Текст книги "Философия без дураков. Как логические ошибки становятся мировоззрением и как с этим бороться?"

Автор книги: Александр Силаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Глава 9
…а у философии – нет?

Игра без правил. – Кое-что о биткойне-сыне. – Капитализм и шизофрения. – Классика жанра. – Имя в студию! – Стены и горшки. – Когда нас зажали в угол.

А теперь вопрос, по каким правилам отбираются идеи в философии? Вы не поверите, я сам в это не верил. Но, прочитав сотни книжек, готов поделиться страшной тайной. В большинстве работ, включая самые известные, вообще нет правил! Точнее, они примерно как у беллетристики. У элитарной беллетристики, уточним: не всякий, осиливший Кафку, осилит Лакана. Надо написать так, чтобы кому-то понравилось. Все. Нравиться можно по-разному. Логика – не самое сильное средство для обольщения, так что обычно обходились без нее.

Если вы сомневаетесь, посмотрите на тех полках шкафа, где стоят, например, «Русская религиозная философия» или «Постмодернистская философия XX века». Мы специально взяли две полки, которые уж никак не дружат друг с другом, можно сказать, это полки-антагонисты. Но это их дело. Нам важнее, что обе демонстративно не дружат с рациональностью. Есть лишь отдельные направления в философии, которые признают верховенство логики и утверждений наук в сферах этих наук (например, у англосаксов в их «аналитической философии»). Но для фрейдомарксизма, например, этот закон просто не писан. Там вполне могут объявить здравый смысл, скажем, фаллоцентрической иллюзией капитала и построить дискурс через это. Главное, чтобы кого-то вштырило по любым возможным причинам (будь они в области здравого смысла, фаллоса или капитала). Как в стендапе – главное обаять публику. Но есть важное отличие от стендапа, данный дискурс – это не смешно.

Хотя смотря как посмотреть. Чтобы показать, что считают нормальным люди, считающие себя философами, приведем несколько примеров. Начнем с малого. Сайт «Философский штурм». Судя по аватаркам, большая часть авторов – уже в летах, многие получают деньги от государства за образовательную и исследовательскую работу.

Вот как они, например, исследуют в 2017 году блокчейн и криптовалюты – главный хайп того года.

«Если Бог – это источник разума человека, а разум – это живое „богоявление“ в реальном мире, то деньги – это тоже проявление закона разума в социальном экономическом общении. И как проявление разума они имеют свой строгий закон-логос, не менее жестокий, чем закон гравитации. За нарушение этого закона люди и целые общества расплачиваются судьбой и жизнью. Взлеты и распады государств должны быть рассмотрены как резонанс и диссонанс с законом денег („богом денег“).

Так вот, для мировой интеграции как этапа общечеловеческой эволюции необходим был такой качественно новый язык, которым и стал блокчейн-отец и биткойн-сын. Произошло то, что предсказывали Маркс с Энгельсом:

„Кто был ничем, тот станет всем“. Мир нуждался в идеальном средстве интеграции, безпогрешном мериле, гарантии честности сделки и стабильном накопителе ценности – и это свершилось.

Мы – свидетели величайшего переворота в мировом ментальном пространстве. Биткойн непобедим, потому что он идеально соответствует закону денег, логосу финансового разума и, по большому счету, Логосу Бытия. Бог требует справедливости, соразмерности, верности обетов-обещаний. На такой основе есть перспектива нового этапа процветания разумного человечества».

_{Андреев, «Философия блокчейна и биткойна»}

А вот исследование на вечную тему.

«Женский биопол асексуален, поэтому и поведение его с мужчиной не может иметь программу действия. Если брать мужской биопол, то его сексуальность вторична от женской, но женский биопол – еще не женщина. Поэтому женскому биополу требуется время, чтобы привыкнуть к объекту, отсюда придается значение ухаживанию, хотя никакого смысла ухаживание не имеет, кроме возникших проблем для женского биопола, связанных с садомазо-отношениями, перекрывающими пути к женской сексуальности на дороге к браку, которые естественно только и могут возникать у женского биопола в связи с асексуальностью его.

Потенциально сексуальность формируется в полной семье, где мать играет первую скрипку, позиционируя себя отцу семейства, поэтому первой женщиной, как и первым мужчиной, для биополов становятся родители, но если семья ориентирована только на мать, а отец номинален, в семье теряется влияние на детей в сексуальном плане. Дети из неполных семей и детдомов асексуальные, неблагополучие семьи определяет и состояние социума.

Фрейд, Витгенштейн, Ницше, Толстой были асексуальными, в их семьях отцы были номинальными или отсутствовали. Женщина как субъект сексуальности проявляет себя прежде всего как жена, а потом и как мать для детей.

Семья хозяйственная внешне ориентированная, там нет индивида, а значит, такая не создает сексуальности, почему Маяковский и писал „быт заел“, а значит, сам асоциально ориентирован был, если и в браке не был».

_{Дмитрий Косой, «Женщина как субъект сексуальности»}

Мне могут сказать: «Ну, это специально что-то нашли». Даже если и специально, это все равно показатель, мы же нашли это не на помойке. Но хорошо, вот текст, который нашел не я: это «Капитализм и шизофрения» Феликса Гваттари и Жиля Делеза, философская классика, некоторые считают ее книгой века («когда-нибудь наш век назовут веком Делеза», как сказал один его коллега).

«Постоянное производство самого производства, привитие производства к продукту составляет свойство машин для первичного производства. […]

Из производства следует продукт как часть тождества продукт/производство. Это тождество образует третий термин в линейной серии, как бы огромный недифференцированный объект. Все на мгновение останавливается, застывает (потом все снова заработает). В каком-то смысле больше хотелось бы, чтобы ничто не работало, не функционировало: не рождаться, остановить колесо рождений, остаться без рта для сосания, без ануса для испражнения. Достаточно ли повреждены машины, достаточное ли число деталей от них отвалилось, чтобы они превратились сами и нас превратили в ничто? Видимо, для этого потоки энергии еще слишком связаны, частичные объекты еще слишком органичны… Наш организм создаваем машинами желания, но в лоне этого производства, в самом этом производстве тело страдает от такого устройства, страдает от того, что оно не организовано по-другому, что оно вообще организовано… Автоматы перестают работать, из них вываливается составлявшая их неорганизованная масса. Полное тело без органов непродуктивно, стерильно, непорождено, непотребляемо».

_{«Капитализм и шизофрения», Феликс Гваттар и Жиль Делез}

Здесь могут сказать: «Ну, вы специально отобрали каких-то постмодернистов». Хорошо, вот самая классичная классика.

«Ее [природы] отличительной чертой является то, что идея определяет самое себя, то есть полагает в самой себе различие, некое иное, но полагает его таким образом, что она в своей неделимости является бесконечной благостью и сообщает, дарит инобытию всю свою благость. Бог, следовательно, остается равным себе в своем определении другого. Каждый из этих моментов сам, в свою очередь, является всей идеей и должен быть осуществлен как божественная тотальность. Различенное может быть постигнуто в трех формах: как всеобщее, особенное и единичное. Как всеобщность различенное остается в лоне вечного единства идеи; это вечный сын божий, как его понимал Филон. Крайней противоположностью этой формы является единичность, форма конечного духа. Единичное как возвращение в само себя есть, правда, дух; однако как инобытие, исключающее все другие духи, единичность есть конечный, или человеческий, дух, ибо до других конечных духов, кроме людей, нам нет никакого дела. Так как единичный человек понимается нами вместе с тем как находящийся в единстве с божественной сущностью, то он является предметом христианской религии, и это высшее требование, которое может быть к нему предъявлено. Третья форма, которой мы здесь занимаемся, – идея в ее особенности, – есть природа, лежащая между этими двумя крайними моментами. Эта форма более всего доступна, понятна рассудку. Дух положен как существующее для себя противоречие, ибо бесконечно свободная идея и она же в форме единичности находятся между собой в объективном противоречии; в природе же противоречие существует лишь в себе или для нас, так как инобытие выступает в идее как покоящаяся форма. В Христе противоречие положено, а затем снято как жизнь, страдание и воскресение. Природа есть сын божий, но она – сын божий не как таковой, а как упорное пребывание в инобытии, – она есть божественная идея, как поставленная на одно мгновение вне области любви. Природа есть отчужденный от себя дух, который в ней лишь резвится; он в ней вакхический бог, не обуздывающий и не постигающий самого себя; в природе единство понятия прячется».

_{Георг Гегель, «Энциклопедия философских наук. Том 2. Философия природы»}

Это не какой-то особенный отрывок. Там все примерно такое. Не только у Гегеля, но Шеллинга, Фихте и т. п. Король голый, но он голый каким-то непростым, хитровыдуманным способом – и многие готовы счесть его одетым из вежливости. Вдруг нам не хватает образования, чтобы это увидеть. Но давайте проведем мысленный эксперимент. Напомним: том посвящен природе. Занесите текст на любую современную кафедру, имеющую к природе хоть какое-то отношение, и скажите, что это работа молодого, подающего надежды аспиранта… Попросите отнестись с пониманием. Как думаете, ответ будет хотя бы цензурен?

Помимо забавы, отрывки приведены для того, чтобы проиллюстрировать метод философии или то, что может считаться таковым. Как мы и говорили, там действительно что угодно, если оно сумело (по разным причинам) произвести на кого-то впечатление.

Если не дружить с рациональностью, она не обидится. Просто у вас получится хуже, чем там, где с ней хотя бы знакомы.

Что значит – у философии не получилось? Давайте на простом примере. Если бы на нашей планете не случился интернет, мы жили бы в другом мире. Нет ученого, который специально сидел бы и «придумывал интернет» как он есть сейчас, но… Понятно направление, куда нести благодарности. А теперь назовите величайшего, как вам кажется, философа XX века. Послышатся голоса с мест.

– Гуссерль!

– Хайдеггер!

– Делез!

– Деррида!

В России, возможно, могло бы прозвучать «Мераб Мамардашвили», «Давид Зильберман» или «Георгий Щедровицкий».

А теперь представьте, что этого человека не случилось. Совсем. Ну не случилось – и не случилось. Это все равно что не случился бы интересный элитарный писатель, например Джойс. В мире без Джойса было бы немного скучнее, но по сравнению с отсутствием интернета это, мягко скажем, терпимо.

Рациональность – несущая стена в здании цивилизации. А философские тексты, за редким исключением, это горшки с геранью. С ними мило. И без них тоже мило. Наверное, милее все-таки с ними. Пусть будут. Это называется факультативность. Что начнешь делать, то и закончишь. Если заниматься несмешным стендапом для избранных, то чем-то большим это кажется лишь изнутри самого выступления.

Есть такой заход на апологию философии: «Мы эту вашу науку придумали между делом в своих философских спорах – и дальше пошли». Я сам так говорил, когда работал на кафедре (разумеется, философии) и меня прижимали к стенке. Я даже изобрел особо поэтичную фразу. «Да, изобретатель изобрел холодильник, но кто изобрел самого изобретателя?» После этого стоило немного помолчать, нагнетая пафос. Можно было добавить: «Кто изобрел культуру мышления, подразумевающую деятельное преобразование мира в субъектно-объектной форме?» После этого всем должно быть ясно, что это сделали какие-то великие древние мужи, к которым я имею прямое отношение. И мое скромное участие как бы есть в любом холодильнике. Доставая холодное пиво, скажи спасибо всем нашим, начиная с Платона, и оставь немного спасибо для меня.

Забавно, но примерно то же самое сказал современный философ Петр Георгиевич Щедровицкий (сын Г. П. Щедровицкого), когда его прижимали к похожей стенке. Момент был на передаче «Школа злословия», где ее ведущие Татьяна Толстая и Авдотья Смирнова, как мне казалось, пытались казаться наивнее, чем они есть (в жанре «а поясни деревенской бабе за енту вашу философию»), а приглашенный гость был вынужден казаться наоборот. «Если вы что-то не можете объяснить 6-летнему ребёнку, вы сами этого не понимаете», – эту фразу приписывают Альберту Эйнштейну. По итогам беседы 6-летний ребенок остался бы, конечно, без ответа. А тактика философа была, как я сказал. В вашей деревне науку-то уважают? Так ее ж наши придумали, вы не знали?

Как сейчас понимаю, защита здесь строится отчасти на подмене понятий, отчасти на подмене действующих лиц. В XVII веке было не так много ученых слов, и всех, кого сейчас назвали бы логиком, физиком, психологом, политологом и т. д., назывались по-простому, без выкрутасов – философ. Какая-то часть этих ученых людей какой-то частью своей работы действительно изобрела то, что мы сейчас считаем наукой. Обратите внимание на две части.

Только часть людей, принадлежащая к определенному цеху, имела к этому отношение. И только частью своих теорий и практик. Можно быть физиком по утрам, но ближе к ночи склоняться к демонологии. И если мы чтим человека за его утренние занятия, это не оправдывает демонологию. Мы сейчас утрируем, но…

Теория сознания Рене Декарта, например, не является хорошей лишь потому, что мы ему благодарны за что-то еще. Далее, если мы кому-то благодарны, это не касается его коллег, занятых чем-то глубоко своим. Обычно оно отлично настолько, чтобы считаться иной профессией. Например, если искать коллег Делеза и Гваттари, но скорее в области литературной критики. Коллег в чем? По методу, по эффектам, по типу обращения с аудиторией. А где искать коллег аналитикам Блокчейна-Отца и Биткойна-Сына, даже стесняюсь сказать.

Глава 10
Лучшие вопросы, худшие ответы

Куча собирает врагов. – Наполеон на прогулке. – Огрызок былой империи. – Про то, чего в мире нет. – Все люди – философы, но обычно плохие.

Мы начали говорить о философии так, как будто уже понятно, что это. Так тоже можно, но лучше начать со словаря.

У нас слегка парадокс: автор ругает философов, но очевидно относится к их числу. Вот куда поставить эту книжку? В какую папку положить файл? При большом желании, наверное, можно запихнуть это в «логику», при сильно большом даже в «психологию», но скорее всего, папка будет называться «философия». И на полке, если дойдет до полки, слева будет стоять Сартр, а справа – Розанов. Коллеги скорее они, чем учебник по биологии, невзирая на то, как сильно ругать коллег и уважать биологию.

Можно предположить, что автор делит философию на некую правильную и неправильную. Сам он, конечно же, придерживается правильной, а когда ругает неправильную – это не про него. Можно удивиться такой манере. Но здесь (если кто не знал) это считается в порядке вещей.

Часть классических философских текстов написана про то, какая ерунда происходит под маркой «философии», и сейчас мы это разберем, чтобы забыть навсегда. И это не худшая часть текстов. Ницше, Поппер, Витгенштейн и т. д. Да, собственно, почти все делали это – Декарт и Кант тоже критиковали то, что было до и как надо, написанное на чистом листе. Потом автор, для которого философия – это маркер кучи, с которой он воюет, становится классиком философии. Любая критика кучи, хочешь не хочешь, сама ложится на эту кучу и ее умножает, и если повезет, немного улучшает. Хотя бы потому, что больше это некуда положить. Так и прирастает библиотека.

Кстати, само собой очертилось место философии – где-то между логикой и психологией. К логике я испытываю добрые чувства, хотя интереснее ее применение, нежели чистые формы и пограничье с математикой. К психологии, если понимать под ней науку в мировых центрах, а не «советы психолога» в интернете или за углом, тоже большое уважение. Если надо уточнить, с чем имеем дело, то, как вариант…

Логика про то, как идеально мыслят в идеальном мире, а психология – про мышление в мозге реальных людей. Под словом «мышление» здесь понимается немного разное, но это разное как-то соотносится. А вот то, как это соотносится, – предмет философии.

С вылазками в обе сопредельные стороны. Если сжать область интереса, получится эпистемология, но мы забегаем вперед.

15 лет назад, пребывая в удивлении, что должен преподавать студентам предмет, который еще не понял сам и который (это я уже понял) точно не нужен им, я начал первое занятие с того, что продиктовал им с десяток определений, взятых из разных мест. И парочку, вероятно, добавил сам, поражаясь, насколько это нетрудно. Возможно, я надеялся таким образом понять, чем мы будем заниматься. Там было что-то вроде…

Философия – это мышление о мышлении. Философия – это знание о знании. Философия – это изучение основных законов природы, общества и мышления. Философия про то, что такое «идеальное» и как оно действует на реальное. Философия про основные правила игры, куда мы попали. Философия про главные категории. Философия про вечные вопросы. Философия про то, о чем думать людям, чтобы стать людьми. И так далее. По-своему это увлекательное занятие, и сколько бы определений ни было, при большом желании, вероятно, можно добавить еще одно. Но чтобы задать некое настроение, хватит от 5 до 15. Вот, говорил я, поделившись списком, а теперь учтите: главный смысл не в первом, втором или третьем определении, а сразу везде и в пространстве между ними. Поняли? Я тоже до конца не понимаю, но это нормально.

Но все-таки попробуем определиться.

Уже шла речь о том, что понятия – это не кирпичи. Слово философия – особый, ярко выраженный не-кирпич. Но это облако смыслов сгущается, как сейчас вижу, в двух точках, где его можно как-то поймать, дать имя, определить. Либо со стороны стиля (как мы что-то делаем), либо со стороны предметности (чем мы озабочены).

Если определять философию по тому, как она делает, по стилю и методу, то можно противопоставить тому, как делают другие. И здесь, увы, ничего хорошего.

Сама постановка вытягивает старую дихотомию «наука – философия», а это – если сравнивать по методу – проигрыш 5:0 или с любым другим счетом, который кажется достаточно оскорбительным. Метод выверенной строгой рациональности против метода сочинения вольным стилем на вольную тему. При этом объект внимания может быть один. Например, поведение человека. Или мы подходим к этому делу с методом и томографом, или это публицистика, талантливая или не очень. И вот когда публицистика – тогда и философия.

В разговор может включиться и религия, но…

Если философ по методу – журналист и литератор, то религиозный мыслитель – скорее даже копирайтер.

В каком смысле? Все главные выводы сделаны до него, а ему надо только в энный раз доказать, что старое откровение лучше новых двух. Без шуток – ближе всего это к работе рекламщика, по определению исключающей сомнение и исследование. Какая колбаса самая вкусная и какой кандидат лучший на выборах, рекламист всегда уже знает, осталось подобрать аргументы и метафоры к выводу, который уже заказан (а не доказан).

Если спросим, какой текст при этом больше всего понравится публике в данный момент – зависит от публики и момента. Овации может сорвать и писатель, и рекламщик, в некоем роде они натренированы как раз тому, чтобы нравиться людям. Но если спросим, кто лучше решает исследовательские задачи, а в долгосроке важнее это, то лучше всего их решает исследователь, у него такая работа. А двое других просто поделились своим мнением.

Вообще союз «и» здесь смертелен для философии, если второе слово «наука». Поначалу, когда наука была в отрочестве, а метафизики чувствовали себя увереннее, они сами могли употреблять это «и», что было похлопыванием по плечу младшего коллеги. «А вот мой младший по прикладным задачам, пока я тут по Абсолюту». Еще Гегель в начале XIX века мог так похлопать. Собственно, и сейчас так можно – но мало кто оценит жест. «На утренней прогулке Наполеон бывает общительным, но не бойтесь, он не буйный».

Союз «и» активирует то определение философии, которое по методу, которого нет (или можно сказать, у каждого автора он глубоко авторский). И это уже признание второсортности. Если самоопределение было бы возможно только такое, мы, вероятно, озаботились бы поиском для своих занятий более приличного слова.

Куда скромнее встроиться в длинный ряд, самоопределив себя через запятую вместо союза. Социология, психология, филология, философия… Ну вроде как идешь по длинному университетскому коридору и перечисляешь кафедры. Что ж, после утренней прогулки Наполеон успокоился. В предыдущем варианте, если вы помните, мир делился 50/50: «моя кафедра и все остальное». Здесь же философия претендует лишь на то, что занимается неким рациональным познанием в некоей области, а еще в сотне похожих мест занимаются рациональным познанием чего-то другого. Так скромнее, но так лучше. Если в первом варианте была попытка возвыситься (смешная и провальная), то здесь скорее попытка присоединиться к тому, что точно работает (может, и получится).

Тогда вопрос: что это за область, если самоопределение приходит через нее? Про что мы? Если посмотреть исторически, то это какое-то усыхание Византийской империи. Сначала огромные территории, но за столетия время отгрызает куски, и империя в две трети Средиземноморья съеживается до размеров одного города. Не нравится Византийская империя, возьмите любую другую. Главное, чтобы ее обгрызало время.

500 лет назад можно было испытывать интерес к вопросам, за которые сейчас тебя назвали бы физиком, социологом, психологом. Тогда интерес еще не развился до этих слов, и все, что угодно, могло проходить по ведомству философии. Но как только в области накапливалось достаточно неравнодушных людей, энное количество книг и немного самоуверенности, она объявляла суверенитет. Сначала было так: натурфилософия хорошо, но физика все-таки лучше. В XIX веке: здравствуйте, разрешите представиться – мы теперь социология. В XX веке: теория систем – это отдельное знание. Можно сказать, что к началу XXI века у философии растащили по специальным углам почти всю ее былую предметность. Даже логика – это такой британский доминион, с одной стороны, признаем королеву, с другой – сама себе большая Австралия. И есть мнение, что там скорее уния с математикой. Даже онтология сознания, это гордое княжество, кажется, готово уступить везде, где осмелится бросить вызов нейропсихологии, и, кажется, готово поменять флаг. Что же вообще осталось под былым знаменем?

Давайте согласимся, что философия сдала (или скоро окончательно сдаст) любую предметную область, если понимать под ней то, на что можно показать пальцем.

Если что, пальцем можно показать на что угодно, возможно лишь, это будут не вещи, а отношения. На политику можно показать пальцем. На мозг и мышление, понимаемое как процессы в психике, тоже можно.

Остается только само мышление, но не как процесс на нейронах, а как техники знания, реализованные на чем угодно, субстрат не важен.

Можно сказать, философия – про успешную работу с моделями в нашем мире. Правила успешной работы, можно и так. Текст про эти правила и все, что с ним можно сделать. Можно сказать, философия – это знание о знании (Наполеон, кажется, просыпается, но эта попытка уже получше). Такой философией в XXI веке заниматься еще можно.

Обратим внимание, что это чем-то ближе к искусствам (художественным, боевым или кулинарным, неважно), чем к карте окружающего пространства. Ученое искусство, давайте обзовем его так.

Можно еще сказать, поэтично…

Философия – это про то, чего в мире нет, но без чего невозможен мир человека, если оно не появится.

Кажется, поэтично и ничего не понятно. Но речь лишь о том, что предмет философии не предшествует философии, а возникает одновременно с ней.

Где находятся этика или логика? В окружающем мире – нигде, до тех пор, пока о них не начали думать. А физика, например, устроена так, что полагает, будто ее объекты ей все-таки предшествуют. Как точно на самом деле, мы не знаем. Мы не знаем о мире физики ничего, кроме того, что может рассказать сама физика, но она рассказывает вот так. Вообще-то, метеорит будет с нами взаимодействовать, знаем мы о нем или нет. В мире, где нет понятия «метеорита», сам он тем не менее есть. И есть тигр, независимо от состояния зоологии и самого существования зоологов. Чтобы провзаимодействовать с тигром (стать его обедом), знания о нем не нужны. Скорее знания нужны, чтобы не стать его закуской. Но незнание тигра не освобождает от необходимости коммуникации с ним.

А вот логики или этики, если их не придумают, – нет. Тигр выскочит из кустов, а этика не выскочит.

Метеорит случится с любым невеждой, а логика не случится. Можно сказать, что жизнь данного невежды все равно не противоречит законам логики, и в этом смысле она есть. Но мы не можем показать на нее иначе, чем развернув понятие логики в его голове. Иначе у него нет способа ее ощутить. Метеорит при этом будет ощутим сам по себе.

Можно сказать, конечно, вслед за Платоном, что все существует в мире идей: логика, этика, математика. Но мы радикальные конструктивисты и номиналисты. Можно сказать, что мир идей существует, сказать никто не запретит. А еще можно сказать, что над нами парят невидимые и бесшумные драконы, или это просто излишние теории, что про драконов, что про идеи – они бесполезны и пусты: не позволяют делать эффективных предсказаний, менять мир, они нефальсифицируемы и чудовищно избыточны по содержанию. Наверное, хорошо, что был Платон и мышление о многих вещах началось с него, иногда важно начаться, и неважно с чего. Это был, наверное, гениальный человек (тот случай, когда философия в доме цивилизации была все-таки чем-то большим, нежели горшок с геранью). Но нам уже не нужны его идеальные драконы.

Можно еще очертить область философии как то, что возникает после определенных вопросов.

Что я должен делать? Что я могу знать? На что я могу надеяться? Если я что-то знаю, откуда я знаю, что я действительно это знаю? Если не знаю – как и почему я могу узнать? Что есть истина? Как понять, кто прав? Кому и почему можно верить? Каким универсальным правилам следовать? Кто я такой? Кем могу быть? Вообще, что есть Я? Что такое мышление? Сознание? Знание? Человек?

Это самые интересные и важные вопросы. Они, в отличие от предмета любопытства частных наук, касаются всех. И какие-то ответы на них есть у каждого. Ладно, сейчас было сильное заявление, скажем мягче. Каждый ведет себя так, как будто имеет свои ответы. На особом жаргоне это называется иметь в имплицитной форме. Мы ведем себя так, будто что-то знаем, но не знаем о своем знании. Но это не так важно, знаешь ты о своем знании или нет.

Главное, как себя ведешь, это и есть реальное знание. В этом смысле все люди философы. Только обычно плохие.

Если считать, что философия это то, что задает вопросы, тогда она – самое интересное и важное занятие. Скорее запишите нас в этот кружок. Я б в философы пошел, пусть меня научат.

Беда в том, что веками задавая самые интересные вопросы на свете, философия давала плохие ответы. Мы очень уважаем эти вопросы, но ответы… Начали с главного, а дальше что попало. Если брать эту стадию, то выпишите нас из кружка.

Двойственное отношение, но по-другому никак.