Текст книги "Реконструктор"

Автор книги: Александр Конторович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Но среди нас нет дураков – выходить за пределы поста по ночам. Тем более – безоружным. Никто не строит иллюзий на этот счет.

И мы мстим местным. Провожаем их машины пулеметным стволом, подолгу мурыжим их у шлагбаума и демонстративно пощелкиваем предохранителем оружия. Это сильно нервирует аборигенов, и глаза, только что горевшие злобой, становятся испуганными и неуверенными.

Но рано или поздно наступает ночь. Нормальные люди ночью спят, даже на войне. Однако эта война – особенная. Здесь редко случаются открытые столкновения, чаще всего пули прилетают откуда-то издали, из кустов и густого леса. Никто не знает, насколько эффективен наш ответный огонь. Бывает, мы выкашиваем из пулеметов целые просеки, срубая тонкие ветви кустов и подстригая густую траву. Но редко когда кто-то из нас ходит в лес, для того чтобы проверить результативность собственного огня. А вот стрелкам нет необходимости заглядывать к нам на пост: сарафанное радио работает исправно, оповещая их обо всех наших потерях и передвижениях.

Но иногда крышу сносит и у них. И остервенелые бородачи лезут на наши посты с ножами в руках. Зевнул часовой, замешкался с открытием огня пулеметчик – все, можно списывать отделение. Попасть к ним в плен… Лучше уж рвануть кольцо на последней гранате. На наше счастье, такое бывает нечасто, их тоже не слишком много, и восполнять свои потери бородачам не так легко. Однако в те моменты, когда к ним прибывает с инспекцией какое-то начальство, от налетчиков требуют предъявить товар лицом – напасть на пост, заложить мину, обстрелять патруль… И тогда вновь летят пули из леса и огрызаются в ответ наши пулеметы.

Так и сегодня. Мы точно знаем – они нападут. Уже скоро. Откуда? Ну… Сарафанное радио ведь работает в две стороны. Кое-что успеваем узнавать и мы. Правда, увы, не всегда вовремя…

Вот на дороге появляется машина. Когда-то новенькая, сейчас она больше похожа на творение безумного автомеханика. Кабина от другого грузовика, кузов и вовсе сколочен из некрашеных досок. А что? Ездит же… Мы знаем этого водителя, он живет неподалеку. Молчаливый и нелюдимый, он часто возит мимо нас какие-то грузы. Но сегодня его грузовик пуст. Это хорошо видно, когда машина накреняется набок, объезжая очередную лужу.

Тем не менее он едет не просто так. На длинном тросе за ним ползет еще одна машина. У той разбит мотор, нет капота и выбито лобовое стекло. На ремонт он ее тащит, надо полагать. Однако кузов у этой машины цел и даже свежевыкрашен. Странно! Красить кузов машины с разбитым двигателем? Зачем? Не факт, что она вообще куда-то в будущем поедет. Хотя… кто их поймет, этих местных?

Поворачиваюсь влево – там, под навесом, сидит наш отделенный. Я совершенно точно знаю, что у меня с ним вполне дружеские отношения, но вот имени его, как ни стараюсь, вспомнить не могу.

– Смотри, – говорю я ему. – Он куда-то тащит эту развалину…

– И что? Пусть тащит, какое нам до этого дело?

Он прав, но какое-то нехорошее предчувствие не покидает меня.

А машины медленно подъезжают к посту. Часовой у шлагбаума выходит вперед и поднимает руку. Они останавливаются, и водитель передней автомашины послушно выходит на улицу.

– Не ты! – машет часовой. – Вон тот!

И он указывает на буксируемый автомобиль. Но уже спешит молодой парень, сидевший за рулем неисправного. Он что-то объясняет, вытаскивает из-за отворота куртки какие-то бумаги…

– Проезжай! – дает часовой отмашку.

Меня хлопают по плечу: пришла смена. Можно отойти от пулемета и попить горячего чаю. Но отчего-то я не спешу согреться, иду к шлагбауму. Головная машина тем временем уже проезжает его, и, влекомый тросом, мимо меня проползает полуразвалившийся грузовик. Что-то позвякивает у него внизу. Он как раз проезжает мимо меня, и я внезапно вижу лицо его водителя. Он торжествует! На его лице написана какая-то отчаянная радость – парня буквально распирает! А с чего бы это ему вдруг торжествовать? Их радость – зачастую наше горе! На знаю, что толкает меня под руку, но в два прыжка я догоняю автомобиль и, распахнув дверь, рывком выдергиваю парня из кабины. От неожиданности он не успевает ничего сделать и кубарем катится по земле. Оставшаяся без управления машина виляет носом и правым колесом попадает в яму.

Ш-ш-шух!

С кнутобойным щелчком лопается трос. Передний грузовик, громко взвыв мотором, неожиданно прибавляет ходу. Впрочем, ненадолго. Мотор затихает, хлопает дверца, и к застрявшей машине бежит водитель буксира. Он спешит, с его места хорошо видно лежащего на земле парня. Часовой предостерегающе ему кричит, поднимает оружие, собираясь дать очередь в воздух.

Гах!

Гах!

Сухо щелкают выстрелы.

В руке у водителя пистолет.

Часовой делает два неуверенных шага, роняет автомат и оседает на землю. А водитель, не снижая скорости, бежит вперед, на ходу что-то доставая из-за пазухи.

Ду-ду-ду-дут!

Гулко бьет пулемет бронетранспортера, и у водителя подламываются ноги. От его головы и плеч летят какие-то ошметки. Крупнокалиберный пулемет, да почти в упор… тут ловить нечего.

Визг!

Словно кнутом стеганули по ушам.

Парень вскакивает на ноги. В его руке зажат кинжал – неслабых таких размеров ножичек. И эту самую железяку он явно намерен воткнуть мне под ребро! Вот уж обрадовал…

Бронетранспортер не стреляет – на одной линии с парнем сейчас находятся наши ребята. А пулемету на посту мешаю стрелять я, точнее, моя спина.

И мой противник это понимает. Ему не уйти: шаг в сторону – и от его головы тоже полетят брызги.

Вот он и старается двигаться так, чтобы пулеметы не могли стрелять.

– Макс! – кричит мне кто-то. – Макс, ложись!

Поздно.

Сверкающий клинок кинжала уже слишком близко. Его хищный блеск гипнотизирует и завораживает.

Всех.

Но не меня. Задолго до армии я уже бывал в таких ситуациях, видел блестящую сталь перед своим лицом. И теперь это – привычное для меня зрелище. Не настолько, чтобы поплевывать через губу при виде такого противника, но и не настолько, чтобы меня прошибал холодный пот.

И я не ложусь. Не бегу и не прыгаю в сторону, чего явно ожидает мой противник. Делаю шаг ему навстречу, широко раздвинув безоружные руки.

Уж и не знаю, чего он там подумал. Усмехнулся ли в душе над внезапно спятившим солдатом или, наоборот, воспринял это как само собою разумеющееся дело. Мы видели наших ребят, попавших в плен, – им хладнокровно перерезали горло. Наверное, такие же, как и этот парень. Может быть, даже он сам и резал. Запрокидывал голову пленного назад и широким взмахом полосовал его своим кинжалом. Он привык к тому, что пленные (надежно связанные по рукам и ногам) не сопротивляются, попросту не могут уже. Не ждет он сопротивления и сейчас.

Взмах клинка!

Он не замахивается им как саблей – наносит колющий удар.

Но за долю секунды перед этим я проворачиваюсь на левой пятке, его удар ныряет в пустоту. Я успел заметить, как остановились его глаза, и понял – бить будет вот так…

Хлоп! И моя левая рука бьет его по предплечью, сбивая в сторону кинжал. А кулак правой смачно въезжает ему в переносицу. На обратном ходе захватываю его кисть. Доворот…

Явственный хруст костей!

Плевать!

Давлю на руку, выворачивая ее из плеча.

Вскрик – парень роняет кинжал.

Толчок – и хозяин оружия летит на землю.

Секунда – кинжал в моей руке.

Замах!

И теплая кровь, толчками выбиваясь из широкой раны, стекает по моей ладони…

После осмотра застрявшей автомашины мы нашли там около шестидесяти килограммов взрывчатки. Шашки были уложены внутри рамы и прикреплены к ней проволокой. А провода от электродетонатора находились в кабине водителя, тот даже батарею к одному из них успел прикрутить…

Выслушав мой рассказ, лейтенант какое-то время молчит. Потом достает из сумки лист бумаги и карандаш.

– Нарисуй грузовики, Макс.

Из меня неважный художник, но кое-что получается. Рисую грузовик, тот, который был заряжен взрывчаткой, кинжал, голову своего отделенного командира в кепи. Пытаюсь нарисовать горы, но это получается не особенно хорошо. Рисую часового в каске и плащ-палатке.

Взводный некоторое время рассматривает мои художества.

– Грузовик… Точно не скажу, но похож на английский. Вот этот, сужающийся к передку, капот… «Бедфорд»? Не уверен… Каски в чехлах? Кепи? Макс, это горнострелки! Горы… Крит, Греция, Югославия? Тамошние горцы тоже носят бороды… Но хотя бы имя в этих снах твое!

Он откладывает в сторону бумаги, потягивается на стуле. Встает и снимает с гвоздя автомат.

– Разбери.

Несколько точных движений – и приказание выполнено.

– Обратно.

Со щелчком встает на место магазин.

– Все, герр лейтенант!

– И это ты тоже умеешь неплохо. Хм… Я наблюдал за тобою, Макс. Манера прижимать оружие к телу… есть опыт боя в ограниченном пространстве? И этот фокус – бросать гранату подкатом… тоже очень интересная находка, требующая немалого опыта. Да и стреляешь ты хорошо, даже очень, для рядового солдата-то! И эти воспоминания о рукопашных боях. Это ведь «древесные лягушки» не раз были замечены в таких вот выходках? СС? Макс, ты оттуда? У тебя есть их татуировка?

– Не помню, герр лейтенант. И татуировки у меня никакой нет.

– Хм! Ну что ж… может, это и к лучшему…

Он встает, давая мне понять, что разговор закончен. Вскакиваю и я.

– Ступай на занятия, Макс. Кем бы ты ни был раньше, ты сейчас – мой солдат. И неплохой солдат, могу это сказать! У нас осталось немного времени, и я постараюсь, чтобы ты вспомнил как можно больше.

Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Занятия наши были прерваны самым что ни на есть прозаическим путем. Всю роту в срочном порядке выдернули для борьбы с партизанами. Надо думать, их вылазки допекли наконец высокое начальство. И оно с удивлением вдруг обнаружило, что на давно захваченной территории, оказывается, есть люди, их власть совершенно не признающие. И более того! Они еще имеют нахальство нападать на германских солдат! Понятное дело, что терпеть такой наглости никто не пожелал. Вот именно в этот момент кто-то про нас и вспомнил…

Редкий кустарник, расположенный перед нашими позициями, взводный трогать запретил. С его точки зрения, отступающие бандиты благодаря этим кустикам нас не увидят до последнего момента.

– Если они выйдут из леса, чтобы, пройдя километр по полю до следующей чащобы, спрятаться уже в ней, то эти заросли станут их естественным укрытием. Именно сюда они и пойдут: это же естественно – использовать их в качестве маскировки.

И мы роем себе укрытия, углубляем ямы и промоины, чтобы получше в них спрятаться. Нас не так уж и много, всего взвод, при двух пулеметах. А сколько этих бандитов? Никто не знает.

Наконец все готово, и мы прячемся. Так что, когда первые лучи яркого солнца, прорубившись через облака, освещают поле, не нем никого не видно. Взвод скрылся из глаз.

Медленно тянется время. Никого и ничего не слышно, никакие посторонние звуки не нарушают тишину. Но мы знаем: сейчас загодя вышедшие на позиции части приступили к прочесыванию леса. Их не так много, около батальона, но ведь и лес не очень-то большой? Вот они должны, прочесывая его, выгнать бандитов на нас.

Чу!

Над лесом поднимается ракета.

Зеленая.

И что бы это значило?

Ответ приходит через пару минут – передают по цепи. Какое-то из подразделений имело огневой контакт.

Так. Значит, работа не впустую. Стало быть, кто-то в этом лесу есть…

Еще через полчаса-час ракета вновь взлетает – и уже гораздо ближе. Стало быть, наши камрады вцепились в загривок этим типам и гонят их.

К нам гонят.

Интересно, если у бандитов есть кто-то знающий эти места, то он не может не предполагать, что выход на поле уже перекрыт. И каковы будут его действия в этом случае?

Додумать я не успеваю: примчавшийся посыльный требует меня к лейтенанту.

– Вот что, Макс… – покусывая губу, говорит Краузен. – Не нравится мне вон тот островок.

И он тычет рукой в сторону небольшого, густо заросшего лесом пятачка, расположенного метрах в трехстах от опушки леса, аккурат на нашем правом фланге.

– Осмелюсь доложить, герр лейтенант, мне тоже!

– Вот как? Ну что ж, хорошо! Так вот, бери с собою одного… нет, двух солдат – и отправляйся туда. Присмотришь там. Ну и огнем поддержишь в случае чего…

– Цу бефель, герр лейтенант!

Казалось бы, чего проще, чем двести метров пробежать? Ан фиг – нельзя нам сейчас бегать. А можно – ползти. На брюхе, и никак иначе. Ибо нет никакой гарантии, что бандиты уже не сидят где-то на опушке леса. Можем мы это исключить?

Нет. Стало быть, ползем.

Липкая грязь тотчас же превратила нас всех в подобие глиняных кукол, только очень больших. Хуже того – она превратила в нечто неописуемое и наше оружие. Доберемся до места – первым делом чистка! Пусть Кар-98 и надежная штука, но такой грязи не любит и он. Ладно, время еще есть, успеем привести в порядок свои винтовки.

А вот и островок.

Вжимаюсь в землю и внимательно рассматриваю кусты. Тихо… никого. Тогда – вперед.

Последние метры перед кустами – они самые тяжелые. Так всегда, когда входишь в лес с открытого места.

Мысленно ты уже там, в тени зарослей. Невидим и неслышен. А фактически торчишь перед кустами, ничем, кроме своей тени, не прикрытый. И виден хорошо отовсюду. Подстрелить тебя – вообще не вопрос, только на спуск нажать – и все. И такие случаи были – моя извращенная память услужливо подсовывает парочку эпизодов. Именно так, в полуметре от спасительной листвы, подстрелил Якова Фогеля чеченский снайпер. Яков тогда страшно ругался, а мы втроем тащили его к медпункту. Не донесли…

Стоп! А почему – чеченский?

Здрасьте, а чей же еще?

Кто там мог еще быть?

Там?

А где это – там?

– Макс!

Это Зайдель.

Все правильно, сейчас я старший, мне и командовать.

– Как твое оружие?

Вместо ответа он показывает мне ствол, на который надет презерватив, и обернутый тряпкой затвор. Молодец! А я – лопух, не сообразил…

– Прикрываешь! Магерт, вперед! Занять позицию на опушке и прикрывать меня! Не шуметь и по возможности не стрелять! А то спугнем бандитов!

Карл меня не любит – не может простить нагоняя, который прилетел ему из-за меня от взводного. Из-за моего тогдашнего рассказа. Ну и бог с ним! Нечего было вылезать со своими комментариями. Никто не тянул его за язык.

Любит или нет, а я отдал ему приказ – надо исполнять! Он перехватывает свое оружие и быстро ползет к лесу. Чуть шевельнулись ветки – готово! Один на месте.

– Зайдель! Когда доползу до леса, ты следом двигай. Понял?

– Понял, Макс!

Теперь – моя очередь.

Прижимаясь к земле, быстро ползу вперед. Метр, другой…

Словно ледяной дождь, пробив шинель, прохватывает меня буквально до костей.

А вот это ощущение я помню очень хорошо…

Так бывает, когда на тебя смотрят через прицел…

Значит, здесь мы не одни. Уже не одни. И как теперь быть? Магерт никого тут не засек, стало быть, за мною наблюдают издали? Не факт… Они тоже не хотят стрелять, ждут, когда мы все войдем в лесочек, – тут нас и примут. Но если я хоть как-то дам знать, что обнаружил засаду, сидящие здесь бандиты откроют огонь. Сразу же – и на поражение.

Насколько долго нас хватит? Минута, две? Сомневаюсь…

Но останавливаться нельзя, надо ползти. Нельзя вызывать подозрение своим поведением.

И я ползу. Медленно, всеми своими органами чувств пытаясь нащупать того, кто сейчас смотрит на меня в прицел.

Но неудачно.

Он сидит тихо и никак себя не выдает.

Чего же он ждет?

Да просто все!

Он ждет, когда мы все втянемся в лесок, – и вот тут нам капец! Не будет стрельбы, нас просто возьмут в ножи. И все, никто ничего не узнает и не увидит, а Краузен будет уверен, что его фланг надежно прикрыт. Оглянувшись назад, представляю, как ударит в бок нашей цепи пулемет…

Пулемет!

Вот что здесь стоит!

Понятно… теперь все встает на свои места.

А этот болван Магерт так ничего и не заметил до сих пор!

Маленькая канавка перед кустарником – скатываюсь в нее и ползу в сторону. Я еще не в кустах, и Зайдель, как дисциплинированный солдат, никуда не двинется с места. А значит, русские не станут стрелять. По крайней мере, мне очень хочется на это надеяться.

– Макс? – удивленно шепчет Карл. – Ты куда?!

А во весь голос тебе заорать слабо? Вот ведь болван неотесанный, нас тут сейчас убивать станут, а ты так ничего и не понял до сих пор…

Показываю ему кулак и сворачиваю за куст – тут он меня не видит. Не видит меня и Зайдель. Очень хочется думать, что он поймет мои действия правильно.

А вот чужой взгляд ослаб! Не пропал совсем, но стал менее ощутимым. Стрелок меня не видит.

И что?

Как я поступил бы на его месте?

Карла наверняка уже держат на мушке. Любой шум – и ему конец. А вот за мною сейчас кого-нибудь пошлют. Одного-двух человек, их тут просто не может быть много.

Значит, я должен оказаться в кустах раньше, чем они, – другого выхода нет.

Это просто: два движения – и ветки сомкнулись над моей головой.

Так, одну задачу решить удалось – меня не подстрелили на открытом пространстве. Выдергиваю из ножен штык – стрелять сейчас глупо, только обозначу свое местоположение. Островочек совсем небольшой, и прочесать его из пулемета можно тремя-четырьмя очередями. Всем нам хватит. Пусть пулеметчик считает, что я ничего не подозреваю и нас еще можно убрать по-тихому.

Теперь надо найти Карла и вдолбить в его пустую голову происходящее. И побыстрее!

– Макс! Ты где?!

Вот он, легок на помине… баран безмозглый!

Спешу на голос, стараясь по возможности делать это тихо.

На небольшую полянку мы выскочили почти одновременно. Мы – это Магерт, я… и третий участник этого действия. Высокий худой парень в полувоенной одежде. В смысле, что брюки у него были вполне армейские, заправленные в сапоги, а вот пиджак – чисто гражданский. А в руках парень держал русскую винтовку с примкнутым штыком. Жуткая штука этот граненый штык… для понимающего человека. Я – понимал. И никаких иллюзий не испытывал.

Но Карл всерьез это не воспринимал: даже винтовка была у него за спиной. И, увидев русского, поступил вполне предсказуемо – начал снимать оружие. Ну-ну… так тебя и ждали…

Молнией блеснул штык – и Магерт, схватившись за грудь, осел на землю. А парень уже успел развернуться в мою сторону и присесть на полусогнутых ногах. Окровавленный штык замаячил перед моим лицом.

Фигово…

Маневра тут никакого не сделать – мало места. Винтовку сдернуть не успею, лягу рядом с Карлом. Бросить штык? И что? Раньше я этого не делал, и вероятность успешного попадания им можно было считать почти нулевой.

Кричать?

Услышит Зайдель и рванет на помощь. И его тут же срежет пулеметчик. Или этот парень, к тому моменту разделавшись уже и со мной, примет моего товарища на штык.

По ухмылке противника понимаю – он это тоже успел просчитать. И ждать не собирается.

Выпад!

Перехватив свое оружие в обе руки, парирую удар, отводя окровавленное жало в сторону.

Первый – мимо.

И тотчас же отпрыгиваю в сторону, пропуская мимо себя окованный приклад. А парень-то неплох!

Но – предсказуем. Чего-то такого я и ожидал.

Взгляд его посуровел, глаза сузились, выбирая точку нанесения следующего удара.

«Будет колоть! – мелькнула мысль. – Он смотрит мне на грудь, значит, бить будет куда-то в верхнюю ее часть».

Вновь мелькнул штык, и я выбрасываю вперед руки, парируя этот удар.

Но на этот раз, судя по тому, как метнулись вправо-влево глаза моего противника, он явно замыслил что-то похитрее, нежели обычный колющий удар. Ну и на здоровье, считай, что перед тобой тупой безграмотный фриц, не способный видеть дальше собственного носа. Он делает выпад, и кончик штыка устремляется к моему правому плечу. Все верно, так он бил в прошлый раз. И я отбил его выпад в сторону вверх. Значит, он уже учел этот момент и просто так вывернуться мне не даст. Попробуем, дружок, тебя спровоцировать. Опять перехватываю штык левой рукой ближе к острию и подставляю его так, чтобы отбить удар в сторону.

Парень хмыкает, и окровавленное острие описывает в воздухе полудугу. Не убери я руки назад, он сейчас наверняка чиркнул бы им точно по моим пальцам. Но этого не происходит, и его удар проваливается в пустоту. Разжав руки, я левой рукой хватаюсь за винтовочный ствол.

Поворачиваюсь правым боком к противнику и с силой тяну левую руку вперед. Влекомый инерцией своего удара и моей рукой, держащей его оружие, парень наклоняется вслед за винтовкой и тотчас же зарабатывает удар рукояткой штыка в подбородок. Я-то свой штык не бросил, а он об этом и позабыл. Добавляю с размаху ногой ему по голени.

Выпустив винтовку, мой оппонент кубарем улетает в сторону, и почти моментально из кустов бабахает выстрел – моего противника кто-то подстраховывал. Дергается и вылетает из моих рук трофейное оружие. Слава богу, что в него прилетело, а не в меня! Следом за этим выстрелом раздается еще несколько. Судя по скорострельности, стрелок вооружен самозарядной винтовкой. Пули проходят практически впритирку к моему телу, и похоже, что-то из моего снаряжения им задеть удалось: меня ощутимо дергает в сторону.

Ничком валюсь на землю и откатываюсь в кусты. Выпущенные с той стороны полянки пули противно взвизгивают над моей головой. Надо полагать, там не на шутку раздосадованы подобным поворотом событий.

Почти сразу же с поля гулко бьет винтовка Зайделя. В кого он там стреляет, хотел бы я знать?! Это действие не остается без ответа, и где-то в паре десятков метров от нас отвечает ему пулемет.

Ну все, приплыли! Сейчас русские откроют огонь нам во фланг. Прятаться им больше незачем, и давать возможность нашим перегруппироваться они точно не собираются.

А сидящие напротив меня в кустах, похоже, разошлись не на шутку. Вторя винтовке, в дело вступает какое-то оружие послабее. Пистолет или, возможно, револьвер, судя по звуку выстрелов. Но мне-то от этого ничуть не легче. На такой дистанции они могут и просто из рогатки стрелять, все равно мало не покажется. Но, на мое счастье, пули проносятся мимо. Стрелки полагают, что я до сих пор лежу там, куда и упал. Ага, щас! Ищите дураков где-нибудь в другом месте. Сразу же, как только рухнул на землю, я откатился на три метра.

Однако ждать у моря погоды меня совершенно не прельщает. Тяну руку к гранатной сумке… и обнаруживаю полное ее отсутствие. Мало того, проведя рукой дальше, нащупываю расщепленное дерево приклада. Значит, этот стрелок оказался не таким косоглазым, как я предполагал. По крайней мере, лишить меня возможности побеседовать с ним на равных он сумел.

С поля вновь грохочет винтовка. Надо же, Зайдель еще жив! Я чуть-чуть приподнимаю голову над землей.

Хлопок!

И опять вжимаю голову вниз. Ибо этот хлопок – не что иное, как хлопок капсюля-воспламенителя гранаты. Похоже, этим ребятам надоело попусту палить по кустам, и они решили поставить на мне жирную точку. В общем-то правильное решение. Наверное, я и сам в подобных условиях поступил бы точно так же. Весь вопрос только в том, куда летит граната. Если она летит в место моей предполагаемой засидки, то это еще полбеды. А вот если куда-нибудь в сторону, то очень бы хотелось знать, в какую именно. Но делать мне все равно в данной ситуации нечего, и я, оттолкнувшись локтем, по возможности тихо перекатываюсь вправо.

Не прогадал.

Взрыв ударил почти в том месте, где я раньше и лежал. Осколки, с визгом пробивая листву, прошлись над моей головой. Не успеваю я поднять ее, как практически там же грохает и второй взрыв. Прочистив уши, слышу треск кустов. Мои оппоненты покидают место схватки. Ну собственно говоря, их можно понять: стрелявший по мне из засады наверняка видел, как полетели щепки от моего оружия, и вполне мог решить, что пуля, разнесшая приклад, долбанула и меня тоже, так что далеко убежать мне не удалось бы. Во всяком случае, жгучего желания убедиться в этом лично у них явно нет. Швырнули две гранаты и успокоились.

Надо думать, у этой парочки есть занятия поважнее. И я понимаю, какие это занятия. С поля откликаются ZB-26, сразу оба. По-видимому, пулемет противника доставил-таки нашему взводу некоторые ощутимые неприятности. Над моей головой злобно посвистывают пули – на этот раз уже свои. Впрочем, никому от этого не легче: невелика разница, от чьей пули сыграть в ящик. Так или иначе, а отсюда надо делать ноги, и поскорее. Не ровен час, по этому лесочку долбанут всем взводом. Вот тогда-то мне и поплохеет.

– Макс…

Это еще кто?

Карл? Так он жив? Вот это номер, а я уж числил его среди мертвых! Маскируясь за бугорками, спешу на голос. Точно, он жив. Кровь на груди пропитала шинель, но глаза у него открыты, и в них светится такая тоска…

– Макс… не бросай меня…

Куда ж я тебя дену-то, дурак?

Быстро расстегиваю шинель и, вытащив из кармана бинт, разрываю упаковку. Да, кровищи тут натекло… бинта может и не хватить. Обшариваю карманы Магерта и нахожу еще одну упаковку. Теперь уже лучше.

Краем уха прислушиваюсь к перестрелке – она разгорелась не на шутку.

По нашему островку лупят уже изо всех стволов, только ветки на голову падают. И как тут теперь назад выползать?

Взваливаю тяжелое тело Карла на плечо и ползком двигаюсь к полю. Вставать страшновато – пули так и свищут над головой. Ну что ж… будем ползти.

Как ни странно, метров около ста я прополз достаточно спокойно. Ни одна пуля в мою сторону так и не завернула. Зато стоило мне всего чуть-чуть приподняться над травой, огибая пригорок, – так с островка в меня прилетела щедрая очередь. Слава богу, мимо. Только комья грязи взмыли вокруг. Быстро сваливаюсь в ямку и осторожно укладываю раненого рядом. Надо передохнуть. Сюда пули не залетят, даже рикошетировать им тут не от чего, а передых мне совершенно необходим. Магерт тяжел, и тащить его дальше сил почти не осталось. Прислушиваюсь к перестрелке. Пулемет со стороны противника бьет все так же, короткими скупыми очередями. Судя по почерку, первый номер там – стрелок опытный. Представив себе, что сейчас происходит на позициях взвода, поеживаюсь. Противник бьет нам во фланг, и укрыться от его огня там нелегко. Уж больно выгодная у пулемета позиция. Судя по темпу огня и характерному звучанию – это станкач. А ведь такую штуку незаметно от леса не протащить!

Вывод?

Нас тут ждали. Пулемет заранее доставили на позицию и где-то там спрятали. Ведь мы могли и заранее осмотреть этот лесочек. А это значит, что и о нашем выходе сюда противник знал.

И что же, где-то есть утечка?

Есть.

И этот поиск в лесу… тоже ловушка? Не факт, противник мог просто заранее подготовить возможные пути отхода. Это бандиты-то? Ну-ну… сталкивался я уже с такими вот «случайностями».

Стоп!

А где?

Черт, что-то вертится в голове.

Вновь стонет Карл. Надо ползти дальше, тут вылеживать больше нечего.

Стоило только мне перевалить тяжелое тело Магерта через бруствер, меня подхватывают за руки и рывком втаскивают в укрытие. Раненого быстро куда-то уносят. Кто-то сует мне в руку флягу. Очень кстати: из меня сейчас веревки вить можно, даже не мяукну. Привстаю на коленях и оглядываюсь назад.

Ни фига ж себе! Это я столько прополз? М-да…

Опять сажусь на дно ямы. Где-то рядом, на периферии моего сознания еще звучат выстрелы, татакают пулеметы. Но я уже не слышу гулких очередей станкача. Подавили?

Кто-то толкает меня в плечо.

Оборачиваюсь – Зайдель!

Живой, лицо в пороховом нагаре и разводах грязи, но живой!

– Как ты? – сую ему флягу.

Он совершенно автоматически делает глоток. Закашливается, но флягу не выпускает. Глотает еще раз.

– Живой… тебе спасибо!

– За что?

– Если бы ты не выстрелил… Я ведь уже собирался вылезать из той удобной ямки, представляешь?! Как подумаю, что сейчас лежал бы где-то в кустах…

– В кого стрелял-то?

Он озирается по сторонам – никого рядом нет.

– Да как тебе сказать… я и не видел-то никого, на звук стрелял. Но это – уже потом. А первые выстрелы – просто по кустам, по верхушкам. Я же не знал, где вы с Карлом.

– Я его еле вытащил.

– Что с ним?

– Штыковое ранение в грудь, чуть ниже правого плеча.

– Ух ты! Выживет?

– Откуда мне знать? Я не врач… Сюда-то дотащить удалось, а вот дальше что будет?

Наверху раздаются торжествующие крики, и мы оба приподнимаем головы над бруствером.

Отходя в сторону далекого леса, по полю бегут маленькие фигурки. Одна, две, три… пятеро. Видно, что они тащат что-то тяжелое: пулемет?

– Усилить огонь! – кричит кто-то позади нас.

Мой товарищ только качает головой:

– У меня – все.

– А я, – показываю на вспоротую пулей шинель, – остался вообще без подсумков, да и винтовку искорежило пулей.

Впрочем, стрельба быстро стихает: далеко. Бандиты отступили почти на двести метров, под прикрытием этого проклятого островка, так что их заметили, когда расстояние между нами уже превышало полкилометра. Не очень-то постреляешь на такую дистанцию, особенно когда фигуры отходящих русских почти незаметны на фоне леса.

Словом, они ушли.

Оставить позицию без приказа мы не могли, так что и преследования не организовали. Мало ли… Возможно, в этом-то и состоял их замысел, кто знает!

Да и идти в атаку по полю, когда у противника есть станкач, – не самая хорошая мысль. Наш взводный это понимал.

А еще через четыре часа к нам вышли части, прочесывавшие лес. Они никого не нашли и не смогли захватить. Несколько раз их обстреливали оставшиеся незамеченными группы бандитов. Общие потери составили двенадцать человек только убитыми и около двух десятков ранеными. Было обнаружено и уничтожено два лагеря, увы, уже пустых. На этом фоне потери, понесенные нашим взводом – трое убитых и пятеро раненых, – выглядели не так уж и плохо. Тем более что при осмотре лесочка, откуда вел свою стрельбу станкач, наши парни обнаружили убитого – того самого пулеметчика. Он был одет в поношенную форму Красной армии, судя по знакам различия – сержант. Видимо, русские и отступили только после того, как он был убит. Второго такого стрелка у них не нашлось. Еще кто-то из них был, по-видимому, ранен – мы нашли следы крови и остатки перевязочного материала.

Словом, наш взводный имел все основания не выглядеть так плохо, как все прочие командиры частей.

Рапорт

командиру второй роты 118-го пехотного

батальона обер-лейтенанту Морицу

Докладываю вам, что … 1942 года находящийся под моим командованием взвод прибыл, согласно полученному ранее приказу, в точку развертывания. Приступив к оборудованию позиций, я распорядился выслать на фланги разведгруппы для проверки прилегающей местности. В 11.05 группой в составе рядовых Красовски, Магерта и Зайделя был установлен контакт с противником. Силы противника составляли до отделения пехоты при поддержке станкового пулемета, находившегося на оборудованной и хорошо замаскированной позиции. Благодаря умелым действиям командовавшего группой рядового Красовски противник был обнаружен до того момента, когда он собирался нанести удар во фланг моему взводу. Открыв огонь, разведгруппа вынудила красных раскрыть свои позиции и начать перестрелку с ней. Одновременно с этим, пользуясь условиями местности, пехотное прикрытие пулемета, скрытно приблизившись, атаковало группу. В завязавшейся рукопашной схватке получил штыковое ранение в грудь рядовой Магерт. Возникла угроза его захвата в плен. Но в это время оставшийся в результате обстрела без оружия (винтовка была повреждена пулями) командовавший группой рядовой Красовски вступил с солдатами противника в рукопашную схватку. Умело действуя штыком, он отразил нападение превосходящих сил противника и под огнем вынес с поля боя раненого товарища.

Сосредоточенным огнем взвода противник был рассеян и отступил. Пулемет был подавлен, стрелявший из него сержант Красной армии – убит. Осмотром места боестолкновения было установлено, что среди отступивших солдат противника имеются раненые. Обнаружены следы волочения тел, крови и остатки перевязочного материала.

Наши потери составляют:

убитыми – один унтер-офицер и двое рядовых солдат;

ранено – пять рядовых солдат.

Хочу отметить умелые действия рядового Макса Красовски. Еще до прибытия в часть он, согласно рапорту обер-лейтенанта Левинзона, проявил выдержку и смекалку, заменив убитого бандитами водителя автомашины с боеприпасами, которую вывел из-под огня противника и доставил по месту назначения.

Командир первого взвода второй роты

118-го пехотного батальона

лейтенант Макс Краузен

И вновь я вижу все тот же сон. Мы опять сидим у костра. Я и мои товарищи, одетые в привычную серую форму. Тихо переговариваемся и передаем друг другу жестяные кружки с чаем. Вместе с кружкой я получаю и бутерброд – толстый ломоть восхитительно белого хлеба, намазанный чем-то белым и очень вкусным. Не маслом! Откуда-то всплывает название продукта – «плавленый сыр». Странно, разве сыр может быть таким? Он имеет нежный аромат и чуть-чуть острый привкус, с примесью перца, должно быть. И опять, как в прошлый раз, раздвигаются мои товарищи в сторону, пропуская к костру пришедшего.