Текст книги "Девочка со связкою шаров (СИ)"

Предисловие к «Девочке со связкою шаров»

День утомительный и ясный

Куда-то утекает вдаль

И тёплый ветерок весенний

Всё дарит нежную печаль.

Девичьего лица касаясь,

Волосы словно мягкий шёлк

Как лёгкость юности и кротость,

Души наивности намёк...

Дитя людское в платье светлом -

В руке морОжного рожок,

В другой руке – на длинной нитке

Воздушных шариков пучок.

В глазах – весёлая искринка,

След шоколада на носу,

Ведь у ребёнка день рожденья -

Мир будто шепчет: "Унесу.

Я унесу тебя подальше

От твоих девичьих забот,

Чтоб счастье ты не позабыла -

Бывает всё ж наоборот".

Девочка с связкою шаров

Из дома на прогулку вышла.

Гостей оставив, торжество,

Побыть одна она решила,

С души отбросив мощь оков,

Малютка с связкою шаров...

И тихим силуэтом чуждым

Мелькнуло пОдле существо,

Свинцовой тяжестью налился

Укус, что уколол в плечо.

Сознанье мерно отступало

Как день, что утекает вдаль,

И в воздух шарики поднялись,

Вновь сущность окунув в печаль...

Сущность укушенной малютки

Смешалась с голосом чужим:

"...Дитя, наделено ты даром -

Распоряжаться можешь им.

Но лишь тогда ты это сможешь,

Когда найдёшь свою любовь.

Любовь изменит твою душу,

Бессмертной станет плоть и кровь...".

Часть 1.

" Олег "

Еще несколько дней.

Олег поставил машину в гараж, вышел под навес и взглянул на льющиеся во дворе с винограда дождевые потоки в сопровождении громовых раскатов. Природа просыпалась, погода была весенняя и, несмотря на частые дожди, уже было тепло. Холода окончательно (наверное) миновали, хотя был еще только март. Казалось бы, печи должны в домах топиться, а обогреватели беспощадно накручивать счетчики. Однако вся «прелесть» холодного периода осталась позади, а дыхание освободилось от тяжести замороженного воздуха. С приходом весны будто бы закончилась длительная нудная болезнь, погружающая в дремоту и уменьшающая жизненную активность.

Еще несколько дней до...

(свободы?).

Олег зашел в дом, прошел на кухню, достал из холодильника банку пива. Проследовал в зал и опустился на диван.

Обычно, глядя в окно на шумящий ливень, люди чувствуют грусть, печаль, переосмысливают нечто волнующее, произошедшее в их жизни. Олег же, глядя сейчас в окно, видя и слушая дождь, ощущал одну простую вещь. Неподкупную, неумолимую, опустошающую навеки вещь: Холод. Холод логики, холод мира, холод теплого (по идее оно теплым должно быть) чувства...

Холод, постепенно поглощающий всю красоту науки, философии и природы.

Холод "современной Эпохи Просвещения", подразумевающей, как это водится, "рационализм". Но даже если и не Эпоха Просвещения (ее современное подобие), то... теперь если мир тебя распнет словно Иисуса, то нового Иосифа Аримафейского не будет. Так что некому будет собрать в Грааль капли твоей крови. Такова вот политика, хотя в политику (точнее в ту ее характеристику, которую все вокруг привыкли воспринимать) Олег не верил. Скорее уж – в анархию, идея которой иной раз согревала нутро как горький, жгущий, но согревающий алкоголь. Хотя ведь современное человечество не понимает, что такое анархизм. Этого термина пугаются, его презирают, и здесь поднимает свою мерзкую голову предрассудок. Этот предрассудок и искажает истину ценностей, погружая непонимающих в глупое забвение... Примерно также много лет назад, к примеру, глупые предрассудки погружали в забвение суеверных людей, дождавшихся пришествия в Россию Антихриста в образе Петра Первого. И если бы у людей хватило мозгов отбросить суеверия и просто остаться преданными явлению царизма (пусть даже историки и полагают, что эти две вещи неразрывно связаны друг с другом), они (люди) бы уразумели, что Петр Первый был обычным человеком, а не демоном. Человеком, всего лишь принесшим "из-за бугра" щепотку культуры. Вот точно также и с анархией: если бы человечество стремилось не к кровавым войнам и насилию, решению проблем с помощью всепоглощающих навязываний и узурпации или религиозно – политического террора, а приостановилось бы и подумало о том, что такое в действительности анархия, то и культуры в мире бы немного прибавилось. Разве кто-то поверит в то, что у анархии и, к примеру, у дипломатии одна цель – решение проблем с помощью компромисса?

Черт с ним.

Все равно всем на все чихать. И Олегу теперь тоже. Он даже и осознать не успел, как быстро его мысли от темы любви перешли к теме анархии и истории. Может, он просто хотел отвлечься таким образом от грустных дум и подумать о чем-то другом? А, возможно, безысходность в душе и сердце ненавязчиво всколыхнула умственные познания событий и исторических фактов, которыми Олег Петров обладал.

Вид шумного дождя в окне навевал безысходный холод, и всему виною...

(любовь?)

Олег сделал еще несколько больших глотков из банки. Когда пивная банка опустела, Олег пошел на кухню и взял из холодильника две бутылки пива другой марки. Прихватил кухонный ножик. Вернулся в зал, опять сел на диван. Сделал пару неторопливых глотков из откупоренной бутылки и вновь его взгляд застыл на потоках дождя за окном.

Сегодня она изобразила грустное лицо на работе, печально покачав головой, когда Олег в разговоре случайно напомнил ей и другим девушкам из бухгалтерии о том, что их (в смысле Олега Петрова и его напарника) сократили из АЙТИ-отдела. Она изобразила грустное лицо, когда Олег сказал, что он и его напарник (который был старше Олега) дорабатывают несколько дней и уходят. Олег привык к этой работе, и мало кто сумеет понять, как же тоскливо и больно на душе в такие моменты бывает. Но еще тоскливее (сердце просто разрывается от невидимых слез) когда вместе с любимой работой от тебя окончательно и бесповоротно ускользает твоя единственная настоящая любовь, оставаясь на этой работе. Она ускользает от тебя, словно единственный шанс на спасение в этой грозной жизни, постепенно оставаясь в другой вселенной, удаляясь и удаляясь от тебя...

Она удаляется безо всяких объяснений, и ей чихать на твои слезы. Как бы ты ни пытался держать свою мечту, мир и судьбу не подкупишь. Твоей любви ты просто не нужен. Точка. Для других ты – всего лишь нытик, и их сочувствие, понимание тоже не подкупить. Зато твои терпение и усидчивость – это круто! Это фактор созидания дальнейшего перфекционизма, пристойности и общности. В твои страдания, как моральные, так и душевные, просто-напросто никто не верит – ведь для них ты, скорее всего, робот из книг А?йзека Ази?мова.

Ну что ж пусть будет так.

Единственный выход – отвечать абсурдом на абсурд. И это даст тебе преимущество. Какое? Минимальное количество охрененно любопытных хищников, которые только и ждут того, чтобы подъе... подколоть тебя как можно больнее при каждом удобном случае.

Невольно вспоминаются слова персонажа Гоши Куценко из фильма "Параграф – 78": "Дело не в том, что я ее люблю. Дело в том, что она не любит меня...". А какие при этом у персонажа были глаза – безжизненные, потерянные, грустные. Как говорил Олег, "глаза, уставшие от отсутствия гармонии".

Назвать её СУКОЙ и ТВАРЬЮ тоже было бы не совсем правильно, ведь сердцу не прикажешь, и ОНА не виновата, что не любит ТЕБЯ.

У певца Сергея Жукова из группы "Руки вверх" на этот счет такое мнение: "Ветер чувства мои вклочья разорвал, и холодным ручьем слезы как вода. Не найти мне тебя, мое солнышко и с тобою не быть уже никогда...". Аника Далински же, к примеру, остается оптимисткой: "На сердце рана, ну и пусть. Ведь все равно я буду верить в любовь...". Кто же из их воспетых персонажей более глупенький?

Олег поставил на пол пиво и поднял с дивана нож. Нож кухонный, металлический, не очень весомый. Зачем Олег его взял? Он этого и сам не знает. Взял, да взял. Он не пробовал раньше вскрывать вены, не умел этого делать. Вроде бы для того, чтобы кровь не сворачивалась, нужно порезать вены и сесть в ванну с водой, опустив в нее запястья. Или, может, Олег ошибался. В любом случае, он не собирался прямо сейчас здесь, в комнате, на диване, обитом кожей, кончать жизнь самоубийством. Для чего же нож тогда?..

Любовь – тема, над которой можно поразмыслить? Может быть, но зачем? Олег бросил нож на пол. Все, он для себя решил: он отнесет сейчас нож назад, на кухню, будто он его и не брал. Никто этого не видел и не знает. И не было у Олега мыслей о суициде. Как сказал один умный автор в своем видео на ю-тюбе: "Им по хрену – самовыпилишься ты или нет. Чего ты этим добьешься? Того, что он(а) скажет: "Ха, я такой(ая) клевый(ая), крутой(ая) пацанчик (чувиха), что из-за меня покончили с собой. Смотрите все!" И вот из-за этого(й) ЧМО и СУКИ, который(ая) даже недостоен(йна) тебя, нет больше человека? В этом мире никто никому ничего не должен и уж тем более неблизкие друг другу люди. Не строй несбыточных планов, и ничего не нужно будет требовать от других и, в первую очередь, от себя. Самовыпил не понадобится".

Конечно, он не нужен. Пошло оно все на ...Й. Живи назло. Перебесись, чтобы если и не всю боль из души до конца выгнать, то хотя бы большую ее часть, с чем и можно будет жить дальше. Жить по-настоящему, ни перед кем не расстилаясь и не кланяясь.

Да, как сказал кто-то из европейских свободомыслителей – сатириков: "Женись на самой страшной, самой глупой, самой бедной, самой злобной и агрессивной назло всему этому миру. Женись осознанно, и не будет никакой душевной боли...". Это и есть пацифизм! Нет, не такой, к какому взывала госпожа Дороти Дэй и о котором философствовал Пол Гудман, но тоже пацифизм.

Олег прилег на диване, и в голове зазвучало музыкальное вступление композиции "Вера" в исполнении группы "Кукрыниксы". Из всего видно, что внутренняя персональная вселенная каждого отдельного человека может оказаться настолько шаткой и хрупкой, что страшно себе представить. Поэтому ее нужно защищать.

Завод, где Олег работал системным администратором – это был металлургический завод города Гандадрильска (во название, блин!). Завод по производству металлов и сплавов с неполным металлургическим циклом (электрометаллургический). Олег Петров и его напарник (который был старше Олега почти на тридцать лет) Голубкин Павел Викторович на днях шли по территории завода с обходными листами. Приказ руководства о сокращении штата: с каждого отдела на заводе убрать по два человека. Что поделаешь. А Олег и Павел Викторович попали под раздачу. Они шли к складу спецодежды – именно подпись начальника данного склада осталось получить, чтобы официально считаться уволенными. Но тут Олега и Павла Викторовича некто окликнул.

– Стоять, пи...арасы! – раздался позади приказ. Они обернулись. К ним вальяжно, не торопясь, этаким сказочным троллем – гигантом приближался директор Отдела кадров.

Звали заведующего кадрами Какашин Сергей Витальевич. Как и Олег Петров с Павлом Голубкиным, Какашин был одет в заводскую рабочую форму серого цвета. На голове – каска.

– Вы куда это намылились, бля...ь? – голос Какашина был, как всегда, ядовитый, надменный, будто кошачье шипение. Словно бы озлобленная (контуженная) рысь, приготовилась к прыжку, чтобы вцепиться зубами в горло неприятеля. Хотя тут даже не только рысь была... Перед Олегом и Павлом Викторовичем будто сейчас стояли три лесных зверя из "Комедии" Данте: рысь, лев и волчица, символизирующие чувственность, властолюбие и жадность. И все три зверя одновременно находились в Какашине, преграждая путь двум системным администраторам (так сказать, Вергилию и Данте). Больше всего, конечно, в Какашине было властолюбия и жадности... жадности до гуманного обращения с другими людьми и до человечности в нем самом.

– Вы куда? – прошипел Какашин, вырвав из рук Олега и Павла Викторовича обходные листы. – ТорОпитесь? Вы что, видели уже роспись директора на приказе о вашем увольнении?! Ладно, Олег – молодой, неопытный. Но, Павел, ты же жизнь прожил! Неужели тебе впадлу свои мозги включить-то?

С этими словами Какашин разорвал обходники и бросил кусочки бумаги на землю.

– Марш на работу! – рявкнул он. – Самодеятели – инициаторы!

Сергей Какашин был самым что ни есть омерзительным персонажем. Неотесанный, самодовольный, надменный. Откалывал шуточки и сам над ними ржал, даже не понимая, что в его шутках нет ни капли юмора. Зато когда однажды Олег воспроизвел при Какашине шутку, услышанную от директора завода (шутку со смыслом и юмором), Какашин ее даже не понял. Олег сказал: «Гедонист и геодезист – это, в принципе, одно и то же. Конечно, при условии, что геодезист ловит жесткий кайф от своей работы». Директор ржал как припадочный, заразив своим смехом Олега. Олег тоже смеялся. А вот Какашин в анекдот даже с пинка по жопе не въехал... Конечно, не все нормальные, адекватные люди обязаны понимать шутку про гедониста и геодезиста. Но не Какашин. Такие, как Какашин, суки, "я"-колки с распальцовкой, строящие из себя господ-всезнаек и еще хрен знает кого, подобные шутки понимать должны. Длинный, тощий, с прищуром, наглый и дерзкий как диарея, старикан по фамилии Какашин ничего, кроме отвратности от его действий и из-за его дебильного характера, вызвать не мог. Когда он звонил в АЙТИ – отдел и просил устранить проблемы с компьютером, локальной сетью или, к примеру, с отправкой почты, к Какашину почти всегда приходил Олег Петров. И почти всегда Какашин орал: «Все вы, компьютершики, уроды! Понаустанавливали мне какой-то хрени на компьютер, засрали все кругом! У меня всё глючит, а меня люди ждут! Ублюдки, уничтожу вас всех!.. Щас вот только чуть-чуть освобожусь...».

Хотя этот придурок не умел правильно текст в "Word" набирать, обозначал дефисами переносы в тексте, а само приложение "Word" называл "ну, этот... как его... ВАШ редактор...". То есть, весь такой "всезнающий и крутой" директор, не знал простейших, элементарных вещей, о которых ведает любой человек, сидящий за компьютером – даже очень далекий от информационных технологий и компьютерных программ в целом. В общем, Какашину не надо было ни водки, ни мяса, ни хлеба, ни женщин – только был бы хоть один посетитель, которого можно было бы обрызгать пеной бешенства и слюной умопомрачения. Едва Олег заходил в кабинет Какашина, как Какашин, похожий на сидящего в кресле сморщенного Дуремара (правда без сачка для ловли бабочек), начинал свои наезды, понты и распальцовку. А если у него (Какашина) было более – менее нормальное настроение, то он начинал либо насмешливо отзываться о политике, погоде, работе, женщинах и т.д. Либо же читал Олегу навязчивые нотации по поводу того, что нужно жениться, находить своё, и точка (Олег не был женат, и Какашин знал об этом)! Однажды Какашин добазарился настолько, что довел Олега. Олег прикрыл дверь в кабинет, подошел к этому Дуремару и спокойно, но настолько сурово, что Какашин едва не опорожнился по-маленькому прямо в брюки, молвил:

– Я не буду тебе грубить, Витальич. Не буду с тобой спорить. Просто попрошу тебя об одной вещи, коли уж ты и подобные тебе настолько просвещены, что можете затрахать своей философией саму матушку – природу до полусмерти. Объясни, как вести себя, что чувствовать и как относиться к нелюбимому человеку, проживая с ним (с нею) жизнь и осознавая, что твоя истинная любовь в любом случае не с тобою. А с тобою та, которую тебе однажды навязали, хотели "как лучше", поступили "по-умному". И подскажи, прошу тебя, как научиться любить насильно?

Какашин так и застыл с распахнутыми глазами и приоткрытым ртом, не в силах вымолвить и слова. Он просто не ожидал от какого-то там сопляка такой дерзости и, главное, подкованности и ловкости.

– Заткнулся?! – продолжал тем временем Олег. – Есть еще что сказать?

Дуремар Какашин сидел и размеренно грыз ногти на руках (это, кстати, было еще одной его отвратительной привычкой).

– Ты кому "тыкаешь", козел? – послал возглас директор по кадрам вслед уходящему из кабинета Олегу Петрову.

– Козел сидит и ногти грызет на копытах. – Спокойно и лояльно отозвался Олег.

Уходит грусть, приходит свет

В стремленье ласковых иллюзий,

Драматургия – не синоним

Обиды, грусти и конфуза.

Но если так, то почему ж

Не дарит свет тебе надежду?

Мысли поэта – ветра след,

Словно герои без одежды.

Сила любви

Мечте навстречу

Тебя легОнько подтолкнёт -

Пусть за окном невзрачный день,

Но душу вольную встряхнёт.

Драматургия – лишь синоним

Обиды, боли и конфуза,

Мороз и холод не вернут

Тепло всех ласковых иллюзий.

Немного о той самой виновнице родившихся в сердце Олега чувств.

Таня.

Ее звали Лакина Таня. Фамилия тоже не очень, но имя обалденное. Так считал Олег. Он иногда в шутку думал про себя: "Помогу я человеку – женюсь, и станет она Петровой. Таким образом, постепенно отвяжется от нее невзрачность личностного звучания". Она не носила украшений – золотых или серебряных колечек, цепочек на шее или браслетов. Хотя если, судя по таким фактам, говорить о том, что человек (женщина) является странным, – то и можно запросто девяносто шесть с половиной процентов государств на Земном шаре называть меритократичными. Хотя "меритократией" там и не пахнет, скорее – гнусными феодализмом и тиранией.

Таня иногда глядела на Олега с неким интересом, но этот интерес, хоть и подпитывался чем-то (может быть, стандартной человеческой потребностью в изучении друзей – товарищей, в кругу которых ты вертишься), все же не давал Олегу Петрову никакой надежды на светлое будущее со своей любовью. Он это прекрасно осознавал, хотя и пытался на что-то надеяться. Пытался даже спустя время после того, как его прыткость и проявление себя в качестве настойчивого и целеустремленного самца, прыгающего вокруг, как это водится, самочки, были резко пресечены и раскритикованы самой самочкой. Они были пресечены, и при дальнейшем их возрождении – расхерачены в пух и прах, словно мирные жители югославских городов, убитые "миротворческими" силами НАТО. Таня была красива. Ее стройная, подтянутая фигура, умеренные, возбуждающие формы не могли не задеть и не растревожить чувства внутри здорового, нормального самца. А еще у нее были русые ложащиеся на плечи волосы и (особенно заметные при обтягивающей одежде) проступающие подобия складок на животике. Почему подобия? Потому что жировыми складками это назвать не поворачивался язык. Таня не была костлявой. Отнюдь. Но она и не была полненькой. Если на то пошло – она просто была мясистой, но опять же изысканно – женственной, безо всякой грубой мужской атлетичности и т.д. И вот ее проступающие через одежду очертания животика волновали мужчин также, как и ее общие формы тела (грУди, бёдра, зад). Глаза были зеленые и иногда о чем-то грустили. Улыбка, даже дающаяся через силу, была способна превратить холодный, пасмурный день в светлый, теплый и безоблачный. Но Олег полюбил ее даже не за все это. Олег считал, что истинная любовь к человеку не выражается в определенных, ощутимых факторах. Истинная любовь – это когда любишь "сам(сама) не знаешь за что". Это и произошло с Олегом, потерявшим от этого всего разум.

Когда Олег в обычном, будничном разговоре в бухгалтерии вскользь напомнил женщинам о том, что их с Голубкиным сократили из АЙТИ-отдела и им (Олегу и Павлу Викторовичу) осталось доработать несколько дней, то как бы украдкой глянул на Татьяну. Она смотрела на него вроде бы с каким-то сожалением в глазах. Но это сожаление мог заметить только он, Олег, и больше никто. Это сожаление (подобие сожаления) вроде как говорило: "Ну, может быть с тобой у меня что-то и могло получиться... если бы только ты был мне нужен и мое сердце не было бы таким холодным и жестоким, какое оно у меня есть. Если бы только я могла полюбить тебя, Олег Петров. А так ты для меня никто и ничто, и нихера я тебе не обещала. Так какого же хера я должна из-за этого переживать! Жалко тебя, конечно. Ведь для тебя есть только я. Только я в твоем сердце (во всяком случае, на данный момент), но разве я в этом виновата? Я виновата в том, что ты втюрился в меня по самые уши? Ну и что из того, что ты мне писал стихи и умолял о встрече в приватной переписке по интернету? Что я тебе должна? Что ты мне должен? Мы с тобою что ли состоим в каком-то соглашении, и у нас по отношению друг к другу обязательства? Ты в меня втюрился, но не я в тебя, поэтому шел бы ты со своими проблемами куда подальше!" Затем Таня с наигранной печалью покачала головой, будто она вот-вот разревется из-за того, что Олег уходит. На самом же деле разреветься был готов в эту секунду Олег. И, несмотря на дикую грусть в его глазах, он отвел их, стараясь ее (эту грусть) не выказывать.

– Олежка, ты даже не представляешь, как нам жаль. – Сказала другая девушка, Оля, которая как раз-таки не кривила душой и выражала искренние свои ощущения. Но это говорила не Таня. – Олежка, ты как, ничего? Ну, ты не расстраивайся сильно...

– Ничего. Щас с Павлом Викторовичем пойдем водку пить. – Улыбнулся Олег, стараясь как бы и отшутиться, и в то же время не показать своего состояния. Того самого состояния когда ты понимаешь, что всё, ты упустил свою мечту и своё счастье. И кто бы теперь с тобою ни сюсюкался как с маленьким ребенком, как бы тебя ни убеждали, что "у тебя все еще впереди", как бы ни втюхивали тебе умные наказы мол "Красавчик, нужно продолжать двигаться дальше..." – из всего этого ничего не выйдет. Душа и сердце – штуки капризные, и лишь сам их обладатель может судить, насколько они капризны, но не окружающие тебя люди. Пусть даже эти люди искренне желают тебе счастья. Олег и сам понимал, что нельзя вот так влюбляться – однозначно, категорично и навсегда – и негоже так страдать, но он ничего не мог поделать со своей природой. Единственный выход – временно отключить мысли и не думать ни о чем. Или же отказаться от веры в определенные вещи. Тогда боль уменьшалась и позволяла, как бы это правильно сказать, найти выход в другой поток – альтернативный, облегчающий немного, но, к сожалению, не исцеляющий полностью...

– Пузырь водки я сегодня под это дело приговорил и ничего, нормально. Даже, можно сказать, «зае...ись»! – подбодрит Олега его напарник, Павел Викторович. Павел Викторович скажет эту фразу спустя эти самые пару-тройку дней, которые всё упоминаются в тексте. Роспись директора завода будет уже стоять под приказом об увольнении Олега Петрова и Павла Викторовича Голубкина, а сами уволенные придут на завод, чтобы получить в кассе свои первые из трех полагающихся пособий по сокращению.

Помимо Сергея Какашина, на Металлургическом заводе города Гандадрильска было полно других не совсем ординарных личностей. С Какашиным ситуация более-менее ясна: он служил в Афгане. Он сам не раз об этом упоминал в разговоре. Видимо, там Какашина и переклинило чуть-чуть. Что же касается других сотрудников (по крайней мере, из тех, кого Олег знал лично) – их змейство и дебилизм тоже, наверное, объясняются какими-то причинами.

Наверное.

Главный бухгалтер Хреникова Галина Эдуардовна – ее даже не обязательно детально характеризовать. Просто дубль персонажа Какашина, только женского пола и с копной волос какого-то непонятного цвета – не то светло-фиолетового, не то говновато – серого. В целом, Хреникову можно описать двумя словами: ...бнутая истеричка. И всё. Что, не бывает такого кратенького выявления и описания персонажей в литературе? Бывает.

Великий Айзек Азимов говорил: "История достигла точки, когда человечеству больше не разрешается враждовать. Люди на Земле должны дружить". Дополнить это можно примерно так: "А теперь вот появляется какой-то жалкий, грязный таракан по имени Скрибблер, выползший непонятно откуда и своей "Девочкой со связкою шаров" радикально меняет данное историческое высказывание – архетип. Меняет, ибо персонаж бухгалтера Хрениковой своим присутствием рушит все существующие пацифистские стереотипы, а также заодно книжные и сценические...".

В общем, Хреникова Галина – ...бнутая истеричка. Точка.

Еще на заводе вместе с Олегом, кроме всех прочих, работала начальница Отдела труда и заработной платы по имени Обезьяненко Тамара Виссарионовна.

Обезьяненко Тамара Виссарионовна – яркий представитель той породы людей, которые думают, что кого-то можно взять за жопу одним фактом своего существования. Т.е человек есть, и этим он доказывает свою непревзойденность и величество. Человек управляет Отделом труда и заработной платы, зарплатами людей, и значит, он управляет судьбами грешников, словно дьяволица из фильма с участием Брендана Фрейзера «Ослепленный желаниями». Тамара Виссарионовна была мелкой во всех смыслах слова. Она в пупок дышала своим собратьям по разуму – Сергею Витальевичу Какашину и Галине Эдуардовне Хрениковой. Кстати Какашин потом, впоследствии, бросит свою жену, семью и уйдет жить к Обезьяненко. Вот такие дела. Вот такая вот философская мирская парадоксальность.

Тамара Виссарионовна напоминала ипостась Мудрого Кота. Но не того, что днем и ночью по цепи золотой ходит и этим замыкает круг философской гармонии. А другого Кота, который тоже грамотно замыкает круг философской гармонии, но иным способом и в другой народной притче: "Пришел отец с работы и наорал на жену, жена наорала на сына, сын выместил зло на коте. Ну а кот в свою очередь насрал всем в тапочки...". Вот и Тамара Виссарионовна всегда грозно высказывала Олегу свою красивую философию и свои напутствия, когда Олег заходил в ее кабинет по ее же просьбе, чтобы проверить и устранить неполадки с компьютером и сетью. Обезьяненко говорила: "Вы, компьютерщики, – жестокие люди. Вам обидеть человека – что высморкаться. Я словно бедная родственница! У меня – самый глючный компьютер на предприятии. У меня самый испорченный сетевой кабель в кабинете. У меня самая медленно работающая операционная система. У меня самая необновленная версия клиента 1С" и т.д. Олега в такие моменты так и подмывало сказать: "Котик, тише, успокойся. Не надо нервничать. Всеми твоими рассуждениями уже наполнены тапочки находящихся подле тебя людей. Что ты так величественно свое "виссарионовское" горлышко надрываешь?". Олег улыбался от таких мыслей. А еще он улыбался от фраз типа "у меня самый глючный компьютер на предприятии". Но, в то же время, Олег с теплом и гордостью будет вспоминать момент когда он прямо в телефонную трубку послал Тамару Виссарионовну на ХЕР. После этого спокойно положил трубку на рычаг.

– Меня сократили, мне теперь по хрену. – Со спокойной и чистой улыбкой пожал Олег плечами в ответ на уставившиеся на него удивленные глаза других ребят-айтишников из отдела.

– Молодец, Олег. – Похвалил его начальник отдела. – Так со всякими идиотами и нужно. А на эту... истеричку не обращай внимания. Пусть она свои нервы и здоровье коту под хвост пускает. А ты будь лучше и мудрее. Обезьяненко – она и в Африке Обезьяненко".

Этот случай произошел как раз в предпоследний день работы Олега на заводе. Обезьяненко позвонила в АЙТИ – отдел и сказала, что у нее виснет компьютер и не печатает принтер. Олег пришел в ОТИЗ, чтобы посмотреть, в чем проблема. Обезьяненко попросила посидеть немного и подождать, поскольку компьютер в эту секунду ей нужен был как воздух. "Ну, значит, он не так уж и виснет", – подумал Олег, присаживаясь на стул.

– Знаешь, Олег, я сейчас уезжаю в соцфонд минут через пятнадцать. Давай я позвоню вам с ребятами, и, пока меня не будет, вы посмотрите, что у меня с принтером? – сказала Тамара Виссарионовна. – Чтобы тебе сейчас не ждать меня.

Олег кивнул. Он ушел к себе в отдел. Пробыл на месте больше часа, пока его не вызвали на производство. При этом никаких звонков из ОТИЗа по поводу отъезда Обезьяненко не поступало.

Зато потом, когда Олег вернулся с производства в заводоуправление и вошел в свой кабинет, тут же, при нем раздался телефонный звонок. Олег взял телефон, из которого полился истерический лай Обезьяненко. Она орала, ругала Олега и говорила, что ее не было за ее рабочим местом, и спрашивала, почему он (Олег) не устранил проблемы с принтером. При этом обзывала айтишников тварями и "не нужными нахлебниками всего производства". Олег спокойно, но при этом жестко и сурово сказал: "Ты мне, сука, ЗВОНИЛА? Ты мне СКАЗАЛА о том, что уезжаешь и что можно подходить в ОТИЗ и садиться за твой компьютер? Чего ж ты захлебываешься тогда? Пошла ты на ХЕР!".

Не прошло и трех минут, как Обезьяненко появилась в дверях кабинета АЙТИ-отдела, с извинениями и просьбой "все-таки настроить ей принтер, ведь ей нужно работать".

Директор.

Директор завода Олегу нравился как человек и как коллега. Находиться в кабинете директора иногда было весело. Конечно, Олегу не очень часто (можно даже сказать совсем нечасто) доводилось заходить в кабинет Генерального директора Металлургического завода города Гандадрильска, ведь Олег был рядовым системным администратором, а не начальником отдела Информационных технологий (АЙТИ-отдела). Но, тем не менее, иногда приходилось.

Директора звали Херовский Тимур Владимирович. Некоторые произносили "ХЕровский", другие – "ХерОвский". Но самому Херовскому было по барабану, как произносят его фамилию, путаются при произношении или нет. Он с детства помнил анекдот про Мрудакова и Хруева, и поэтому не хотел кого-то поправлять, при этом краснеть, нервничать, да еще и дураком выглядеть. Мол демократия, ребят, и все такое... Но, конечно же, как и директор любого другого предприятия, Херовский был не "шаляй-валяй". Отчасти его натура проявлялась еще более жесткой, чем натуры Какашина, Обезьяненко и Хрениковой вместе взятые. Но, когда, как говорится, у Директора настроение было хорошее, он просто – напросто продлевал жизнь своему собеседнику. Продлевал за счет того, что собеседник чуть не падал под стол от смеха ("Смех продлевает жизнь" – так Евгений Петросян вроде говорил).

Когда Олег только пришел работать на завод и стал у ребят из АЙТИ-отдела интересоваться, кто директор данного предприятия, как его зовут, что он за человек, злобный ли он и т.д, то Олегу последовал ответ от одного из ребят:

– Да ты знаешь, Олежка, так то Тимур Владимирович Херовский парень ничего, спокойный. Общительный, вежливый, незлопамятный... Но иногда любит одевать на лицо хоккейную маску и бегать за людьми по заводу с заведенной бензопилой...

Весь АЙТИ – отдел (молодая его составляющая) упали от смеха. Пожилой же Голубкин Павел Викторович лишь улыбнулся: он не понимал, что это за сравнение такое "бегать за людьми с бензопилой в хоккейной маске". Может, это просто прикол, пришедший в голову наобум. Или же аллюзия на какого-то киношного маньяка. На самом же деле он не смотрел фильмы ужасов, и особенно ретро-хорроры семидесятых-восьмидесятых годов. Поэтому, конечно же, не слышал о таких персонажах, как Кожаное лицо из "Техасской резни бензопилой" и Джейсон Вурхис из "Пятницы, 13".