Текст книги "Земля ветеранов"

Автор книги: Александр Шакилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 3
Встреча выпускников

Босой, он стоит в центре недавно подстриженного газона. Пахнет скошенной травой. Ее ухоженная зелень радует взгляд, приятно касается ступней и лодыжек. Там, откуда он родом, много зелени – не такой, но все-таки. Перед ним, возвышаясь амфитеатром, застыли в ожидании тысячи молодых людей. Они жаждут просветления. Их лица то устремляются к небу, будто повинуясь одному на всех импульсу, то опускаются так, чтобы видеть его, святого отца Асахару, наместника бога на Земле, явившегося из глубин нирваны, из небытия, из-за облаков, – кому как больше нравится – чтобы помочь заблудшим и наставить на Путь Истинный.

Важно, чтобы они, уже особоподготовленные, вняли ему и полностью открылись. Для этого следует максимально использовать органы чувств послушников. Для начала зрение – Асахара разводит верхние конечности (руки, напоминает он себе, так они называются), закрепив их перпендикулярно торсу. Теперь он – живой крест, облаченный в белый шелк, соприкосновение которого с кожей дарит приятные ощущения.

Далее – слух. Из легких воздух попадает на голосовые связки, те вибрируют, рот открывается, рождая слова:

– Дети мои!

Возраст внимающих Асахаре – двенадцать-семнадцать лет. Проще говоря, перед ним собрались подростки. Сознание опытных и мудрых не годится для манипуляций. Другое дело, чистый материал, не оскверненный еще жизнью, переполненный энергией множества страстей. Самое то, чтобы использовать во имя Всеобщего Единения.

– Мы вместе, чтобы нести добро погрязшим в несправедливости!

Асахара видит, как на глаза парней и девушек наворачиваются слезы. Им кажется, что они – мессии.

Им жаль этот мир. Жаль себя.

– А что есть добро? Что есть свет? – Он начинает покачиваться подобно маятнику, амплитуда пока едва заметна, но именно что пока. Толпа, не осознавая, повторяет его движения.

– Добро есть любовь. Любовь есть свет! А все вместе – энергия!

Рот святого отца открывается сам собой. Речь – и вообще ритуал – рассчитана до мелочей, чтобы воздействие было максимальным. Запах травы усиливается. От тысяч разгоряченных тел к небу, подсвеченному прожекторами, струится волнами тепло. Дыхание послушников становится порывистым. Кто-то вскрикивает, кто-то стонет. У кого-то начинаются судороги, идет пена изо рта; это допустимый брак.

Наконец святой отец говорит:

– Любите друг друга, просветляйте.

Сознание его тотчас устремляется вперед, набрасывается на парня лет четырнадцати, а то и старше. У парня ярко-голубые глаза и светлые волосы завитушками, придающие немного женственности его поджарому, мускулистому телу с широкими плечами. Заметная цель. Асахара подчиняет его волю, забивает ее в дальний темный угол подсознания и протягивает чужие, крепкие не возрасту руки к девушке, стоящей слева. Из темного угла приходит сигнал, что избранница некрасива, ведь засаленные волосы, лицо, покрытое прыщами, и откровенные излишки веса – вовсе не признак привлекательности. Но физические недостатки юных самок святому отцу, мягко говоря, без разницы. И потому захваченное тело бросает в жар, позвоночник превращается в раскаленный стальной стержень, твердость которого передается в пах, и это больно, мучительно больно, но в то же время ослепительно сладко. Асахара выпускает парня из угла, чтобы тот прищурился, ибо лишь так можно смотреть на самое прекрасное существо во вселенной, не опасаясь сжечь сетчатку неумолимым сиянием спасающего мир света. Парень дрожит от восхищения, и его эмоции передаются по толпе во все стороны, точно светловолосый голубоглазый подросток – эпицентр взрыва.

Напряжение нарастает, потому что разрядка запрещена – ничьи губы не должны сомкнуться, телам запрещено соприкасаться. Любовь, которую проповедует святой отец Асахара, нельзя осквернять. Нельзя ослаблять напряжение. Принцип простой: смотри, но не трогай.

Асахара делает взмах рукой – прощальный отблеск сапфирового стекла его часов на запястье, – и прожекторы вырубаются. Подростков и газон окутывает непроглядная ночная мгла. Луна спряталась за облаками, Млечный Путь забыл о Земле.

Секунда, две, три – над толпой появляется легкое, точно дымка, голубоватое сияние, в котором змеятся едва заметные молнии-разряды. Отчетливо пахнет озоном.

Еще миг – и дымка вместе с толпой исчезает в ослепительно-белой вспышке, заставившей Асахару отвернуться. А потом, когда глаза начинают хоть что-то различать, видно, что к позвоночникам и черепам подростков подведены разноцветные пучки проводов, и тела наливаются светом, и кажется, что свет этот исходит от костей, от черепов, что он прорывается сквозь плоть и кровь и устремляется по проводам, которые ведут… И вновь вспышка. И опять.

– Добро есть любовь. Любовь есть свет! – Асахара опускается на газон, ноги не держат. – А все вместе – энергия!

И кому какое дело, что с каждой вспышкой его лицо все больше искажается, оплывает, точно воск горящей свечи?

* * *

«Объявленный в международный розыск преступник-рецидивист Максим Краевой по прозвищу Край и его бывшая жена Милена (девичья фамилия неизвестна) убили мужчину (убитому около тридцати лет), состоящего предположительно в так называемом Африканском клане – незаконном вооруженном бандформировании (террористической организации), имеющем представительства по всей территории Украины. После чего Край и Милена завладели транспортным средством убитого (джипом черного цвета неустановленной марки) и скрылись в неизвестном направлении». Так в протоколе изложил бы Заур, потребуй от него начальство описать случившееся у дома, где жила бывшая супруга Края.

Палач стал свидетелем короткой перестрелки и угона, но никак не мог помешать очередному злодеянию лютого грешника Краевого: Заур до сих пор не обзавелся оружием. Невероятно, но в городе, переполненном стволами, не так-то просто купить даже самый паршивый ПМ.

Предложения купить у случайных прохожих автомат или хотя бы обрез – прохожие были вооружены до зубов – неизменно приводили к угрозам отправить сумасшедшего лысого очкарика на тот свет. Граждане Вавилона представить себе не могли, что кто-то в своем уме рискнет выйти на улицу с одними лишь кулаками для самозащиты. Заур чуть было не отнял АК-103 у девчонки лет двенадцати, но вовремя одумался – и вовсе не потому, что ее подружки, лузгая семечки и надувая пузыри жвачки, могли его пристрелить, но исключительно из-за нежелания брать на душу очередной смертный грех.

Кстати, насчет протокола для начальства. В одном палач слукавил – о том, что направление, в котором скрылся джип, ему неизвестно.

Но – по порядку.

Догнав слепого старика в тюбетейке, Заур за отдельную плату – за спасибо – узнал адрес подруги Краевого: «Африканский сектор, улица Второй Пятилетки, дом 2А, пусть Край выпустит тебе кишки, проклятый палач!» Правда, старик долго отказывался от сотрудничества, даже саблей своей размахивал и мальчонку-поводыря науськивал задать Зауру трепку – очевидно, так он набивал цену. Получив по загривку, малец вмиг растерял боевой запал и скрылся с глаз долой. А старик стал сговорчивее, лишь только гость Вавилона отобрал у него заточенную железяку. Потом отдал…

Сердце палача радостно трепетало: небывалая удача – только прилететь и сразу напасть на след преступника, которого не могут поймать уже много лет! Не иначе помощь ему оказана свыше!

Окончательно он уверился, что небеса ему благоволят, когда прибыл по адресу и увидел, как из подъезда вышел сам Край. Ну, не совсем вышел – скорее выпал, но какая разница?! Прямо на ловца зверь бежит! Непонятно, почему рецидивиста до сих пор не осудили и не привели приговор в исполнение? Поймать его – проще простого!..

Позже, вспоминая, как и что произошло, Заур понял, что там, у панельной высотки на улице Второй Пятилетки, его обуяла гордыня. Сам того не заметив, он запятнал свою бессмертную душу. Далеко не впервые запятнал, ведь убивать палачу приходилось много раз, и он знал, что обречен на адские муки. Впрочем, Заур готов нести свой крест до конца жизни и далее, в загробном мире.

Но тогда…

Лишь только Край показался в дверном проеме, из джипа, припаркованного у подъезда, открыли огонь из автоматического оружия.

«Гром Господень поразил преступника!» – преждевременно решил Заур. Но сам дьявол в женском обличье хранил Края. Блудница, обладающая поистине нечеловеческой привлекательностью, спасла его, толкнув – и тем самым, заставив пригнуться.

Все произошло очень быстро. Только прозвучали выстрелы – и вот уже грешники умчались на чужом джипе, лишь смрадный выхлоп клубится. За действом наблюдали чуть ли не все жители высотки, с нескрываемым интересом пялясь из открытых окон и чуть ли не выпадая наружу.

Заур со всех ног рванул к трупу «африканца», возле которого валялся «ингрэм» – компактная игрушка, столь обожаемая членами преступных сообществ. Палачу никак без оружия. И уж тем более никак в чужом – враждебном! – городе, святилище зла и порока.

Однако Заура опередили.

Из-за угла дома, рыча движками, выскочили пять тарантасов, собранных из металлолома и бытового мусора. Ржавые выхлопные трубы зачем-то – для устрашения? – обмотали колючей проволокой. Над головами водителей на приваренных к дугам стальных трезубцах из арматуры торчали человеческие черепа, выкрашенные черным и желтым. А бампер того багги, что едва не отдавил Зауру ноги, был измазан отнюдь не гуашью, но свежей кровью – неподалеку явно произошло ДТП с летальным исходом. Помимо трех таких багги в состав банды на колесах входили два мотоцикла, неимоверно трещавших и страдающих метеоризмом – из труб их то и дело с грохотом вылетали клубы черной вонючей копоти. Да и от их наездников воняло так, что куда там выхлопу, будто жили они на помойке, жрали гнилье и пили из луж. А вот одеты эти парни были совсем не оригинально. Ну, кого в Вавилоне удивишь клепаными кожаными куртками и армейскими штанами? Только безногий тут не ходит в ботинках с высокими берцами. И уж точно безрукий нанес на лица бандитов корявые татуировки. В носах, ушах и бровях у них ржавели килограммы пирсинга. И мало того, что выглядели они как закоренелые грешники, так еще у каждого на груди болталась цепь с пентаграммой.

«Ингрэм» лежал в каких-то метрах от Заура. Но сейчас вряд ли стоило проявлять интерес к оружию и делать резкие движения.

При появлении банды любопытство обитателей дома резко пошло на убыль – окна на всех этажах захлопнулись, и ни одно лицо не прильнуло к стеклу. Что бы это значило? Мало ли в Вавилоне вооруженных отморозков? Эти особые, что ли?

Точно.

Они – парии среди изгоев. У всех палач заметил признаки вырождения. Какой клан примет в свои ряды карлика с такой злобной рожей, что хочется отвести взгляд? У другого грешника посреди лба моргал единственный глаз. У третьего на руке, сжимающей здоровенный топор, было шесть пальцев… У его соседа слишком длинные уши, а у парня в коляске мотоцикла… И кожа у всех – родная, не та, из которой куртки – болезненно светлая, почти молочная, точно они выбрались из преисподней, куда не проникают лучи божьего света.

Засунув руки в карманы плаща, Заур замер, давая банде возможность проявить себя, обозначить намерения. Было бы ошибкой самому заговорить с грешниками или, повернувшись к ним спиной, попытаться уйти. Он чувствовал, как взгляды уродцев сверлят в его лбу дыры. Не хватало еще, чтоб в затылке…

Жужжа моторчиком, к компании тарантасов присоединился новенький скутер цвета лайма – посланник из иного мира, где все хорошо, все счастливы. Появление его вызвало бурю эмоций: грешники дружно зарычали, заулюлюкали, кто-то захохотал, а карлик – так вообще пару раз жахнул в воздух из «калашникова», казавшегося в его коротких ручонках несуразно большим. А все потому, что на скутере прикатила мускулистая девица в кожаных штанах и черной майке. Популярная грешница, раз ее столь радостно привечали. Заур принял бы девицу за парня – из-за отсутствия даже намека на молочные железы и хоть какую-то привлекательность лица, если бы не бедра – вдвое шире плеч.

Она ловко спрыгнула с только что, похоже, угнанного скутера – слишком уж он отличался от остального транспорта банды. Виски блудница тщательно выбривала. Скуластое лицо ее с заметными надбровными дугами «украшал» макияж – нарисованные черной краской слезы.

– Здорово, лысик! – Приветствие она сопроводила гримасой, означавшей очевидно задорную улыбку.

Банда разразилась дружным хохотом. Карлик смеялся с протяжным повизгиванием, а шестипалый – со странным скрежетом, точно у него в горле проворачивались несмазанные шестерни.

– Лысик, давай-ка мне свои вторые глаза. – Девица протянула руку с намеком, что желает очки Заура. – И выворачивай карманы. Да и вообще раздевайся. Давай нам все, лысик.

Палач вытащил руку из кармана и провел ладонью, затянутой в перчатку, по своему изрытому шрамами черепу.

– Мне всего лишь нужен этот пистолет-пулемет, этот «ингрэм», и я уйду с миром. – Он смотрел поверх бандитов, точно не к ним обращался, а к закрытым окнам. – Иначе случится непоправимое.

Ответом ему был новый взрыв веселья. Заура удивил смех девицы, похожий на перезвон колокольчиков и никак не вязавшийся с ее внешностью и повадками.

Смутить палача насмешками не так-то просто, поэтому он продолжил:

– Покайтесь, пока не поздно. Оставьте гнусный промысел. Идите в монастырь и до конца дней замаливайте грехи.

На сей раз никто не засмеялся.

Девица шагнула обратно к скутеру и выкрикнула:

– Убейте его!

* * *

Если ночью тебя ведут по коридору, где на половине дверей висят таблички «Не беспокоить», но, судя по специфическим звукам, в номерах делают что угодно, но только не спят, поневоле решишь, что угодил в бордель. Пардон, в развлекательный комплекс повышенного комфорта и образцового обслуживания.

У одной из таких дверей нас остановили и еще раз обыскали – исключительно из-за Милены. Вроде не девочка уже, но надо отдать ей должное – все еще привлекательна, чертовка, вскружившая мне голову много лет назад… Я заставил себя отвести взгляд от ее стройных ножек и круглой попки, которую откровенно лапал толстенный боец-«азиат». Судя по багровым пятнам на щеках и яростному блеску глаз, Милена не в восторге от массажа ягодиц, однако ей хватило ума смолчать.

Раздался щелчок. Я уже заметил, что на двери нет отверстия ни для обычного ключа, ни для магнитного. Ручка есть – чтобы табличку повесить… Неужели замок открывается лишь изнутри?

Дверь отворилась сама собой.

Нас втолкнули в просторное помещение.

Едва ощутимо пахло хвоей. Жалюзи на всю стену, – такое громадное окно? Большой шкаф. Дубовый стол – хороший, основательный. На столе матово-черный ноутбук, закрыт, и потому сперва я принял его за толстый кусок резины. Есть еще стулья и чудный барчик с бутылками разной формы и прелестного содержания. Мы попали в рабочий кабинет шефа мелкой фирмы? И это ее босс – на черепе у него приметная широкополая шляпка – сидит за столом в шикарном кожаном кресле, которому далеко, конечно, до моего любимого диванчика?

Головной убор начальничка «азиатов» – до оябуна [4]4
  Оябун – «вор в законе» в иерархии якудзы, авторитетный влиятельный преступник.


[Закрыть]ему так же далеко, как отсюда до Альфы Центавра – начал меня раздражать. Начальничек очутился тут раньше нас, а значит, есть какой-то другой вход-выход?..

Притаившийся в дальнем верхнем углу кондиционер бесшумно разгонял потоки холодного воздуха по всему помещению. Не кабинет, а морозильная камера. Милена в свое летнем платьице, не прикрывающем даже колени, зябко поежилась и одарила меня презрительным взглядом. Мол, Край, куда ты меня привез?! Впрочем, ожидать от тебя иного, Край, все равно что себя обманывать…

– Оставьте нас, – послышалось из-под шляпы.

Я обернулся. Дверь закрылась за вооруженными парнями сама собой. Небось стоит датчик движения. А когда я вновь посмотрел на начальничка, он навел на меня пистолет. Причем сделал это ловко – оружие будто само собой возникло у него в руке.

– Это «Дезерт Игл Марк девятнадцать», калибр двенадцать и семь? Отличный выбор! – Я профессионально улыбнулся, подмигнул и показал большой палец, как обычно делаю, когда в моем клубе загулявшее тело требует дорогущей бурды, по мне не стоящей и копейки.

Увы, мой оскал не произвел впечатления на начальничка. Он вообще никак на него не отреагировал – даже нос из-под своей отвратительной шляпы не высунул.

Вытащив из кармана бумажник, я сменил тактику:

– Вы хотите продать этот пистолет? Что ж, я с удовольствием рассмотрю ваше предложение, назовите цену…

Холеный палец начальничка лег на спуск.

– Кто не рискует, тот не пьет коньяк, верно, Край?

Был один человек в моем прошлом, который говорил так, но он…

Палец выжал свободный ход спускового крючка…

Из ствола вырвалось пламя.

А потом «азиат» – у него действительно были раскосые глаза – наконец-то снял шляпу, сунул в губы сигарету и подкурил ее от зажигалки, внешне неотличимой от боевого оружия. Выпустив струю дыма, «азиат» хохотнул:

– Видел бы ты, Край, свою рожу! Ты чего, забыл? Ты ж мне сам эту зажигалку подарил.

Целый ящик таких игрушек я нашел среди развалин военной базы повстанцев. Это было во время моей почетной обязанности в банановом раю. Тогда я эти «пистолеты» чуть ли не всем встречным раздавал. Чингизу тоже перепало.

– Я думал, дружище, ты погиб.

Когда мы виделись в последний раз, расклад для него сложился крайне неприятный. Он попросту не мог обмануть смерть, но… Там, где прошла наша молодость, невозможное частенько становилось обыденным.

– Не дождешься, Край.

– Ничего, я терпеливый.

Однако постарел Чингиз: морщины у глаз и на лбу, седые виски… Ну да а кто стал моложе? Живем ведь год за три, если не за пять… Короче, если кто не понял: босс клуба «Азия» – мой сослуживец, которого я когда-то спас на войне и который потом отплатил мне за это предательством. Вот почему мне показалась знакомой его наружность.

Встав из-за стола, как ни в чем не бывало, будто не было у нас старых счетов, он шагнул ко мне с распростертыми объятьями. Я, как водится, прижался к нему, похлопал по спине. Ни дать ни взять встреча друзей-однополчан.

Все бы хорошо, но я не доверил бы Чингизу собственный драный носок. К тому же, сюда меня привела вовсе не ностальгия, но желание найти сына.

И Чингиз наверняка знает, зачем я здесь.

– А ты помнишь, Край, как мы… – начал он, и понеслось.

Я не без удовольствия поддержал его игру: отчего бы и не вспомнить годы молодые, когда водка была вкусной, точки – горячими, а кровь – чужой?

– Выпьем, Край? – Чингиз шагнул к бару. Он подчеркнуто демонстративно не замечал Милену, которая, скрестив руки на груди, то и дело фыркала.

В движении он почему-то напоминал мне тигра, вроде того, что в клетке у входа в клуб. От него исходила аура опасности, он в любой момент мог атаковать, но его что-то сдерживало. Что?..

– По стаканчику, Край?

– Разве только сока. У тебя есть сок свежевыжатого апельсина? В это время суток очень полезен сок свежевыжатого…

Сообразив, что я не желаю с ним не то что употреблять, но жить на одной планете, Чингиз скривился и процедил сквозь зубы:

– Если ты сейчас же со мной не выпьешь, я пристрелю тебя.

Подтверждая серьезность своих намерений, он вытащил из-за пазухи пластиковый «Глок 17». Что-то слишком часто в последнее время на меня наводят оружие.

Я понимал, что это уже не бутафория, но удержаться было выше моих сил:

– «Игл» у тебя – зажигалка, а этот, наверное, водяной?

Все, перегнул палку. Чингиз сейчас выстрелит, вон как рожа враз покраснела.

– Перцовка есть? – выдал я за миг до того, как мои мозги расплескало бы по кабинету.

– А как же, – кивнул Чингиз, ставя пистолет на предохранитель. – Но пить будем сакэ.

Он налил, и мы бахнули по керамической рюмке рисового шмурдяка. Чингиз и раньше терпеть не мог пустой тары, и с годами эта привычка у него не атрофировалась: он нацедил вновь и тут же накапал по третьей – подряд, конечно, и не закусывая. Я вмиг захмелел. Уже забыл, какой мерзкий вкус у алкогольных напитков – дешевых, самопальных. Но мир вокруг стал светлее, и на душе полегчало. Если б еще предметы-лица не двоились и Патрик нашелся, ночка получилась бы славная, удалась бы ночка. А так я щурился, чтобы сконцентрировать взгляд. Мне и одной бывшей больше, чем нужно, а уж две – перебор конкретный. Особенно – если обе вякают о встрече выпускников интерната для дебилов.

– Пора бы вам, мальчики, уже повзрослеть, – закончили свою мысль обе Милены.

Прежде чем налить вновь, Чингизы – тот, что слева, и тот, что справа – взглянули на меня. На всякий случай, памятуя о «глоке» (теперь-то их два!), я кивнул. Кто ж знал, что Чингиз вызовет бойцов и велит спеленать мою бывшую – обеих – и засунуть в шкаф? Мол, в отдельном номере-люксе ей будет лучше, чем с нами, уютнее. Я почему-то сразу понял, что в шкафу Милене не понравится, но спорить с Чингизом не стал.

Только мы остались вдвоем, – зрение мое уже адаптировалось к алкоголю – он принялся раздеваться.

– Дружище, пойми меня правильно, я хоть и в разводе, но ориентация у меня все-таки…

Напрочь игнорируя мой лепет, начальничек «Азии» обнажился по пояс, заявив, что не любит эти костюмы и прочую чушь с галстуками. И вообще ему жарко и душно. Это при работающем-то без передыху кондиционере!.. Торс Чингиза покрывали цветные татуировки: драконы, тигры и прочие тануки, мечи и парни с балаклавами на мордах. Ежу чернобыльскому ясно, мой старинный боевой товарищ заделался якудзой. Ну да неудивительно.

Я мысленно застонал. Патрик, сынок! Ты понимаешь, с кем связался?

– Край, у тебя проблемы. – Чингиз поставил очередную бутылку на стол и плюхнулся в кресло. – Даже не знаю, как тебе помочь. Из шалмана моего ты выйдешь лишь вперед ногами. Сам понимаешь, ничего личного. Я даже рад, что встретились. Но уж извини!

– Да ладно, – успокоил я его взволнованную совесть, – ничего страшного. Хоть вперед ногами, хоть назад. Никаких обид. Обращайся, если что.

Выпив еще, я решил говорить начистоту. Интуиция подсказывала, что надо спешить, танцы вокруг да около оставим на потом. Я признался Чингизу, что у меня пропал сын, и я приехал к жене, да, бывшей, но все-таки жене, а тут какие-то шибко борзые «африканцы». Короче говоря, вот почему Макс Край здесь и пьет с каким-то жлобом жуткую дрянь.

– Первоклассное сакэ! – деланно обиделся Чингиз и, подмигнув, достал из ящика стола заметный пузырь водки и чисто символическую баночку икры. – А вообще, ты прав, конечно, дрянь сакэ это. Но мне по статусу положено… Будьмо!

Рюмки соприкоснулись.

Далее беседа у нас пошла совсем уж доверительная. Я как бы между прочил поинтересовался насчет стимуляторов в клубе «Азия» – в этой богадельне вообще можно прикупить грамм-другой химического счастья? Закусив икрой, Чингиз отмахнулся – мол, не люблю я это дело, не приветствую, но что поделаешь – бизнес клана. Лично он к торговле дурью отношения не имеет, наркоту курируют деляги с Барабана.

– Ну, чего ты, Край, завел этот разговор? Тебе жить осталось минуты полторы, а ты о гадости всякой! Давай лучше накатим за упокой твоей души.

– Чтоб земля мне была пухом, – согласился я.

Деляги с Барабана, значит? Залив в себя еще водки, я задумался.

Бывший рынок Барабашово – в простонародье Барабан – стал могущественным укрепленным анклавом, в глубинах которого «азиаты» производят различные товары, варят, а также жарят и парят наркоту, заготавливают человеческие органы и еще один Ронин – главарь клана – знает, чем промышляют. Свои товары «азиаты» экспортируют из города транспортными самолетами. Охраняемые бойцами грузовики курсируют от Барабана к аэропорту. Между анклавом и ПВО договоренность – ракетчики не сбивают самолеты, за что им хорошо отстегивают.

– Ну, всё, Край… – щелкнул предохранитель. Сейчас Чингиз скажет «прощайся с жизнью», а я еще ничего толком не выяснил.

– Как всё? – опередил я его. – Дружище, неужто не осилишь больше? Ослаб, что ли?! А раньше-то богатырь был. Ладно, давай хотя бы по соточке на посошок.

Хмыкнув, он налил еще.

– Что тебе нужно от моего сына? – Я взял со стола рюмку. – Почему на квартиру моей бывшей прислал «африканцев»?

Чингиз правдоподобно сделал «большие глаза» и возмутился:

– Так мальчишка, дебош тут устроивший, твой сын?! В тебя, Край, точно в тебя! На-ка, полюбуйся, – он открыл ноутбук и, запустив видеоролик, развернул экраном ко мне. На экране Патрик дрался с «азиатами», а потом его светлая голова и широкие плечи пропали из зоны покрытия камеры, боевики-«азиаты» кинулись за ним следом. – Вылитый ты, одна рожа с папашкой! Вздумал он залетного защищать. Мои парни заметили чужака с товаром, вот и решили его приструнить, а сопляк… в смысле твой пацан…

– Ясно, – кивнул я. От выпитого слегка мутило, и я старался не выдать предельного напряжения. – И что с моим сыном дальше стало? Далеко убежал?

Чингизу явно не хотелось со мной это обсуждать, он налил еще по одной.

– Не в курсе я, Край, наркотой не занимаюсь. На Барабане все кончики, Ронин лично всем рулит. Я вообще недавно в городе, не обжился толком.

Про Ронина много чего говорят. Если десятая часть этих слухов – правда, главарь «азиатов» совсем уж мерзкая личность.

Меж тем Чингиз уже конкретно расслабился. До сего момента он с меня глаз не спускал, даже когда пил, а сейчас, привстав, чуть-чуть отвлекся, чтобы вновь наполнить собственную рюмку.

А большего и не надо было.

Мой кулак исключительно по-дружески – а как еще бить однополчанина? – врезался Чингизу в лицо. От удара того швырнуло в кресло. Я тут же подскочил, с трудом, но все же вырвал у него пистолет – а то как бы чего не вышло, еще ранит случайно боевого товарища, то есть меня. После чего – опять же из добрых побуждений – зажал ему нос. Чтобы дышать, Чингизу пришлось открыть рот, в который я влил все, что оставалось в литровой бутылке «Пшеничной», а заодно скормил целую токкури [5]5
  Токкури – специальный фарфоровый кувшинчик для сакэ с узким горлышком. Может быть 180 или 360 мл объемом.


[Закрыть]сакэ.

– Без обид, дружище, да? Алкогольное отравление тебе гарантировано. Не меня, а тебя вынесут отсюда вперед ногами. Но – ничего личного, сам понимаешь.

Утихомирив Чингиза, я задумчиво уставился на шкаф, из-за дверцы которого доносилось натужное сопение. Милена в курсе, что власть в кабинете сменилась и жаждет обрести свободу.

Выпустить ее или нет? Вот в чем вопрос.

* * *

– Убейте его! – крикнула девица.

Тотчас карлик и одноглазый метнули в Заура ножи, а шестипалый расстался со своим топором. Остальные чуть замешкались.

Глупцы! От пуль палач не увернулся бы, но его особо тренированная после того случаяреакция – спасибо Учителю и Господу! – позволяла проследить траекторию полета каждой заточенной железяки, перехватить ее и, не порезав пальцев, вернуть владельцу. Грешники не должны мучиться, освобождаясь от грядущих злодеяний и тем самым хоть немного спасая свои души. Все надо делать быстро и качественно.

Палач завалил бандитов их же оружием, они и пикнуть не успели. А тем, кто замешкался, Заур просто свернул шею. Только девицу пощадил пока – не любил убивать со спины. Лишь усевшись на скутер, она увидела, что ее подельники мертвы, да так и застыла с широко раскрытыми глазами. Палач терпеливо ждал: секунда, две… Но она не выказывала агрессивных намерений! Наоборот – ошарашенно глядя на трупы своих друзей, сползла со скутера и плюхнулась перед Зауром на колени. Куда только делась ее недавняя спесь?..

– Смирение – первый шаг к покаянию и небесам. – Заур осенил крестным знамением ее затылок. Не побрезговал уделить внимание и мертвецам.

По Закону палач имеет право конфисковать одежду и все, что было у грешника в момент казни, но на деле мало кто обирает трупы. И Заур бы до такого не опустился, кабы не суровая необходимость.

Подняв «ингрэм» и повесив на плечо, он обшарил труп «африканца», изъял запасные магазины. Карлику в коляске мотоцикла тоже «калашников» больше не пригодится. Что ж, палач добыл себе оружие. Но где теперь искать Края?

Надо догнать джип. Машина приметная, с нарисованной молнией. Легко, конечно, сказать, но… А разве есть другие варианты?

– Ты не против? – Заур сел на скутер.

Девица затрясла головой, выражая полную покорность.

Ну и отлично. Он завел двухколесный недомотоцикл и уже собрался уехать, как девица, вскочив с колен, метнулась к нему. Испытав что-то вроде легкой жалости, – вновь не сумел увести заблудшую душу из обители зла – он навел на нее АК, палец коснулся спуска.

Но прицельно выстрелить Заур не успел.

Предплечьем девушка отбила оружие в сторону, очередь ушла влево и вверх. После чего блудница вцепилась в руку Заура и затараторила, преданно глядя ему в глаза:

– Я в долгу перед тобой! Ты мог забрать мою жизнь, но не забрал. Я отплачу! Отслужу! Я!..

Кому как не палачу знать, что обещаниям грешников – грош цена?

– Иди с богом, – оттолкнул он девицу.

Только отъехал от дома, как на поле недавнего боя примчалась еще одна банда – на сей раз это были «африканцы». Их легко узнать по забавным хламидам и деревянным маскам. К тому же командовал ими нервный чернокожий, запричитавший над телом бывшего хозяина «ингрэма».

Притормозив в тени трансформаторной будки, Заур решил понаблюдать за «африканцами». Они ведь явились неспроста.

Выведя из дома с десяток полуголых мужчин и женщин, бандиты устроили допрос: что произошло, кто стрелял, где джип? Получив ответы на свои вопросы, чернокожий главарь банды сделал пару звонков с мобильника и рявкнул своим, что джип видели у юго-западного блокпоста, на границе с «азиатами». После этого банда резво загрузилась в машины и унеслась прочь.

Пристроившись в хвосте колонны, – мол, я с ними – скоренько миновать стражей границ и проследовать за бандой не составило труда. Заура окликнули разок, но он лишь вяло отмахнулся – не до вас, служивые, спешу.

Вместе с «африканцами» палач вновь настиг Края с женушкой у пафосного обиталища разврата под названием «Азия».

Забравшись в небольшую пихтовую рощицу у парковки и сняв АК с предохранителя, он всерьез подумывал открыть огонь по закоренелому грешнику Краевому, но уж очень велика была вероятность, что и палача тогда не помилуют, а самоубийцей быть ему принципы не позволяли. Да и есть ему еще ради кого жить.

Когда Края и блондинку-блудницу увели в пагоду, Заур, щелкнув предохранителем и повесив автомат на плечо, сунул руки в карманы. «Африканцы», выражая недовольство выстрелами в воздух, отбыли.

Палач остался.

Он умел ждать.

* * *

– Подонок! – Вырвавшись с моей помощью из заточения, Милена первым делом влепила мне пощечину. – Стоял и смотрел, как надо мной измывались! Сволочь!

Пока она – на всякий случай – приматывала Чингиза к креслу скотчем, найденным в столе, – у нее есть опыт в таких делах – я рыскал по кабинету в поисках потайного выхода. Метался даже, уповая на то, что датчик движения не сработает, окажись я у двери, что это хитрое устройство рассчитано лишь на биометрию Чингиза. Снаружи, в коридоре, наверняка мается в ожидании личная охрана начальничка, и мне очень не хотелось бы приглашать этих бравых парней в кабинет.