Текст книги "Операция - Телепортация(СИ)"

Автор книги: Александр Белоткач

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Дом, внутри оказался гораздо больше чем я ожидал. Сверху можно было оценить только его архитектурные прелести, а вот сейчас, ступив в первую огромную комнату, по всему, гостиную, я понял, в каком убожестве обитаем все мы, цивилизованные люди земли. Прозрачный пол под ногами, был расцвечен странными огнями, плавно меняющими форму и цвет. Светящиеся потолок и стены, тоже прозрачные, создавали иллюзию безграничного пространства. Повсюду, словно некие художественные произведения, удивительно реалистичные, жили своей непонятной жизнью какие-то объемные изображение. Участок дикого леса, с огромным, необычайно красивым цветком в центре поляны, Стадо травоядных, похожих на наших оленей, Снежный склон, с застывшим в расслабленной позе барсом. Проходя мимо одной из этих картин, я, осмелев, решил погладить здоровенного лохматого пса, скалящего на меня длинные клыки, но рука прошла сквозь изображение. Не знаю, возможно, я в своем нынешнем обличии, просто физически не мог коснутся этого красавца, но скорее всего это были искусные голограммы. Отличить их от реальности помогали только явно лишние здесь элементы: изображенные вдали деревья, горы, синее небо, и прочие неуместные в доме части пейзажей. Мы поднялись по стеклянной лестнице, тоже освещенной изнутри плавно меняющимися огнями, и прошли в небольшую комнату. Здесь было не так напыщенно, но все же, чувствовалась совершенно отличная от нашей – земной, мысль дизайнера. Нет не чуждая, не отталкивающая, а напротив, слишком очевидно знающая тонкости человеческого восприятия. Все в этой комнате было подчинено некоему принципу умиротворения и расслабленности. Светлый потолок, плавно темнеющие к низу стены, и почти черный, в слабо помаргивающих искорках пол. Мебель, тоже странная, совсем не похожая на что когда-либо виденное. Легкие кресла, напоминавшие бутоны диковинных цветов, воздушные столики, и большой, под стать креслам диван. Все это сильно заинтересовало бы наших художников. Уверен, здесь многие из них, отыскали бы ту самую, таинственную формулу совершенства. Однако мне было сейчас не до эстетики. Что-то подсказывало: Время мое на исходе, и нужно торопиться, иначе может произойти непоправимое. Уже сейчас, я ощущал некую слабость и спутанность в сознании. Не знаю, может это поле, которое, кстати, с меня сняли еще там на пляже, так повлияло, но состояние мое с каждой минутой ухудшалось. Девушка, указав на одно из кресел, пригласила сесть, а сама, подойдя к противоположной стене, взяла со стеклянной полочки какой-то предмет. Это был непонятного предназначения стержень, что-то вроде короткой указки. Я подумал было, что меня сейчас начнут обучать азам местного языка и прочее, но девушка, приблизившись, протянула мне этот блестящий штырь, со словами:

– Тамиа родо наос!

Взяв непонятную штуковину, я принялся вертеть ее в пальцах. Какое-то время я смотрел на игру света в этом странном карандаше, пока, наконец, не сообразил, что держу его совершенно свободно, без каких-либо усилий. Вспомнив свои мучения с древесным мусором, я спросил пораженно:

– Послушай, как ты это сделала? Кажется, здесь подобное не возможно! – я надеялся, что слова мои произведут на собеседницу какое-то фантастическое действие, она вдруг вспомнит русский, или еще чего-нибудь в таком роде. Но оказалось, говорить я здесь тоже не могу. То есть, конечно, могу, только невидимая гортань издавала невидимые ... точнее неслышимые звуки. Повторив еще раз свой вопрос, я убедился, что девушка меня совершенно не слышит. Поняв видно мои потуги, она подошла к стене, и взяв все с той же полочки точно такой как у меня стержень, одним движением изобразила на стене идеальный круг. И тут я все понял. Мои пляжные художества были восприняты как должно, и сейчас, меня приглашают продолжить повествование, а может даже и перейти к диалогу. Я, приблизился к стеклянной на вид стене, и немного поразмыслив, принялся за очередные комиксы. Рисовал я долго, наверное, около двух часов, и к концу, когда свободного места на этом огромном экране уже не осталось, почувствовал сильное недомогание. Пририсовав в самом низу себя всего в капельках пота, с искаженной физиономией, я положил свой стержень на полочку, и без сил свалился в кресло. Все это время девушка неотрывно следила за мной, и когда я закончил, встревожено спросила:

– Тао нимино леар?

Я, молча пожал невидимыми плечами, но девушка, снова настойчиво спросила:

Нимино леар тао?

Что я мог ей ответить? Пришлось еще раз подойти к разрисованной стене, и на маленьком пятачке изобразить падающего человечка, лежащего человечка, мертвого человечка со сложенными руками, и даже могилку. Моя собеседница, по всему отлично поняла меня, и расширенными от волнения глазами смотрела как я медленно кладу свой карандаш на полку, и как, едва переставляя невидимые ноги, плетусь к креслу. Юная хозяйка странного острова, походила сейчас на маленькую растерянную девочку. Перебирая пальчиками тонкий поясок своего белого платьица, она глядела на меня чуть не плача. В комнату неожиданно влетел мой старый знакомый. Тот самый шар, что висел надо мной весь день. Покружив немного над моим креслом, он беспомощно отлетел в сторону. Это явно был какой-то летающий кибер. Возможно, его хозяйка пыталась как-то помочь мне, но эта железяка, видно, могла лишь создавать мощнейшее защитное поле, а вот понять, что со мной происходит, была не в силах. Неожиданно мне стало трудно дышать. Я попробовал встать на ноги, но невидимое тело больше не желало подчиняться. А в следующий момент, и комната, и серебряный шар, и замершая в испуге девушка, все как-то странно заколебалось, изогнулось, затем, вспыхнув зеленоватыми искрами, рассыпалось.

5

Под колпаком.

Очнулся я на больничной койке. Вокруг суетились 'ангелы' в белых халатах. Совсем рядом на стуле сидела Натка, бледная, но улыбающаяся.

– Здравствуй Алексей! Как ты себя чувствуешь?

Я попытался было ответить, но горло не желало слушаться. Видя эти потуги, Натка поднесла к моим губам стакан со знакомым на вид коктейлем. Напившись, я немного полежал, а когда ощутил первое действие лекарств, тихо прохрипел:

– Не поверишь! Все получилось!

Из клиники я сбежал уже на четвертый день. Чувствовал я себя довольно сносно, а терпеть все эти сюси-пуси участливых тетушек в белых халатах: осторожно! Не шевелитесь, не дышите! Доктор прописал строгую ... клизму! И прочее подобное, я больше не мог. Заскочив к себе, я по-быстрому переоделся, и на всех парах помчался в институт. Я знал, что профессор с Наткой будут недовольны, но оставаться в бездействии считал преступным. Влетев в лабораторию, я хотел было проскочить в раздевалку, однако на полпути меня остановил Антоха, и с радостными воплями полез обниматься. За этим 'занятием' нас и застал профессор с Натальей. Глянув на вытянувшиеся лица, я понял, все мои домашние заготовки сейчас не прокатят. И действительно. Покрасневший от гнева профессор разразился такой бурей, что видавшие всякое ребята, в мгновение испарились, а техники, побросав инструменты, рассосались по своим норам. Я стоял в гордом одиночестве перед разъяренным шефом, подобно громоотводу, пропуская сквозь себя голубые молнии. Наталья тоже не осталась в долгу. И закатила такую истерику, что я, питавший когда-то на ее счет некие романтические иллюзии, зарекся даже думать вообще о чем-то подобном. Экзекуция продолжалась почти час. Итогом стало мое отчисление из группы. Как я ни сопротивлялся, как ни мотивировал своих мучителей, все было напрасно. Из института я вышел как побитая собака. Незнамо как забрел в соседний парк, и усевшись на скамейку под голым кленом, задумался:

'Неужели профессор не понимает, что она меня будет ждать? Прошло больше недели, а там возможно и целый год. Ведь время здесь, по всему, течет немного иначе. Шеф сказал, что я пробыл там, ровно час сорок, когда система жизнеобеспечения снова выдала летальный исход. Меня экстренно извлекли из капсулы, и по словам Натальи, с превеликим трудом откачали. Я весь уже посинел, когда прибыла бригада на реанимобиле. Что-то наш профессор явно не расчитал, либо я не понял, как нужно действовать в подобной ситуации. Возможно, на пребывание в том мире мне отводилось пара часов, а я, как помнится, пробыл в гостях не меньше двенадцати. Конечно, стоило бы продолжить эксперимент. Возможно, я нащупал бы ту самую золотую середину. Может даже бы и научился сознательно возвращаться на землю. Да только толку теперь ..., у этих фанатов лица были такие, до сих пор страшно. Как их только кондрашка не хватила? Не уж-то я и в самом деле больше никогда ...?'

Размышления мои прервал некий гражданин в сером пальто. Он без разрешения присев рядом со мной на скамейку, глядя в сторону, тихо произнес:

– Алексей, ваше состояние нам понятно. Но поймите и вы нас.

– Простите, – пробормотал я недовольный подобной бесцеремонностью, кажется, мы с вами не знакомы?

– Зовите меня Григорием. Я отвечаю за вашу безопасность в проекте, так что, наверняка мы с вами будем еще не раз видеться.

– Но зачем? – спросил я недоуменно, – Меня ведь отстранили от работы?

– Это не имеет значении, – равнодушно ответил гражданин в пальто, – Любой участник проекта, становится объектом внимания определенных сил. Наша обязанность оберегать вас от разных нежелательных контактов. Алексей, вы взрослый человек, и должны понимать, что за информацию об экспериментах такого уровня, наши партнеры готовы заплатить любые деньги. К сожалению, кое-кто из добровольцев, имен называть не буду, нарушил обещание, данное перед началом работы в группе. Это печальный факт, и нам хотелось бы исключить повторение подобной ситуации. Естественно, задействуются не только финансовые рычаги. Существуют, конечно, и другие способы повлиять на вас. Если не удастся купить, в действие вступит план Б. Если и он не пройдет, то соответственно, план Ц, Д, и так далее, пока вас не попытаются попросту ликвидировать.

Я слушал этого вежливого гражданина, и медленно закипал.

'Чего вы все ко мне привязались? И так тошно, еще вы мне тут про какие-то шпионские страсти заливаете!'

Вокруг было пустынно, в такие часы редкий прохожий заглядывал сюда. Для обычных прогулок, пока еще было слишком холодно. Снег уже почти весь сошел, но зима, не желая отступать, готовила новый сюрприз. Небо заволокло тяжелыми тучами, холодный ветер поднял большую стаю отвратительно вопящих ворон, которая принялась кружить над парком, словно армада фашистских бомбардировщиков.

– Ну, предположим, понятно, государственная тайна и все такое, но почему вы не предупредили нас, когда принимали в группу? – Спросил я, не скрывая раздражение.

– Предупредили, – невозмутимо глядя в глаза, ответил Григорий, – Каждый из вас, перед зачислением в группу, прошел собеседование. Там очень четко оговаривалась, в том числе и степень закрытости данного проекта.

И тут я вспомнил. Действительно, те двое в штатском долго грозили, объясняя, как я должен вести себя, и прочее, что сильно мне не понравилось. Помнится, я вежливо кивал, про себя же, думая совсем о другом. Вот, что значит детдомовское прошлое. Там нас с пеленок учили уважать воспитателей, а вот любить их, никто не требовал. И держалось у нас все, на одном лишь страхе. Да только известно, бояться вечно, невозможно. За все годы своего серого детства, я такого насмотрелся, что те двое казались мне просто бестолковыми куклами с магнитофоном внутри.

Григорий, прочитав на моей физиономии эти мысли, успокаивающе положил мне руку на плечо:

– Алексей, мы прекрасно понимаем, что поначалу вы приняли все за некую шутку, или чрезмерно строгую проверку на входе. Возможно, наши сотрудники в чем-то не до конца были откровенны. Но теперь говорить об этом поздно. Наша с вами цель, избежать утечки информации. Надеюсь, мы поняли друг друга?

Я брезгливо стряхнул чужую руку с плеча, и поднявшись, вызывающе посмотрел, ставшему напротив вежливому гражданину в глаза:

– Уверяю вас, я не продаюсь! И постоять за себя тоже смогу, если нужно! Так что, в вашей опеки, совершенно не нуждаюсь! – и развернувшись, зашагал прочь из парка.

Дома, вопреки ожиданию, тоже было серо и тоскливо. Прибравшись, я отварил оставшиеся с последнего ужина полпачки пельменей, уселся перед любимым компом, и включил 'затертого до дыр', почти наизусть заученного – Иван Васильевича. Когда-то давно, увидев впервые эти старые добрые комедии, я, лежа в своей казенной койке, мечтал, что однажды и у меня будет свой телевизор, и я смогу сам, когда захочу включать его. Для нас сирот, это была немыслимая роскошь. В интернате, на весь корпус был один старенький, убитый ящик, и посмотреть его собиралась целая толпа. Но воспитатели разрешали приходить на киносеанс лишь тем, кто хорошо себя вел, а прочих, на это время запирали в раздевалке. Сколько раз я сидел в темной пыльной конуре, пока ребята хохотали над очередной серией Уолта Диснея. Или отгадывали вместе со всеми вопросы из Что Где Когда. Было до слез обидно, особенно когда кто-то из пацанов, вечером начинал расписывать увиденное. До сих пор такие минуты перед новеньким, дорогущим по сегодняшним меркам аппаратом, вызывали у меня боль в душе. Эх, Если бы, как в какой-нибудь фантастической книжке, можно было забрать себя того запуганного побоями малыша, в это время!

На данный момент, вопреки расхожему мнению, и невеселой статистике, я, бывший детдомовец, жил довольно неплохо. И все благодаря моим приемным родителям.

Когда я заканчивал восьмой класс, к нам в группу пришла семейная пара. Воспитатели построили всех по линейке, и эти двое, пожилые мужчина и женщина долго рассматривали нас как в магазине. Я отлично знал, что кое-кто из ребят, с малых лет мечтает о своей семье. Левка рыжий, не раз после отбоя, тихонько плакал под одеялом. Наши койки находились рядом, и я, не выдержав однажды, спросил его, чего это он ревет по ночам. На что Левка просто сказал: – 'я жду, когда меня заберут'.

В отличии от него, я как-то сразу понял: такая удача, улыбается лишь редким счастливчикам, да и то, не раз этих самых 'счастливчиков', возвращали потом назад в детский. И было это, еще страшнее.

Прошло уже больше недели, все успели забыть о том посещении, но вот, как-то ранним утром, меня разбудил воспитатель. Было приказано привести себя в порядок, и явиться в кабинет директора. По-быстрому одевшись, кое-как зачесав непослушные вихры, я примчал на третий этаж. Здесь в просторном кабинете находилась та самая семейная чета. Директор усадил меня на стул, и без долгих вступлений объявил, что меня – Лешку Самойлова, желают усыновить.

Иван Сергеевич и Галина Львовна, оказались людьми очень хорошими. Своих детей у них не было, поняв, что годы проходят, они решили взять приемного. Пока думали, выяснилось, что Галина Львовна не в коем разе не желает возиться с пеленками да распашонками. В связи с чем, на семейном совете постановили усыновить мальчика постарше. Почему именно мальчика? Не знаю, но в этом вопросе супруги сошлись единодушно. Так и получилось. С четырнадцати лет я сменил, неизвестно откуда взявшуюся фамилию Самойлов, на еще более странную – Безродных. Оказалось, Иван Сергеевич сам был детдомовский. И в течение всего времени, в любой спорной ситуации, которые нередко возникали вопреки всем стараниям, неизменно был на моей стороне. Возможно, именно поэтому, все семь прожитых с ними лет, я считаю лучшими в своей жизни. А однажды летом, по возвращении из очередного похода, как гром среди ясного неба, ударила страшная новость. Соседка по площадке, увидев как я, безуспешно терзаю звонок, сообщила, что Ивана Сергеевича увезли на скорой. Я помчался в больницу, и там выяснилось еще более страшное: Галина Львовна уже неделю как умерла. Инсульт. В тот день, Иван Сергеевич был на даче. Почувствовав себя плохо, она попыталась вызвать неотложку, да видно сил не хватило. Ее так и нашли в прихожей, у аппарата. Иван Сергеевич после похорон сильно сдал, и спустя полгода, я вновь осиротел.

Это были действительно замечательные люди, той старой, советской закалки. Они успели многому научить меня, да и всем, что сейчас имею, я обязан только им. В наследство досталась новенькая двушка, не далеко от центра, гараж, старушка 21 волга, и небольшая дача. Спустя год, я продал 'домик в деревне'. За землей ухаживать было некому, а стипендии хватало лишь на самое необходимое. Деньги удалось выручить не малые, поэтому, я решил размахнуться, и осуществить давно лелеемую мечту – приобрести полноценный компьютер. В одном из сегодняшних новомодных салонов, работал Витька Худой, брат детдомовец, выбившийся в люди. Он-то и посоветовал мне одну оптовую базу. Там я нашел все что нужно, и по самой вкусной цене. Так что, и на хорошую поляну для старого приятеля хватило, и на отличный стол с креслом.

На мониторе, жуликоватый Милославский, как раз открутил орден у Шведского посла, когда в дверь постучали. Свой еще совковый звонок я давно вырубил. Уж больно мерзко жужжал, а вот новый – современный купить пока так и не удосужился. Отложив пустую тарелку, недоумевая, кто бы это мог быть, я подошел к двери, и по привычке, не спрашивая, открыл. В следующую минуту, в лицо брызнули чем-то невыносимо жгучим, я сразу поплыл, и тут же – прямо на коврике, прилег отдохнуть.

Очнулся я в ванной. Глаза страшно горели, жутко хотелось потереть их, но руки оказались связанны скотчем. Причем, вязавший, примотал их к туловищу, так что, я не мог даже нос почесать. Проморгавшись, я разглядел рядом двоих. Это были явно парень с девушкой. Оба в спортивных костюмах, лица скрыты масками. В общем, типичные гангстеры. Но оказалось, я ошибся, причем серьезно. Пока я валялся в отключке, незваные гости, успели раздеть меня, спеленать по рукам и ногам, и усадив в ванную, включить вводу. Вода была ледяная, видно поэтому, я и очнулся. Эти двое молча стояли у раскрытой двери, пока не набралась полная ванная. Затем, парень, обманчиво худощавый, одним неуловимым движением скользнул ко мне, и не успел я пикнуть, как голова моя оказалась под водой. Первый раз я нахлебался не сильно. Но с каждым погружением, количество лишней жидкости в моем организме прибавлялось. Не знаю, сколько раз я терял сознание, но в какой-то момент мой мучитель решив, что я достаточно надышался в прежней жизни, просто уронил меня на дно. Ноги мои были связаны в сидячем положении, и оттолкнуться ими я никак не мог, а подняться не давали примотанные к животу руки. От ледяной воды, да после непонятного газа, которым меня выключили, тело казалось деревянным. Посещай я в свое время по чаще спортзал, возможно, мне удалось бы как-то извернуться. Хотя, Повидимому, все прошло именно так, как было задумано.

Весь следующий день, я мучительно пытался вспомнить, не видел ли тот самый свет в конце тоннеля, когда почувствовал, что умираю.

Пришел в себя я на собственной кровати, укутанный одеялом, с остывшей грелкой у ног. Во рту ощущался странный соленый привкус, голова казалась чугунной, и напрочь отказывалась соображать. В комнате было пусто, и немного полежав, я попытался сесть. Это оказалось непростой задачей. Руки – ноги не слушались, да к тому же, поясницу свело так, что аж зубы немели. Кое-как вывернувшись из-под одеяла, я все же сел, и когда полосатые стены перестали вращаться, осторожно встал на ноги. В квартире по-прежнему было тихо. Ничего так ни стимулирует подняться ночью с теплого дивана, как пять кружек чаю выпитых перед сном. Опираясь на стены, я кое-как добрел до туалета, и здесь глянув на себя в зеркало, испугался. Даже после самых загульных вечеринок, я не выглядел так 'красиво'. Худой, бледный, синяки под глазами. В общем, краше в гроб кладут. После водных процедур, я нашел в себе силы, и осмотрел квартиру. Вроде бы все было на месте. Входная дверь заперта. Мучители мои куда-то испарились. 'Даже спокойной ночи не пожелали. Так их, и растак!'

Прошлепал босиком на кухню. Здесь вроде тоже все в порядке. Едва стоя на ногах, поставил чайник, и плюхнувшись голым задом на табурет, прислонился к прохладной стене. В сознании вертелся один вопрос: Чего же эти молчаливые ребята все-таки хотели? Думаю, таким способом меня можно было уговорить на что угодно. Но насколько я помнил, они ни о чем не спрашивали. Вообще даже слова плохого ни сказали. Странно. И что все это значит? Вывод напрашивается один: им просто ничего конкретного от меня не нужно. Скорее всего, это была стандартная акция устрашения. Кажется, я не до конца понял, в какие игры играю. Да уж ..., пожалуй, стоит проникнуться. Иначе в следующий раз меня просто из ванны не достанут. Точнее достанут, но мне уже будет все равно.

Выпив крепкого черного с тем самым тортиком, что куплен был неделю назад, я рухнул на диван, и целый день провалялся без дела. Лишь изредка вставая чтобы закинуть чего из холодильника, да пару раз поставить чайник.

23.03.– А ночью я снова увидел сон. Такой же необычный и будоражащий, как и тот, после первого запуска. Вечерний город, яркие улицы, рекламные огни. Я в толпе качусь куда-то вместе с общим потоком. На сердце легко и радостно. Сознание щекочет предвкушение долгожданной встречи. Повсюду улыбающиеся лица, приветливые взгляды. Кажется, я здесь давно, очень давно. По сторонам широкой улицы какие-то здания. Я вхожу в подъезд одного из них, и поднявшись по мраморной лестнице, останавливаюсь у знакомой двери. Немного помедлив, касаюсь металлического квадратика, дверь открывается, и я вхожу. Просторная гостиная, теплые тона, уютная мебель. Слышу легкие шаги из соседней комнаты. В груди сладко замирает. Делаю шаг навстречу, и ... просыпаюсь.

Страшно не хочется открывать глаза. Над головой снова пыльный потолок. За окном, отвратительным нарывом, зреет серое утро, тоскливо нахохлившись, мокнут на ветвях грязные вороны. Город, привычно, раскручивает свою старую заезженную пластинку. Внизу на тротуарах, виднеются первые зонты. А вот мне сегодня спешить некуда.

Еще находясь под впечатлением от 'ночного киносеанса', я кое-как доковырял на завтрак холостятские макароны, после чего, свалился с чашкой чая в кресло. Запустил ком, и когда 'винда' окончательно загрузилась, вышел в сеть. Здесь все было как обычно. Вечные пляски с бубном вокруг нефтяных котировок, доллар с евро снова установили очередной рекорд. Экономика, по словам специалистов, еще подает признаки жизни, но какие-то уж больно неочевидные. Опять где-то веселятся, где-то стреляют, кто-то женился, кто-то развелся, в общем, ничего стоящего. Заглянул к ребятам в литературный кружок. На забытом форуме повисли чьи-то вопросы. Отвечать уже не имело смысла, поэтому просто поставил смайлик – типа тружусь в поте лица, и по-английски вышел. Затем, открыл пару адресов, проверил почту и не найдя там ничего интересного, хотел было уже кликнуть любимую игрушку, когда в уголке экрана, замигал значок входящего сообщения. Письмо оказалось коротким, и содержало только одну строку: 'Впредь, будь, пожалуйста, повежливее!!!'

Значит, действительно, вчерашние 'водные процедуры' призваны были охладить мой не вмеру горячий нрав, и внушить уважение к работе определенных служб. Вежливые ребята, просто объяснили желторотому практиканту, всю серьезность затеянного профессором дела.

На удивление, я чувствовал себя довольно сносно, хотя после 'беседы' проведенной в столь 'интимной' обстановке, насморк как минимум был обеспечен. Вода-то, ледяная была.

'Бр-р-р! – От воспоминаний аж передернуло. – Да, такое врядли забудешь! Пожалуй, больше зарываться не стоит. Серьезные люди, решают вопросы государственной важности, а я, со своим гонором, могу просто доиграться'.

Обедал я уже в приподнятом настроении. Включив погромче приемник на кухне, нашел мой старый джаз, и пока мыл скопившуюся в раковине посуду, самозабвенно подпевал простуженному Армстронгу. Потому, наверное, сразу не услышал. В дверь, вежливо колотили ногами. Сперва я насторожился, но решив, что дважды процедуру внушения проводить врядли станут, прошлепал в прихожую, и снова не спрашивая, открыл. На площадке стояли двое. Давешний вежливый гражданин в сером ПАЛЬТО, и невысокий худощавый юноша, очень кого-то напомнивший.

– Простите, кажется, мы вас разбудили! – спросил Григорий. Так вроде он представился там в парке. – Знакомьтесь, это Виктор! Он будет вашим помощником на время работы с профессором!

– Здравствуйте! – памятуя о полученном письме, ответил я предельно вежливо, – Простите, я тут немного по хозяйству ..., не услышал! – и глянув на свои босые ноги, смутился. Встречать 'гостей' в одних плавках – не комильфо. Поэтому, извинившись, нырнул в спальню, скоренько натянул джинсы, и пригладив непослушные вихры, вышел к посетителям уже в более пристойном виде. Товарищи из мура, а может и откуда посерьезней, по-прежнему не разуваясь, топтались в прихожей.

– Алексей, простите нас за вчерашнее! Кажется, Виктор немного перестарался! – состроив скорбную мину, произнес Григорий.

Глянув на своего мучителя, я понял, что прозвучавшие извинения, это – так, обычная игра в вежливость. Представленный мне Виктор, если нужно, сделает из меня котлету, и даже не поморщится. Хищная кошачья физиономия, плавные движения, выдавали в нем человека сильного и уверенного в себе. Он глядел на меня своими зелеными глазами, и в глубине их отчетливо читалось обычное презрение к маленькой серой мышке.

'Ну-ну, это мы еще посмотрим, кто кого! А пока поиграем в благовоспитанных мальчиков!'

– Мы за вами! – Снова заговорил Григорий, – Профессор желает вас видеть! У нас есть несколько минут, так что, собирайтесь, и поедем!

Я, было, по привычке хотел высказать все, что думаю о таком приглашении, но сразу же прикусил язык.

'Эти ребята могут не понять моих шуток'.

Собрав по-быстрому необходимое, накинул куртку, и тут зазвонил сотовый. Я хотел уже ответить, но стоявший рядом Виктор, двумя пальцами выхватил у меня телефон, и тоже посмотрев на экран, спросил:

– Антон Первухин?

– Да! – подтвердил я, Давний друг, тоже участвует в проекте.

– Простите, но Антон Первухин на данный момент находится в реанимации, в бессознательном состоянии, и звонить вам никак не может!

– Я остолбенел от такой новости.

– Как в реанимации?

– Вчера ночью на него было совершено нападение. Его девушка – Зоя Малышева погибла. К сожалению. – Переглянувшись с Григорием, он продолжил: – Сейчас вы будете говорить, и постарайтесь задержать собеседника как можно дольше.

Я кивнул ошарашено, и на автомате взяв протянутый мне телефон, нажал соединение.

В динамике раздался жизнерадостный Антохин голос:

–Ты чего старик, уснул там что ли? Двадцатый гудок жду!

– Привет Тоха! – еле сдерживая дрожь в голосе, поздоровался я с двойником своего друга, – Да я тут посуду мыл, радио на кухне кричит, вот и услышал не сразу.

В трубке раздался щелчок, и уже другой, незнакомый голос произнес:

–Алексей Иванович, здравствуйте! Ваш друг Антон находится у нас! Если вам дорога его жизнь, приезжайте через час к ближайшей станции метро. Не беспокойтесь, вам ничего не грозит. Мы зададим всего несколько вопросов, и вы будете свободны. Учтите, если вы откажетесь, или позвоните в полицию, ваш друг погибнет.

Снова раздался щелчок, и Антохин голос запричитал:

– Леха! Леха! Не слушай их ... – на том конце началась какая-то возня, и снова незнакомый голос прогнусавил:

– Ваш друг не вмеру разговорчив, думаю, стоит поторопиться!

Я хотел было удержать собеседника, но в трубке раздались короткие гудки.

– Спасибо Алексей! Вы нам очень помогли! – Сказал Григорий, Теперь можно ехать.

– Постойте, а как же ...? – начал я было.

– Не беспокойтесь, все будет хорошо, – понял мои переживания Виктор, – ваш друг жив и по словам врачей легко отделался. К сожалению, его девушке мы не успели помочь. Но мы обязательно найдем этих..., и больно, – он переглянулся с потемневшим от нахлынувших эмоций Григорием, – очень больно накажем.

Вниз мы спустились по лестнице, (сопровождающие, категорически запретили с этого дня пользоваться лифтом), и выйдя под моросящее небо, подошли к стоявшим в стороне автомобилям. Это был черный porsche Cayenne, и маленький верткий Hyundai. Мы с Виктором влезли в джип, Григорий сел в болотного цвета малолитражку, и мы покатили к институту. В машине было тепло и уютно. Мимо проносились знакомые улицы. Мы свернули на проспект, и подчиняясь общему ритму движения, ускорились. Поначалу все было нормально. Я уже было, совсем расслабился, когда ехавший впереди Hyundai, неожиданно резко вильнув, с заносом ушел вправо. А дальше, началось такое ... Вначале мне показалось, что пропускают очередной кортеж с мигалками, однако, выглядело это не совсем обычно. Машины впереди принялись странно метаться, там явно происходило что-то непонятное. И только тут глянув поверх потока, я с ужасом увидел, как прямо на нас, словно в дешевом боевике, мчится огромный, груженый самосвал. Он шел наискосок по встречной. Вокруг начался настоящий хаос. Ехавшие рядом с нами машины, пытались отвернуть от сошедшего сума грузовика. Со всех сторон заполошено сигналили, скрипели тормоза, звенели разбитые стекла, дурными голосами орали пассажиры. А я как завороженный следил за приближающимся Мазом, и словно во сне, пытался куда-то бежать. Я видел, будто в замедленной съемке, как от страшного удара, отлетела на обочину не успевшая увернуться десятка. Как сминается капот, как разлетаются в разные стороны обломки бампера. А в следующий миг, все вокруг завертелось с неимоверной быстротой. Наш тяжелый Cayenne, как танк, легко отпихнул какую-то малолитражку, и едва не перевернувшись, вылетел на встречную полосу. Я больно стукнулся головой, и тут справа, чиркнув по пассажирской двери, пронеслось что-то огромное. Где-то сзади раздался ужасный грохот, оглянувшись, я увидел как слетевший с катушек самосвал, на полном ходу врубился в витрину магазина. Мелькнул торчащий из обломков край кузова, затем все скрылось из виду. Едва разминувшись с летящим на встречу автобусом, Виктор вновь вернул наш Cayenne в крайний левы, и до пола вдавил педаль газа. Мы мчались по проспекту с серьезным превышением, распугивая попадавшихся навстречу аккуратистов. Двигатель дорогущего внедорожника басовито гудел, и уже через несколько минут, мы влетели на территорию института. Виктор выглядел совершенно невозмутимо, словно подобные приключения были для него делом обычным. Резко остановившись у черного хода, он легко выпрыгнул из машины, и выхватив из-под куртки здоровенный пистолет, нырнул в темный проем. Я даже не успел толком ничего сообразить, когда он выскочил обратно, и рывком распахнув мою дверь, прошептал: