Текст книги "Философия без дураков. Как логические ошибки становятся мировоззрением и как с этим бороться?"
Автор книги: Александр Силаев
Жанр:
Психология
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
Глава 11
Рыцари старого шкафа
Кафедральная колода. – История с претензией. – Вам помочь или понравиться? – Обосновка по понятиям. – Лжеученый-универсал. – Собес звучит гордо. – Попробуйте честно продаться.
Волнуют ли нас судьбы философии? Ну как сказать…
Странно быть патриотом слов. Волнуют судьбы некоего типа знания. А как этот тип называется – дело десятое.
Переживать за судьбу философии означает переживать за то, как употребляется определенное слово. Да употребляйте, как хотите. Битва за словарь – это дешевая битва.
Вот смотрите, мы привели разные варианты того, что бы это значило. В одном варианте это важное и личное дело, в другом – ерунда. Но какие слова ни используй, важное и личное дело никуда не денется, а ерунда не перестанет быть ерундой.
Давайте предположим, что в битве за слова победит альянс глупцов, паразитов и случайных прохожих, ошибившихся дверью. На кафедрах философии станут преподавать какую-то унылую ерунду. В учебниках напишут глупость. Ну и что? Это будут просто люди другой профессии (если это можно считать профессией), какое нам до них дело? Испарившись в одном месте, вряд ли важное нам знание растворится бесследно – скорее всего, осядет в других местах, возможно, под другим именем. Будет слово «когнитивистика», например. Со временем все привыкнут к тому, что философ – это балабол на содержании госбюджета по старой памяти, а когнитивисту можно доверить важное дело. А если битву за понятия выиграет лучшая партия, важное дело можно будет доверить философу и не звать когнитивиста (кто это вообще такой?).
Возможно, испарившись на одной кафедре, та же самая рациональность про то же самое осядет на соседних. Мы упомянули два варианта для эмиграции – логика и психология. Это соседние дружественные страны, и они, если придется, примут беженцев.
Пока что, давайте честно, побеждает блок… не лучший блок из возможных. Диапазон их характеристик очень широкий. Нам важно, что все они так или иначе не по теме. Давайте классифицируем.
Во-первых, культурологи, другое слово – историки. Они хорошо знают свое дело (если бы знали плохо, была бы категория иждивенцы). Но что за дело? «Влияние неоплатонизма на философию Византии», «Влияние Фихте на немецкий романтизм». По сути это реконструкция ходов, записанных в культуре прошлого, досократики, схоласты и т. д. У нынешнего человечества нет вопросов, по которым оно спросило бы, например, схоластов, что ему делать. Это не значит, что схоласты неинтересны совсем. Они интересны. Но примерно как протохимики XVII столетия. «Это наша история, сынок, ее желательно знать». Но, во-первых, только желательно, во-вторых, не всем. На фоне вещей почти обязательных большой стимул прогулять.
Специалист по таким вопросам – что-то вроде искусствоведа, положившего жизнь на бывшую когда-то школу живописи. Нельзя сказать: вернись, что ты делаешь? Наверное, кто-то должен положить жизнь и на это. Если это хобби – это отличное, почтенное хобби. Если это делают на бюджетную ставку, так тоже можно. Но таких людей должно быть немного, если их много, это странно. Либо общество массово разделяет их увлечения и рассказ находит ажиотажный спрос, и тогда это замечательно, но, кажется, не разделяет. Тогда это системный сбой.
Также сбой, когда историк-искусствовед претендует на нечто большее.
«Я хорошо разбираюсь в истории XIX века» не синоним «я знаю, как вам жить». Обычно так и не говорят. Но если во фразу закрадется еще два слова… «Я хорошо разбираюсь в истории философской мысли XIX века». Некоторые еще считают, что это особый случай, и такой человек может говорить почти обо всем. Говорить, конечно, может. Но у него в лучшем случае лишь конкретный, узко специальный скилл, и он не создает других скиллов и не заменяет. Историк – это всего лишь историк, будь он историк архитектуры или мышления. Если предположить, что философ – это социальная функция, то это другая функция. Эти два специалиста, возможно, найдут о чем поговорить. Но если вам нужен столяр, вы не зовете лесотехника, потому что оба как-то связаны с древесиной. Связь разная.
Во-вторых, беллетристы. Критерий успешности: написать интересно для кого-либо. Критерий, который отвечает за вопрос, почему это относится к философии: там упоминается то, что туда уже отнесено. Определенные книги, авторы, вопросы.
Успешность такого рода подразумевает кассовость, та подразумевает простоту и клиентоориентированность. В XXI веке приходится уважать читателя больше, чем в XIX. Авторов стало больше, а у публики появилось много новых дел и забав.
Подчас действительно получается неплохая проза. Подчас плохая. Но когда мы говорим «проза», то подразумеваем «книга для чтения». Почитал, испытал эмоции, они понравились, пошел купил новую книгу автора. Хотя сейчас актуально – подписался на блог и добавил в список френдов.
Но жить по такому тексту скорее не стоит, чем стоит.
Например, если текст о политике, а тебе надо в ней разобраться, то лучше взять какой-то другой текст. Здесь тебя не научат, как быть успешным политиком, даже не научат, как быть рациональным избирателем. Аналогично, если текст про будущее Вселенной, отношения с другими людьми, устройство психики и сознания. Зачитаться – пожалуйста. В решении проблем не поможет. Скорее, если начать жить по таким книгам и блогам, проблемы начнут появляться.
Беллетристика оптимизирована не по критерию «помочь», а по критерию «понравиться».
Понравиться человеку можно, например, сделав ему приятное. Приятное можно сделать, например, повысив самооценку. У тебя все плохо, нет денег, признания, любимого дела? Тебе кажется, что дело в тебе самом, и от этого еще хуже? Брось, успокойся. Все дело в капитале, эксплуатации и отчуждении. Полегчало? Нет? Ладно, зайдем с другого фланга. Все дело в восстании масс, секуляризации, забвении Традиции. Так лучше? Если что, можно еще разок. Все дело в виртуальности, симулякрах и Ничто, подменившем Бытие. Так пойдет?
Проза может нравиться, потому что, например, удивляет. Доказать вам, почему филантроп, потративший миллиарды долларов на благотворительность, – главное зло современности? Хотите докажем, что психопат и серийный убийца – больная совесть поколения? Вы уже читали, что белое – это черное? Уже надоело? А что синее – это розовое? А вы знаете, что общего между Аристотелем, Гитлером, БДСМ и кока-колой? Мы тоже пока не знаем, но если вам интересно, мы придумаем. Все будет красиво. Обоснуем через Сартра, теорему Гёделя и ЛСД.
Еще можно открывать тайны. Вы знаете, кто на самом деле правит миром и причем здесь тайная ложа неоплатоников? А Бертран Рассел? А на кого работал Карл Маркс? А кто инициировал Канта?
В крайнем случае можно просто рисовать комиксы и травить тематические байки. Приходит как-то Штирлиц к Василию Ивановичу, а там сидит голый Ницше и читает «Капитал». Это не вполне диссертация, но почему бы не пьеса?
Возможны самые разные варианты, но в любом случае это будет какой-то элитарный сегмент шоу-бизнеса. Элитарный – не значит дорогой, скорее наоборот, все очень малобюджетно, но претенциозно. Нечто среднее между развлечением для умных и полоумных.
В-третьих, пиарщики. Внезапно здесь окажутся коллегами русский сакральный евразиец и европейский левый постмодернист. Оба, ни в коем случае в этом не признаваясь, могли бы работать на власть. Друг друга они, конечно, не любят. Власть у них разная.
При этом на словах оба могут не любить еще и «власть вообще». Но властные группировки не бывают «вообще», они всегда конкретны. Они готовы содержать того, кто посвятил себя борьбе с абстрактной мировой властью, но по конкретной повестке гнет линию группировки. Точнее, проходит по ведомству информационного обеспечения. Обычно по нему проходят политтехнологи и журналисты, им полагается платить напрямую. Здесь более косвенно.
Допустим, есть кафедра, которая производит непонятно что. Нельзя сказать, специалистов какого рода она готовит, что они могут. Но там идейно близкие товарищи. В рамках университета и шире, в медийном поле, они гнут то, что рационально обосновать невозможно, но политически нужно.
Например, элитная группировка опирается на группу плохих избирателей. Группа менее склонна получать образование и работать, нежели в среднем принято по стране, но более склонна нарушать законы и сидеть на субсидиях. Это статистика, она прозрачна. По совести и уму, такую группу надо социализировать до исчезновения ее негативных признаков. Но тогда она, возможно, растворится как группа. И, растворившись, перестанет как надо голосовать. Нужно, чтобы она продолжалась, но при этом – чтобы им было приятнее жить, а политикам прилично на это опираться – плохие парни должны быть описаны как хорошие. Как жертвы обстоятельств, носители скрытых достоинств и т. д. Наука не в силах такое сделать, продолжая оставаться наукой. А философия справится. «Обоснуем через Сартра, теорему Гёделя и ЛСД». Вот и ответ на вопрос, что именно производит кафедра.
Заметьте, мы не уточнили, что за группировка, что за группа. Неважно, это типовая схема.
Философ как бы защищает обездоленных, но за это ему платят не обездоленные.
В этой схеме как бы бессознательно сообразили на троих – плохая власть, плохой народ и плохая интеллигенция. Против тех же троих фигурантов, взятых в их лучшей версии. Довольно типичный паттерн для левых обществ.
Но это сложный вариант, подразумевающий демократию. В тоталитарном обществе то же самое выглядит еще проще. Профессор не знает, какая завтра линия партии, но знает, что будет колебаться вместе с ней.
В-четвертых, лжеученые. Это как бы беллетристы (может быть, менее увлекательные), но с претензией на полезность. Такого рода «философы» уверенно берутся подменить почти любого специалиста-гуманитария. Психолога, социолога, филолога, экономиста, системщика и т. д. Мы научим вас… и далее почти что угодно. Справедливо поделить, эффективно достичь, сознательно полюбить, бессознательно познать. Беллетристика претендует на полку конкретных мануалов. Тексты продаются как сборники моделей, описывающих реальность, и мануалов, позволяющих ее менять в свою пользу. Но модели описывают плохо, а мануалы не работают. Если бы описывали и работали, мы бы убрали приставку «лже».
В любой диссертации есть пункты «актуальность проблемы» и «научная новизна». В сумме они дают как раз ту «добавленную полезность». Подразумевается, что любой, создавший подобный текст, чем-то полезен. Вероятнее всего, этим текстом. Считается, что другие люди, ознакомившись с ним, почерпнут новое знание, решат свои проблемы. Что на такие тексты и стоящий за ними опыт есть какой-то спрос. Вы их видели? Как правило, они вообще не подразумевают читателя, кроме рецензента.
Если посмотреть через эту призму, то лжеученые почти все.
В-пятых, иждивенцы без функции вообще. Жила-была в СССР кафедра научного коммунизма. Реально это выполняло функции пропаганды. Нужная, важная функция (чем тоталитарнее режим, тем важнее). Но СССР кончился, а сотрудники остались. Частично разошлись между кафедрами философии и политологии. Не выгонять же остепененных людей на улицу. Чем они займутся? Научный коммунизм – не профессия.
При этом неважно, чем они занимаются дальше.
Могут читать студентам вслух свои монографии, а могут инструкции к микроволновке. Можно считать их работу на ставку борьбой с безработицей. А можно считать скрытой безработицей. Как бы то ни было, в обоих случаях у нас социальное государство. Но если в России небогатое социальное государство, то есть еще и богатые. С безработицей там тоже борются.
Можно взять известных авторов и разнести их по категориям. Можно проделать это с кем угодно: своими знакомыми (если у вас есть такие знакомые), известными публицистами, классиками, снятыми с полки.
Существуют промежуточные типы. Например, дискурс Славоя Жижека универсален. Вчитайтесь, это лауреат-многоборец. Это сразу и первое, и второе, и третье. Что угодно, кроме полезного знания, как устроен мир и что с этим делать. И таких лауреатов много. Тот же Гегель, например, сразу и лжеученый (в конкретных темах это видно), и пиарщик Прусской монархии (он считал ее венцом истории), и элитарный прозаик (местами изощреннее, чем «Поминки по Финнегану»). Аналогично – Хайдеггер. Много писал о технике для тех, кто находится от нее как можно подальше. Поддержал Гитлера. Работал в особой манере для своих: филологические игры с приставками и корнями считались там чем-то вроде доказательства. В попсовой форме примерно такой «наукой» занялся под конец жизни сатирик Михаил Задорнов.
Разбирая функционал, давайте договоримся, что самоудовлетворение не является социальной функцией.
Ты важен лишь настолько, насколько важен другим.
Давайте даже смягчим, учтем непризнанных гениев – ты важен настолько, насколько можешь быть важным другим.
Нет запроса – нет функции. Нет функции – есть шарлатан.
При этом оговорим, что замкнутый круг не принимается в оправдание. Подготовка новых поколений «учителей ничего» не является достойной социальной функцией, даже если новые поколения ничего не имеют против участия в этом круге за умеренную зарплату.
Простой тест, даете ли вы что-то полезное – попробуйте продать это в условиях нормального рынка.
Это не значит, что все, что можно продать, – крайне полезно. Героин не полезен. Но то, что точно нельзя продать, как минимум сомнительно.
Давайте оглянемся, что сделала наука. Точнее сказать, рациональное знание. Если вы живете в большом городе, можно прогуляться и сравнить с тем, что здесь было тысячу лет назад. Энергетический потенциал, объем накопленной информации, скорости передвижения – выросли на порядки.
Наконец, все можно свести к одной цифре. Перед тем как начать накапливать в культуре знания (возьмем за точку отсчета неолитическую революцию), на Земле жило несколько миллионов человек. Это была предельная цифра: больше планета не могла прокормить. Иначе бы было больше. Сейчас эта цифра выше на три порядка. Последний ноль дописала современная наука и технологическая цивилизация. Но и предыдущие два нуля вписаны рабочими моделями рационального знания или того, что на него походило.
Людей стало больше в 1000 раз, потому что люди стали немного рациональнее.
Не все, не всегда и не лучшим образом, но этого хватило.
А теперь посмотрим, что сделала философия. Грубо говоря, большой шкаф, где стоит тысяча книжек. Конечно, они как-то повлияли на мир. Было бы совсем странно, если бы они не повлияли вовсе. Но насколько, если честно? Мы уже предлагали мысленный эксперимент – назвать любого, на усмотрение зала, самого великого философа XX века и представить мир без него…
Глава 12
Эпистемолога вызывали?
Слишком длинная история. – «Как мы ничего не достигли». – Может быть, мышление? – Главный по релевантности. – Что вы можете?
Вузовский предмет «философия» сейчас уместнее называть «история философии».
Представьте, что вместо химии студенты изучали бы «историю химии». 95 % всех академических часов на изучение теорий выдающихся химиков прошлых веков. После этого студентам выдавали бы диплом «химик».
Чем это обусловлено? Самая простая версия (и обидная) – в философии крайне мало актуального содержания. По сравнению с той же химией. Там просто особо нечего изучать, если иметь в виду «современный уровень нужных знаний». Непонятно, чем эти знания особо нужны. Что изменится в жизни людей, если они узнают, например, что писал Александр Пятигорский (я специально взял сильного автора)? А если наоборот, вот узнали, а потом забудут Пятигорского целиком? Они забудут не больше, чем если бы они забыли вчерашний сериал. Если они забудут раздел химии, встанут заводы, и эффект от потери памяти потянет на миллиарды (или триллионы, смотря что за раздел) долларов. Из этого примера очень понятно, что такое «современный уровень нужных знаний». А с историей предмета очень удобно. Допустим, нет большого объема современных нужных знаний, все равно есть история. Неважно, история чего – удачи или неудачи. Важно, что саму эту историю можно довольно долго рассказывать. «Итак, тема урока – досократики».
Есть много умных людей, которые сейчас могли бы заступиться за досократиков. Навскидку вот «Лекции по античной философии» М. К. Мамардашвили, там специально о досократиках. Если вы думаете, что я чего-то не читал, я скорее всего это читал. Ну что? Талантливо. Интересно. И очень факультативно.
Речь ведь не о том, можно ли интересно поговорить на тему, например, Гераклита. Конечно, можно. Но можно и воздержаться. Ситуация формально такова, что если любой студент любой специальности на экзамене по философии тащил билет, где было написано «Досократики», и не мог ответить, его следовало бы отчислить из вуза. Помучить пересдачами и, если «досократики» не случатся, выгнать. Еще раз: любой студент, любой специальности. Если врач не знает, кто такой Протагор, он не имеет права лечить. К счастью, люди склонны к коррупции в широком смысле этого слова. Речь не о взятках, здесь их не брали. Просто делали вид, что вот сейчас у нас экзамен, и там Протагор как полагается. А если бы все было по закону, все бы рухнуло: лучше немного лжи, чем абсурд.
Сейчас факультет философии предполагает кучу предметов, львиная доля которых – это те или иные истории. Адвайты-веданты, схоластики, немецкой классики и т. д. Хорошо, вы прошли курс по средневековой схоластике – что вы после этого можете? Давайте сейчас возьмем лучший вариант, когда студент и преподаватель на должном уровне. Курс усвоен, что вы можете по итогу? Поддержать беседу на тему этой истории, а если поднажать – самому сделать такой же курс. Поздравляю, по образованию вы историк с очень узкой специализацией. Вы уверены, что это знание будет применено в жизни хотя бы раз, если не найти вакансию такого историка, готовящего новых историков? Предполагается, что факультет все-таки готовит кого-то еще, кроме потенциальных преподавателей этого факультета. Вопрос кого?
Вспомним: ты важен настолько, насколько важен другим. В чем заключается та услуга, которую ты мог бы оказать этим другим? Какую их проблему решить? Услуга может звучать так: «я научу вас решать проблемы самим», то есть будет по сути образовательной. Но учить придется все равно чему-то другому, а не истории.
Но если философия о мышлении, и при этом мышление повсюду, только плохое – черт возьми, это же должен быть самый нужный специалист на свете. Его должны вызывать чаще, чем сантехника!
Насчет того, что мышление повсюду – давайте опять не спорить о словах. По-нашему, оно везде, где люди хотя бы имитируют логическое суждение, а это делают почти все и почти каждый день. «Отсюда совершенно ясно, что…», «таким образом», «я так решил, потому что». Это везде – на кухне, на ток-шоу, на производстве, в парламенте. Касательно того, что это делают плохо, надо обосновывать? Кто-то полагает, что необученный человек дружит с логикой, не делает ошибок суждения, что его аргументы – действительно аргументы? У него даже факты обычно не факты.
Что мы видим? Есть сверхнужная компетенция. Есть место, где по определению она должна возникать. Возникает ли? В среднем не более, чем в других местах, сопоставимых по уровню начальной вменяемости. То есть выпускник философского факультета, вероятно, будет разумнее среднего, но главным образом потому, что уже был разумнее среднего, когда туда поступал. На этом построен эффект летних школ для школьников – они там становятся умнее, даже если с ними ничего особо не делать. Просто они уже изначально умнее среднего, раз среди лета поехали в какую-то школу. Как минимум они там будут общать друг друга и не ухудшат своих характеристик. Потом можно будет взять эту выборку и сравнить их карьерные показатели спустя 10 лет со средними. «Смотрите, какие умницы». Еще бы не умницы, если вы изначально набрали умниц.
Возвращаясь к философам, означенная специальная компетенция немного возникает. Но примерно так же она возникала бы на математическом или экономическом факультете. А если философский факультет подцепил какую-то сектантскую заразу (при этом зараза может быть в статусе хоть моды, хоть национальной идеи), то культуру мысли лучше поискать у физиков и математиков, да хоть у культурологов за углом.
Самое общее пожелание: замена слова «история» на слово «мышление». Сейчас большинство курсов это «история», независимо от того, есть ли это слово в названии. Но лучшая сетка курсов была бы вокруг «мышления».
Логическое, рациональное, критическое, креативное, научное, инженерное, этическое мышление и т. д. Чем больше вторых слов подберете к первому, тем лучше. Добра мало не бывает. А история – это факультатив. Если кому-то интересно, как то или иное мышление появилось, при чем здесь Аристотель и что было дальше, за что Шопенгауэр ненавидел Гегеля, как Витгенштейн махал кочергой на Поппера и прочий увлекательный сериал (я без иронии, я хорошо отношусь к сериалам – и этот сериал местами очень неплох).
Философ, если он решит быть востребованным, был бы кем-то вроде специалиста по релевантности.
Если кому-то хочется художественной метафоры – цепной пес рациональности. Это лучше, чем крыса официальной идеологии, крот истории мысли, павлин красивости, петух ресентимента (сами они называют это «социальная справедливость»), киса при дворе, хомячок при собесе – кем еще бывает философ?
Вряд ли это то же самое, что «консультант по любым вопросам». Бывают вопросы, требующие специального образования. Но по вопросам, на которые не учатся десять лет – да, почти по любым. Этика, логика, полезные повседневные алгоритмы, смысл жизни, психология, как ее обычно понимают не-психологи – должен быть телефонный номер и сайт, по которому обитает специалист.
Касательно специальных вопросов первого уровня – экономика, финансы, юриспруденция, социология, психология – наш специалист прекрасно разбирается в форме (просто потому, что он специалист по форме суждения о чем бы то ни было) и может плавать в содержании. Грубо говоря, путать фьючерс с опционом, дофамин с окситоцином, федеральный орган с региональным. Вряд ли он достанет из себя новую сильную теорию или подменит профессионала в его работе с клиентом. Но вот если два специалиста по теме будут спорить, вероятно, он поймет, кто прав и почему именно. Можно звать его хотя бы за этим.
Касательно специальных вопросов второго уровня – например, молекулярная биология или квантовая физика – эпистемолог, наверное, не пригодится. Но там с эпистемологией и так хорошо.
Напомним, речь не о том, кого звать сейчас. Сейчас некого. Речь о том, как могло бы быть, если бы было по уму.
Кто-то считает, что мы претендуем на многое? Если что, методология Г. П. Щедровицкого замахивалась куда на большее. Словом методолог они называли что-то близкое по потенции к тому, что мы здесь называем философ-эпистемолог. Так вот, считалось, что это практически консультант по любым вопросам. Сам Г. П. говорил, что мог забавы ради приходить на заседание физиков или химиков и приносить там пользу почти из чистого развлечения и куража. Я готов поверить, что талантливому человеку это под силу, но еще и потому, что человек имел, помимо прочего, образование в области той же физики. Чистый методолог вряд ли мог развлечься подобным образом.