Текст книги "Белый Бурхан (Повесть)"

Автор книги: Александр Семенов

IV
Отступник

Сутын-Кая похоронили.

Вбили четыре кола в землю, набросали на них помост из сучьев и хвои, а на помост положили тело Сутын-Кая, одетого в лучшую меховую одежду и шапку.

Таков обычай.

– Сарыч и коршун съедят тело, а дух уйдет в чертоги Ульгеня!

На поминки собралось много народа.

Был и Сапыр с Кеньги, приехавший мириться с Санашем, похитившим его сестру, был и Канакуэн с братом, пожилым и приземистым Тунгаем, был Айнтай с Тутанхэ, был и Чет.

Настроение присутствующих, почитавших покойного Сутун-Кая, было печально.

Хмуро сидели старики в юрте, вспоминая умные речи Сутын-Кая на сходках зайсангов и на родовых судах.

Жена Сутын-Кая с окаменелым лицом сидела на хозяйском месте и принимала дружеские соболезнования, а дочь, 14-ти летняя Кудачи, плакала в углу юрты, спрятав лицо.

Утешать Кудачи стал Сапыр. Он подсел к девушке и что-то шептал ей на ухо. Должно быть, красивый алтаец говорил что-то интересное, потому что Кудачи скоро сквозь слезы стала улыбаться, а через несколько минут они оба незаметно исчезли из юрты. Чет заметил это и, улыбнувшись, шепнул Тутанхэ:

– Еще свадьба налаживается!

Молодежь слушала былины Айнтая.

Вдохновенный старец пел:

«Давно когда-то протекала в темной долине гордого Алтая глубокая река Таныш-Су. Она рвала с сердитым ревом каменные скалы и, как тигр, прыжками падала с высоких круч.

На берегу потока жил Хан-Караты-Гой.

Аил его стоял у подножья снежных гор.

Семьей лепились юрты подданных Караты-Гоя, а кругом на много-много верст паслись табуны баранов.

Могуч был Хан и славили его певцы. И веселился Хан.

– Где есть так много быстрых лошадей, как у меня, Караты-Хан-Гоя? Кто силен? Пусть выйдет силой помериться со мною! Пусть выйдет… Жду!

И вдруг, как птица, прилетела дурная весть:

– Идут на Хана полчища далекие, чужие! Прими, Караты, прошенных гостей… Идет сам Бий-Керем!

Тут все заволновалось, – как море Алтын-Кол[5]5
  Золотое озеро, ныне Телецкое.


[Закрыть], поднялись люди! Все начали готовить стрелы и острые мечи, и точно лес заколыхались копья, звенят кольчуги, щиты на солнце блещут яркой медью.

Вот полчища сошлись.

Суровые князья решили битву кончить поединком.

И только наступило утро, сошлись они.

Зловеще хмурилось небо. Хребты клубились пасмурной дымкой. Тряслась земля. Гудели камни. Речные волны к небу долетали.

Но почему так ужаснулось всё?

То духи: Шайтан и Эрлик, злой совет держали – кому победу дать? Решили:

– Пусть Хан умрет!..

Сошлись враги. Их кони вороные выступали гордо. Вздымалась пыль из под копыт могучих.

И битва началась.

Раздался лязг мечей. Ломались копья о щиты, как щепы. Подобно грому, клики раздавались. Тряслась земля. Звенели камни, а река еще грозней ревела между скал.

Эрлик злой, питая ненависть к Ульгеню, который покровительствовал Хану, справлялся у подвластных духов:

– Кто сильней? Как битва? Жив ли Хан?..

И злобно выл, услышав, что Хан сильней, что Бий изнемогает и скоро будет побежден.

Уж день сменился ночью, ночь – золотистым утром, и вечер вновь настал – князья дрались. Они изнемогали от ран тяжелых, от жары полдневной, но бились грозно, и никто не уступал победы.

А злые духи мешали Хану биться с Бий-Керемом. То камень под ногу подбросят, то яму выкопают сзади, то стрелу на сторону сдуют, то щит погнут, сломают меч.

Но Хан справлялся вновь и храбро наступал с победным кликом:

– Держись!.. Держись!..

Ульгень ушел на небо, а злой Эрлик спустил борцов глубоко в подземелье, но и во мгле жилища Шайтана-бога кипел бой витязей могучих.

Тут духи не стерпели и, разделившись на два стана, на добрых за Караты и злых за Бия, в бой кинулись за каждого из ханов.

Вот Бий-Керем упал уж на колено, и стон сорвался с уст его надменных, но злой Эрлик, узнав об этом, вдруг к борцам явился, захохотал и острый меч вонзил в грудь хана Гоя.

Печально вскрикнул Хан и рухнул на каменья, как лев, сраженный копьями людскими, и потряслась земля от скорби, и затихла. Крик Хана услыхала его жена Катынсу. В отчаянии заломила руки и с громким воплем кинулась с кручи.

Сердито ухнула река. Вскипели голубые волны и, взявши тело, ринулись под землю с трупом Хана.

Реки не стало, и с тех пор лишь ветер буйный по скалам бродит, да царь-орел с вершины с зловещим клекотом задумчиво слетает».

Былина эта о славной смерти любимого богатыря произвела на Чета особенно сильное впечатление. Несправедливость богов и торжество злого Эрлика над добрым Ульгенем возмутили его и, когда Айнтай кончил петь, Чет, точно пьяный, вскочил на ноги и исступленно крикнул:

– Неправда это!..

Все с испугом и недоумением оглянулись на него.

А он страстно говорил:

– Да, я, Чет Челпан, говорю: не было и не будет никогда никакого злого Эрлика! Нет никаких богов, кроме доброго Бога. И этот Бог – не Ульгень, который ничего не может сделать с Эрликом, который слабее этого злого бога!.. Наши камы требуют богу жертв, как и русские камы берут за все деньги!.. Они носят золотые одежды, а народ ходит в рубище и делается злым, как собака… Мы тоже делаемся злыми, потому что наши боги не хотят помочь нам. Мы даем последнюю лошадь Эрлику, а он убивает алтайца, у которого семье нечего есть завтра. Почему Эрлик помогает злым, а Ульгень забыл о добрых? Кто скажет, что Сутын-Кай худой человек был, а Ульгень дал Эрлику убить его? Почему так несправедливо? Почему у кама Пустелянги много коней, баранов и овец, а он взял Чубарого у Сутын-Кая? Почему, я спрашиваю, а?..

– Стой! – закричал кам Пустелянга. – Не говори ничего, богохульник! Заветы отцов не блюдем, и гибнет Алтай! Вот что!

Услышав громкий спор, насторожились старики. Они слышали последние слова Пустелянги и повторили их как эхо:

– Гибнет Алтай! Вот что!..

– Гибнет! Верно это! – повторили другие, не понимая, в чем дело.

А Пустелянга гремел:

– Я говорю: опился Чет-алтаец араки и говорит худое! Как нет богов?.. Кто дает нам жизнь?.. Изменник он вере отцов!.. Смерть ему!..

В один миг вокруг Чета угрожающе сомкнулась толпа.

Дикое возбуждение вдруг передалось впечатлительным алтайцам. Руки потянулись к ножам.

Но Чет спокойно стоял среди толпы, опершись на коновязь. Только черные глаза его горели огнем презрения и внутренней силы.

Тутанхэ с восторгом смотрела на него.

Он опять заговорил:

– Эй, алтайцы! Я, Чет Челпан, говорю: нет Эрлика, нет Ак-Иаика и других наших богов! Кто скажет, что видел их?

Камы врут! Им денег и мяса надо. Есть добрый бог – он придет, он настанет…

– А ты видел его? – крикнул Айнтай.

– Нет, я не видел его, но он будет! – вдохновенно воскликнул Чет. – Он придет и все хорошо будет! Не надо будет бежать алтайцам за горы. Травы и стад много будет. Ему не надо камов и жертв. Он сам будет знать, кому что нужно, и даст. Он прикажет сжечь всех старых богов на костре и бубны тоже, – и шаманов тоже!..

Айнтай не выдержал этой последней угрозы и бешено крикнул:

– Врешь ты! Не сожжешь!..

– Сожгу! – твердо ответил Чет.

– Нет, ты не сожжешь! Ты умрешь раньше!..

И старик, выхватив нож, бросился на Чета.

Но Тутанхэ схватила отца сзади и, вырвав у него нож, бросила в сторону.

– Эй, отец, за смелое слово не тронь алтайца! – зазвенел ее голос. – Ты сам говорил: «За смелое слово коня отдам!» Не заступайся за богов – они сами могут за себя заступиться! Они убивают больных и слабых, пусть убьют и его, молодого и сильного! А ты не тронь!..

– Да, правда, – послышалось вдруг из толпы. Это говорил брат Канакуэна Тунгай. – Чет правду говорит – тяжело жить. Не помогают нам боги и камы! Верно говорит девка – не нам заступаться за богов, они сами должны постоять за себя.

Спокойная речь пожилого и уважаемого алтайца произвела успокаивающее действие.

Из толпы послышалось:

– Чет правду говорит – тяжело нам!

– Куда пойдем?.. Что боги дали?..

– Конечно, правда! Чет всегда хорошо говорит!..

А толпа уже смотрела на Чета изумленно и выжидательно, как будто узнала в нем сильного и боялась его…

Айнтай оправился и сказал Тутанхэ:

– Ну ладно, девка! Пусть будет по-твоему! Твой старый отец много жил, много видел людей, а такого шайтана, как Чет, не видал еще!

И обратившись к возбужденному Чету, сказал:

– Умен ты, парень, но худой твой ум! Покарают тебя боги! Помянешь ты меня, старика. Убьет тебя Эрлик!

И старик, пятясь, ушел в юрту.

– Убьет Эрлик! – страстно крикнул кам Пустелянга, сидевший уже на коне и, гикнув, понесся вскачь от аила.

Разошлась и толпа, трусливо сторонясь Чета.

– Эрлик убьет его!.. – перешептывались некоторые алтайцы… – Теперь убьет – кам сказал!

А Чет по-прежнему стоял у коновязи и насмешливыми глазами смотрел вслед уходящим.

Около него осталась одна Тутанхэ.

– Чет? – позвала она нежно.

– Что, Тутанхэ? Ты еще не уходишь от меня! Беги, а то Эрлик убьет и тебя! Ишь, каркают все!..

– Нет, Чет, не гони меня, я еду с тобой… к тебе!..

Алтаец вдруг порывисто обнял девушку, засмеялся и, страстно целуя ее, крикнул:

– Ко мне? Едем!..

Когда старый Айнтай, наговорившись с гостями о богохульстве и дерзости Чета, позвал Туханхэ, чтобы ехать домой, она была уже далеко, вместе с Чет-Челпаном.

V
Соперник

Изба Кирилла Устюгова стояла почти на краю села, широко раскинувшегося по красивой долине горной реки. Маленький, почерневший от времени домик с крышей, как на амбаре, ничем не выделялся от окружающих его домиков других «кержаков»[6]6
  Так зовут русских старообрядцев, бежавших на Алтай с реки Керженца, притока Волги.


[Закрыть], хотя Кирилл считался зажиточным и, говорили, имел много денег.

Кирилл – молодой мужик, лет 35, с грубым лицом, коренастый и сильный, был женат на женщине старше его летами, некрасивой и тощей.

Своей наружностью он напоминал алтайца. Это сходство его с туземными жителями, склонность к уединению, к верховой езде и охоте – возбуждали разные толки на его счет. Говорили, что мать его, красивая, но бедная кержачка, вышедшая замуж за такого же бедняка, долго не имела детей, и рождение Кирилла ставили в связь со временем, когда мужу ее пришлось повести какое-то дело с богатым алтайцем Мама и последний стал часто бывать у Устюгова. Говорили, что Марфа была главной приманкой алтайца Мама, и много денег его перешло в карман Зотея Устюгова, который, по странному стечению обстоятельств, всегда находился на покосе, когда у него был Мама. Некоторые, впрочем, шли в своих рассказах дальше. Они уверяли, что однажды Мама не воротился в аил, что тело его было найдено закопанным под сосной у деревни, а Зотей вскоре после этого нашел клад и стал торговать «пантами»[7]7
  Панты – маральи рога, стоящие в Китае 15–20 руб. фунт.


[Закрыть].

Кирилл после отца также занимался торговлей «пантами». Он скупал их у промышленников, алтайцев и русских, и отправлял «за границу» в Монголию, где выгодно перепродавал.

По делам торговли Кирилле приходилось часто ездить к алтайцам в аилы. Однажды он в аиле Канакуэна встретил старого Айнтая с Тутанхэ. С тех пор Кирилл не мог забыть девушку. Он зачастил в аил к Канакуэну и однажды, встретив там Айнтая, поехал с ним в его аил. Здесь, выпив араки, он без лишних слов попросил Айнтая отдать ему Тутанхэ в жены. Кирилл обещал выстроить аил, бросить жену и поселиться с Тутанхэ по-алтайски.

– Хорошо жить будем! Тебя возьмем к себе. Пей, Айн-тай, целый день араку!

– Нет, Кирилл, – говорил Айнтай, – твой Бог один, мой – другой. Нельзя смешивать веры, как нельзя смешать масло с водой. Попробуй смешать – не смешаешь.

– И веру брошу, – настаивал Кирилл, – Ульгеню молиться буду. Отдай Тутанхэ – жить без нее не могу!

– Попробуй коня в маральник[8]8
  Маральник – большой сад для маралов, огороженный высокой изгородью.


[Закрыть] пустить – не привыкнут маралы, и конь будет скучать – пропадет! Так и мы. Ты – русский, мы – алтайцы. Тебе будет худо, и Тутанхэ – худо.

Но Кирилл настаивал.

– Мой отец алтаец! Слышал, что про меня говорят? Это правда!

– Если верно, что говорят – совсем худо! Не дам Тутанхэ. Худой человек твоя мать. Я помню Мама – он был хороший человек – зачем убили? За деньги? Допивай араку и ступай домой. Не надо больше, не езди ко мне.

Увидев, что дело приняло совсем неожиданный и крутой поворот, Кирилл озверел:

– Старый дьявол! Убью и брошу, как падаль! Возьму Тутанхэ и буду держать, как собаку!..

И Кирилл бросился на старика. Но вбежали Чолтуш и Боднот, два племянника Айнтая, скрутили Кирилла, посадили на лошадь и настегали ее плетью.

Кирилл, бурый от злости, в бессильной ярости потрясал кулаком.

– Постойте, язви вас, я вам покажу!..

Айнтай с племянниками стоял у юрты и весело хохотал над улепетывающим Кириллой, смеялись и другие родичи и домочадцы Айнтая, только старуха Бабадай, сестра Айнтая, уныло качала головой:

– Ой, Айнтай, напрасно насмеялись над Кириллой! Злой человек. Не будет хорошо!..

Но Айнтай весело крикнул:

– Эрльдей просит у меня Тутанхэ за Утоната. Вот уйдет девка к зайсангу – не достать ее Кирилле – врет!

Но вскоре Кирилл узнал, что Тутанхэ ушла к Чет-Челпану… Ярости его не было границ.

Он бил ни в чем не повинную жену, детей, пил водку, дрался с кем попало и даже назло староверам стал курить табак, и часто после буйства седлал лошадь и уезжал в горы.

Никто не знал, куда он ездил.

А Кирилл пробирался к аилу Чет-Челпана, подползал к юрте и смотрел. Скрежетал от злости и ревности зубами, когда видел Тутанхэ с Четом весело разговаривающими, и измышлял план, как овладеть Тутанхэ.

Однажды Тутанхэ была одна. Чет куда-то уехал. Кирилл пробрался к юрте и, убедившись, что в ней кроме Тутанхэ никого нет, вошел.

Тутанхэ сидела и шила. Когда вошел Кирилл, она вздрогнула, но тотчас оправилась и приветливо указала место подле огня.

– Садись!..

Кирилл молча сел и уставился на Тутанхэ. Помолчали. Тутанхэ старалась быть спокойной и шила, а Кирилл угрюмо сопел и курил трубку.

Наконец Тутанхэ, как гостеприимной хозяйке, сделалось неловко:

– Что молчишь? Что слышно? Рассказывай!

– Пойдем жить ко мне! Вот что!..

– У тебя есть баба, а русским нельзя иметь две бабы! Нам тоже нельзя иметь больше одного мужа, а у меня есть один.

– Я брошу жену – ты брось Чета!

– Нет, я Чета не брошу, он умный, хороший человек.

– А я богат. У меня много лошадей, скота, много денег и дом, у твоего Чета один-два коня, нет денег и плохая юрта. Кто ж из нас умнее?

– Ты худо нажил. Твой отец и мать, говорят, убили человека…

Кирилл вдруг кинулся к ней и повалил на ковер.

Тутанхэ отчаянно защищалась, визжала, кусалась и извивалась в сильных руках мужика, стараясь в то же время вынуть из ножен нож.

Кирилл угадал ее намерение и, схватив за руки, придавил к земле.

Женщина задыхалась.

Кирилл был силен. Еще одно мгновение и насилие было бы совершено.

Но внезапно послышался топот приближающейся лошади и в ту же минуту сильный удар кулаком в голову оглушил Кирилла. Позади его стоял с расширенными ноздрями Чет-Челпан. Кирилл бросился на него с ножом в руках.

Тутанхэ предупредила его. Она, как волчица, бросилась к Кириллу, и ее маленький нож по рукоятку ушел в исступленного мужика.

– Вот тебе за меня, а вот за Чета!..

Тутанхэ хотела повторить удар, но Чет схватил ее за руку.

– Он – гость наш! – сказал Чет, задыхаясь от сдерживаемой ярости.

Тутанхэ вложила кровавый нож в ножны и, вся обмякнув, бледная, бессильно опустилась на пол.

В это время вбежала мать Чета, и они вдвоем склонились над лежащим Кириллом.

Тот глухо стонал.

Из раны его широкой лентой струилась кровь.

Старуха принесла какой-то травы, нажевала ее и, приложив к ране, обвязала опояской Кирилла.

– Здоров будет!

Потом они помогли Кириллу встать.

Тот поднялся бледный, шатаясь, и, не смотря ни на кого, двинулся к выходу.

Чет и старуха поддерживали его под руки.

Тутанхэ подвела лошадь.

Кирилла кое-как посадили в седло. Тутанхэ вскочила на своего белого иноходца, взяла повод лошади Кирилла и повела ее. Чет ехал рядом на Буланом, поддерживая раненого.

Кирилл качался в седле и припадал к шее лошади.

Недалеко от села его сдали на телегу проезжих русских.

VI
Бурхан идет

Необычно потекла жизнь Тутанхэ и Чета.

Бросив дерзкий вызов богам, Чет понимал, что нельзя уже воротиться к ним, и в то же время чувствовал невозможность бороться одному с вековыми обычаями массы. Между тем, на него были устремлены теперь глаза всех родных и знакомых. При встрече его особенно настойчиво спрашивали:

– Как поживаешь? Ни табышь?

Он отмалчивался и старался не глядеть в глаза встречным.

К сознанию бессилия, неуменья что-либо сделать у Чета примешивалась тайная боязнь богов, так как и Айнтай, и кам Пустелянга, и другие старики грозили ему:

– Худо будет, парень, – Эрлик думает, как отомстить тебе за гордость!

– Худо будет!..

Чет хмуро огрызался, как загнанный волк, а мысль упорно работала, ища выхода из этого положения. Алтаец нервничал и был близок к помешательству, ожидая чего-то необычайного.

Иногда Чет много говорил. Он вспоминал различные эпизоды, рисующие бессилие Эрлика и равнодушие доброго бога Ульгеня к горю Алтай-кижи[9]9
  Алтай-кижи – алтайский человек, алтаец.


[Закрыть], но больше молчал, ни с кем не говорил даже об обычных домашних вещах. Ездил одиноко по горам, забирался в леса, ложился под дерево и все думал.

Чистое бирюзовое небо широким шатром раскидывалось над ним. Вокруг, величественно-прекрасные, расстилались ландшафты родного Алтая, но Чет не видел их. Иногда молодой алтаец следил глазами за полетом халзана-беркута, сорвавшегося с соседней вершины, и мысленно сравнивал себя с ним, смелым и сильным.

Или на берегу шумящего горного потока проводил целые ночи у разложенного костра.

Буланый мирно щипал траву около него, а Чет, опустившись на хвою, смотрел, как в темном небе гасли красивые змейки искр от костра.

И невольно вдумчивый алтаец сравнивал эти золотые искры с жизнью Алтай-кижи, – людей Алтая. Как искры рождаются они, летят по чьей-то воле, как искры по воле ветра – и гаснут незамеченные и забытые, чтобы дать место новым искрам.

И страстно хотел алтаец, чтобы не так плохо жилось его братьям Алтай-кижи, чтобы исчезло зло и насилие на Алтае и вместо него явилось что-то вечное, неумирающее.

Тутанхэ понимала состояние Чета.

Нервность мужа и ожидание чего-то нового, необыкновенного и страшного передались и ее восприимчивой организации и перешли чуть не в ясновидение.

Видя угрюмые страдания любимого человека, она также страстно желала чуда, и мало-помалу это чувство перешло в уверенность. Чудо должно совершиться!

Большей частью Чет и Тутанхэ ездили по горам вместе, стараясь забраться в самую глушь, и там Чет возбужденно говорил ей, как следовало бы устроить жизнь людей. Тутанхэ старалась не проронить ни одного слова.

Однажды Тутанхэ ехала по долине ключа, ища отбившихся от стада баранов. По обыкновению, Тутанхэ ехала тихо и напевала героическую балладу про одного из любимых богатырей алтайцев:

 
– Тогда мрачный ехал Караты-Хан.
Сурово сдвинул он брови
И промеж них глубоко легла борозда.
Сзади него на быстрых конях дружина неслась
Вся в железе и стрелы в колчанах остры —
Караты-Хан ехал за местью.
Строптивый Бий-Керем с островерхой горы сделал набег
И отбил у него, Караты, косяк лошадей.
Молодая любимая Катын-Су плакала, провожая,
Говорила: «Не езди, ах! – пошли верного раба за себя».
Не внял Караты-Хан, и вот – едет!
Худой сон приснился Катын-Су:
Будто главная юрта в аиле рухнула.
И взволновались горы, заплакало синее небо.
С печальным рыданием проснулась Катын-Су
И говорила: «Умрет он – я знаю!»
И верно – сделалось так: погиб он!
Предательский лук натянулся и змея-стрела понеслась в
грудь,
И вспыхнули гневом очи в последний раз.
Склонилась голова к гриве коня.
Губы шепнули: «Катын-Су» и смолкли навсегда…
Так умер суровый Хан,
Много побед совершивший!
 

Темнело в долине. Вдалеке слышались стоны варнавки и мелодичное курлыкание журавлей. Горы сдвинулись и в небе заискрились звезды, а с запада быстро надвигалась грозовая туча, время от времени там вспыхивала молния, сердито рокотал гром.

Тутанхэ погнала иноходца, стараясь скрыться от грозы, но внезапно поднялся вихрь, туча покрыла небосвод и разразилась сильная гроза.

Казалось, что рушатся горы. Темное небо беспрестанно рассекалось молнией, и гром то гремел раскатами вверху, то забирался в ущелья и глухо и грозно рокотал там, точно в подземелье.

Тутанхэ в ужасе погоняла иноходца, как вдруг синяя молния озарила полнеба, и ударил страшный гром. Конь остановился, взвился на дыбы и упал на колени.

Тутанхэ вскинула глаза и увидела перед собой величественного всадника в белых одеждах на роскошно убранном белом, огромном коне.

Женщина невольно вздрогнула и едва слышно прошептала…

– Езень!

Но всадник расслышал ее приветствие, несмотря на бурю и гром.

– Яхши! – спокойно и звучно ответил он.

И от этого слова стало легко и небоязно Тутанхэ. Она даже забыла про гром и слышала лишь слова белого всадника.

– Слушай, женщина! – продолжал между тем чудесный незнакомец, – скажи дома, что видела меня, Ой-Рота[10]10
  Ой-Рот некогда был добрым царем алтайцев и душа его после смерти ушла на небо.


[Закрыть], друга бога Белого Бурхана! Скажи всем, что идет Бур-хан и с ним идет счастье, любовь и добро!..

Снова сверкнула молния и загремел гром, прервав речь величественного всадника, но снова прозвучали слова:

– Я – Ой-Рот, друг Белого Бурхана! Я говорю: скоро наступит царство света и мира. Во знамение правды своих слов – смотри – я прогоню грозу!..

Он сделал властный, спокойный жест. Мгновенно темное небо очистилось, и ярко загорелись на нем звезды.

Пораженная Тутанхэ опустила глаза к земле, и таинственный всадник исчез.

Все это произошло в один миг, но Тутанхэ ясно помнила малейшую подробность встречи с Ой-Ротом. Она запомнила черты его лица, прекрасного и величественного, и даже убранство коня, а слова Ой-Рота, спокойные и полные неземной силы, еще звучали в ее ушах, наполняя сердце радостью и восторгом.

Молодая алтаянка повернула иноходца и полетела назад, рыдая от счастья.

– Пришел добрый бог! Пришел!.. Как хорошо – пришел!..

Рассказ Тутанхэ радостно испугал Чета, но не удивил его.

– Так должно было быть.

Ему вспомнились былины и предания о боге Ульгене, добром и справедливом внуке Чингиз-Хана, который изображался в этих былинах также на белом коне.

Наконец явился новый добрый бог на землю и алтайцам будет опять хорошо жить – так же хорошо, как прежде, когда старый добрый Ой-Рот еще пребывал меж людей на земле и крепко стоял за них.

У алтайцев будет скот, будет много пастбищ для кочеванья, ибо русских Ой-Рот прогонит далеко на север.

Эрлик с сонмом злых духов провалится сквозь землю и не будет болезней на людях и падежа скота.

Яхши, яхши!.. Чудо совершилось: Белый Бурхан идет!

Но рассказывать о чуде сородичам Чет не хотел, пока сам не увидит Ой-Рота. Он боялся подвергнуть себя насмешкам со стороны враждебной партии приверженцев Пустелянги и Айнтая, так как на Алтае женщин даже не принято выслушивать, не только верить им. Сам же Чет в чуде не сомневался, он был твердо уверен, что Ой-Рот не может ограничиться явлением одной лишь Тутанхэ-женщине.

И Чет целые дни стал проводить одиноко в горах, зная, что ему каждый миг может явиться товарищ Белого Бур-хана – Ой-Рот.

И эта уверенность не обманула его.

Через несколько дней после происшедшего Чет, утомленный неотступными мыслями, задремал под огромной лиственницей невдалеке от своей юрты. Внезапно таинственная сила подняла его на воздух и, когда он открыл глаза, то был на вершине горы Херем, в нескольких верстах от юрты. Чет, пораженный, вскочил на ноги и увидел перед собой величавого старика в белых одеждах, от лица которого исходило такое сияние, что Чет не мог вынести его, как свет солнца, и покорно закрыл глаза.

Чудесный старик коснулся его лба, Чет открыл глаза и увидел, что вся вершина Херема покрыла людьми, простершимися ниц перед жертвенником из камней, на котором горел арчил, ароматный вереск. У жертвенника седой старик брызгал на огонь молоко из кувшина и воздевал руки вверх, как бы призывая благословение на молящихся.

И Чет услышал его голос:

 
«Вы, Сущие за белыми облаками,
За синими небесами —
Три Курбустана!
Ты, носящий четыре косы, —
Белый Бурхан!
Ты, Дух Алтая, —
Белый Бурхан!
Ты, поселивший в себе, в золоте и серебре,
Народ, Белый Алтай!
Ты, который светишь днем —
Солнце-Бурхан!
Ты, который светишь ночью —
Месяц Бурхан!
Да напишется мой зов
В книге Садур!»
 

И увидел Чет, как разорвалось небо и оттуда на жертвенник и на старца брызнул сноп ярких лучей. Чет опять радостно закрыл глаза.

Когда же через мгновение он открыл их – на вершине горы не было жертвенника и молящихся, а перед ним стоял величавый всадник в белых, как снег, одеждах, на белом коне и говорил:

– Я – Ой-Рот, говорю тебе: ты слышал, как надо молиться? Молись так же! Бурхан – бог мира и добра. Сила и милость его являются в свете солнца и луны, в огне, в тепле и в плодородии земли…

Я – Ой-Рот, друг Белого Бурхана! Я говорю тебе: молись так же и сожги своих идолов! Сожги!

Чет простерся ниц перед Ой-Ротом и поцеловал копыто его лошади, но, когда поднялся, чудесный всадник исчез, а Чета опять подхватило, точно вихрем, и он очутился под лиственницей у своего аила.

Пораженный и обрадованный явлением Ой-Рота, бросился Чет в аил и рассказал о своем видении всем родным и соседям.

Тутанхэ тотчас собрала все имеющиеся у них изображения прежних богов и Чет смело сжег их на огне очага.

Окружавшие его алтайцы в ужасе попадали на землю и ждали, что дерзкого богохульника не будет в живых. Придет молниеносный черный Эрлик и в миг сожжет Чета живым. Но, к величайшему их изумлению, ничего не произошло, и Чет с Тутанхэ вдохновенно рассказывали подробности встреч своих с Ой-Ротом.

Некоторые алтайцы усомнились было в их словах, но Чет и Тутанхэ страстно поклялись:

– Пусть два равных серых сокола сядут на мои плечи и растерзают грудь мою!..

Первая проповедь новой веры на Алтае произвела глубокое впечатление.

Несколько сородичей Чета тотчас принесли своих идолов и с тайным ужасом сожгли их.

Эрлик не отомстил и на этот раз.

Наоборот, солнце, долго и беспрерывно скрывавшееся в тучах, выглянуло, небо очистилось и долина Карлыка ожила, засмеялась и расцвела после долгого ненастья.

В этом увидели знак доброго Бурхана.

С криком радости несколько алтайцев вскочили на лошадей и помчались по аилам рассказать великую новость:

– Новый бог пришел – пришел Белый Бурхан…