Текст книги "100 стихотворений о любви"

Автор книги: Александр Пушкин

Пророчества весны

 
В дни отрочества я пророчествам
Весны восторженно внимал:
За первым праздничным подснежником,
Блажен пьянящим одиночеством,
В лесу, еще сыром, блуждал.
 
 
Как арка, небо над мятежником
Синело майской глубиной,
И в каждом шорохе и шелесте,
Ступая вольно по валежникам,
Я слышал голос над собой.
 
 
Все пело, полно вешней прелести:
«Живи! люби! иди вперед!
Ищи борьбы, душа крылатая,
И, как Самсон из львиной челюсти,
Добудь из грозной жизни – мед!»
 
 
И вновь весна, но – сорок пятая…
Все тот же вешний блеск вокруг:
Все так же глубь небес – божественна;
Все та ж листва, никем не смятая;
Как прежде, свеж и зелен луг!
 
 
Весна во всем осталась девственной:
Что для земли десятки лет!
Лишь я принес тоску случайную
На праздник радости естественной, –
Лишь я – иной, под гнетом лет!
 
 
Что ж! Пусть не мед, а горечь тайную
Собрал я в чашу бытия!
Сквозь боль души весну приветствую
И на призыв земли ответствую,
Как прежде, светлой песней я!
 

1918

Уильям Шекспир
Переводы В. Брюсова

(26 апреля 1564 года (крещение), Стратфорд-на-Эйвоне – 23 апреля 1616 года, там же)

Биография Шекспира одна из самых загадочных и противоречивых. Уильям и его возлюбленная Энн поженились в ноябре 1582 года, когда ему было 18 лет, а ей 26! В приходской книге епископа Вустерского сохранилась запись от 28 ноября 1582 года с поручительством двух свидетелей о законности брака между Шекспиром и Хэтауэй. В момент брака Энн была беременна старшей дочерью Сюзанной, которая родилась в 1583 году. Через два года супруга родила Уильяму близнецов – мальчика Хэмнета и девочку Джудит.

 
Ни мрамору, ни злату саркофага
Могущих сих не пережить стихов.
Не в грязном камне, выщербленном влагой,
Блистать ты будешь, но в рассказе строф.
 
 
Война низвергнет статуи, и зданий
Твердыни рухнут меж народных смут,
Но об тебе живых воспоминаний
Ни Марса меч, ни пламя не сотрут.
 
 
Смерть презирая и вражду забвенья,
Ты будешь жить, прославленный всегда;
Тебе дивиться будут поколенья,
Являясь в мир, до Страшного суда.
 
 
До дня того, когда ты сам восстанешь,
Во взоре любящем ты не увянешь!
 

1609

 
Ты ль требуешь, чтоб я, открывши очи,
Их длительно вперял в тоскливый мрак?
Чтоб призрак, схож с тобой, средь ночи
Меня томил и мой тревожил зрак?
 
 
Иль дух твой выслан, чтобы ночью черной
От дома далеко за мной следить
И уличить меня в вине позорной,
В тебе способной ревность разбудить?
 
 
Нет! Велика любовь твоя, но все же
Не столь сильна: нет! То – любовь моя
Сомкнуть глаза мне не дает на ложе.
Из-за нее, как сторож, мучусь я!
 
 
Ведь ты не спишь, и мысль меня тревожит,
Что с кем-то слишком близко ты, быть может!
 

1609

 
То время года видишь ты во мне,
Когда, желтея, листья стали редки,
И там, где птицы пели о весне,
Оголены, дрожа от стужи, ветки.
 
 
Во мне ты сумерки находишь дня,
Что гаснет после яркого заката;
Ночь темная, к покою всех клоня
(Двойник твой, Смерть!), его влечет куда-то!
 
 
Во мне ты видишь отблески огней,
Лежавших в пепле юности своей;
Они окончат жизнь на этом ложе.
Снедаемые тем, что их зажгло,
 
 
И потому, что день, ты любишь строже,
Спеша любить то, что почти прошло.
 

1609

Шарль Бодлер

(9 апреля 1821 года, Париж – 31 августа 1867 года, там же)

Безумных влюбленностей в юности Бодлер не испытывал, однако был неутомимым посетителем борделей. Его возлюбленной на долгие годы стала проститутка Лушетта. Мысли о семье и браке вызывали у Бодлера настоящий ужас. Однако в возрасте 23 лет он все-таки встретил женщину, любовные отношения с которой продолжались на протяжении двадцати лет. Жанне Дюваль поэт обязан рождением сборника стихотворений «Цветы зла».

 
Когда, закрыв глаза, я, в душный вечер лета,
Вдыхаю аромат твоих нагих грудей,
Я вижу пред собой прибрежия морей,
Залитых яркостью однообразной света;
 
 
Ленивый остров, где природой всем даны
Деревья странные с мясистыми плодами;
Мужчин, с могучими и стройными телами,
И женщин, чьи глаза беспечностью полны.
 
 
За острым запахом скользя к счастливым странам,
Я вижу порт, что полн и мачт, и парусов,
Еще измученных борьбою с океаном,
 
 
И тамариндовых дыхание лесов,
Что входит в грудь мою, плывя к воде с откосов,
Мешается в душе с напевами матросов.
 

 
Я, как ангел со взором суровым,
Под твоим буду снова альковом.
Я смутить не хочу тишину,
С тенью ночи к тебе я скользну.
 
 
И к тебе прикоснусь я лобзаньем,
Словно лунным холодным сияньем;
Ты почувствуешь ласки мои,
Как скользящей в могиле змеи.
 
 
Утро бледное снова ты встретишь,
Но пустым мое место заметишь,
И остынет оно при лучах.
 
 
Пусть другие подходят с мольбою:
Чтоб владеть твоей юной красою,
Я избрал средство лучшее – страх.
 

1857

 
О смертный! как мечта из камня, я прекрасна!
И грудь моя, что всех погубит чередой,
Сердца художников томит любовью властно,
Подобной веществу, предвечной и немой.
 
 
В лазури царствую я сфинксом непостижным;
Как лебедь, я бела, и холодна, как снег;
Презрев движение, любуюсь неподвижным;
Вовек я не смеюсь, не плачу я вовек.
 
 
Я – строгий образец для гордых изваяний,
И, с тщетной жаждою насытить глад мечтаний,
Поэты предо мной склоняются во прах.
 
 
Но их ко мне влечет, покорных и влюбленных,
Сиянье вечности в моих глазах бессонных,
Где все прекраснее, как в чистых зеркалах.
 

1861

 
Постели, нежные от ласки аромата,
Как жадные гроба, раскроются для нас,
И странные цветы, дышавшие когда-то
Под блеском лучших дней, вздохнут в последний раз.
 
 
Остаток жизни их, почуяв смертный час,
Два факела зажжет, огромные светила,
Сердца созвучные, заплакав, сблизят нас,
Два братских зеркала, где прошлое почило.
 
 
В вечернем таинстве, воздушно-голубом,
Мы обменяемся единственным лучом,
Прощально-пристальным и долгим, как рыданье.
 
 
И Ангел, дверь поздней полуоткрыв, придет,
И, верный, оживит, и, радостный, зажжет
Два тусклых зеркала, два мертвые сиянья.
 

1861

Эдгар По

(19 января 1809 года, Бостон – 7 октября 1849 года, Балтимор)

Женой Эдгара По была его двоюродная сестра Вирджиния. Некоторые биографы предполагают, что их отношения были скорее братскими, чем супружескими. В январе 1842 года Вирджиния заболела туберкулезом, и состояние ее с каждым днем усугублялось.

30 января 1847 года в семейном коттедже недалеко от Нью-Йорка Вирджиния скончалась.

Борьба жены с болезнью и смертью повлияла на многие произведения писателя, как поэтические, так и прозаические, где в качестве главной героини появляется молодая умирающая женщина.

 
Любимая! меж всех уныний,
Что вкруг меня сбирает Рок
(О, грустный путь, где средь полыни
Вовек не расцветет цветок),
Я все ж душой не одинок:
Мысль о тебе творит в пустыне
Эдем, в котором мир – глубок.
 
 
Так! память о тебе – и в горе
Как некий остров меж зыбей,
Волшебный остров в бурном море,
В пучине той, где на просторе
Бушуют волны, все сильней, –
Все ж небо, с благостью во взоре,
На остров льет поток лучей.
 

1835

 
Обручена кольцом,
Вдыхая ладан синий,
С гирляндой над лицом,
В алмазах, под венцом, –
Не счастлива ль я ныне!
 
 
Мой муж в меня влюблен…
Но помню вечер синий,
Когда мне клялся он:
Как похоронный звон
Звучала речь, как стон
Того, кто пал, сражен, –
Того, кто счастлив ныне,
 
 
Смягчил он горечь слез
Моих в тот вечер синий;
Меня (не бред ли грез?)
На кладбище отнес,
Где мертвецу, меж роз,
Шепнула я вопрос:
«Не счастлива ль я ныне?»
Я поклялась в ответ
Ему, в тот вечер синий.
Пусть мне надежды нет,
Пусть веры в сердце нет,
Вот – апельсинный цвет:
Не счастлива ль я ныне?.
 
 
О, будь мне суждено
Длить сон и вечер синий!
Все ужасом полно
Пред тем, что свершено.
О! тот, кто мертв давно,
Не будет счастлив ныне!
 

1836

 
Из всех, кто близость чтут твою, как утро,
Кому твое отсутствие – как ночь,
Затменье полное на тверди вышней
Святого солнца, кто, рыдая, славят
Тебя за все, за жизнь и за надежду,
За воскресенье веры погребенной
В людей, и в истину, и в добродетель,
Кто на Отчаянья проклятом ложе
Лежали, умирая, и восстали,
Твой нежный зов познав: «Да будет свет»,
Твой нежный зов заслышав, воплощенный
В блеск серафический твоих очей, –
Кто так тебе обязан, что подобна
Их благодарность обожанью, – вспомни
О самом верном, преданном всех больше,
И знай, что набросал он эти строки,
Он, кто дрожит, их выводя, при мысли,
Что дух его был с ангельским в общеньи.
 

1847

 
В лоб тебя целую я,
И позволь мне, уходя,
Прошептать, печаль тая:
Ты была права вполне, –
Дни мои прошли во сне!
Упованье было сном;
Все равно, во сне иль днем.
В дымном призраке иль днем.
Но оно прошло, как бред.
Все, что в мире зримо мне
Или мнится, – сон во сне.
 
 
Стою у бурных вод,
Кругом гроза растет,
Хранит моя рука
Горсть зернышек песка.
Как мало! Как скользят
Меж пальцев все назад…
И я в слезах, – в слезах:
О боже! как в руках
Сжать золотистый прах?
Пусть будет хоть одно
Зерно сохранено!
Все ль то, что зримо мне
Иль мнится, – сон во сне.
 

1849

(16 [28] мая 1877, Киев – 11 августа 1932, Коктебель)

Однажды на Черной речке состоялась дуэль… И не одна. Первая была между Пушкиным и Дантесом. Вторая – между Николаем Гумилевым и Максимилианом Волошиным.

И вновь из-за женщины – Лизы Дмитриевой. Но в этот раз судьба пощадила обоих. Гумилева суд приговорил к неделе ареста с отбыванием на квартире, Волошин отделался одним днем.

 
Я ждал страданья столько лет
Всей цельностью несознанного счастья.
И боль пришла, как тихий синий свет,
И обвилась вкруг сердца, как запястье.
 
 
Желанный луч с собой принес
Такие жгучие, мучительные ласки.
Сквозь влажную лучистость слез
По миру разлились невиданные краски.
 
 
И сердце стало из стекла,
И в нем так тонко пела рана:
«О, боль, когда бы ни пришла,
Всегда приходит слишком рано».
 

1903

 
Если сердце горит и трепещет,
Если древняя чаша полна… –
Горе! Горе тому, кто расплещет
Эту чашу, не выпив до дна.
 
 
В нас весенняя ночь трепетала,
Нам таинственный месяц сверкал…
Не меня ты во мне обнимала,
Не тебя я во тьме целовал.
 
 
Нас палящая жажда сдружила,
В нас различное чувство слилось:
Ты кого-то другого любила,
И к другой мое сердце рвалось.
 
 
Запрокинулись головы наши,
Опьянялись мы огненным сном,
Расплескали мы древние чаши,
Налитые священным вином.
 

1905

 
Как Млечный Путь, любовь твоя
Во мне мерцает влагой звездной,
В зеркальных снах над водной бездной
Алмазность пытки затая.
 
 
Ты – слезный свет во тьме железной,
Ты – горький звездный сок. А я –
Я – помутневшие края
Зари слепой и бесполезной.
 
 
И жаль мне ночи… Оттого ль,
Что вечных звезд родная боль
Нам новой смертью сердце скрепит?
 
 
Как синий лед мой день… Смотри!
И меркнет звезд алмазный трепет
В безбольном холоде зари.
 

1907

 
Любовь твоя жаждет так много,
Рыдая, прося, упрекая…
Люби его молча и строго,
Люби его, медленно тая.
 
 
Свети ему пламенем белым –
Бездымно, безгрустно, безвольно.
Люби его радостно телом,
А сердцем люби его больно.
 
 
Пусть призрак, творимый любовью,
Лица не заслонит иного, –
Люби его с плотью и кровью –
Простого, живого, земного…
 
 
Храня его знак суеверно,
Не бойся врага в иноверце…
Люби его метко и верно –
Люби его в самое сердце!
 

1914

Александр Блок

(16 [28] ноября 1880, Санкт-Петербург – 7 августа 1921, Петроград)

Будучи ребенком, Александр Блок каждое лето проводил в подмосковном имении деда Шахматово. По соседству было имение великого русского химика Дмитрия Менделеева Боблово. Там поэт и познакомился со своей будущей женой Любовью Менделеевой. Она стала героиней его первого стихотворного сборника «Стихи о Прекрасной Даме».

«Вхожу я в темные храмы…»

 
Вхожу я в темные храмы,
Совершаю бедный обряд.
Там жду я Прекрасной Дамы
В мерцаньи красных лампад.
 
 
В тени у высокой колонны
Дрожу от скрипа дверей.
А в лицо мне глядит, озаренный,
Только образ, лишь сон о Ней.
 
 
О, я привык к этим ризам
Величавой Вечной Жены!
Высоко бегут по карнизам
Улыбки, сказки и сны.
 
 
О, Святая, как ласковы свечи,
Как отрадны Твои черты!
Мне не слышны ни вздохи, ни речи,
Но я верю: Милая – Ты.
 

1902

«Ей было пятнадцать лет. Но по стуку…»

 
Ей было пятнадцать лет. Но по стуку
Сердца – невестой быть мне могла.
Когда я, смеясь, предложил ей руку,
Она засмеялась и ушла.
 
 
Это было давно. С тех пор проходили
Никому не известные годы и сроки.
Мы редко встречались и мало говорили,
Но молчанья были глубоки.
 
 
И зимней ночью, верен сновиденью,
Я вышел из людных и ярких зал,
Где душные маски улыбались пенью,
Где я ее глазами жадно провожал.
 
 
И она вышла за мной, покорная,
Сама не ведая, что будет через миг.
И видела лишь ночь городская, черная,
Как прошли и скрылись – невеста и жених.
 
 
И в день морозный, солнечный, красный –
Мы встретились в храме – в глубокой тишине
Мы поняли, что годы молчанья были ясны,
И то, что свершилось, – свершилось в вышине.
 
 
Этой повестью долгих, блаженных исканий
Полна моя душная, песенная грудь.
Из этих песен создал я зданье,
А другие песни – спою когда-нибудь.
 

1903

«Крыльцо Ее словно паперть…»

 
Крыльцо Ее словно паперть,
Вхожу – и стихает гроза.
На столе – узорная скатерть,
Притаились в углу образа.
 
 
На лице Ее – нежный румянец,
Тишина озаренных теней.
В душе – кружащийся танец
Моих улетевших дней.
 
 
Я давно не встречаю румянца,
И заря моя – мутно тиха.
И в каждом кружении танца
Я вижу пламя греха.
 
 
Только в дар последним похмельям
Эта тихая радость дана.
Я пришел к ней с горьким весельем
Осушить мой кубок до дна.
 

1903

Саша Черный

(1 [13] октября 1880, Одесса – 5 августа 1932, Прованс)

Известно, что Саша Черный непринужденно себя чувствовал лишь в детской компании. Видимо, дети видели неподдельный интерес к их делам и проблемам и безошибочно угадывали в Саше Черном «своего». Он мгновенно находил с ними общий язык. Одним из секретов волшебства поэта было искусство перевоплощения. Он мог без всякого труда представить себя, например, бабочкой, попавшей в ловушку в комнату. Вот она бьется о стекло, рвется на волю, потом сложила крылья, задумалась. О чем? И тут рождается чудный вымысел.

«Любовь должна быть счастливой…»

 
Любовь должна быть счастливой –
Это право любви.
Любовь должна быть красивой –
Это мудрость любви.
Где ты видел такую любовь?
У господ писарей генерального штаба?
На эстраде, где бритый тенор,
Прижимая к манишке перчатку,
Взбивает сладкие сливки
Из любви, соловья и луны?
В лирических строчках поэтов,
Где любовь рифмуется с кровью
И почти всегда голодна?..
 
 
К ногам Прекрасной Любви
Кладу этот жалкий венок из полыни,
Которая сорвана мной в ее опустелых садах…
 

1913

Мой роман

 
Кто любит прачку, кто любит маркизу,
У каждого свой дурман, –
А я люблю консьержкину Лизу,
У нас – осенний роман.
 
 
Пусть Лиза в квартале слывет недотрогой, –
Смешна любовь напоказ!
Но все ж тайком от матери строгой
Она прибегает не раз.
 
 
Свою мандолину снимаю со стенки,
Кручу залихватски ус…
Я отдал ей все: портрет Короленки
И нитку зеленых бус.
 
 
Тихонько-тихонько, прижавшись друг к другу,
Грызем соленый миндаль.
Нам ветер играет ноябрьскую фугу,
Нас греет русская шаль.
 
 
А Лизин кот, прокравшись за нею,
Обходит и нюхает пол.
И вдруг, насмешливо выгнувши шею,
Садится пред нами на стол.
 
 
Каминный кактус к нам тянет колючки,
И чайник ворчит, как шмель…
У Лизы чудесные теплые ручки
И в каждом глазу – газель.
 
 
Для нас уже нет двадцатого века,
И прошлого нам не жаль:
Мы два Робинзона, мы два человека,
Грызущие тихо миндаль.
 
 
Но вот в передней скрипят половицы,
Раскрылась створка дверей…
И Лиза уходит, потупив ресницы,
За матерью строгой своей.
 
 
На старом столе перевернуты книги,
Платочек лежит на полу.
На шляпе валяются липкие фиги,
И стул опрокинут в углу.
 
 
Для ясности, после ее ухода,
Я все-таки должен сказать,
Что Лизе – три с половиною года…
Зачем нам правду скрывать?
 

1927

Любовь

 
На перевернутый ящик
Села худая, как спица,
Дылда-девица,
Рядом – плечистый приказчик.
 
 
Говорят, говорят…
В глазах – пламень и яд, –
Вот-вот
Она в него зонтик воткнет,
А он ее схватит за тощую ногу
И, придя окончательно в раж,
Забросит ее на гараж –
Через дорогу…
 
 
Слава богу!
Все злые слова откипели, –
Заструились тихие трели…
Он ее взял,
Как хрупкий бокал,
Деловито за шею,
Она повернула к злодею
Свой щучий овал:
Три минуты ее он лобзал
Так, что камни под ящиком томно хрустели.
 
 
Потом они яблоко ели:
Он куснет, а после она, –
Потому что весна.
 

1932

Андрей Белый

(14 [26] октября 1880, Москва – 8 января 1934, там же)

В начале 1904 года Андрей Белый познакомился с Александром Блоком, который в то время уже был известным поэтом, женатым на Любови Менделеевой. Блок не был примерным мужем, поэтому обиженная супруга нередко жаловалась Белому на свое положение и незаметно влюбилась… Через два года страстных отношений Любовь Менделеева приняла решение на время расстаться с возлюбленным.

Почти год они были в разлуке, которую Андрей переносил с трудом. Наконец, Менделеева приняла решение, что останется с мужем…

Любовь

 
Был тихий час. У ног шумел прибой.
Ты улыбнулась, молвив на прощанье:
«Мы встретимся… До нового свиданья…»
То был обман. И знали мы с тобой,
 
 
что навсегда в тот вечер мы прощались.
Пунцовым пламенем зарделись небеса.
На корабле надулись паруса.
Над морем крики чаек раздавались.
 
 
Я вдаль смотрел, щемящей грусти полн.
Мелькал корабль, с зарею уплывавший
средь нежных, изумрудно-пенных волн,
как лебедь белый, крылья распластавший.
 
 
И вот его в безбрежность унесло.
На фоне неба бледно-золотистом
вдруг облако туманное взошло
и запылало ярким аметистом.
 

1901

Крылатая душа

 
Твоих очей голубизна
Мне в душу ветерком пахнула:
Тобой душа озарена…
Вот вешним щебетом она
В голубизну перепорхнула.
 

1918

«Я» и «ты»

 
Говорят, что «я» и «ты» –
Мы телами столкнуты.
 
 
Тепленеет красный ком
Кровопарным облаком.
 
 
Мы – над взмахами косы
Виснущие хаосы.
 
 
Нет, неправда: гладь тиха
Розового воздуха, –
 
 
Где истаял громный век
В легкий лепет ласточек, –
 
 
Где, заяснясь, «я» и «ты» –
Светлых светов яхонты, –
 
 
Где и тела красный ком
Духовеет облаком.
 

1918

Жди меня

 
Далекая, родная, –
Жди меня…
Далекая, родная:
Буду – я…
Твои глаза мне станут
Две звезды.
Тебе в тумане глянут –
Две звезды.
Мы в дали отстояний –
Поглядим;
И дали отстояний –
Станут: дым.
Меж нами, вспыхнувшими, –
Лепет лет…
Меж нами, вспыхнувшими,
Светит свет.
 

1924

Николай Гумилев

(3 [15] апреля 1886, Кронштадт – 26 августа 1921, под Петроградом)

Первой серьезной любовью юного Николая стала ученица Мариинской гимназии Анна Горенко (впоследствии Ахматова), с которой он познакомился в 1903 году. Ане поклонник не нравился, но он был настойчив. В отчаянии от того, что девушка не слишком спешит с замужеством, Гумилев пытался покончить жизнь самоубийством, однако ему это не удалось.

Встретившись с ней в 1909 году, он добился своего, и пара поженилась. Ахматова родила ему сына Льва. Но в 1918 году они расстались…

Озеро чад

 
На таинственном озере Чад
Посреди вековых баобабов
Вырезные фелуки стремят
На заре величавых арабов.
По лесистым его берегам
И в горах, у зеленых подножий,
Поклоняются страшным богам
Девы-жрицы с эбеновой кожей.
 
 
Я была женой могучего вождя,
Дочерью властительного Чада,
Я одна во время зимнего дождя
Совершала таинство обряда.
Говорили – на сто миль вокруг
Женщин не было меня светлее,
Я браслетов не снимала с рук.
И янтарь всегда висел на шее.
 
 
Белый воин был так строен,
Губы красны, взор спокоен,
Он был истинным вождем;
И открылась в сердце дверца,
А когда нам шепчет сердце,
Мы не боремся, не ждем.
Он сказал мне, что едва ли
И во Франции видали
Обольстительней меня
И как только день растает,
Для двоих он оседлает
Берберийского коня.
 
 
Муж мой гнался с верным луком,
Пробегал лесные чащи,
Перепрыгивал овраги,
Плыл по сумрачным озерам
И достался смертным мукам;
Видел только день палящий
Труп свирепого бродяги,
Труп покрытого позором.
 
 
А на быстром и сильном верблюде,
Утопая в ласкающей груде
Шкур звериных и шелковых тканей,
Уносилась я птицей на север,
Я ломала мой редкостный веер,
Упиваясь восторгом заране.
Раздвигала я гибкие складки
У моей разноцветной палатки
И, смеясь, наклоняясь в оконце,
Я смотрела, как прыгает солнце
В голубых глазах европейца.
 
 
А теперь, как мертвая смоковница,
У которой листья облетели,
Я ненужно-скучная любовница,
Словно вещь, я брошена в Марселе.
Чтоб питаться жалкими отбросами,
Чтобы жить, вечернею порою
Я пляшу пред пьяными матросами,
И они, смеясь, владеют мною.
Робкий ум мой обессилен бедами,
Взор мой с каждым часом угасает…
Умереть? Но там, в полях неведомых,
Там мой муж, он ждет и не прощает.
 

1907

Любовь

 
Надменный, как юноша, лирик
Вошел, не стучася, в мой дом
И просто заметил, что в мире
Я должен грустить лишь о нем.
 
 
С капризной ужимкой захлопнул
Открытую книгу мою,
Туфлей лакированной топнул,
Едва проронив: «Не люблю».
 
 
Как смел он так пахнуть духами!
Так дерзко перстнями играть!
Как смел он засыпать цветами
Мой письменный стол и кровать!
 
 
Я из дому вышел со злостью,
Но он увязался за мной.
Стучит изумительной тростью
По звонким камням мостовой.
 
 
И стал я с тех пор сумасшедшим.
Не смею вернуться в свой дом
И все говорю о пришедшем
Бесстыдным его языком.
 

1912