Текст книги "Тайна Железного Самсона"

Автор книги: Александр Драбкин

А. Драбкин, Ю. Шапошников
Тайна Железного Самсона

Лондон. Пестрая толпа завсегдатаев цирка, собравшихся посмотреть выступление советских артистов. Разноязыкий гомон в фойе. И вдруг на чистом русском языке: «Владимир Григорьевич, можно вас?» Как будто и не в Лондоне вовсе, а в Москве, на Цветном бульваре мимоходом окликнул старый знакомый.

Дуров обернулся. Перед ним стоял небольшого роста пожилой человек. Респектабельная лысина. Аккуратный пиджачок. Клерк, вышедший на покой, – таких в Лондоне тысячи. Вот только плечи, пожалуй, широковаты для клерка. Да и в улыбке проскальзывает что-то профессиональное, актерское.

Тем временем незнакомец заговорил. Голос его звучал глухо, взволнованно и удивительно контрастировал с будто приклеенной безликой улыбкой.

– Я русский, не удивляйтесь. Старый русский цирковой актер. Работал с вашим дедом. Потом перешел в силовой жанр. Когда вы приехали в Лондон, я долго колебался – подойти к вам или нет. Уж больно много между нами теперь границ. Но ведь душа моя – в России, на Родине… А тут еще мне на глаза попалась газетная заметка: «Старый „русский лев“ Георг Гакеншмидт в Нью-Йорке напутствует молодых русских силачей». Это было, когда советские штангисты приезжали в Америку. А ведь Гакеншмидта называли Львом тогда же, когда меня называли Самсоном. Нам обоим не повезло: последние годы жизни и – далеко от родины. Но ведь если Георг смог поговорить с нашими ребятами, почему же мне нельзя?

Самсон заметно волновался. Речь его становилась все более сбивчивой.

– Я не отниму у вас много времени. Я знаю – у вас очень напряженная программа. Но уж не откажите старику – я так хочу услышать от вас рассказ о сегодняшнем нашем цирке. Пожалуйста, очень прошу вас…

Вернувшись в Москву, народный артист СССР Владимир Дуров так рассказывал об этой встрече на страницах журнала «Советский цирк»:

– …В Лондоне среди наших новых знакомых оказался артист Самсонов – русский человек, которого превратности первой мировой войны оторвали от родины. Этот очень известный артист восхищенно, с гордостью говорил об успехах советского цирка в Англии, жадно расспрашивал нас о положении артистов в СССР, о системе подготовки кадров в нашем цирке. Узнав о существовании в Ленинграде музея циркового искусства, Самсонов попросил передать туда его красочные афиши… «Вы не можете себе представить, – говорил он нам, – каким непререкаемым авторитетом пользуется советский цирк в Англии. Англичане любят артистов из СССР, всегда тепло отзываются об их выступлениях».

С тех пор имя Александра Ивановича Засса (Самсонова), замечательного русского артиста-силача стало все чаще и чаще появляться на страницах наших газет и журналов. Его поразительные выступления, эти подвиги силы, за которые он и получил прозвище Железный Самсон, не перестают восхищать не только историков цирка, но и всех любителей силовых упражнений. А их в нашей стране немало.

Но статьи об Александре Ивановиче носили односторонний характер. В них основной упор делался на сенсационность номеров Самсона: человек поднимает за колесо тяжело груженный автомобиль; ловит руками 90-килограммовое ядро, вылетевшее из пушки; продев одну ногу в петлю, висящую под куполом цирка, удерживает в зубах платформу с пианино и играющим музыкантом. И так далее…

Значительно меньше внимания уделялось спортивной стороне его номеров. А ведь в начале нашего века силовой цирк и тяжелая атлетика практически не разделялись. В то время соревнований по поднятию тяжестей, подобных нынешним, не существовало. Единственным местом, где выступали силачи, был цирк. Блестящие успехи русских борцов и атлетов-гиревиков на цирковых аренах вошли в золотой фонд истории спорта. Поэтому мы и решили собрать по крупицам сведения об одном из сильнейших людей XX века, приподнять завесу тайны, которой были окутаны тренировки Железного Самсона.

Интересным казалось проследить, как крепла не только сила, но и воля этого удивительного человека, как в тяжелейшей жизненной школе вырабатывался его характер – ведь многие номера Самсона требовали незаурядного мужества!

Книга эта не претендует на биографическую строгость. Однако основывается она на документах и воспоминаниях людей, знавших Александра Ивановича Засса.

ДЕТСТВО

Серым осенним утром на безымянном хуторе, недалеко от Вильно, в доме Ивана Петровича Засса родился сын. Новорожденного назвали Александром, в глубине души надеясь, что ждет его славное будущее, достойное великих тезок.

Гордое имя – это почти все, что могла дать большая семья новому ее члену.

Шура был пятым ребенком. Мать со смешанным чувством гордости и горечи смотрела на кривящийся в гримасе крика ротик малыша: еще новый рот, а чем кормить? Большая семья – единственное богатство бедняка. И хоть ты разбейся – достатка не прибавится. Да откуда взяться-то? Земля бедная, дом чуть не по крышу в болоте, а за окном опять дождь. Пропадет урожай, жди года голодного.

Может, и не пережила бы семья ту зиму, да посоветовал свояк поехать за Волгу, в имение княгини Юсуповой. Много не обещал, но сытный стол посулил. Зато уж и работа, конечно, до седьмого пота…

Недолго собирались, скарб небогат. За гроши продали соседям то, что можно было продать. Сели в поезд и увидели, что земля-то большая, можно сказать, бескрайняя – поля, поля, леса да перелески, города великие и малые. Не торопясь катился паровоз через всю Россию.

Подъехали к Саранску. Дальше – на лошадях, по степи, под знойным, безжалостным, несмотря на осеннюю пору, солнцем. Жутковато показалось после привычного лесного, болотного края – степь без предела, солнце да ветер.

Вот, наконец, и господский дом. Управляющий строг: имение громадное, два десятка деревень. Из конца в конец – больше тридцати верст. И везде нужен глаз, чтобы не оскудевала хозяйская казна. Дети старшие – тоже на работу: кто в поле, а кто помогать пастухам. Выходить завтра. Все.

И случилось так, что скоро, очень скоро начал маленький Шура самостоятельную жизнь. Отца почти не видел – он со старшими ребятами в поле от зари до зари. А мать с младшей сестрой то на кухне, то обед несут косарям, то в доме уборка, то еще что.

Одиноко крошечному человеку – в пустом доме ни души. Вот разве что щенок, маленький, пузатый, на толстых лапах. На том они и подружились, стали друг для друга товарищами в одиноких играх. А когда оба выросли, оказалось, что понимают они друг друга с полуслова, с полувзгляда. Пес, повинуясь мальчику, охотно проделывал всяческие уморительные трюки: ходил на задних и передних лапах, кувыркался и даже «подпевал» своему хозяину заунывным собачьим баритоном. Смотрели на эти бесплатные представления батраки, возвращающиеся с поля, и награждали маленьких артистов веселым смехом. С ними вместе смеялся и мальчик. И даже пес, носивший теперь роскошную кличку Хан, казалось, хохочет своими черными добрыми глазами.

А когда пришла пора маленькому Шуре выходить на работу, он своего любимца Хана не бросил. Правда, и работа к этому располагала. Взял управляющий мальчика к себе посыльным. То туда сбегай, то туда сходи – то в кузню, то на скотный двор, то в соседнюю деревеньку. Выучился Шура ездить верхом. Так они и служили втроем – Шура, Хан и старый мерин Форсун, которого управляющий приказал давать Шуре для дальних оказий.

Это трио было предметом постоянных беззлобных насмешек всех рабочих в имении. Да и было от чего развеселиться – тощий, тяжело перекидывающий ноги мерин, на нем лихо подбоченившийся коренастый, дочерна загорелый малыш, а рядом – рыжий, кудлатый пес.

Тогда-то и услышал впервые будущий знаменитый артист слово «цирк». Произнес его конюх дядя Гриша. Личностью Григорий был примечательной. Служил он когда-то в кавалерии, говорят, воевал даже «с туркой». Оттуда принес Георгиевский крест да пустой рукав. И еще принес безудержную любовь к лошадям. На всю жизнь запомнил маленький Александр, как «беседовал» дядя Гриша со своими подопечными и как понимали его эти большие добродушные животные.

Была у нового конюха еще одна страсть – любил он порассказать про свое былое житье, про походы и страны, про войны и про родную деревню, что стоит на севере, откуда Гриша ушел давным-давно.

– А хлеб у нас пекут из ячменя – во вышиной! – рассказывал он, держа ладонь довольно высоко над землей. – Ей-богу, не вру! И ведь ячменный хлеб – он вкусный, пашеничного вкусней. Да и не растет у нас, на севере, пашеница. А хлеб вкусный… Только когда свежий. Зачерствеет – никуда, – дядя Гриша негодующе мотал головой и топорщил седые, прокуренные усы.

В одну из таких бесед и услышал мальчик удивительную историю про большой дом с круглой крышей, про разукрашенных дорогой сбруей лошадей, про смешных клоунов и могучих силачей. Когда он повторил дома рассказ старого солдата, отец усмехнулся: «Ну, что же, осенью поедем в город, увидишь цирк».

Осени ждать пришлось долго. Но настал вожделенный день – отец собрался в город, на ярмарку.

…Базар шумел пестрой, неумолчной толпой. Полевые работы были закончены, и настали дни торгов и гулянок. После тяжкой страды особенно много охотников было повеселиться, так что цирк, разместившийся в большом балагане на краю рыночной площади, оказался тут как нельзя кстати.

Пока отец торговал у барышников лошадь, Шура, забыв о всех других ярмарочных соблазнах, с немым восторгом наблюдал волшебную жизнь балагана.

Готовилось представление. Со стороны, противоположной главному входу, прямо на куче лошадиного помета тренировались акробаты. Тут же клоун старательно мазал свое лицо разноцветными красками. А богатырского сложения человек перебрасывал зубами стул через голову.

Но вот на небольшой помост перед входом выбежал рыжий детина в красной рубахе и громко заорал:

 
Эй, сынок!
Давай первый звонок!
Представление начинается!
Сюда! Сюда! Все приглашаются!
Стой, прохожий! Остановись!
На наше чудо подивись.
Барышни-вертушки,
Бабы-болтушки,
Старушки-стряпушки,
Солдаты служивые
И деды ворчливые,
Горбатые, плешивые,
Косопузые и вшивые,
С задних рядов протолкайтесь,
К кассе направляйтесь.
За гривенник билет купите
И в балаган входите.
 

Увидев в толпе отца, Шура протиснулся к нему, и они вместе стали прокладывать себе дорогу к кассе. А закликала не унимался:

 
Сынок!
Давай третий звонок!
Давай, давай! Налетай!
Билеты хватай!
Чудеса узрите —
В Америку не захотите.
Человек без костей,
Гармонист Фаддей,
Жонглер с факелами,
На лбу самовар с углями,
Огонь будем глотать,
Шпаги жрать,
Цыпленок лошадь пожрет,
Из глаз змея поползет,
Эй, люди – не дурачки!
Тащите к нам пятачки!
Пошли начинать – музыку прошу играть.
 

И началось волшебство. Лошади танцевали. Люди парили в воздухе. Жонглер балансировал на носу зажженной лампой. Все это под музыку, крики, смех. И вдруг тишина.

– На арене – сильнейший человек в мире, Ваня Пуд, – бойко выкрикнул закликала. Все дружно захлопали в ладоши.

Вышел толстый и, видимо, очень сильный человек, раскланялся по-медвежьи. Несколько раз поднял огромную бочку, наполненную водой. Потом согнул толстенный железный прут. Предложил любому из публики повторить номер, обещал 10 рублей тому, кто сумеет. Желающих нашлось множество, удачников – ни одного.

Дальше Ваня Пуд ломал подкову. Подкидывал зубами табурет. А в конце выступления взвалил себе на плечи огромный корабельный якорь и пошел с ним к выходу под громкие аплодисменты.

Конец. Народ не спеша выходил из балагана. А в это время закликала перед входом вновь заманивал «почтеннейшую публику» посмотреть на чудеса.

– Да, нелегкий у них хлеб, – сказал отец Шуре, кивнув в сторону цирка: – Каждый рублик потом выходит.

Мальчик слушал и не понимал. У кого нелегкий хлеб? У этих вот раззолоченных акробатов, легко порхающих под куполом? У красавицы наездницы, которая только что со счастливой улыбкой гарцевала на разукрашенной лошадке? Или у Ивана Пуда тяжелая жизнь? Да не может того быть – вон он как легко подкову сломал! Очевидно, отец ошибается. Вот у батраков в имении действительно хлеб нелегкий.

Так думал Шура, трясясь вместе с отцом в телеге по пути домой. Тогда-то он и решил непременно стать одним из этих счастливцев-циркачей.

Сказано – сделано. Для начала был использован тяжелый табурет, стоящий у матери на кухне: вцепившись в его край зубами, Шура попытался повторить номер циркового атлета. Однако табурет не хотел не только взлетать в воздух, но даже хотя бы чуть-чуть оторваться от пола. Во рту остался неприятный привкус старой просаленной кухонной доски.

Шура никак не хотел смириться с неудачей и принялся за бочки. Облюбовав в подвале большую деревянную бадью, он мужественно обхватил ее тонкими ручонками и попробовал сдвинуть с места. Бадья стояла как вкопанная. Но мальчик был упрям. Снова и снова пытался он сдвинуть теперь уже ненавистную деревянную махину. День за днем в подвале шел упорный поединок между ребенком и неподъемной бадьей.

Но хотя бадья стояла по-прежнему недвижимо, Шурка вдруг стал замечать в себе странные вещи. Тяжелое раньше седло, которое он с трудом мог протащить через конюшню, седлая Форсуна, вдруг стало легче. Как будто полегчали и мешки с зерном…

Много лет спустя известный цирковой атлет Александр Засс оценит по достоинству свои детские опыты и создаст целую систему тренировок. Основные принципы этой системы получат признание во всем мире, воплотившись в так называемые изометрические упражнения. Характерная их черта – напряжение мышц без сокращения, без движения в суставах.

Вдумайтесь, читатель, в эти слова: «без движения в суставах». Издавна люди привыкли связывать спорт с движением: стремительные рывки и тяжкие жимы гиревиков казались наиболее полным воплощением физической силы человека. Естественным представлялось, что тренировка приближена к реальным условиям соревнований. И вот на тренировках стальной снаряд десятки раз идет вверх-вниз, вверх-вниз. Поклонники силы в надежде на скорейшее развитие мускулатуры снова и снова поднимают колоссальные тяжести. Сила и движение кажутся неразделимыми. И вдруг – сила без движения.

…Попробуйте взять обыкновенную гирю подхватом, поддерживая ее ладонью снизу. Поднимите этот тренировочный снаряд к плечу. И вы увидите, как укорачиваются, утолщаются мышцы, сгибающие руку в локте. Такой режим работы известен в спортивной литературе под названием динамического.

Если ту же гирю удерживать, согнув руку в локте, но не поднимая снаряд к плечу, напряженные мышцы сокращаться не будут. Это и есть статический, или изометрический, режим.

Александр Засс одним из первых обнаружил, что изометрические упражнения дают значительный эффект при силовых тренировках. Между тем сокращение мышц под нагрузкой считалось традиционнейшим способом развития мускулатуры. Железный Самсон был убежден, что ворочать во время тренировок с места на место пуды железа вовсе недостаточно. Если человек, напрягая сухожилия и мышцы, будет стараться согнуть стальной прут (хотя ему это может и не удастся), внешне безуспешные такие попытки окажутся очень полезными для развития силы.

Забегая вперед, отметим: время полностью подтвердило точку зрения Александра Засса.

В 1961 году в зарубежной печати появились сенсационные заметки о влиянии неподвижных упражнений на спортсменов. Так, один американский штангист без особых успехов занимался тяжелой атлетикой почти полтора десятилетия. В возрасте 35 лет (отнюдь не самый цветущий возраст для спортсмена) он начал упражняться по изометрической системе и вскоре прибавил к своему результату в троеборье 30 килограммов.

Такие примеры не единичны. Статическая нагрузка стала одним из непременных элементов тренировок не только штангистов, но и легкоатлетов, гребцов, пловцов. Достоинства этой системы, которые и обеспечили ей всемирное признание, очевидны. Обычно, развивая силовые качества, спортсмены поднимают тонны стали и тратят на тренировки массу времени, а прибегнув к статическим упражнениям, они экономят и время и энергию – ведь разовое напряжение мышц при использовании изометрической системы продолжается не более 10 секунд. Если учесть, что оборудование в этом случае чрезвычайно упрощается (а зачастую снаряды и вовсе не нужны), то достоинства изометрии станут особенно явны.

Но это все в будущем. Пока же Шура безуспешно пытался сдвинуть с места деревянную бадью. За этим занятием и застал его однажды местный бухгалтер, личность весьма интересная и своеобразная.

МИР СИЛЫ

Звали его Клим Иванович. Старший сын в богатой крестьянской семье, человек обеспеченный и независимый, он тем не менее жестоко страдал от хрупкости сложения. Младшие братья его – богатыри как на подбор, спорые в любой работе: и в поле, и в плотницком деле, и в кузнечном мастерстве. А вот Клим фигурой не вышел. Бледный, худой, с нездоровым цветом лица, он не только что поднять большой молот в кузне, мешка с зерном сдвинуть не мог. Старик Иван Фадеич, глядя на своего старшого, только вздыхал – не работник, нет, не работник.

И пошел Клим Иванович учиться на бухгалтера. Выучился. Жил неплохо, но обиду на судьбу затаил и решил перехитрить ее. Выписал всяких спортивных книжек и журналов, накупил гирь и станков для развития силы и потихоньку тренировался в своей комнатушке. Частенько падал он в изнеможении на пол, случалось, хлынет кровь носом, не остановить. Но Клим занятий не бросал, хотя пользы от них особой не ощущал.

Вот этот человек, горько переживающий свою немощь, и обнаружил Шуру в подвале. На смену первому удивлению пришло взаиморасположение. Странная была это пара – худой, болезненный тридцатилетний мужчина и маленький двенадцатилетний крепыш. По вечерам они теперь почти не расставались. Среди хаоса спортивной литературы, кучей сваленной в комнате бухгалтера, Шура нашел множество журналов и всяческих наставлений «по развитию силы и совершенствованию фигуры». Клим Иванович со смешанным чувством разочарования, зависти и доброго участия помогал своему новому приятелю разобраться в премудростях цирковой и спортивной терминологии, разучивал вместе с мальчиком атлетические упражнения, рассказывал истории о силачах, гимнастах, борцах, которые ему приходилось читать и слышать. Перед Шурой открылся целый мир, населенный сказочными силачами.

Нужно сказать, что увлечение Клима Ивановича не было чем-то исключительным в тогдашней России. Борьба, поднятие тяжестей, акробатика в то время пользовались популярностью необычайной. Боролись всюду: в роскошном петербургском цирке «Модерн» и пуританском саду общества «Попечительства о народной трезвости», в городских театрах Одессы и Ставрополя, в парках Пензы и Оренбурга. Не только мужчины, но и женщины отдавали дань всеобщему увлечению. Сильная половина рода человеческого относилась к участию женщин в соревнованиях борцов весьма скептически. Так, журналы печатали такого рода информационные заметки: «Архангельск. На смену мужскому чемпионату прибыли борчихи: Эттингер, Сокольская, Морозова, Поддубная и др. Дела – не таё…», «Кишинев. Скоро приезжает дамский чемпионат в составе 12 борчих. Не так это нам интересно, потому что мы ждали борцов, а не… борчих». Несмотря на столь скептическое отношение к дамской борьбе, она тем не менее продолжала существовать. Трудно сказать, велика ли была польза от такого рода «спортивных» мероприятий. Однако сам факт существования женских «чемпионатов» убедительно свидетельствует, сколь распространен был силовой спорт в России в начале XX века.

В те годы были тесно связаны цирк и спорт, популярные зрелища и серьезная тренировочная работа. Можно с уверенностью сказать, что именно цирк был первым пропагандистом спорта сильных. Конечно же, сотни не слишком разборчивых антрепренеров наживались на организации чемпионатов борцов и гиревиков. Конечно же, зрелища эти были астрономически далеки от подлинной физической культуры. Но одно важное дело они делали с успехом – пропагандировали силу и красоту человеческого тела.

Культ силы победоносно шествовал по стране. И на то были свои причины. Россия, страна крестьянская, выходила на путь капиталистического развития с огромным бюрократическим аппаратом, с чудовищно расплодившимися конторами, банками и другими непроизводящими учреждениями, Множество людей были оторваны от привычного сельского быта, от повседневной работы, требующей физических усилий. Между тем по складу своему, по настроениям и склонностям они по-прежнему тяготели к труду, в котором сила имела первостепенное, если не решающее значение. И как реакция на новые, противоестественные для больших масс населения условия жизни вспыхнуло увлечение силовыми упражнениями.

Увлечение это подогревалось и иными причинами. Если интеллигенция видела в нем возврат к «золотому веку» античности, к культу красивого тела, то беднейшие слои населения рассматривали спорт с точки зрения практической. По деревням ходили легенды о крестьянских парнях, ставших мировыми чемпионами, вернувшихся в родные села с большими деньгами, на которые можно и корову купить, и хозяйство поправить. Наивные эти истории гнали деревенских юношей на цирковые подмостки, где они становились легкой добычей дельцов. Мало кто из богатырей вернулся в родной дом – опутанные контрактами они до последних дней, до «выхода в тираж» добывали деньги для своих хозяев. И все-таки новые и новые русские Геркулесы шли на цирковые арены: надежда выгодно продать единственное свое достояние, единственное, что выделяло их среди других – физическую силу, была слишком привлекательна.

Всего этого, конечно, не знал Шура, листающий книжки и журналы в комнате Клима Ивановича. Перед его глазами мелькали медали и жетоны, победные призы и кубки силачей. Любимым его героем стал Евгений Сандов. Этот атлет в те годы, как, впрочем, и много лет спустя, волновал воображение тысяч людей. Изустные и опубликованные рассказы о его удивительно красивой силе составили целую литературу об основах атлетизма. И до сих пор, так же, как больше полувека назад, о Сандове спорят, на него нападают, им восхищаются так, будто речь идет о нашем современнике, будто и не было в октябре 1925 года роковой автомобильной катастрофы, погубившей замечательного спортсмена.

Мальчик в далекой заволжской деревеньке боготворил Сандова. Его книга «Строительство тела» стала для Шуры тем, чем для верующего Библия. Затаив дыхание, он следил за спортивной биографией своего любимого героя.

Болезненный студент-медик был страстно увлечен анатомией Он решает стать профессиональным борцом, хочет применить свои знания не столько для лечения, сколько для совершенствования человеческого тела. «Вы можете быть лучше, сильнее и красивее», – говорил Сандов людям И доказал это всей своей жизнью.

Одна за другой сенсационные победы на ковре. Сенсационные, потому что публика в то время привыкла к атлетам гигантского веса – по 150 и более килограммов.

Сандов был иным Средний рост, вес, немного превышающий 80 килограммов, казалось, не оставляли ему никаких шансов на успех в поединках с циклопами, чьи тела напоминали неуклюжие, но непробиваемые несгораемые шкафы За Сандовым признавали изящество поз, красоту тела. И только…

Но этот атлет умел не только позировать. Он побил мировой рекорд в жиме одной рукой Стоя на носовом платке с полуторапудовыми гантелями в руках, делал сальто назад и точно вставал ногами на носовой платок. Сандов рисковал даже бороться со львом. Необыкновенное сочетание ловкости, силы и красоты тела при весьма скромном весе сделали его любимцем цирка.

Казалось, непреодолимая пропасть лежит между мировым чемпионом и мальчонкой из глухой деревушки, затерянной в бескрайних просторах России. Шура думал иначе. Он решил не только учиться у Сандова, но и достичь такого же совершенства тела. (Забегая вперед, отметим двадцать лет спустя журнал «Здоровье и сила» напечатал их портреты рядом на специальном цветном развороте.)

И разгорелся невидимый поединок.

Шура теперь начинал свой ранний день с гимнастики и пробежки. Каждую свободную минуту он проводил на заднем дворе господского дома, где соорудил своеобразный манеж с трапецией, самодельными каменными гирями, подкидной доской и другими снарядами. Мальчик чувствовал, как крепнет, наливается силой его тело.

А Сандов… Сандов поехал в Америку. Как-то там его обследовал врач. Атлет попросил служителя Эскулапа встать одной ногой ему на ладонь. Затем поднял доктора на вытянутой руке и поставил его на стол.

Шура, прочитав эту историю, духом не пал. Кроме книги Сандова, он успел уже познакомиться с работами русских атлетов Анохина, Дмитриева-Моро и других. Упрямый подросток совершенствует свой манеж: сооружает два турника для перелетов с одной перекладины на другую, мастерит из камней и палок все более тяжелые штанги. И как награда за упорный труд приходят первые успехи – Шуре удалось «прокрутить солнце» на перекладине, подтянуться на одной руке, поймать камень, брошенный с подкидной доски.

Последним трюком он особенно гордился. Выглядело это так. Поперек большого бревна укладывали доску. На одном ее конце – полупудовый булыжник, на другой, свободный, прыгал Клим Иванович. Камень взлетал ввысь, и маленький Засс ловил его на лету.

Смотрел на эти упражнения старый конюх Григорий (единственный человек, разделявший привязанность двух друзей к цирковым номерам) и неодобрительно качал головой. «Разобьете вы себе лбы, честно говорю – покалечитесь», – увещевал он самодеятельных циркачей. Не раз и вправду камень срывался, не раз пролетал на миллиметр от головы Шуры. А однажды накликал беду старый солдат – не удержал Шура каменный снаряд, упал с поломанной ключицей. Месяц ходил с рукой на перевязи. Потом начал все сначала. И не зря – через много лет на цирковых аренах мира Александр Засс будет удивлять публику двумя «смертельными» номерами. Сначала он поймает 90-килограммовое ядро, выпущенное специальной пушкой, затем еще более усложнит номер, назвав его «человек-снаряд»: партнерша атлета будет вылетать из жерла огромного орудия и, пролетев через весь манеж, окажется в «железных» руках Самсона.

Но это все еще будет, будет… А пока мальчишка заочно состязается с мировым чемпионом. Силы не равны – у чемпиона специальные снаряды, тренеры, врачи, опыт, знания. У Шуры Засса неуклюжие самодельные штанги, кривые турники да болезненный Клим Иванович – и тренер, и напарник. Но мальчишка упрям, очень упрям.

Вскоре дошла до будущего Самсона новая весть о его кумире. Сандов организовал в Лондоне первый конкурс атлетического сложения. Парад богатырей принимали известнейшие в Англии люди, и среди них популярный писатель Артур Коннан-Дойль. Конкурс прошел с большим успехом.

Конкурс так конкурс. И Шура решился на предприятие рискованнейшее – добраться до Саранска, а там вызвать на соревнование, уж если не Сандова, то по крайней мере местного силача Ваню Пуда. Ведь Ваня сам предлагал любому желающему согнуть железный прут, даже 10 рублей обещал удачнику. Никто этого сделать не смог. А он сможет: он, Александр Засс, не уступит Ивану Пуду. И ему будет аплодировать публика, как Сандову в далеком туманном Лондоне.

Никого не посвятив в свои планы, Шура стал готовиться к выступлению. Железного прута не нашлось, пришлось заменить его толстыми ветвями тополя, который рос у дороги недалеко от усадьбы. По-прежнему проводя много времени с Климом Ивановичем в тренировках маленький соперник Сандова по вечерам потихоньку убегал к одинокому дереву. По-обезьяньи забравшись к самой его вершине, Шура старался руками покруче согнуть толстые ветви степного великана. Такие упражнения требовали не только силы, но и ловкости, смелости, умения удерживать равновесие. Все это пригодилось Самсону позже. А пока – упрямая зеленая крона, мозоли на детских ладошках, ссадины на коленях…

Наконец Шура решил, что он готов к выступлению. Почему к нему пришла твердая уверенность в своих богатырских возможностях именно в то время, Самсон никогда объяснить не мог. Видимо, психологический сдвиг стал необратимым – отдав столько сил тренировке, мальчик не мог даже подумать о возможной неудаче. Да и в самом деле – разве не подчинился ему тяжелый летающий булыжник, разве не научился он «крутить солнце» на самодельном турнике, разве, наконец, не покорил он ветви степного дерева? Все это говорило о его силе, силе Александра Засса, готового вступить в единоборство с Ваней Пудом. А там и с Сандовым и со всеми силачами мира.

Раздумывая о вещах столь приятных, наш герой отправился в цирк. Вышел пораньше: 15 верст – путь неблизкий. Никому в имении он не сказал ни слова – ни родным, ни Климу Ивановичу, ни дяде Грише. Слава о победе Александра Засса должна была опередить его возвращение. Мальчик готовил большой сюрприз.

Он успел к дневному представлению. Купив самый дешевый билет на галерку, Шура с замиранием сердца следил за акробатами, за наездницей-девочкой, за уморительным клоуном.

А когда на арену вышел иллюзионист, к восхищению стало примешиваться чувство страха: вдруг этот человек, со странным, неулыбающимся лицом, накроет его, Шуру Засса, своим звездным плащом и превратит в кролика? Ведь он только что проделывал такие фокусы со своими ассистентами…

Но ничего страшного не произошло. Иллюзиониста сменили дрессированные собачки, а затем на манеже появился Иван Пуд.

Шура впился в него глазами. Огромный, неуклюжий человек совершенно преображался, выполняя силовые упражнения. Когда он подбрасывал вверх наполненную водой бочку, пробивал кулаком толстенную доску, рвал стальные цепи, его руки проделывали все это так быстро, что временами глаз не успевал следить за их движением. Гром аплодисментов непрестанно гремел в цирке.

И вот наступила тишина. Великан достал свой знаменитый железный прут и предложил любому желающему попытаться согнуть его. Штальмейстер вынес на серебряном подносе десятирублевую бумажку и поставил поднос на барьер манежа: тот, кому в этой силовой игре будет сопутствовать удача, получит деньги вместе с подносом.

Цирк замер. Мастеровые подталкивали друг друга: поди, мол, попробуй. И вдруг с самого верха, с галерки, раздался детский голос: «Я попробую!»

По рядам прокатился смешок. Однако штальмейстер поднял руку и широким жестом пригласил мальчика на арену.

Когда Шура вышел на манеж, цирк сотрясло от хохота. Рядом с исполинской фигурой Ивана Пуда тоненький двенадцатилетний мальчик, с твердо сжатым ртом и решительно стиснутыми кулаками, казался очень забавным.

Штальмейстер пошептался с ассистентом Пуда, потом с самим атлетом и, успокоив поднятой рукой зал, произнес: «Дамы и господа! Хотя нашему прославленному богатырю Ивану Пуду и неприлично принимать вызов от столь неравного соперника, однако он вынужден согласиться на это соревнование, поскольку у взрослых посетителей, видно, коленки совсем слабы, слабее, чем у этого мальчонки».