Текст книги "1977 (СИ)"

Автор книги: Александр Скок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Просто мне редко кто желает хорошего дня, – пояснила продавщица, слегка смутившись. – Сразу видно, что вы не местный. Более интеллигентный, что ли… Вот я и спросила, откуда вы, – теперь ее тон стал доверительным, и напряжение во мне немного ослабло, но лишь немного.

– А, теперь понятно, – кивнул я, стараясь сохранить невозмутимое лицо. – В соседнем дворе родная сестра живет. Приехал к ней на Новый год, погостить.

– Понятно. Тогда и вам хорошего дня! – сказала она с легкой улыбкой.

Я ответил ей короткой улыбкой, и, развернувшись, медленно направился к выходу, слушая, как мои каблуки гулко стучат по темной бетонной плитке.

Отойдя на несколько шагов от гастронома, я ощутил, как напряжение постепенно отпускает, шипы внутри растворяются один за другим. Только теперь я заметил в руках бутылку кефира. Полулитровая, стеклянная, без этикетки, но с широким горлышком, закрытым зеленой фольгой. Присмотревшись, увидел выбитые на ней слова: КЕФИР. Жирный. СРЕДА. ОСТ 4929-71. Цена 15 коп.»

На мгновение во всем этом месте, во всей этой ситуации, я почувствовал что-то зловеще знакомое. Сняв фольгу, я сделал несколько осторожных глотков. Кефир оказался прохладным, но меня не волновало, что завтра я могу оказаться с больным горлом. Отпрянув от бутылки, я стер с верхней губы белые усы. Ощутил, как прохладная густая волна прокатилась по горлу, опустилась в желудок, и там уютно улеглась, как давно забытое чувство покоя.

Верно говорил батя – раньше все было вкуснее. За свою жизнь я не раз пробовал кефир, купленный в современных магазинах, и каждый раз в нем было что-то неуловимо чужое, какая-то недосказанность во вкусе, словно из него нарочно вырезали какую-то важную часть. Каждый глоток оставлял привкус обмана, как если бы заплатил за него сто двадцать рублей, а получил продукт на пятьдесят, и то по снисхождению.

Но тут все было по-честному. Никакого обмана, никакой недосказанности. Кефир был как кефир, каким он и должен быть: честный, вкусный, настоящий. На свои тридцать копеек. Я быстро пересчитал сдачу – ровно семьдесят копеек. Но одно смущало: на фольге ведь значилось «15 коп.», а продали за тридцать. Меня обманули? Возможно. Хотя, скорее всего, тут было что-то другое. Я решил разобраться с этим позже.

Я брел по тротуару, стискивая в руке холодную бутылку кефира, и время от времени делал по глотку, ощущая, как холодный напиток обжигает горло. Было что-то неправильно в этом месте, чуждое моему взгляду и сознанию, что-то отчего волосы на затылке вставали дыбом, но я все же шагал вперед, потому что останавливаться не хотелось. На окнах пятиэтажек не было гирлянд, лишь кое-где наклеены бумажные снежинки – те самые, которые обычно вырезают дети в начальной школе.

Лица редких прохожих плавно всплывали и исчезали, почти как в тумане, и каждый, казалось, сверлил меня взглядом.

Когда кефир кончился, а машинально бросил бутылку в снег и тут же оглянулся. Но вокруг – пусто. И все же от кефира или, может быть, от того, что на ногах у меня были летние туфли, меня прошиб озноб.

И вот – перекресток, и мое внимание цепляется за вывеску «Столовая». Я ускорил шаг.

Внутри пахло жаренным луком и чем-то еще, каким-то знакомым запахом, который, кажется, я уловил еще ребенком, но так и не вспомнил до конца. Небольшое просторное помещение с блеклыми столиками, потолок, подпираемый массивными колоннами, и всего несколько посетителей, сидящих у своих столов, в абсолютной тишине. Я застыл у входа, сжав замерзшие руки в карманах пальто, а странное ощущение, что я вошел в другое измерение, окутало меня, пока я шаг за шагом приближался к прилавку, надеясь, что там найдется что-то теплое.

– Сергей, здравствуйте.

Обернувшись, я увидел Аню. Она сидела за столом у окна. Вот уж кого не ожидал встретить здесь.

– Здравствуйте, – ответил я, стараясь скрыть удивление.

Между нами повисла пауза. Аня смотрела на меня, но в ее взгляде не было уверенности. Скорее растерянность. Возможно, даже страх. На ее столе лежала толстая тетрадь, рядом стояла чашка с чаем и булка с маком.

– Обед? – спросил я, кивая на стол.

– Да. А у вас? Хотя… Что за глупость я спрашиваю… простите.

– Не против, если я присоединюсь?

– Нет.

– Тогда сейчас вернусь. Только возьму себе чего-нибудь, – сказал я, давая ей возможность собраться с мыслями, а себе – немного времени, чтобы понять, что за игру судьба начала в этой столовой. Аня еле заметно и неуверенно кивнула.

Я подошел к прилавку, и перед моими глазами разыгралась ярмарка земных удовольствий. Холодильник-витрина, как алтарь, возносил на своих стеклянных полках подносы с дарами: граненные стаканы, наполненные белым, как облако, нектаром – сметаной, соседствовали с янтарными стаканами компота из сухофруктов. Рядом, словно караваи солнечного света, лежали чебуреки, а за ними – булки с маком, щедро усыпанные черными точками. Внутри холодильника, в керамических чашках, мирно сосуществовали салаты: свекла, багряная как закат, хрустящая капуста, и нежный союз огурцов со сметаной. На другом прилавке выстроились поддоны с пищей более основательной: картофельное пюре, словно снежные шапки, покрывало золотистую корочку жаренной курицы, а котлеты и рыба покоились на теплых лотках, источая аромат свежести. И все это великолепие венчали огромные кастрюли с супом, туманно клубящиеся паром. В общем, перед моими глазами предстала картина изобилия, способная утолить голод и согреть любые сердца.

Я взял поднос – холодный, металлический. На него вознес я стакан сметаны. Компот из сухофруктов дополнил картину скромного пиршества. У женщины, стоявшей за прилавком, как жрицы в храме пищи, я попросил пюре и котлету. Пюре выложили веером, приглашая меня к трапезе. Свой скромный обед я разместил на подносе, превратив его в подобие лодки, плывущей по морю столовой. На кассе расплатился – с меня взяли один рубль пятьдесят две копейки.

Сев напротив Ани, я огляделся. Стол, покрытый простенькой клеенкой, салфетница и солонки. Моя тарелка, обычная, белая, как пустой лист бумаги, казалась символом равенства всех трапезничающих. Алюминиевая вилка лежала рядом, холодная и непритязательная. Ножа не было – видимо котлета подавалась и без него. Я вспомнил, что забыл хлеб.

– Приятного аппетита, – слегка улыбнулась Аня.

– Спасибо, – ответил я.

Я поднялся, снял пальто и отправился повесить его на вешалку возле входа. Шапку туда же. Когда вернулся, поправил пиджак, и сел на свое место. Аня, как мне думается, не только приятный собеседник, но и кладезь знаний о городе. У нее можно было узнать все – от расположения магазинов одежды до самых изысканных ресторанов. Помня о ее манерах, я решил поддерживать дистанцию и обращаться к ней на «вы». Она, судя по всему, принадлежала к тому кругу людей, для которых этикет был не пустым звуком.

– Что у вас с лицом? – спросила Аня, обратив внимание на пластырь, который красовался на моей брови.

– Несчастный случай. Ударился. – И тут же сменил тему. – Где вы работаете, если не секрет?

А сам уставился взглядом на свой обед. С чего начать? Вот в чем вопрос.

– Я учусь, – ответила она мягким голосом.

– На кого же?

– На терапевта.

– Здесь рядом?

– Нет, в центре. Здесь я прохожу практику. В районной поликлинике.

Котлета прямо таяла во рту, наполняя меня ощущением сытости и удовлетворенности. Как мне показалось – настоящее мясо, без всяких добавок и сои. Отец был прав, раньше все было вкуснее.

– На каком курсе вы учитесь? – спросил я, поднимая глаза. Ее взгляд тут же обжегся о мой и метнулся на стакан с чаем.

– На втором, – ответила она. Ее глаза вдруг потемнели от страха. Она поколебалась с миг и произнесла: – В четверг у меня зачет по латыни. Я боюсь, что не справлюсь.

– Почему?

– Она мне не дается.

– Латынь это сложно. Вообще, любой иностранный язык сложный. Но говорят, если выучишь хотя бы один, следующий дается проще.

Я загреб вилкой пюре и прежде чем отправит в рот, сделал глоток компота. А вот он, кстати, водянистый. Думал, что будет вкуснее.

Девушка вздохнула, отпила свой чай, судя по всему уже давно остывший, как ее надежды на спокойные ночи.

– А вы знаете иностранные языки? – спросил она, глядя на меня с нескрываемым интересом.

– Немного английский. Со словарем могу читать и общаться. Все благодаря… – я запнулся, подбирая слова. Хотелось сказать благодаря инструкциям для интернет-модемов, где ни слова по-русски, поэтому пришлось немного подучить английский. Но это было бы слишком смело для этих времен. Им же тут это словосочетание «интернет модем» ни черта неизвестно. Аня внимательно следила за мной.

– Учителю? – предположила она.

– Да, – кивнул я. – Учителю. Хотел даже назвать его по имени отчеству, но оно как-то вылетело из головы. Запамятовал.

Слово «запамятовал» я решил употребить специально. Оно показалось мне наиболее подходящим для этой эпохи, хотя и вызывало у меня легкую улыбку. Мне нужно адаптироваться к новой среде и как можно скорее. Говорить, держаться, думать как советский человек. Иначе как я смогу здесь выжить? Никаких фраз «зацени видос», вместо нее «читали ли вы последний номер Науки и техники? Там такая интересная заметка!». Над этим я посмеялся про себя и невольно ухмыльнулся. Это заметила и Аня.

– Почему вы улыбаетесь?

Я тут же пояснил, как всегда соврав:

– Вспомнил учителя. Хороший был человек.

– Почему был? – удивилась Аня.

– Умер несколько лет назад.

Аня кивнула в знак сочувствия. Наши взгляды встретились, и в них отразилось нечто большее, чем просто соболезнование. Симпатия? Наверное, но кто знает.

Я отвел взгляд и погрузился в трапезу. Аня, тем временем, раскрыла тетрадь, наполненную замысловатыми символами латинского алфавита. Почерк у Ани был аккуратный, убористый. Не то, что у меня в технаре – сплошные каракули. У меня тоже была толстая тетрадь. Только в нее я писал все предметы, которые были.

Но ведь я, упомянув английский язык, мог совершить непростительную оплошность. СССР ведь страна закрытая и как тут относятся к изучению английского языка и, изучают ли его вообще, было мне неведомо. Может его учат только разведчики, а простым смертным запрещено? Черт меня дернул про английский сказать. Даже думать не хочу, какие меня могут ждать последствия… Я представил себе, как меня допрашивают в каком-нибудь кабинете с тусклым светом, задавая каверзные вопросы о моих связях с иностранными разведками. Но к счастью, Аня не показала и тени удивления, что вселяло в меня надежду. Видимо, ничего необычного в том, что я знаю английский – нет.

Наблюдая за тем, как она склонилась над тетрадью, я невольно залюбовался ею. Ее сосредоточенный взгляд, чуть приоткрытые губы – все это вызывало у меня странное чувство. Это было нечто иное, чем животное влечение, которое я испытывал к Юльке. С Аней все было сложнее, изысканнее. Она напоминала мне хрупкую фарфоровую статуэтку, которую хотелось беречь и защищать. И в то же время, в ней было что-то загадочное, манящее.

Я мог помочь ей! Конечно, латынь для меня темный лес, но у меня была другая идея. Слова слетели с губ сами по себе:

– Я могу помочь вам с латынью.

Аня замерла, затем подняла на меня взгляд, который впервые за время нашего знакомства смотрел прямо мне в глаза. В них я прочитал удивление.

– Но вы же сказали, что знаете только английский?

– Да. Но есть у меня одна идея, – загадочно улыбнулся я. Так, а тут надо осторожней подбирать слова. – Науку и технику читали? Ученые изобрели удивительное устройство, которое позволяет передавать информацию на расстоянии.

Аня покачала головой, и в ее глазах мелькнуло сомнение. Я мысленно представил себе эту картину: крошечный, беспроводной наушник, прячущийся в ее ухе, и мой телефон у меня руках, тихий заговорщик, готовый дать ей ответ. Или рация. Много вариантов. Связь через блютус. Безумная идея, но она мне нравится.

Сегодня вторник, зачет послезавтра. Успею смотаться к себе за наушником и телефоном.

– Давайте свой номер. Я посмотрю, что можно сделать. Завтра позвоню. В четверг, утром, буду около вашего учебного заведения.

Она смотрела на меня, заглядывая в бездну.

– Даже не знаю, – неуверенно сказала Аня, снова опустив свой взгляд. Я видел, как она колебалась.

– Никто не узнает, – прошептал я, и в моих словах сквозило нечто большее, чем просто обещание. – Это будет наш маленький секрет.

Аня вздохнула.

– Хорошо.

Я протянул ей салфетку.

– Запишете свой номер телефона.

Она вывела на салфетке свой номер, и в этих цифрах мне почудилось некое заклинание, способное связать наши судьбы. Я спрятал салфетку во внутренний карман, ощущая, как между мной и Аней протягивается невидимая нить.

– Не бойтесь, – сказал я, и в моих словах звучала не просто уверенность, а обещание. – Все будет хорошо.

Ее голубые глаза, цвета льдов Антарктики, затуманились. В них читалось столько сомнений, столько страхов… И в то же время – надежда. Она пожала плечами.

– Это нечестно!

Я улыбнулся.

– Жизнь сама по себе не всегда честна, – ответил я. – Главное найти в ней свою правду.

– И еще это бессовестно! Обмануть преподавателя! – сказала она, нахмурив свои бровки. – Я же будущий врач. Как я потом буду работать? Терапевт, между прочим, это вам не дворник. Тут ответственность за жизнь и здоровье граждан! Как я потом смогу жить с этим?

– Я это понимаю, – кивнул я со всей серьезностью. – Но ваши знания латыни на здоровье граждан никак не отразятся. Логично?

– Как я пациентам буду в глаза смотреть, зная, что сжульничала на втором курсе? Нет, извините меня, но я не готова. Сама буду сдавать. Пусть не буду ночами спать, но я все выучу и сдам!

– Хорошо, – сказал я, и в моем голосе звучало едва уловимое сожаление. Молчание повисло между нами, густое и тяжелое, как туман над болотом.

Она поднялась, и ее силуэт на фоне окна казался каким-то нереальным.

– Извините, мне пора. Обед закончился. Хорошего вам дня, – произнесла она.

– И вам, – ответил я, чувствуя, как в моей груди что-то сжимается.

Она взяла пустую чашку из-под чая, чтобы отнести на прилавок.

– Подождите, – сказал я. – Вы не могли бы подсказать, где здесь магазин одежды?

– Здесь нет. Нужно ехать в центр. По Ленина 75 есть магазин.

Я кивнул и она ушла.

Отхлебнул компота. Из головы не выходила Аня. Я поймал себя на мысли, что попросил ее номер не просто для помощи по зачету, а чтобы увидеть ее снова.

Жена, дом, стабильность – все это было важно, но сейчас казалось таким далеким и нереальным. Аня, со своей честностью, искренностью и чистотой, была глотком свежего воздуха в моем застоявшемся мире.

Никакой пошлости и секса с Аней. Лишь увидеть, не больше. Я женатый человек, и измены я себе позволить не могу. Да и девочку портить не было желания. А Аня, судя по всему, еще именно девочка, несмотря на свои двадцать пять. Хотя, кто знает сколько ей? Возраст я не спрашивал. Но если она на втором курсе, то ей должно быть около двадцати. В моем времени в таком возрасте уже второй раз замуж выходят, а не в девственницах ходят. Просто будет дружба, хотя говорят, что дружбы между мужчиной и женщиной не бывает…

Пожалуй, Аня была единственная, кто не обратила внимания на мое пальто и шапку. Хотя, может и обратила, просто промолчала в силу своего характера. За этими мыслями я принялся за сметану, снова вспомнил слова отца. Когда сметаны оставалось в стакане меньше половины я вдруг набрел на интересную идею.

Мысль о том, чтобы открыть магазин с продуктами из СССР, казалась безумной, но в то же время манящей. Это попытка соединить несоединимое, создать нечто новое из осколков прошлого. Я представил себе: люди будут стоять в очереди за хлебом, молоком или колбасой, как они, кто постарше, буду с ностальгией вспоминать свое детство. Как раз в доме, который соседствовал рядом с моим, в аренду сдавалось помещение на первом этаже. Раньше там был магазин, торгующий полуфабрикатами. А что… идея неплохая.

В нашем районе есть продуктовый супермаркет, но от моего дома до него идти квартала три. Далеко. Если открыть небольшой магазинчик в том первом этаже, народ попрет, потому что конкурентов у меня не будет. Открою ИП, возьму в банке кредит на оптовую закупку продуктов и на оборудование. Продукты из СССР будут нарасхват. Люди сразу почувствуют качество, появятся свои клиенты, и сарафанное радио никто не отменял.

Да, продуктовый магазин – придется заняться им, когда вернусь. Нужно как-то выкручиваться. Кредит сам себя не загасит. Да и работа… кто знает, как долго продержится этот шаткий карточный домик?

Доев свой обед, я отправился на улицу Ленина, 75. Хотя это нарушало мой принцип – начинать знакомство с городом с его окраин, а не с его сердцем. Но что поделать. Вопрос стратегический. Одежда нужна.

Воспользовался троллейбусом. Тот же маршрут, та же остановка, что и в моем времени. Забавно, как много может не меняться годами – другое время, а остановка все на том же месте. Даже название одинаковое. Заплатив кондуктору 4 копейки, сел у окна. За ним был мой город. Мой, но другой. Улицы знакомы до боли, но было ощущение, что ты наткнулся на старую фотографию. Повезло, что портал вел именно в Армавир. Я мог спокойно ориентироваться.

Центр Армавира. Те же самые здания, строгие и невысокие, похожи на те, что есть в Питере. Машин меньше и никаких иномарок. Бутиков на первых этажах тоже нет, что придает зданиям более строгий, почти аскетичный вид.

Я подошел к киоску «Союзпечать». Очередь из двух мужчин, молчаливых, как будто они стояли не за газетами, а за чем-то более важным. Отдал семь копеек в окошко и получил свежий номер Комсомольской правды. Газета пахла типографской краской и этот запах погрузил меня в атмосферу СССР еще сильней, чем все эти улицы и здания.

Отошел в сторону, поискал дату. 22 декабря 1977 года. Вторник.

– Семьдесят седьмой… – прошептал я себе под нос.

Ошибся я ненамного. И только сейчас ощущение того, где я, ударило по мне по-настоящему. Семьдесят седьмой мать его!

Пальцы ног тем временем совсем онемели. Мороз пробирался сквозь мои летние туфли, через подошву и поднимался вверх по ногам. Листать газету не было сил, надо скорее в тепло. Свернул ее, сунул под мышку и пошел дальше. Вернусь домой – посмотрю, что там пишут.

Наконец-то я добрался до Ленина, 75. Над входом вывеска «Одежда». Я остановился на мгновение, осматривая ее, а потом направился к двери.

Внутри все оказалось таким же скромным, как и снаружи. Простенький, ничем не примечательный магазинчик. В центре стоял стеллаж с обувью. У стены тянулись ряды вешалок с пальто. Чуть дальше полки с аккуратно сложенной одеждой. Все это выглядело настолько минималистично, что у меня не возникло сомнений – выбор тут не богат. Это тебе не 2024-й с его бесконечными магазинами, где полки магазинов одежды пестрят красками.

Стены были обшиты панелями под темное дерево, на полу плитка серо-черного цвета. Воздух здесь был густой. И этот запах… Книги. Не одежды, не пыли, а именно книг.

Взгляд скользнул по рядам товаров и зацепился за фигуру за прилавком. Женщина средних лет, с выцветшими светлыми волосами, собранными в тугой пучок, казалась частью этого магазинчика, его немым свидетелем. Синяя рубашка туго обтягивала ее плечи, подчеркивая худобу. Лицо, обращенное ко мне, было бледным и невыразительным, глаза, цвета тусклого стекла, скользнули по моему пальто. В них читалось что-то вроде усталой любознательности, смешанной с легким недоверием.

– Здравствуйте, – сказал я, стараясь придать голосу дружелюбие. Кое-какой опыт общения с местными у меня уже был.

Она кивнула в ответ, но взгляд ее не отрывался от моего пальто.

Осмотрев скудный ряд вешалок, я остановил свой выбор на самом неприметном пальто. Ткань, грубая и плотная, обещала долгую службу. Цветовая гамма была уныла и однообразна. В примерочной, глядя на свое отражение, я почувствовал себя персонажем старого фильма – отцом или дедом, облаченным в тяжелое пальто, которое, казалось, помнит не одну зиму. Пальто сидело идеально. И в этот момент я понял, что удача, подобная этой, встречается нечасто. Я решил его купить здесь и сейчас. Нет гарантии, что завтра в этом магазине будет хоть какой-то выбор.

Обувной стеллаж встретил меня скудностью ассортимента. Выбор был однообразен. Однако, замершие пальцы ног не позволяли мне придаваться поискам чего-то более изысканного. Своего размера я не отыскал, продавщица сказала, что весь ассортимент передо мной. Я выбрал первую попавшуюся пару, удовлетворившую лишь одному требованию – согревать. Размер, правда, оказался на полразмера больше, но в моей ситуации это было не столь критично. Главное – ноги в тепле.

Клетчатая рубашка, висевшая на вешалке манила меня. Ее рисунок знаком мне с детства по старым фильмам. Кажется, у Шурика такая была.

Продавщица все это время наблюдала за мной из-за прилавка даже не думая подойти ко мне и предложить помочь выбрать размер или фасон. Хотя, это нормально.

В итоге я оставил на кассе 187 рублей и 20 копеек. Почти все деньги из кармана перекочевали это женщине в синей рубашке. Самой дорогой покупкой оказалось пальто – 110 рублей. Оно как бы смотрело на меня с укором, как бы говоря: «Ты точно готов к этой сделке?». Зимние ботинки – 60 рублей 20 копеек. Рубашка вышла за 17 рублей.

У меня, конечно, не было ни пакета, ни сумки. Продавщица, уложила ровной стопкой пальто и рубашку. Ботинки она положила сверху, как вишенку на этот странный торт, и все это завернула в коричневую упаковочную бумагу. Последний штрих – обвязать веревкой.

Выйдя из магазина, я почувствовал себя почти советским человеком. Почти. Осталось лишь переодеться. Но это уже у себя дома. Находиться в центре больше не имело смысла. Еще был риск привлечь к себе внимание милиции... Встреча с ней мне совсем не нужна. И тут же понял: мне нужны часы. Обязательно. Часы, которые показывают мне правильное, местное время. Без них чувствую себя здесь слепым.

Хозяин дачи не появлялся. Я дошел до сарая по своим старым следам и замер перед порталом. И вдруг меня посетила мысль. Она пришла без приглашения, холодная, как дыхание зимы, и страшная до дрожи.

« А что, если он может закрыться? В любой момент. Просто исчезнуть…»

Об этом-то я и не подумал! Беспечность, обычная человеческая беспечность. Скандал с женой, авария, сокращение – все это затмило разум. А что, если этот портал не просто дыра в пространстве и времени, а некая ловушка, замаскированная под случайность? Вдруг там, за черной бездной, таится нечто, способное причинить непоправимый вред? Радиация? Или что-то еще, более коварное и неизведанное?

Но с чего я взял, что он закроется? Молния, открывшая этот проход, вряд ли снова ударит в мою дачу и закроет его. Логика подсказывала, что если она его открыла, то лишь она в силах его и запечатать. И я вроде бы в безопасности. Однако, мудрость гласила: «Если что-то может пойти не так, оно пойдет не так». И эта истина, проверенная временем, внушала мне тревогу.

Остаться здесь, в этом чужом времени, без денег, без документов, без будущего – перспектива пугающая. Надо сделать себе финансовую подушку. Купить у нумизматов крупную сумму советских денег и спрятать их в этом сарае. Еще бы паспорт как-то сделать. Но как? И как потом не попасться?

Сжав в руках сверток с покупками, я шагнул в портал. Чувство тревоги не покидало меня.