Текст книги "Вполне порядочный мир"

Автор книги: Александр Стоянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Попрощаться пришел, друг за мной приехал.

– Уезжаешь, значит? Пойду к ребятам. Хоть ветки оттаскивать. Слушай, а твой друг не знает, откуда этот бардак?

– Не знает, – печально ответил Денис. Ему было не по себе: все заняты делом, один он неприкаянно блуждает по городу. – Я уж дома поработаю топором.

– Работы теперь надолго. Ну, будь здоров.

Денис протянул руку. От Кеши пахло смолой, свежей щепой и потом.

– Приходи, когда все уладится, – сказал Кеша, Ты парень, видно, ничего.

–

–

Давыд проснулся от того, что солнце светило в глаза. "Надо поджарить яичницу", – подумал спросонок, чувствуя, как голод сводит желудок. Небо было ярко-синим, с легкими мазками облаков, и, взглянув на него, он вспомнил о своем росте и неудобствах, связанных с ним.

– Проще дотянуться до облаков, чем приготовить обыкновенную яичницу, пробормотал тоскливо, подтягивая ноги и усаживаясь поудобнее. – А есть-то хочется...

Человек прятался на противоположном берегу, в густых кустах. Испуганно смотрел на Давыда. За спиной висел рюкзак, руки сжимали ружье. Уловив движение великана, он заорал и кинулся в чащу. "Из тайги. Наверное, ничего не знает. Все разразилось так моментально".

Опять один! Давыд растянулся на песке, стараясь его теплом прогнать ощущение голода. Начал перебирать события сегодняшнего дня, отыскивая зацепку, которая привела бы к отгадке. Первое – это рост. Росли деревья, кусты, трава. Вырастали там, где их не было уже десятки лет. "Последовательность примерно такая. Все заметно вытянулось, когда мы были в лесу, искали грибы. По рассказу Дениса получается, что грибы росли одновременно со мной. Может, чуть-чуть раньше... Денис говорил о каком-то бессмертии, а я воспринимаю чувства окружающих. Это второе, что можно выделить. Связано ли оно хоть как-нибудь с ростом?"

Перебрав все "за" и "против", Давыд зашел в тупик. Простым перечислением фактов, их логической увязкой ничего не добьешься. Нужно озарение, которое все поставит на свои места. Но оно не наступало. И не проходил голод. Давыд ворочался на песке, пытался не вспоминать о еде. Это приводило к обратному. "Они же обещали прислать вертолет, – раздраженно думал он. – Может, никакой болезни нет. Обычная паника. А я сижу в глухомани и дожидаюсь неизвестно чего. А под лежачий камень... Если дело серьезное, меня просто не пустят в город. Если тревога ложная, в городе от меня больше пользы".

Он решительно встал. С высоты его роста были видны только деревья и ничего другого. Лес тянулся к горизонту, Давыд знал, что он уходит дальше, что сейчас вся планета покрыта этим мгновенно выросшим лесом. "Каша заварена крутая, долго придется расхлебывать..."

И опять под ногами трещала растительность. Треск сырой, неохотный. Нечаянно оглянувшись, Давыд заметил, как выпрямляется часть деревьев, попавших под его стопу. Зрелище это поразило Давыда, он долго стоял и смотрел на удивительные деревья. Они сначала застывали в положении, которое придавала им его нога, словно оценивали обстановку: что будет дальше? И, поняв, что гигант уходит, медленно и невозмутимо принимали прежние позы. "Можно подумать, что это разумные существа. И они взбунтовались, чтобы не быть загнанными в резервации парков и садов... – Нелепая, сумасшедшая мысль! Он постарался прогнать ее, но безуспешно. Достаточно было оглянуться, чтобы она возникала вновь. – Разумные растения. А почему бы и нет? Что мы знаем об окружающем нас мире? Что из деревьев получают бумагу и картон? Что растения бывают полезными и вредными? Для нас... А мы для них какие? Может, с нами сейчас борются, как с сорняками природы? Кто ответит на эти вопросы?" Лес, даже разумный, безмолвствовал.

Он старался идти осторожнее, чтобы оставлять на своем пути меньше повреждений. Вдруг догадка окажется правильной? Тогда будет трудно отделаться от сознания, что загублены разумные существа. Незаметно мысли вернулись к Денису. "Он говорил о бессмертии. Если это правда, ему здорово повезло. С моим ростом и чуткостью к настроениям только неприятности. А бессмертие – стоящая вещь!"

Впереди показался берег. Где-то должен быть мост. Впрочем, что ему переправа через реку? Немного поразмыслив, он решил все же пройти к мосту, показаться людям: нужно будет – в город не пустят.

–

–

– Приехали, – Толпин спрыгнул с велосипеда. – Тяжелый ты, еще вчера ни за какие коврижки не повез бы.

– Какой уродился. Ты уверен, что мы там, где нужно?

– У меня фирма со стопроцентной гарантией! Дойдешь один?

– Не маленький, – ответил Денис, озираясь вокруг.

– Что с тобой?

– Все кажется, что заблудился.

– Э-э, милый, тебе нужно выспаться. Пойдем, провожу.

Денис покорно кивнул. "Хорош бессмертный с поводырями! – грустно думал он, поднимаясь по лестнице вслед за Толпиным. – Сколько же их будет? Всех, кто живет сейчас – не станет. Один я буду коптить с какой-нибудь электронной псиной".

– Давай ключ. – Толпин протянул руку. Денис пошарил по карманам, подал связку.

– Самый затертый, – сказал безучастно.

– Поспать тебе нужно, – в который раз повторил Толпин.

Денис прошел в квартиру, вытащил на середину комнаты кресло, расслабленно шлепнулся в него.

– Потерпи минуточку, сейчас соображу кофе.

– Нет-нет, ждать некогда. Да и отключено все.

– Досадно, я весь день не ел. Куда торопишься?

– В штаб. Я ведь отпросился ненадолго.

– Штаб? Борьбы с этим?

– И с этим, и с грабителями. Моментально появились.

– И я с тобой, – засобирался Денис.

– В таком состоянии лучше оставаться дома. Отдохнешь – приходи. Адрес оставлю.

– Нельзя, значит, сейчас? Могу подождать. Со временем я теперь большой приятель.

– Придешь, разберемся и с твоим бессмертием.

"А Нади с Кирюшей нет! Как они там без меня в этой свистопляске? Кирюша, наверное, безумно рад. Надя, как и все, ничего не понимает, рвется домой... Господи, когда же придет определенность?"

– Знаешь, не буду я спать. Не могу, – выпалил, не глядя на Толпина. Слышишь, что творится за окном? Чего же я, здоровый мужик, буду отлеживаться?

– Не кипятись, – миролюбиво сказал Толпин. – Можешь спуститься вниз. Только не отходи от дома.

Они расстались, и Денис остался в одиночестве. Он думал о том, что хорошо бы выпить кофе, а потом разыскать топор и присоединиться к тем, кто рубит лес, надеясь победить его. В конце концов, это так привычно – бороться с природой. Вся цивилизация выросла на этом, с молоком матери всосала уверенность в своей правоте... Нашел холодный утренний кофе, допил. После длительных поисков обнаружил под ванной старый и совершенно ржавый топор, "Ничего, добрые люди наточат..."

Он захлопнул дверь и начал спускаться вниз. Лестничные площадки казались необычно гулкими и сырыми, наверное, из-за деревьев, окружавших дом плотным кольцом. За одной из дверей надрывались комнатные собачки. Денис знал их хозяйку, высокую сухопарую старуху. Он всегда церемонно раскланивался с ней, когда та с выводком многочисленных пекинес и шицу выходила на прогулку. "Хотел бы знать, где она. Собирает ветки, или нашлось ей другое дело? Сейчас это просто – найти занятие для человека, страдающего от безделья... А потом придет день, когда мы убедимся, что деревья и травы стали прежними – покорными и немногочисленными. И построим теории, объясняющие капризы природы. А с лесом что? Чепуха! Всегда можно насадить сады, парки, лесополосы... Стоп! Чего собственно, я разошелся? Еще неизвестно, чем кончится вся заваруха, а я уже страдаю по будущим недостаткам! Проклятое бессмертие лезет из всех щелей. Подумаешь – праведник! Сейчас рублю деревья, а в будущем мыслю себя чуть ли не судьей".

Во все стороны летели щепки. И был ритм бездумной работы, когда микроцель – дорубить до той извилины на коре – заполняет собою весь мир. А пока летело время, измеряемое метрами оголенной земли, вокруг что-то изменилось.

На голову Дениса упал желтый лист. Широкий и плотный, он показался невероятно тяжелым. Листьев было много. Они медленно падали, плавно кружились в лучах красного солнца. "Завтра будет ветер, – машинально подумал Денис, поднимая один из листьев. – Как осенью".

– Как осенью, – тихо произнесла стоящая рядом женщина.

– Начинается что-то новое, – раздалось за спиной Дениса.

Люди сгрудились в тесную молчаливую кучку и с тревогой наблюдали за листопадом. Листья желтели внезапно и, изменив цвет полностью, летели на землю. Взгляды людей скользили по грудам срубленных деревьев, по срезам свежих пней, и Денис видел, как грустнеют лица. Он наклонился за топором и, едва передвигая ноги по шуршащему желтому покрову, направился домой. "Все напрасно, – думал он, поднимаясь по лестнице. – Кинулись на деревья, думали – достаточно расчистить от них улицы. А оно повернулось иначе..."

Он открыл дверь, аккуратно положил топор на прежнее место. Тело ныло, гудела голова. Немного посидел, усталость отступила. "Помыться бы..." – прошел в ванную, открыл кран и долго вслушивался, надеясь на чудо. Со вздохом закрутил ручки, взглянув в узкое зеркальце над раковиной, безразлично подумал, откуда взялось незнакомое лицо. Спустя какое-то время понял, что лицо должно быть его собственным. Из памяти напрочь вылетели всякие представления о собственном облике. "Чушь, – встревоженно подумал он, – такого быть не может!" Кинулся к шифоньеру, чтобы полностью рассмотреть себя в большом зеркале, узнал одежду, руки, ноги... Незнакомым было единственное – собственное лицо. Он ошарашенно отошел в сторону. "Одно к одному, одно к одному... Растут грибы становлюсь бессмертным, растут деревья – перестаю ориентироваться, падают листья – забываю лицо. Неужели паршивые пятна могут принести столько пакости? – заметался по комнате, потом, распахнув окно, долго, до боли в глазах, всматривался в багровый краешек заходящего солнца. – Сумасшедший мир, где утром просыпаешься бессмертным, а к вечеру обнаруживаешь, что потерял больше, чем приобрел..."

Роняя стулья, Денис бросился к выходу, скатился по лестнице, у подъезда споткнулся о пень, поднялся и побежал по обезображенной улице.

–

–

Город впустил его. Не было ни пикетов, ни заграждений.

"Не эпидемия, – с облегчением думал Давыд, выбираясь на скользкий пласт гниющей рыбы. – Куда же теперь? При нормальном росте пошел бы домой и поел. А сейчас... Самое естественное – идти к клиникам. Там хромой доктор. Можно опять поработать. Санитар-вездеход! Профессия, родившаяся сегодня..."

Идти по улицам-просекам было не легче, чем по нетронутому лесу. Торчащие пни кололи подошвы ног, и Давыд невольно вспоминал, как в детстве бегал по стерне. "Интересно, как проверить их разумность? – думал он о деревьях, внимательно глядя под ноги. – Ничего общего между нами, кроме места обитания Земли. Так что надежды на контакт мизерны. И они еще уменьшаются, если станем усердствовать. – Улицы напоминали просеки, на крышах многих домов появились маленькие деревца. Они вздрагивали от малейшего порыва ветра. – Совсем плохо, если они будут расти дальше. Дома на это не рассчитаны. Многое не рассчитано на сегодняшний день. Но он пришел, и не время рассуждать о просчетах".

– Слушай, ты, дядя Степа! Слышишь меня, а? – Человечек еле держался на ногах. – Выпить хочешь? – В его руках блеснуло зеленоватое стекло. – Чего молчишь? Думаешь, я тебя испугался? Дудки! – Он качнулся и, зацепившись за разлом асфальта, грохнулся на землю.

"Хорошо набрался! Что ж, это тоже выход. – Давыд перешагнул через пьяного. – Жизнь входит в свою колею..."

Желтизну Давыд увидал издали. Она двигалась от горизонта, и было видно, что зеленое сменяется желтым, потом даль становится серой. Когда деревья у самых его ног начали менять окраску листьев и ронять их на землю, Давыд понял, что означала серость горизонта. "Доигрались! Не успели привыкнуть к лесу, вырезать его до конца, как новый сюрприз!" Он смотрел на оголяющиеся деревья, на город, все увереннее вырисовывавшийся в обнаженном лесу. На душе становилось мрачнее и мрачнее. Как будто исчезнувшая зелень унесла с собой все живое и светлое. Сквозь голые ветви стали заметны люди, прятавшиеся от него, и как раньше, Давыд почувствовал нарастание тревоги и страха. Но не перед ним, человеком-гигантом, а перед безмолвным внезапным листопадом. Тревога шла могучей плотной волной, и под ее тяжестью Давыд начал медленно опускаться на землю... Денис смутно представлял направление, в котором бежал. Нужно было скрыться от ужаса, забыть о том, что он не узнает своего облика. "Разве память о внешности так уж важна? Главное осознавать себя, а это не потеряно. Я жив, и впереди бесконечная жизнь, лучшего не придумаешь..." Под ногами шуршали опавшие листья. Они закрывали трещины в асфальте, пни. Денис спотыкался, падал лицом в пахнущую осеннюю листву и вновь поднимался. Силы его истощились, он чувствовал это, но продолжал бежать. Потом обнаружил, что люди куда-то исчезли, а в конце улицы на коленях стоит Давыд.

"Нельзя поддаваться, – думал Давыд, сжимая голову руками. – Я должен бороться, а не страдать. В мире, породившем меня и пока еще чуждом людям, нужна моя помощь, а не страдания. Их и без того достаточно..."

– Давыд! – Денис тяжело дышал. – Как хорошо, что мы с тобой опять встретились, как я рад! – Он говорил сбивчиво, глотая, путая слова, и порой великан не понимал, о чем идет речь. Тревога давила по-прежнему, но в душе рождалось и крепло внутреннее сопротивление этому давлению.

– Давыд, нужно идти в штаб. Нам с тобой больше всех досталось. Мы обязаны знать, что происходит.

"Как все просто, – думал Давыд, глядя на Дениса. – Мы ничего не предпринимали, чтобы вызвать к жизни этот мир растущих и умирающих деревьев, бессмертных людей и великанов. Мы только копили изменения. Упорно, хотя и бессознательно. Рвали бомбы, травили химикатами, насыщали атмосферу различными физическими полями и дошли до предела, когда простое повышение солнечной активности оказалось искрой, взорвавшей прежнюю пассивность природы".

Денис смотрел на громадную ладонь, покрытую видимыми порами, на пальцы толщиной с бревно, на блестящие поверхности ногтей, и ему казалось, что он видел это всю жизнь. Пальцы качались перед глазами, отбрасывая косую далекую тень. "Как все просто, – думал он, завороженно следя за их колебаниями. – Ты просыпаешься утром и обнаруживаешь, что бессмертен. Другой становится гигантом, вокруг вырастают деревья. Их много. Так много, что становится страшно. А виноватых нет. Нельзя взять кого-нибудь одного за шиворот, встряхнуть и заорать: "Гад, все из-за тебя, получай!" Усталость пропитала мускулы, мысли. Денис с трудом сел на подвернувшийся пень, потом понял, что лучше лечь. Сполз на землю, расслабленно вздохнул.

– Совсем умотался, – сказал Давыду. – Немного отдохну и пойдем. Ты меня понесешь? Только не кричи, как тогда при переходе реки.

Давыд склонился к Денису, который что-то шептал, то и дело вздрагивая всем телом. "Тут нужен врач. И чем быстрее, тем лучше". Он сделал шаг к деревьям.

– Ему нужна помощь, – негромко сказал прячущимся. – Помощь, поймите это. Вы же люди! Хватит прятаться по кустам!

Лес молчал. Долго, тягостно. Потом послышалось шуршание, и из-за стволов показалась молодая женщина. Приближалась она настороженно, готовая при первом признаке угрозы кинуться в лес. За ней вышло еще несколько человек. Денис бормотал что-то, вздрагивал, и Давыд вдруг понял, что все напрасно. "А как же бессмертие? – растерянно подумал он. – Бессмертные ведь не умирают! Выходит, он обманул меня?"

– ...Не нужно оно мне, – всхлипывал Денис. – Я хочу быть простым смертным. Забывать кое-что, но помнить лицо, дорогу к дому, быть собой...

"Он не лгал, он верил в свое бессмертие и верит до сих пор. Но он умирает".

– Бесполезно, – сказала женщина, – мы ничем не можем помочь. Это ваш друг?

– Давыд, скорее! Мы должны разобраться до конца, – прорвалась отчетливая фраза. – Скорее!

– Это ваш друг? – повторила женщина.

– Да, Самый близкий.

– Нужно сообщить его родным.

– Мы знакомы с ним всего один день.

– О каком бессмертии он говорил?

– О своем.

"Денис был бессмертным целый день. Он один? Наверное, миллионы людей сегодня утром проснулись с бессмертием. Но оно оказалось ложью... Правда в другом, не в отсутствии смерти. Правда в том, что мы первые приняли на себя удар взбунтовавшейся природы. В нем, во мне, во многих других дремало что-то незаметное и безобидное в ушедшем мире. А сегодня оно пробудилось. Я вырос, Денис узнал о своем бессмертии. А у других? Что у других? Нам еще предстоит узнать это... Слишком уж мы были уверены в собственной неизменности, в неизменности окружающей природы. Гадили старательно, со всей изобретательностью человеческого ума. Потом жалели ее, охраняли. Но в любом случае считали, что сначала мы – потом она. Она же рассудила по-своему... Если мы не желаем меняться, то она изменит нас! И сколько людей носит сейчас в себе зерна изменений, а когда они прорастут – что, наконец, мы получим? – Он посмотрел на серый оголенный лес, тянувшийся до самого горизонта. – Одно ясно – мир изменился, и жить в нем нужно по-другому. Пока мы не стали в нем лишними..."