Текст книги "Переводчик"

Автор книги: Александр Шувалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 11. В желтой, жаркой Африке. Продолжение. Совет в Филях

Аппарат главного военного советника располагался в центральной части столицы на территории бывшей британской администрации – несколько двух– и трехэтажных зданий, обнесенных по периметру бетонным забором. Создание этой «великой китайской стены» было целиком и полностью заслугой самого главного военного советника генерал-майора Ереша. До того как попасть в Африку, он командовал мотокопытной дивизией где-то в Приволжском округе, где прославился прямо-таки патологической страстью к строительству заборов, плацев и проведению строевых мероприятий в виде смотров и парадов. Сразу же по прибытии к новому месту службы он совершил невозможное, и уже через какие-то полгода ему доставили морем сначала бетонные плиты, а затем технику и строителей, ибо местные работать категорически не хотели, да и не умели. Прошло совсем немного времени, и забор был ударными темпами воздвигнут, а заодно, приезжие строители организовали чудный плац, способный согреть душу военного эстета.

Генерал был счастлив и со всей страстью армейской души отдался любимому делу – строевой подготовке в виде смотров два раза в неделю и раз в неделю парадов, не считая регулярных подготовок к тому и другому. Шикарное это, к слову сказать, было зрелище, когда плац заполнялся одетыми в камуфляж различного цвета (кто какой достал) офицерами, прапорщиками и солдатами из роты охраны общим количеством человек под сто восемьдесят.

Правда, было, мягко говоря, жарковато, все-таки не Исландия. Случались и солнечные удары, но главный все это смог преодолеть. Сберегая здоровье любимого личного состава, сам он теперь любовался всей этой строевой дискотекой через окно своего кабинета с кондиционером (ему даже кресло удобненько поставили), лишь изредка выбегая на пекло, чтобы отдать какую-нибудь наиболее любимую команду или распечь кого-нибудь лично. И сразу назад, в прохладу. А любителей падать в обморок предупредили, что очнутся они уже в Союзе. И все сразу же наладилось. Кстати, Бацунин с трудом, но отбил свою группу от участия в этом непотребстве. Поговаривали, что генерал обиделся. Дядька он был вообще-то по военным меркам неплохой, никому особых гадостей не делал, а то, что с придурью, так кто из высокого начальства без?

У Литвиненко в кабинете, как всегда, присутствовал капитан Коля Максимов, старший его зондеркоманды, молчаливый и на редкость тупой белорус, выполняющий при Таракане роль адъютанта, а когда надо – прислуги за все.

Быстро и невнимательно заслушав данные по разведке, Литвиненко перешел к главному – подошел к сейфу, достал оттуда и разложил на столе большой лист ватмана, изрисованный цветными фломастерами. Решительным командирским жестом предложил офицерам подойти ближе, что они и сделали. Первым оценил графическую часть плана, конечно же, верный Максимов, со всей солдатской прямотой заявивший: «Как красиво». Польщенный автор зарделся, любому художнику приятна восторженная оценка его шедевра. А посмотреть действительно было на что. Батальное полотно а-ля «Нападение янычар на водокачку», Верещагин с его жалким «Апофеозом» и вся военная студия имени Грекова отдыхают и завидуют. Все было гламурненько и по-военному эстетично! Красные стрелки, изображающие действа «наших», синие – противника, любовно прорисованные условные знаки, изображающие расположение лагеря мятежного генерала и окружающую его природу. Хотелось вставить эту прелесть в рамку, повесить на стену и часами любоваться.

Дав присутствующим насладиться прекрасным, великий полководец начал ставить группе задачу. Надо сказать, текст ни в чем не уступал картинке. Так, часовых противника обязательно предписывалось уничтожать, причем обязательно «спецприемами и холодным оружием», разведку «вести постоянно и всеми имеющимися силами», бдительность «ни на секунду не ослаблять», места дневок и ночевок («Он что, нас в многодневный турпоход посылает?» – промелькнуло у Сергея) «тщательно маскировать», и даже пути отхода предписывалось присыпать каким-то «антисобакином» и непременно «путать». Исходя из прослушанного, в лагерь генерала направлялась не группа специального назначения, а сборище чокнутых фредди крюгеров, отлавливающих и пачками уничтожающих часовых, попутно маскирующих места дневок и ночевок и посыпающих спутанные пути отхода «антисобакином» (это, очевидно, против тех собак, которыми, кстати, ни одна из противоборствующих сторон не пользовалась). Интересно же представлял себе товарищ полковник их работу! Любуясь пританцовывающим вокруг стола и тыкающим туда-сюда указкой великим стратегом, Сергей вспомнил картину «Совет в Филях». «Кутузов хренов, еще бы глазик тебе выбить для пущего сходства, а лучше оба», – размечтался Волков. От услышанного даже спать расхотелось, но с каждой минутой все труднее было не заржать во все горло.

Наконец поток красноречия иссяк.

– Есть вопросы?

– Касательно вертолетов...

– Нет у них вертушек, – перебил Сергея Литвиненко, – нет, у меня точная информация.

– Я лично видел две, – возразил Сергей.

– Тебе русским языком говорят, – вскипел начальник. – Прилетели, привезли что-то и улетели. Я точно знаю. Прислали, называется, спецов, разведать ни хрена не могут, всего боятся, да еще и спорят.

Сергей тонкий намек руководства понял, а потому заткнулся. Вообще, план показался ему, мягко говоря, странным. Удивляло в нем многое: и непонятное дробление группы, и намеченные пути подхода. К интересующим объектам (хранилищу горюче-смазочных материалов и парку бронемашин) нужно было выдвигаться зачем-то в разное время и почему-то обязательно через жопу, при этом докладывая о каждом шаге лично Владимиру Никифоровичу. Так, с востока к лагерю генерала вплотную примыкало довольно-таки большое озеро, и с этой стороны лагерь практически не охранялся. Вот бы и подойти по воде, аки посуху, и уйти по ней же, благо крокодилы в озере почему-то не водились. Вместо этого предписывалось выдвинуться к одному объекту джунглями, а ко второму – вообще спуститься со скалы. «Боевиков насмотрелся, командарм хренов, нет бы подумать, как драпать от супостата вверх по почти вертикальной скале, при этом все подряд путая и присыпая. Чему их там, интересно, в академии Фрунзе обучают?»

Все стало предельно ясным. Пельмени – отдельно, глисты – отдельно. Оставалось дослушать весь этот бред сивой кобылы до конца, сказать «есть!» и сделать все так, как учили.

– ... и, наконец, последнее. Выход на связь для доклада каждый час, частоты оговорю позже. Офицером связи при группе назначается капитан Максимов. Выход послезавтра в 23.30.

Да, как говорится, бурные аплодисменты. Полный апофеоз военной мысли. Когда работать, если все время надо докладывать, и о чем, собственно говоря, докладывать, о самочувствии или политико-моральном состоянии? А может, партсобрание провести и зачитать его протокол по громкой связи? Идиотизм... И потом, этот, с позволения сказать, офицер связи. Кого они там связывать собираются? Как говаривал все тот же Саня Котов, «маразм крепчает».

Такие вот мысли бродили в Серегиной голове, когда они с Бацуниным возвращались на базу. Командир всю дорогу молчал, хотя, судя по выражению лица, думал приблизительно то же самое.

Глава 12. В желтой, жаркой Африке. Приплыли...

Только утром 23 августа несильно контуженный Сергей с раненным в ноги Боксером добрался до базы на реквизированном по дороге джипе. Там он узнал, что несколькими часами раньше железный человек Бацунин, сам здорово раненный, привез в неизвестно где добытом микроавтобусе умирающего Лося. Обоих тут же отправили в местный военный госпиталь (к счастью, там работали советские специалисты).

Боксера перенесли в машину и тоже отправили к врачам. Предлагали поехать и Волкову (тот у него еще вид был), но он отказался. Быстро принял душ, переоделся, проглотил несколько тонизирующих таблеток (последние два дня он, кстати, держался исключительно на них) и отправился допрашивать и убивать Литвиненко.

И было за что. Дело в том, что их группу преследовали и уничтожали в трогательном единении «супербойцы» генерала Бванго, юаровские коммандос и... ребята из зондеркоманды Литвиненко. Правда, особых дивидендов им это не принесло. Поубивали всех, кто там был. Попытался пострелять им в спину и Максимов... Брутальный мужчина Лось просто сломал ему шею.

Первое и главное, что поразило Волкова, когда он приехал в резиденцию главного, – это то, что на плацу никого не было! По территории носились как заполошные советские военнослужащие и что-то кудахтали. Когда Сергей спросил, что случилось, на него набросились, как поляки на Сусанина, и хором поведали о том, что в СССР был путч, но вспучило неудачно, а потому победила демократия. Главный советник уже телеграфировал в Москву свой «одобрямс» (а пока стороны сражались, прикидывался больным, хитрован хренов), после чего велел принести литр очищенной и заперся у себя в кабинете. Главный политрабочий последовал его примеру, комиссары рангом помладше где-то попрятались, одного отловили и, вдруг осмелев, зачем-то коллективом набили морду. Новостей никаких. Родина-мать на связь не выходит, видимо, там все заняты (портфели, небось, делят). Такие-то дела.

В здании, где располагались разведчики, был обнаружен один-единственный изрядно нетрезвый прапорщик. Из его мычания Сергей понял, что о Литвиненко и его нукерах уже несколько дней ничего не слышно и никого это не волнует, когда вокруг такое судьбоносное происходит...

Он не поленился и лично заглянул в кабинет товарища полковника, где, естественно, никого и ничего не обнаружил.

Напоследок зашел в бюро переводов, которым командовал неплохой мужик Игорь Кольцов. Выслушав сжатую и наконец-то толково изложенную информацию о происшедшем, Сергей выменял у страстного оружейного фаната Кольцова свою «беретту» на три литровые бутылки виски, отказался распить четвертую («За весь этот дурдом, старик...») и поехал в госпиталь.

Там выяснилось, что Лося привезли' уже мертвым, Бацунину ампутировали кисть левой руки, а у Боксера все оказалось не так страшно, как можно было ожидать. Короче, у обоих оставшихся в живых состояние «пока хреновое, зато стабильное» и вообще, «приезжайте завтра, а то они после наркоза пока никакие».

Завтра так завтра. В ожидании этого завтра Сергей уговорил в одно лицо полбутылки вискаря, хотел что-то пожевать, но вдруг на него так навалился сон, что он едва успел добрести до койки.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. СУЕТА И БЕГОТНЯ

Лирическое отступление четвертое. Невыстрелившее

Указательный палец снайпера, держащего в прицеле голову вышедшего в сопровождении небольшой свиты из офиса человека, выбрал свободный ход спускового крючка. Еще одно легкое усилие, и у клиента в голове появится лишнее, не запланированное анатомией отверстие. Шел 1995 год, и изрядная доля коммерческих вопросов решалась именно так. Есть человек – есть проблема, нет человека (грохнули только что) – дальше сами знаете.

В самый последний момент он вдруг ослабил давление на спуск и с большим интересом вгляделся в лицо заказанного. Что-то ему показалось знакомым в этом человеке. Зашипела рация.

– Двенадцатый, говорит третий, прием.

– Двенадцатый слушает, прием, – ответил снайпер голосом, почти не отличимым от принадлежащего охраняющему чердак парню, а сейчас валяющемуся в углу, оглушенному и связанному.

– Доложите обстановку.

– Без изменений.

– Продолжайте наблюдение.

– Понял, конец связи.

– Конец связи.

Где же он встречал раньше этого высоченного блондина в роскошном костюме? Явно, не в Кремле и не в Мосгордуме, туда снайпер был не ходок. А ну-ка повнимательнее, так, походка легкая, стелющаяся. Так когда-то учили ходить и самого стрелка. Левой руки у него нет, вон протез и перчатка на кисти. Вспоминаем... Нет, это ничего не говорит. Так, коротковатая для такого верзилы шея, что-то вспоминается. Стоп, есть, вспомнил. Человек, которого пару минут назад могло не стать, почесал правую бровь сгибом указательного пальца правой руки. Вспомнил, черт подери. Свиделись-таки, капитан. Слава богу, что не выстрелил...

Стрелок разобрал винтовку и аккуратно уложил ее в небольшой рюкзачок, затем подошел к связанному охраннику и потер ему уши. Парень застонал. Он сорвал скотч с губ связанного, тот набрал полные легкие воздуха и собрался было заорать, но почувствовал острие ножа у горла.

– Не надо шуметь, – сказал ему кто-то на ухо. – И не нервничай, я не стрелял. Скажи-ка мне, как я могу связаться с твоим хозяином?

– Я ничего тебе не скажу, можешь меня убить.

– Дурак ты, мальчик. Хотел бы убить, давно бы убил. Ладно, прощай, – и, аккуратно заклеив герою-охраннику рот, несостоявшийся киллер покинул чердак, не забыв прихватить с собой рацию.

Отойдя метров двести от офиса, он остановился у входа в какое-то кафе, среднего роста мужчина в джинсах, свитере и кроссовках, с рюкзачком за спиной, безобидный и беззащитный с виду. Таким безбоязненно хамят в транспорте школьники младших классов, а дуралеи чуть постарше останавливают и нагло требуют денег на пиво. Поправил очочки на носу, не торопясь закурил и включил «уоки-токи»:

– Третий, прием.

– Слушаю, двенадцатый, прием.

– Ваш двенадцатый лежит на чердаке связанный.

– Ты его...

– Я сказал, связанный. Смелый парень, на мои вопросы отвечать отказался. Был бы чуток повнимательнее, цены бы ему не было.

– Ты...

– Едва не забыл, обращайтесь ко мне на вы.

– Хорошо. Что вам надо?

– Слушайте меня внимательно, меня наняли решить вопрос с вашим хозяином. Стрелять я не стал. Мне нужен контактный телефон, по которому я мог бы поговорить с ним, например, телефон его приемной. Сами понимаете, это не является военной тайной.

– Согласен с вами, записывайте.

– Говорите, я запомню. Ясно, спасибо. Я буду звонить завтра в 11.30. Сделайте так, чтобы в это время ваш хозяин был доступен.

– Я все ему передам. Как вы представитесь?

– Как человек, который не стрелял.

– Понял.

– Рацию найдете в урне у кафе, как там его... А, «Восточное». Конец связи.

На следующий день он позвонил, как и обещал, в оговоренное время, представился, и его соединили с нужным человеком сразу же.

– Слушаю.

– Это хорошо, что слушаешь. У тебя есть чистый телефон?

– Да.

– Тогда перезвони мне на номер... Это мой чистый телефон.

– Да.

– Перезвонил.

– Ну здорово, капитан! Хорошо, что я тебя узнал, не взял лишний грех на душу.

– Я, вообще-то, подполковник. Когда и где мы встречались?

– Афган, август восемьдесят пятого, под Кундузом. Там духи нашу колонну разбили, а вы нас выручили. Вспомнил?

– Да. – И он действительно вспомнил. Обжигающий зной, чад и вонь от горящей человечины и техники, убитые и раненые. В тот раз духам крепко подфартило, они уничтожили почти всю небольшую колонну спецназа одной из смежных организаций.

– Ты меня еще в госпиталь доставлял. Помнишь?

– Помню. – Он вспомнил невысокого хрупкого паренька со снайперкой, который, несмотря на три дыры в организме, до последнего вел бой и даже уничтожил пулеметный расчет. – Я так понял, теперь мы квиты?

– Не совсем. Видишь ли, я знаю заказчика.

– О как.

– Именно. Они там почему-то не доверились посреднику и отправили на переговоры со мной своего человека, а я его потом немного отследил.

– Природное любопытство?

– Элементарная осторожность. Короче, той конторой командует тип по фамилии Агафонцев. Тебе это что-то говорит?

– Я должен тебе верить?

– Твои проблемы. Если есть настроение, пошли кого-нибудь на Курский в камеру хранения. Ячейка... код... Там кассета с записью разговоров и парочка фотографий. Так что думай, тебе решать. Все, теперь мы точно квиты, прощай.

– Уходишь в отпуск?

– Уже ушел на пенсию, со вчерашнего дня. Я, вообще-то, уже не в России. Еще раз прощай и, это, прости.

– Прощай, удачи.

Глава 13. Утро стрелецкой казни

Проснувшись, Сергей не сразу смог уразуметь, где он и когда: в Африке, в конце XX века, или же у себя дома в Москве, в начале XXI? Через некоторое время все-таки понял, что дома, здесь и сейчас. Легче от этого особо не стало, похмелье навалилось и придавило, как снежная лавина.

Пил он редко, по двум причинам, и обе были главные: не очень-то хотелось и довольно-таки плохо бывало потом. Выпить Волков мог изрядно, но наутро регулярно чувствовал себя много хреновей, чем тот, кого он тащил домой. Когда-то этим феноменом, было дело, интересовались медики в погонах и даже выдвинули несколько рабочих гипотез. Наибольший интерес представляли две из них: генетическая (действительно, насколько Сергей помнил, ни отец, ни мать никогда не баловались спиртным, и, по их словам, наследственно) и общенаучная («а хрен его знает...»). Обогащенный столь весомым теоретическим багажом, Сергей безропотно переносил состояние «наутро после», никогда не похмелялся и терпеливо ждал, когда станет чуть лучше. Потом, с годами, понял, что в этом состоянии несколько помогает... небольшой кросс с последующими водными процедурами.

Слегка поправив здоровье проверенными методами, он заварил себе крепкого кофе и, устроившись у окна на кухне, попытался поразмыслить под вышеупомянутый кофе с сигаретой. Отхлебнув с отвращением тонизирующего напитка и давясь табачным дымом, начал подводить первые итоги. На первый взгляд ситуация казалась ясной и простой, как дверь в военкомат: злобный и ужасный Литвиненко через группу подставных идиотов (кого, в случае чего, не жалко) крутит свои дела и нехило наваривает денежку. Все главные действующие лица выявлены, расклады определены – короче, за работу, товарищи! Достаем из схронов автоматы и устраиваем супостатам закат солнца вручную. Дорогого Владимира Никифоровича без всяких сомнений умножаем на ноль (какая ни будь у него охрана, от выстрела снайпера ей клиента не уберечь), остальным делаем разного калибра гадости и пакости, и путь открыт к победам. Короче, вперед, за родину, за... (кто там у нас?), враг будет разбит, гонорар нам заплатят! Однако какое-то мелкое и подленькое «но» портит всю такую простую и ясную диспозицию. И это самое «но» заключается как раз в личности, казалось бы, главного действующего лица.

Конечно же, Вова Литвиненко парень хитрый и неглупый, но не более того. Операция такого масштаба с прихватами везде и на всех почти уровнях ему явно не под силу. Кто-то стоит за ним, как тогда, в Африке, четырнадцать лет назад, и этого кого-то неплохо было бы поспрошать, кому и зачем понадобилось летом девяносто первого уничтожить группу спецназа. Так что рановато вы, Сережа, губы раскатали, возрадовались: нашелся, дескать, главный супостат, щас мы его к ногтю. Хорошо еще по пьяни не стал чистить ружье и выплавлять серебряные пули с монограммами.

Надо же, с бодуна, а как думается! Хотя какой уж там бином Ньютона, просто возрадовался чрезмерно от нежданной встречи, вот и размечтался и только с похмелья начал, как то ни смешно, мыслить трезво.

Как там, в телевикторине у самовлюбленного женоподобного мальчугана: «Звонок другу»? Верно, самое время позвонить Бацунину: во-первых, потому, что Гера, без сомнения, друг и, во-вторых, с Литвиненко он пересекался до того и что-то о нем точно знает.

Звонить стал, естественно, по мобильному, номер которого знали очень немногие. На рабочий в приемную господина первого вице-президента концерна «Росмед» нечего было и пытаться: выдрессированная, как сталинский смершевец, референт Анна Ивановна («Кровавая», как называл ее Котов) никого просто так с шефом, ценя его время, не соединяла.

– Здравствуйте, Доктор! Я тут больной совсем, вчера нажрался очень...

– Привет, малыш, с чего бы это?

– Друга старого встретил, почти пятнадцать лет не виделись, а сейчас чувствую себя никак, мне бы похметолу, помогите.

– Ладно, приезжай в Удельную к восьми, вылечу.

– Ни хрена себе домашний доктор, – возмутился Сергей, больше для виду. – А на дом клятва Гиппократа не позволяет?

– Лечить тебя, алконавта, придется в стационаре, так что приезжай, жду.

И повесил трубку, олигарх хренов. Называя бывшего командира олигархом, Сергей не очень-то и преувеличивал. Действительно, был Бацунин очень и очень богат, как и полагалось одному из первых лиц гигантского медицинского концерна, успешно (а иногда и более чем) конкурирующего с империей Брынцалова.

А начиналась Герина гражданская жизнь не так уж и здорово. В конце девяносто первого его выкинули на гражданку без руки, зато с мизерной пенсией, стремительно пожираемой инфляцией. Пока он лечился, жена, быстро сориентировавшись в нарождающихся рыночных реалиях, нашла себе богатого спонсора кавказской национальности, развелась, разменяла Герину квартиру на Кропоткинской на что-то хорошее для себя и комнату в коммуналке в Бибиреве для бывшего мужа. Тут бы Гере в самый раз распустить сопли, запить, нацепить на засаленную рубашку боевые награды и пойти побираться в подземный переход. Но не тот был случай, и не тем был Бацунин человеком.

Для начала он продал, и удачно, дачу покойных родителей в Переделкине. Затем выдернул из подыхающей медицинской шарашки сестру с мужем. Они там второй год горбатились на почти голом энтузиазме и каждое утро по дороге на работу с ненавистью созерцали новехонькие иномарки руководства бывшего государственного НИИ, а ныне научно-коммерческого исследовательского центра. Работать приходилось не только почти задаром, но и буквально на головах друг у друга, ибо новое руководство центра сдало в аренду под офисы и магазины буквально все, что было можно. Сестра (кандидат медицинских наук) и ее муж Толя (один из самых молодых в бывшем СССР доктор тех же наук) к тому времени настолько наелись реалиями молодой российской демократии, что всерьез засобирались либо на баррикады, либо на ПМЖ за границу.

Затем он провел рабочее совещание с научной интеллигенцией в лице своих двоих родственников и с группой аналитиков (в своем лице). Ученым твердо было дано понять, что надо завязывать с мыслями о классовых боях или расставании с любимой отчизной. Молодой доктор наук попытался было взбрыкнуть и перевести все в русло привычного интеллигентствующего нытья на кухне, но был резко осажен собственной женой. Людмилу Полоцкую, в девичестве Бацунину, природа не обделила фамильной решительностью и твердостью характера. Вместе с братом им удалось убедить рефлексирующего гения, что сражаться за собственное благополучие гораздо увлекательнее, чем на баррикадах, да и есть за что.

Еще валяясь в госпиталях и мучаясь фантомными болями, Гера времени даром не терял, а занимался тем, чему так здорово учили, – сбором, обработкой и анализом информации. Поэтому, расставшись со службой, он твердо знал, что будет делать дальше: создаст сначала малое фармацевтическое предприятие, затем откроет несколько аптек, а потом, а потом – как получится, гигантоманией трезвомыслящий Бацунин не страдал.

Свою нишу удалось занять на удивление легко. В те романтические годы все в основном увлекались торговлей, так что производство оказалось временно никому на фиг не нужным. За очень небольшие деньги удалось арендовать подмосковный заводик и наладить производство лекарств. Все необходимые лицензии выбивал в Минздраве сам Гера с удостоверением воина-интернационалиста наперевес. Министерские дамы просто млели от его нордической внешности («вылитый Дольф Лундгрен, девчонки») и за долю малую старались как могли. Особое участие в помощи тогда юному «Росмеду» (так с подачи Бацунина был назван будущий фармацевтический монстр) принимала юная замзавша отдела (ко всему прочему, внучка бывшего замминистра). Девушка настолько прониклась идеей помощи малому бизнесу, что даже отказывалась принимать денежку. Чтобы хоть как-то ее отблагодарить, Гера пригласил Юлию (именно так звали красавицу-энтузиастку) на романтический ужин и через некоторое время на ней женился. И правильно, между прочим, сделал. Хорошая оказалась девчонка, даром что из номенклатуры. Двоих сыновей Гере родила. Симпатичные такие атлетики с наследственной нордической внешностью, не хамы и не мажоры. Да у Бацунина и не забалуешь.

Кстати, выяснилось, что дедушка Юли жив и нечеловечески бодр, при связях и любимой внучке всегда готов помочь. И дела пошли.

Каждый из основателей стремительно развивающегося предприятия отвечал за свой участок работы. Приятным сюрпризом стал организаторский талант Людмилы. Она возглавила фирму и правила железной рукой. Толя взял на себя руководство производством и научной работой. Как только ему удалось избавиться от интеллигентских соплей и вылезти из бороды Карла Маркса, дела у него пошли очень даже неплохо, в СССР докторскую степень кому попало не давали. Гера взял на себя кадры и безопасность и без дела не сидел.

Все началось с бывшего директора бывшего государственного предприятия: он вдруг решил, что его обманули, и захотел очень много денег и сразу. Приперся, дурак старый, на заводик с двумя зятьями-афганцами и начал пугать окружающих пьяным матом и неумелой распальцовкой. И это бывший-то член бюро райкома. Гостей принял сам Гера и поговорил с ними. В результате беседы зятья набили «папе» морду и вышвырнули его с завода, а сами вернулись и остались, один – завгаром, второй – начальником охраны.

А вот дальше дела пошли куда как серьезные. В девяносто втором некая группировка решила просто и без затей забрать себе «Росмед». Просто пришли в офис стриженые ребята, сказали, что они главные в районе, и на этом основании предложили переписать фирму на них, а прежним владельцам остаться работать на зарплате или убираться к чертовой матери. На размышление дали неделю (не звери же), разбили в офисе пару физиономий (ты че, такой тупорылый ботан), один компьютер, оставили номер телефона для связи и ушли.

А чтобы «ботаны тупорылые» быстрее соображали, тем же вечером подкараулили у подъезда родного дома Толю и зверски избили: сломали челюсть, ключицу, несколько ребер, повредили позвоночник.

Бацунина тогда в Москве не было – ездил в Башкирию, решал вопросы с поставщиками сырья. Вернулся, а тут такое: зять в Склифе, сестре каждый вечер кто-то названивает и хамским голосом интересуется Толиным здоровьем и советует долго с решением не тянуть, а то... И еще, сука такая, спрашивает, как успехи в учебе у дочки.

Гера позвонил по любезно оставленному номеру и назначил ублюдкам встречу на одном из в то время заброшенных складов в 1-м Иртышском проезде. Об этом, если можно, поподробнее.