армий, способных не то что сокрушить ислам, но даже восстановить Иерусалимское королевство в тех границах, что оно занимало до войны с Саладином…

– Ты прав, брат Уголино, – кивнул кардинал-епископ. – У христианского мира нет сил, чтобы одолеть ислам. Поэтому выход у нас лишь один. Если мы не обратим в нашу веру языческие орды рвущихся к новым завоеваниям монголов и не направим их на Багдад и Дамаск, то не пройдет и нескольких десятков лет, как Восток будет потерян для христиан навсегда…

– Уже больше двадцати лет, – продолжал говорить Григорий, не обращая внимания на слова своего собеседника, – с тех самых пор как мы узнали о зарождении новой восточной империи, сначала папа Иннокентий, а затем и я, скромный продолжатель всех его начинаний, готовим союз с монголами, неся этим диким кочевникам свет христианской веры. Да уготовано райское блаженство всем нашим братьям-францисканцам, которые умерли смертью мучеников, сгинув в лесах и пустынях, корчась на дыбах у разбойников-эмиров и сгнивая заживо в арабских зинданах, пока мы, соблюдая строжайшую тайну, не смогли, наконец, снестись с их предводителем, Чингисханом, склонив его к обращению в христианство и союзу со Святым престолом! И вот, когда все уже было решено, и нам оставалось лишь передать монгольскому императору сигнал к началу войны, в дело вмешался Фридрих. Сам он, желая опередить наших новых союзников, отправился в поход, а его тайные агенты получили приказ любой ценой разорвать цепь посредников, которая соединяла Святой престол и ставку монгольского императора. И это им удалось. Они вышли на след нашего тайного эмиссара, брата Базила, который возвращался в Италию, и гнали его, словно раненого оленя, через Русь, Польшу, Германию, Арденны, Реймс, Бургундию и Прованс. А потом настигли на борту нефа,[2]2
  Неф – тяжелое парусное торговое судно (прим. автора).


[Закрыть]
идущего в Неаполь, и убили, тем самым оборвав последнюю ниточку, соединяющую нас с посланцем монголов, ожидающим в Акре.

– А вот здесь могу порадовать тебя, брат, – снова вмешался в монолог Григория кардинал Гоффредо. – Этот же гонец доставил еще одну, на сей раз хорошую весть. В дела Святого престола вмешалось провидение Господне. Патриарх Иерусалимский, Геральд де Лозанн, сообщает, что два пилигрима, рыцарь и виллан, находившиеся на том же самом корабле, на котором плыл брат Базил, стали случайными свидетелями его убийства. Непостижимым образом им удалось стать обладателями тайного знака, необходимого для встречи с монгольским посланцем.

– И кто же эти пилигримы? – Папа приподнял редкую белесую бровь и устремил на кардинала колючий, пронизывающий взгляд.

– Арденнский рыцарь, Робер де Мерлан, вассал графов Ретельских, а вместе с ним и бургундский вольный виллан по имени Жак из селения Монтелье, – справляясь с пергаментом, который он до этого держал за спиной, ответил Гоффредо. – Они, как пилигримы, направлялись в Акру. Рыцарь принял крест по настоянию архиепископа Реймса, который защитил сеньорию Мерлан от посягательств тамплиеров. А виллан дал крестоносный обет, спасаясь от преследования графов Колиньи-ле-Неф, против которых он поднял бунт, когда те потребовали от его молодой жены исполнения права первой ночи. Как выяснилось, целый год судьба восточного христианства находилась у них в руках. Прибыв в святую землю, они, не ведая, какой ценностью обладают, попали в самый настоящий переплет. Вначале стали врагами агентов императора, затем восстановили против себя барона Жана Бейрутского, после чего едва не были казнены по ложному доносу, но…

– Меня не волнует судьба каких-то там мирян, – Григорий вновь бесцеремонно оборвал кардинала. – Главное, что они выполнили свое предназначение. Так, значит, связь с посланцем Чингисхана установлена?

– Совершенно верно, – ответил Гоффредо, – им оказался небезызвестный мастер Григ, глава гильдии киликийских каменщиков. Далее патриарх пишет, что, в точности исполняя ваше распоряжение, немедленно отправил на Восток тайное посольство.

– Геральд де Лозанн, – недовольно поморщился папа. – Пока он был настоятелем клюнийской обители, в тени славы святого Бернара и в окружении толковых помощников, его исполнительность казалась нам способностью к выполнению ответственных и самостоятельных поручений. Поэтому мы приложили все усилия к тому, чтобы он был избран патриархом, и назначили легатом освободительного похода. Но, очутившись среди тамошней баронской вольницы, которая требует для укрощения сильной воли и твердой руки, он полностью растерялся, боясь принимать какие бы то ни было решения, и начал согласовывать с курией каждый, даже самый незначительный свой шаг. Впрочем, моя задача как духовного пастыря не поминать о прошлом, а, прежде всего, заботиться о будущем. Скажи мне, кого Геральд отправил с посланием на Восток, надеюсь, не беззащитных братьев-францисканцев?

– В поход отправились пятнадцать рыцарей ордена Святого Гроба, во главе с приором Сен-Жерменом.

– Самое доблестное и в то же время самое закрытое крестоносное братство святой земли, созданное для охраны церкви Святого Гроба. Единственный орден, который подчиняется непосредственно патриарху, – Григорий удовлетворенно кивнул. – Сен-Жермен один из немногих преданных нам людей, находящихся в святой земле, на которых можно возложить столь важную миссию.

– А вы не переоцениваете своего протеже? – вкрадчиво усомнился Гоффредо. – Воинская доблесть, ряд успешно выполненных тайных поручений и победы в нескольких сражениях еще не делают его выдающимся политиком. Уж слишком он помешан на чести и рыцарском долге.

– Я достаточно долго живу на этой земле, чтобы уметь отличать тупого рубаку от человека, способного выполнить свой долг до конца и не растеряться в сложной обстановке, – жестко ответил папа. – Ходят упорные слухи, что Чингисхан отдал Богу душу, и среди его наследников развернулась жестокая борьба. Так что никто не знает, что ожидает посланников по прибытии в Каракорум, и не тебе решать, кардинал, кого мне, святому апостолику, облекать своим высоким доверием.

Отвернувшись от понтифика, словно для того, чтобы отыскать на столе какую-то бумагу, кардинал Гоффредо поджал губы и закатил глаза. При этом выражение его лица было точь-в-точь как у бедного, но честолюбивого наследника, который вынужден терпеть все капризы богатого старого дядюшки, помышляя лишь о том, когда же, наконец, Господь призовет того в райские кущи.

– Да, кстати, ваше святейшество, – возвратившись к креслу, добавил кардинал. – В отряде посланников находятся и эти двое, о которых я упоминал, – рыцарь и виллан. Они оба теперь братья ордена Святого Гроба. Вы перебили меня как раз тогда, когда я начал рассказывать о том, что де Мерлан – это тот самый рыцарь, который опозорил вашего внучатого племянника, Пьетро ди Россиано, во время злополучного турнира в Тире…

– Так, значит, это именно они! – снова вскинул брови Григорий. – Действительно, Пьетро, возвратившись из Сирии, рассказал мне о своих злоключениях. Во время поединка он был сброшен на землю, отбил зад и вынужден был отдать в качестве трофеев подаренные мной оружие, доспехи и коня. Рассказывая об этом рыцаре и его оруженосце-виллане, Пьетро не жалел черных красок. Но так как я терплю этого зазнайку и бездельника только лишь из светлой памяти к его бабушке, моей покойной кузине, могу сказать, что для меня его проклятия – лучшая рекомендация для кого бы то ни было. К этим двоим, если они возвратятся назад, конечно, нужно будет присмотреться повнимательнее. Нам всегда нужны доблестные, надежные и, что намного важнее, везучие воины. Кстати, в отряде имеется наш соглядатай?

– Безусловно, ваше святейшество, – кивнул Гоффредо. – Все необходимые распоряжения были отданы заблаговременно, так что человек, который является нашими глазами и ушами, уже среди них или присоединится к ним по дороге.

– Хорошо, – удовлетворенно кивнул понтифик. – Сегодня же надиктуй и отправь патриарху письмо, напоминающее, что интердикт, наложенный на Фридриха, все еще остается в силе, и святой апостолик требует принять все необходимые меры, чтобы Иерусалим был освобожден не еретиком, а истинно христианскими воинами.

– Вы совершенно правы, святой отец, – кивнул Гоффредо, делая пометки на вощеной дощечке. – Иерусалим не может быть освобожден отлученным императором. И уж тем более, никак не путем переговоров с неверными. Нужно сделать все, чтобы этому воспрепятствовать. Пригрозить отлучением любого города святой земли, куда ступит его нога, напасть на его здешние владения – только бы он как можно скорее вернулся обратно.

– Действуй, – кивнул Григорий, – и помни: важнее, чем миссия, возложенная на отряд посланников, отныне нет для нас ничего. Вести от них должны доставляться мне незамедлительно в любое время дня и ночи. А теперь ступай, и да поможет нам Бог!

После того как брат Гоффредо скрылся в глубине сада, папа, отказавшись от предложенного камердинером обеда, задремал, сидя в кресле и наблюдая за рыбками, играющими в бассейне. В ожидании привычного в это время корма, рыбки, плавая у самой поверхности, подняли едва заметную рябь, заставив мозаичный лик святого Петра ухмыляться и подмигивать нарисованным на потолке трубящим архангелам.

Глава первая,
в которой выясняется, что доброе слово и арбалет действуют порой намного лучше, чем просто доброе слово

Путешествия избавляют от многих предрассудков.

Аль-Масуди

Иерусалимское королевство, окрестности Акры, 1228 год от Р. X., попразднество Крестовоздвижения (15 сентября)

Не успел последний ломтик бордово-красного солнца, дрожа в потоках теплого воздуха, скрыться за кромкой моря, как створки ворот Святого Антония стали медленно закрываться, а из надвратной башни опустилась тяжелая, окованная железными полосами деревянная решетка. Затем под действием механизмов, укрытых в боковых барбаканах, почти бесшумно натянулись толстые, густо смазанные жиром цепи, поднимая надо рвом большой подъемный мост. Теперь те, кто желал попасть в столицу Иерусалимского королевства или покинуть ее, должны были ждать до утра либо обзавестись крыльями – в ночную пору преодолеть мощные городские укрепления можно было разве что по воздуху.

Последними, кто успел покинуть Акру до ночной стражи, был отряд рыцарей-крестоносцев в белых плащах с изображенными на них прямыми желтыми крестами – эмблемой Иерусалимского королевства. Этот знак свидетельствовал о том, что всадники, уходящие в ночь, принадлежали к самому закрытому и привилегированному крестоносному братству святой земли – ордену Святого Гроба. Пятнадцать братьев-рыцарей и столько же тяжеловооруженных конных сержантов, в сопровождении слуг и обоза из вьючных и боевых коней, двигались плотной безмолвной массой, явно стараясь как можно скорее удалиться от города.

Едва акрские башни скрылись за первым же холмом, скакавший впереди всадник движением руки остановил отряд.

– Брат Серпен, прими командование! – не оборачиваясь, произнес он негромким властным голосом, обращаясь к высокому широкоплечему рыцарю. – Не очень торопясь и производя как можно больше шума, скачите в сторону деревни Бахайя. Миновав ее, на ближайшем перекрестке сверните на дорогу, ведущую в Капернаум. По ней, как можно быстрее и, вместе с тем, теперь уже как можно тише и незаметнее, мчитесь в сторону Бины, до постоялого двора, который держит Аббас. Не доезжая до него примерно двух полетов стрелы, сверните с дороги в большую смоковную рощу, там ждите нашего возвращения.

– Слушаюсь, мессир! – ответил Серпен, занимая место во главе отряда.

– Сир Робер и брат Жак, вы останетесь со мной, – распорядился предводитель отряда, съезжая на обочину.

Тот, кого он назвал сиром Робером, – рыжеволосый коротышка с топорщащимися в разные стороны жесткими соломенными усами, выполняя приказ, осадил ухоженного вороного коня, стукнув его рукояткой плети между ушей, и отъехал в сторону. За ним последовал второй всадник – высокий черноволосый сержант. Это и был упомянутый приором брат Жак.

Серпен дал команду продолжать движение, и вскоре отряд растворился в сумраке. Братья-рыцари точно выполнили приказ. Теперь случайному путнику, повстречавшему отряд, показалось бы, что по дороге движется не три десятка человек, а целая армия. Не успел топот копыт и громыхание доспехов затеряться между холмов, как Сен-Жермен развернулся к небольшой тропинке, ведущей в сторону Яффы, и пришпорил коня.

– Слушай, Жак, – обратился рыцарь к своему спутнику перед тем, как двинуться вслед за приором, – что-то я смотрю, не успели мы отъехать от Акры и на три лье, как тут же начались какие-то странности. Отвлекающие маневры, тайные перемещения. Вот, помнится, когда я вместе со своим покойным дядюшкой, графом де Ретель, воевал с англичанами во Фландрии…

– Город и его окрестности кишат шпионами императора Фридриха, Робер, – бесцеремонно перебив собеседника, ответил сержант, – а самые опасные в нашем путешествии именно первые часы. Мессир предпочел пустить врагов по ложному следу, значит, так надо. В конце концов, наше дело – исполнять приказ.

С этими словами оба всадника дали шпоры коням и устремились вслед за приором, чей силуэт уже начал теряться в сгустившейся темноте.

* * *

Бархатная осень Палестины, никак не проявляющая себя днями, по ночам, однако, уже вступала в свои права, подготавливая смену нестерпимо жаркому лету. Время цикад прошло, и теперь пряный воздух восточного побережья был наполнен непривычной, терпкой шуршащей тишиной, которую лишь изредка нарушали тревожные вскрики неведомых ночных птиц. Черный бархат восточного неба нависал над самой головой, и дорогу освещал яркий свет бесчисленных звезд, едва не затмевающих только что взошедшую желто-красную луну.

Всадники пустили коней в частую рысь. Теперь Жак понял, почему предусмотрительный приор выбрал для начала путешествия такое, казалось бы, неудобное и непривычное время. На пустой, безлюдной дороге их не могли незаметно преследовать соглядатаи. К тому же после закрытия ворот покинуть город было совсем не легко.

Несясь во весь опор, они обошли Акру стороной и вскоре оказались у моста через реку Рикордан. Выше по течению шумела, падая с плотины, вода и стучали жернова – это работала тамплиерская мельница.

– Единственное место на много лье окрест, где можно беспрепятственно переправиться на другую сторону реки, – пояснил Сен-Жермен, – и у нас здесь назначена встреча.

Они въехали на каменный мост. Едва кони достигли его середины, как от толстого ствола большого раскидистого дерева, растущего на противоположном берегу, отделился силуэт всадника. Вороной першерон, черный сюрко[3]3
  Сюрко – безрукавка из плотной материи или меха с разрезами по бокам, носилась поверх одежды вместо плаща или меховой накидки (прим. автора).


[Закрыть]
и черное седло делали его похожим на Черного Тамплиера из знаменитой легенды. Поперек седла всадник держал большой богато инкрустированный арбалет. Жак и Робер непроизвольно осадили коней и схватились за мечи. Однако, когда всадник приблизился на расстояние нескольких шагов, выяснилось, что это тайный посланник Чингисхана, глава гильдии киликийских вольных каменщиков, мастер Григ.

– Фух, вы бы хоть предупреждали, мессир, – облегченно выдохнул Робер, – а то тут всякая чертовщина в голову лезет…

«Тоже испугался, хоть и рыцарь», – позлорадствовал Жак.

– Здравствуйте, достопочтенный! – воскликнул Сен-Жермен.

– Так вот, значит, как все задумал наш мессир, – пробурчал арденнский рыцарь, вкладывая в ножны меч. – Сразу убить не двух, а даже трех зайцев: пустить возможную погоню по ложному следу, встретиться с вами в безопасном месте да к тому же и приглядеть, не отправлен ли вслед за нами шпион…

Кони киликийца и арденнского рыцаря тоже узнали друг друга. Ветер Робера наклонил голову, неприязненно всхрапнул и сделал правым копытом роющее движение. Лаврентиус-Павел мастера Грига громко втянул воздух обеими ноздрями, фыркнул и тонко, недовольно заржал.

– Ты прав, брат Робер, – кивнул приор. – До рассвета далеко, а если кто-то отправлен из города в замок Рикордан, к Фридриху, с сообщением о нашем отъезде, то этого места ему не миновать. Так что устроим засаду.

Они съехали с дороги и укрылись за тем же самым деревом, за которым их ожидал мастер Григ.

– Отличное место! – оглядевшись, поцокал языком Робер, – лучше не придумать. Под деревом хоть рыцарский отряд поставь – с дороги ничего не разглядишь. Зато любого, кто скачет из Акры, видно как на ладони еще за полполета стрелы до моста…

– Тише, брат-рыцарь, – прошептал Сен-Жермен, – кажется, я слышу стук копыт на дороге.

Приор оказался прав. Вскоре со стороны Патриарших ворот раздался мерный цокот копыт, и из-за холма появилась, быстро приближаясь, фигура всадника.

– Позвольте мне, мессир, – снова вытянул меч де Мерлан. – В Акре нет такого коня, чтобы от Ветра ушел.

Скакун, словно подтверждая слова хозяина, нетерпеливо всхрапнул…

– Погоди, брат Робер, – остановил его приор, – стычка пока не входит в наши планы. Мастер Григ, – обернулся он к вольному каменщику, – не желаете ли вы продемонстрировать свое искусство стрельбы из арбалета?

– С удовольствием, мессир! – ответил киликиец, с натугой взводя рычагом тугую короткую тетиву.

Сен-Жермен удовлетворенно кивнул:

– Только очень вас прошу оставить его в живых. Хотелось бы знать, какие планы вынашивают наши противники.

– А вдруг это мирный путник? – спросил у Робера Жак. – А мы его вот так, ни за что ни про что…

– Скачущий во весь опор, в полночь, из Акры, где все ворота заперты, в сторону Рикорданского замка, где сейчас находится император Фридрих? – Робер сочувственно поглядел на приятеля. – Воистину в такой ситуации разве что можно предположить, что он просто хочет передать императору от нашего патриарха пожелания доброй ночи…

Всадник с разгону влетел на мост. Мастер Григ приложил приклад арбалета к плечу и начал поворачиваться, сопровождая цель. Стукнула, освобождаясь, тетива. Свистнул в воздухе арбалетный болт.[4]4
  Болт – короткая арбалетная стрела (прим. автора).


[Закрыть]
Конь незнакомца всхрапнул, высоко вскинул круп, выбросил, словно катапульта, седока и, перевернувшись через голову, кубарем покатился по придорожной траве.

– Вперед! – крикнул приор.

Рыцари, дав шпоры лошадям, выскочили из-под дерева.

– Не особо удачный выстрел, мэтр! – покачал головой Сен-Жермен. – Вы попали точно в круп. Конь с перепуга потерял равновесие, не удержался на ногах и сломал себе шею.

– Я ведь ни разу в жизни не участвовал в настоящем бою, мессир, – извиняющимся тоном отвечал киликиец. – Кто же мог подумать, что, если стреляешь в подвижную мишень, нужно брать такое большое упреждение…

– Да господь с ним, выстрел не так уж и плох, – ответил дипломатичный приор, – во всяком случае, то, что от вас требовалось, вы сделали. Что касается всадника…

– Ба! – воскликнул де Мерлан, подойдя поближе к неподвижному телу. – Это не святая земля, а какая-то большая деревня, вроде моего родного Ретеля. Куда ни ткнись, везде знакомые лица.

– Вы что, знаете этого человека? – спросил приор.

Жак подошел поближе. Перед ним, раскинув руки, закрыв глаза и устремив четко очерченный юношеский подбородок навстречу почти достигшей зенита половинке луны, лежал бывший парижский студиозус, ныне приближенный императора Фридриха, Николо Каранзано, с которым друзья познакомились во время плавания в святую землю.

Робер осторожно ткнул его в бок носком сапога. Флорентинец застонал.

– Жив! – обрадовался Робер. – Что будем делать, мессир?

– Мы не можем здесь больше задерживаться, – ответил Сен-Жермен. – Мастер Григ, похоже, именно у вас самый сильный конь. Не могли бы вы повезти этого молодого человека? Мы заберем его с собой, а когда он очнется, решим, что с ним дальше делать.

– Кажется, у него сломана нога, – озабоченно сказал киликиец. – Я в юности учился на лекаря и немного разбираюсь в подобных вещах. Прошу вас, друзья, помогите мне положить его на спину Лаврентиус-Павла.

– А как поступить с его лошадью? – спросил Жак. – Если ее найдут на дороге, то могут выйти и на наш след.

– А вот за это не беспокойся, брат-сержант, – Робер крякнул, поднимая студиозуса на круп капризно храпящего першерона. – Выдерну стрелу, а об остальном позаботятся местные жители. Времена сейчас голодные, так что не успеет взойти солнце, как в десятке окрестных очагов уже будет булькать похлебка и шипеть жаркое из свежей конины. – Эх, Ветер! – Рыцарь похлопал по шее своего жеребца. – Да убережет нас с тобой Господь от столь незавидной участи…

Перекинутый через круп Каранзано снова громко застонал.

– Он уже приходит в себя, – обеспокоенно произнес мастер Григ, – давайте-ка пришпорим коней! Юноше нужно как можно скорее наложить шину, чтобы он не остался калекой на всю жизнь.

Всадники, не возвращаясь на мост, поскакали на шум запруды.

– Последняя предосторожность, – пояснил Сен-Жермен. – Чтобы исключить любую погоню, я попросил великого магистра, своего давнего друга Пере де Монтегаудо о помощи, и мы возвратимся обратно на тот берег по дамбе тамплиерской мельницы. Брат-сержант, который за ней присматривает, получил необходимые указания. Этой ночью он будет спать как мышь и потом даже на исповеди сможет побожиться, что ничего не видел и не слышал.

* * *

Жак за все время пребывания в святой земле не заезжал вглубь страны дальше ливанских предгорий в окрестностях Тира. Теперь же он с удивлением наблюдал, как с каждым лье местность менялась прямо на глазах. Плодородную прибрежную равнину сменила скалистая земля, густо поросшая странной растительностью, – растущие вразнотык невысокие деревья самых непредсказуемых форм торчали среди скалистых обломков, словно встопорщенная шерсть у мокрой кошки. Лишь изредка бесконечные заросли этого то ли маленького леса, то ли высокого кустарника прерывались черными прямоугольниками обработанных полей да ровными рядами оливковых, апельсиновых и смоковных рощ.

На подходе к постоялому двору приор остановил отряд напротив одной из рощ и подал условный знак. Из-за деревьев тут же появились всадники, и к путникам подъехал брат Серпен:

– Я уж думал отправлять вам навстречу разъезд, мессир! Близится рассвет…

– Нас задержал пленник, – ответил Сен-Жермен, – он ранен и требует немедленной помощи. Дайте команду, брат-рыцарь, двигаться поскорее.

Местом встречи с караваном был определен постоялый двор Аббаса. Этот прячущийся за высоким забором не то франкский странноприимный дом, не то сарацинский караван-сарай, более напоминающий хорошо укрепленное тамплиерское командорство, пользовался одновременно и доброй, и дурной репутацией. Из рассказов брата Серпена Жак знал, что хозяин этого места, Аббас, был человек неизвестного происхождения и вероисповедания. Одни говорили, что он бывший тамплиерский туркопол,[5]5
  Туркополы – у тамплиеров и госпитальеров отряды легкой кавалерии, которые набирались из коренного населения латинского Востока – арабов и тюрок, обращенных в христианство (прим. автора).


[Закрыть]
по выслуге лет ушедший на покой, другие, – что это принявший ислам нормандский рыцарь, долгие годы возглавлявший разбойничью шайку, которая держала в страхе южные пограничные земли. Правда это или нет, выяснить было невозможно: все лицо его было покрыто шрамами, и никто ни разу не видел, как и кому этот человек молится. Для пилигримов, незнакомых с Востоком, его постоялый двор легко мог стать местом последнего приюта – чужак здесь считался законной добычей. Зато любой вооруженный человек, живущий в Палестине – неважно, франк или сарацин, – заплатив за постой, мог чувствовать себя в полной безопасности. Аббас немедленно пресекал любые попытки обнажить оружие и в отношении дел своих гостей был нем как рыба. Зная о странном кодексе хозяина, многие местные владетели – и христиане, и мусульмане – часто приезжали сюда на тайные переговоры.

Аббас был предупрежден о приезде большого отряда. Едва последний всадник очутился внутри, безмолвные слуги затворили мощные ворота с хорошо смазанными петлями и задвинули тяжелый, окованный медью засов.

Сен-Жермен отправился лично проследить за тем, как рыцари, сержанты и оруженосцы переодеваются в приготовленное платье, превращаясь в простых наемников и слуг, а мастер Григ, Жак и Робер занялись пленником.

Киликиец вытянул из ножен острый, словно бритва, кинжал и уверенным движением разрезал у студиозуса брэ[6]6
  Брэ – предшественники современных брюк – две отдельные штанины из шерсти или кожи, закрепленные завязками на поясе (прим. автора).


[Закрыть]
от завязок и до самого пояса.

– К счастью, перелом закрытый, – покачал головой киликиец, – достаточно будет наложить шину, и через пару-тройку недель все срастется. Подержите-ка его, чтобы не дергался, – обратился он к стоящему рядом Роберу.

Рыцарь взял студента за плечи, мастер Григ схватился за ногу и начал вправлять сломанную кость. Каранзано вскрикнул от боли, раскрыл глаза и обвел присутствующих мутным взглядом.

– Стало быть, гностики все наврали, и ад все-таки существует, – пробормотал он, поднимая голову. – Кто вы такие, друзья мои? Христианские черти или мусульманские джинны?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю