Текст книги "Стихотворения 1823-1836"

Автор книги: Александр Пушкин

K РОДЗЯНКЕ

 
Ты обещал о романтизме109109
  К Родзянке («Ты обещал о романтизме...»). Родзянко, Аркадий Гаврилович (1793-1850) – поэт, член «Зеленой лампы». В ответ на переданный Пушкину поклон от Родзянки поэт послал ему 8 декабря 1824 г. письмо со стихами «Прости, украинский мудрец...» (см. Незавершенное, отрывки, наброски). На письмо Пушкина Родзянко ответил вместе с А. П. Керн лишь в мае 1825 г. шутливым письмом, полным грубоватых шуточек. На это письмо и отвечает Пушкин своим стихотворением «Ты обещал о романтизме...», написанном в духе письма Родзянки.


[Закрыть],
О сем парнасском афеизме,
Потолковать еще со мной,
Полтавских муз поведать тайны,
А пишешь мне об ней одной...
Нет, это ясно, милый мой,
Нет, ты влюблен, Пирон Украйны!
 
 
Ты прав: что может быть важней
На свете женщины прекрасной?
Улыбка, взор ее очей
Дороже злата и честей,
Дороже славы разногласной...
Поговорим опять об ней.
 
 
Хвалю, мой друг, ее охоту,
Поотдохнув, рожать детей,
Подобных матери своей;
И счастлив, кто разделит с ней
Сию приятную заботу:
Не наведет она зевоту,
Дай бог, чтоб только Гименей
Меж тем продлил свою дремоту.
 
 
Но не согласен я с тобой,
Не одобряю я развода!
Во-первых, веры долг святой,
Закон и самая природа...
А во-вторых, замечу я,
Благопристойные мужья
Для умных жен необходимы:
При них домашние друзья
Иль чуть заметны, иль незримы.
Поверьте, милые мои:
Одно другому помогает,
И солнце брака затмевает
Звезду стыдливую любви.
 

К***

 
Я помню чудное мгновенье:110110
  К *** («Я помню чудное мгновенье...»). Керн, Анна Петровна (1800-1879) – племянница соседки Пушкина П. А. Осиповой. Гостила летом 1825 г. в Тригорском. В первой строфе поэт вспоминает первую встречу с ней, в 1819 г., в Петербурге, в доме Олениных. Керн писала о том, как Пушкин передал ей эти стихи в день ее отъезда из Тригорского. «Он пришел утром и на прощание принес мне экземпляр 2-й главы „Онегина“1), в неразрезанных листках, между которых я нашла вчетверо сложенный почтовый лист бумаги со стихами: „Я помню чудное мгновенье“ и проч. и проч. Когда я собиралась спрятать в шкатулку поэтический подарок, он долго на меня смотрел, потом судорожно выхватил и не хотел возвращать; насилу выпросила я их опять; что у него промелькнуло тогда в голове – не знаю» («Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников», Л. 1936, стр. 326).
  1) Керн ошиблась, вторая глава еще не вышла тогда. Вероятно, это была первая глава «Евгения Онегина»


[Закрыть]
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
 
 
В томленьях грусти безнадежной,
В тревогах шумной суеты,
Звучал мне долго голос нежный
И снились милые черты.
 
 
Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты,
И я забыл твой голос нежный,
Твои небесные черты.
 
 
В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.
 
 
Душе настало пробужденье:
И вот опять явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.
 
 
И сердце бьется в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слезы, и любовь.
 

ЖЕНИХ111111
  Жених. Написанное в балладной форме стихотворение основано на русской народной сказке о девушке и разбойниках, записанной Пушкиным в 1824 г. Со слов няни. В первой публикации (1827) сопровождалось подзаголовком «Простонародная сказка», перенесенным в сборнике стихотворений (1829) в оглавление. Под названием «Наташа» и «Жених» вошло (в 1827 и 1828 гг.) в списки предназначенных к изданию стихотворений. Под названием «Сказка о женихе» вошло в список предназначавшихся для издания «Простонародных сказок» (издание не было осуществлено).


[Закрыть]

 
Три дня купеческая дочь
Наташа пропадала;
Она на двор на третью ночь
Без памяти вбежала.
С вопросами отец и мать
К Наташе стали приступать.
Наташа их не слышит,
Дрожит и еле дышит.
 
 
Тужила мать, тужил отец,
И долго приступали,
И отступились наконец,
А тайны не узнали.
Наташа стала, как была,
Опять румяна, весела,
Опять пошла с сестрами
Сидеть за воротами.
 
 
Раз у тесовых у ворот,
С подружками своими,
Сидела девица – и вот
Промчалась перед ними
Лихая тройка с молодцом.
Конями, крытыми ковром,
В санях он стоя правит,
И гонит всех, и давит.
 
 
Он, поровнявшись, поглядел,
Наташа поглядела,
Он вихрем мимо пролетел,
Наташа помертвела.
Стремглав домой она бежит.
"Он! он! узнала! – говорит, -
Он, точно он! держите,
Друзья мои, спасите!"
 
 
Печально слушает семья,
Качая головою;
Отец ей: "Милая моя,
Откройся предо мною.
Обидел кто тебя, скажи,
Хоть только след нам укажи".
Наташа плачет снова.
И более ни слова.
 
 
Наутро сваха к ним на двор
Нежданая приходит.
Наташу хвалит, разговор
С отцом ее заводит:
"У вас товар, у нас купец;
Собою парень молодец,
И статный, и проворный,
Не вздорный, не зазорный.
 
 
Богат, умен, ни перед кем
Не кланяется в пояс,
А как боярин между тем
Живет, не беспокоясь;
А подарит невесте вдруг
И лисью шубу, и жемчуг,
И перстни золотые,
И платья парчевые.
 
 
Катаясь, видел он вчера
Ее за воротами;
Не по рукам ли, да с двора,
Да в церковь с образами?"
Она сидит за пирогом,
Да речь ведет обиняком,
А бедная невеста
Себе не видит места.
 
 
"Согласен, – говорит отец; -
Ступай благополучно,
Моя Наташа, под венец:
Одной в светелке скучно.
Не век девицей вековать,
Не все косатке распевать,
Пора гнездо устроить,
Чтоб детушек покоить".
 
 
Наташа к стенке уперлась
И слово молвить хочет -
Вдруг зарыдала, затряслась,
И плачет и хохочет.
В смятенье сваха к ней бежит,
Водой студеною поит
И льет остаток чаши
На голову Наташи.
 
 
Крушится, охает семья.
Опомнилась Наташа
И говорит: "Послушна я,
Святая воля ваша.
Зовите жениха на пир,
Пеките хлебы на весь мир,
На славу мед варите,
Да суд на пир зовите".
 
 
"Изволь, Наташа, ангел мой!
Готов тебе в забаву
Я жизнь отдать!" – И пир горой;
Пекут, варят на славу.
Вот гости честные нашли,
За стол невесту повели;
Поют подружки, плачут,
А вот и сани скачут.
 
 
Вот и жених – и все за стол.
Звенят, гремят стаканы,
Заздравный ковш кругом пошел;
Все шумно, гости пьяны.
 
 
Жених
 
 
"А что же, милые друзья,
Невеста красная моя
Не пьет, не ест, не служит:
О чем невеста тужит?"
 
 
Невеста жениху в ответ:
"Откроюсь наудачу.
Душе моей покоя нет,
И день и ночь я плачу:
Недобрый сон меня крушит".
Отец ей: "Что ж твой сон гласит?
Скажи нам, что такое,
Дитя мое родное?"
 
 
"Мне снилось, – говорит она, -
Зашла я в лес дремучий,
И было поздно; чуть луна
Светила из-за тучи;
С тропинки сбилась я: в глуши
Не слышно было ни души,
И сосны лишь да ели
Вершинами шумели.
 
 
И вдруг, как будто наяву,
Изба передо мною.
Я к ней, стучу – молчат. Зову -
Ответа нет; с мольбою
Дверь отворила я. Вхожу -
В избе свеча горит; гляжу -
Везде сребро да злато,
Все светло и богато".
 
 
Жених
 
 
"А чем же худ, скажи, твой сон?
Знать, жить тебе богато".
 
 
Невеста
 
 
"Постой, сударь, не кончен он.
На серебро, на злато,
На сукна, коврики, парчу,
На новгородскую камчу
Я молча любовалась
И диву дивовалась.
 
 
Вдруг слышу крик и конский топ...
Подъехали к крылечку.
Я поскорее дверью хлоп
И спряталась за печку.
Вот слышу много голосов...
Взошли двенадцать молодцов,
И с ними голубица
Красавица девица.
 
 
Взошли толпой, не поклонясь,
Икон не замечая;
За стол садятся, не молясь
И шапок не снимая.
На первом месте брат большой,
По праву руку брат меньшой,
По леву голубица
Красавица девица.
 
 
Крик, хохот, песни, шум и звон,
Разгульное похмелье..."
 
 
Жених
 
 
"А чем же худ, скажи, твой сон?
Вещает он веселье".
 
 
Невеста
 
 
"Постой, сударь, не кончен он.
Идет похмелье, гром и звон,
Пир весело бушует,
Лишь девица горюет.
 
 
Сидит, молчит, ни ест, ни пьет
И током слезы точит,
А старший брат свой нож берет,
Присвистывая точит;
Глядит на девицу-красу,
И вдруг хватает за косу,
Злодей девицу губит,
Ей праву руку рубит".
 
 
"Ну это, – говорит жених, -
Прямая небылица!
Но не тужи, твой сон не лих,
Поверь, душа-девица".
Она глядит ему в лицо.
«А это с чьей руки кольцо?»
Вдруг молвила невеста,
И все привстали с места.
 
 
Кольцо катится и звенит,
Жених дрожит бледнея;
Смутились гости. – Суд гласит:
«Держи, вязать злодея!»
Злодей окован, обличен,
И скоро смертию казнен.
Прославилась Наташа!
И вся тут песня наша.
 

* * *

 
Если жизнь тебя обманет112112
  «Eсли жизнь тебя обманет...». Написано в альбом второй дочери П. А. Осиповой, пятнадцатилетней Евпраксии Николаевне Вульф (Зизи) (1809-1883).


[Закрыть],
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет.
 
 
Сердце в будущем живет;
Настоящее уныло:
Все мгновенно, все пройдет;
Что пройдет, то будет мило.
 

* * *

 
На небесах печальная луна
Встречается с веселою зарею,
Одна горит, другая холодна.
Заря блестит невестой молодою,
Луна пред ней, как мертвая, бледна.
Так встретился, Эльвина, я с тобою.
 

ВАКХИЧЕСКАЯ ПЕСНЯ

 
Что смолкнул веселия глас?
Раздайтесь, вакхальны припевы!
Да здравствуют нежные девы
И юные жены, любившие нас!
Полнее стакан наливайте!
На звонкое дно
В густое вино
Заветные кольца бросайте!
Подымем стаканы, содвинем их разом!
Да здравствуют музы, да здравствует разум!
Ты, солнце святое, гори!
Как эта лампада бледнеет
Пред ясным восходом зари,
Так ложная мудрость мерцает и тлеет
Пред солнцем бессмертным ума.
Да здравствует солнце, да скроется тьма!
 

Н. Н.

 
Примите «Невский Альманах».
Он мил и в прозе, и в стихах:
Вы тут найдете Полевого,
Великопольского, Хвостова;
Княжевич, дальный ваш родня,
Украсил также книжку эту;
Но не найдете вы меня:
Мои стихи скользнули в Лету.
Что слава мира?.. дым и прах!
Ах, сердце ваше мне дороже!..
Но, кажется, мне трудно тоже
Попасть и в этот альманах.
 

САФО

 
Счастливый юноша, ты всем меня пленил113113
  Сафо («Счастливый юноша, ты всем меня пленил...»). Напечатано Пушкиным в его первом сборнике стихотворений в отделе «Подражания древним». У античной поэтессы Сафо подобных стихов нет, стихотворение – оригинально.


[Закрыть]:
Душою гордою и пылкой и незлобной,
И первой младости красой женоподобной.
 

* * *

 
Цветы последние милей114114
  «Цветы последние милей...». Происхождение стихотворения объясняется заглавием в копии руки П. А. Осиповой: «Стихи на случай в позднюю осень присланных цветов к П. от П. О.» (т. е. к Пушкину от П. Осиповой).


[Закрыть]
Роскошных первенцев полей.
Они унылые мечтанья
Живее пробуждают в нас.
Так иногда разлуки час
Живее сладкого свиданья.
 

19 ОКТЯБРЯ115115
  19 октября («Роняет лес багряный свой убор...»). 19 октября – день основания лицея, постоянно отмечавшийся лицеистами первого выпуска.
  Он не пришел, кудрявый наш певец – Корсаков, Николай Александрович, композитор, умерший 26 сентября 1820 г. во Флоренции.
  Чужих небес любовник беспокойный – Матюшкин, Федор Федорович (1799-1872), моряк; он был в это время уже в третьем плаванье, кругосветном.
  На долгую разлуку... – перифраз заключительных стихов «Прощальной песни воспитанников царскосельского лицея» Дельвига:
  Судьба на вечную разлуку,
  Быть может, здесь сроднила нас.
  Стихи Друзьям иным душой предался нежной, // Но горек был небратский их привет говорят о предательской дружбе Ф. Толстого и других в 1820 г. (см. прим. к стих. «Эпиграмма» – «В жизни мрачной и презренной...» – т. 1), а затем А. Н. Раевского (см. выше, «Коварность»).
  О Пущин мой, ты первый посетил... – Пущин приезжал к Пушкину в Михайловское на один день, 11 января 1825 г. Он рассказал позднее об этом посещении в своих «Записках о Пушкине».
  Ты, Горчаков... – А. М. Горчаков встретился с Пушкиным у своего дяди, А. Н. Пещурова, в имении Лямоново, недалеко от Михайловского, летом 1825 г.
  О Дельвиг мой... – Дельвиг гостил у Пушкина в Михайловском в апреле 1825 г.
  Скажи, Вильгельм... – Кюхельбекер.
  Несчастный друг... – пережил всех товарищей по выпуску А. М. Горчаков, умерший 84 лет.
  В первоначальной беловой редакции были строфы, которые Пушкин не ввел в окончательный текст; после стиха «Минутное забвенье горьких мук...» (строфа 1):
Товарищи! сегодня праздник наш.Заветный срок! сегодня там, далече,На пир любви, на сладостное вечеСтеклися вы при звоне мирных чаш. -Вы собрались, мгновенно молодея,Усталый дух в минувшем обновить,Поговорить на языке лицеяИ с жизнью вновь свободно пошалить.На пир любви душой стремлюся я...Вот вижу вас, вот милых обнимаю.Я праздника порядок учреждаю...Я вдохновен, о, слушайте, друзья:Чтоб тридцать мест нас ожидали снова!Садитеся, как вы садились там,Когда места в тени святого кроваОтличие предписывало нам.Спартанскою душой пленяя нас,Воспитанный суровою Минервой,Пускай опять Вальховский сядет первый,Последним я, иль Брольо, иль Данзас.Но многие не явятся меж нами...Пускай, друзья, пустеет место их.Они придут: конечно, над водамиИль на холме под сенью лип густыхОни твердят томительный урок,Или роман украдкой пожирают,Или стихи влюбленные слагают,И позабыт полуденный звонок.Они придут! – за праздные приборыУсядутся; напенят свой стакан,В нестройный хор сольются разговоры,И загремит веселый наш пеан.  После стиха «Ты в день его лицея превратил» (строфа 9) следует строфа о И. В. Малиновском:
Что ж я тебя не встретил тут же с ним,Ты, наш казак и пылкий и незлобный,Зачем и ты моей сени надгробнойНе озарил присутствием своим?Мы вспомнили б, как Вакху приносилиБезмолвную мы жертву в первый раз,Как мы впервой все трое полюбили,Наперсники, товарищи проказ...  Все трое полюбили – Пушкин, Пущин и Малиновский влюбились в Е. П. Бакунину (см. прим. к стих. «Осеннее утро» – т. 1).
  После стиха «Он взял Париж, он основал лицей» (строфа 17) следовало:
Куницыну дань сердца и вина!Он создал нас, он воспитал наш пламень,Поставлен им краеугольный камень,Им чистая лампада возжена...Наставникам, хранившим юность нашу,Всем честию – и мертвым и живым,К устам подняв признательную чашу,Не помня зла, за благо воздадим.  Куницын, Александр Петрович – преподаватель «нравственных и политических наук» в Царскосельском лицее, один из самых любимых и уважаемых профессоров Пушкина, известный своими передовыми убеждениями.
  «Все в жертву памяти твоей...». Обращено, вероятно, к Е. К. Воронцовой.


[Закрыть]

 
Роняет лес багряный свой убор,
Сребрит мороз увянувшее поле,
Проглянет день как будто поневоле
И скроется за край окружных гор.
Пылай, камин, в моей пустынной келье;
А ты, вино, осенней стужи друг,
Пролей мне в грудь отрадное похмелье,
Минутное забвенье горьких мук.
 
 
Печален я: со мною друга нет,
С кем долгую запил бы я разлуку,
Кому бы мог пожать от сердца руку
И пожелать веселых много лет.
Я пью один; вотще воображенье
Вокруг меня товарищей зовет;
Знакомое не слышно приближенье,
И милого душа моя не ждет.
 
 
Я пью один, и на брегах Невы
Меня друзья сегодня именуют...
Но многие ль и там из вас пируют?
Еще кого не досчитались вы?
Кто изменил пленительной привычке?
Кого от вас увлек холодный свет?
Чей глас умолк на братской перекличке?
Кто не пришел? Кого меж вами нет?
 
 
Он не пришел, кудрявый наш певец,
С огнем в очах, с гитарой сладкогласной:
Под миртами Италии прекрасной
Он тихо спит, и дружеский резец
Не начертал над русскою могилой
Слов несколько на языке родном,
Чтоб некогда нашел привет унылый
Сын севера, бродя в краю чужом.
 
 
Сидишь ли ты в кругу своих друзей,
Чужих небес любовник беспокойный?
Иль снова ты проходишь тропик знойный
И вечный лед полунощных морей?
Счастливый путь!.. С лицейского порога
Ты на корабль перешагнул шутя,
И с той поры в морях твоя дорога,
О волн и бурь любимое дитя!
 
 
Ты сохранил в блуждающей судьбе
Прекрасных лет первоначальны нравы:
Лицейский шум, лицейские забавы
Средь бурных волн мечталися тебе;
Ты простирал из-за моря нам руку,
Ты нас одних в младой душе носил
И повторял:
 
 
Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он как душа неразделим и вечен -
Неколебим, свободен и беспечен
Срастался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас ни бросила судьбина,
И счастие куда б ни повело,
Все те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село.
 
 
Из края в край преследуем грозой,
Запутанный в сетях судьбы суровой,
Я с трепетом на лоно дружбы новой,
Устав, приник ласкающей главой...
С мольбой моей печальной и мятежной,
С доверчивой надеждой первых лет,
Друзьям иным душой предался нежной;
Но горек был небратский их привет.
 
 
И ныне здесь, в забытой сей глуши,
В обители пустынных вьюг и хлада,
Мне сладкая готовилась отрада:
Троих из вас, друзей моей души,
Здесь обнял я. Поэта дом опальный,
О Пущин мой, ты первый посетил;
Ты усладил изгнанья день печальный,
Ты в день его лицея превратил.
 
 
Ты, Горчаков, счастливец с первых дней,
Хвала тебе – фортуны блеск холодный
Не изменил души твоей свободной:
Все тот же ты для чести и друзей.
Нам разный путь судьбой назначен строгой;
Ступая в жизнь, мы быстро разошлись:
Но невзначай проселочной дорогой
Мы встретились и братски обнялись.
 
 
Когда постиг меня судьбины гнев,
Для всех чужой, как сирота бездомный,
Под бурею главой поник я томной
И ждал тебя, вещун пермесских дев,
И ты пришел, сын лени вдохновенный,
О Дельвиг мой: твой голос пробудил
Сердечный жар, так долго усыпленный,
И бодро я судьбу благословил.
 
 
С младенчества дух песен в нас горел,
И дивное волненье мы познали;
С младенчества две музы к нам летали,
И сладок был их лаской наш удел:
Но я любил уже рукоплесканья,
Ты, гордый, пел для муз и для души;
Свой дар как жизнь я тратил без вниманья,
Ты гений свой воспитывал в тиши.
 
 
Служенье муз не терпит суеты;
Прекрасное должно быть величаво:
Но юность нам советует лукаво,
И шумные нас радуют мечты...
Опомнимся – но поздно! и уныло
Глядим назад, следов не видя там.
Скажи, Вильгельм, не то ль и с нами было,
Мой брат родной по музе, по судьбам?
 
 
Пора, пора! душевных наших мук
Не стоит мир; оставим заблужденья!
Сокроем жизнь под сень уединенья!
Я жду тебя, мой запоздалый друг -
Приди; огнем волшебного рассказа
Сердечные преданья оживи;
Поговорим о бурных днях Кавказа,
О Шиллере, о славе, о любви.
 
 
Пора и мне... пируйте, о друзья!
Предчувствую отрадное свиданье;
Запомните ж поэта предсказанье:
Промчится год, и с вами снова я,
Исполнится завет моих мечтаний;
Промчится год, и я явлюся к вам!
О сколько слез и сколько восклицаний,
И сколько чаш, подъятых к небесам!
 
 
И первую полней, друзья, полней!
И всю до дна в честь нашего союза!
Благослови, ликующая муза,
Благослови: да здравствует лицей!
Наставникам, хранившим юность нашу,
Всем честию, и мертвым и живым,
К устам подъяв признательную чашу,
Не помня зла, за благо воздадим.
 
 
Полней, полней! и, сердцем возгоря,
Опять до дна, до капли выпивайте!
Но за кого? о други, угадайте...
Ура, наш царь! так! выпьем за царя.
Он человек! им властвует мгновенье.
Он раб молвы, сомнений и страстей;
Простим ему неправое гоненье:
Он взял Париж, он основал лицей.
 
 
Пируйте же, пока еще мы тут!
Увы, наш круг час от часу редеет;
Кто в гробе спит, кто, дальный, сиротеет;
Судьба глядит, мы вянем; дни бегут;
Невидимо склоняясь и хладея,
Мы близимся к началу своему...
Кому из нас под старость день лицея
Торжествовать придется одному?
 
 
Несчастный друг! средь новых поколений
Докучный гость и лишний, и чужой,
Он вспомнит нас и дни соединений,
Закрыв глаза дрожащею рукой...
Пускай же он с отрадой хоть печальной
Тогда сей день за чашей проведет,
Как ныне я, затворник ваш опальный,
Его провел без горя и забот.
 

* * *

 
Все в жертву памяти твоей:
И голос лиры вдохновенной,
И слезы девы воспаленной,
И трепет ревности моей,
И славы блеск, и мрак изгнанья,
И светлых мыслей красота,
И мщенье, бурная мечта
Ожесточенного страданья.
 

СЦЕНА ИЗ ФАУСТА116116
  Сцена из Фауста. Стихотворение, напечатанное Пушкиным первоначально под заглавием «Новая сцена из Фауста», вполне оригинально, хотя и использует образы трагедии Гете (Мефистофель, Фауст, Гретхен).


[Закрыть]

 
Фауст
 
 
Мне скучно, бес.
 
 
Мефистофель
 
 
Что делать, Фауст?
Таков вам положен предел,
Его ж никто не преступает.
Вся тварь разумная скучает:
Иной от лени, тот от дел;
Кто верит, кто утратил веру;
Тот насладиться не успел,
Тот насладился через меру,
И всяк зевает да живет -
И всех вас гроб, зевая, ждет.
Зевай и ты.
 
 
Фауст
 
 
Сухая шутка!
Найди мне способ как-нибудь
Рассеяться.
 
 
Мефистофель
 
 
Доволен будь
Ты доказательством рассудка.
В своем альбоме запиши:
Fastidium est quies – скука
Отдохновение души.
Я психолог... о вот наука!..
Скажи, когда ты не скучал?
Подумай, поищи. Тогда ли,
Как над Виргилием дремал,
А розги ум твой возбуждали?
Тогда ль, как розами венчал
Ты благосклонных дев веселья
И в буйстве шумном посвящал
Им пыл вечернего похмелья?
Тогда ль, как погрузился ты
В великодушные мечты,
В пучину темную науки?
Но – помнится – тогда со скуки,
Как арлекина, из огня
Ты вызвал наконец меня.
Я мелким бесом извивался,
Развеселить тебя старался,
Возил и к ведьмам и к духам,
И что же? все по пустякам.
Желал ты славы – и добился, -
Хотел влюбиться – и влюбился.
Ты с жизни взял возможну дань,
А был ли счастлив?
 
 
Фауст
 
 
Перестань,
Не растравляй мне язвы тайной.
В глубоком знанье жизни нет -
Я проклял знаний ложный свет,
А слава... луч ее случайный
Неуловим. Мирская честь
Бессмысленна, как сон... Но есть
Прямое благо: сочетанье
Двух душ...
 
 
Мефистофель
 
 
И первое свиданье,
Не правда ль? Но нельзя ль узнать
Кого изволишь поминать,
Не Гретхен ли?
 
 
Фауст
 
 
О сон чудесный!
О пламя чистое любви!
Там, там – где тень, где шум древесный,
Где сладко-звонкие струи -
Там, на груди ее прелестной
Покоя томную главу,
Я счастлив был...
 
 
Мефистофель
 
 
Творец небесный!
Ты бредишь, Фауст, наяву!
Услужливым воспоминаньем
Себя обманываешь ты.
Не я ль тебе своим стараньем
Доставил чудо красоты?
И в час полуночи глубокой
С тобою свел ее? Тогда
Плодами своего труда
Я забавлялся одинокой,
Как вы вдвоем – все помню я.
Когда красавица твоя
Была в восторге, в упоенье,
Ты беспокойною душой
Уж погружался в размышленье
(А доказали мы с тобой,
Что размышленье – скуки семя).
И знаешь ли, философ мой,
Что думал ты в такое время,
Когда не думает никто?
Сказать ли?
 
 
Фауст
 
 
Говори. Ну, что?
 
 
Мефистофель
 
 
Ты думал: агнец мой послушный!
Как жадно я тебя желал!
Как хитро в деве простодушной
Я грезы сердца возмущал! -
Любви невольной, бескорыстной
Невинно предалась она...
Что ж грудь моя теперь полна
Тоской и скукой ненавистной?..
На жертву прихоти моей
Гляжу, упившись наслажденьем,
С неодолимым отвращеньем:
Так безрасчетный дуралей,
Вотще решась на злое дело,
Зарезав нищего в лесу,
Бранит ободранное тело; -
Так на продажную красу,
Насытясь ею торопливо,
Разврат косится боязливо...
Потом из этого всего
Одно ты вывел заключенье...
 
 
Фауст
 
 
Сокройся, адское творенье!
Беги от взора моего!
 
 
Мефистофель
 
 
Изволь. Задай лишь мне задачу:
Без дела, знаешь, от тебя
Не смею отлучаться я -
Я даром времени не трачу.
 
 
Фayст
 
 
Что там белеет? говори.
 
 
Мефистофель
 
 
Корабль испанский трехмачтовый,
Пристать в Голландию готовый:
На нем мерзавцев сотни три,
Две обезьяны, бочки злата,
Да груз богатый шоколата,
Да модная болезнь: она
Недавно вам подарена.
 
 
Фауст
 
 
Все утопить.
 
 
Мефистофель
 
 
Сейчас.
 
 
(Исчезает.)
 

ЗИМНИЙ ВЕЧЕР117117
  Зимний вечер. Картина жизни Пушкина в ссылке в Михайловском.
  Моя старушка – няня поэта, Арина Родионовна.


[Закрыть]

 
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя,
То по кровле обветшалой
Вдруг соломой зашумит,
То, как путник запоздалый,
К нам в окошко застучит.
 
 
Наша ветхая лачужка
И печальна и темна.
Что же ты, моя старушка,
Приумолкла у окна?
Или бури завываньем
Ты, мой друг, утомлена,
Или дремлешь под жужжаньем
Своего веретена?
 
 
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.
Спой мне песню, как синица
Тихо за морем жила;
Спой мне песню, как девица
За водой поутру шла.
 
 
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя.
Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.
 

* * *

 
Вертоград моей сестры118118
  Вертоград моей сестры...". В первой публикации это стихотворение и стихотворение «В крови горит огонь желанья» объединены общим заглавием: «Подражания». Стихотворение восходит к библейской «Песни песней» царя Соломона (гл. 4, ст. 12-16).


[Закрыть],
Вертоград уединенный;
Чистый ключ у ней с горы
Не бежит запечатленный.
У меня плоды блестят
Наливные, золотые;
У меня бегут, шумят
Воды чистые, живые.
Нард, алой и киннамон
Благовонием богаты:
Лишь повеет аквилон,
И закаплют ароматы.
 

* * *

 
В крови горит огонь желанья119119
  В крови горит огонь желанья...". Стихотворение написано на мотив двух первых стихов «Песни песней» царя Соломона, первоначально вольно переложенных Пушкиным прозой в его черновой тетради.


[Закрыть],
Душа тобой уязвлена,
Лобзай меня: твои лобзанья
Мне слаще мирра и вина.
Склонись ко мне главою нежной,
И да почию безмятежный,
Пока дохнет веселый день
И двигнется ночная тень.
 

БУРЯ

 
Ты видел деву на скале
В одежде белой над волнами
Когда, бушуя в бурной мгле,
Играло море с берегами,
Когда луч молний озарял
Ее всечасно блеском алым
И ветер бился и летал
С ее летучим покрывалом?
Прекрасно море в бурной мгле
И небо в блесках без лазури;
Но верь мне: дева на скале
Прекрасней волн, небес и бури.
 

* * *

 
Хотя стишки на именины120120
  «Хотя стишки на именины...». Стихи написаны на именины Анны Николаевны Вульф (1799-1857), старшей дочери П. А. Осиповой.
  Благодать – перевод еврейского имени Анна.


[Закрыть]
Натальи, Софьи, Катерины
Уже не в моде, может быть;
Но я, ваш обожатель верный,
Я в знак послушности примерной
Готов и ими вам служить.
Но предаю себя проклятью,
Когда я знаю, почему
Вас окрестили благодатью!
Нет, нет, по мненью моему,
И ваша речь, и взор унылый,
И ножка (смею вам сказать)
Все это чрезвычайно мило,
Но пагуба, не благодать.
 

С ПОРТУГАЛЬСКОГО

 
Там звезда зари взошла121121
  С португальского («Там звезда зари взошла...»). Вольный перевод стихотворения «Recordacoes» («Воспоминания») бразильского поэта Томаса-Антонио Гонзага (1744-1807?). Стихотворение входило в сборник стихов, написанных Гонзага в ссылке, в разлуке с родиной и с возлюбленной. Перевод Пушкина сделан, вероятно, не с португальского подлинника, а с французского перевода («Marilie, chants elegiaques de Gonzaga, traduits par E. Monglave et P. Chalas», Paris, 1825).


[Закрыть],
Пышно роза процвела.
Это время нас, бывало,
Друг ко другу призывало.
 
 
На постеле пуховой,
Дева сонною рукой
Отирала томны очи,
Удаляя грезы ночи.
 
 
И являлася она
У дверей иль у окна
Ранней звездочки светлее,
Розы утренней свежее.
 
 
Лишь ее завижу я,
Мнилось, легче вкруг меня
Воздух утренний струился;
Я вольнее становился.
 
 
Меж овец деревни всей
Я красавицы моей
Знал любимую овечку -
Я водил ее на речку,
 
 
На тенистые брега,
На зеленые луга;
Я поил ее, лелеял,
Перед ней цветы я сеял.
 
 
Дева издали ко мне
Приближалась в тишине,
Я, прекрасную встречая,
Пел, гитарою бряцая:
 
 
"Девы, радости моей
Нет! на свете нет милей!
Кто посмеет под луною
Спорить в счастии со мною?
 
 
Не завидую царям,
Не завидую богам,
Как увижу очи томны,
Тонкий стан и косы темны".
 
 
Так певал, бывало, ей,
И красавицы моей
Сердце песнью любовалось;
Но блаженство миновалось.
 
 
Где ж красавица моя!
Одинокий плачу я -
Заменили песни нежны
Стон и слезы безнадежны.
 

ИЗ ПИСЬМА К ВЯЗЕМСКОМУ122122
  Из письма к Вяземскому («Сатирик и поэт любовный...»). Стихи извлечены из письма к Вяземскому, датируемого 16-24 сентября 1825 г. (см. т. 9).


[Закрыть]

 
Сатирик и поэт любовный,
Наш Аристип и Асмодей123123
  Асмодей – адский дух (прозвище Вяземского в «Арзамасе», заимствованное из баллады Жуковского «Громобой»). Под текстом восьмистишия Пушкин написал вариант стиха 5: Василий Львович тонкий, острый.


[Закрыть],
Ты не племянник Анны Львовны,
Покойной тетушки моей.
Писатель нежный, тонкий, острый,
Мой дядюшка – не дядя твой,
Но, милый, – музы наши сестры,
Итак, ты все же братец мой.
 

* * *

 
О муза пламенной сатиры!
Приди на мой призывный клич!
Не нужно мне гремящей лиры,
Вручи мне Ювеналов бич!
Не подражателям холодным,
Не переводчикам голодным,
Не безответным рифмачам
Готовлю язвы эпиграмм!
Мир вам, несчастные поэты,
Мир вам, журнальные клевреты,
Мир вам, смиренные глупцы!
А вы, ребята подлецы, -
Вперед! Всю вашу сволочь буду
Я мучить казнию стыда!
Но если же кого забуду,
Прошу напомнить, господа!
О, сколько лиц бесстыдно-бледных,
О, сколько лбов широко-медных
Готовы от меня принять
Неизгладимую печать!
 

* * *

 
Наш друг Фита, Кутейкин в эполетах,
Бормочет нам растянутый псалом:
Поэт Фита, не становись Фертом!
Дьячок Фита, ты Ижица в поэтах!
 

* * *

 
Сказали раз царю, что наконец
Мятежный вождь, Риэго, был удавлен.
"Я очень рад, – сказал усердный льстец, -
От одного мерзавца мир избавлен".
Все смолкнули, все потупили взор,
Всех рассмешил проворный приговор.
Риэго был пред Фердинандом грешен,
Согласен я. Но он за то повешен.
Пристойно ли, скажите, сгоряча
Ругаться нам над жертвой палача?
Сам государь такого доброхотства
Не захотел улыбкой наградить:
Льстецы, льстецы! старайтесь сохранить
И в подлости осанку благородства.
 

ПРИЯТЕЛЯМ

 
Враги мои, покамест я ни слова...
И, кажется, мой быстрый гнев угас;
Но из виду не выпускаю вас
И выберу когда-нибудь любого:
Не избежит пронзительных когтей,
Как налечу нежданный, беспощадный.
Так в облаках кружится ястреб жадный
И сторожит индеек и гусей.
 

СОВЕТ

 
Поверь: когда слепней и комаров
Вокруг тебя летает рой журнальный,
Не рассуждай, не трать учтивых слов,
Не возражай на писк и шум нахальный:
Ни логикой, ни вкусом, милый друг,
Никак нельзя смирить их род упрямый.
Сердиться грех – но замахнись и вдруг
Прихлопни их проворной эпиграммой.
 

* * *

 
Напрасно ахнула Европа,
Не унывайте, не беда!
От петербургского потопа
Спаслась «Полярная Звезда».
Бестужев, твой ковчег на бреге!
Парнаса блещут высоты;
И в благодетельном ковчеге
Спаслись и люди и скоты.