Текст книги "Промах киллера"
Автор книги: Александр Ольбик
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Глава четвертая
…Через неполных три часа я уже был на псковской границе. Не доезжая примерно километр до пограничного шлагбаума, остановился, чтобы спрятать у придорожного камня свой пистолет. С ним я не решился пересекать границу. Когда выходил из машины, увидел на сиденье пятна крови. Я снял чехол и засунул его под заднее сиденье.
Пограничник, взглянув на мой серпастый паспорт, внимательно изучил мое лицо и сверил с фотографией. Однако было сумеречно, и он вряд ли рассмотрел меня и то, что изображено в паспорте.
Латвийская таможня была во хмелю и потому до осмотра не охочая. Зато российские таможенники потрясли основательно. Один из них даже открыл капот и, вертя усатой башкой, заглядывал во все щели агрегата.
В Пыталово я не стал искать гостиницу и, припарковавшись у одного из немногих здесь пятиэтажных зданий, попытался уснуть. И сделал это без натуги. Приснилось, будто я, одетый в солдатскую шинель, хочу перед составом вагонов перейти на другую сторону перрона. Подобрал будто полы шинели, нагнулся и вдруг увидел, что колеса вращаются, а я еще только на полпути…
Я проснулся раньше, чем кончился сон. А кончиться он мог только одним… Да и в жизни я где-то на полпути, а рядом, впритирку, вращаются жуткие колеса действительности. И я подумал, глядя через боковое стекло на полную луну, вовсю светившую над крышами домов, что жизнь – это тоже своего рода сон. Ведь не знаем же мы во сне, что видим сон, иллюзию, отражение подсознательного и осколки реального. Так и в жизни не догадываемся о своих вторых, а может, первых сновидениях.
Я смотрел на луну, плывущие мимо нее взбитые сливки облаков и ловил себя на мысли, что точно такое же сочетание света и формы облаков я уже когда-то видел. Наверное, это было в детстве, в первый год моего детдомства, когда я один сидел на пороге казенного дома и все ждал возвращения мамы. Я верил взрослым воспитателям, которые врали мне во благо.
Иногда в полнолуние, спросонья, я выходил на улицу и, не отдавая отчета в своих действиях, садился на край колодца и куковал там, пока кто-нибудь меня оттуда не снимал.
А порой ночью я внезапно просыпался и начинал истерически плакать, звать на помощь – на меня наплывали огромные серые жернова, от которых укрыться негде. Позже врачи это состояние назвали детским неврозом, а соседка говорила, что я лунатик…
Я смотрел на луну и думал о Велте Краузе.
Видел ее выточенные скулы, полные, изящно и нежно вылепленные губы, тонкие, в широкий разлет, брови.
Под утро я снова забылся и проснулся раздраженным – долго спал.
Было прозрачно светло, луна скатилась к горизонту и превратилась в большой красный блин.
Чтобы не мозолить глаза обитателям дома, я отъехал в сторонку и остановился под развесистыми вязами. А в пять часов уже был у входа на колхозный рынок. Наверное, только здесь я мог ее встретить.
Я вышел из машины, прошел в неказистые, сто лет некрашеные ворота и оказался на глинистом пятачке, где были расставлены обшарпанные столы-прилавки.
В самом начале две тетки из бидона сомнительной чистоты продавали молоко. Вскоре подошла компания местных мужиков с большими корзинами, полными свежей картошки.
Ничего нового на сиротском этом рынке я не обнаружил. Однако часам к семи он стал наполняться продавцами и даже ожил, приобретя какой-то бутафорский колорит. Две моложавые женщины торговали клубникой и лисичками. На какое-то мгновение их закрыли от меня яркие цветные разводы…
Женщина в цветастом сарафане, светловолосая, с «пирожком» на голове, схваченным перламутровой заколкой.
Когда она повернула голову, я понял, что фортуна мне улыбнулась. Это была Велта Краузе собственной персоной. В руках – корзинка и полиэтиленовый пакет.
Я вернулся к машине и стал ждать. Другого выхода с рынка вроде бы не было.
Оказалось, что к встрече я не готов. Не представлял, с чего и как начинать разговор. Ведь я должен был сообщить о смерти мужа и о том, какую роль сам играл в этом странном уголовном романе.
Когда она появилась в воротах, я ощутил сухость во рту. Она повернула налево и по дорожке, ограниченной пыльным штакетником, пошла в сторону реки. Я направился следом и минуты две-три шел буквально по ее пятам.
Мы дошли до речки Утрой, и Велта, не переходя мостик, свернула на узкую тропинку. Внизу, возле самой реки, виднелся зеленый домик, из трубы которого поднимался дым. Возможно, гадал я, она возвращается туда, где со своим сыном и болонкой сейчас квартирует.
Однако я не пошел тропкой, а направился напрямик, чтобы перехватить ее в безлюдном месте. Не доходя до нее метров пятнадцать-двадцать, я окликнул: «Велта, подождите…» И просчитался: она взглянула в мою сторону, и я отчетливо увидел на ее лице страх. Мгновение женщина выжидала, затем бросилась бежать.
Я обогнал ее и загородил дорогу. Сбиваясь с дыхания, быстро заговорил:
– От меня вы, конечно, можете убежать, от них – нет…
Видимо, интонация, с какой я выговорил эту фразу, ее охладила, успокоила, что ли. Она пронзительно взглянула мне в глаза, будто хотела проникнуть в душу, словно за сердце взяла.
А мне хотелось взять ее за руку и прикоснуться губами.
– Что дальше? – спросила она, и я понял, что женщина умеет владеть собой. Вместо страха в ее глазах появился вызов.
– Не торопите… Я не волшебник и принес вам далеко не благую весть.
– Дайте мне пройти, – попросила она и указала рукой на дом. – Если вам действительно есть что сказать, скажете там… Извините, меня ждут.
Я сделал шаг в сторону и пошел рядом. В горле словно затычка, два слова не сложить.
– Хорошо, идемте, – наконец выговорил я, – но учтите, разговор предстоит тяжелый.
– Не угрожайте! Что бы вы ни сказали, на попятную я не пойду. Поэтому особенно не затрудняйте себя…
Она меня, конечно же, принимала не за того. За одного из холуев Рэма.
Однако в дом я не пошел. Остановился у толстой колоды, предназначенной для колки дров. В край был вбит колун с толстым топорищем.
Я остался на улице, она вошла в дом и через пару минут вновь появилась на крыльце. В руках она держала двустволку, и я на глаз определил, что это была «тулка» двенадцатого калибра. Я понимал, что такое оружие может стрелять не только «заячьей» дробью, но и крупной «волчьей» картечью и «медвежьими» жаканами.
Ружье она держала двумя руками, опустив стволы к земле.
Нас разделяло всего несколько метров. При желании я успел бы в два прыжка оказаться рядом и выбить из рук ружье. Но я этого не сделал. Я чувствствовал, стрелять она не будет, хотя мысленно похвалил ее за решительность. Жизнь стоит того, чтобы иногда ее оберечь двенадцатым калибром.
Видимо, на моем лице появилось что-то вроде улыбки, ибо Велта, скривив свои красивые губы, сказала:
– Давайте объяснимся – кому и что от меня нужно?
– Заварзину нужна ваша жизнь… Жизнь вашего мужа он уже взял…
Трудно быть палачом, но у меня просто не было времени, ни желания затевать дипломатические игры. Ее руки вздрогнули, она побледнела, по щекам покатились слезы.
Это был уже не боец, а плачущая, постигшая горе женщина.
– Я так и знала, что это случится, – пошептала Краузе и выпустила из рук ружье. Оно стукнусь о крыльцо и сползло прикладом на первую ступеньку.
Я не знал, что сказать, и только молчал, подобно колоде, возле которой стоял. И чувствовал себя таким же тяжелым и немым. Хотелось взять колун и отрубить себе руку.
Краузе отвернулась и уперлась лбом в потрескавшуюся от старости дверь. Я сделал несколько шагов в ее сторону и, не в силах делить с ней эту свинцовую паузу, проговорил:
– Если вы доверитесь мне, то еще можно найти выход для вас и для вашего сына.
– Мне уже все равно, – нервно, в отчаянии дернула она плечами. – Если они однажды пошли на это, где гарантия… – не сдержавшись, Велта заплакала навзрыд.
– Нет такой гарантии, – отрезал я. – За вами уже началась охота. Не сегодня-завтра здесь появится молодец из бригады Рэма и потребует от вас окончательного решения. Я тонкостей ваших взаимоотношений не знаю, но, по известным мне признакам, они принимают траурный оттенок.
– Вы что – следователь? Кто вы и почему говорите какими-то загадками? – Велта повернулась в мою сторону и вытерла ладонью глаза.
– Если я все вам скажу, разговора не получится. Одно могу сказать: если бы здесь, на вашем месте, находился этот самый Заварзин, он уже не стоял бы, а лежал. Он мой кровный враг, и вы мне или поверите, или же повернетесь и уйдете. Это будет для меня знаком, что дальнейший разговор не имеет смысла.
Она взялась за ручку двери. Это даже не ручка, скорее, скоба с язычком посередине. Однако она не открыла дверь, а лишь надавила на нее, как бы плотнее прикрывая. Затем она спустилась с крыльца и пошла в мою сторону. Ветерок донес тонкий аромат духов.
– Честно говоря, выбора у меня нет, – уже более спокойно сказала она. – Давайте немного пройдемся.
Мы направились вверх по тропинке. Теперь слова рвались наружу, я понимал, что второго такого случая для исповеди не представится. Но я прикусил язык и рассказал только то, что помогло бы ей понять мою роль в этой истории. Я выложил многое, но умолчал, конечно, сколько жертв было у меня на счету – боялся, что это отпугнет ее.
Велта шла молча, подавленная. Но, думаю, не изза моих откровений, просто еще не отошла от известия о гибели мужа.
– Что же делать? – сдерживая слезы, спросила она. – Я просто в панике… С Заварзиным можно бороться только его же методами. Полиция куплена, судьи боятся сами. Он уже сидел, его несколько раз арестовывали, и каждый раз он выкручивался. Недавно его задержали в ресторане за незаконное ношение оружия. Чего бы еще? Но и тогда он отделался легким испугом и подпиской о невыезде…
– А что вы предлагаете? Убрать их всех?
– Честно говоря, будь на то моя воля, я бы так и сделала. Из них порядочных людей уже не получится. Это настоящие зомби, и я не хочу их даже сравнивать с животными. А ведь считают себя солью земли, это с мобильниками в кармане и деревяшками вместо души…
– Насколько мне известно, Заварзин принуждает вас отдать какой-то дом.
– За который моя фирма уплатила пятьдесят тысяч долларов. Когда-то он принадлежал моему дальнему родственнику, которого при Хрущеве приговорили к расстрелу. За якобы экономические преступления. Дом как дом – двухэтажный, с кариатидами, я его отремонтировала, вбухала немало, теперь там мой офис. Заварзину он очень приглянулся… правда, после того, как я ему дала от ворот поворот. Мерзкий] такой типчик с бакенбардами… |
Я уточнил:
– Сидит в СИЗО и оттуда дирижирует. Все схвачено. Кого вы знаете из его команды?
– Почти всех. Некоторые проходят свидетелями по делу о вымогательстве своего патрона, встречалась с ними у следователя. Один к одному – или бывшие уголовники, или потенциальные убийцы. Мишка Иванов – ближайший порученец, другой…Родимчик… Это кличка, на щеке огромная родинка. Солдатенок – он пятнадцать лет отсидел… Я ж говорю, окружение еще то, как на подбор. Еще один верзила, кажется, по кличке Носорог, тоже сидел за разбой. Одного, слава Богу, нашли придушенным в канальчике у Бастионной горки. Если верить газетам, с кем-то не поделили торговые ларьки…
Велта замолчала, и мы свернули к реке. Под старой ивой продолжили разговор.
– Что же делать? – повторила она свой вопрос.
– По-моему, прежде всего нужно похоронить… Кто этим займется?
– Кто же, кроме меня…
– Нет, это исключено. У вас в Риге есть близкие родственники?
– Его старший брат Борис, сестры, племянники.
– Дайте координаты брата и черкните ему писульку, а я передам.
– Но это же не выход. Самого близкого человека похоронят другие, а я буду здесь отсиживаться… – Велта снова заплакала, не скрывая слез.
– Я согласен с вами, но зато так безопаснее. Давайте смотреть правде в глаза. Мы с вами для них уже потенциальные трупы и потому не будем играть в поддавки. Вы с сыном останетесь здесь, но с условием – ни шагу за пределы дома. Забудьте о рынках и магазинах. Между прочим, если еще раз будете брать в руки ружье, не забудьте взвести курки. И стволы не должны смотреть вниз. Стреляйте поочередно, а не из двух стволов одновременно. Кстати, кто заряжает ружье?
– Гунар, мой брат. Он охотник и вообще… Пока Гунар в отпуске, я под его защитой.
– Попросите у него патроны с крупной дробью… Пока будете здесь, я постараюсь добраться до Заварзина или кого-нибудь из его бригады.
– Они вас убьют.
– Возможно. Это лотерея. Телефон в доме имеется?
– Да, – Краузе назвала номер, и я никак не мог сразу его запомнить. Мешало ее лицо – не мог отвести от него глаз. Я понимал, что красота – категория относительная, но во внешности Велты я не находил изъянов.
– Если в один прекрасный день я вам позвоню и скажу, что делать, не медлите и выполняйте все без раздумий и отговорок. Идет?
– Не знаю, – она опустила голову. – Все это настолько нереально, что я чувствую – просто с ума схожу.
– Такое случается со всеми. Хоть раз в жизни, но случается. Сильнее страха и неизвестности ничего не бывает. Но дело не в этом. Сейчас главное, чтобы вы поняли, о чем идет речь.
– Понять-то я поняла, но не уверена, что хватит силенок. И очень хочу попрощаться с Эдиком… Он окажется в могиле, и я его так больше и не увижу.
– Зато он навсегда останется в вашей памяти живым.
Не было смысла утешать. Бывают ситуации, когда что бы ни сделал, все скверно. И усугублялось это тем, что я незаметно подпадал под ее власть, чувствовал себя на коротком поводке.
– Если позволят обстоятельства, я за вами приеду… В день похорон…
Мы вернулись к дому, и Велта отправилась писать деверю записку. Я отказался от ее приглашения и, присев на колоду, бессмысленно уставился в зеленый, пронизанный солнцем мир.
Прощание было никаким. Единственное, что я заметил – ее последний взгляд. Он дольше положенного на мне остановился. Но взгляд этот был отягощен горем и все же недоверием.
– Газеты писали, что вы не собираетесь отказываться от своих обвинений против Заварзина…
– Не собиралась… Сейчас я бы этого не сказала. Они пойдут на все, чтобы до суда я не дожила, – тут же она направила разговор в другое русло. – Если все, что вы мне о себе рассказали, правда, – будьте осторожны.
В общем-то, банальные слова, но в тот момент они для меня были на вес золота.
Я почти бегом направился вверх по тропинке. К машине, оставленной у рынка, я возвращался тем же путем. А в подсознании уже зажегся сигнал тревоги. Я ведь не забыл слова Шашлыка о том, что в Пыталово собирается Солдатенок. И если это так, то мы с ним не должны разминуться.
Я сделал «круг почета» по центру Пыталова. Если, конечно, центром можно назвать грязно-пыльную часть полугорода-полудеревни – с серыми облупленными домами и оградами, с корявыми дорогами и заржавленными табличками на заборах. Забытый Богом и людьми городишко. Зато с полным набором наглядной агитации, оставшейся еще с перестроечной эпохи.
Я внимательно вглядывался в лица мужчин и номера иномарок. Почему-то казалось, что Солдатенок должен прибыть обязательно на какой-то роскошной тачке, и потому ловил взглядом «ауди» да «мерседесы», вообще машины с латвийскими номерами. Но заметил я такую уже на выезде из города. Навстречу шла «девятка» цвета мокрого асфальта, за рулем которой сидел молодой человек в темных очках с прилипшей к нижней губе сигаретой. Я не знал и никогда не видел Солдатенка, но мог бы поклясться своим винчестером, что в этой «девятке» именно он.
Видеть меня, разумеется, он не мог из-за затемненных стекол моей машины. Я дал ему возможность проехать и, развернувшись, увязался за ним.
Скорость «девятка» держала приличную, но на развилке Псков – Пыталово притормозила, словно раздумывая, каким путем ехать дальше. Я тоже сбросил газ и стал на обочину. Нас разделяло 250 – 300 метров .
Я провожал Солдатенка до самого центра, где он начал рыскать, причем делал это без малейшей целенаправленности. Он избрал наиболее простой способ поиска – наудачу. Городок небольшой, все как на ладони.
Наконец его осенило, и он поехал моим маршрутом – к рынку. И припарковался почти на том самом месте, где недавно стоял и я. Солдатенок долго не выходил из машины, и я стал уже думать, что он заснул. Я вышел из машины и, скрываясь за кустами сирени, подошел как можно ближе к «девятке». Тот, кого я принимал за Солдатенка, сидел и курил. Но вертел головой, словно очковая змея, из стороны в сторону, настороженно вперившись взглядом в лобовое стекло. Наконец дверца машины открылась, и мужчина вышел наружу. Солдатенок это или нет, но скроен ладно. Высок, широк в плечах и, видимо, ловок и быстр в движениях.
Он, как и я раньше, медленно подошел к воротам рынка, приостановился и, бросив сигарету, пошел по базару. Я направился к его машине и, к своему удивлению, обнаружил, что ключ зажигания торчит в колонке. Не раздумывая ни секунды, потянул дверцу на себя и плюхнулся на сиденье. Движок работал без хрипов, ровно, и потому отбыл я почти бесшумно.
Чтобы не привлекать ничьего внимания, я на небольшой скорости направился в сторону реки Утроя. Для этого хватило двух минут. У моста свернул налево, в противоположную от дома Краузе сторону. Минуя крутой спуск, поросший бурьяном и мелким ольшаником, оказался на берегу реки. Потянул на себя ручной тормоз, огляделся. Затем открыл бардачок и вынул оттуда все: сигареты с зажигалкой, записную книжку, складной нож, газовый баллончик, портмоне, сложенные листы бумаги. Меня интересовали права и технический паспорт. Отыскались они в портмоне, рядом с пачечкой долларов и латов. На водительских правах я узнал физиономию того, чья фамилия стояла рядом: Солдатенок Валерий Николаевич. Она повторялась на квитанции банка «Балтия», которую я нашел в других бумагах.
Положив трофеи в карман, я включил первую скорость и, отжав с ручной тормоз, пустил «девятку» самокатом в сторону реки. Не доезжая до обрыва трех-четырех метров, выскочил из машины и подтолкнул ее сзади. Все остальное было делом земного притяжения. Набирая скорость, машина устремилась вниз к своему концу. На мгновение зависла на самой гривке обрыва, затем накренилась и неудержимо заскользила к воде. Высокий фонтан взметнулся над рекой и накрыл воронку.
Я осмотрелся – ни одной живой души. Однако из предосторожности не стал подниматься к мосту, а низом пошел к дороге. Сделав изрядный крюк, вернулся к рынку. И уже из своей машины наблюдал за тем, как метался по площади Солдатенок. Казалось, он не верил глазам своим, суетился и все время озирался. Теперь он на какое-то время выбыл из игры – не пойдет же в милицию за помощью, не в его интересах светиться, да еще в чужом городе.
На обратном пути меня дважды останавливали латвийские полицейские, и, хотя они ограничивались только проверкой документов, холодная змейка страха пробежала по хребтине. Из-за нервотрепки чуть было не проехал то место, где спрятал пистолет.
В дороге я размышлял, куда направиться: домой, где меня могут ждать люди Рэма, или убраться на время в Юрмалу? Снять там в каком-нибудь пансионате комнату и несколько дней отсидеться.
Однако я все же поехал в сторону дома и припарковался на многолюдной улице, где вереницей стояли фирменные легковушки. Мой «ниссан турбо», фермерский вариант, легко вписался в эту компанию.
В ближайшем кафе я запил лангет почти литром кока-колы. Мучила жажда, видимо, эндокринная система, подстегнутая нервами, работала на пределе. Но это меня не беспокоило: именно в таком взвинченном состоянии проще решать проблемы, какими бы неразрешимыми те ни казались.
Неподалеку от своего дома я притаился в тени киоска и стал наблюдать. Многие окна были открыты, у подъездов стояли те же машины, что и всегда. Ничто, ни одна деталь не вызвала подозрений.
Я подумал о Шашлыке. Если он оклемался, какими картами будет играть? Поумнеет после монтировки или тут же побежит к Заварзину? Скорее последнее. Я был уверен, что меня кто-то уже готов пристрелить как собаку или сквозануть меж ребер финягой.
Я не стал рисковать и вернулся к машине. Прочитав адрес, который дала Велта, поехал к ее деверю. Однако сколько я ни терзал звонок, никто к двери не подходил. Я выпил еще бутылку кока-колы. Пекло вовсю, казалось, будто балтийское солнце пытается имитировать черноморское. Я не отличаюсь потливостью, но тут вдруг почувствовал, как из-под мышек побежали ручейки.
Я полчаса крутился возле дома Бориса Краузе, посидел несколько минут в машине и снова направился к нему. На этот раз дверь отворилась на ширину цепочки. Сквозь щель я протянул письмо Велты. Смуглая, поросшая темными волосами рука взяла записку, и тотчас же меня впустили.
Это была обжитая, хорошо обставленная, хотя отнюдь и не роскошная квартира. Меня усадили на диван лицом к телевизору.
– Как там Велта? – спросил мужчина, очень похожий на своего убитого брата. Только у него вместо лысины была роскошная с проседью шевелюра. Грустные карие глаза навыкате живо реагировали на собеседника. – Лучше самому отправиться на тот свет, чем хоронить брата, – он подошел к буфету и извлек бутылку джина.
От рюмки я отказался, сославшись, что за рулем. Только спросил, нужна ли помощь.
– Нет, все уже идет своим чередом. Единственное, в чем загвоздка, – не разрешают хоронить на Лесном кладбище. Там похоронены наши старики. Но мне обещали помочь…
– Что показала экспертиза? – заполняя паузу, | спросил я.
– Пуля девятого калибра, стреляли в голову. Смерть мгновенная, и то слава Богу – не мучился. Следователь сказал, что неизвестный позвонил в полицию, сообщил об убийстве… Возможно, звонил сам убийца, а может, посторонний, невольный свидетель.
Не стал открывать, что звонившим был я сам.
– Кому, по-вашему, потребовалось его убрать?
– Ума не приложу, – у Бориса задрожали руки. – Велта что-то рассказывала, но без подробностей и без имен. Но при чем тут брат? Он никакими делами не занимался. Его уволили по сокращению с завода «Альфа», когда тот стал акционерным обществом. Он очень переживал, сидел дома и вообще…
– Велта хочет с ним попрощаться, – перебил я своего собеседника. – Я ее понимаю, но это небезопасно.
– Но с таким же успехом они могут перестрелять всех нас, ее родственников. Не хочу упрекать Велту, но она ведь знала, во что ввязывается. Это такое болото. Даже хуже – какой-то гадюшник. Змея на змее… Сколько она может скрываться? От одного этого можно с ума сойти.
– Когда вы забираете брата из морга?
– Послезавтра, в день похорон. В четыре похороны, а в два часа мы его заберем.
– Если вы в морге или на кладбище случайно увидите Велту, ведите себя естественно и ничему не удивляйтесь. Идет?
– А в чем дело? Я вас не понимаю… Мне сейчас все и вся кажутся подозрительными.
– Успокойтесь, – я подал ему руку. – Вы здесь ни при чем. Велта тоже в безопасности, не пройдет и недели, как весь этот кошмар останется позади.
– Как вас зовут и где вас можно в случае чего найти?
– Я позвоню сам, а зовут меня Максимом, – с тяжелым сердцем я закрыл за собой дверь.