Текст книги "Милый мой волшебник (СИ)"

Автор книги: Александр Гребёнкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

И вот, на склоне лет – я здесь... Нет, довольно воспоминаний, надо идти, ведь Даша проснется, а она славная девочка, очень славная».

Орехов зашагал мимо шумящих деревьев, гаснущих витрин магазинов, мимо переполненных гремящих трамваев, туда, где его возможно ждали.

Он уже подходил к дому, окруженному садом и поприветствовал выходившую из калитки с корзинкой в руках Валерию Петровну, как в ту же минуту Дашу, почивавшую доселе на раскладушке, подбросило словно от удара током.

Она сидела, свесив ноги, изумлённо осматривая незнакомую комнату, протерла глаза, и обрывки воспоминаний вернулись к ней. Она вспомнила, что произошло, и заныло все ее существо, страдания переполнили чашу ее души.

Она встала, глядя в окно, стала медленно одеваться, как тут, тихо постучав, вошел Орехов.

Он улыбнулся ей ободряюще и протянул букет белой сирени.

– Вы уже проснулись? Как отдохнули? Вот это вам – срезал по пути несколько веточек.

– Спасибо, – произнесла Даша немного суховато, тут же погрузив лицо в обволакивающий аромат цветов, и ей стало намного легче.

Он положил руку на ее плечо.

– Сейчас будем завтракать...

Даша замотала головой.

– Мне надо домой – меня хватятся – всю ночь скиталась неизвестно где.

Орехов посмотрел с улыбкой.

– Не хватятся. Во всяком случае, лишние полчаса ничего не решают. В умывальнике найдете мыло, полотенце. А я сейчас...

Через двадцать минут они завтракали яичницей и пили ароматный чай.

Даша молча и ободрено смотрела на Орехова.

– Игорь Владимирович, большое спасибо вам. Но, почему вы помогаете мне?

Он пожал плечами в светлой бумажной паре.

– Просто увидел хорошего страдающего человека. И захотелось помочь. Вас бросил любимый? Может быть и я здесь частично виноват...

Даша расширила глаза.

– А вы-то тут причем?

Он опустил взгляд в тарелку.

– Да может и не причем. Но, всякое бывает... Бывает люди, казалось бы незнакомые, сцеплены тонкими, невидимыми нитями судьбы. Бывает, что и мысль, и слово написанное могут стать материальными... Но, впрочем, это все философия... Не это сейчас главное! Но вам я помогу. Запомните одно: «Все проходит. И это тоже пройдет». Это великая мудрость!

Даша хмыкнула и сказала:

– Слышала где-то. Небось какой-то философ изрек...

Орехов пояснил:

– Согласно библейской легенде, эти слова были начертаны на кольце царя Соломона.

– Я слышала что-то о его мудрости.

– Несмотря на мудрость, жизнь этого древнего царя не была спокойной. Был подвержен страстям, страдал от одиночества, непостоянства, необязательности, неразделенной любви. Вот ему один мудрец и подарил кольцо с утешительной надписью: «Все пройдет». С тех пор Соломон обрел спокойствие. Но настал момент, когда, взглянув, как обычно, на кольцо, он не успокоился, а наоборот – еще больше вышел из себя! Тогда он сорвал кольцо с пальца и хотел зашвырнуть его в реку, но вдруг заметил, что и на внутренней стороне кольца имеется еще какая-то надпись. Он пригляделся и прочел: «и это тоже пройдет…». Ему стало значительно легче на душе...

Даша вздохнула.

– Да, возможно это и так.

Орехов сказал:

– Дашенька, вам сейчас нужно развеяться и отдохнуть. Царю Соломону подарили кольцо с надписью, а я вам сказку напишу. А пока – езжайте – ка на юг, к морю. Вы же мечтали туда поехать...

Даша удивилась.

– А вы откуда знаете?

Орехов рассмеялся:

– Да уж знаю. Поверьте, там вам станет легче. Вы обретете новую жизнь!

Когда Даша собралась, он напомнил ей:

– Букет не забудьте! И помните, о чем я говорил.

Даша кивнула, глядя на него глазами, полными веры.

Орехов улыбнулся:

– А на прощание – хотите стих о сирени?

Она кивнула и, как завороженная, присела на стульчик.

Он читал вдохновенно и негромко, не отрывая глаз от букета.

В раю кипенный свет сияет -

С сиренью я к тебе пришел!

И нежным духом освящая,

Светлейший ангел снизошел.

В белейший океан сирени

Ты прячешь смуглое лицо.

Играют скрипки и свирели,

И я дарю тебе кольцо.

Цветы хранят твою улыбку,

Их запах в комнате разлит.

Достоин Гебы, стан твой гибкий,

Но к сердцу ключик твой сокрыт.

Вот на окне букетик снежный.

Захлопнув розовый футляр,

Блеснув своей улыбкой нежной,

Ты возвращаешь мне мой дар.

И проходя у твоих окон,

Я будто вижу твой портрет.

Сквозь марево оконных стекол

Под ним сирени той букет.

Года бегут, и я седею,

Но также от любви горю.

Как юный бог мечту лелею

И вновь сирень тебе дарю.

***

Они вместе встречали утро после своей первой, очень нежной томной ночи.

Это было на даче друга в старинном, немного запущенном доме в два этажа с очень толстыми стенами и черным камином.

В окна лился розоватый утренний свет, после дождя пахло лилиями.

Временами порывы ветра били в оконные рамы, стучали ставнями, и земляничный аромат ее нагого тела смешивался с запахом цветов, влетающим в открытую форточку. Он нежно гладил ее дегтярные волосы, внимательно и ласково пробегал маленькими поцелуйчиками по великолепным черным ресницам, по крепкому, кофейно-молочного цвета, спелому телу, к роскошно раскинувшемуся широкому океану бедер, где в белой лунной воде плавал островок одинокой черной ладьи.

Лишь по тонкому и осторожному содроганию тела он определил ее слезы. Глаза были видны в утреннем полумраке блестящими алмазами.

Он спросил тогда, что с нею, она встала, набросив на себя легкое покрывало, подошла к окну и глядела на загорающийся день.

Он тогда подошел и, обняв ее за плечи, спросил о причине ее внезапных слез.

Слова о том, что у нее никогда не может быть детей, позвучали прямо и хлёстко, но он выдержал удар, еще крепче прижав ее к себе.

– Что ты, любимая, милая моя, не горюй, не плачь, я же с тобой, и всегда буду с тобой. И вместе мы найдем выход.

Она стояла, вздыхая, глядя на разгоравшееся утро, обнажавшее островерхий зеленый, колышущийся лес, и ей хотелось обнять и целовать всю вселенную и его, родного и любимого. Ей было легче на душе.

Глава десятая. Этюд с девушкой и художником на фоне моря

Пароход тяжело причалил к пристани поздним вечером, когда на угольном небе уже зажглись яркие звезды, отражающиеся синими фонариками в темно-зеленой воде.

Дашу окружал теплый, густо насыщенный звуками, южный мир. Мерно звучал прибой, вода музыкально плескалась о причал.

Пахло крабами и водорослями. В многолюдной толпе ловко шныряли носильщики, предлагая свои услуги. Одному из них Даша доверила чемодан, а сама несла клетку, в которой беспокойно прыгала птица.

В густой тени акации, расцвеченной гирляндой фонарей, она остановилась в ожидании автобуса. Море грохотало далеко у мола, скрипя гравием, месяц серповидной рыбкой отражался в темных волнах.

Освещенный автобус, похожий на стеклянный аквариум, вез Дашу по душным, сверкающим огнями улицам, на которых покачивались высокие деревья и густые кустарники. Из окна несло пряной духотой. Улицы и площади были заполнены праздными гуляющими людьми, мостовые были выложены старинными каменными плитами. Лилась звонкая музыка, сияли разноцветные фонари. Все это создавало у Даши ощущение праздника, смешанное с некоторой робостью и нерешительностью.

Утро застало ее в уютном пансионате. В открытое окно доносились свежие запахи моря и цветов. Ярко голубело раскинувшееся дугой небо.

Даша чувствовала себя отдохнувшей, полной сил. Сдерживая внезапно нахлынувшую, подбирающуюся к горлу радость, она набросила халат и кофту и выглянула в окно. Далеко за пирамидальными тополями и ольхой величественно дышало море. Она вспомнила, как волны шуршали о гальку всю ночь.

Даша вышла прогуляться по тропинкам возле белоснежного корпуса. Легко шумели под ветром эвкалипты и пальмы, волнами качался цветущий желтыми и белыми цветами кустарник, радовали глаз ирисы, гортензии и розы.

Даша погуляла по тисовой аллее, испытывая ни с чем не сравнимое наслаждение, а потом поспешала покормить птицу.

После завтрака она зашагала к густо-синему морю. Кричали у прибоя чайки. Миновав серебристую рощу, Даша, наконец-то, вышла на пляж. Вода здесь оказалась ярко-голубого цвета. Неподалеку расположился художник. Это был молодой парень в панаме, с небритым, загорелым лицом. Он рисовал масляными красками, и, казалось, был полностью погружен в свою работу. Когда Даша посмотрела на его картину, то увидела мрачное худое бородатое лицо человека в шляпе с печальными голубыми глазами на фоне моря.

– Интересно вы рисуете. А кто этот старик? – простодушно поинтересовалась Даша после приветственного кивка.

Тот кивнул в ответ и пояснил:

– Это Ван Гог. На фоне моря...

– Ван Гог? Голландский художник?

Парень кивнул, явно не желая отвлекаться, но посмотрел вслед Даше, когда та спускалась по камням к воде. Фигурка идущей девушки, колебание ее бедер привлекли его...

Даша ринулась в лазурные волны и ощутила себя наверху блаженства! Ей хотелось кричать от радости! Несколькими взмахами она преодолела расстояние, перевернулась на спину, ликуя от прилива чувств. Тело охватывала прохладная истома. Она нырнула в пузырчатые зеленоватые глубины, в гулкий морской мир и проплыла под водой, а потом, вынырнув, не могла надышаться и внезапно засмеялась легким, искристым смехом.

Несколько дней пролетели как один миг, и все эти дни были наполнены необыкновенным ощущением радости и покоя.

Ежедневно Даша ходила на море и быстро загорела. И там, на море, она всегда видела бородатого художника, глядевшего на нее льдистыми глазами. Даша познакомилась и подружилась с Людой, приехавшей в пансионат со своим сыном – молчаливым, полноватым увальнем, круглощеким Федькой. Вместе купались и загорали, вместе ходили в кино и на танцы, гуляли в зеленоватой полутьме парка, под липами.

Ночи стали душными, и жаркая синеватая тьма окутывала землю. Сон, зачастую, приходил лишь под утро.

Ездили на прогулки за город, к лиловатым скалам. Оливы и виноградники стали бледными, жухлыми, выжженными солнцем.

Как-то Люда повела Федьку в детский кукольный театр. Даша одна отправилась на прогулку и зашла на липовую аллею. Идя по дорожке, она сама не заметила, как вышла к древнему храму с пожелтевшими, обвитыми ползущими растениями, колоннами. Она пошла по гулкой холодной площадке, оглядывая колонны, распугивая птиц. Неподалеку бил источник – вода струилась из львиной головы в круглую каменную чашу. Даша хотела подойти и насладиться серебристо бьющей струйкой, но заметила недалеко мольберт и художника, склонившегося над ним. Он что-то осматривал, а затем, подойдя к источнику, склонившись, оголив по пояс тело, стал мыть руки. Его худощавое, но жилистое тело смутило Дашу. Она быстро и почти беззвучно прошла мимо, на мгновение лишь глянув на мольберт. На нем была девушка на фоне изумрудных волн, в цветастом легком платье. Волосы ее развевались, подставленные ветру, а шляпу она держала в руке.

Даша быстро прошла по аллее дальше. Только спустя время она осознала, что девушка с портрета была похожа на нее.

Вечером, гуляя с Людой и Федькой, Даша видела, как художник шел в толпе беспечных загорелых отдыхающих. Их взгляды встретились, художник на минуту задержал взгляд, кивнул, но Даша, ответив на приветствие, тут же отвела взгляд. Чувство чего-то хорошего и теплого появилось в ее душе, и горящие фонари на аллее, и порхающие у них мотыльки, стали казаться ей чем-то приятным и радостным. На смолистом небе уже рассыпались сиреневые звезды, Люда что-то ей говорила о Федьке, который идет будущей осенью в школу, и ему нужен костюмчик, но Даша слушала вполуха. Ее мысли захватил этот человек с мольбертом – что-то было в нем привлекательное и загадочное. И в последующие дни Даша, выходя с Людой и Федькой на пляж, видела, как художник выходил далеко на косу и там, устроившись, орудовал кистью.

Когда Даша с Федькой проплывали на надувном матрасе, она мельком цепляла его заинтересованный взгляд.

Спустя два дня Люда с Федькой уехали. Перед отъездом Люда обещала звонить, дала свой адрес в Интернете.

Даша осталась одна, сидела грустно на скамейке со щеглом в клетке, читала электронную книгу с романом Симмонса и скучала, поглядывая на липовую аллею. Изредка там мелькал силуэт художника. Но на море его не было!

Следующим днем дождь умыл сад, а порывистый ветер играл с волнами. Тем не менее Даша пошла на пляж: вообще она очень любила кататься, нырять на пенистых гребнях волн. Беспокойно пахло водорослями. Она шла по серому влажному песку, переступая через гладкие камни, выброшенную на берег рыбу; иную, трепещущую, она подбирала и бросала в море...

Даша с удивлением заметила, что, несмотря на непогоду, художник появился на берегу. Он выпил чего-то на площадке бара, который нависал над серым пляжем. На площадке стояли столики под зонтиками. Ветер рвал крыши канареечных зонтиков, шатал пластмассовые столы и стулья, унес он и панаму художника. Художник догнал ее, подобрал и, вооружившись своим обычным инструментом, пошел на косу, о которую разбивались пенистые шаровидные валы. Видимо он решил рисовать шторм, несмотря на то, что ветер рвал из его рук бумагу...

Даша с удовольствием каталась на волнах, иногда поглядывая на одинокую фигуру на косе. Она приблизилась к бурунам, и вдруг высокий вал подхватил ее и ударил о берег. Сознание Даши помутилось, ее тело безвольно обвисло, его уносила волна.

Тут художник бесстрашно прыгнул в воду...

Очнулась Даша на песке, усыпанном галькой. Перед нею было серо-стальное небо и небритое лицо с тревожными глазами.

– Вам лучше? Как вы себя чувствуете? Может вызвать доктора? – настойчиво спрашивал художник.

Даша покачала головой, приподнимаясь, садясь на песке. Купальный костюм тесно охватывал ее тело. Голова кружилась, во рту было гадко.

Художника звали Игнатием.

Он помог ей добраться до пляжа, найти ее вещи и дойти до пансионата.

– Больше так далеко не заплывайте, – сказал Игнатий на пороге корпуса и улыбнулся. – В такую погоду опасно плавать!

– Я плаваю хорошо, это была просто случайность, – угрюмо сказала Даша, улыбнувшись уголками рта. – Вы виноваты, это я на вас засмотрелась...

И добавила:

– Огромное вам спасибо.

– За что? – смутился Игнатий.

– Ну как? Можно сказать, вы мне жизнь спасли.

Он, махнув рукой, повернулся, чтобы уходить, а потом, будто набравшись смелости, попросил:

– А можно к вам завтра зайти, Даша?

Она кивнула, окидывая взглядом его худощавую, но крепкую фигуру в парусиновой светлой куртке.

На следующий день у Даши начался жар, и врач велела ей лежать и принимать лекарства.

Днем ее навестил Игнатий. Он появился – высокий, смущенный слегка, с букетом ирисов и длинным пакетом, который тут же развернул. На листе бумаги стояла Даша на фоне моря. С необыкновенным волнением она приняла рисунок в дар и улыбнулась. Угнетённое состояние последних дней и болезнь унеслись прочь.

Вечером она уже нашла в себе силы пройтись с Игнатием по тисовой аллее. Издалека нарядно светилось винно-красное море. Они шли, говорили о море, о картинах и о Ван-Гоге и не могли остановиться... Даше казалось, что она знает Игнатия всю жизнь!

Часть 2. Осень и снова весна

Глава одиннадцатая. Призраки осени

Златоглавая осень парадом прошлась по скверам и бульварам города. Ее приход был ожидаемым, но свершился чудесно быстро – буквально в одну ночь.

Эту ночь Элени и Корнелий провели вдвоем. Ночь была, как хрустальный дворец – тонкой и хрупкой, нежной, словно бриллиант в ладони девушки.

Во сне они были одним существом, и лишь когда утром потушили фонарь, горевший мягким лунным светом, Элени поняла, что что-то произошло в мире, сдвинулось, изменилось... Она подошла к окну. И застыла – нагая девушка у окна, в которое бил желто-багряный свет.

Элени всегда казалось, что осенний день наступает после ночного посещения города сказочным волшебником. В цилиндре и во фраке он летит над городом, взмахивает чудесной палочкой, и окружающий мир приобретает совершенно новые теплые тона.

Элени и Корнелий в этот день намеренно решили прогуляться пешком, чтобы полюбоваться осенними улицами. Они шли, но говорили немного. Корнелий лишь время от времени кивал, в который раз радуясь собственному духовному преображению, удивляясь тому, как раньше он не замечал всех тонкостей окружающего мира.

Чудесная кисть окрасила город в пеструю гамму, из которой преобладали багряно-коричневые и лимонно-желтые цвета. В сердце Элени возникло ощущение наступившего долгожданного чуда. Да, это начинался царственный выход королевы осени во всей красе, звучал вальс торжественного листопада.

Они завернули в блистающий золотом парк, любуясь преображенным миром. Пунцово-алые, коричневые и зелёно-жёлтые листья плавно кружились в торжественной тишине, чуть зависая, мягко садясь на праздничный шафранный ковер.

И побродив среди деревьев в красивейших осенних уборах, пошуршав опавшей листвой, Элени, как будто, начала различать звуки тихой грустной осенней мелодии. Под нее парк засыпал, только иногда, под шаловливым ветерком начинала звенеть одной нотой тоненькая струнка паутинки, да грустно кричали улетающие вдаль птицы.

Им было приятно ощущать этот свежий ветерок, играющий осеннюю сонату на ветках и листьях деревьев, и чувствовать неповторимый йодистый и пряный аромат опавшей листвы, запах земли и горьковатого дыма костров.

Ветерок принес легкое дыхание влаги и подтянул по глубокому бело-синему небу косматые темные тучи.

По листве начали стучать робкие холодные капли. Капельки падали на ладонь Элени и становились похожими на жемчужины. И под терпкий вкус осеннего дождя, легкий запах опавшей листвы, дыма и тумана, Корнелий повел Элени в уютные стены кафетерия. За дымящейся чашкой ароматного напитка они любовались сонным дождиком, который мелко и глухо сыпался на ковер листвы из низких туч, оставляя свои серебряные слезы на стекле окна. Дождик стучал по крыше и пел в водосточной трубе. В теплых лужах вздрагивали отяжелевшие от дождя листья.

Корнелий вспоминал пролетевшие, словно ослепительный метеор, дни. Он был рад, что так удачно помог своему другу Нестору обрести любовь. Его магия помогла, и Корнелий уверился в своих необыкновенных способностях. Определенным достижением для него стал и так называемый «чудесный парфюм», который при разбрызгивании обволакивал молодую девушку невидимым слоем, оседавшим в виде мельчайших капелек, и на время закрывавший доступ к её прекрасной ауре, приглушавший исходящее от неё сияние и делавший его тусклым для чужого взора. Это была своеобразная защита от похотливых приставаний на улице. Такой парфюм заказал для своей красавицы – невесты один богатый жених, из числа современных бизнесменов. Выполнение этого заказа обеспечило Корнелия средствами на достаточно долгий срок. Конечно, он задавал себе сакраментальный вопрос: а имеет ли он право? Вторгаться в чужие жизни, судьбы, оказывать влияние, что-то менять. Успокаивало одно: он творил добро! Ничто не заставило бы его сделать что-то кому-то во зло...Теперь Корнелий часто напряженно думал о том, как помочь самой Элени стать матерью. И хотел посвятить этому всего себя, ибо ближе Элени у него никого не было!

А когда выглянуло из-за туч соломенно-багровое солнце, они пошли дальше, любуясь приглушенными красками и сверкающими на солнце каплями. Мягкие канареечные лучи солнца блестели янтарем в темных таинственных лужах.

***

В этот вечер они пошли на концерт «Осенние фантазии».

Заполненный зал торжественно дышал. Блистала большая хрустальная люстра и инструменты оркестра. Во фраках музыканты напоминали птиц.

Играли классику – звучали Бах, Моцарт, Шопен, Чайковский, Рахманинов, Дебюсси. Живые звуки скрипки, виолончели, рояля, флейты и голос меццо-сопрано ложились на душу благодатным дождем умиротворения и счастья.

Корнелий держал в руке маленькие теплые пальчики Элени и ощущал, как он становится другим человеком. Раньше ему бы и в голову не пришло пойти на концерт классической музыки – он ничего, кроме рока, не слушал! И только с Элени он изменился...

После концерта все выходили торжественными, радостными.

Вечер очень удался! И только в антракте что-то смутило Корнелия... Ему показалось, что он увидел среди зрителей в фойе знакомое неприятное лицо. Это был худой парень с длинным носом, которого когда-то Нестор назвал Дроздом. Парень растворился в толпе нарядных зрителей, и Корнелий подумал, что ему просто показалось.

По номеркам он получил свою куртку и плащ Элени, пока та отлучилась.

Ждать пришлось в кресле в фойе довольно долго. Наконец-то Элени пришла, но не привычно милая, а какая-то нахмуренная, будто чужая.

Корнелий спросил ее о настроении, она что-то буркнула об умывальнике, шла молчаливая и недовольная.

На осеннем небе горели холодные звезды, их время от времени скрывали бегущие рваные тучи.

Было еще достаточно тепло.

Удивляло то, что улица вмиг стала безлюдной! Зрители растворились в темных аллеях, и даже городского транспорта не стали дожидаться. Видимо, часть уехала на собственном транспорте, часть отправилась пешком.

Элени вдруг сказала каким-то чужим голосом:

– Ну, что мы здесь торчать будем? Давай возьмем попутку.

– Что с тобой? – не узнавал ее Корнелий. – Тебе плохо?

– Нет... Просто настроение улетучилось...

Она казалась какой-то злой, раздражительной.

– Может тебе не понравился концерт?

– А что в нем хорошего? Сидят, пиликают...

Корнелий внимательно всмотрелся в девушку. Ее будто подменили!

Она сказала ему строго, нахмурив брови:

– Ну, что стоишь? Мужчина ты или нет? Добудь машину, ну... А то мы тут до глубокой ночи будем болтаться!

– Сейчас, – ответил разочарованный Корнелий.

Он вышел на трассу, но, как назло, ни одна машина не останавливалась. Тут сама Элени опередила его. Она начала «голосовать» длинному автомобилю, почти бесшумно вынырнувшему из-за поворота.

Машина была похожа на лимузин семидесятых годов.

Мягко открылись дверцы, и Элени, даже не спрашивая куда автомобиль едет, подтолкнула своего спутника в его темное нутро.

Корнелий не успел ничего сказать, как вдруг очутился в темном салоне на заднем сидении, а автомобиль бесшумно двинулся вперед.

– Погодите, а куда вы едите? – спросил он, но в ответ услышал:

– Сиди спокойно.

Голос принадлежал не загадочному водителю, а человеку рядом. Это была вовсе не Элени! Та будто растворилась в пространстве, а рядом сидел худой остроносый парень, тот самый, кого Нестор называл Дятлом.

– А где же Элени? – воскликнул изумленный Корнелий.

– Сиди и не шевелись – прошипел злобно парень, и что-то острое воткнулось Корнелию в бок.

«Нож» – подумал он, и тут же тонкая липкая нить сковала его руки.

– В самом деле, Корнелий Александрович, будете вести разумно себя, тихо спокойно – получите и Элени, и вознаграждение, – раздался хрипловатый голос.

Из ночной густоты на Корнелия смотрело в зеркальце заднего вида жесткое лицо в квадратных очках.

Они долго мчались по почти пустынным дорогам в полном молчании. Говорить не хотелось, да и не находилось слов. Мимо пролетали серые холмы, освещенные лунным блеском и окутанные призрачным светом леса. Очевидно они давно миновали городские окраины. Тихо шуршали шины, да выли собаки.

Корнелий сидел ошарашенный, в голове бились, пульсируя, метались мысли, и ни одна из них не была выходом из положения. Произошедшее не складывалось в четкую логически стройную картинку. Оставалось обреченно ждать, словно тельцу на заклании.

Когда из мрака луна вырисовала очертания склепов и кресты кладбища – свернули на проселочную дорогу, прямо в густой мрак, разрезая светом длинные коридоры, увенчанные склонившимися ветками с дрожащей треугольной желтоватой листвой.

У возникшей из мрака арки глаза Корнелию закрыла тесная повязка, будто черная птица крылом.

Когда от нее разрешили освободиться – он зажмурился от яркого света.

Он находился в большом доме и его решительно повели бесконечными зеркальными коридорами. Шли долго и оставалось удивлялся наличию такого громадного дома в окрестностях города.

В зале навстречу им вышел невысокий стройный мужчина весьма приятной наружности неопределенного возраста. Волосы его были подобны крылу ворона, зачесаны аккуратно назад, оставляя выразительным хорошей лепки лицо, подбородок чисто выбритого лица украшала неглубокая ямка. В темных глазах поблескивал розоватый огонек.

– Мне очень приятно приветствовать вас, мастер, в своем доме. Надеюсь с вами не обращались дурно? – сказал он звонким голосом.

Глаза встречавшего ввинтились кроваво-красными огоньками в глаза Корнелия, и он сам ответил:

– Да, знаю, обращались нетактично, простите. Прочел ваши мысли. Я хочу начать со стихов, а потом перейдем к деловому предложению.

Жизнь – прекрасная роза, которая,

Сияет пурпуром в ночной тишине.

Мы идем в темноте, мы ищем опору,

А находим лишь проблемы вдвойне.

А когда мы, учуяв аромата зовы,

Бежим, совета ни у кого не спросясь,

То обретаем либо счастья оковы,

Либо находим на лепестках грязь.

Сказав эти странные слова, хозяин пригласил гостя присесть к камину.

Красно-синие сполохи танцевали в темной пещере печи.

Кресла стояли друг напротив друга, поэтому, оставшись только вдвоем, хозяин и Корнелий долго изучали друг друга глазами.

Корнелий только сейчас открыл в себе возможность слышать отдельные мысли и очень удивился новой способности. В то же время с каждой секундой страх сжимал его сердце, силы оставляли, накатывало волнение.

«Поможешь, кукла, вдохнуть жизнь, награда», – видел Корнелий в черной голове хозяина дома.

– Я думаю, мы обменялись визитными карточками, – произнес хозяин.

– Я хотел бы знать, зачем меня сюда привезли? – спросил Корнелий.

Хозяин усмехнулся.

– О, я знаю, что вас мучает неизвестность. Проникнуть в мои мысли, ощутить весь замысел вы, конечно, не можете. Впрочем, о деле потом. Всякому плоду нужно созреть. Я попрошу вас отужинать со мной. И прошу не отказывать. О деле поговорим потом.

Хозяин пригласил гостя в соседнюю комнату.

Она была ярко освещена с помощью множества свечей.

Стол был сервирован на две персоны, и выбор блюд поражал. Несмотря на то, что кухня, вероятно, была отменной, и ужин проходил в полной тишине, Корнелий никак не мог сконцентрироваться на приеме пищи. Он это делал механично и безвольно, словно робот. Мысли хозяина уже не отражались в его мозге, прямого взгляда он избегал.

Также безвольно Корнелий попрощался и пошел на отдых в отведенные ему покои.

И лишь здесь к нему вернулась способность контролировать себя и соображать. Он несколько воспрянул духом.

***

«Он выпустит меня отсюда, но обязательно возьмет под контроль, обязательно!» – думал Корнелий. – «Необходимо как-то выйти из сложного положения. Но как? Нужно что-то предпринять...»

Он сел, зажег лампу, увидел книжный шкаф и пробежал взглядом по полкам.

– Мне нужно, – думал он, скользя взглядом по корешкам.

Он четко представил, что ему нужно, и полка расплылась, изогнулась волной, вновь начала рисоваться из маленьких голубоватых точек и соткалась в стройный ряд книг.

Рука сама потянулась к синему томику Каверина.

Наугад раскрыл. И сразу нашел то, что ему необходимо – просто томик сам развернулся нужными страницами. Прочел литые и точные строчки писателя и, взяв лампу, подошел к тяжелой, узорчатой двери. Когда тень под лучами лампы упала поперек выхода, он силой захлопнул дверь.

Дверь ударила гулко, казалось, пошатнулся дом. Эхо разбилось сотнями осколков в уголках здания.

Корнелий на какое-то время замер, прислушиваясь – в воздухе застыла тишина. Рядом колыхалась зыбкая тень, будто сотканная из серого воздуха и лунного света.

Он мягко подошел к высокому венецианскому окну и осторожно отворил его, глядя в темнеющие заросли. Оглянулся – отделившаяся от него тень ступила несколько шагов, пошатываясь, а потом легко, словно пушинка, опустилась в кресло.

Корнелий натянул куртку и полез в окно. По лозам винограда стал спускаться. Потом мягко спрыгнул на клумбы.

Огляделся под серебристым куполом лунного сияния в сырой и прохладной тишине. Вся клумба была усеяна осыпавшимися дивными красными листьями.

Кто-то ткнулся о его штанину.

Корнелий быстро оглянулся и увидел огромного пса. Тот стоял, принюхиваясь. А затем, под взглядом Корнелия, прижал уши и заскулил.

«Ну, дружище, ты меня не съешь? Не съешь, хороший. Ты знаешь дорогу? Ну, как мне выбраться отсюда?»

Корнелий отдал немой приказ, и пес медленно побежал, останавливаясь, оглядываясь, как бы подзывая своего спутника.

Корнелий шёл неуверенно, с волнением думая об Элени. Что-то внутри него подсказывало, что девушки здесь нет!

Чуть наклонившись, он побежал за псом, петляя между ржавых кустов и осыпавшихся декоративных деревьев.

Высокая ограда выросла непреодолимой преградой на пути. Но пес не останавливался, он будто звал его за собой, дальше. Небольшая железная калитка притаилась за колючим кустарником.

Корнелий оглянулся – луна заливала серые деревья мертвенным цветом.

Дверь не подавалась. Корнелий старался сконцентрироваться. Потом его губы произнесли сами собой неведомые строки:

Замки не скроют выход к свету,

Слова волшебные сильней!

Ни за брильянты, ни за монету,

Не обретешь свобод теней.

Калитка медленно подалась. Корнелий сам удивился тому, какими удивительными способностями он обладал!

«Словно во сне», – подумал он.

Выйдя за пределы сада, он оглянулся на пса. Тот стоял неподвижно, лишь глаза угольками светились во полумраке. Прикрыв калитку, Корнелий побежал среди высоких деревьев, больше по интуиции выбирая направление.

Лишь под утро, исцарапавшись в кустах, хорошо проплутав в молочном тумане, он вышел на трассу, распознав ее по звукам машин. Тормознул ранний автобус, шедший из пригорода.

В городе гулял разноцветный ветер, сыпал водопадами багряно-желтую листву.

Когда Корнелий подходил к своему подъезду, то ощутил что-то враждебное. Не хотелось идти, но, преодолевая себя, он подошел.

У подъезда сидел человек из загородного дома. Одной рукой он опирался на трость, рядом с ним грозной черной горой застыл пёс, который теперь уже не казался таким добродушным.

– Господин Корнелий, я рад нашей новой встрече. Вы покинули наш дом так внезапно, оставив в нем свою несчастную тень, которая не могла найти себе покоя. Но, к счастью, Ценур, мой пес, проследил за вами, да и догадаться, куда вы пойдете, не составило труда.

– Что вам от меня нужно? – глухо спросил Корнелий.

– Всего лишь выполнение нашей просьбы, – ответил хозяин.

Он представился:

– Зовите меня Яном Рэтом.

Но Корнелий мрачно сказал:

– Верните мне Элени. Иначе никакого разговора не будет.

Ян Рэт пристально посмотрел на него и кивнул:

– Хорошо. Но она будет погружена в сон. И проснется только тогда, когда вы выполните требование. Не раньше. А сейчас нам нужно серьезно поговорить.

Глава двенадцатая. Договор на холме

Ветер выл и поднимал крыльями плащи, когда они поднимались на высокий холм с пожелтевшей травой. Солнце купалось в тучах, то стыдливо скрываясь, то вновь показываясь в своей нагой коварной красоте.