Текст книги "Сказки русских писателей"

Автор книги: Александр Пушкин

Соавторы: Лев Толстой,Павел Бажов,Евгений Шварц
сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 34 страниц)

Растрепанный воробей

На старых стенных часах железный кузнец ростом с игрушечного солдатика поднял молот. Часы щелкнули, и кузнец ударил с оттяжкой молотом по маленькой медной наковальне. Торопливый звон посыпался по комнате, закатился под книжный шкаф и затих.

Кузнец ударил по наковальне восемь раз, хотел ударить в девятый, но рука у него вздрогнула и повисла в воздухе. Так, с поднятой рукой, он и простоял целый час, пока не пришел срок пробить по наковальне девять ударов.

Маша стояла у окна и не оглядывалась. Если оглянешься, то нянюшка Петровна непременно проснется и погонит спать.

Петровна дремала на диване, а мама, как всегда, ушла в театр. Она танцевала в театре, но никогда не брала с собой туда Машу.

Театр был огромный, с каменными колоннами. На крыше его взвивались на дыбы чугунные лошади. Их сдерживал человек с венком на голове – должно быть, сильный и храбрый. Ему удалось остановить горячих лошадей у самого края крыши. Копыта лошадей висели над площадью. Маша представляла себе, какой был бы переполох, если бы человек не сдержал чугунных лошадей: они сорвались бы с крыши на площадь и промчались с громом и звоном мимо милиционеров.

Все последние дни мама волновалась. Она готовилась впервые танцевать Золушку и обещала взять на первый же спектакль Петровну и Машу. За два дня до спектакля мама вынула из сундука сделанный из тонкого стекла маленький букет цветов. Его подарил маме Машин отец. Он был моряком и привез этот букетик из какой-то далекой страны.

Потом Машин отец ушел на войну, потопил несколько фашистских кораблей, два раза тонул, был ранен, но остался жив. А теперь он опять далеко, в стране со странным названием «Камчатка», и вернется не скоро, только весной.

Мама вынула стеклянный букет и тихо сказала ему несколько слов. Это было удивительно, потому что раньше мама никогда не разговаривала с вещами.

– Вот, – прошептала мама, – ты и дождался.

– Чего дождался? – спросила Маша.

– Ты маленькая, ничего еще не понимаешь, – ответила мама. – Папа подарил мне этот букет и сказал: «Когда ты будешь в первый раз танцевать Золушку, обязательно приколи его к платью после бала во дворце. Тогда я буду знать, что ты в это время вспомнила обо мне».

– А вот я и поняла, – сказала сердито Маша.

– Что ты поняла?

– Всё! – ответила Маша и покраснела: она не любила, когда ей не верили.

Мама положила стеклянный букетик к себе на стол и сказала, чтобы Маша не смела дотрагиваться до него даже мизинцем, потому что он очень хрупкий.

В этот вечер букет лежал за спиной у Маши на столе и поблескивал. Было так тихо, что казалось, все спит кругом: весь дом, и сад за окнами, и каменный лев, что сидел внизу у ворот и всё сильнее белел от снега. Не спали только Маша, отопление и зима.

Маша смотрела за окно, отопление тихонько пищало свою теплую песню, а зима всё сыпала и сыпала с неба тихий снег. Он летел мимо фонарей и ложился на землю. И было непонятно, как с такого черного неба может слетать такой белый снег. И еще было непонятно, почему среди зимы и морозов распустились у мамы на столе в корзине красные большие цветы. Но непонятнее всего была седая ворона. Она сидела на ветке за окном и смотрела, не моргая, на Машу.

Ворона ждала, когда Петровна откроет форточку, чтобы проветрить на ночь комнату, и уведет Машу умываться.

Как только Петровна и Маша уходили, ворона взлетала на форточку, протискивалась в комнату, хватала первое, что попадалось на глаза, и удирала. Она торопилась, забывала вытереть лапы о ковер и оставляла на столе мокрые следы. Петровна каждый раз, возвратившись в комнату, всплескивала руками и кричала:

– Разбойница! Опять чего-нибудь уволокла!

Маша тоже всплескивала руками и вместе с Петровной начинала торопливо искать, что на этот раз утащила ворона. Чаще всего ворона таскала сахар, печенье и колбасу.

Жила ворона в заколоченном на зиму ларьке, где летом продавали мороженое. Ворона была скупая, сварливая. Она забивала клювом в щели ларька все свои богатства, чтобы их не разворовали воробьи.

Иной раз по ночам ей снилось, будто воробьи прокрались в ларек и выдалбливают из щелей кусочки замерзшей колбасы, яблочную кожуру и серебряную обертку от конфет. Тогда ворона сердито каркала во сне, а милиционер на соседнем углу оглядывался и прислушивался. Он уже давно слышал по ночам карканье из ларька и удивлялся. Несколько раз он подходил к ларьку и, загородившись ладонями от света уличного фонаря, всматривался внутрь. Но в ларьке было темно, и только на полу белел поломанный ящик.

Однажды ворона застала в ларьке маленького растрепанного воробья по имени Пашка.

Жизнь для воробьев пришла трудная. Маловато было овса, потому что лошадей в городе почти не осталось. В прежние времена – их иногда вспоминал Пашкин дед, старый воробей по прозвищу «Чичкин», – воробьиное племя все дни толкалось около извозчичьих стоянок, где овес высыпался из лошадиных торб на мостовую.

А теперь в городе одни машины. Они овсом не кормятся, не жуют его с хрустом, как добродушные лошади, а пьют какую-то ядовитую воду с едким запахом. Воробьиное племя поредело. Иные воробьи подались в деревню, поближе к лошадям, а иные – в приморские города, где грузят на пароходы зерно, и потому там воробьиная жизнь сытая и веселая. «Раньше, – рассказывал Чичкин, – воробьи собирались стаями по две-три тысячи штук. Бывало, как вспорхнут, как рванут воздух, так не то что люди, а даже извозчичьи лошади шарахались и бормотали: „Господи, спаси и помилуй! Неужто нету на этих сорванцов управы?“

А какие были воробьиные драки на базарах! Пух летал облаками. Теперь таких драк нипочем не допустят...»

Ворона застала Пашку, как только он юркнул в ларек и не успел еще ничего выковырять из щели. Она стукнула Пашку клювом по голове. Пашка упал и завел глаза: прикинулся мертвым.

Ворона выбросила его из ларька и напоследок каркнула – выбранилась на всё воробьиное вороватое племя.

Милиционер оглянулся и подошел к ларьку. Пашка лежал на снегу: умирал от боли в голове и только тихонько открывал клюв.

– Эх ты, беспризорник! – сказал милиционер, снял варежку, засунул в нее Пашку и спрятал варежку с Пашкой в карман шинели. – Невеселой жизни ты воробей!

Пашка лежал в кармане, моргал глазами и плакал от обиды и голода. Хоть бы склюнуть какую ни на есть крошку! Но у милиционера хлебных крошек в кармане не было, а валялись только бесполезные крошки табаку.

Утром Петровна с Машей пошли гулять в парк. Милиционер подозвал Машу и строго спросил:

– Вам, гражданочка, воробей не требуется? На воспитание?

Маша ответила, что воробей ей требуется, и даже очень. Тогда красное, обветренное лицо милиционера вдруг собралось морщинками. Он засмеялся и вытащил варежку с Пашкой:

– Берите! С варежкой. А то удерет. Варежку мне потом принесете. Я с поста сменяюсь не раньше чем в двенадцать часов.

Маша принесла Пашку домой, пригладила ему перья щеткой, накормила и выпустила. Пашка сел на блюдечко, попил из него чаю, потом посидел на голове у кузнеца, даже начал было дремать, но кузнец в конце концов рассердился, замахнулся молотком, хотел ударить Пашку. Пашка с шумом перелетел на голову баснописцу Крылову. Крылов был бронзовый, скользкий – Пашка едва на нем удержался. А кузнец, осердясь, начал колотить по наковальне – и наколотил одиннадцать раз.

Пашка прожил в комнате у Маши целые сутки и видел вечером, как влетела в форточку старая ворона и украла со стола копченую рыбью голову. Пашка спрятался за корзину с красными цветами и сидел там тихо.

С тех пор Пашка каждый день прилетал к Маше, поклевывал крошки и соображал, чем бы Машу отблагодарить. Один раз он принес ей замерзшую рогатую гусеницу – нашел ее на дереве в парке. Но Маша гусеницу есть не стала, и Петровна, бранясь, выбросила гусеницу за окно.

Тогда Пашка, назло старой вороне, начал ловко утаскивать из ларька ворованные вещи и приносить их обратно к Маше. То притащит засохшую пастилу, то окаменелый кусочек пирога, то красную конфетную бумажку.

Должно быть, ворона воровала не только у Маши, но и в других домах, потому что Пашка иногда ошибался и притаскивал чужие вещи: расческу, карту – трефовую даму – и золотое перо от «вечной» ручки.

Пашка влетал с этими вещами в комнату, бросал их на пол, делал по комнате несколько петель и стремительно, как маленький пушистый снаряд, исчезал за окном.

В этот вечер Петровна что-то долго не просыпалась. Маше было любопытно посмотреть, как ворона протискивается в форточку. Она этого ни разу не видела.

Маша влезла на стул, открыла форточку и спряталась за шкафом. Сначала в форточку летел крупный снег и таял на полу, а потом вдруг что-то заскрипело. Ворона влезла в комнату, прыгнула на мамин стол, посмотрелась в зеркало, взъерошилась, увидев там такую же злую ворону, потом каркнула, воровато схватила стеклянный букет и вылетела за окно.

Маша вскрикнула. Петровна проснулась, заохала и заругалась. А мама, когда возвратилась из театра, так долго плакала, что вместе с ней заплакала и Маша. А Петровна говорила, что не надо убиваться, может, и найдется стеклянный букетик – если, конечно, дура ворона не обронила его в снег.

Утром прилетел Пашка. Он сел отдохнуть на баснописца Крылова, услышал рассказ об украденном букете, нахохлился и задумался.

Потом, когда мама пошла на репетицию в театр, Пашка увязался за ней. Он перелетал с вывесок на фонарные столбы, с них – на деревья, пока не долетел до театра. Там он посидел немного на морде у чугунной лошади, почистил клюв, смахнул лапой слезинку, чирикнул и скрылся.

Вечером мама надела на Машу праздничный белый фартучек, а Петровна накинула на плечи коричневую атласную шаль, и все вместе поехали в театр. А в этот самый час Пашка по приказу Чичкина собрал всех воробьев, какие жили поблизости, воробьи всей стаей напали на вороний ларек, где был спрятан стеклянный букет.

Сразу воробьи не решились, конечно, напасть на ларек, а расселись на соседних крышах и часа два дразнили ворону. Они думали, что она разозлится и вылетит из ларька. Тогда можно будет устроить бой на улице, где не так тесно, как в ларьке, и где на ворону можно навалиться всем сразу. Но ворона была ученая, знала воробьиные хитрости и из ларька не вылезала.

Тогда воробьи, наконец, собрались с духом и начали один за другим проскакивать в ларек. Там поднялся такой писк, шум и трепыхание, что вокруг ларька тотчас собралась толпа.

Прибежал милиционер. Он заглянул в ларек и отшатнулся: воробьиный пух летал по всему ларьку, и в этом пуху ничего нельзя было разобрать.

– Вот это да! – сказал милиционер. – Вот это рукопашный бой по уставу!

Милиционер начал отдирать доски, чтобы открыть заколоченную дверь в ларек и прекратить драку.

В это время все струны на скрипках и виолончелях в театральном оркестре тихонько вздрогнули. Высокий человек взмахнул бледной рукой, медленно повел ею, и под нарастающий гром музыки тяжелый бархатный занавес качнулся, легко поплыл в сторону, и Маша увидела большую нарядную комнату, залитую желтым солнцем, и богатых уродок-сестер, и злую мачеху, и свою маму – худенькую и красивую, в стареньком сером платье.

– Золушка! – тихо вскрикнула Маша и уже не могла оторваться от сцены.

Там, в сиянии голубого, розового, золотого и лунного света, появился дворец. И мама, убегая из него, потеряла на лестнице хрустальную туфельку.

Было очень хорошо, что музыка всё время только то и делала, что печалилась и радовалась за маму, как будто все эти скрипки, гобои, флейты и тромбоны были живыми добрыми существами. Они всячески старались помочь маме вместе с высоким дирижером. Он так был занят тем, чтобы помочь Золушке, что даже ни разу не оглянулся на зрительный зал.

И это очень жаль, потому что в зале было много детей с пылающими от восторга щеками.

Даже старые капельдинеры, которые никогда не смотрят спектакли, а стоят в коридорах у дверей с пучками программок в руках и большими черными биноклями, – даже эти старые капельдинеры бесшумно вошли в зал, прикрыли за спиной двери и смотрели на Машину маму. А один даже вытирал глаза. Да и как ему было не прослезиться, если так хорошо танцевала дочь его умершего товарища, такого же капельдинера, как и он.

И вот, когда кончился спектакль и музыка так громко и весело запела о счастье, что люди улыбнулись про себя и только недоумевали, почему у счастливой Золушки на глазах слезы, – вот в это самое время в зрительный зал ворвался, поносившись и поплутав по театральным лестницам, маленький растрепанный воробей. Было сразу видно, что он выскочил из жестокой драки.

Он закружился над сценой, ослепленный сотнями огней, и все заметили, что в клюве у него что-то нестерпимо блестит, как будто хрустальная веточка.

Зал зашумел и стих. Дирижер поднял руку и остановил оркестр. В задних рядах люди начали вставать, чтобы увидеть, что происходит на сцене. Воробей подлетел к Золушке. Она протянула к нему руки, и воробей на лету бросил ей на ладони маленький хрустальный букет. Золушка дрожащими пальцами приколола его к своему платью. Дирижер взмахнул палочкой, оркестр загремел. Театральные огни задрожали от рукоплесканий. Воробей вспорхнул под купол зала, сел на люстру и начал чистить растрепанные в драке перья.

Золушка кланялась и смеялась, и Маша, если бы не знала наверное, никогда бы не догадалась, что эта Золушка – ее мама.

А потом, у себя в доме, когда погасили свет и поздняя ночь вошла в комнату и приказала всем спать, Маша сквозь сон спросила маму:

– Когда ты прикалывала букет, ты вспомнила о папе?

– Да, – ответила, помолчав, мама.

– А почему ты плачешь?

– Потому что радуюсь, что такие люди, как твой папа, бывают на свете.

– Вот и неправда! – пробормотала Маша. – От радости смеются.

– От маленькой радости смеются, – ответила мама, – а от большой – плачут. А теперь спи!

Маша уснула. Уснула и Петровна. Мама подошла к окну. На ветке за окном спал Пашка. Тихо было в мире, и крупный снег, что падал и падал с неба, всё прибавлял тишины. И мама подумала, что вот так же, как снег, сыплются на людей счастливые сны и сказки.

Словарь устаревших слов и мифологических персонажей

«Алексей – человек божий» – 30 марта (нов. ст.); в этот день, по старому поверью, щука пробивает лед хвостом и начинается ледоход.

Багряница – царская одежда багряного, красного цвета.

Балаган – легкая постройка, шалаш.

Байбак – сурок.

Басурман – иноверец, обычно мусульманин.

Баутчик – краснобай, говорун.

Белун – по белорусским поверьям, дух жатвы, в образе старика со светлой бородой, в белых одеждах. Он помогает жать, награждает золотом того, кто ему услужит, выводит из леса заблудившихся.

Белая кошка – по загадке «Белая кошка лезет в окошко» (отгадка – «день»).

Богородичная, богородицына трава – чебрец, тимьян.

Бродницы – у древних славян духи – охранительницы бродов.

Буйвище – кладбище.

Бурмицкий жемчуг – крупный, правильной формы.

Бусово время – давнее время (выражение из «Слова о полку Игореве»).

Буян – крутой холм.

Вакантное время – каникулы, свободное время.

Валежки – здесь – варежки, теплые рукавицы.

Варяжское море – Балтийское.

Вельми – очень.

Вем – ведаю, знаю.

Вепрь – кабан.

Вертеп – убежище в глухом месте.

Вечерница – вечерняя звезда, планета Венера.

Вии – ресницы.

Водыльник – водяной.

Водяницы, водные девы – по верованиям древних славян, жены или дочери водяных, живут в реках, озерах, колодцах. Не злобны, но проказливы: путают у рыбаков сети, могут сломать плотину или мост.

Волосатка – домовиха, жена домового.

Волх Всеславьевич – герой русских былин, славный хитростью и умением оборачиваться зверем или птицей. Ходил в дальние походы – и в Индию, и в Турцию.

Выжлец – гончий пес.

Вылыглаз – лупоглаз, с глазами навыкате.

Вырии-птицы – весенние птицы. Вырей, Ирий – у древних славян земля вечной весны, рай, куда на зиму улетают птицы.

Гости – купцы.

Девичник – вечерний праздник, на который собирались только девушки; обряд прощания невесты с подругами.

Денница – утренняя заря, утренняя звезда.

Домовище – домовина, гроб.

Дядька – слуга, воспитатель.

Егорьевы росы – выпавшие в ночь на святого Егорья (Георгия; Юрия) – 23 апреля по ст. ст. В этот день начинался пастушеский сезон. Согласно поверьям, Егорьева роса была особенно обильной и целебной. «На Юрьев день» скот выгоняли в поле вербовым прутом, сохранившимся от вербного воскресенья.

Езжалые – походные.

Ендова – большой ковш, которым разливали питье по стаканам.

Жальник – общая могила.

Желя (Жля) – вестница мертвых, богиня скорби (жалости) из «Слова о полку Игореве».

Жомы – тиски.

«Завивать бороду» – древний жатвенный обычай у славян; последние колосья не сжинали, а сплетали «в бороду» языческому богу Велесу, козлу, впоследствии – св. Николе.

Задушницы – вторник на Зеленой неделе, она же русальная, клечальная или семицкая. В этот день поминали умерших родителей.

Зазимье – заморозки, первые морозы.

Запеть Лазаря – жаловаться. Выражение происходит от жалобного духовного стиха – про Лазаря убогого и Лазаря богатого, – который пели нищие слепцы, прося милостыню.

Заразы – овражистая местность.

Зарное – страстное, горячее.

Засек – см. сусек.

Затрясье – трясина, болото.

Затул – затулье, ограда, защита.

Зеленое вино – водка.

Зель – молодая озимь.

Зефир – в позднеантичной и последующей литературе – божество нежного ветерка.

Злыдни – языческие духи, олицетворение Недоли.

Измоделый – изможденный.

Ильин день – 2 августа (по нов. ст.).

Империал – здесь: золотая монета.

Инда – даже.

Индейский брамин – индийский жрец, член высшей касты брахманов (браминов).

Индрик-зверь – фантастическое животное. По «Голубиной книге», старинному русскому стиху: «у нас Индрик-зверь всем зверям мати». Живет он под землей, своим единственным рогом прочищает путь подземным водам. Он же производит землетрясения: «Когда Индрик-зверь разыграется, вся вселенная всколыбается».

Камка – шелк.

Кармазинное сукно – красное сукно тонкой выделки.

Карина (Карна) – богиня-плакальщица из «Слова о полку Игореве».

Кит-рыба – в «Голубиной книге» говорится: «Кит-рыба всем рыбам мати». Он держит на себе Землю. «Когда ж Кит-рыба поворотится, тогда мать-земля вся всколыбнется, тогда белый свет наш покончится».

Клобук – головной убор монаха.

Кокурочка – булочка.

Коник – широкая лавка, ларь для спанья.

Косари – народное название начала Млечного Пути.

Косоуриться – смотреть мрачно, исподлобья.

Крес – искра от удара камнем о камень, молния.

Кукураковна – сплетница.

Кулижка – глухое место, отдаленное.

Кунтур – южноамериканская птица кондор.

Купальская ночь – ночь на Ивана Купалу, 7 июля (по нов. ст.).

Кут – угол избы, часто – красный, почетный угол.

Ладо и Лель – как считалось в XIX в., боги любви у древних славян. Придумали их, вероятно, потому, что в хороводных весенних песнях есть припев «ой, лель-ладо»; решили, что это – призыв к богам.

Лал – полудрагоценный камень, похожий на рубин.

Лепообразен – красив.

Лизун – домовой.

Литра (злата) – мера веса. Византийская литра, принятая на Руси, равнялась 327, 456 г.

Лысых пересчитывать – чтобы мороз (а летом – дождь) перестал, надо вспомнить среди знакомых двенадцать лысых, записать их имена на бумажке; потом бумажку разорвать и выкинуть клочки на улицу. Тогда и мороз, и дождь уйдут туда, где двенадцатый лысый живет.

Мавки – малютки-русалки.

Мара-Марена, Морана – языческая богиня смерти, зимы и ночи у древних славян.

Марина-ведьма – молва сделала самой знаменитой ведьмой на Руси Марину Мнишек. Говорили, что после убийства Лжедмитрпя I она улетела из Кремля, обернувшись сорокой. От нее и пошли у нас сороки.

Масличная ветвь – знак мира в античной и позднейшей европейской символике.

Мокуша (Мокошь) – языческая богиня древних славян.

Муштук – мундштук, часть конских удил.

Навы – мертвецы.

Налой – аналой, узкий высокий столик в церкви, на который клалась икона или священная книга. Вокруг него во время венчания трижды обводили молодых.

Наумов день – 14 декабря (по нов. ст.).

Недолука, недолуга – неловкий, вялый.

Некорыстный живот – бесприбыльная жизнь.

Немский – «немецкий», иноземный.

Неудаковый – неудачливый.

Никольшина – праздничная неделя после дня св. Николая (22 мая по нов. ст.).

Орфей – в греческой мифологии чудесный музыкант и певец.

Осек – засека, лес с покосом за изгородью.

Остудное – постылое.

Очарование – здесь: околдованность.

Паче – более.

Песьи-головы, песи-головцы – циклопы, с человеческим телом и собачьей головой об одном глазу. Нередко встречаются в славянских сказках и легендах.

Песьи дни – жаркое время.

Пилигрим – странник, обычно по обету – к святыням.

Плесны – стопы.

Позвизд (Посвист, Похвист) – вымышленный позднейшими литераторами (XVIII в.) бог погоды у древних славян.

Подъездок – лодка.

Полба – каша из разваренной пшеницы низкого качества.

Полорот – горлан, крикун.

Полудницы – по славянским поверьям, старухи, которые в полуденную пору загадывают встречному загадки и могут защекотать до смерти.

Полунощник – северный или северо-восточный ветер.

Посолонь – по ходу солнца. См. книгу А. М. Ремизова «Посолонь» – детские игры на весь год, от весны до зимы (А. М. Ремизов. Избранное. М., 1978).

Поставец – посудный шкаф.

Правеж – публичное битье батогами, обычно за неупла долга.

Пролетье – пора до Петрова дня (12 июля по нов. ст.). По пословице: «С Петрова дня – красное лето, зеленый покос».

Проливной дождь – согласно народному поверью, чтобы прекратить дождь, нужно бросить лопату на крышу Бабе-Яге.

Прыскучий – быстрый.

Псиша – офранцуженная форма имени Психея (олицетворение души). По сказке древнеримского писателя Апулея, девушка Психея была принесена ветром Зефиром в жены богу любви Амуру.

Пушняк – хвост.

Пядь – старинная мера, неточная, так как равнялась расстоянию между растянутыми большим и указательным пальцами. Таким образом, «добра мужа пядь» больше, чем нерослого человека.

Пялки – глаза.

Радуница, Радоница – «Навий день», «родительская» – вторник второй (Фоминой) недели после пасхи, день весеннего поминовения мертвых.

Развой – разлив.

Резвый жребий – решающий.

Рели – столбы с перекладиной, все равно для качелей или для виселицы.

Рожаница – у древних славян мифическая дева судьбы, определяющая долю, участь новорожденного.

Розвези – волокуши.

Русалки – по славянской мифологии, девы, олицетворение неприкаянных душ. По большей части народных легенд, живут в воде на деревьях или на горах. Рыбьего хвоста у них нет – это некоторые их путают с сиренами из античных мифов.

Рушить (рушать) – делить, резать.

Сажень – русская мера длины, равна 2,1 м.

Сафиры – сапфиры, драгоценные камни.

Сватья – свойственница, некровная родственница.

Свети-цвет – по народному поверью, цветок папоротника, распускающийся на Ивана Купалу (7 июля по нов. ст.).

Седмица – неделя.

Сенная девушка – служанка, ждавшая приказа господ в сенях.

Сенник – сеновал.

Сиверко – резкий зимний ветер, северный или северо-восточный.

Сочельник – день накануне рождества (25 декабря по ст. ст.).

Спорыш – в мифологии восточных славян дух жатвы, живущий в двойном колосе. Из таких колосьев в Белоруссии после жатвы плели венок, приносили его на хозяйский двор и пели «спорышевые песни».

Срочное число – срок.

Сталло – богатырь саамских легенд, «стальной человек».

Станичники – разбойники.

Становище – одно из народных названий Млечного Пути.

Стена холста – кусок холста, около 7 м.

Страфиль-птица – по «Голубиной книге»: «всем птицам мати», живет посреди моря. Когда она встрепенется, на море бывают бури.

Стрига – ведьма в образе темноперой птицы.

Студенец – колодец.

Студеницы – дождевые тучи.

Студеное море – Белое.

Суседка, суседко – домовой.

Сусек – ларь в амбаре, где хранилось зерно.

Сыта – разведенный в воде мед.

Талан – удачливость, везение.

Таловый – тальниковый, ивовый.

Тарабарская грамота – зашифрованное письмо.

Торок – здесь – порыв ветра.

Тупей – взбитый хохол на прическе или парике.

Угодья – здесь – заботы.

Уклад – сталь.

Утренник – утренний холод.

Ухорониться – спрятаться.

Фроловский конь – покровителями коней на Руси считались святые Флор (Фрол) и Лавр. Их день, 31 августа по нов. ст., назывался «лошадиный праздник». В этот день на лошадях не работали, а купали их, чтобы они были здоровы.

Фряжское вино – итальянское.

Ховала – олицетворение зарниц. В Курской губернии так называли духа с двенадцатью глазами, которыми он освещал все на пути.

Черница – монахиня.

Черноризец – монах.

Чета – пара.

Чуфыриться, чуфариться – важничать.

Шабалки – шабаш, конец.

Шведская могила – так после шведской интервенции начала XVII в. на Севере России назывались любые курганы.

Шесток – место перед устьем печи.

Ширинка – широкое полотенце, платок.

Ягий – злой.

Яр, Ярило – божество весеннего плодородия у древних славян.

Яхонт – старое русское название сапфира.

С. Серов