Текст книги " Ключ от бронированной комнаты"
Автор книги: Александр Сапсай
Соавторы: Елена Зевелева
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
– Помню, помню, успокойся, Олеся, представь себе, очень хорошо помню. Только руку мою отпусти, пожалуйста. Потом как-нибудь на досуге поговорим. Мне сейчас некогда. Не до тебя с твоими воспоминаниями.
При этих словах Олеся, ехидно прищурившись, констатировала:
– С тобой, дорогая, мне теперь все ясненько. Богатый муж, значит. Или богатый любовник. Или, что вероятней всего, и то и другое вместе. Все, как говорится, в одном фужере. Платье от Ферре, туфли от Маноло Бланик, духи… – Здесь Олеся хищно принюхалась, наклонив голову поближе к Ольгиным волосам, а потом, глубоко вдохнув в себя исходящий от нее аромат бергамота, шербета, ландыша, немного задумавшись, добавила: – Да, так я и знала, духи тоже от Ферре. А сумка – это сто процентов «Шанель». Украшения, думаю, ого! – это «Шопар» и «Булгари», да? Я права? Да только это, дорогая, больше чем на тридцать тысяч баксов тянет. Не меньше, если не больше. И это все у обыкновенной бедной российской профессорши, получающей крошечную зарплату, как ты говоришь? Мне бы такую маленькую зарплату, – завершила свою длинную, рассчитанную на окружающих песню завистливая с детства «Леся Украинка», аж застонавшая от злости.
– А если я, Олеся, так же громко, как и ты, чтобы побольше народу слышало, тебя при всех препарирую? Тебе понравится?
– Это любой другой и без тебя сделает. «Поэта легко обидеть» – не так ли у нас на курсе говорили? У меня – всем и без тебя понятно – шмотки в лучшем случае «made ин Турция». Остальное, как видишь, московско-рыночного разлива.
– Я все же от себя добавлю, хоть ты и любишь прибедняться, – сказала Ольга. – Думаю, что мужа у тебя конечно же, у такой завистливой, нет и не может быть по определению, как сейчас говорят. А вот любовник если и есть, то далеко не тот, которого ты бы хотела. Работаешь ты скорей всего менеджером в каком-нибудь не шибко дорогом бутике. Не вылезаешь из депрессии. Потом, судя по виду, не дают тебе покоя больная печень, камни в почках, цистит, а то и, судя по насморку, хронический тонзиллит. Дальше перечислять не буду. И этого хватит. А вообще-то, моя дорогая Олеся, я сегодня пришла на нашу традиционную встречу не для того, чтобы с тобой выяснять отношения. Понимаешь? Ну вот и хорошо. Достаточно.
– Ну ты, Снежная королева, даешь. Уела-таки меня по самое некуда, – только и смогла выдавить из себя совершенно остолбеневшая от этих слов «Леся Украинка».
Стоявшие кружком рядом с ними сокурсники при этом стали все дружно, как по команде, смеяться. Олесю многие из них просто не переваривали. Ольгу, надо сказать, тоже не очень-то любили. Прежде всего женская половина курса не жаловала. А тут, на их всеобщее счастье, неожиданно настоящая дуэль женская вдруг разыгралась. Да и дальше, судя по всему, зрелище ожидалось не для слабонервных. Однако к явному неудовольствию присутствующих Андрей, отбившийся от своих приятелей и пробравшийся через плотное кольцо сокурсников к Ольге, решительно увел ее в сторону. От греха подальше.
– Андрюша, ты просто молодец. Ты мой вечный ангел-хранитель. Так и знай. Если бы не ты, у нас могло бы черт знает что произойти. Не исключаю, что мы могли бы в конце концов с этой дурочкой завистливой даже в морды – пардон – в личики друг другу вцепиться. И чего она меня всю жизнь, сколько знакомы, терпеть не может? Не пойму. Сегодня, можно сказать, такую обедню испортила. Причем что удивительно, ни с того ни с сего. Я ей в своей жизни никогда даже повода для этого не давала.
– Завидует скорей всего тебе со страшной силой. И всю жизнь завидовала. Ты же знаешь, что наша «Леся Украинка» всегда настоящей хабалкой была. Такта никакого. Зависть, наглость и хамство. Еще и жадность. Бог ее, видишь ли, сумел одновременно многими пороками наградить. Знаешь, скажу тебе по секрету: ребята, которые с ней в общаге жили, называли Олесю вовсе не так, как мы все. А исключительно «давалкой». Каждое утро ее в чьей-то постели обнаруживали – у африканцев, у арабов, а то и у наших истфаковских парней. Многие из них проводили с ней время. Но кстати, гардероб твой она просчитала весьма профессионально. Так что завидует, помяни мое слово.
– Чему завидовать-то? – спросила Ольга и звонко-звонко рассмеялась. – Тебе одному по большому секрету скажу. Галина моя, как только замуж вышла, шмоток да драгоценностей стала накупать немерено. А то, что ей надоедает, то она мне отдает. Фигуры у нас одинаковые, размеры – почти одни и те же, включая обувь. А вкус у нее отменный…
– Это я уже заметил, понял и оценил.
– К сожалению, понимаешь ли, на работу ее вещи я надевать не могу. Если начну это делать, наши бабы университетские меня совсем закопают. Мало того что многие из них по сей день исповедуют ханжескую психологию и неокоммунистических взглядов придерживаются. Так еще мне не хватает в этот огонь масла подлить своими шмотками. Да и неловко, понимаешь ли. Профессор, завкафедрой, получающий не больше двухсот долларов в месяц, ходит в вещах по несколько тысяч каждая. Это, я думаю, неэтично даже. А вот сегодня, можно сказать, бес попутал. Вырядилась. Вот и получила.
– Так что, видишь, сама подтверждаешь то, о чем я уже сказал. А ты говоришь, что нечему завидовать. Разве нечему? Сказать тебе? Или сама дойдешь?
– О чем это мы, Андрюша?! Господи боже мой! Столько лет не виделись, а сказать как будто нечего? Как же я рада тебя видеть. Я как будто оглохла, ослепла и на какое-то время даже лишилась дара речи, когда тебя в зале заметила. За столом – тем более. Мне вдруг показалось, что мы с тобой в этой столовке сидим одни. А народ весь куда-то исчез, испарился. Сейчас вот вижу, никто никуда не делся, все на месте, но главное, что это совсем не сон, мы с тобой вместе. – С этими словами Ольга взяла Андрея за руку. Так и стояли они вдвоем, перед входом в «стекляшку» – молча, глядя друг на друга и взявшись за руки. Но на них никто не обращал никакого внимания. Вечер был в полном разгаре. Сокурсники были поглощены собой, разговорами, воспоминаниями о студенческих годах.
– Давай-ка, дорогая, смотаем потихоньку удочки, убежим отсюда куда подальше, ты согласна? – спросил вдруг Андрей, увидев выскочившего в очередной раз покурить и даже не заметившего их прямо перед собой серьезно «датого» Малышкина.
– Еще как согласна. Хотела то же самое предложить тебе и я, да ты меня опередил, – ответила ему мгновенно Ольга. – Надо бы Ленку предупредить. Хотя ладно. Пошли.
Холодный воздух вмиг отрезвил Андрея. «Выпил вроде бы совсем немного, а в голову ударило с непривычки сильно, – подумал он, когда ждал Ольгу у выхода из ворот гуманитарного корпуса на проспект Вернадского. – Но, – поразмыслив, поправил себя, – ударила в голову не выпитая водка, в свое время мы пивали и побольше, а конечно же встреча с Оленькой. Вот теперь, как пионер, жду ее здесь у ворот, как когда-то. Знаю, что вот-вот она появится, а нервничаю при этом, как самый настоящий мальчишка».
– Андрюша! Извини, немного задержалась. Дело в том, что пока одевалась, наших еще набежало. Еле-еле вырвалась, представляешь? Какой же народ у нас все-таки любопытный, общительный, порой чересчур, да еще и говорливый, особенно мужики.
– Скажи, а Олеся случайно тебя в этой шикарной курточке не видела?
– Случайно видела.
– Значит, настроение ты ей испортила окончательно. А это, в свою очередь, говорит о том, что сегодняшняя встреча чревата для нее не только резким обострением депрессивного состояния, но и чем-нибудь гораздо похуже, – отходя под руку с Ольгой от МГУ, смеясь, заметил Андрей.
– Не прикалывайся ты. Хватит уже.
Андрей, вдруг неожиданно остановившись, крепко, изо всех сил обнял Ольгу. И стал жадно целовать ее волосы, руки, лицо… Чувствуя всем своим телом, как она дрожит, как горячо отвечает на его ласки, буквально впился в ее полураскрытые губы.
– Смотри, как мужику-то невтерпеж стало, – со смехом сказал один из проходивших мимо них по тротуару в сторону метро «Университет» интеллигентного вида немолодой уже мужчина в длинном современном плаще и в очках.
– Тебе-то что? Завидно небось, а? Эх ты, «уж, замуж, невтерпеж». Тоже, видно, хочешь? Так и скажи, тогда в пивнушку «01» с тобой не пойдем, – ответил ему второй, достаточно пожилой, одетый в короткую черную куртку из замши и черного же цвета шляпу баварского вида.
– Да нет, старина. Не злись. Я просто подумал, что это кто-то из наших бывших сокурсников, с которыми сегодня встречались. Пошутить немного хотел. Жаль, что никто из наших друзей не захотел с нами пойти продолжить, – вновь сказал первый.
При их словах Андрей с Ольгой с большим трудом, медленно, продолжая беспрерывно целоваться, все же оторвались друг от друга и с интересом посмотрели вслед уходящим неровной походкой неизвестным им людям.
– Извини, дорогая, я, видно, совсем голову потерял, как только тебя увидел, – смущенно проговорил Андрей, вновь беря Ольгу под руку. – Сколько лет мы с тобой не виделись? Наверное, целую жизнь, да?
– Ох, как же давным-давно все было. Да и было ли? Кто знает, кроме нас с тобой?
– Можешь мне верить, можешь не верить. Твое дело. Но очень часто, что бы я ни делал и где бы ни был, я всегда думал: а что бы ты сказала мне по тому или иному поводу? Как бы оценила тот или иной мой поступок? Что посоветовала бы мне в той или иной ситуации? Помнил тебя все эти годы. Не забывал ни на один день.
– Я что, Андрюша, твоим барометром или компасом за эти годы стала? – неловко пошутив, рассмеялась Ольга. – Кстати, скажи, а куда это мы с тобой сейчас идем? Если не ошибаюсь, по-моему, вслед за теми двумя мужчинами, в сторону метро. Ну хорошо, прогуляемся, а каковы наши дальнейшие планы?
– К сожалению, дорогая, у меня сегодня ночной рейс в Вашингтон, извини. Но часа два времени у нас с тобой все же есть. Если ты не возражаешь и не очень торопишься домой, мы вполне могли бы зайти куда-нибудь поблизости, поговорить без любопытных глаз, без назойливых сокурсников…
– Я этот район, как ты догадываешься, знаю неплохо. Около метро здесь есть кабачок, куда как раз те двое и пошли. Он называется довольно оригинально: «01. Пожарная часть». Мы с тобой уже и дошли до него. Только дорогу перейдем – и там.
Кабачок и впрямь был совсем неплох. Небольшой, уютный, стилизованный под свою забойную вывеску. То есть с сифонами с водой в виде огнетушителей, с пожарными рукавами для разлива пива и прочей пожарной атрибутикой, мастерски приспособленной для данного коммерческого заведения.
– Ну, давай рассказывай, Андрюша, как ты там, в Германии, прижился? Как работа? Я слышала, что ты сейчас один из лучших экспертов по русскому авангарду в Европе, так? На Сотбис и Кристи, говорят, светишься частенько? – спросила Ольга, как только они уселись за столик с видом на проспект в самом конце зала. – Только, пожалуйста, не делай таких удивленных глаз. Мне наши эмгэушные искусствоведы рассказывали. Правда, помнится, ты раньше больше иконописью интересовался.
– Переквалифицироваться пришлось. Сама знаешь: спрос рождает предложение. А на Западе сейчас наш авангард в самом фаворе. Да и наши доморощенные нувориши его тоже вдруг полюбили. Скупают – не поверишь – вовсю. Кто бы мог подумать?
– Это-то как раз я хорошо знаю. У моего зятя неплохая коллекция русских авангардистов. Так что мы, как здесь сейчас говорят, «в курсах».
– Надо же, как время быстро идет. Галка-палка уже замужем, замужняя дама. Я-то ее еще совсем крохой помню. А муж ее, как я понял из твоих слов, – настоящий Крез?
– Бери выше – российский высокопоставленный чиновник, что при определенных внутриполитических и экономических обстоятельствах оказывается куда круче.
– А как Олег твой? Он ведь, если мне не изменяет память, тоже российский чиновник не самого последнего ранга.
– Но к великому сожалению, далеко не Крез. Понимаешь, в Германию ты уезжал из одной России. А приехал сейчас совсем в другую страну. Посмотри хотя бы на наших истфаковцев внимательно. Сколько человек из них, например, по специальности работают? Единицы. А так – кто менеджер, кто бухгалтер, кто модельер… Лишь бы продержаться в этой жизни… Лишь бы выжить, выкарабкаться, понимаешь? Грустно…
– Но ты же, к примеру, работаешь. Ленка твоя тоже… Для вас же просто выжить недостаточно.
– Таких у нас если человек десять наберется, то хорошо. А выпуск наш, если помнишь, под полторы сотни человек был…
– Ладно, не будем о плохом и грустном, дорогая. Когда-нибудь и здесь, у вас, я уверен, все будет нормально. Через несколько лет сама убедишься в моей правоте.
– Видишь, ты все время говоришь – «у вас», сам, наверное, этого даже не замечая.
– Не придирайся. И здесь так многие сейчас говорят. А у меня это автоматом вылетает, – ответил Андрей. А потом, пристально смотря в глаза Ольги, неожиданно спросил: – Скажи, тебе хорошо с Олегом?
– Знаешь, я давно привыкла. А ты, значит, с Маринкой окончательно расстался?
– Да нет, у тебя не совсем верные сведения. Она меня бросила. Нашла себе в Германии богатого австралийского туриста и мигом укатила с ним осваивать пятый континент. Живет там, судя по всему, неплохо. Иногда мне звонит, расписывает свое райское житье-бытье. Говорит, что наконец-то абсолютно счастлива.
– А разве так бывает?
– Раз говорит, значит – бывает.
Немолодая, довольно симпатичная официантка принесла им, после того как они лихо управились с настоящей баварской рулькой с кислой капустой и пивом «Пауланер», долгожданный кофе с клубничным мороженым и сиропом. С нескрываемым интересом, посматривая на Андрея, она со вкусом расставила все на столике и, призывно покачивая широкими бедрами, неспешно отошла от них.
– Ты всегда нравился женщинам в возрасте, русским бабам колхозного типа и толстым еврейкам. Я давно это заметила, – тут же прокомментировала Ольга.
– А ты такая же язва…
– Язва не язва, ты лучше скажи: зла на меня не держишь, Андрюшка?
– Тебе правду сказать или то, что ты хочешь услышать?
– Не комментирую. Все ясно без слов.
– Зла я не держу, но до сей поры понять не могу, хоть убей, почему ты меня тогда так внезапно бросила. Извини, мне всегда казалось, что я тебе вовсе не безразличен. Но своим поступком ты этот миф уничтожила.
– Я часто думала над тем временем и наших с тобой отношениях. И даже сегодня, спустя столько лет, еще раз могу подтвердить: любила я тебя, конечно, по-настоящему, самозабвенно, «искренно и нежно». И ты, уверена, меня не меньше любил.
– И именно поэтому ты быстренько выскочила замуж за Олега?
– Почему бы тебе, например, не объяснить мне хотя бы сейчас, как ты мог всего через несколько месяцев после этого жениться на этой дубине провинциальной, Маринке?
– М-да! Оба мы тогда с тобой дров наломали много. До сих пор щепки летят, – с грустью и тоской в голосе проговорил Андрей, и они оба надолго замолчали, пристально глядя друг на друга.
Ольга слышала, как надрывается, играя победный марш, звонок мобильника в ее новой сумочке. Чувствовала, знала даже, что это звонит муж. Но ей очень не хотелось при Андрее разговаривать с ним. Принесенный официанткой кофе давно остыл. Растаяло и аппетитное клубничное мороженое, которое уже просто плавало в ярко-красном сиропе. Невольно возникшая за столом пауза затянулась. Легкое, приподнятое настроение сменилось противной тоской то ли по прошлому, то ли по будущему.
– Ты когда в Германию вернешься? – разрядила молчание Ольга.
– Недели через две, думаю, не раньше.
– Здорово, отлично! – оживилась она, совершенно неожиданно и резко сбросив с себя печаль. – Именно в это время я, запомни, как раз буду в гостях у своего брата Станислава, ты его должен, конечно, помнить. Он живет в Гармиш-Партенкирхене, под Мюнхеном.
– Чудное, сказочное курортное местечко. Несколько раз бывал там зимой, на горных лыжах катался. А что там делает Станислав?
– Он там уже несколько лет работает по контракту. Преподает в американском Маршалл-центре, знаешь такой? Он, к слову, известный ученый-политолог. Доктор наук. Профессор. Вот так-то. Время идет. Все растут на глазах, и мы с тобой не молодеем.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
…И в будущее
(Бавария. Гармиш-Партенкирхен. 2005)
– Вы не хотите подкрепиться? – оторвал Ольгу от воспоминаний своим вопросом сосед в мятом сером костюме, совершающий путешествие в Аугсбург, – Я смотрю, вы задремали, но поскольку стюардесса объявила, что легкий завтрак развозят, решил вас немножко потревожить.
– Большое вам спасибо за заботу! – привычно выпалила она, автоматически открывая раскладной столик.
В голове невольно всплыло нежданно-негаданно оставшееся в памяти прошлогоднее сравнение. В прошлом году во время путешествия из Мюнхена в Париж в комфортабельном автобусе, как раз вместе с выходцами из бывшего Союза ей довелось наблюдать любопытный момент. Уезжали они рано, в семь утра. В это время за столиками кафе на улицах баварской столицы уже сидели, видимо, перед работой, некоторые жители и плотно завтракали белыми баварскими сосисками с картофельным салатом и кислой тушеной капустой, запивая все это пивом из больших, стоящих на круглых картонных подставках с фирменными рисунками кружек. У некоторых, перед кем на столиках таких кружек стояло сразу несколько, что особенно запомнилось, при этом были лоснящиеся, а то и потные, достаточно грубые лица.
Приехали в Париж они примерно в такое же утреннее время. Там также за столиками бесчисленных кафе на улицах сидело немало людей. Разница между теми, которых она вчера еще видела в Германии, и теми, кто был в этот день во Франции, состояла лишь в том, что в Париже в это время завтрак жителей состоял из кофе, круассанов всевозможных форм и размеров, свежеиспеченных, хрустящих булочек, намазанных маслом и повидлом, сыра, ну, пожалуй, еще и кукурузных хлопьев в молоке. Вот и все. Совсем разные люди. А живут и всегда жили и те и другие – не чета нашим. Даже сравнить нельзя.
Дребезжащая тележка стюардессы с аэрофлотским завтраком подкатила к Ольгиному ряду. Аккуратненькая светловолосая девушка в униформе, приветливо улыбаясь, протянула ей запечатанное в плотную фольгу традиционное корытце с едой и налила в темно-серый пластмассовый стаканчик из большого, поблескивающего хромом чайника давно остывший кофе.
«Как бы там ни было, но перекусить все же стоит, – подумала Ольга, распечатывая незатейливый, почти как в прежние времена, „подарок“ Российских авиалиний. – Это тоже неплохо», – решила она для себя, увидев в корытце кусочек омлета, не первой свежести булочку, которую в народе давным-давно прозвали «шайбой», кусочек серого хлеба в целлофане, пару ломтиков сильно соленого лосося с двумя крошечными листиками вянущего не первый день салата, рядом с упаковками клубничного варенья и масла.
Внимательно посмотрев на соседа, с энтузиазмом уплетающего легкий завтрак, она поклевала немножко то, что предложили ей перекусить. Потом, открыв шторку иллюминатора, посмотрела на проносящиеся под крылом самолета густые дождевые тучи и, поняв, что посадка не за горами, решила досмотреть свой сон. Или хотя бы еще немножко повспоминать, зная, что потом ей такой радости больше не представится. Тем более что нынешнее путешествие заранее казалось Ольге таинственным, загадочным и почему-то очень многообещающим. Она ждала от нынешней поездки чего-то такого, чего даже представить себе не могла раньше. Почему? Ответа на этот вопрос у нее не было. Поэтому она волновалась и переживала больше обычного, хотя в отсутствии эмоций себя упрекнуть не могла никогда.
«О чем же еще мы с Андреем во время той встречи в „Пожарной части“ говорили, о чем еще я хотела узнать? – лихорадочно перебирая в голове будоражившие ее все время мысли, думала она. – Да нет, я не только хотела, я и спросила его».
И Ольга дословно вспомнила их разговор. Она тогда спросила: «Андрюша, я все время еще и о другом, совсем не о том, о чем мы до этого говорили, хотела тебя спросить. Помнишь ли наши с тобой поиски иконы моей семьи?
– Еще бы не помнить, конечно, помню. „Спас Нерукотворный“. Разве это когда-нибудь забудешь? Ну и как поиски? Ты оставила их? Или продолжаешь и сейчас? – насторожившись, спросил он.
– Есть определенные сдвиги… – уклончиво проговорила в ответ Ольга.
И вдруг неожиданно для самой себя оживилась:
– Ты в Германии, как я понимаю, дело сегодня со многими коллекционерами имеешь, не так ли? Слушай, ни от кого ты никогда за эти годы не слышал случайно о ней? Понимаешь, это не праздный вопрос. Дело в том, что, как мне известно, в Германии-то и видели „Спаса“ нашего после войны.
– Не может быть! Что ты говоришь? Если бы я хоть краем уха слышал, то запомнил бы, конечно. Да и тебя бы нашел или передач как-то тебе. Так что все, что связано с пребыванием „Спаса“ в Германии, – это скорее „нет“, чем „да“. Хотя постой-ка, не будем торопить события.
Тут Андрей неожиданно достал из кармана пачку не особо популярных в России немецких сигарет, неторопливо открыл ее, достал одну, прикурил от горевшей на столе свечки, глубоко затянулся. После этого он ненадолго задумался, выпуская дымок, а потом добавил:
– Есть у меня одна мысль. Понимаешь, живет как раз в Баварии один коллекционер, старичок совсем. Его коллекция икон – одна из лучших сегодня в Европе. Можно будет с ним попытаться встретиться, когда ты приедешь, и поговорить об этом. Если он не знает, то мало кто об этом может вообще знать. Если, конечно, то, что „Спас“ после войны был в Германии, на самом деле соответствует истине.
– Было бы здорово, Андрюша, – обрадовалась Ольга. Как раз в этот момент Андрей посмотрел на часы.
– Вот уж точно, – ахнул от удивления он, – счастливые и вправду часов не наблюдают. Времени, моя дорогая, у меня осталось просто в обрез. Теперь я даже проводить тебя не сумею, извини. В аэропорт бы не опоздать.
Быстро расплатившись, они пулей выскочили на улицу.
– Какой же я дурак? – Андрей резко остановился. – Ни телефона твоего не узнал, ни своего не оставил. Ладно, вот тебе моя визитка. А Станислава срочно давай координаты, запишу. Обязательно приеду в Гармиш, когда ты там будешь, так и знай».
– Девушка, скоро посадка, нужно пристегнуть ремень и установить спинку кресла в вертикальное положение. И к вам, мужчина, это относится. Или вы персонального приглашения ждете?
Ольга открыла глаза. Над ней склонилась молоденькая стюардесса, которая минут сорок назад развозила по салону еду в скрипучей тележке.
– Извините, не хотелось будить, но что делать, надо подготовиться к посадке.
– Ничего, я не спала. Спасибо!
Меньше чем через тридцать минут самолет мягко приземлился в аэропорту Мюнхена. «Мюниха» – как сказал хриплый голос в динамике.
Быстро пройдя необходимые формальности, Ольга очутилась в крепких объятиях брата, давно поджидавшего ее у стеклянных дверей аэровокзала баварской столицы – огромного, светлого и просторного, со множеством магазинчиков и магазинов, бистро, кафе и ресторанов.
– Как долетела? Как Москва? Как родители? Как Галка? Как Генка? Как твой муж? – тут же засыпал ее бесчисленными вопросами Станислав, выспрашивая все и обо всем, пока, катя перед собой коляску с вещами, они шли к расположенной у выхода в город стоянке.
– Подожди, наговоримся еще. Дай хоть осмотреться, по сторонам поглядеть, в себя прийти после полета, – взмолилась Ольга.
Кофейного цвета «Мерседес», стрелка спидометра которого вскоре перевалила за отметку 140, лихо уносил их по автобану, одному из лучших в Европе, в сторону курортного Гармиша, к самым Альпам. Если в Москве, откуда часа три назад Ольга вылетала, стояла глубокая осень и явно чувствовалось приближение зимы, то в Баварии о ее приближении ничего не напоминало. Здесь господствовала еще мягкая, теплая и, как всегда, дождливая европейская осень: светило неяркое, но еще теплое солнышко, деревья, однако, уже покрылись багряно-желтой листвой. На этом спокойном, выдержанном в нежных раннеосенних тонах фоне особенно четко, резко и красиво выделялись видимые задолго до подъезда к Гармишу покрытые снегом вершины баварских Альп.
– Ух, ты! Красота-то какая! – вырвался у Ольги восхищенный вздох. – Это тебе не наш мрачный типовой урбанистический пейзаж.
Твердо держащий в руках руль и привыкший за годы жизни за рубежом бережно относиться к правилам дорожного движения Станислав лишь кивнул в знак согласия.
– Ты вовремя приехала, сестричка, – сказал он, когда они проехали довольно запруженное машинами объездное кольцо вокруг Мюнхена. – Как раз на днях в нашем Маршалл-центре десятилетие со дня его основания будет отмечаться. Сплошные торжества намечаются, будешь почетной гостьей, я тебе обещаю. Только прошу тебя, все же пристегни ремень, здесь не принято ездить непристегнутыми даже на заднем сиденье. Это не Москва.
Вот и первые нарядные, альпийские шале с кирпично-красной черепицей появились. Непременная герань на окнах, фрески и старинные картины на стенах домов были примечательны для внешнего облика уютнейшего немецкого городка Гармиш-Партенкирхена, расположенного около самой высокой вершины баварских Альп Цугшпитце.
Сегодня Гармиш-Партенкирхен был известен миру не только как столица зимней Олимпиады 1936 года, популярный горнолыжный курорт и одно из красивейших мест Германии, но и как штаб-квартира Европейского центра по изучению вопросов безопасности имени Джорджа К. Маршалла, где и трудился вот уже четыре года российский преподаватель Центра, доктор политических наук, профессор Станислав Усольцев, брат Ольги.
В первый приезд ее к брату в гости он не только рассказал ей подробно о самом Центре, в котором работал, но и сводил ее туда на экскурсию.
Маршалл-центр разместился в построенных в конце тридцатых годов для подразделений вермахта казармах, когда-то называвшихся егерскими. Сразу после Второй мировой американская армия использовала их как лагерь для военнопленных. Позже здесь расквартировалась горнопехотная дивизия бундесвера, а затем хорошо известный в бывшем Советском Союзе советологический центр, теперь уже тоже бывший. В 1993 году эту привлекательную во всех смыслах базу со своими службами, инфраструктурой, спортивным комплексом, богатой библиотекой, в том числе на русском языке, передали созданному тогда же Центру имени Маршалла. Те, кто хорошо помнит фильм «Судьба резидента», наверняка узнали бы то место в горах, куда немецкие разведчики привозили для проверки на вшивость героя известного актера Ножкина. Это и есть казармы «Шеридан» и «Крафт фон Деллмензинген», никогда, кстати, для подобных целей не использовавшиеся.
Тогда же, в самый первый приезд, Ольге повезло в том, что брат показал ей Центр, что называется, снаружи и внутри. У входа в него Станислава и Ольгу встречали с десяток вооруженных джи-ай. Глобальная война Против терроризма требовала повышенной бдительности и осторожности. Центр, где всесторонне изучают эту проблему, не был исключением. Не случайно девизом центра стали слова «К демократии через доверие и согласие». На эмблеме – факел, символ знаний и свободы, две руки, соединившиеся в крепком рукопожатии, – знак сотрудничества и дружбы.
Брат с гордостью показывал тогда Ольге огромную территорию Маршалл-центра, где каждый камень, как говорится, имеет имя, отчество и фамилию. И это вовсе не было пиаром, к которому за долгие годы реформ привыкли российские жители как к неотъемлемому элементу своей жизни. Нет. Так принято в любой цивилизованной стране. Ольге особенно запомнились зал Николсона, названный в честь офицера-страноведа, члена военной миссии США Артура Николсона, смертельно раненного в 1985 году на территории Восточной Германии; корпус Вернера – с характерными башенными часами и с американским и немецким флагами на флагштоках. Там располагался большой конференц-зал и залы для семинарских занятий. Корпус назвали в честь Манфреда Вернера, бывшего министра обороны Германии и генерального секретаря НАТО, активного сторонника создания международного учебного заведения по вопросам безопасности в Гармиш-Партенкирхене.
Перед входом в центр стоял памятник генералу Джорджу Маршаллу – единственному военному, удостоенному Нобелевской премии мира, чья концепция развития послевоенной Европы и легла в основу создания Европейского центра по изучению вопросов безопасности.
Американские профессора, администрация, обслуга – все жили на территории Центра. Станислав же с семьей, как и большинство работающих в Гармише ученых-иностранцев, – в самом курортном городке. Вот и ставшая знакомой за эти несколько лет небольшая уютная улочка, ведущая в центр, – Ахенфельдштрассе. А вот и нарядный трехэтажный особняк, к которому они лихо подрулили, где семья брата снимала два этажа.
Ольгу здесь давно ждали. К ее приезду, по всей вероятности, загодя активно готовились. На ней тут же повисли с радостными возгласами младшие дочки брата Ирина и Катюшка. Старший сын Костик уже третий год учился в США, в университете имени Дж. Вашингтона в Сиэтле. Первым делом Ольга раздала домочадцам свои московские подарки. А их было немало. И не только от нее с Олегом, но и от всей многочисленной родни. Каждый из их большого клана хотел порадовать семью Станислава, пользуясь Ольгиным визитом к брату.
– Молодец, дорогуля, аппетит у тебя, как и в детстве, отменный, и как же при этом тебе удается оставаться в такой отличной спортивной форме? – проговорил Станислав, когда они сели за стол, подкладывая Ольге громадный кусок айсбайна с кислой капустой – фирменного немецкого блюда, которое научилась великолепно готовить Наталья, его жена.
– Да покушать вкусно, как ты знаешь, мы все любим. Это у нас семейное, – отвечала Ольга, положив в рот кусочек аппетитнейшей свиной рульки, причмокивая от удовольствия, дабы показать, как ей на самом деле нравится то, что приготовили к ее приезду. – Это во-первых, – продолжала она, добавляя специально выбранный братом для нее соус из того большого количества баночек с приправами, которое всегда присутствовало за едой в его доме. – А во-вторых, как ты знаешь, толстых у нас в роду никого не было и нет. Вы все тоже не пятитонки, а настоящие стройняшки; судя по тому, как и сколько вы едите, совсем непохоже, чтобы, как просвещенные американцы, калории за обедом да за ужином подсчитывали. Что же касается меня лично, то специальный комплекс упражнений я каждый день, чтоб вы знали, делаю. Да и в фитнес Аллин, то есть Геннадиев теперь, – поперхнувшись на полуслове, поправила она себя тут же, – хожу. Точнее будет сказать – ходила до его разгрома, – опять поправилась она.
– Ты, я смотрю, настоящий препод, – засмеялась Наталья, шутя передразнивая Ольгу: – «Во-первых. Во-вторых. В-третьих».
– Подожди, – перебил ее муж, – о смерти Аллы все мы знаем, а о каком разгроме фитнеса, скажи, идет речь? Это что-то новое? Или все то же самое, только продолжение?